ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

– Вот, милостивые государи, что получается, когда мы распыляем силы! Когда бросаемся из стороны в сторону! Упустили Терентъева! Из-под носа ушел, и сигнал тревоги, надо думать, успел подать! – Архипов говорил вроде в сторону, однако упреки его были адресованы Зволянскому и Медникову.

– Успокойтесь, Андрей Андреевич! – Зволянский торопливо заканчивал завтрак. – С себя вины не снимаю – надо было как следует объяснить Вельбицкому важность порученного Медникову дела. Но и вы, позволю себе заметить, хороши. Нашли время мемуарами заниматься! Да еще бросать их где попало! Я уверен, что Терентьев сбежал после того, как нашел ваши записи. И потом: ничего еще не потеряно! Дворник проявил бдительность, записал номера извозчиков… Теперь диапазон поисков значительно сузился.

…Накануне дворник дома, расположенного напротив табачной лавки, дополнительно проинструктированный Медниковым, сообщил околоточному надзирателю Христофорову о замеченном им «безобразии». И настоятельно попросил, со ссылкой на высокое полицейское начальство, передать в охранку записку на имя Медникова (тот догадался оставить дворнику клочок бумаги со своим именем). Записка, к сожалению, попала к сыщику только вечером – она весь день пролежала в присутствии у Вельбицкого и лишь волею случая попала на глаза начальнику охранного отделения.

Накануне, получив от Зволянского «разгон за недопонимание важности операции», Вельбицкий устроил своему письмоводителю суровую выволочку с лишением наградных за месяц и послал людей на розыски Медникова. Быстро найти не удалось – Медников был в «бегах». В общем, дворника допросили только сутки спустя. То, что он рассказал, представляло немалый интерес.

Сначала дворник обратил внимание на коляску, которая стояла явно в ожидании кого-то или чего-то в квартале от лавки. Вскоре седок подозвал мальчишку-оборвыша, пробегавшего мимо, сунул ему что-то, и оборвыш, изменив свой маршрут, направился к лавке, держа в руке белый конверт. Ванька не спеша двинулся следом за мальчишкой. Тот, видимо, особой грамотностью не отличался, поскольку подолгу стоял у каждой табачной лавки, читая вывески. Дойдя до нужной, он бросил конверт в щель почтового ящика и, довольный легким заработком, побежал по своим делам.

Как только конверт оказался в почтовом ящике, седок ткнул ваньку в спину, и тот, нахлестывая лошаденку, помчался по улице.

Сообразительный дворник тут же нацарапал огрызком карандаша на подоле фартука номер извозчика и продолжил наблюдение за лавкой.

Ближе к полудню возле лавки остановился «лихач» в экипаже на «дутиках». Его пассажир, как уверял дворник, «чистый немец», зашел на минутку в лавку, вышел оттуда с пустыми руками, сел на «лихача» и был таков. Дворник записал и этот номер и стал поджидать оказию, чтобы передать важные сведения начальству и получить обещанную награду.

Выдав дворнику рубль за бдительность, Медников вернулся в охранку и по журналам без труда узнал адреса съезжих дворов, где ночуют искомые извозчики. Найдя их, удалось установить и адреса, по которым были развезены посетители табачной лавки. «Лихач», как и предполагалось, высадил пассажира возле германского посольства. А ванька пожаловался, что его пассажир, указав адрес, выскочил на ходу из экипажа, не доезжая и не заплатив, и скрылся в проходном дворе.

Терентьевские хозяева, без сомнения, сигнал от него получили. И с этим сделать уже было ничего нельзя. Что было в том письме? Об этом мог рассказать только сам Терентьев. И поиски сосредоточились на нем.

Полицейская машина в Петербурге того времени работала четко и быстро. Полагая, что Терентьев выскочил из коляски неподалеку от логова, где скрывался, Вельбицкий по крупномасштабной карте Северной столицы очертил красным карандашом круг диаметром в версту с центром возле злосчастного проходного двора. В очерченном круге оказалось три околотка.

Уже на следующее утро, по приказу начальника охранки, в его присутствии были собраны шестеро околоточных (по двое с каждого участка) и полтора десятка городовых, не ждавших от вызова начальства ничего для себя хорошего.

– Ох, и дух же от вас, братцы! – покрутил носом Вельбицкий, вышедший из кабинета по докладу письмоводителя. – Нешто с утра до ночи пьете горькую, а? Впрочем, главное – ума не пропивать, верно? А ну, орда, пошли в кабинет! Сапоги-то хоть чистые? Натопчете мне тут…

Прикрывая чувствительный нос платочком, Вельбицкий подвел «орду» к карте с очерченным кругом, объяснил задачу. Где-то здесь имеется «дом свиданий» (возможно, незарегистрированный, тайный), а также аптека, владелец которой (либо его помощник, провизор) зовется Карлом.

– Вы, сукины дети, за «поздравительными» каждый дом в своих околотках обходите, каждую собаку знать должны! Карту-то можете читать, пропойцы несчастные?! Соображаете, что это ваши участки карандашом обведены? Ближе подойдите! Да не ко мне, пьянь несчастная, к карте! И глядите мне! Не найдете аптеку и притон – всех, к чертовой матери, разгоню по рабочим окраинам!

Чтобы не смущать своим грозным видом низших полицейских чинов (да и носу следовало дать передышку), Вельбицкий отошел к окну, распахнул одну из створок, вдыхая свежий осенний воздух.

Шепотом посовещавшись, «орда» указала на карте две аптеки, одна из которых, как выяснилось, была расположена в узком тупике. В обоих заведениях работали Карлы – один был хозяином, другой – дежурным провизором. Насчет «дома свиданий» околоточные, пряча глаза, отпирались:

– Господь с вами, ваш-бродь, нешто мы порядка не знаем? Кабы был притон – рапортом бы сообщили! Нет, Бог миловал – нету здесь притонов!

Знают, собаки, в бешенстве подумал Вельбицкий. Кто-то из них да знает, однако признаваться боятся – видать, «отступные» хорошие с «мамок» получают!

– Все – вон! – не сдержавшись, заорал начальник охранки. – Злыдни пропитые! Ну, погодите, сам найду! А уж как найду – не обессудьте, братцы! – зловеще пообещал Вельбицкий.

Стуча сапогами и украдкой крестясь, «орда» покинула кабинет грозного начальника.

А Вельбицкий стал яростно накручивать ручку телефонного аппарата, торопясь доложить о результатах Зволянскому. Тот, выслушав, неожиданно мягко согласился:

– Ты прав, Константин Эдуардович! Знают, но боятся признаться. Тут, брат, ничего не попишешь. Надо попробовать Терентъева через аптекарей достать! Ты вот что сделай: арестуй-ка всех аптекарей с помощниками, да свези их в Казанскую часть. А тем временем – обыск в аптеках тех проведи! С приглашением эксперта из Аптечного департамента. Ревизию организуй! По документам, допустим, полфунта этой гадости в аптеке должно быть, а на деле с пудик припрятан! Ты же, полагаю, кокаин от сахарной пудры не отличишь, верно? А склянок в аптеке много – вот пусть эксперт и разбирается. Все понял?

– Не все, Сергей Эрастович, извините великодушно… Аптекарей-то нашими мордоворотами только попугать? Или по необходимости «поучить»?

– Гм… Аптекари, конечно, люди благородные, это тебе не мокрушники с Сенного рынка. Иностранные подданные, опять же. Лупасить их вроде и невместно, но… Но и Терентьев мне позарез нужен, Константин Эдуардович! Давай уж там по обстановке. Военную хитрость примени какую-нибудь… В общем, решай сам! Даю отбой!

Выругавшись в замолчавшую трубку, Вельбицкий нервно застучал пальцами по столешнице. Начальству легко: сказал, что Терентьев ему позарез нужен – вывернись, а предоставь! Военную хитрость ему примени! Впрочем, отчего бы и не попробовать?

Повеселев от пришедшей в голову идеи, Вельбицкий взялся за телефон. Сделав несколько звонков, он организовал и экспертов из Аптечного департамента, и полицейский налет на аптеки. И начальнику Казанской части, кажется, сумел втолковать то, что от него требуется.

* * *

Уже ближе к вечеру, будучи приглашен в дом Архипова для личного доклада, Вельбицкий, с удовольствием нюхая столь любимый начальством арманьяк из широкого бокала, посмеиваясь, рассказывал подробности.

– Ваша правда, Сергей Эрастович! Военная хитрость иной раз больше пользы дает, нежели мордобой! Ну, арестовали мы всех аптекарей с помощниками, увезли в «Казанку». Начальника я предупредил, вот и завели их в камеру, где ночью приказчик, бандюгами побитый, отлеживался. Убрать там не успели – все в кровище! Хе-хе! Запихнули немцев в камеру – у тех глаза по полтиннику! А в соседнюю камеру я надзирателя определил для «концерта», поголосистее! Тот лупит палкой по тюфяку, да и орет диким голосом. Немцы смотрят, слушают, бледнеют-с… А тут и Гриню с Гавриком велел запустить к ним. Аптекари, как мордоворотов наших увидели – в фартуках окровавленных, да с дубинками – на колени попадали! Молят: все скажем, только не бейте!

– Подловато, конечно, но… действенно! – Архипов залпом выпил свой коньяк. – Ну, и что в результате?

– Подловато? – переспросил Зволянский. – Вот она, наша интеллигенция! Чистыми ручками хотим скверну из России вычистить! Давай, заканчивай, Константин Эдуардович!

– Так, собственно, вот и все! – развел тот руками. – Оба аптекаря, по их собственным признаниям, торгуют из-под полы кокаинчиком. Один давно, второй, глядючи на его доходы, недавно приобщился, так сказать. Так вот, первый-то оказался знакомцем Терентъева, причем старым! И адресок-с его моментально назвал – действительно, тайный дом свиданий. Причем посещаемый преимущественно студентами и гимназистами! Снарядил по этому адресу команду. Дом оцепили, двери вышибли – притон в чистом виде! И Терентьева вашего чуть не сыскали – прятался под кроватью хозяйки!

– Погодите! Как это – «чуть не сыскали»? – подался вперед Лопухин. – Сами изволили упомянуть, что под кроватью был! Он что – сбежал?!

– Сбежал, Алексей Александрович! – виновато развел руками Вельбицкий, чувствуя себя штрафником. – У него под кроватью полицейский мундир был, вот он его под сурдинку напялил, вылез и утек. Полицейских привлечено много было, из разных околотков. Никто на него внимания не обратил. Это потом уже догадались, когда под кроватью одежду статскую нашли и портфельчик с бумагами. В том числе и с черновиком письма шефам своим, и украденным дневником господина полковника Архипова.

– И что там, в письме?

– Предупреждает, что Агасфер и Полонский, отправленный в свое время в Яхт-клуб, – одно и то же лицо! И что данное лицо пять дней назад выехало в Германию, Австрию и Италию для решения оперативных и вербовочных дел, причем без санкции официальных органов.

– Боже, что я наделал! Что я наделал! – схватился за голову Архипов. – Его же убьют! Казнят! И мы тут бессильны – он же неофициальное лицо, господа!

– Погодите вы! – прикрикнул Зволянский. – Подсчитать все надо! Агасфер уехал семнадцатого октября. Двое суток до Берлина, считайте, провел в пути. Девятнадцатого октября, по идее, он должен был встретиться с Люциусом… А перехваченное письмо Терентьева попало в почтовый ящик табачной лавки двадцать второго. Ежели по нему были сразу приняты меры, то Люциус должен был получить шифровку из посольства либо в тот же день, либо днем позже. А по нашему плану Агасфер должен был покинуть Берлин и выехать в Вену двадцатого, либо, в крайнем случае, двадцать первого октября! Значит, из Берлина он вырвался в любом случае, господа!

– Плюс еще сутки относительной свободы в Вене, – добавил Куропаткин. – Кстати, господа, а какое у Агасфера задание в Вене? Ох!

Охнул генерал под уничижительным взглядом Зволянского, который круто развернулся к нему на каблуках.

– Какое задание? – вкрадчиво переспросил директор. – А давайте подождем, когда Андрей Андреевич занесет это в свой дневник и представит на всеобщее рассмотрение.

– Сергей Эрастович! Господин тайный советник, если угодно! – Куропаткин встал, одернул мундир. – Наш старый боевой друг совершил ошибку, в которой он уже глубоко раскаялся. Рискну заметить, что ни ваш чин, ни занимаемая должность, ни даже то, что в силу своих должностных полномочий вы и ваши люди делаете для нашего общего дела больше, чем мы, не дает вам права издеваться над заслуженным боевым офицером! Прошу также не забывать, что все мы пользуемся его гостеприимством!

– Господа, господа! Ну, нам теперь только перессориться не хватало!

Зволянский первым разрядил обстановку. Подойдя к Архипову, он с поклоном протянул руку:

– Прошу прощения за свое мальчишество, Андрей Андреевич! Прошу простить и забыть – нервишки на пределе! – Директор повернулся к начальнику охранного отделения: – А ты молодцом, Константин Эдуардович! Думаю, тебе стоит внимательнее поглядеть рождественское представление о повышениях и наградах. Мне кажется, найдешь там знакомое имя!

– Спасибо, ваше превосходительство! – Вельбицкий понял, что ему вежливо предлагают удалиться, вскочил, щелкнул каблуками: – Честь имею, господа!

Дождавшись, когда дверь за Вельбицким закрылась, Зволянский повернулся к Лаврову:

– Генерал Куропаткин интересовался венским заданием Агасфера, Владимир Николаевич! Ваша задумка, вам и пояснения давать!

– В Вене Агасферу предстоит наиболее, на мой взгляд, сложное: найти агента-курьера из России по кличке Гертруда. Предполагается, что это высокопоставленный офицер одного из окружных штабов. Это, скорее всего, даже не агент, а резидент: секретные сведения поставляются им противнику из разных округов и разных родов войск. Скорее всего, он каким-то образом сумел заагентуритъ несколько предателей. Единственное, что удалось узнать – он должен прибыть в Вену в служебную командировку двадцатого-двадцать первого октября. Одновременно он работает также и на Германию. Ни немцам, ни австриякам такое положение дел не нравится, но они вынуждены мириться. На этот раз нам удалось подкинуть немцам дезинформацию: якобы им пытаются продать «старье». Таким образом, немцы с Гертрудой пока не сговорились, решение вопроса отложили, и новейшие оружейные разработки российских инженеров-артиллеристов поехали в Австрию! Кто этот агент – мы не знаем. Не знаем даже – мужчина или женщина. Агасфер, возможно, уже знает.

– Вот уж, воистину, как в сказке: принеси то, не знаю что, – покачал головой Куропаткин. – Боюсь даже спрашивать, каким образом Агасфер может определить эту Гертруду? В Вену ежедневно приезжают тысячи людей, среди них – десятки русских, в том числе и офицеров. Где и как запланирована встреча Гертруды с «покупателем» – тоже, насколько я понимаю, неизвестно… И что же должен предпринять Агасфер, если он каким-то чудом найдет Гертруду?

Лавров улыбнулся:

– Он должен попытаться перевербовать Гертруду под «чужим флагом»…

– Перевербовать под «чужим флагом», – повторил Ванновский. – Насколько я понимаю, Агасфер должен войти с Гертрудой в контакт под личиной итальянского или британского, скажем, разведчика. Способ не нов, но порой приводит к отличным результатам! Но что это нам даст?

– Если Гертруда согласится на смену «покупателя», то будем давать ей задания определенного свойства, чтобы как можно быстрее добраться до ее агентов. И русские секреты при этом не будут уходить из отечества. Доберемся до ее сети агентов – прихлопнем всех сразу!

– А если не согласится? Или раскусит хитрость?

– Тогда остается одно: ликвидация…

– Ясно, – мрачно констатировал Куропаткин. – Ясно: ликвидация. Вот только если весточка Терентьева доберется до Люциуса раньше, чем Агасфер до Гертруды, то, боюсь, нас ждет ликвидация иного рода!

– А предупредить Агасфера о том, что он раскрыт, никак нельзя? – поинтересовался Лопухин.

Ответом ему было всеобщее молчание: правила «игры» подобный канал связи не предусматривали…

…В Вене Агасфера спасли три сошедшихся воедино обстоятельства: непрофессионализм Терентьева, немецкая педантичность и… смерть Александра III: в германском посольстве в России все силы были брошены на просчет возможных вариантов дальнейших отношений Германии и России.

Получив из спецотдела посольства расшифрованную записку Терентьева, чиновник, замещающий уехавшего в Германию фон Люциуса, прежде всего проверил наличие специальных пометок, говорящих о срочности передаваемого сообщения. Таковых не оказалось: Терентьев о них просто забыл. Не вникая в суть, чиновник отложил депешу до возвращения шефа: несрочно – значит, нет нужды снова шифровать и пересылать в Германию, перегружая тем самым линии связи и отвлекая начальство.

Лишь через два дня, приводя в порядок скопившиеся бумаги, разведчик сопоставил упоминавшиеся в дешифровке имена и понял свою ошибку. В Генеральный штаб Германии молнией полетела депеша-предупреждение для фон Люциуса. А там выяснилось, что господин советник, закончив свои дела и консультации в Германии, только что отбыл на вокзал, чтобы вернуться в Россию. Посланный вдогонку мотоциклист увидел лишь «хвост» уходящего экспресса…

* * *

Прекрасно выспавшись на мягком диване спального вагона «Берлин – Вена», Агасфер прибыл в «город вальсов Штрауса». Наняв на вокзале извозчика, он не отказал себе в удовольствии попросить покатать его часок-другой по улицам древнего города.

В отеле «Стефания» свободных номеров не оказалось, и портье порекомендовал господину другой отель, неподалеку. Агасфер справился о своем знакомом, господине Брюхановском из России.

– О да, мой господин! – кивнул портье, ловко сбрасывая со стойки серебряную монету. – Господин Брюхановский всегда заблаговременно резервирует у нас номера. Зарезервировал и нынче, с сегодняшнего числа. Господину угодно будет оставить ему сообщение?

– Я предпочитаю подождать своего старого друга, – заявил Агасфер. – Мы знакомы только по переписке – видите ли, я ученый, занимаюсь наукой… В вашем курительном салоне подают кофе?

– Разумеется, мой господин. Тридцать пять сортов кофе в вашем распоряжении! Но, может быть, господин желает позавтракать? Тогда я осмелился бы порекомендовать кафе в левой части вестибюля. Там вы сможете получить свежайшие булочки от нашего шеф-повара!

– Благодарю, но я предпочитаю подождать…

Попивая великолепный кофе, Агасфер припоминал «урок психиатрии», который организовал для него предусмотрительный Лавров. Старичок-профессор психиатрии к визиту жандармского офицера и его спутника поначалу отнесся весьма настороженно, долго отнекивался даже от ознакомительной «лекции» по чтению языка жестов и телодвижений человека. Однако постепенно увлекся любимой темой, а заглянув в конверт, словно нечаянно подвинутый к его локтю Лавровым, и вовсе воодушевился. Хотя сразу предупредил, что ни за пару часов, ни за месяц научиться «читать» телодвижения и мимику человеческую никак невозможно.

– Я расскажу вам об основах такого «чтения», а уж как вы ими распорядитесь, молодые люди, – решать вам! Итак, вступая в контакт с незнакомым человеком и желая знать его истинное отношение к предмету беседы, обращайте внимание на глаза, губы и руки. Это альфа и омега будущей науки кинесики либо паралингвистики!

Глаза: прищуренный взгляд означает настороженность, недоверие, угрозу. Если ваш собеседник, отвечая на трудный для него вопрос, поглядит вверх и вправо, то, скорее всего, ответ будет придуманным. Руки: руки в карманах означают неуверенность, затруднение, напряженность. Сжатый кулак – признак волнения. Если при этом большой палец спрятан в ладони – это признак скрытого характера. Большой палец расположен вдоль остальных – человек доброжелателен. Касание рукой уха или уголка глаза означает робость и стремление как можно быстрее прекратить беседу или сменить ее тему. Касание рукой кончика носа или попытка прикрыть рот означает ложь…

Покидая профессора, Агасфер поинтересовался у своего шефа: сколько было заплачено за сию лекцию?

– Двадцать пять рублей. А что?

– Ничего-с, Владимир Николаевич, – вздохнул Агасфер. – У каждого признака, перечисленного профессором, десятки составляющих. Чтобы научиться «читать» мимику и движения человека, требуется огромный опыт. А вы хотите, чтобы я за час научился чтению мыслей незнакомого человека? За этим, дружище, к цыганам надо было идти… И дешевле, и вернее было бы!..

Ждать Брюхановского пришлось часа полтора. Народу в курительном салоне было немного. Агасфер невольно обратил внимание на двух молодых людей, явных по виду художников – в длинных просторных блузах и с ручными мольбертами. Оба сидели скромно, ближе к выходу и, поглядывая через широкие зеркальные стекла на оживленную улицу, делали на листах бумаги какие-то наброски. Один из них ухитрился исподтишка набросать портрет сидевшей неподалеку дамы с длиннющим мундштуком, и с поклоном показал его «натурщице». Однако даме портрет по каким-то причинам не понравился, и она отказалась его покупать.

Неподалеку от входа в отель меланхолично крутил ручку шарманки старик с широкополой шляпой, лежащей у его ног. В шляпу изредка летели мелкие монеты прохожих – пока важный полицейский, усмотрев в игре уличного музыканта нарушение каких-то правил, не уволок его за угол вместе с шарманкой.

К стойке портье постоянно подходили люди, но тот знака любезному господину пока не подавал.

Агасфер отдавал себе отчет в сложности стоявшей перед ним задачи. Тем более – при жесточайшем лимите времени, данного ему для «обработки» совершенно незнакомого человека. Те обрывки сведений, что сообщил о Гертруде фон Люциус, кое о чем говорили, но этого было явно недостаточно!

То, что дебют на шпионском поприще предатель сделал совершенно нахально, сомнений не вызывало. Приехать в чужую страну и искать встречи с разведчиком без знания языка, прямо на пороге Генерального штаба Австро-Венгерской армии, – это же анекдот. Может, он просто ненормальный? Однако при всей своей «ненормальности» продавать один товар сразу двум «покупателям»? Какая-то патологическая жадность. Да и нахальство к тому же.

С фотографической карточки, переданной Агасферу Люциусом, глядело довольно необычное лицо, похожее на поставленную «на попа» тыкву: узкие, словно сдавленные виски по обе стороны тщательно замаскированной прядями волос лысины. Нижняя же часть лица с круглыми щеками была словно накачана воздухом. А пушистые бакенбарды делали эту нижнюю часть еще шире.

«Старый друг» вскоре, наконец, прибыл. С помпой, на прокатном автомобиле. Засуетились швейцары, посыльные бросились на «перехват» двух солидных кожаных чемоданов. И портье выскочил из-за стойки, приветствуя по-русски постоянного клиента:

– Добро пожаловать, господин Брюхановский! Ваш номер ожидает вас. А также вас ожидает ваш старый друг! Сюрприз! Сюрприз!

Брюхановский обернулся и заметил привставшего из-за столика в курительном салоне человека в сером костюме английского покроя, помахавшего ему свернутой газетой. Распорядившись отправить чемоданы в номер, Брюхановский с некоторым колебанием все же подошел к незнакомцу. Его маленькие серые глубоко посаженные глаза сверлили Агасфера.

– Мне сказали, что вы ожидаете меня… Однако, боюсь, что вы ошиблись, любезный! У меня хорошая зрительная память! Я не имею чести знать вас! – Брюхановский говорил по-русски медленно, помогая себе жестикуляцией – так говорят с человеком, который плохо слышит.

– О-о, здесь нет ошибки! Прошу вас, присядьте на минутку, господин Брюхановский! Всего лишь на минуту!

Агасфер говорил тоже по-русски, но имитируя английский акцент.

Вид у незнакомца был вполне респектабельный, на пальце правой руки сверкал массивный перстень. Приезжий присел на краешек стула, готовый, однако, немедленно вскочить и уйти.

– Вы отлично говорите по-русски, любезнейший, но с каким-то акцентом, – сказал он, продолжая сверлить Агасфера подозрительным взглядом. – Так что же вам угодно? Я только что приехал и хотел бы привести себя в порядок в номере. Итак?

– Привести себя в порядок с тем, чтобы немедленно нанести визит господину Рунге из Генштаба? – Агасфер махнул рукой кельнеру. – Какой кофе в это время суток вы предпочитаете, господин Брюхановский? Тут очень богатый выбор! Или, как все русские, вы предпочитаете чай?

– Какой Рунге? – растерянно бормотал Брюхановский, порываясь встать. – Я уже сказал, что не имею чести знать вас! Как и упомянутого вами Рунге…

– Марк Смит, коммерсант! – Агасфер протянул собеседнику визитную карточку. – Да, я англичанин, но долго работал и жил в России. Я уверен, что вас заинтересует мое предложение!

Брюхановский начал терять терпение:

– Послушайте, мистер Смит, или как вас там! Что вам угодно, черт возьми? Я не коммерсант, а русский офицер! И ничего не покупаю! Я полагал, что «Стефания» – приличный отель, гости которого избавлены от назойливого внимания каких-то странных субъектов…

– Успокойтесь, господин Брюхановский! – Агасфер перестал улыбаться и подпустил в голос металла. – Или вы предпочитаете, чтобы вас называли вашей бабьей кличкой – Гертруда?

Несколько мгновений Брюхановский ошеломленно молчал, с ужасом глядя на металлическую кисть руки собеседника – перчатку для пущего эффекта Агасфер заранее снял.

– Кто вы такой? – наконец, тихо спросил Брюхановский. – Вы знаете Рунге, вы знаете мое рабочее прозвище… Вы из заграничного охранного отделения?

– Чушь! – фыркнул Агасфер. – Хотите знать правду? Извольте: я полковник Британской секретной службы ее величества Марк Смит! Мы договорились с полковником Рунге из австро-венгерского Генштаба о том, что вашим временным куратором становлюсь я!

– Но я не понимаю…

– Вам и не надо ничего понимать! В разведке люди часто оказывают друг другу услуги. Я помог Рунге, он помогает мне.

Агасфер чувствовал, что нужно как можно быстрее увести проклятую Гертруду из такого людного места, как холл первоклассной гостиницы. Но не хватать же его за шиворот, чтобы убрать из-под «прицела» десятков любопытных глаз! И наверное, не только любопытных: вот и Люциус предупредил его, что в Европе за Гертрудой будет «присмотр». Не исключено, что и австрийцы приставили к нему «хвост» с самого момента приезда в Вену.

Что же делать? Агасфер скрипнул зубами. А Брюхановский, все еще рассматривая визитную карточку «Марка Смита», продолжал бормотать:

– Но я все равно не понимаю…

– Это потому, что ваши предки, вероятно, произошли не от обезьяны, Брюхановский! Я полагаю, что это были тупые крокодилы! Я назвал вашу кличку, имя вашего куратора. Что вам еще нужно? Слушайте, как вы вообще попали в разведку? Зачем? Весь австрийский Генштаб хохотал, когда вы два года назад привезли из России первый материал и, не зная языка, пытались проникнуть к руководству разведочным отделом Генштаба с помощью часового у входа! Удивительно, что тот часовой не сдал вас в полицию! Ну, что вы молчите?

– Я не знаю, что сказать…

– Вам и не нужно ничего говорить! Просто покажите мне то, что привезли. Если это представляет интерес, вы получите свой гонорар и можете убираться в свою Россию!

– Я привез очень ценный материал! – оживился Брюхановский.

– Настолько ценный, что немецкий Генштаб отказался его у вас покупать? – саркастически рассмеялся Агасфер. – Давайте пройдем в ваш номер, и вы покажете мне ваш материал. Эй, кельнер! Получите с меня за два кофе!

Через час, просмотрев чертежи и техническое описание новинок русской артиллерии, Агасфер откинулся на спинку дивана, заложил руки за голову и с хрустом потянулся.

– Слушайте, Брюхановский! Неужели вы все это везли через несколько границ, прямо в чемодане? Без всякой маскировки?

– Вы говорите, что долго жили в России, а не понимаете таких элементарных вещей? – Предатель, видя, что ему ничто не угрожает, начал понемногу приходить в себя. – Я заместитель командующего Варшавским военным округом, полковник. Кто же осмелится перетряхивать чемоданы такого человека, как я? Я ехал, разумеется в статском, однако парадный военный мундир лежал в чемодане на самом верху. А подпись самого Парамонова в командировочном предписании разве ничего не значит?

– М-да… Россия – действительно странная страна, – пробормотал Агасфер. – Ладно, это я могу у вас купить. Скажем, за три тысячи фунтов стерлингов.

– Айн момент! В переводе на рубли это будет… – Брюхановский схватил со стола лист почтовой бумаги с гербом отеля и принялся чиркать карандашом. – Господин Смит, но это же мало! Австрияки дали бы в полтора раза больше! Это, извините, грабеж! За такие гроши я материалы вам не отдам!

Сопя, Брюхановский начал собирать чертежи и бумаги.

– Вы не поняли, Брюхановский: три тысячи фунтов – это аванс. Я не очень-то разбираюсь в артиллерийских делах и должен показать ваш «товар» своему специалисту. Если он подтвердит ценность бумаг, вы получите еще тысячу!

– Полторы! – заявил Брюхановский. – И потом: почему я должен верить вам на слово? Вы заберете разработки – и ищи потом ветра в поле!

– И что вы предлагаете?

– Давайте свяжемся с герром Рунге! Если он подтвердит ваши полномочия и гарантирует выплату всей суммы – так и быть!

– Это невозможно! Это непрофессионально, черт вас возьми! Вы торгуетесь как русский еврей на базаре! Вена кишит русскими шпионами, и я вовсе не хочу попадать к ним на заметку!

– Тогда платите сразу четыре с половиной тысячи фунтов и забирайте материалы! В конце концов, я не собираюсь сразу же уезжать из Вены! Мне нужно побыть здесь еще пару-тройку дней. За это время ваш специалист сумеет оценить переданные вам бумаги!

Деньги у Агасфера были. В том числе и выданные Зволянским под расписку пять тысяч фунтов стерлингов.

– Это из каких же секретных фондов, Сергей Эрастович? – полюбопытствовал перед его отправкой Куропаткин.

– Из склада вещдоков, – мрачно отозвался директор. – Господин Агасфер, предупреждаю: фунты фальшивые, изъяты в ходе проведения операции с псковскими «блинопеками». Сделаны качественно, но… Спецы, особенно в банках, подделку сразу определят. Так что ими лучше расплачиваться в сумерки и не давать долго разглядывать! Будет возможность – привезите обратно! Нам с англичанами только такого повода собачиться не хватало…

Агасфер с удовольствием рассчитался бы с Брюхановским «псковскими блинами», но смущало два обстоятельства. Он не сомневался, что Гертруда, верный своей привычке, попытается продать копию секретных материалов и своему Рунге. И непременно начнет расспрашивать про таинственного Марка Смита. Австрийский разведчик, знать не знающий про британского агента, начнет наводить справки. И фальшивые фунты тут могут «всплыть».

Да и сам Брюхановский, подозрительный по своей природе, может отправиться с фальшивками в какой-нибудь венский банк – чтобы поменять фунты на более привычную ему валюту. Опять шум-скандал, опять активные поиски таинственного британца…

Нужно как можно быстрее увести Брюхановского из отеля и, желательно, вообще из города. Для чего – было понятно: крайним вариантом в случае с Гертрудой была обговоренная еще в Петербурге ликвидация. Вариант для Агасфера был весьма неприятен: одно дело – сойтись с неприятелем лицом к лицу и с оружием в руках. И совсем другое – убить исподтишка. Да еще и так, чтобы тело не сразу нашли.

Однако другого выхода, пожалуй, не было: тут уж кто кого…

Отпустить Гертруду означало неминуемо попасть в лапы полковника Рунге.

Кроме того, Брюхановский был очень неприятным типом. О перевербовке не может быть и речи: слишком жаден. И в Петербург не доставишь, чтобы отдать под суд. Агасфер вздохнул:

– Господин Брюхановский, у вас, без сомнения, есть копия технической документации, которую вы мне показывали. Так?

– Допустим.

– И вы попытаетесь сбыть ее Рунге, как только мы расстанемся. Так?

– Думаю, что покупателя на такие вещи я всегда найду. Не австрийцы, так еще кто-нибудь купит, – самодовольно улыбнулся Брюхановский.

– Тогда у меня есть к вам новое предложение. Я куплю и оригинал, и копию, – Агасфер предостерегающе поднял руку. – Не раскатывайте губы, не за девять тысяч фунтов! Оригинал – за четыре, плюс еще две за копии. Но в этом случае вы берете на себя обязательства не предлагать свой товар никому другому!

– Годится! Семь тысяч фунтов.

– Шесть. Правительство ее величества умеет считать деньги. Ну сами подумайте, к чему вам лишние хлопоты? Будете метаться по Европе, предлагая столь специфический товар? Дело это рискованное, можно напороться на зарубежное Бюро русской охранки…

– Хорошо. Я согласен. Как мы это сделаем?

Агасфер выбросил на стол тяжелую пачку фунтов, перевязанных банковской бандеролькой. Брюхановский благоговейно взял пачку в руки, осмотрел со всех сторон и даже понюхал.

– Здесь пять тысяч фунтов стерлингов. Это аванс. Вы забираете его и передаете мне оригинал документации. Копии забираете с собой, и мы едем к моему эксперту. Если он подтверждает ценность документов, вы получаете последнюю тысячу, а я – второй экземпляр и ваше письменное обязательство работать отныне только на британскую разведку.

– А с вами приятно иметь дело, господин Смит! Где ваш эксперт?

– Далековато. Через час поезжайте на главпочтамт, где получите письмо на ваше имя. В конверте будет билет на пароход до Прешпорока. Пароход идет туда примерно два часа. На пристани Прешпорока я вас буду ждать. Надеюсь, уже с благоприятным отзывом эксперта. Мы производим окончательный расчет и расстаемся. Вы на том же пароходе возвращаетесь в Вену.

– Но к чему все эти сложности? Главпочтамт, тайная покупка билетов, раздельная поездка? Я думаю, что билеты до этого вашего Прешпорока можно заказать и в отеле.

– В отеле вы закажете на сегодня ложу в Венскую оперу. Мы торгуем не венскими сосисками, Брюхановский!

– А как будете добираться до этого городишки вы?

– Туда можно добраться не только по Дунаю, – уклонился от прямого ответа Агасфер. – И последнее, Брюхановский: если уж вы выбрали трудную стезю разведки, приучайтесь меньше болтать! О речном путешествии – никому ни слова! Я сейчас уйду, а вы через четверть часа спускаетесь к портье, заказываете ложу и заявляете о своем желании покататься по Вене на извозчике или авто. Я найду способ узнать, если вы начнете болтать, наводить справки и нарушать инструкции. И тогда в Прешпороке вы меня просто не увидите!

– Даю слово офицера. Слушайте, мистер Смит, а к чему шиковать с этой ложей, к примеру? Вполне достаточно будет и места в партере!

– О-о, господи! – Агасфер вынул из портмоне три купюры и бросил на стол. – За триста шиллингов вы закажете лучшую ложу в Опере! Нельзя быть таким скаредным, Брюхановский!

* * *

Рабочий день начальника разведцентра Генерального штаба Австро-Венгрии полковника Рихарда Рунге начинался в 10 часов утра с чтения оперативных материалов и раскодированных депеш из всех уголков Европы. Первыми в папке помощники полковника нынче клали все бумаги из России, что и не удивительно: смерть Александра III и возможная смена правительственного курса в связи с восшествием на престол его наследника взволновала умы всех европейских политиков.

Александр умер 20 октября, и пять дней его тело пролежало в Ливадийском дворце. 25 октября тело переместили в Большую Ливадийскую церковь, а оттуда гроб императора должен быть перенесен на борт крейсера «Память Меркурия», который доставит его в Севастополь, где уже стоял под парами траурный поезд. 30 октября поезд прибудет в Москву, и гроб с телом Александра III под звон колоколов, на глазах десятков тысяч стоящих на коленях москвичей привезут в Архангельский собор Кремля, а на следующий день, после непрерывных служб, снова на вокзал и оттуда – в Петербург.

Так… А что докладывают коллеги из Германии? Здесь уже интереснее. Разведцентр сообщал о прибытии в Берлин некоего ротмистра Полонского, которым занимался лично фон Люциус. В бумагах была пометка: судя по месту службы Полонского, тот работал над картами минных полей на фарватерах Балтики – что ж, внимание старого друга Люциуса было оправданным. Старый лис наверняка договорился с ротмистром и скоро раздобудет эти карты, ловкач!

Отдельная депеша – приметы Полонского и его краткое досье. По сообщениям немецких коллег, конечная точка маршрута Полонского – Италия, где у него была запланирована встреча со старшим братом, дрейфующим нынче на собственной яхте где-то вдоль западного побережья.

Одна из примет Полонского заставила Рунге нахмуриться: у объекта ампутирована левая кисть, он носит протез. Что-то было связано с этим протезом… Он нажал кнопку звонка и велел помощнику принести досье группы полковника Архипова из Санкт-Петербурга. Поджидая помощника, Рунге продолжал просматривать бумаги.

Уже следующая депеша заставила его вздохнуть: там сообщалось об очередном визите в Берлин их общего агента по кличке Гертруда. Немцы получили со стороны заслуживающую доверия информацию о том, что Гертруда пытался «впарить» им старый хлам – они, во всяком случае, отказались от покупки привезенного Гертрудой «товара». Сообщалось также, что Гертруда проследовал в Вену.

Опять этот старый дурень Брюхановский будет рваться в Генштаб через центральный вход, размахивая над головой секретными бумагами. Бумаги, несмотря на отказ немцев, стоило поглядеть: а вдруг старый лис Люциус получил дезу или просто перестраховался? Рунге сделал пометку: послать в отель, где обычно останавливается Гертруда, человечка: пусть все-таки посмотрит материалы.

Отдельная папка содержала самые свежие, сегодняшние донесения агентов. Так… Гертруда прибыл утренним экспрессом, долго и со вкусом завтракал в привокзальной ресторации, потом нанял авто и, прокатившись по городу, направился в отель «Стефания», как и предполагалось.

Следующие донесения были от агентов «Шарманщик» и «Художник». Они доносили, что Гертруду встретил у входа в отель некий человек с протезом на левой руке. Беседа продолжалась минут десять, потом оба поднялись в номер Брюхановского. Полонский? Но зачем ему Гертруда?

К донесению «Художника» прилагался наскоро набросанный карандашом портрет визави Брюхановского.

Рунге вдавил до упора кнопку звонка и заорал на появившегося в дверях помощника:

– Я просил принести досье Архипова, черт возьми!

– Вот оно, господин полковник. Прошу прощения, оно было в регистрационном отделе, и пришлось ждать…

Не дослушав помощника, Рунге нетерпеливо вырвал у него из рук папку, раскрыл ее, быстро «перетасовал» несколько снимков и положил перед собой один. Полковнику не было нужды смотреть пометку на обороте, он и без этого знал, что на фото изображен Ковач по кличке Агасфер… Он положил рядом карандашный набросок, сделанный сегодня: вне всякого сомнения, это был он! Немного измененная прическа, более темные волосы, неизвестно откуда взявшийся шрам на левой щеке – но это он, Агасфер!

Черт возьми, где были глаза фон Люциуса? Ведь он располагал точно таким же фотоснимком Ковача! Что это? Потеря профессионального чутья или… Или какая-то хитрая игра с ним, с полковником Рунге?

Он снова вызвал помощника и отдал категорический приказ: направить в отель «Стефания» команду сыщиков, усиленную мотоциклистами для оперативной связи. Докладывать о каждом шаге Брюхановского и этого однорукого через каждые полчаса.

Однако за весь день полковник Рунге получил одно-единственное донесение: оба интересующих его человека исчезли из отеля! Брюхановский через портье заказал на вечер ложу в Венскую оперу и уехал кататься по городу. Что же касается Полонского (Ковача, Агасфера), то он в «Стефании» номер не снимал. Не оказалось его и в других гостиницах Вены.

В три часа пополудни Рунге снял телефонную трубку и попробовал дозвониться до Берлина. Ему доложили: советник посольства Германии в России, приезжавший в рейх для консультаций по поводу перемен на русском престоле, уже отбыл в Россию.