В Ириете Хатор и Эйван вместе шагали через квартал Торис по направлению к Судебной Палате. Хатор, который выглядел внушительней, чем был на самом деле, ступал уверенно. Эйван шел как дракон, которому стоит усилий не молотить хвостом налево и направо.
– Незачем так нервничать, – сказал Хатор. – Это только предварительные слушания, чтобы решить, принимать ли иск.
Эйван попытался улыбнуться, но знал, что глаза выдают его ажитацию.
– Ты мне это сказал уже шесть раз.
– Почему ты так беспокоишься? – спросил Хатор ободряюще. – Я не понимаю. Это Даверак и его дорогущие адвокаты должны нервничать. Все говорит в нашу пользу.
– Уже из-за того, что мы туда идем, – признался Эйван делано легким тоном. – Ты столько раз уже был в суде. А я – провинциальный дракон, и все это мне в новинку. Настоящая власть.
– Власть – да, но она сводится к процедурам. Бо́льшую опасность для тебя представляют твои коллеги, которые хотят занять твою должность в Департаменте Планирования. Сиятельный Даверак, вероятно, сегодня даже не появится, – сказал Хатор.
– Я не боюсь Даверака, – фыркнул Эйван. – Это просто нервный приступ из-за тех историй, что рассказывала мне няня.
– Как только мы туда войдем, ты успокоишься, – сказал Хатор, стараясь быть убедительным, но голос его совсем не был уверенным.
Их путь лежал мимо знаменитой пивоварни Мальнасимена, которая в этот день испускала такой густой запах дрожжей, что хоть когтями воздух рви.
– Я слышал, что готовится решение вывести пивоваров из города, – сказал Хатор совершенно другим голосом.
– Прекрасная идея, – давясь, ответил Эйван. – Пиво – это благословение Джурале, но пивоварение – отвратительно.
– Так в Департаменте Планирования про это ничего не слышно?
– Петиция на этот счет ходила весь прошлый год, но делается ли что-нибудь в департаменте – я не слышал.
Уверенность Эйвана росла по мере того, как он говорил это. Вращение глаз его замедлилось, хвост успокоился, и он ускорил шаг настолько, что поверенному приходилось семенить на своих коротких ногах, чтобы не отстать.
– Это не мой отдел, но я думаю, что Мальнасимены владеют старинной хартией, которая дозволяет им варить пиво из воды реки Торис. Они также утверждают, что пиво тяжелое и плохо переносит перевозку, поэтому, если мы не хотим пить пиво качеством ниже и стоимостью выше, нам придется оставить их в покое. Другие пивовары говорят то же самое, только не размахивают хартией, потому что у них ее нет.
Адвокат помолчал, глядя на клиента оценивающе.
– Значит, они остаются? – спросил он.
– Предполагаю, что они будут продолжать варить здесь пиво, а драконы будут продолжать писать петиции, даже когда наши внуки станут отцами, – сказал Эйван. – Но это мои догадки, а не официальная позиция Департамента Планирования.
– Для некоторых драконов твои догадки – на вес золота, – сказал Хатор.
– Хотел бы я не знать никого из этих драконов, – с горечью ответил Эйван.
Хатор снова побуравил его взглядом, но ничего не сказал. Наконец они завернули за угол и тут же оказались у Большой Палаты Правосудия. Вход в огромную пещеру был украшен вырезанными в камне сердцами, цветами и другими символами правосудия. Эйван замедлил шаг.
– А теперь прими от меня совет, – сказал Хатор, клацнув зубами для привлечения внимания. Эйван повернулся к нему и уставился в глаза поверенного. – Будь спокоен. Будь уверен. Когда ты говоришь о своем деле – ты очень уверен в себе, и я не понимаю, почему мое дело причиняет тебе…
– Я просто недостаточно в этом разбираюсь, как я уже сказал, – моргнул Эйван, усилием воли держа хвост неподвижно. – Я знаю, что судьи не прикажут меня съесть, но это в их власти. Закон гласит, что драконы вроде меня могут получить возмещение ущерба от драконов, которые сильнее нас, но судьи могут приказать любому драться с любым в любое время.
– Это все из-за письма Даверака? Уверяю тебя, оно поможет нашему иску доказать наличие запугивания. Он, может, и угрожал ободрать тебя до костей, но это же доказывает, что он точно так же угрожал и твоим сестрам и так заставил их выйти из иска. Не волнуйся! – сам того не желая, Хатор придал голосу оттенок нетерпения.
– Дело не в этом, правда, – сказал Эйван. – Но погляди, – он указал на портал. – Его же намеренно сделали устрашающим, и он меня устрашает.
– Это сделано, чтобы устрашать правонарушителей и драконов, которые занимаются сутяжничеством, – сказал Хатор. – Ты – ни тот и ни другой. Однако важно произвести хорошее впечатление на судей. Будь спокоен. Прежде всего, ты не должен выглядеть виноватым или обеспокоенным. Оставайся мыслями с Ириетом и проблемами пивоварения. Когда ты говорил об этом, любому было понятно, что твои помыслы чисты.
Эйван рассмеялся. Хатор кивнул охраннику у ворот, который узнал его и сразу же почтительно поднял шлагбаум. Оба дракона вошли и начали спускаться.
Суд находился глубоко под землей в естественной, но еще искусственно расширенной пещере, каких в Ириете совсем немного. Хатор повел Эйвана мимо вырезанных в камне сцен отправления Правосудия. Здесь судья поднял в руке все еще истекающее кровью сердце, там Ярг и два величественных дракона переговаривались, стоя над цветком. Эйван знал, что дергаться при виде их глупо. Он был так решительно настроен все это время, что было бы нелепо поджать хвост сейчас.
Хатор оставил Эйвана сидеть в нише прямо напротив огромного круглого зала заседаний, а сам поспешил, чтобы посовещаться с судебным писцом и другими поверенными. Эйван старался думать о работе, как предложил Хатор, но поймал себя на том, что не может не оглядывать величественные судебные палаты. Лирален с энтузиазмом одобрил план для Скамбла, и скоро он должен пройти через Правление. Это что, один из судей входит? Нет, просто еще один писец. Он не мог усидеть на месте, но постепенно притерпелся, даже заскучал.
Спустя маленькую вечность Хатор вернулся, чтобы забрать его, и повел мимо охранников к плите, расположенной примерно в четверти пути, лежащего вокруг зала заседаний.
– Тебе не нужно ничего делать, кроме как ответить, что ты здесь, – спокойно напомнил ему Хатор. – Если обращаешься к судье, титуловать его следует – Достопочтенный, так, будто они – древние герои.
Прямо перед ними поднимался пролет гранитной лестницы, который венчали три огромные ступени. Над ними располагалось еще одно панно из сердец, цветов и свернутых овечьих шкур. На том же расстоянии от них по другую сторону зала суда располагалась еще одна плита, за которой стояли трое поверенных, незнакомых Эйвану. Писец в длинном овечьем парике терпеливо ждал перед ступенями. За ними скрывался вход из коридора со стражниками. Потолок казался настолько высоким, что Эйван даже задумался, насколько эта пещера была естественной. Хатор ткнул его, и он торопливо перевел глаза на зал заседаний.
Трое судей наконец-то вошли друг за другом. Они заняли свои места на трех верхних ступенях. Один судья – в черной чешуе, второй – в бронзовой, а третий – в ржаво-бронзовой, почти зеленой. На головах у них красовалось нагромождение белых завитков – знаменитые судейские парики. Сперва Эйван задрожал перед ними, видя обнаженную мощь закона, который может распорядиться расчленить его и съесть. Хатору легко было говорить, что его офис представляет большую опасность, там его клыки и когти что-то значили, здесь же они – ничто перед когтями и клыками судей и стражников, которые будут выполнять их желания.
Хатор разложил на плите перед собой три своих парика. Другие адвокаты натянули свои парики на головы. Парики различались между собой. Эйван, не имевший раньше дел с правосудием, не знал назначения ни одного из них.
– Почтенный Эйван Агорнин в гражданском процессе против Сиятельного Даверака из Даверака, касательно намерений скончавшегося Досточтимого Бона Агорнина, – внезапно затянул нараспев писец, зажав бумагу в когтях.
– Присутствуют ли они? – спросил средний, бронзовый судья.
Хатор натянул на голову самый маленький и самый туго скрученный парик и поднялся.
– Почтенный Эйван Агорнин здесь, – сказал он, указывая на Эйвана, после чего снова сел.
– Вы – Почтенный Эйван Агорнин? – спросил центральный судья Эйвана.
Эйван поднялся и поклонился.
– Да, Достопочтенный, – сказал он гораздо более слабым голосом, чем планировал. Хатор выставил коготь, чтобы усадить его.
В другом конце зала, отдающем эхом, поднялся молодой дракон в точно таком же парике, что и у Хатора.
– Сиятельный Даверак из Даверака не присутствует, но оспаривает иск и готов появиться на следующем заседании, если будет установлено, что по иску следует отвечать.
Хатор быстро поменял парик на тот, который лежал в центре, кудрявый, и снова поднялся.
– Вопрос, Достопочтенные, – сказал он.
– Что такое? – спросил судья в черной чешуе, сидящий слева, скучающим голосом.
– Если Сиятельного Даверака так мало заботит этот иск, может быть, его следует решить немедленно в пользу моего клиента, – сказал он. Эйван изумленно посмотрел на него.
По противоположную сторону зала поднялся дракон в таком же кудрявом парике, что и Хатор.
– Возражаю, Достопочтенные, – сказал он.
– Ваше возражение? – поинтересовался судья. Что-то странное было в том, как он это спросил.
– В деле Салака против Клетсима было установлено, что ответчики в гражданских делах не обязаны присутствовать на них до тех пор, пока не будет установлено, что на иск необходимо отвечать, – чтобы не убивать время важных драконов на пустые иски.
– Под угрозой того, что возбуждающие такие иски будут сами убиты, – сказал судья в черной чешуе. Все подобострастно рассмеялись, кроме Эйвана. Он понял, в чем заключается странность. Они говорили как драконы, произносящие ритуальные слова на церковной службе. – Возражение принято. Продолжим?
Хатор подскочил, поклонился и снова уселся.
– Есть ли у вас документы, которые вы хотите представить? – спросил судья в бронзовой чешуе.
Хатор снова натянул первый маленький парик и прошел к ступеням с пачкой бумаг. Молодой дракон с другой стороны сделал то же самое. Хатор вернулся и сел рядом с Эйваном.
– Что происходит? – прошептал Эйван.
– Это важная часть. Они уже видели бумаги, теперь они вместе проверят их, а затем скажут, что иск правомерен, и назначат дату слушания.
– А что было раньше, когда ты возражал против отсутствия Даверака здесь? Мне казалось, ты сам говорил, что его не будет.
– Ритуал. Мы должны все это делать, но я знал, что должно произойти. Не беспокойся.
Эйван больше не беспокоился, теперь ему было любопытно.
– Почему у тебя три парика?
– Поверен-парик, для того чтобы устанавливать для суда простые факты, например твою личность, или для передачи бумаг, – сказал Хатор, указывая на маленький парик на своей голове. – Запрос-парик, для того чтобы делать запросы и возражения. Потом вот этот, – он указал на третий, самый большой парик, почти такой же сложный, как судейский, на который пошло шерсти с целого барана. – Это защит-парик, для того чтобы говорить со свидетелями и делать заявления по иску.
– А почему три дракона напротив каждый носит свой парик? – спросил Эйван.
– Я говорил тебе, что он нанял дорогих судебных экспертов, – сказал Хатор. – Это только доказывает, что он обеспокоен. У него есть поверенный, запрашиватель и Заявитель, которым у него Досточтимый Джеймани, один из лучших заявителей в Ириете. Поверенный в запрос-парике – это Мустан, довольно неплохой дракон, хотя молодой и запальчивый. Третьего, в поверен-парике, я не знаю, возможно, это один из партнеров Мустана или его помощник.
– Это дает ему преимущество? – спросил Эйван, уставившись на трех адвокатов противной стороны. – То, что они не должны менять свои парики? Нам не надо кого-нибудь еще нанять?
– Нет, определенно нет. Я думал об этом, и так нам будет лучше. Это не дает им такого преимущества, как он думает. В некоторых процессах – да, но не в этом. Я говорил тебе, это означает, что он, или хотя бы его поверенный, обеспокоен. Он знает, что все когти – на нашей стороне, поэтому пытается произвести впечатление париками. На втором слушании самое важное, что думают присяжные. У нас будет жюри присяжных из горожан, половина которых будет на твоей стороне. Мы хотим установить некоторые вещи: во-первых, что это вопрос о намерениях твоего отца, во-вторых, что Даверак – богатый задира, а ты трудолюбивый дракон, сам себе прокладывающий дорогу, которого надули с наследством. Видишь, как это выглядит – я меняю парики и надрываюсь для тебя один, а на его стороне сидят развалясь три адвоката.
– В твоем описании это больше похоже на театр, чем на правосудие, – сказал Эйван, наполовину разочарованный.
– Так и есть, – сказал Хатор яростным шепотом. – Это и есть театр. Смотри, как я работаю с париками. Когда это не имеет значения, я меняю их так ловко, что не заметишь, но когда я начинаю путаться с ними, это для того, чтобы показать, что на тебя работает только один поверенный, а на него трое. Или чтобы сделать небольшую паузу для жюри, чтобы они подумали о том, что только что было сказано. Увидишь. Это все работает на нас.
– Я начинаю понимать, почему ты считал меня бараном из-за того, что я всего этого боялся, – сказал Эйван.
Хатор нахмурился.
– Нет, это правильно, что драконы, которые не знакомы со всем этим, питают определенное почтение к суду. Это тоже часть театра. А теперь тихо, судья собирается провозгласить.
Старый бронзовый дракон, который сидел как статуя дракона на пьедестале с тех пор, как вошел, поднес коготь к парику и поднялся на ноги.
– Мы считаем, что иск правомерен и на него следует ответить, – сказал он дрожащим шепотом и сел обратно.
– Вопрос, – немедленно вскочил на ноги адвокат Даверака в запрос-парике.
– Что такое? – вновь спросил черночешуйный судья.
– Мы хотим запросить обязывающий ордер для свидетеля Преподобного Пенна Агорнина.
– Почему? – спросил судья с тонкой нитью любопытства, украсившей его обычно скучающий тон.
– Он отказался делать заявление и давать показания, а мой клиент считает его свидетельство жизненно важным.
– Возражения? – спросил судья, глядя на Хатора и Эйвана.
Хатор поднялся, уверенно водрузив запрос-парик на голову.
– Возражений нет, но мы бы хотели получить аналогичный обязывающий ордер для Почтенных Эйнар и Селендры Агорнин, поскольку опасаемся, что их запугали и заставили отказаться от участия в иске моего клиента и от дачи показаний.
Черный судья явственно моргнул. Бронзовый слегка наклонился вперед. Ржавый не двигался.
– Кто запугал? – спросил, наконец, черный.
– Это будет установлено в ходе разбирательства, – сказал Хатор уверенно. – Ответить на этот вопрос сейчас означало бы выдвинуть необоснованные обвинения и поставить под сомнение те свидетельские показания, которые мы желаем привлечь.
Черночешуйчатый судья обменялся взглядами с двумя другими.
– Хорошо, – сказал он спустя мгновение. – Прошение удовлетворено. Все три удовлетворены. Четверо выживших детей Бона Агорнина будут собраны вместе, чтобы дать показания, или будут обвинены в неуважении к суду и подвергнуты суровому наказанию. Необходимые документы получите у писца.
– Дело будет рассмотрено двенадцатого дня месяца Глубокозимья, – сказал бронзовый судья.
Он перевел взгляд с Хатора на адвокатов Даверака, никто из которых не возражал против даты, затем кивнул писцу.
– Первое слушание распущено, – громко произнес писец. Судьи покинули зал через свою дверь. Хатор и другие адвокаты поспешили к писцу за бумагами. Эйван ждал, теперь скучая, ничуть более не страшась грозной славы правосудия.