Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
О блаженная мати Матроно, душею на небеси пред Престолом Божиим предстоящи, телом же на земли почивающи, и данною ти свыше благодатию различныя чудеса источающи. Призри ныне милостивным твоим оком на ны, грешныя, в скорбех, болезнех и греховных искушениих дни своя иждивающия, утеши ны, отчаянныя, исцели недуги наши лютыя, от Бога нам по грехом нашим попущаемыя, избави нас от многих бед и обстояний, умоли Господа нашего Иисуса Христа простити нам вся наша согрешения, беззакония и грехопадения, имиже мы от юности нашея даже до настоящаго дне и часа согрешихом, да твоими молитвами получивше благодать и велию милость, прославим в Троице Единаго Бога, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
В Петербурге, где она появилась так, словно возникла ниоткуда, не нашлось бы ни одного человека, которому бы было известно ее место рождения, кто она по происхождению, каким ветром ее занесло в Россию, сколько ей лет. Крошечный салон ее, желая, чтобы им погадали, посещали почтенные немолодые дамы, не оставившие грез о романтических приключениях, – и гадалка именно это и предсказывала увядающим матронам. Превосходно, видимо, разбираясь в человеческой психологии, фрау Кирхгоф знала: если искать приключения, почти всегда они находятся.
В конце 1811 года сам русский император, имевший тяготение к мистике, наведался к Александре Кирхгоф: предчувствуя, что войны с Наполеоном не избежать, воевать он не желал – и поиск разрешения этой дилеммы привел его в салон прорицательницы. Невольный очевидец этого тайного визита Александра I офицер К. фон Мартенс рассказал о нем в своих мемуарных записках:
«Однажды вечером я находился у этой дамы, когда у дверей ее квартиры раздался звонок, а затем в комнату вбежала служанка и прошептала: „Император!“
– Ради бога, спрячьтесь в этом кабинете, – сказала мне вполголоса г-жа Кирхгоф, – если император увидит вас со мною, то вы погибли.
Я исполнил ее совет, но через отверстия, проделанные в дверях, вероятно, нарочно, мог видеть все, что происходило в зале. Император вошел в комнату в сопровождении генерал-адъютанта Уварова. Они были оба в статском платье, и по тому, как император поздоровался, можно было понять, что он надеялся быть неузнанным. Г-жа Кирхгоф стала гадать ему.
„Вы не то, чем кажетесь, – вкрадчиво сказала она, – но я не вижу по картам, кто вы такой. Вы находитесь в двусмысленном, очень трудном, даже опасном положении. Вы не знаете, на что решиться. Ваши дела пойдут блестяще, если вы будете действовать смело и энергично. Вначале вы испытаете большое несчастье, но, вооружившись твердостью и решимостью, преодолеете бедствие. Вам предстоит блестящее будущее“.
Император сидел, низко склонив голову на руку, и пристально смотрел в карты. При последних словах он вскочил и воскликнул: „Пойдем, брат!“ – и уехал вместе с ним в санях».
Исторические события следующего, 1812 года нам хорошо известны: вторжение французов, оставление Москвы и последовавшая за этим победная кампания, в результате которой была почти полностью уничтожена великая армия Наполеона.
По окончании войны 1812 года набережные Петербурга заполонили молодые люди в мундирах. Началось оживление салонной жизни, множилось число светских развлечений. Победители выставляли напоказ награды и демонстрировали показную смелость. Не успевшим понюхать пороху юношам хотелось доказать: им не занимать храбрости в сравнении с обладателями эполет. Все отчаянно принялись заигрывать с чужими женами во время балов, спускать состояния за игорными столами, легкомысленно вызывать и беспечно принимать вызовы на дуэль.
Как известно, суеверие в особенности отличает забубенных охотников за приключениями. Прежде чем вступить в игру с последними деньгами, объявить решительное признание надменной красавице, ехать стреляться, эти ловцы удачи наведывались к гадалкам. И волею судьбы в кругу, образованном молодыми офицерами, повесами и бретерами, чрезвычайная популярность досталась именно Александре Кирхгоф.
Как только ее ни величали: старуха, тетка, даже ведьма. «Ведьма знает, ведьма не соврет», – нередко говаривал о ней Пушкин. Однако следует помнить, что так уничижительно называли гадалку по большей части молодые люди, которые и тридцатилетних женщин почитают пожилыми дамами. Для петербургских повес она была Александр Македонский – вероятно, забавным прозвищем они наделили Александру Филипповну оттого, что родителя знаменитого завоевателя тоже звали Филипп. Между тем, несмотря на то что по-всякому подшучивали над фрау, они заглядывали к ней регулярно. Должно быть, ею были успешно предсказаны исходы нескольких дуэлей или карточных игр. Так или иначе, салон госпожи Кирхгоф посещали чаще других подобных мест в Санкт-Петербурге.
И все же никогда бы не сохранила история память о простой гадалке, никогда бы не получили широкую известность ее прорицания, не приди к ней в один из дней 1818 года Александр Сергеевич Пушкин с веселой компанией. Об этом посещении и услышанном предсказании он впоследствии часто рассказывал друзьям и знакомым, особенно когда заходил разговор об его наклонности к суеверию и о приметах. Так в 1833 году в Казани об этом случае услышала от него писательница Александра Андреевна Фукс, которая и привела его в своих воспоминаниях о поэте. Александр Сергеевич поведал ей следующее:
«Быть таким суеверным заставил меня один случай. Раз пошел я с Н. В. В. [Никита Всеволожский] ходить по Невскому проспекту, и из проказ зашли к кофейной гадальщице. Мы просили ее нам погадать и, не говоря о прошедшем, сказать будущее. «Вы, – сказала она мне, – на этих днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который вам будет предлагать хорошее по службе место; потом, в скором времени, получите через письмо неожиданные деньги; третие, я должна вам сказать, что вы кончите вашу жизнь неестественной смертию»… Без сомнения я забыл в тот же день и о гадании и о гадальщице. Но спустя недели две после этого предсказания, и опять на Невском проспекте, я действительно встретился с моим давнишним приятелем, который служил в Варшаве при великом князе Константине Павловиче и перешел служить в Петербург; он мне предлагал и советовал занять его место в Варшаве, уверяя меня, что Цесаревич этого желает. Вот первый раз после гаданья, когда я вспомнил о гадальщице. Чрез несколько дней после встречи с знакомым я в самом деле получил с почты письмо с деньгами; и мог ли я ожидать их? Эти деньги прислал мой лицейский товарищ, с которым мы, бывши еще учениками, играли в карты, и я его обыграл: он, получа после умершего отца наследство, прислал мне долг, которого я не только не ожидал, но и забыл об нем. Теперь надобно сбыться третьему предсказанию, и я в этом совершенно уверен».
Третье предсказание – это слова гадалки: «Может быть, ты проживешь долго; но на 37-м году жизни берегись белого человека, белой лошади или белой головы». Между прочим, согласно свидетельству Льва Сергеевича Пушкина, поэту была предсказана Кирхгофшей еще и роковая женитьба.
Александр Сергеевич слегка лукавил, связывая свою наклонность к суеверию с быстрым исполнением пророчества фрау Кирхгоф. Мистической настроенностью он отличался с юных лет. Причем не просто верил в приметы, а бывал болезненно суеверным. Поэт нередко посещал гадалок, с живым интересом внимал их прорицаниям и впоследствии искал соответствия. Мы знаем (это документально подтверждено), что Пушкин почти слепо верил в защитную силу оберегов, амулетов, талисманов и камней. Достаточно вспомнить историю его перстня, талисмана, в магической силе которого он не сомневался и которому посвятил одноименное стихотворение.
Между тем многие сны поэта и отмечаемые им приметы оказывались вещими. Взять хотя бы несостоявшуюся поездку Пушкина из Михайловского в Петербург в 1825 году. Вот что, со слов поэта, рассказывал об этом случае Сергей Соболевский:
«Известие о кончине императора Александра Павловича и о происходивших вследствие оной колебаниях по вопросу о престолонаследии дошло до Михайловского около 10 декабря. Пушкину давно хотелось увидаться с его петербургскими приятелями. Рассчитывая, что при таких важных обстоятельствах не обратят строгого внимания на его непослушание, он решился отправиться туда; но как быть? В гостинице остановиться нельзя – потребуют паспорта; у великосветских друзей тоже опасно – огласится тайный приезд ссыльного. Он положил заехать сперва на квартиру к Рылееву, который вел жизнь не светскую, и от него запастись сведениями. Итак, Пушкин приказывает готовить повозку, а слуге собираться с ним в Питер; сам же едет проститься с тригорскими соседками. Но вот, на пути в Тригорское, заяц перебегает через дорогу; на возвратном пути из Тригорского в Михайловское – еще заяц! Пушкин в досаде приезжает домой; ему докладывают, что слуга, назначенный с ним ехать, заболел вдруг белою горячкой. Распоряжение поручается другому. Наконец повозка заложена, трогаются от подъезда. Глядь – в воротах встречается священник, который шел проститься с отъезжающим барином. Всех этих встреч – не под силу суеверному Пушкину; он возвращается от ворот домой и остается у себя в деревне. „А вот каковы бы были последствия моей поездки, – прибавлял Пушкин. – Я рассчитывал приехать в Петербург поздно вечером, чтоб не огласился слишком скоро мой приезд, и, следовательно, попал бы к Рылееву прямо на совещание 13 декабря. Меня приняли бы с восторгом; вероятно, я <…> попал бы с прочими на Сенатскую площадь и не сидел бы теперь с вами, мои милые!“»
Ночью перед днем, когда казнили декабристов, Пушкин видел во сне пять выпавших зубов.
Тем временем Петербург полнился слухами про сбывшиеся роковые предсказания госпожи Кирхгоф. Из уст в уста передавалась нашумевшая история, связанная с военным генерал-губернатором Санкт-Петербурга Михаилом Андреевичем Милорадовичем, блистательным офицером и отважным воином, участником более полусотни кровопролитных сражений, в ходе которых он ни разу не был ранен. По этому поводу Милорадович с улыбкой говаривал, что пуля для него еще не отлита.
И вот этому боевому генералу, которому было совершенно чуждо всякое суеверие, то ли забавы ради, то ли по причине любопытства в начале декабря 1825 года вздумалось навестить ту самую Александру Киргхоф. В этот раз она гадала на кофейной гуще, рассмотрев которую подняла от чашки немигающий, печальный взгляд и, видя перед собой искрящиеся глаза сдерживающего смех генерала, ровно, бесстрастно предсказала: по прошествии двух недель его убьют принародно. Милорадович воспринял сказанное с улыбкой. Однако 14 декабря на мятежной Сенатской площади, когда он решил в одиночку восстановить порядок и, подъехав на лошади к выстроенному в форме каре Московскому полку, основе восставших, обратился к солдатам, штатский человек смертельно ранил героя Отечественной войны 1812 года, самого могущественного военачальника России тех лет. Возможно даже, в этот момент генерал Милорадович вспомнил гадалку, чье предсказание не воспринял всерьез. Хотя вряд ли…
Заслуживающих доверия свидетельств не существует, но, по слухам, Александрой Кирхгоф была предсказана жестокая кончина также Александру Сергеевичу Грибоедову. Будучи человеком скрытным, Грибоедов на этот счет предпочитал не рассуждать. «Ведьмино» предсказание он воспринял с желчной ироничностью, про посещение же фрау в 1817 году отозвался следующим образом: «На днях ездил я к Кирхгофше гадать о том, что со мною будет. Да она такой вздор врет, хуже Загоскина комедий!» Однако слухи про это предсказание распространились по Петербургу весьма широко еще при жизни Грибоедова, ну, а после осуществления рокового прорицания в 1829 году – как известно, Грибоедов принял мучительную смерть в Тегеране от рук толпы обезумевших фанатиков – об этом только ленивый не говорил.
Возвращаясь к Пушкину, следует сказать, что причиной его тревожности вследствие приближения тридцать седьмого года своей жизни были не только пророческие слова Александры Кирхгоф, но также иные предсказания, которые менее известны. Вообще мистика присутствовала в жизни всех Пушкиных: от одних к другим ими передавались семейные предания про явления почивших представителей рода, призраков-двойников. И с этими преданиями был связан белый цвет. Матушка Александра Сергеевича, Надежда Осиповна, была преследуема таинственной «белой женщиной». Склонность к суеверию была присуща не одному поэту. Его старшую сестру Ольгу серьезно увлекали мистика, гадание, хиромантия и предсказания. Что если предсказанное гадалкой Кирхгоф так впечатлило Александра Пушкина потому, что ему уже доводилось слышать что-то похожее от Ольги?..
Как-то после окончания обучения в лицее восемнадцатилетний Пушкин, которому были известны ее увлечения, упросил сестру, чтобы та погадала ему по руке. Ольга долго ему отказывала, однако Александру было не занимать умения стоять на своем, и в конце концов сестра сдалась. Он протянул раскрытую ладонь улыбающейся Ольге, которая, всмотревшись в линии на ней, покрылась бледностью. Она сжала руку юного поэта и шепотом произнесла: «О, Александр!.. Вижу, грозит тебе насильственная смерть… и еще не в пожилые годы».
Это пророчество Пушкин услышал за много времени до посещения петербургской пророчицы с немецкой фамилией. А спустя некоторое время после того, как в уме его глубоко запечатлелись слова Александры Кирхгоф, знакомцем сосланного в Одессу поэта стал какой-то грек-предсказатель. Александр Сергеевич попросил грека рассказать про его судьбу, и тот вывез его в лунную ночь за пределы города, остановил лошадей в степи и посреди тишины ночи, нарушаемой лишь стрекотом цикад, велел Пушкину назвать час, день и год его появления на свет. Услышав ответ, грек впал в задумчивость, а потом, спустя какое-то время, он предрек поэту, что ему принесет смерть «белый человек», повторив по сути предсказание петербургской сивиллы.
Кого бы оставили равнодушным подобные совпадения? Пушкин же, словно он вступил в игру с судьбой, еще раз прибег к услугам гадалки. Это происходило уже в Москве, по окончании михайловской ссылки. Про это было рассказано П. И. Бартеневым: «В то время в Москве жила известная гадальщица, у которой некогда был или бывал даже государь Александр Павлович. Пушкин не раз высказывал желание побывать у этой гадальщицы, но Е. Н. Ушакова постоянно отговаривала его. Однажды Пушкин пришел к Ушаковым и в разговоре сообщил, что он был у гадальщицы, которая предсказала ему, что он „умрет от своей жены“».
В связи с этим невольно приходит на память, как долго, нервно и хлопотно сватался поэт к Наталье Гончаровой, как потом в ходе венчания с аналоя упали крест с Евангелием, а в руке у Александра Сергеевича погасла свеча, – будто самим Провидением он был удерживаем от этого шага, словно оно его от этого пыталось предохранить, являя предупредительные знаки.
Предсказанное фрау Кирхгоф Пушкину сбылось. Пересказы разными людьми рассказа поэта об ее посещении и услышанном прорицании гадалки имеют отличия, иногда существенные. В частности, Алексеем Николаевичем Вульфом приводится такой вариант, записанный М. И. Семевским: «В 1817 или 1818 году, то есть вскоре по выпуске из Лицея, Пушкин встретился с одним из своих приятелей, капитаном л. – гв. Измайловского полка (забыл его фамилию). Капитан пригласил поэта зайти к знаменитой в то время в Петербурге какой-то гадальщице: барыня эта мастерски предсказывала по линиям на ладонях к ней приходящих лиц. Поглядела она руку Пушкина и заметила, что у того черты, образующие фигуру, известную в хиромантии под именем стола, обыкновенно сходящиеся к одной стороне ладони, у Пушкина оказались совершенно друг другу параллельными… Ворожея внимательно и долго их рассматривала и наконец объявила, что владелец этой ладони умрет насильственной смертью, его убьет из-за женщины белокурый молодой мужчина… Взглянув затем на ладонь капитана – ворожея с ужасом объявила, что офицер также погибнет насильственной смертью, но погибнет гораздо ранее против его приятеля: быть может, на днях…
Молодые люди вышли смущенные… На другой день Пушкин узнал, что капитан убит утром в казармах одним солдатом. Был ли солдат пьян или приведен был в бешенство каким-нибудь взысканием, сделанным ему капитаном, как бы то ни было, но солдат схватил ружье и штыком заколол своего ротного командира… Столь скорое осуществление одного предсказания ворожеи так подействовало на Пушкина, что тот еще осенью 1835 года, едучи со мной из Петербурга в деревню, вспоминал об этом эпизоде своей молодости и говорил, что ждет и над собой исполнения пророчества колдуньи».
Разумеется, имеющий наклонность к суевериям поэт не мог безучастно воспринимать то, что сбывались прорицания Кирхгофши. И неважно, гадала она ему на кофейной гуще или по линиям на ладони – факт остается фактом: предсказание ее оказало влияние на последующую жизнь Александра Сергеевича, даже в некоторых случаях определяло его поведение. При этом следует учитывать, что вера в приметы не делала поэта трусом: по большому счету фаталист, Пушкин скорее испытывал судьбу, отвечал на ее вызов.
Поэтому в одних случаях он вовсе не пренебрегал осторожностью, в других же прямо смотрел в дуло направленных на него пистолетных стволов. Эта смертельно опасная и завораживающая игра принимала иной раз причудливейшие формы, в ней случались неожиданнейшие повороты. Ведь если предречено, что смерть принесет «белая голова» или «белая лошадь», то ничто другое не убьет.
Как он ее ни испытывал, Фортуна с недюжинным терпением предохраняла Пушкина от направленных на него ударов. Особенно наглядна в этом смысле история января 1836 года, когда поэтом был вызван на дуэль граф В. А. Сологуб. Александр Сергеевич, посчитав, что на балу тот был дерзостно нескромен во время разговора с Натальей Гончаровой, направил графу письменный вызов. Однако по окончании бала вызов до него не дошел, так как Сологуб сразу отбыл в Тверь. Уже в Твери в конце месяца он получил послание за подписью А. Н. Карамзина, который исполнял просьбу поэта и передавал вызов Сологубу. Граф ответил, что готов дать удовлетворение Пушкину. Тот собрался было выезжать в Тверь, но тут безвременно скончалась матушка поэта. Задержанный похоронами и другими делами, он написал Сологубу, что не имеет возможности приехать, и просил его за это извинить. Лишь в первый день мая Пушкин добрался до Твери, но там его ждало послание от графа, которого именно в этот день дела принудили в срочном порядке выехать из города. Поэт вернулся в Москву, где четвертого мая приехавший граф Сологуб потребовал у него объяснений. Дуэль предотвратило лишь вмешательство друга поэта Павла Нащокина, которому удалось примирить Пушкина и Сологуба.
Предсказание угнетало поэта и в то же время позволяло ему иногда быть совершенно беспечным. Так, многих удивляло спокойствие Пушкина накануне поединка с прозванным Американцем графом Толстым, несмотря на то, что тот был завзятым дуэлянтом. По свидетельству А. Н. Вульфа, готовясь к дуэли и стреляя вместе с ним в цель, поэт раз десять повторил: «Этот меня не убьет, а убьет белокурый, так колдунья пророчила».
Что касается его настороженности и душевного напряжения, они проявлялись так же наглядно, особенно незадолго до конца жизни Пушкина. Навестив как-то Зинаиду Александровну Волконскую, он нашел ее сильно расстроенной, точнее, она была в горе: обстановку ее роскошного дома украшали статуи, и одна из них осталась без руки – кто-то ее отбил. Один из друзей поэта вызвался приделать руку, а к Пушкину обратились с просьбой, чтобы он подержал лестницу и свечу. «Нет, нет, – вскричал поэт, – я держать лестницу не стану! Ты белокурый. Можешь упасть и пришибить меня на месте». Этот эпизод известен багодаря воспоминаниям В. А. Нащокиной, которая сообщила про еще один, подобный случай. Будучи в каком-то доме, «в числе гостей Пушкин заметил одного светлоглазого, белокурого офицера, который так пристально и внимательно разглядывал поэта, что тот вспомнил пророчество, поспешил удалиться от него из зала в другую комнату, опасаясь, как бы тот не вздумал его убить. Офицер последовал за ним, и так и проходили они из комнаты в комнату в продолжение большей части вечера. „Мне и совестно было, и неловко было, – говорит поэт, – и, однако, я должен сознаться, что порядочно-таки струхнул“».
Держа в голове все то же пророчество, Пушкин, для которого верховая езда была любимым занятием, отказывался от прогулки верхом, если в его распоряжении была лошадь только белой масти.
С. А. Соболевским было сообщено следующее: «По свидетельству покойного П. В. Нащокина, в конце 1830 года, живя в Москве, раздосадованный разными мелочными обстоятельствами, он (Пушкин) выразил желание ехать в Польшу, чтобы там принять участие в войне: в неприятельском лагере находился кто-то по имени Вейскопф (белая голова), и Пушкин говорил другу своему: „Посмотри, сбудется слово немки, и он непременно убьет меня“».
Схожую фамилию, Вейсгаупт, носил вождь иллюминатского крыла масонства, в которое Пушкин был принят. Во времена поэта иллюминатской ложей в Петербурге была «Полярная звезда», и Александр Сергеевич относился к ней негативно. Сергей Соболевский «как-то изъявил свое удивление Пушкину о том, что он отстранился от масонства, в которое был принят, и что он не принадлежал ни к какому тайному обществу». Поэт отвечал другу: «Разве ты не знаешь, что все филантропические и гуманитарные общества, даже и самое масонство, получили от Адама Вейсгаупта направление, презрительное и враждебное существующим государственным порядкам. Как же мне было приставать к ним?» Можно предположить, что фамилия главного иллюмината лишь укрепила Александра Сергеевича в его неприставании.
Практически всем знакомым поэта было известно про предсказание госпожи Кирхгоф, а в течение нескольких лет, предшествовавших его гибели, Пушкин сам заставлял окружающих вспоминать о пророчестве, все чаще испытывая судьбу. По воспоминаниям А. Н. Муравьева, на обращенный к нему вопрос, по какой причине Пушкин, оказавший ему «столь много приязни», написал на него такую злую эпиграмму [ «Лук звенит, стрела трепещет»], Соболевский отвечал: «Пушкин довольно суеверен, и потому, как только случай сведет его с человеком, имеющим все сии наружные свойства [то есть белокурость и высокий рост], ему сейчас приходит на мысль испытать: не это ли роковой человек? Он даже старается раздражить его, чтобы скорее искусить свою судьбу».
В последние годы своей жизни поэт искушал свою судьбу просто-таки с одержимостью. В 1836 году он рассылал множество вызовов на поединок, зачастую мотивируя их ничтожными или надуманными поводами, избирая соперников себе не под стать.
3 февраля 1836 года Пушкин был посещен соседом Гончаровых по имению Семеном Семеновичом Хлюстиным. Движимый желанием поддерживать беседу, неловкий провинциал простодушно произнес несколько нелепостей, касающихся литературы. Пушкина вдруг охватило возмущение, и гость услышал в свой адрес оскорбительные дерзости. Само собой, он был обижен. Возможно, он уступал поэту во всем, что касалось вопросов литературы, зато честью поступаться не собирался и потребовал у хозяина удовлетворения. Удивительно легко приняв вызов, Александр Сергеевич обратился к С. А. Соболевскому за содействием в качестве секунданта. Благоразумный человек, тот предпринял меры к тому, чтобы примирить своего друга с Хлюстиным.
Между тем Петербургские салоны полнились слухами о том, что Наталья Николаевна неверна супругу. Ей даже приписывали амурную связь с императором. 5 февраля 1836 года поэт вызвал на дуэль князя Н. Г. Репнина, будучи уверен, что тот входит в число людей, которые распространяют оскорбительные слухи. Друзьям потребовались большие усилия, чтобы переубедить Александра Сергеевича, который в конце концов согласился с тем, что Репнин был кем-то оклеветан из желания добиться его столкновения с ним, Пушкиным. Дуэли и на этот раз – четвертый за год! – удалось избежать. Однако 4 ноября этого же года Пушкин получил с почтой «Патент на звание рогоносца», анонимный пасквиль с масонской печатью, одновременно три экземпляра. Текст на французском языке сообщал: «Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев в полном составе своем, под председательством великого магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали Александра Пушкина коадъютором (заместителем) великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена. Непременный секретарь: граф И. Борх».
Это послание было разослано по всему Петербургу, из рук в руки передавались его копии. Почти вся Россия узнала то, о чем прежде говорилось лишь в салонах, кулуарно. Для светского общества не было тайной, что сам государь настойчиво ухаживал за супругой поэта. В «патенте», между прочим, об этом говорилось практически напрямик, ведь объявленное заместительство Пушкиным «великого магистра» Д. Л. Нарышкина, чья жена состояла в любовницах у Александра I, подразумевало любовные отношения Гончаровой с Николаем I, преемником предыдущего императора.
Замысел был очевиден: поэта желали столкнуть с государем. Александр Сергеевич неистовствовал, он не мог вызвать на поединок императора, и мишенью для его гнева стал приемный сын голландского посланника в России барона Геккерна, молодой повеса Жорж Дантес, в свою очередь оказывавший знаки внимания Наталье Николаевне. В этот же день, 4 ноября 1836 года, Пушкин послал ему вызов на поединок. А потом направил Бенкендорфу адресованное императору послание, прямым текстом в нем заявив: «Все говорили, что поводом этой клевете послужило настойчивое ухаживание г. Дантеса. Я не мог допустить, чтобы имя моей жены в такой истории связывалось с именем кого бы то ни было». Но для поэта этого было недостаточно, и он предпринял усилия, чтобы копии этого письма разошлись по всему Петербургу.
Между тем, по прошествии почти недели после вызова, Дантес, желая взять ее в жены, сделал соответствующее предложение Екатерине Гончаровой, сестре жены поэта. Свояку невесты, Пушкину пришлось отозвать свой вызов (этому старательно посодействовал как посредник Василий Андреевич Жуковский), и 10 января 1837 года Дантес и Екатерина Гончарова сочетались браком. Вслед за женитьбой Дантеса на сестре Пушкина начали распространяться «казарменные каламбуры» о самом Александре Сергеевиче и его семье, 22 января Дантесу во время бала вздумалось еще и потанцевать с Натальей Гончаровой, и все это привело к тому, что 26 января поэт отправил оскорбительное послание Луи Геккерну, отказав от дома ему и его сыну и тем самым провоцируя новую дуэль. Закон Российской империи запрещал дуэли, и барон Геккерн, официальный представитель другого государства, категорически не мог его нарушать. Поэтому Пушкин получил вызов, который от имени барона объявил ему приемный сын Дантес, – а намеренное оскорбление требовало именно такого ответа от дворянина Геккерна. Так соперником Пушкина стал высокий, ростом около ста восьмидесяти сантиметров, белокурый поручик кавалергардского полка, который носил белый мундир и ездил на белой лошади, как и все его однополчане.
Накануне дуэли Александр Сергеевич сохранял необычайное спокойствие, занимался делами. Он работал с текстом «Деяний Петра Великого» Ивана Голикова, выписывая необходимые для собственного сочинения сведения. Нечаянно открыл «Историю России в рассказах для детей» А. О. Ишимовой и поневоле зачитался. После этого написал Александре Осиповне записку, в которой выразил свое восхищение фразой «Вот как надобно писать!».
Пожалуй, это свидетельствует, что поэт не предполагал смертельного исхода. Однако есть одна странность. Не чуждый суеверия Павел Нащокин носил кольцо с бирюзой, которое якобы оберегало от насильственной смерти. Зная про роковое предсказание Александры Кирхгоф поэту, он во время последнего приезда того в Москву в 1836 году убедил Пушкина принять в дар от него такое же кольцо. С выполнением заказа вышла задержка, Александр Сергеевич не хотел уезжать без кольца и дождался-таки его доставки в час пополуночи, после чего и отбыл в Санкт-Петербург. Очень ценя его, Пушкин постоянно носил это кольцо. Однако он его снял с пальца перед тем, как отправиться на дуэль! Про то, что кольцо не было просто забыто в спешке, свидетельствуют слова секунданта поэта: Данзас рассказывал, что перед самой кончиной Пушкина он подал ему по его просьбе шкатулку, из которой поэт вынул то самое кольцо с бирюзой и протянул его своему лицейскому другу, сказав: «От общего нашего друга». А вскоре Александра Сергеевича Пушкина не стало.
Так сбылось последнее из того, что Александра Кирхгоф предсказала величайшему поэту России.
Однако роковое пророчество от нее довелось услышать не только Пушкину и Милорадовичу (и, возможно, Грибоедову). Еще при жизни Александра Сергеевича гадалка предрекла внезапную кончину другому русскому поэту. Это был Евгений Абрамович Баратынский, который в 1844 году по окончании своего путешествия по Европе прибыл в Неаполь, где в самом деле скоропостижно скончался в сорокачетырехлетнем возрасте.
А через некоторое время после того, как Россия простилась с Пушкиным, салон фрау Кирхгоф посетил желавший сравняться в славе с убитым поэтом юный Михаил Лермонтов. Гадалкой и ему была названа роковая дата. И еще якобы предсказано, что Лермонтов примет смерть от человека, который не умеет убивать.
Следует сказать, что сам Михаил Лермонтов многими считается пророком. И пожалуй, достаточно перечитать его «Предсказание», чтобы с этим согласиться, так точно предсказано в этом стихотворении тяжкое будущее России, хождение по мукам нашей Отчизны. Судите сами:
Предсказание
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь – и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож;
И горе для тебя! – твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет все ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.
Судьба Лермонтова, как и судьба Пушкина, была отмечена мистикой, тайными знаками судьбы, странными и пугающими параллелями. Михаил Юрьевич сам имел склонность к мистицизму, его увлекали физиогномистические предсказания Лафатера.
Дедушка Лермонтова по матери Михаил Васильевич Арсеньев, в честь которого он и был назван, демонстративно отравился прямо за новогодним столом назло властолюбивой, деспотичной жене Елизавете Алексеевне, которая с убийственной жестокостью заключила: «Собаке – собачья смерть». Узнав про гибель ее любимого внука, Николай I произнес эти же слова, которые словно повторило зловещее эхо.
Между прочим, как и А. С. Пушкину, ранняя кончина была предречена Лермонтову до посещения им салона госпожи Кирхгоф, причем задолго. Акушерка, которая ему помогала появиться на свет, чуть не уронила его. В испуге осеняя себя крестом, свою неловкость она объяснила внезапным видением: женщине вдруг представилось, что новорожденного мальчика ждет насильственная смерть. Перефразируя самого поэта, можно сказать, что изначально печать оставил рок на всей его недолгой жизни.
Рос Миша Лермонтов в доме, из которого был изгнан его отец. В ноябре 1832 года, едва вступив в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, он получил в манеже травму – лошадь расшибла ему ногу до кости, – из-за которой впоследствии прихрамывал всю жизнь. Многочисленные свидетельства говорят, что его не любили ни в компаниях, ни в свете, что, в каких бы играх и состязаниях ни принимал участие, он никогда не побеждал. Во время первой его дуэли, в которой соперником его был ловкий француз Барант, Лермонтов отделался небольшой раной, избежав печальной участи лишь потому, что француз поскользнулся, совершая решающий выпад.
Лермонтов, как и Пушкин, играл со смертью и торопил судьбу, ему, как и Александру Сергеевичу, хотелось иметь подтверждение рокового предсказания. И он еще раз оказался в салоне фрау Кирхгоф. В этой связи Аполлинарией Михайловной Веневитиновой, урожденной Виельгорской, вспоминавшей, как себя вел поэт перед тем, как в последний раз уехать из столицы на Кавказ, было рассказано следующее:
«По свидетельству многих очевидцев, Лермонтов во время прощального ужина был чрезвычайно грустен и говорил о близкой, ожидавшей его смерти. За несколько дней перед этим Лермонтов с кем-то из товарищей посетил известную тогда в Петербурге ворожею, жившую у „пяти углов“ и предсказавшую смерть Пушкина от „белого человека“; звали ее Александра Филипповна, почему она и носила прозвище „Александра Македонского“ после чьей-то неудачной остроты, сопоставившей ее с Александром, сыном Филиппа Македонского. Лермонтов, выслушав, что гадальщица сказала его товарищу, со своей стороны спросил: будет ли он выпущен в отставку и останется ли в Петербурге? В ответ он услышал, что в Петербурге ему вообще больше не бывать, не бывать и отставки от службы, а что ожидает его другая отставка, „после коей уж ни о чем просить не станешь“. Лермонтов очень этому смеялся, тем более, что вечером того же дня получил отсрочку отпуска и опять возмечтал о вероятии отставки. „Уж если дают отсрочку за отсрочкой, то и совсем выпустят“, – говорил он. Но когда нежданно пришел приказ поэту ехать, он был сильно поражен. Припомнилось ему предсказание. Грустное настроение стало еще заметнее, когда после прощального ужина Лермонтов уронил кольцо, взятое у Софьи Николаевны Карамзиной, и, несмотря на поиски всего общества, из которого многие лица слышали, как оно покатилось по паркету, его найти не удалось».
Когда он возвращался к месту службы, Лермонтову захотелось поехать в Пятигорск. Решение он принял с помощью подбрасывания полтинника: упадет монета кверху орлом – поедет в отряд; упадет кверху решеткой – поедет в Пятигорск. Полтинник упал вверх решеткой. Так поэт оказался в Пятигорске, где он встретился со своей судьбой в лице Николая Мартынова, который, как утверждали многие современники, даже не знал, как обращаться с дуэльным пистолетом. На этот счет его спешно проинструктировали на месте дуэли. Михаил Юрьевич Лермонтов выстрелил в воздух, Мартынов попал ему прямо в грудь.
Двадцатисемилетний поэт был отпет католическим патером, лютеранским пастором и православным священником и погребен в пятигорской земле, где покоился двести пятьдесят дней, до того, как император удовлетворил просьбу Елизаветы Алексеевны Арсеньевой о перевозке останков ее внука в ее поместье в Тарханах. Там местом вечного упокоения Михаила Лермонтова стала фамильная часовня-усыпальница.
Так сбылось еще одно известное пророчество гадалки фрау Кирхгоф.
Войти с помощью соц. сетей: