ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Когда гости все-таки разошлись, Архипов послал Кузьму поглядеть, не спят ли его помощники в мастерских? Как он и предполагал, там под водительством Тимофея вовсю, хотя и не шумно, праздновали возвращение молодого барина и счастливый финал покушения на него. К просьбе полковника его помощники отнеслись с пониманием: вместе с одеялом, на которое свалился Агасфер, мужики перенесли его в занимаемую им комнату и уложили на кровать. Раненый хоть и постанывал во сне, но так и не проснулся.

Снотворное, которым «угостил» его старый полицейский доктор, вкупе с усталостью привело к тому, что Агасфер проснулся около полудня – случай для него из ряда вон! Возможно, он спал бы и дольше, однако был разбужен тем же самым старичком-доктором, который считал своим долгом не оставлять пациентов до их выздоровления. Он уложил на рану свежую порцию мази, заклеил новым пластырем и велел лежать по меньшей мере до вечера.

После его ухода Агасфер немедленно встал и поковылял в подвальные мастерские.

Здесь его ждала неожиданная встреча: истомившись от вынужденного безделья, чуть раньше сюда спустился хозяин дома и теперь увлеченно возился со своими помощниками над какой-то древней шкатулкой.

– Андрей Андреич, доброе утро! Вы где костыли-то раздобыли? – подивился Агасфер. – И чего вам не лежится? Здравствуй, Тимофей! Здорово, мужики!

– По той же причине, что и вам, господин Берг! – подмигнул ему Архипов и тут же обрушился с бранью на помощников: – Чего глаза поразинули? Поддерживайте винты на дне, олухи, выпадет ведь механизм шкатулки сей момент! Извините, Берг, я отвлекся! О чем мы говорили-то?

– Признаться, я вообще не помню, о чем мы вчера говорили, Андрей Андреич! Как в яму какую-то провалился. Что-то про папиросы мадам Бергстрем – а дальше как отрезало!

– Хорошее снотворное у доктора! – хмыкнул Архипов. – Он разве нынче вам не признался? Уснули вы, господин Агасфер, прямо у меня на кровати. Рухнули как убитый.

Извинившись перед Архиповым за свою слабость, Агасфер поблагодарил и Тимофея за отлично действовавшую механику протеза «с начинкой». Тот, довольный похвалой, только кряхтел и все порывался рассказать о том, как именно он устроил в указательных пальцах механической руки замаскированные самострелы.

– А стрелки-то еще остались? – поинтересовался Агасфер. – Я ведь, братец, не сохранил те…

– Жалко! – поцокал языком Тимоха. – Эти полые стрелки с поршнями – полработы, считай…

– Ну, я в долгу не останусь, сам знаешь! Договоримся! Андрей Андреич, я хотел попросить у вас помощника «взаймы» попроворней. Мальца какого-нибудь. За травками сбегать в аптеку: чувствую я, что с мазью этого доктора я недели две валяться буду!

– Берите, коли надо. Вот Коляна хотя бы, он и проворен, и сообразителен. Пропуск только на него оформить надо бы, от греха! А то и не выпустят, и не впустят в дом!

Посмеиваясь, Архипов рассказал, что после вчерашних событий со стрельбой Зволянский и Куропаткин едва не поссорились, сойдясь сначала в одном: в доме полковника должна быть постоянная охрана! А вот чья – военная или полицейская – это и стало предметом разногласий! Вот сейчас в доме охрана военная: без письменного разрешения хозяина никто не выйдет и не зайдет.

– А что за травки-то? – спросил Архипов, когда Агасфер подробно растолковал мальчугану – куда именно надо идти и передал ему бумажку с названиями трав и кореньев. – Вот не знал, милостивый государь, что вы еще и знахарскими способами владеете! Только той аптеки, что вы из прошлой своей жизни вспомнили, может, и нету уже!

– То не знахарство, а травоведение, – деликатно поправил Агасфер. – В библиотеке у паулинов много чего было, в том числе и старинных книг. Вот вы слыхали, к примеру, про монашеский обет самоистязания? Вот чтобы самих себя до смерти не забить, монахи нашли состав трав, который за ночь восстанавливал все раны и рубцы на теле. И день спустя можно было снова бичевать себя! Не уверен, правда, что Колян наш найдет все эти травки: действительно, той аптеки и старухи, может, давно уже нету! Да и мало кто в наше время этим делом всерьез занимается… Но будем надеяться!

Взгромоздясь на костыли, Архипов увлек Агасфера в библиотеку, где тоже была собрана кое-какая старая литература по траволечению, а по пути передал кое-что из вчерашних разговоров товарищей. И завел речь про «отпуск», который Агасферу, ради общего дела, стоило бы взять. К удивлению полковника, Агасфер не стал возражать.

– Спасибо. Я и сам хотел на недельку-другую отпроситься. Только уговор, Андрей Андреич: поскольку я поеду по своим личным делам, то никаких «проездных» и «подъемных»!

– Не согласен! – зашумел полковник. – Что за недисциплинированность! Вы у меня на службе, господин Агасфер! И пострадали, если на то пошло, тоже на моей службе. Что за мерихлюндия, милостивый государь! Вот только в Европу не советую-с! А так – готов оплатить путешествие хоть в Северную, хоть в Южную Америку! Может, в Африку, а? Хотя в том климате зловонном с вашей раной долго ждать заживления придется…

– Хорошо, как-нибудь поладим, Андрей Андреич, – уклончиво отложил неприятный для него разговор Агасфер. – Расходы невелики будут: в Крым хочу прокатиться.

– Вот оно что, – протянул Архипов. – Ностальгия-с… Признаться, я сам бы не выдержал на вашем месте. Только вы уж там как-нибудь поделикатнее… Чтобы и женщину не травмировать прошлым, знаете ли… Впрочем, вы не мальчик, что я вас учить-то, старый дурень, взялся… Сами решите – как лучше…

– Мне, Андрей Андреич, уж очень на мальчишек хочется взглянуть, – разоткровенничался Агасфер. – Мои ведь мальчишки могли быть вполне… Мы ведь с Настенькой в прежние времени так и мечтали: три мальчика… Только вы, ради Бога, никому, ладно?

– Про мальчишек – само собой. А вот про Крым, вообще-то, не знаю… Наверное, не по-товарищески будет – не сказать… Мало ли что! Я вот другому, Мишель, – ничего, что я вас так называю? – так вот, я другому удивляюсь. Перед европейским своим «турне» этакую заботу о другой Настеньке проявили. Приехали – и ни гу-гу! А мы с Ванновским старались, старались, госпожу Новосильцеву «обрабатывали» – чтобы все получилось как бы само собой… И Сергей Эрастович доволен вроде, и дочка, Танечка его, в восторге от новой домашней воспитательницы. Зволянский ворчит даже, что не столько воспитательница ваша мадмуазель Стеклова, сколько подружка его дочери. Но доволен, видно! Даже с кошкой смирился, хотя всегда противником кошачьего племени себя позиционировал…

Агасфер, постояв с опущенной головой, внезапно шагнул к полковнику, обнял его за плечи. И тут же, устыдившись своих чувств, стал извиняться за несдержанность.

– Я уж и боялся спрашивать. Разговор-то тот изрядно арманьяком был «сдобрен», Андрей Андреевич! Думал себе – поговорили, да и забыли!

– Плохо о своих товарищах-офицерах думать – последнее дело, милостивый государь! – выбранил его Архипов. – Так что – не захотите перед отъездом поглядеть на свою протеже? Или вы безо всякой задней мысли ее судьбой были обеспокоены, а?

– Она совсем девчонка, а я инвалид, – признался Агасфер. – Дурно так пользоваться благодеянием, полагаю! Да я ведь и в самом деле просто пожалел мадмуазель Стеклову, безо всяких задних мыслей, как вы изволите выражаться…

– Ну, как хотите! – сделав равнодушное лицо, пожал плечами Архипов. – А то я, признаться, хотел Танечке Зволянской на именины игрушку забавную передать. Думал себе – вот и посыльный найдется!

– Ну почему? Я с удовольствием! То есть, готов оказать вам услугу, – смешался Агасфер. – Только в экипаже, боюсь, стоя ехать придется из-за проклятой докторской мази! Да и амбре от нее такое, что семейство Зволянских на порог может не пустить!

– Экий вы скорый, милостивый государь! – рассмеялся полковник. – Именины у Танечки, во-первых, только послезавтра. А там, глядишь, и мазь смените! Вот только одно условие поставлю: после покушения на вашу персону ваш визит к Зволянским надо обставить с максимальной безопасностью!

– И ему до поры не говорить, – кивнул Агасфер. – А то всех городовых Петербурга в качестве почетного конвоя отрядит!

* * *

– Позвольте мне представить вас моей дочери, Татьяне! – в глазах мадам Зволянской вспыхивали насмешливые искорки. – С Настасьей Васильевной ведь вы, кажется, знакомы.

Настасья Васильевна сделала еле приметный знак, и двенадцатилетняя девочка присела в книксене. И тут же подбежала к своей воспитательнице, прижалась к ее боку, заглянула снизу в ее лицо.

– Да, мы знакомы! – с улыбкой подтвердила Настя. – Вообще, я должна сказать, что знакомство с господином Агасфером изменило мою судьбу… Как вы сегодня странно одеты – в русском народном стиле! Будто на маскарад собрались! Здравствуйте, господин Агасфер!

Длинная свободная рубашка с вышитым воротником, наподобие балахона, в коих летом щеголяют в петербургских садах художники, была единственной одеждой, которая почти не касалась залепленной пластырем и все еще болезненной раны. Поэтому Агасфер надел ее, собираясь на «свидание» с мадмуазель Стекловой. Но не говорить же ей об этом! И он просто молча поклонился.

– Агасфер? – удивилась Таня. – На уроке Закона Божиего в гимназии я слышала, что это такой седой противный старик, который обидел кого-то и в наказание должен вечно скитаться по свету!

– Ну, поседеть я еще успею, мадмуазель Татьяна, – улыбнулся Агасфер. – И противным стать, наверное, тоже. А пока я только скитаюсь, и, как видите, забрел к вам! А где же та особа, которой я обязан счастью знакомства с вашей воспитательницей, мадмуазель Татьяна?

– А-а, это вы про кошку! Про Марусю! Мам, ты не видела Марусю?

– Ну где ж ей быть, как не в папином кабинете! – вздохнула мать. – Твой отец пропадает на службе с утра до ночи, и кабинет в полном ее распоряжении! Самое удивительное, что Маруське, единственной в нашем доме позволено ворошить бумаги на его столе и валяться на всех креслах! Хотите ее увидеть, господин Агасфер?

– Если это возможно, мадам! Даже у противных скитальцев есть в этой жизни свои привязанности!

– Вот видишь, Татьяна, ты обидела нашего гостя! – начала выговаривать дочери мать. – Пойдемте, я не думаю, чтобы Сергей Эрастович стал бы возражать против такого визита в его кабинет в его отсутствие. Интересно, узнает она вас или нет?

Кошка Маруська умывалась на рабочем столе директора Департамента полиции. Она мельком глянула на вошедших и тут же, покачивая хвостом, направилась прямо к Агасферу. Оказавшись на краю стола, она прыгнула к нему на грудь и громко замурлыкала.

– Ой… А у вас, господин Агасфер, рука деревянная или железная? – спросила Зволянская-младшая, внимательно наблюдая за гостем.

– Татьяна! – крикнула мать, хмурясь уже по-настоящему.

– Ничего страшного! – успокоил ее Агасфер. – Кто-то рождается с обычными руками, а кто-то с железными! Вот там, где мне приходится странствовать, людям с обычными руками приходится труднее… Правда, Анастасия Васильевна?

– Молодые люди! – решила разрядить обстановку мадам Зволянская. – Кухарка сказала мне, что с обедом она управится часа через два-три. Не желаете ли пока прогуляться? А мы с Татьяной посмотрели бы ее вышивки…

– Боюсь, что столько времени у меня просто нет, – виновато откликнулся Агасфер, боясь посмотреть в сторону Анастасии Васильевны, надевшей с утра явно «прогулочное», нарядное платье. – Я нынче, видите ли, должен уезжать и зашел только засвидетельствовать свое почтение.

– Тогда я провожу вас. Ну хотя бы до конки, – вызвалась явно расстроенная девушка.

– Ну разве что до экипажа, – улыбнулся Агасфер. Не мог же он объяснять девице, что полковник взял с него слово временно воздержаться от пеших прогулок без сопровождения Медникова.

– Прощайся с нашим гостем, Татьяна. Он уходит. – Мадам, явно пресекая попытки дочери напроситься в провожатые до экипажа, увлекла ее в детскую. – Возьми Маруську, а то наш гость никак не может оторвать ее от себя!

– Хорошо, мамочка. До свидания, господин Агасфер! А вы можете привезти мне из странствия что-нибудь интересное? А то папа одних кукол привозит…

– Татьяна! – уже не шутку рассердилась мать.

– Ничего, ничего! – Агасфер легко прикоснулся к кудряшкам девочки. – Обещаю, что из своего странствия я привезу вам что-нибудь интересное!

Выйдя из парадного и кутаясь в длинную цветную шаль, Настя испытующе поглядела на спутника:

– Как странно… Мы встречаемся с вами в третий раз, а у меня ощущение, что я знакома с вами давным-давно.

– Я тоже испытываю нечто похожее, – признался Агасфер.

– И еще мне кажется, что вы немножко чародей. Вот мы с вами встретились, и у меня стало сбываться то, о чем только мечталось. – Настя искоса поглядела на Агасфера. – Признайтесь, это ведь вы приложили свою «волшебную» руку к моим переменам?

– Ни в коем случае! Что вы!

– И у вас очень опасная служба. Или жизнь у вас опасная, не знаю… Ваша очередная отлучка тоже будет опасной?

– О-о, совершенно нет! Даю вам слово!

– Вы каждый раз даете слово и возвращаетесь с новой раной, – покачала головой девушка.

– С чего вы взяли?

– Когда вы надевали пальто, то скривились словно от боли. Знаете, я ведь очень наблюдательная!

– Да-а, от вас ничего не скроешь… Я это заметил, – согласился Агасфер. – Но на сей раз моя поездка не будет опасной. Вам нравится у Зволянских?

– Сергея Эрастовича я почти не вижу. Он уходит рано утром и иногда под утро и возвращается. А его жена очень мила. Танечка же – просто чудо!

– Слушайте, Анастасия Васильевна, а когда я вернусь, вас отпустят со мной в синематограф?

– В синематограф? Ой, как здорово! – обрадовалась Настя. – Я только слышала об этом чуде, но никогда не видела его! Я полагаю, что отпустят! А вы скоро вернетесь?

– Думаю, недели через две. И обещаю, что потом долго-долго никуда не буду ездить! Прощайте, Анастасия Васильевна. – Агасфер коснулся губами ее руки, сбежал по ступеням крыльца и захлопнул за собой дверцу экипажа.

Медников, ожидавший в закрытой карете возвращения Агасфера, только крякнул, когда подопечный от рывка экипажа неловко сел ему на руку. Начальника «летучего отряда» на время пребывания Агасфера в Северной столице назначили его личным телохранителем, чем опытный сыщик был, естественно, не слишком доволен. Однако, симпатизируя Агасферу, старался рассматривать свое задание как товарищескую услугу.

– Симпатичная девица, – буркнул он. – Только уж больно грустная какая-то. Неприятности?

– Ее неприятности уже позади! – усмехнулся Агасфер. – Ну, какие будут дальнейшие указания от начальства?

– Его высокопревосходительство генерал Куропаткин велел вам прибыть в Главный штаб. К следователю военно-окружного суда Топилину, тот вас давненько ожидает.

– Это еще зачем? Мы ж договорились с генерал-адъютантом, что мои действия в Берлине и Вене будут рассматриваться в особом порядке. Я же не официальный агент, а лицо вне штата военно-учетного отдела.

– Это вы сами с военными министрами разбирайтесь – кто официальное лицо, а кто за штатом, – не слишком любезно отозвался Медников. – А я, господин Агасфер, рылом не дорос до министров! Мне сказали: охраняй пуще глаза, я охраняю. Велели что передать – передаю…

– Ну-ну, не прибедняйся, Евстратий! Погоди, вот организуемся в Разведывательное отделение – лично тебе эполеты пришью. Как начальнику военно-диверсионного отряда!

– Ага, пришьете, как же! По моим делам энти еполеты мне только на задницу и пришивать, для маскировки! И кожух не сымать даже летом, чтобы еполеты никто не увидел!

– Ну-ну, Евстратий! Ты тут профанацией знаков воинского отличия не занимайся! «На задницу!» – передразнил Агасфер. – Услышит кто из начальства, так тебе на другое место эполеты пришьют, на переднее! И прямо к телу, чтобы не оторвались!

Перешучиваясь, разведчики незаметно доехали до Главного штаба. Кучер, имея опыт доставки подобных пассажиров, подвез их к боковому крыльцу. Часовой, прочитав пропуск Агасфера за личной подписью военного министра, молча козырнул и распахнул дверь.

Следователь военно-окружного суда Топилин принял посетителя в статском настороженно. Для него не было секретом создание в ближайшее время Разведывательного отделения при Главштабе, однако, как и большинство штабных офицеров, Топилин рассматривал эту новость пока лишь в качестве слуха. Поэтому и к бумаге с размашистой подписью военного министра Куропаткина отнесся с недоверием: мало ли кто такую предъявить может. А вдруг похищена?

Предъявитель сего является личным секретным порученцем военного министра со всеми вытекающими из сего полномочиями. Имеет право входа в Главный штаб в любое время суток. Содействие предъявителя сего при его просьбе всеми офицерами РА выполняется по первому требованию, об отказе в содействии докладывается лично военному министру.

(подпись) Куропаткин

– Присаживайтесь, господин порученец! Насколько я понимаю, воинского чина вы не имеете, имя свое называть не можете – как же мне, милостивый государь, обращаться к вам? А самое главное – как по казенным бумагам ваши показания проводить прикажете? Конфидент генерала от инфантерии? Так вы же не иностранец…

– Агент Агасфер, ваш-бродь. Так будет проще всего…

Пробурчав что-то невнятное, Топилин все же оставил пустым место в графе бланка допроса, подумал и спросил:

– Насколько я понимаю, в Берлине вы были в одно время с подозреваемым Гриммом. Что вы можете сообщить по этому поводу следствию?

– Подполковник Гримм, по данным, полученным мной еще в Петербурге, привез в Берлин для передачи своему куратору в Генштабе армии Германии несколько секретных документов, похищенных им в штабе Варшавского военного округа, а также незаконно скопированные секретные документы, доступа к которым он не имел. А именно: им была привезена «Инструкция командующему войсками по управлению Варшавским военным округом» и «Секретная часть всеподданнейшего отчета командующего войсками за 1883 год».

– Минуту, господин Агасфер: подполковник Гримм сам перечислил вам вышеупомянутые документы?

– Документы были отняты у него силой.

– И где же они ныне?

– Опасаясь обыска моих личных вещей и багажа – поскольку я ездил в Берлин под чужими документами, – я уничтожил изъятые у Гримма документы.

– Уничтожили, – повторил Топилин. – А ежели теперь арестованный Гримм заявит, что все это – ваша фантазия? И что под громким заголовком и штампом «Секретно!» была подготовленная для врага липа… Что прикажете делать?

– Я могу дословно пересказать вам содержание каждого документа, отобранного у предателя, а вы уж судите – липа это или не липа.

– Вы осмелились ознакомиться с документами весьма ограниченного пользования, господин как вас там…

– Агасфер. Я не только ознакомился, но и помню их наизусть, вместе с цифрами, составляющими государственную тайну!

– Ну, знаете ли…

– Знает, Топилин! Он побольше нашего с тобой знает! – В дверях, посмеиваясь, стоял незаметно подошедший военный министр, генерал-адъютант Куропаткин.

Топилин, вскочив и вытянувшись в струнку, успел, однако, застегнуть все пуговицы на своем мундире.

– Что, Берг, успел на вас ужаса мой следователь нагнать? – продолжая смеяться, Куропаткин прошел в кабинет, пожал руку вскочившему также Агасферу.

– Господин следователь сомневается в подлинности документов, изъятых мной у Гримма в Берлине. И в моем праве заглядывать под обложку этих документов, Алексей Николаевич…

– Ну ты даешь, Топилин! А как же разведчику узнать – то он раздобыл или нет? Я вот, братцы мои, помню, в Турции, уже генерал-майором, был направлен в разведку для сбора данных об укреплениях противника на Босфоре…

И следователь, и Агасфер не раз слышали эту историю, однако выслушали ее вновь с неослабным вниманием. Дослушав, Агасфер повернулся к следователю:

– Устройте мне личную встречу с арестованным, господин следователь! Не думаю, что приведенные мной детали наших встреч с Гриммом позволят ему долго запираться!

– Ну, ладно, не стану вам мешать, – Куропаткин махнул рукой и покинул кабинет, на ходу поинтересовавшись у Агасфера:

– Мы с вами сегодня еще увидимся вечером, или вы прямо с допроса – туда?.. – Он неопределенно махнул рукой.

– Так точно, туда, – кивнул Агасфер.

– Гм! Давно имеете удовольствие личного знакомства с господином военным министром? – словно невзначай поинтересовался Топилин.

– Да нет, не очень… У вас есть еще ко мне вопросы, господин капитан?

– Вопросы? Несколько, с вашего позволения! – С уходом генерал-адъютанта к следователю снова вернулся дар речи. – Что еще вы имеете добавить по данному делу?

– Только то, что копии документов, имевшихся у любовницы Гримма, некоей Серафимы Бергстрем, сопровождавшей его в этой поездке, предназначались для передачи также и австрийской военной разведке. Я вынудил обоих спешно покинуть Берлин и вернуться в Россию.

– У вас, по-видимому, необыкновенный дар убеждения! – не без сарказма обронил Топилин. – Подумать только! Матерый шпион, уличенный нами в передаче немецкой и австрийской разведкам не менее дюжины секретных документов и топографических карт, как пай-мальчик послушался гм… инвалида и бросился вон из Берлина, поджав хвост!

– Ну почему «поджав хвост»? – Агасфер встал, сдернул поясок своей псевдорусской рубашки и сорвал ее с плеч. – Видите? Эту рану оставила мне мадам Бергстрем. Промахнись она на дюйм, и мы бы с вами не беседовали нынче!

Он не торопясь оделся, обошел стол следователя и поднял его вместе со стулом под потолок.

– А это что касается инвалидства, – резюмировал он, ставя стул со следователем на место. – У вас есть еще ко мне вопросы, господин следователь?

Топилин хотел было отчитать нахального конфидента за дерзость, однако, припомнив детали давешнего диалога с военным министром, решил воздержаться. Покашляв, он перетасовал папки на рабочем столе, открыл одну.

– А что с полковником Брюхановским получилось? – спросил он.

– Полковник Брюхановский оказался австро-немецким разведчиком по кличке Гертруда. Его «сдал» мне… В общем, я получил сведения из заслуживающих доверия источников о том, что Брюхановский является своего рода резидентом и имеет в ряде русских округов подкупленных и запуганных им агентов-офицеров, а также писарей из штабов, копирующих для него секретные документы. Воспользовавшись тем, что в Варшавском военном округе сменилось руководство мобилизационного отделения, Гертруда предложил назначенному туда подполковнику Пустовойченко помощь по приемке дел. Тот с благодарностью эту помощь принял. Брюхановский передал для копирования дела писарям Кречатовичу и Куриловичу, причем велел им изготовить лишнюю копию и для него. Успеваете записывать, господин следователь?

– Да-да. Хотя, по правде говоря, секретаря-стенографиста не мешало бы позвать, – проворчал следователь.

– Далее. Около двух месяцев назад он специально познакомился с ведущим инженером арсенала Бойчуком, который только что закончил чертежное оформление своего изобретения – принципиально новых прицельных рамок для морских орудий среднего калибра. Предложил «обмыть» окончание работы и втянул в карточную игру с шулерами, работающими на него. Бойчук, естественно, проигрался. С него требовали крупный «долг чести». Видя отчаяние Бойчука, Гертруда предложил ему выход: копию чертежей за погашение долга. Тот, естественно, отказался. Тогда Брюхановский «угостил» его сильным снотворным, унес чертежи, поднял по тревоге чертежников штаба, и те за ночь, полагая, что выполняют срочное задание командующего, скопировали чертежи. Утром Брюхановский отнес чертежи на квартиру инженера, а копии увез в Берлин. В Берлине я успел подбросить в Генштаб дезу о том, что предлагаемые Гертрудой чертежи – хлам и старье. Тогда он повез чертежи в Вену…

– Удивительные вы вещи рассказываете, господин э… Агасфер!

– Австрийцы же «раскусили» меня как дезинформатора и намеревались купить секретную новинку. Пришлось мне принять некоторые меры.

– То есть вы расправились с Брюхановским. Без суда и следствия, не выявив его пособников и помощников… Много на себя берете, господин Агасфер!

– А что мне оставалось делать? Тащить на себе визжащего, словно боров, Брюхановского через две границы на глазах у немцев и австрийцев? Чтобы принести его к вам?! Я сам еле вырвался из Варшавы, где на меня насели австрияки!

– Вы не имели права заменять собой следствие и правосудие! Откуда я знаю, что вы, пользуясь близким знакомством с военным министром, не морочите мне голову?

– Допросите чертежников из штаба, допросите Бойчука. Поинтересуйтесь, наконец, откуда у скромного подполковника две квартиры в Петербурге и огромное имение под Москвой.

– Не учите меня работать, господин конфидент!

– Я уже рассказывал вкратце эту историю господину военному министру и получил полное одобрение своим действиям. И зашел к вам единственно по его просьбе, чтобы грамотно оформить материалы для суда и помочь восполнить имеющиеся пробелы! – Агасфер встал, одернул рубашку. – Но, как я погляжу, у вас на все своя точка зрения! Прощайте, господин Топилин! Далее управляйтесь без меня!

– А я не отпускал вас! Как вас назвал его высокопревосходительство? Кажется, Берг? Разберемся для начала с вами, господин Берг! Кто вы? Откуда?

– Хотите попробовать задержать меня? С директивой военного министра в кармане? Да я мог бы просто выбросить вас вместе со стулом в окно, господин следователь!

Агасфер вышел из кабинета и направился к выходу из штаба. Несколько раз, обратив внимание на его «лубочную» рубашку, пробовали останавливать дежурные офицеры, однако при виде пропуска и указания о содействии за подписью Куропаткина извинялись и козыряли.

Заблудившись в бесконечных коридорах, он призвал на помощь одного из бесчисленных порученцев и попросил проводить к выходу, где истомился ожиданием Медников.

– Да, брат Евстратий, рановато нам с тобой, пожалуй, об эполетах думать, – задумчиво пробормотал он. – Для этого и голову особенную иметь надо, и мозги! Лучше быть свободным…

Медников только хмыкнул и приказал кучеру: к Архипову! Самое время было собирать чемодан и отправлять Агасфера в его очередное турне. Нет, не приживется он в Петербурге, думал мудрый Медников.

А Агасфер молчал, вспоминая далекий вечер в Прешпороке. Он ведь там не сразу убил Брюхановского, а попробовал, затащив его под сваи ресторанчика-поплавка на Дунае, допросить. Не давала ему, например, покоя мысль о той легкости, с которой такие, как Гертруда, проникают в штабы и секретные конструкторские бюро, легко пересекают границы с бдительной, казалось бы, пограничной стражей и провозят чемоданы, набитые военными секретами. Брюхановский отчасти подтвердил то, о чем Агасфер догадывался и так. Легкомыслие и деньги. Деньги и легкомыслие.

Почивший в бозе царь подарил стране не только полтора десятилетия покоя и мира. Похоже, военная служба в его царствование превратилась в нудную и плохо оплачиваемую необходимость. Необходимость не столько честно отрабатывать скудное царское жалованье, сколько искать возможности заработать любой ценой.

Разумеется, не все, далеко не все офицеры были продажными. Но «науку» не видеть врагов и шпионов, не считать своим долгом бороться с предательством многие, похоже, усвоили вполне!