ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Чудом вырвавшись из Варшавы, Агасфер впервые почувствовал безмерную усталость. Сказывалось нервное напряжение. Он почти не спал несколько суток еще с тех пор, как ликвидировал Брюхановского, а потом на пароходишке, следующем в Мюнхен, вздрагивал от каждого громкого звука, топота матросов по палубе, маневрирования судна.

Судя по нахальству, с которым действовала в Варшаве команда Гедеке, подобного можно было ожидать и по приезде в Петербург. Поэтому Агасфер решил сойти с поезда раньше. Ближайшей к Северной столице России станцией была Гатчина, излюбленная резиденция только что почившего в бозе Александра III.

Обычно пустой дебаркадер Гатчинского вокзала поразил Агасфера своей многолюдностью. Больше всего здесь было жандармских и воинских патрулей с траурными повязками на рукавах шинелей.

Направившись к бирже извозчиков, Агасфер вдруг вспомнил, что денег у него нет: Гедеке, будь он неладен, отобрал все – и деньги, и документы. Правда, в тайнике протеза у него осталось три золотых империала. Две монеты пришлось отдать мальчишке в гостинице – за поданную весточку старому Якобу Шлейзеру, третью – за обед в привокзальной ресторации. Математика была не в пользу Агасфера: за 30 рублей, пусть и золотыми монетами, ни один лихач не согласится везти его в Петербург. Откажутся, да еще и ближайшему городовому укажут на подозрительного пассажира. Понятно, что Зволянский и Архипов вытащат его из «холодной», куда непременно засунут подозрительного типа без денег и документов, но сколько придется просидеть там?

Уже чувствуя на себе подозрительные взгляды железнодорожных чинов и жандармов, Агасфер подхватил саквояж и решительным шагом направился к телеграфной конторе.

– Чем могу служить? – Телеграфист подошел к барьеру, отделявшему служебную часть помещения.

– А скажите-ка мне, любезный, за сколько времени отправленная отсюда телеграмма будет доставлена адресату в Петербурге?

– Ежели по срочному тарифу, то часа через два-три, сударь! – с поклоном ответил телеграфист.

– Отчего ж так долго?

– По проводам депеша пройдет быстро, – охотно пояснил скучающий телеграфист. – Дело застопорится при доставке-с! Время нынче, сами знаете, какое, телеграфы перегружены, служащих и курьеров не хватает-с.

Агасфер разочарованно прищелкнул языком.

Телеграфист между тем обратил внимание на золотую монету, которой приличный господин, словно бы в рассеянности, постукивал по перильцам барьера. Помолчав, он с понимающей улыбкой поинтересовался:

– А протелефонировать адресату, сударь, можно?

– Можно-то можно, да кто мне позволит? Откровенно говоря, милейший, в поезде я попал в неприятнейшую историю! Сел в картишки перекинуться, да все и спустил! Заграничный паспорт даже в залог пришлось оставить!

– Есть на нашей станции два телефонных аппарата, сударь, – помолчав, решился телеграфист. – Один у начальника станции, другой у жандармов. Ну, к жандармам, полагаю, вам нет никакого резона идти…

– Ну и?..

– А вот начальник станции, как мне известно, только что обедать ушел. И ключик запасной от его конторы у меня имеется – на случай экстренной надобности. Вы ведь недолго будете телефоном пользоваться, сударь?

– Два слова только сказать! Чтобы экипаж за мной прислали! Выручайте, любезный! В долгу не останусь! – Агасфер положил на барьер ярко блеснувший империал.

– Попадет, конечно, мне, если узнают! – заколебался телеграфист. – Места лишиться за такие дела можно… Вы не из социалистов будете, часом, сударь?

– Кой черт из социалистов! Нешто похож?

– Вот и я гляжу, что не похожи. Солидный вроде господин… Ну да ладно, где наша не пропадала! Прошу за мной, сударь!

Телеграфист нырнул под барьер, запер контору и, поминутно оглядываясь, повел Агасфера по темным коридорам. У неприметной двери он остановился, прислушался, достал из кармана ключ.

– Этим ходом господин начальник пользуется, когда требуется незаметно прийти или уйти. – Он отпер дверь и, придерживая ее, протянул ладонь. – Извините, сударь, только сначала денежки позвольте! Благодарствую! Пойдемте, сударь, только тихо!

Проскочив вперед, телеграфист плотно задернул шторы и только после этого поманил посетителя пальцем.

– Сюда-с! – Он снял слуховой рожок, покрутил ручку динамо-машины. – Алло, барышня! Соедините меня с Петербургом-Центральным! Да-да… Номер говорите, – прошипел он Агасферу.

– 8-64, дом полковника Архипова!

– Алло, Центральная! 8-64, будьте добры! Жду-с… Алло, это номер 8-64? Дом полковника Архипова? Сейчас с вами Гатчина говорить будет! – он сунул слуховой рожок Агасферу. – Говорите, сударь!

– Алло, Кузьма, это ты, что ли?

– Кто говорит? У телефона Зволянский! Вам полковника Архипова нужно?

– Сергей Эрастович, господин Зволянский, это Берг вас беспокоит! Я в Гатчине, вернулся вот…

– Плохо слышно, черт возьми! Не понял – кто это?

– Берг! Берг говорит! Агасфер!

– Господи, Агасфер?! А я уже отвык, знаете ли, от вашего имени… Где вы? Мы тут с ума сходим! Приезжайте скорее!

– Рад бы, да не могу, Сергей Эрастович! Попал в руки к шулерам, проигрался до нитки. Еле до Гатчины хватило добраться! Выручайте!

– Мишель, это вы? – видимо, полковник, презрев приличия, отобрал трубку у Зволянского. – Вы живы, слава Богу! Но почему в Гатчине?

– Все потом расскажу, Андрей Андреевич! Забрать бы меня отсюда побыстрее! Ни денег, ни документов…

– Где вас там искать? Гатчина большая…

Агасфер прикрыл ладонью микрофон, спросил у телеграфиста:

– Найдете мне местечко часа на два? Не обижу! Алло, Андрей Андреевич! В Гатчине, на вокзале, спросите телеграфиста.

– Он будет знать! Ну все, не могу больше говорить! – стал прощаться Агасфер, заметив отчаянную жестикуляцию своего благодетеля. – Даю отбой!

– Ну все! Пошли скорее отсюда, сударь!

До конторы телеграфиста добрались без приключений. Агасфер в порыве чувств обнял его.

– Спасибо, благодетель! Спасли, право слово, спасли!

– А господин Зволянский, с которым вы говорили, – это тот самый? Директор Департамента полиции? – помолчав, поинтересовался телеграфист. – Ну, слава Богу! Я, грешник, все-таки сомнения имел: уж не социалиста ли в святая святых пустил?

– Но теперь-то не сомневаетесь?

– Раз человек с самим полицейским начальством дело имеет, тут уж все в порядке должно быть! Но… Вам бы отдохнуть, сударь! На вас лица нет! От Петербурга на резвых лошадях сюда часа полтора ходу. Ежели не побрезгуете, то чуланчик у меня тут имеется, для отдыха ночного…

– Я сейчас ничем не побрезгую! Как зовут-то, благодетель?

– Николаем крестили… Пошли, пошли за мной!

В темном чуланчике, заставленном какой-то рухлядью, пахло мышами и прелью. Агасфер вздохнул: не до жиру! И в курятнике устроишься!

Он вытянулся на скрипучем топчане, подложив под голову саквояж, изрядно опустевший после обыска в Варшаве. Прикрыл тяжелые веки и мгновенно провалился в сон.

Однако выспаться не удалось. Не прошло и четверти часа, как за стенкой загремели сапоги, послышались громкие грубые голоса. Агасфер мгновенно проснулся, сел, прислушиваясь.

– Куда ты его дел, «морзей» несчастный? А? Ну-ка, показывай гостя своего!

Агасфер поморщился: вот тебе и «благодетель»! Решил, значит, подстраховаться, жандармам шепнул – «чтобы чего не вышло».

Дверь чуланчика, едва не слетев с петель, распахнулась, светлый проем мгновенно загородили фигуры с фонарями в руках.

– Ага, вот он! – Жандармский офицер шагнул вперед, молодцевато кинул к шапке два пальца: – Господин фон Берг? Поручик Тиссель, начальник Гатчинской жандармской команды! Согласно телефонограмме обер-полицмейстера Петербурга, имею поручение доставить ваше высокородие в Петербург! Прошу следовать за мной!

Спустя малое время к дебаркадеру был подан крытый экипаж, запряженный парой лошадей.

– Лошадки временно взяты у начальника пожарной части, так что не извольте беспокоиться, ваше высокородие! – отрапортовал Тиссель. – Мигом домчат!

– Благодарю, поручик! – Агасфер подумал, что только чрезмерная усталость не позволила ему самому додуматься до такого простейшего решения. К чему гнать экипаж из Петербурга, если его можно было организовать и здесь?

– С Богом, ваше высокородие! Конвой надежен, не извольте беспокоиться

Сытые пожарные лошади резво взяли с места, вслед устремились двое конных конвойных жандарма.

Не прошло и двух часов, как все же задремавший Агасфер очутился возле особняка полковника. Встречали его всем домом. Даже слесарь Тимоха, хоронясь от полковника за осанистой фигурой швейцара Трофима, не утерпел: при виде вышедшего из кареты Агасфера подбросил вверх шапчонку и вполголоса крикнул «Ура!».

Переходя из объятия в объятие, Агасфер все же обратил внимание на то, что в обществе за время его отсутствия кое-что изменилось. Ванновского он, к примеру, впервые увидел в партикулярном костюме. Лавров был явно невесел и, похлопав Агасфера по спине, тут же отошел в сторонку и закурил – это было для него необычно! Кроме того, возле подъезда дежурил щегольский автомобиль с замершим, словно статуя, шофером и офицером, явно адъютантом, возле передней правой двери.

– Ну что, господа? Гатчинскую коляску отпускаем? Свободны! – скомандовал Зволянский кучеру и конвою. Лихо козырнув, те развернулись и поскакали в сгущающуюся темень.

Необычайно оживлен был Зволянский, отметил Агасфер. Лопухина же, обычно находившегося в доме Архипова с утра до ночи, и вовсе не было видно.

– Ну, что же мы тут стоим, господа? – спохватился, наконец, Архипов. – Стол накрыт! Извините, Мишель, что успел за два часа организовать, тому и будем воздавать должное! Но зато, представьте себе, решился извлечь из винного погреба арманьяк двадцатипятилетнего возраста. Специально для особого случая берег. Вы, конечно, чертовски устали, барон, но полчаса мы у вас украдем! Хоть вкратце, но расскажите нам о своих приключениях!

– Погодите, Андрей Андреевич! – мягко прервал его Агасфер. – Арманьяк от нас не уйдет – прежде стенографист желателен! Пока держу в памяти некий документ, из-за которого, собственно, и попал в лапы австрийской разведки!

– Алексей Николаевич! Ваше превосходительство! – обратился Архипов к Куропаткину. – Слыхали новость? Агасфер в своей удивительной голове что-то нам особенное привез! Стенографиста бы организовать!

– Сию минуту-с! – Куропаткин подозвал адъютанта, дежурившего возле автомобиля, и вполголоса отдал распоряжение. Тот, козырнув, сел в авто, шофер крутнул заводную ручку, и машина умчалась.

Еще одна новость, отметил про себя Агасфер: раньше Ванновский такие вопросы решал… И авто у нашего Куропаткина откуда-то появилось… Ладно, поживем – все узнаем!

Трофим торжественно распахнул двери, снял фуражку. Офицеры, переговариваясь, устремились к двери.

Куропаткин и Зволянский прошли в дом первыми. Архипов, следуя за ними, остановился в проеме, хотел что-то сказать Агасферу – и не успел. Как раз в этот момент все услыхали нарастающий бешеный стук копыт. Лавров приостановился, вглядываясь в сумерки.

– Эк его носит, мерзавца! Всех прохожих посшибает этак-то! – покачал головой Лавров.

И тут из-под опущенного верха коляски засверкали вспышки, мигом спустя сменившиеся трескотней выстрелов. Кучер натянул вожжи, придерживая лошадь.

– Ложись! – крикнул Лавров, падая на тротуар и увлекая за собой Агасфера. Увидев, что Кузьма, Трофим и Тимоха от неожиданности замерли, как статуи, он еще громче закричал: – Падайте, олухи! Убьют же сейчас!

– Долой самодержавие! Смерть царским прихвостням! – раздалось из почти остановившейся коляски, и оттуда снова загремели выстрелы.

– Эх, револьвер нынче не взял! – сквозь зубы процедил Лавров, прижимая голову Агасфера к скользким камням тротуара.

Агасфер все-таки попытался повернуть голову, чтобы рассмотреть коляску и стрелка. Но увидел только темный силуэт и искры, высекаемые пулями рядом с его лицом. И считал выстрелы. Шесть, семь…

– Пошел! – завизжал седок, швырнув на мостовую револьвер с опустошенным барабаном.

Возница стегнул кнутом, закричал на лошадь, и та рванула с места.

Когда стук копыт замер вдали, Лавров и Агасфер поднялись с каменного тротуара, почистили платье.

– Все целы? Никого не зацепило? – спрашивал Лавров, глядя только на Агасфера.

– Да, благодарю… Тимофей, ты чего не встаешь? Не задело тебя?

Тот с кряхтением поднялся с корточек – выполнить команду «ложись» он так и не успел – как, впрочем, и швейцар, продолжающий держаться за дверь. Из-за нее осторожно выглядывали Куропаткин и Зволянский.

– А где полковник, господа? Андрей Андреевич, где вы?

– Тут я, тут! – ворчливо отозвался Архипов, пытаясь подняться с ковра и держась за ногу. – Хороши же мы, господа офицеры! Пятеро нас тут – и ни у кого оружия не случилось!

– Господи, да вас ранило! – Куропаткин, шагнув к старому другу, первым разглядел расплывающееся темное пятно на ковре в вестибюле. – Кузьма, телефонируй в полицию, пусть доктора пришлют! Трофим, свисти! Городовые – где они, черт их побери!

Однако Зволянский, обогнав Кузьму, первым побежал по лестнице к телефонному аппарату, и вскоре по всему дому разнеслись раскаты и переливы его начальственного баритона, прерываемые частой руганью.

Тем временем Лавров, присев возле Архипова, уже определил место ранения, – разрезал левую брючину, осмотрел сквозную рану в бедре, перетянул ногу жгутом из носового платка.

– Ничего, господин полковник! Я, конечно, не доктор – но, по моему, вам повезло! Рана сквозная, крови немного, темного цвета – стало быть, артерия не задета. И кость, по-моему, тоже! Кузьма, дай что-нибудь полковнику под голову, пусть полежит здесь, пока доктор приедет!

Он распрямился, ободряюще улыбнулся Архипову. Взяв за локоть Агасфера, повел его на улицу.

– А мы с вами, Берг, давайте осмотримся, пока городовые да зеваки не затоптали тут все на свете! Трофим, Кузьма, фонарь есть где-нибудь близко?

Лавров и Агасфер вышли на улицу и тут же услыхали приближающиеся свистки городовых с двух концов улицы.

– Ну, сейчас тут будет вавилонское столпотворение! – хмыкнул Агасфер. – Мы куда идем-то, Владимир Николаевич?

– Хочу найти место, где экипаж вас поджидал…

– Меня? Почему вы так говорите? – удивился Агасфер. – Слышали, как стрелок кричал про царских прихвостней? Нашли прихвостня, ха!

– Ерунда все это, Берг! И про «смерть самодержавию», и про прихвостней… Хорошо организованная засада, вот что это! А вопли – это для маскировки, для отвлечения внимания! Ага, кажется, здесь! – Лавров посветил фонарем на небольшую кучку лошадиного навоза.

Посветив фонарем вокруг, он обнаружил несколько окурков египетских папирос, а чуть в стороне – два окурка папирос другой марки. Бережно собрал окурки в кульки, сделанные тут же из вырванных листов записной книжки.

Пряча кульки в карман, Лавров внезапно повернулся и направил фонарь в подворотню, высветив бородатую фигуру с метлой. Лавров отвел фонарь, крикнул начальственным голосом:

– Дворник! А ну-ка иди сюда, братец! Ты почему, подлец, не докладываешь о происшествии?!

Дворник, волоча за собой метлу, нехотя приблизился, с подозрением вглядываясь в статский наряд Агасфера и непохожее на полицейский мундир форменное обмундирование Лаврова.

– Сколько стоял здесь этот экипаж?

– Екипаж? А часа два стоял, ваш-бродь! Я и то обратил внимание: стоять и стоять! Кучер не на своем месте пребывал, а возле угла маячил, папиросы курил. На меня цыкнули: молчи, мол, дворник! Тут полицейская операция производится! Ну я и «цыкнул» обратно в подворотню к себе.

– А второго видел? Который в коляске был?

– Не-а, ваш-бродь! Только голова в шляпе высовывалась. Тоже курили часто, через мундштюк. На непонятном языке, осмелюсь доложить, с кучером переговаривались. Не то немецкий, не то французский – не силен я в языках, ваш-бродь!

– Ну а потом что?

– Замерз я, в подворотне наблюдаючи, ваш-бродь! – признался дворник. – К себе в конурку пошедши. Так, поглядывал иногда… Никаких безобразиев не творят, ждут кого-то! Топот потом слышу – засвистал кучер, коляска с места и рванула. А потом выстрелы, Господи прости!

– Все, братец, спасибо за службу! – Лавров сунул дворнику полтинник. – Если вдруг вспомнишь что-нибудь важное – найди швейцара Трофима из того большого особняка, понял? Спросишь господина Лаврова – это я буду. Еще получишь!

– А-а, тык вы не с полиции? – сплюнул дворник. – А я-то, дурень, полчаса перед вами тут, любопытствующими, распинаюсь!

– Пойдемте, Берг! – Лавров увлек Агасфера к подъезду архиповского особняка, возле которого уже начал собираться народ. – Кое-каких новостей за две недели отсутствия вы не знаете, поэтому я коротко, в двух словах, вас просвещу.

Во-первых: его высокопревосходительство Ванновского «подвинули». Теперь военный министр у нас – генерал-адъютант Куропаткин. Ванновского высочайше назначили членом Государственного совета – ну, вы сами понимаете, Берг, это «почетная отставка». Ходят слухи, что его ближайшее назначение – расследование студенческих беспорядков. Зволянский чем-то перестал устраивать господина министра внутренних дел Ивана Николаевича Дурново, и на его место, я слышал, прочат Лопухина. Не сегодня завтра вопрос с созданием Разведывательного отделения будет, надеюсь, закрыт. Генерал Куропаткин имел несколько приватных бесед с наследником, вопрос практически решен! Ждут официальной церемонии захоронения почившего в бозе императора Александра III, и Высочайший указ на сей счет будет подписан! И вот тут-то, Берг, начнется самое ужасное!

– Что же здесь ужасного? – удивленно приостановился Агасфер.

– А то, что если раньше самостоятельность нашего учреждения была априори и поддерживалась всеми членами нашего кружка, то теперь это мнение кардинально поменялось! Зволянский – сам ли, или с подачи своего министра – настаивает на объединении Разведывательного отделения с Загранслужбой охранного отделения. То есть налицо явное желание лишить РО самостоятельности и поставить его под контроль Министерства внутренних дел, объединить с полицией! Да и господин Куропаткин уже несколько раз приглашал меня поговорить приватно о том, что финансирование деятельности Разведывательного отделения необходимо проводить только по линии Военного министерства! То есть, просишь деньги – объясни, на что потратишь! И не министру – тому, как вы понимаете, недосуг заниматься подобными вещами, – а какому-нибудь асессору Пупкину-Ляпкину, который будет дотошно вникать в подробности планируемой работы, чтобы вечером, в компании таких же Пупкиных-Ляпкиных, похвастаться причастностью к вопросам, представляющим государственную важность!

– Иными словами, самостоятельность и независимость русской контрразведки, которая только испытывает потуги рождения, уже под вопросом! – усмехнулся Агасфер. – Понимаю, понимаю! В дело включились некие силы высшего порядка, которые не желают, чтобы порядок был действительно наведен!

– Значит, поняли? – обрадовался Лавров. – Но тише, умоляю! Мы уже подходим к нашим единомышленникам, и не надо, чтобы они слышали то, о чем мы только что говорили.

– Один вопрос, Владимир Николаевич! – приостановился Агасфер. – А что думает по этому поводу Архипов?

– Андрей Андреевич верен себе: он за полную самостоятельность контрразведки. Но он всего лишь полковник, причем отставник. Ваш покорный слуга пока вроде единственный претендент на кресло начальника Разведывательного отделения. И я очень хотел бы видеть господина полковника своим заместителем. Однако Зволянский и Лопухин категорически против. Мне в товарищи прочат некоего Мануйлова! Слыхали? Ну, еще услышите! И генерал Куропаткин начал колебаться – несмотря на нашу старую дружбу и полное доверие и взаимопонимание… Но давайте прервемся, Берг: судя по количеству прибывающих экипажей и авто, тут скоро будет половина Петербурга!

«Покушение на смертоубийство», действительно, вскоре собрало в доме Архипова великое множество и сыщиков, и сановников. От разноцветья мундиров рябило в глазах. Прибывшее сюда едва ли не в полном составе Сыскное отделение допрашивало свидетелей происшествия по несколько раз, были найдены и выковыряны из дверей практически все пули стрелка. Среди черных полицейских мундиров начали мелькать пиджачки газетчиков, несколько раз вспыхнул магний фотографов.

В конце концов Агасферу удалось поймать за рукав Зволянского и буквально поставить перед ним ультиматум: либо ему дают возможность в спокойной обстановке продиктовать то, что еще осталось в голове после множества происшествий в Варшаве и случившегося потом, либо он не ручается за свою память. Архипов, которому надоело присутствие в его доме десятков бесцеремонных людей, тоже начал громко стонать и требовать тишины и покоя.

Зволянский и Куропаткин приняли меры, и вскоре дом все-таки опустел.

Агасфер, уединившись с двумя военными стенографистами в библиотеке, попытался сосредоточиться, как это обычно бывало, но с ужасом осознал, что не может вспомнить и половины того, что ему удалось прочесть в секретном досье. Оставив обескураженных офицеров, он бросился в свою комнату и, едва не плача, зарылся лицом в подушки.

Лишь позднее он нашел в себе силы прийти к полковнику Архипову и признаться в беспамятстве. Зволянский и Куропаткин, слышавшие это «покаяние», утешили Агасфера, говоря, что иногда для включения механизма памяти, дающего сбой, следует на некоторое время оставить его в покое.

Стенографистов на всякий случай оставили в одной из гостевых комнат с ночевкой, а общество, вопреки «библиотечной» традиции, сосредоточилось для обмена мнений в спальне полковника, куда он был помещен благодаря настоятельному требованию полицейского доктора. Рана, кстати, как и предсказывал Лавров, оказалась сквозной и относительно легкой.

На доктора, мешавшего своим присутствием откровенным разговорам, постепенно начали коситься с плохо скрываемым раздражением и совсем уже собрались было выпроводить его до утра. Однако старичок оказался настоящим профессионалом.

– Я понимаю, господа, что мои уши тут лишние, и сейчас покину вас – однако у меня есть вопрос вот к этому молодому человеку, – и он кивнул на Агасфера. – Мне показалось, что он садится, встает и поворачивается с еле прикрытой гримасой боли. Так вот, молодой человек, признавайтесь: вы тоже получили ранение или серьезный ушиб правого бока?

Агасфер попробовал сделать удивленное лицо, но в конце концов вынужден был признаться, что с неделю назад получил «легкую царапину». Он был тотчас же отправлен в свою комнату, где, по настоянию доктора, разделся.

– Действительно, касательное пулевое ранение в область пятого ребра, – пожевал бородку доктор. – И, судя по остаткам пластыря на ране, первичную помощь вы получили. Но перевязкой пренебрегли, и, к тому же, намочили рану! Извольте ложиться и терпеть!

Терпеть пришлось основательно: доктор вскрыл загноившуюся от «купания» в Дунае рану, почистил ее и наложил повязку с необыкновенно свирепой мазью. Процедура закончилась двумя инъекциями, снимающими воспаление. Прописав Агасферу постельный режим, доктор, наконец, удалился.

Едва в коридоре затихли его шаги, Агасфер встал, накинул халат и поспешил в спальню Архипова, боясь пропустить что-нибудь важное. Но там «напоролся» на неуемного доктора, посчитавшего долгом доложить хозяину дома о состоянии второго раненого.

Выслушав все, что обычно говорят медики непослушным больным, Агасфер поклялся, что только попрощается с присутствующими и не позже чем через десять минут окажется в своей кровати.

Стараясь быть кратким, он рассказал об основных моментах своего «европейского турне». Тем не менее вопросы возникали и требовали ответов. В конце концов, призвали Кузьму, притащившего в спальню полковника несколько подносов с холодной птицей, мясными рулетами и, конечно же, арманьяком.

Солнечный напиток сделал свое дело, и вскоре нервное напряжение у присутствующих спало.

– Ну-с, – Зволянский обвел глазами присутствующих, – кто желает высказаться?

– Если позволите, господа, я начну! – решительно встал Лавров. – Ситуация представляется мне сложной. Господин Берг грамотно провел серию встреч с фон Люциусом, «обменял» никчемного предателя на Гертруду и, вольно или невольно, посеял вражду или недоверие между германской и австрийской разведками. Уверен, что теперь австрияки, опознавшие под личиной лже-Полонского Агасфера, будут относиться к информации из Берлина с большой долей сомнения! Относительно обмена старых британских карт минных полей на новые – полагаю, этот «номер» уже не пройдет! Разве что Люциус, обозленный упреками относительно своей профессиональной «слепоты», будет по-прежнему считать, что австрийцы перестраховались, и что Полонский и есть Полонский… Когда и как он должен был передать вам старые карты, чтобы вы сделали на них новые отметки, Берг?

– Я назвал ему адрес портного Соломона Циммермана – он должен прислать ему «штуку английского сукна». Думаю, надо немедленно взять дом Циммермана под наблюдение.

– А что случилось с Брюхановским-Гертрудой?

– Мне удалось купить у него один экземпляр технической документации. Кстати, с использованием фальшивых фунтов стерлингов. Второй экземпляр он был намерен во что бы то ни стало продать австрийцам. Пришлось выманить его за город, уколоть снадобьем, спрятанным в протезе. А потом, дождавшись темноты, затащить тело под причал пристани. Я не слишком разбираюсь в артиллерии, но не мог допустить, чтобы австрийцы воспользовались нашими секретами! Готов нести за это ответственность!

– О какой ответственности вы говорите, Агасфер? – возмутился Зволянский. – Вы раздавили никчемного таракана!

– Я наводил справки, – кивнул Куропаткин. – Вы предотвратили большую беду, Берг!

– Но как вы попали в лапы к австрийцам?

– Когда я добрался из Прешпорока до Мюнхена и не обнаружил за собой слежки, то, видимо, потерял бдительность. В Берлине я совсем успокоился и, оказавшись в одном купе с пьяным курьером, перевозившим секретные документы, не удержался и залез к нему в портфель. Там был секретный приказ о награждении австрийской агентуры за успешную работу в России. Фамилии, клички, места службы… В общем, попался как мальчишка: в соседнем купе, как выяснилось, засели агенты-австрийцы и поймали меня буквально за руку. «Угостили» эфиром, сняли в Варшаве с поезда, затащили в какой-то подвал с гильотиной и устроили допрос.

– Но вы все-таки вырвались!

– Сам до сих пор не верю! Этот палач, капитан Гедеке, был настолько упоен своей победой и моим согласием работать на него, что оставил меня в гостинице без присмотра!

– Тогда не слишком переживайте насчет того, что не можете вспомнить текст секретного документа, который вам специально подсунули, – высказался Лавров. – Думаю, что там была сфабрикованная специально для вас «липа»!

– Послушайте, господа, а не австрияки ли устроили сегодняшнюю стрельбу возле моего дома? – зашевелился, постанывая, Архипов.

– Вряд ли! – усомнился Зволянский. – Это была тщательно спланированная операция, на подготовку которой у них не было времени.

– Вы забыли про господина Гримма и его подругу, господа! – устало покачал головой Агасфер. – Простите, я сейчас вернусь…

Он добрел до своей комнаты, нашел в кармане сюртука смятую коробку египетских папирос и потащился обратно. Бросил папиросы на стол и попросил Лаврова:

– Владимир Николаевич, покажите окурки, которые вы насобирали на месте стоянки кареты. Похожи? Так вот: эта коробка выпала из сумочки Серафимы Бергстрем, когда она ворвалась в мой номер, чтобы застрелить меня! И голос, господа! Вспомните голос: «Долой самодержавие! Смерть царским прихвостням!» Это был женский голос, господа…

– Что же вы раньше молчали, господа сыщики? – возмутился Зволянский. – Сейчас же направлю к Гримму и его шлюхе команду побойчее!

– Тише, господа! – зашипел Архипов, показывая на упавшего на его кровать Агасфера. – Доктор ведь предупредил, что вкатил ему изрядную порцию снотворного! Пусть поспит! Ему за последнее время здорово досталось!

– Если вы не возражаете, пусть поспит здесь, господин полковник! – предложил Лавров. – Кровать у вас достаточно обширная, а переносить его рискованно…

– Конечно, конечно!

Зволянский, позвонив, вернулся. «Совещание», по предложению Архипова, вполголоса продолжилось: ну не уносить же отсюда холодную дичь и арманьяк, господа!

Минут через сорок Кузьма приволок в спальню телефонный аппарат: спрашивали Зволянского. Послушав собеседника, тот в расстройстве «махнул» лишний бокал и доложил:

– Гримм пьяный как зюзя! По словам денщика, пьет второй день. Так что его участие в сегодняшней акции под вопросом. А вот мадам Бергстрем исчезла! В ее квартире – одни коробочки из-под драгоценностей и следы поспешных сборов. Гримма до утра я велел в «холодную» определить. По-моему, пора его арестовывать – и под суд. Мы много чего можем ему предъявить на сегодняшний день. А мадам будем искать!

– Господа, у меня есть предложение! Агасфер обозлил не только эту мадам, но и всю австрийскую разведку! Может, отправить его на пару недель куда-нибудь подальше? – предложил Лавров.

– А что? Разумно! Дадим «вечному страннику» что-то вроде короткого отпуска! – поддержал Куропаткин. – Кстати, господа, я вот думаю, не пора ли обратиться к наследнику с ходатайством о полном прощении господина Берга?

– Не уверен, что он одобрит эту идею, – покачал головой Архипов. – К тому же не будем забывать, господа, что у нашей организации, несмотря на ее молодость, уже немало завистников и врагов! Я, например, не сомневаюсь, что наследник будет лично утверждать каждого офицера Разведывательного отделения! И личность Агасфера может, как это ни печально, вызвать и вопросы, и противодействие.

На том и порешили: вопрос с прощением и реабилитацией Агасфера отложить до лучших времен.