ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

– Господин ротмистр! – грозно начал Архипов, отскочив от верстака, на котором, словно хирург в окружении ассистентов, «потрошил» очередную старинную шарманку.

«Ассистенты» – слесари под руководством Тимохи – притихли в предвкушении скандала, который устраивал своим домашним старый «полкаш», когда они мешали его занятиям в механических мастерских.

Архипов сдернул очки-лупы, используемые обычно часовщиками и ювелирами, бросил их на верстак и дрожащими от негодования пальцами стал надевать обычные, домашние, в круглой стальной оправе.

– Господин ротмистр! – Увидев лицо Лаврова, он сбавил тон и начал снимать только что надетые очки. – Владимир Николаевич! Голубчик, ну сколько можно просить?! Ну что у нас могло случиться такого, что стоит старой шарманки работы Мерсье?! Вы хоть знаете, что на сегодняшний день сохранилось только четыре – четыре экземпляра! – этих уникальных музыкальных инструментов, да и то в нерабочем состоянии, исключающем возможность восстановления? Ну что могло случиться ужасного?

– Наша птичка снесла яичко! – в рифму произнес Лавров и многозначительно поглядел на невольно засмеявшихся слесарей.

– Яичко? Какое яичко? – ошеломленно переспросил Архипов. – С ума вы все посходили, милостивые государи?!

– Бумажное, бумажное, Андрей Андреевич! Отнюдь не золотое! – Лавров мягко взял полковника под локоть и потянул к выходу. Понизив голос, он выдохнул в мохнатое ухо Архипова: – Наша ловушка сработала! «Подсадной троянский конь» выявлен!

К чести полковника, соображал он быстро и, мгновенно позабыв о шарманке Мерсье, устремился к выходу из мастерских, успев только грозно бросить через плечо:

– Шарманку без меня не трогать! Трофим, разрешаю снять только диск! И то, пожалуй, без меня не стоит! Я скоро буду!

Поднявшись по лестнице из полуподвала, полковник по привычке повернул в сторону библиотеки, однако Лавров отрицательно покачал головой и шепнул: «Кабинет!»

Пересказ событий сегодняшнего утра вместе с ответами на уточняющие вопросы занял не более четверти часа. Примерно столько же времени Лавров посредством дипломатии и даже физической силы удерживал полковника, порывавшегося немедленно отправиться на розыски Терентьева и р-р-разорватъ, пристрелить как собаку, выгнать взашей и т. д.

– Где сейчас этот негодяй? – наконец, выдохся Архипов, берясь за колоколец на столе, чтобы яростным звоном вызвать Кузьму.

Лавров мягко прижал его руку вместе с колокольцем к столу.

– Совершенно неважно, где он сейчас. Где угодно – лишь бы не подслушивал под вашим столом. Кузьму я позову сам – чтобы он с Трофимом быстро привел в порядок ваш парадный мундир.

– Мундир? Для чего мундир?

– Вам нужно сегодня же сделать как минимум два визита, ваше высокоблагородие. А еще раньше постараться вспомнить, кто именно рекомендовал вам Терентьева в адъютанты! Это крайне важно! Где у вас календарь личного состава русской армии его императорского величества? Ага, вижу! Сейчас найдем нужных нам людей, а вы пока вспоминайте, вспоминайте, Андрей Андреевич!

Минут через десять, сделав две закладки в календаре, Лавров снова принялся за «допрос»:

– Изволили вспомнить? Нет? Жаль, очень жаль! Теперь насчет визитов: с генерал-майором Ризенкамфом Антоном Егоровичем изволите быть знакомым? Шапочно? Жаль, значит, без Ванновского не обойтись. А с генерал-майором Михаилом Федоровичем Ореусом? Воевали вместе? Прекрасно! Теперь извольте телефонировать в Главный штаб Петру Семеновичу Ванновскому! Ну, вам в аудиенции военный министр не откажет, понятное дело! Главное дело – убедить его срочно вызвать к себе Ризенкамфа. Мне отчего-то кажется, что корни негодяйства Терентъева растут именно из его драгунского прошлого!

– Какие корни? – простонал Архипов, снимая слуховой рожок телефонного аппарата и послушно принимаясь накручивать ручку. – Барышня, соедините меня с Главным штабом, срочно!

– А чем прикажете объяснить Петру Семеновичу срочную необходимость вызова Ризенкамфа? – прошипел Архипов ротмистру.

– Скажите: дело, не терпящее отлагательств! Подробности – при личной встрече!

* * *

Через полтора часа военный министр Ванновский, сам толком так и не понявший сути неожиданно возникшего дела, сумел-таки уговорить прибывшего командира лейб-гвардии драгунского его императорского высочества великого князя Владимира Александровича полка Ризенкамфа приватно побеседовать с полковником-отставником Архиповым. И быть с ним сколько возможно откровенным – для чего министр лично проводил генерал-майора и полковника в кабинет для оперативных совещаний.

– Да что он наделал-то, ваш бывший адъютант, господин полковник? – допытывался командир гвардейских драгун. – И при чем тут его служба в моем полку?

Архипов изворачивался как мог. Ризенкамф краснел, бледнел, несколько раз порывался прекратить неприятный для него разговор, и только глубокое уважение к министру, лично попросившему его о максимальной откровенности, вынудило генерал-майора «сдаться» и нехотя рассказать о событиях трехлетней давности.

Выяснилось, что несколько офицеров-драгун попали тогда в крайне неприятную историю.

– Мало им было по публичным домам молодость и честь растрачивать, так ведь нашли же, мерзавцы этакие, какой-то тайный притон, посещаемый совсем юными особами из благородных и почтенных семейств. Гимназистками, полковник, чего уж там! А хуже всего, что растление малолетних в том притоне вершилось под воздействием зелья из Нового Света. Кокаина, что ли…

– Слышал, знаю, – кивнул Архипов.

– Где они то снадобье добывали, дознаться не удалось: хозяйка притона сразу после поднятого шума сбежала из Петербурга. А шум поднялся после того, как две девчонки, перенюхавшись зелья, померли. Одна сразу, другая в частной клинике для умалишенных. Девчонки назвали отцам имена своих великовозрастных «друзей» – те ко мне, конечно. Ну, суд полкового общества офицеров был, естественно. Постановили: удалить мерзавцев из полка. Доложили мне о решении. Хоть и не хотелось мне сор из избы выносить – но дело-то неординарное! Передал его в главный окружной военный суд, который и приговорил голубчиков к арестантским ротам – с лишением дворянства, поражением в правах и всем, что там еще положено.

– И значит, Терентьев…

– Так в том-то и закавыка, полковник, что Терентъеву удалось выйти сухим из воды! Заводилой в том деле с кокаином он получался, по всему выходило! И притон этот он, опять-таки, нашел! Но в тот день, когда гимназистки Богу душу отдали – не было его в притоне! И друзья его не назвали – хотя разговоры и ходили в офицерской среде.

Слышал, его даже понуждали покаяться в мерзком грехе своем. Однако дело уже в окружном суде было – естественно, каяться он не стал, а написал на мое имя рапорт о переводе. Ну а я держать не стал. Вот так-то, полковник! Очень, очень неприятно – впрочем, надеюсь, что на каждом углу болтать об этом не станете! Ежели у вас все, то честь имею!

Выйдя из Главного штаба, полковник вкратце рассказал Лаврову о том, что удалось узнать. Помолчав, затравленно спросил:

– Теперь что – к генерал-майору Ореусу? Его конно-артиллерийская батарея стоит, кажется, в Старом Петергофе?

– Нового мы там вряд ли чего узнаем, Андрей Андреевич! – мягко покачал головой Лавров. – Как в народе говорят: коли уж повадилась лиса в курятник лазить – только пуля ее отучит! Исходя из логики бытия, у нашего Терентьева неприятности не кончились, и он сбежал к вам в адъютанты. Извините уж за прямоту, но вы, Андрей Андреич, так и не вспомнили – кто его вам рекомендовал?

– Ей-богу, не помню! Мой прежний адъютант после дурацкой дуэли в лазарет угодил – ну я и подыскивал нового… Да и какая теперь разница, ротмистр!

– М-да… Простите за нескромный вопрос: а вы за Терентьевым не замечали ничего этакого? Возбужденного или, наоборот, подавленного состояния? Остатков белого порошочка на усах, скажем?

Архипов только махнул рукой. И в свою очередь, поинтересовался:

– Ну и что с ним теперь делать? И под суд-то не отдашь – не за что вроде… Гнать в три шеи?

– Выгнать всегда успеем. Потерпеть надо, Андрей Андреевич. Потерпеть и не подавать виду. Надо прежде выведать – с кем он на связи из германской разведки состоит.

– Так он вам и признался! – фыркнул Архипов.

– А нам его признание и ни к чему! Есть у меня в МИДе человечек свой. Попрошу его дать нам чиновника мелкого, который регистрацией всех иностранцев в столице ведает. Посадим его в снятую напротив табачной лавочки квартиру – и пусть несколько дней чаек на подоконнике погоняет. Может, кого знакомого увидит – кто за почтой приезжает или приходит! А не получится – за хозяина лавки и его приказчика возьмемся. Поехали-ка домой, ваше высокоблагородие! Рискну еще раз напомнить насчет Терентьева: не показывайте, Христа ради, виду! Хорошо бы, конечно, отправить его на несколько дней куда-нибудь с деловой поездкой, с глаз долой… Давайте подумаем – куда можно? А когда уедет Агасфер в Европу, тогда за Терентьева вплотную возьмемся!

* * *

Жизнь Берга-Агасфера в особняке полковника Архипова понемногу приобретала размеренность, а оттого и смысл. И в любое время, глянув на часы, он мог точно определить, чем он будет заниматься через час, а чем через три или пять.

Но вот однажды утром Агасфер с удивлением обнаружил, что место Терентьева в столовой занял Лавров. Не видать было нынче и традиционной бумажной «пищи», то бишь газет – стол был сервирован под обычный завтрак.

– А где же нынче Владимир Семенович? – поинтересовался, поздоровавшись, Агасфер.

Архипов что-то буркнул, старательно прожевывая кусок бекона, Лавров же, мило улыбнувшись, пояснил, что Терентьев еще с рассвета отбыл в срочную деловую поездку, и до своего отъезда господин Берг вряд ли с ним увидится.

Агасфер, видя явное нежелание дать исчерпывающие объяснения, хотел было съязвить насчет «тайн Мадридского двора», но сдержался и лишь пожал плечами. Несмотря на первоначальные заверения полковника Архипова в том, что Терентьев станет его постоянным спутником и другом, этого не случилось. Агасфер, впрочем, об этом ничуть не жалел: бывший адъютант и нынешний помощник хозяина дома симпатий у него не вызывал.

После завтрака, складывая салфетку, Агасфер привычно поставил Архипова в известность о своих планах на день. С утра, если господин полковник не возражает, он предполагал вплотную заняться садиком-двором. Ну а после обеда, видимо, прогуляется по городу.

Возражений не последовало, однако Лавров, догнав Агасфера в коридоре, как бы между прочим заметил:

– Господин Берг, в Берлине и Вене наши «друзья» наверняка приставят к вам топтунов. Мы с вами уже беседовали на эту тему: нервно реагировать на это не стоит. Под именем Полонского скрывать вам абсолютно нечего! Тем не менее не забывайте: вы разведчик. И при необходимости должны уметь уходить от наблюдения. На нашем языке – «сбрасывать хвост». Я поговорил на эту тему с господином Медниковым, и сегодня, во время вашей прогулки по городу, за вами походят его филеры. Для начала поучитесь определять факт наблюдения, выделять соглядатаев среди прохожих. Хотите – попытайтесь сбросить «с хвоста» тех, кто будет следить за вами. Скажу заранее: не расстраивайтесь, если у вас это не получится: топтуны у Медникова опытные и цепкие! Если желаете, после возвращения все вместе проведем «работу над ошибками». Ну а пока – честь имею!

Как Агасфер и планировал, начал он с садика. Все скамейки – и целые, и поломанные – он стащил в один угол, под широкий навес. Одолжив у Тимофея подсобный инструмент, разобрал их, тщательно выискивая не только сломанные или треснувшие брусья, но и потемневшие пятна, обещавшие через какое-то время превратиться в гнилое место. Целые строгал и укладывал слоями на сушку, в тенистое место, под легкий сквознячок.

Отлитые из чугуна фигурные боковины, несмотря на крепость материала, тоже частично пострадали от времени. Где завитушка отломилась, где фигурная ножка отлетела от грубого волочения, ударившись о каменный поребрик садовых дорожек. Архипов только пожал плечами, когда Агасфер спросил у него разрешения заказать новые отливки вместо тех, которые починить было уже нельзя.

– Надо найти самую ровную, поправить ее рашпилем, отшлифовать и отвезти на Западную верфь. Но скажите, ради бога, зачем вы тратите на эту ерунду свое время? У меня по субботам половина мастеровых ребят бездельничает. И каждый из них управляется со слесарными инструментами, извините, вдвое быстрее вас… Впрочем, дело ваше!

Покончив со скамейками, Агасфер взялся за деревья и кусты. Старые и с множеством сухих и обломанных ветвей он безжалостно спиливал и вырубал, используя для последнего специальный протез с держателями для пилы и топорика, сделанный еще монахами-паулинами. Архипов и его слесари-помощники побросали работу и сгрудились у окон мастерской, с восхищением наблюдая за ловкими действиями калеки.

После уборки сухостоя пришла пора посадки, но здесь без предварительной подготовки было не обойтись. Нужны были землекопы и сам посадочный материал. И Агасфер с сожалением ограничился лишь разметкой.

На этом нынешние садовые работы были завершены. Полежав в огромной фаянсовой ванне и смыв грязь, Агасфер решил не дожидаться обеда, наскоро перекусил сооруженными с помощью Кузьмы бутербродами, оделся в статское и выскользнул из дома.

Погожий сентябрьский денек дышал сыростью и привычной петербургской прохладой, и Агасфер бездумно зашагал по улицам, радуясь отсутствию традиционной мороси. Через некоторое время он вспомнил об «игре», предложенной Лавровым и решил: играть так играть!

Прохожих на улицах было немного, и каждый казался занятым только собой и своими делами. Как же вычислить идущего следом топтуна? Агасфер, подумав, несколько раз перешел с одной стороны улицы на другую, озабоченно поглядывая на таблички с номерами домов.

Эта уловка ни к чему не привела: никто из пешеходов не бросался стремглав вслед за ним. Может, Лавров просто пошутил?

Тогда он интуитивно попробовал другой ход: круто развернулся, словно забыл что-то, и торопливо пошел в обратном направлении, стараясь запомнить лица и одежду встречных пешеходов. Пройдя половину квартала, Агасфер остановился у витрины книжной лавки и, постояв немного, вошел внутрь.

В лавке царил полумрак, и Агасфер, взяв с полки первую попавшуюся книгу, стал ее неторопливо листать, повернувшись к стеклянной двери.

Ага, есть! Невысокий полный мужчина в расстегнутом сюртуке, стоптанных ботинках и шляпе под «тироль» тоже остановился перед витриной. Постояв, сдвинулся вбок и исчез из вида.

– Вы ищете что-то определенное, господин? – поинтересовался лавочник.

– Нет, спасибо… – Поставив книгу на место, Агасфер вышел из лавки и сразу же заметил полного мужчину в тирольской шляпе: прислонившись к фонарному столбу, он якобы с интересом изучал сложенную пополам газету.

Не слишком хитра наука, усмехнулся Агасфер, проходя мимо топтуна.

Пройдя еще с полквартала, он нырнул в высокую дверь доходного дома. В таких домах обычно бывает второй выход – во двор или переулок. Есть! Агасфер бегом проскочил подъезд и вышел действительно в переулок. Добежал до угла, завернул за него и сразу остановился, делая вид, что поправляет шнурки.

Через несколько минут раздался громкий топот, и из переулка вылетел давешний толстяк с газетой в руке. Заметив улыбающегося Агасфера, он досадливо прикусил нижнюю губу и с независимым видом проследовал мимо.

Агасфер, не обращая более на толстяка внимания, двинулся дальше. Он еще с утра задумал нанести визит Анастасии Стекловой. Идти, судя по вывескам и номерам домов, было далековато. Толстяк, вытирая пот со лба и не слишком маскируясь, по-прежнему шел за ним.

Наконец-то! За очередным углом дремал в своем экипаже извозчик. Дремала и кляча, низко свесив длинную морду.

– Эй, борода, – окликнул ваньку Агасфер, забираясь в экипаж, – прокатишь с ветерком – полтинник, считай, заработал!

Извозчик мигом очнулся от дремы, зачмокал губами, хлопая вожжами своего одра по его костлявым бокам.

– Да просыпайся ты, дохлятина! – нетерпеливо прикрикнул Агасфер. Выхватив из рук ваньки кнут, он несильно хлестнул по лошадиному крупу.

Непривычная к такому обращению, «дохлятина» фыркнула и побежала, как показалось Агасферу, какой-то «собачьей иноходью».

– Эт-то ты напрасно, барин! – укорил ванька. – У моей животины от такого обращения с перепугу медвежья болесть исделаться вполне может! Куды едем-то?

Седок назвал адрес и прибавил:

– Только по дороге, сделай милость, в цветочную, да в мясную лавку заскочить требуется! Есть тут такие в вашем околотке?

– Как не быть! Торговлишка, она везде наличествует, – отозвался ванька. – Торговля – это тебе, барин, не извоз! Только с торговлишки и жить можно!

Он всю дорогу жаловался на дороговизну овса, на гнилое сено, которое хозяин заставляет покупать только у своего поставщика, на поборы того же хозяина и городовых, от коих не продохнуть.

У знакомого дома с балкончиком ванька остановил бредущую словно во сне лошаденку, снял шапку:

– Приехали, барин! Нешто и вправду полтинник дашь? – робко поинтересовался он. – Не пошутковал над стариком?

– Как сказал, так и будет, борода! – Агасфер забрал из экипажа букетик хризантем, перевязанный кулек из мясной лавки и бросил ваньке новенькую блестящую монету.

Торопливо пряча заработок в недра драной шапки, ванька поклонился:

– Спасибо, барин! Оченно мы с Маруськой – ну, кобылой моей – благодарствуем! Может, подождать тебя требуется?

– Нет, поезжай! – Агасфер повернулся и заметил мрачного вида дворника – как его? Семен, что ли? – тот, опершись на метлу, с негодованием наблюдал, как лошаденка, свернув набок облезлый хвост, основательно и с шумом облегчилась прямо перед подъездом. Такого безобразия дворник, конечно, стерпеть не мог и, взяв метлу наизготовку, шагнул к попятившемуся ваньке.

– Ты чего свою скотину пор-р-распустил, старый огрызок? Я для того, что ли, скребу улицу цельный день, чтобы всякая дохлятина тут мусорила?! И как в ее утробе этакая куча поместилась-то, а? Вот заставлю сейчас тебя самого убирать.

– Животная, она такая! – ванька заторопился уехать от греха подальше, пока самого поперек спины метлой не «огладили». – Ей что дорога проезжая, что церковный двор.

Посмеиваясь, Агасфер встал между дворником и ванькой.

– Семен! Ты что это, старых знакомых не узнаешь? – окликнул он.

Дворник недоверчиво оглядел Агасфера с ног до головы.

– Много вас тут, знакомых, ходит, – проворчал он, остывая. Присмотрелся, улыбнулся. – А-а, это для вас, что ли, господин хороший, за извозчиком днями бегал? А вы, поди, опять к Настасье Васильевне? Госпоже Стекловой?

– К ней, к ней. Дома ли барыня?

– А нету ее! – чуть ли не радостно сообщил дворник.

– Уехала, что ли? Надолго ли?

– Куды ей уезжать! – махнул рукой дворник. – На бульваре она днями сидит, если дождя нету. Книжки все читает…

– Далеко ли тот бульвар, Семен? – Агасфер побрякал в кармане мелочью, оживляя дворницкую память.

– Зачем далеко? – обиделся тот. – Прямо до канала как дойдете, так сразу и направо. А там уже и видать его, бульвар-то! Скамейки стоят беленькие…

– Ага. Ну, спасибо, Семен! – Агасфер сунул ему гривенник. – Значит, так и читает там книги все время?

– А чего ей еще делать? В поденщицы гордая, видать, наниматься. Переписки чичас мало дают, цельные конторы писарские в городе пооткрывали… На содержание тут звал ее один – не пошла! А дома сидеть все время неинтересно. К тому же сюда лавочники то и дело приходят, за долги ее под окнами лают… Вот и спасается на бульваре том…

Агасфер быстрым шагом направился в указанную сторону.

Анастасию Васильевну Стеклову Агасфер нашел без труда: все другие скамейки на бульваре, засыпанном желто-красным ковром увядшей листвы, были в тот предвечерний час пусты. Стеклова сидела на самом краешке второй с краю скамейки, склонившись над книгой.

– Вот вы где от меня спрятались, Анастасия Васильевна!

Стеклова от неожиданности вздрогнула, подняла на Агасфера испуганные глаза, прижала к груди книгу, словно прикрываясь ею.

– Неужто не узнали?

– Михаил Карлович? Ой, конечно, узнала! – серые глаза Стекловой заискрились радостью. – А я уж думала…

– Что вы подумали? Это вам! – галантно поклонившись, Агасфер протянул девушке хризантемы.

– Спасибо! – Стеклова спрятала в букет покрасневшее от удовольствия лицо. – Но как вы меня разыскали?

– Дворник ваш подсказал! Вы позволите присесть рядом, Анастасия Васильевна?

– Ну конечно! – Девушка сдвинулась еще ближе к краю скамейки. – Садитесь! Знаете, когда вы ушли тогда вечером, я немножко беспокоилась. Но у вас были такие страшные когти, что я подумала…

– Что именно, Анастасия Васильевна?

– Что с таким оружием вы отобьетесь от любого врага, – рассмеялась Стеклова.

Он тоже рассмеялся:

– Сегодня мне не от кого бегать и не с кем сражаться, поэтому я оставил свое «оружие» дома!

Внезапно Стеклова нахмурилась:

– Вообще-то я на вас сердита, Михаил Карлович! Зачем вы Маруське на шею золотую монету повесили? Меня оскорбить хотели? Бедностью попрекнуть?

– Помилуйте! При чем тут вы?

– При том! Вы, конечно, заметили, что я… небогата! И решили таким образом рассчитаться за свое спасение! Но вы не думайте, ваш дукат цел и невредим! Вот он: получайте-ка обратно!

– Как же я могу отобрать награду у вашей Маруськи? – попробовал свести разговор к шутке Агасфер.

– Возьмите! Если не возьмете, я и вправду буду думать, что вы меня хотели оскорбить! А дукат в канал выброшу! Ну же!

Стеклова вскочила со скамейки. Агасфер, поняв, что она не шутит, медленно поднялся следом, покорно взял протянутую монету.

– Простите ради бога, Анастасия Васильевна! У меня и в мыслях не было вас обидеть! Я вот и печенки телячьей сегодня Маруське вашей захватил, угостить хотел – тоже смертельно оскорбитесь?

– Печенки?

Агасфер кивнул ей с таким несчастным видом, что девушка не выдержала и снова рассмеялась.

– Ну, угощение я ей передам, так и быть! Но вы должны мне обещать, что никогда… Никогда, слышите? – не будете пытаться отблагодарить меня такими способами. Денежными!

– Клянусь!

– Ну, тогда давайте снова сядем!

Собираясь навестить Настеньку – так про себя Агасфер иногда называл свою новую знакомую, – он всерьез сомневался, что способен поддержать светскую беседу с девицей. Слишком много времени прошло с тех пор, когда он легко и непринужденно мог говорить с молодыми дамами. Однако, против его ожидания, никаких томительных пауз в этой беседе на бульваре не возникало. Анастасия Васильевна вела себя просто и естественно и, поскольку много читала, в том числе и бульварную прессу, могла говорить практически на любые темы. А годы, проведенные в Смольном, дали ей возможность хорошо разбираться в классической литературе.

Время летело незаметно, и когда петербургское небо пролилось сначала мелким, а чуть позже основательным дождем, Стеклова и Агасфер чувствовали себя так, будто были знакомы много лет.

Набравшись смелости, Агасфер предложил девушке переждать непогоду в кондитерской неподалеку. Конечно, видя осунувшееся от постоянного недоедания лицо и совсем тонкие пальчики, он предпочел бы пригласить Настю в ресторан. Хорошо прожаренный кусок мяса больше пошел бы девице на пользу, однако подобное предложение было бы неуместным.

В кондитерскую же Настенька после некоторого колебания зайти согласилась, и они, прыгая через мгновенно появившиеся лужи, вскоре оказались в небольшом уютном помещении, совершенно пустом, к явному удовольствию Стекловой.

Рад был единственным посетителям и толстый хозяин в белоснежной куртке и высоком колпаке. Сначала он предложил им украшенное вензелями меню, однако, видя явные затруднения Настеньки в выборе пирожных и совершенную беспомощность в кондитерском деле ее кавалера, по-домашнему улыбнулся, и, пробормотав «Айн момент!», принес и водрузил на стол огромную вазу с целой горой различных пирожных и сдобы.

– Выбирайте сами, молодые люди!

Вслед за вазой на столике появился вместительный кофейник, сахарница и сливочник.

– Ух ты! – совсем по-девчоночьи всплеснула руками Стеклова. – Глазами бы все так и съела! Но мы ведь не сможем, правда?

Кое-каких успехов в «дегустации» посетители все же достигли, а немец в заключение вынес откуда-то и торжественно вручил Настеньке «бонус на вынос» – кокетливо перевязанный ленточкой куль с пирожными и булочной мелочью.

– Как первым и, увы, единственным за целый день посетителям! – объявил с грустно-торжественным видом хозяин.

Настя попробовала было отказаться и даже спрятала руки за спину, но кондитер сделал такое обиженное лицо, что ей не осталось ничего другого, как согласиться принять гостинцы.

Дождик моросил по-прежнему, и возле своего дома Настенька пригласила Агасфера подняться к себе.

– В конце концов, печенку Маруське вы должны передать сами! – заявила она. – К тому же мне интересно – узнает она вас или нет?

Кошка, конечно же, узнала Агасфера. И оценила его гостинец. Мурлыча так, что ходуном ходили ее довольно поджарые бока, она мгновенно расправилась с печенкой, а затем без ложной скромности устроилась на коленях посетителя.

Решив не злоупотреблять положением гостя, Агасфер вскоре стал собираться домой. Целуя холодные пальчики хозяйки, он посмотрел ей в глаза и поспешно ответил на невысказанный вопрос:

– Конечно, Анастасия Васильевна, я непременно загляну к вам – если вы не возражаете, разумеется – как-нибудь еще…

– Например, в воскресенье? – запросто предположила Стеклова.

– Увы, Анастасия Васильевна, в пятницу я, скорее всего, уеду по делам. В Берлин. Но, как только вернусь, непременно навещу вас!

– Мы с Маруськой будем вас ждать! – заявила Стеклова и тут же мило покраснела.

Уже спускаясь по лестнице, Агасфер помрачнел, вспомнив слова дворника Семена о лавочниках, оскорбительно относящихся к Настеньке. Скорее всего, она жила на маленькое пособие, выплачиваемое выпускницам Смольного института благородных девиц, да на заработки от переписки статей, перепадающие ей от случая к случаю. Бледное, исхудавшее лицо и тонкие пальчики говорили о том, что Анастасия Васильевна живет впроголодь. Вот уже и на содержание ее кто-то, по рассказам дворника, пробовал взять.

Как ей помочь, Агасфер пока не знал. Предложить ей денег взаймы нечего было и думать; в таком случае дверь ее квартирки захлопнется перед его носом навсегда! Повезти ее, допустим, на конные скачки и организовать выигрыш по ее билету?

За всеми этими мыслями Агасфер не сразу заметил, что рядом с ним, кося лиловым глазом, уже с минуту перебирает тонкими ногами вороной рысак, а с кучерского облучка доносится:

– А вот на рысачке с ветерком прокатиться, барин… Пожа, пожа!

Посторонившись, Агасфер махнул рукой: на рысаке, так на рысаке – где наша не пропадала! Коляска остановилась, и, забираясь в нее, он вдруг обратил внимание на знакомый профиль извозчика. Это был Медников! Одетый по полной форме петербургского лихача, с часами на спине для удобства господ седоков – но он!

– Медников! Евстратий Павлович! Ты откуда взялся? Что за маскарад?

– Откуда взялся, интересуетесь? Оттуда и взялся, что от моих робят-филеров еще никто не уходил. – С этими словами Медников привстал, оглушительно свистнул, щелкнул кнутом над крупом рысака, и тот сразу пошел так скоро, что Агасфер завалился назад.

– Но я уже оставил того пузана в тирольской шляпе, когда неожиданно для него сел на извозчика! – продолжал недоумевать Агасфер. – Нешто он пешком за ванькой полгорода отмахал?

– Когда слежка по-сурьезному поставлена, за объектом непременно не один, а несколько человек топают! – назидательно пояснил Медников. – Вот вы, господин Агасфер, только самого приметного и засекли, в тирольской шляпе. А за ним, по другой стороне улицы, шел еще один человечек мой. А по параллельной улице извозчик наш все время катился – именно на тот случай, ежели объект умным себя вообразит и попытается конным способом от наблюдения уйти.

– Здорово, Евстратий! – искренне похвалил Агасфер. – Многому мне, видать, учиться придется – рядом с такими людьми!

Довольный похвалой, Медников не утерпел, похвастался до конца:

– А когда мне в командный пункт телефонировали о направлении вашего движения, я по карте ваш маршрут, господин Агасфер, высчитал, велел рысачка заложить, да прямо на ваш бульвар и поехал! Близко не подходил, чтобы не мешать, а после вашего свидания – милости просим, ножки поберечь!

Это Агасферу уже не понравилось. Сдвинув брови, он поинтересовался:

– А про бульвар и адрес моей… моей знакомой откуда узнал, Евстратий? Личная жизнь – это уже не игра, милостивый государь! Это уже… нехорошо-с!

Но Медников только пожал плечами, всем своим видом говоря: я человек маленький, что мне сказано, то я и делаю! И чтобы перевести разговор на более безопасную тему, поспешил сообщить:

– Про новость-то вам с утра не успели сообщить, господин Агасфер! Вернее, не захотели настроение перед свиданием с дамой портить. Сбежал ведь Терентьев! Был начисто раскрыт и сбежал!

– Да ну?!

Чуть придержав ход рысака, Медников вкратце рассказал о результатах слежки, о письме, брошенном Терентъевым в почтовый ящик некой табачной лавочки, и о том, что запах табака был окончательно им, Медниковым, узнан. Больше всего был расстроен предательством «подсадного» полковник, и Лавров предложил отправить Терентьева по какому-нибудь делу подальше из города. Во-первых, чтобы полковник нечаянно себя не выдал. А заодно – чтобы Терентьев не догадался, что в Европу Агасфер уезжает под именем ротмистра Полонского. Придумали срочное поручение в Стрельну и с утра пораньше командировали «подсадного» туда.

– И с концом! – сплюнул на мостовую Медников. – Тоже виду не подал, уехал и исчез. До обеда ждали обусловленного телефонного звонка, потом начали в Стрельну сами телефонировать, откуда и узнали, что Терентьев там и не появлялся.

После небольшой паузы он сообщил, что вся команда в сборе, сидят в библиотеке, припоминают все детали, связанные с поведением Терентьева, оценивают потери, нанесенные его предательством. Комнату его обыскали, ничего предосудительного не нашли.

– А вы, господин Агасфер? Вы с Терентьевым, говорят, в город пару раз моцион совершали, осваивались. Ничего этакого в его разговорах, в поведении не заметили?

Агасфер пожал плечами: он совершал моцион вместе с Терентьевым всего один раз. Заходили в банк, к портному, в ресторацию Палкина. Предосудительного? Да нет, вроде… Звал его новый приятель «разгуляться», расслабиться где-нибудь в «веселом местечке» – да он не согласился.

– Да! Он, помнится, еще возле почтовой конторы велел извозчику остановиться. Поминал при этом свои долги… Кстати, Евстратий, вот что я вспомнил! Поминал он злопамятных литовских заимодавцев! Я, признаться, про таких и не слыхал. Знаю понаслышке, по прежней своей жизни, что скопцы в Петербурге ростовщичеством промышляют, да еще евреи. А про литовцев – никогда!

– Литовские заимодавцы? – Медников остановил рысака так резко, что тот от боли в губах заржал. – Литовские, говорите, ваш-бродь? Интересно, интересно… Так он что, денежное письмо этим заимодавцам отправил с почты?

– Вот чего не знаю, того не знаю, – развел руками Агасфер. – Я с ним на почту не ходил…

Покрутив головой, Медников снова тронул рысака, и экипаж помчался далее. У подъезда Архипова Медников круто притормозил, свистнул, бросил вожжи на руки вынырнувшему откуда-то неприметному человечку. Пошептался с ним, уточнил у Агасфера – из какой именно почтовой конторы и когда – хоть примерно! – Терентьев отправлял то письмо. Человечку велел гнать куда-то единым духом и о результатах доложить немедленно.

– Хоть меня и не приглашали в вашу компанию, а все одно пойду с вами, господин Агасфер! – пробормотал он. – Литовские заимодавцы – это может быть очень и очень интересно!

* * *

Вся компания будущих контрразведчиков действительно «заседала» в библиотеке. Присутствовал даже прибывший из Ливадии Зволянский – не успев переменить с дороги парадный придворный мундир на статское платье, он, чтобы не смущать присутствующих, одолжил у полковника его знаменитый синий халат с кистями.

Агасферу предложили с дороги рюмку коньяку, не забыл Архипов и про Медникова: для него Кузьме было велено принести чаю с сушками.

– Новости вам по дороге сообщили, Берг? – поинтересовался директор Департамента полиции. – Да, такие-то дела у нас! Вот теперь сидим, головы ломаем – стоит ли вас отправлять в Европу? Если Терентьев успел пронюхать и сообщить своим хозяевам, что господин Агасфер и ротмистр Полонский одно и то же лицо, то дело для вас может кончиться немецкой или австрийской тюрьмой! Говорю об этом прямо, не скрывая – чтобы вы тоже знали, на что идете.

– Однако, насколько я понимаю, предатель не мог знать об этом! – запротестовал Агасфер. – Да уж больно сообразительный субъект он у нас! – сквозь зубы процедил Лопухин. – Душа компании, везде шнырял по дому. Не исключаю, что подслушивал. Мог и догадаться! Нет, я категорически против! Пока Терентъева не найдем и не узнаем точно, что именно он успел сообщить, – я против.

– Где ж его искать прикажете? – насмешливо осведомился Зволянский, поглубже запахиваясь в хозяйский халат. – Петербург большой, да и местечек укромных хватает – полиция знает далеко не все!

Медников пил чай из блюдечка, сушки ломал в больших ладонях, в рот засовывал их маленькими кусочками, чтобы не хрустеть. При последних словах директора он отставил блюдечко, пошевелился в глубоком кресле, выразительно кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Ежели позволите, господа, у меня есть одно соображение, – начал он, пытаясь подняться из кресла. Все дружно замахали руками: сиди, мол, не до чинопочитаний. – Помните, господин ротмистр, я недавно говорил вам про Литовский тюремный замок? И про то, что хорошо бы нашего субчика после разоблачения туда, в секретное отделение номер семь определить?

– Помню. Ну и что? – отозвался Лавров.

– Был бы человек, камеру для него подыщем! – поддержал Зволянский. – Найти прежде надо!

– Точно так, ваше превосходительство, – кивнул Медников. – А вот сегодня, подвозя господина Агасфера сюда, услыхал я от него интересную новость! Во время первой прогулки по Петербургу господин Терентьев, поминая про злопамятных литовских заимодавцев, отправил им денежное письмо.

Присутствующие переглянулись, но промолчали, еще не понимая, куда клонит главный филер. А тот, повернувшись к Архипову, продолжил:

– А вы, господин полковник, не далее как вчера вызнали, что сообщники Терентьева по известному грязному делу с заморским порошочком и смертью малолетних гимназисток были в свое время отданы под воинский суд и сидят где-то, голубки! Так вот, есть у меня такое предположение, что сидят они в Литовском замке! – торжествующе закончил Медников.

– Ну, есть, допустим, в Литовском замке секретное отделение для бывших офицеров, лишенных чинов и прав состояния, – задумчиво пробормотал Зволянский. – Кстати, полиции Литовский замок неподведомственен! Тюрьмами в России ведает Главное тюремное управление. И чтобы до того секретного отделения добраться, полагаю, еще выше подыматься надо… Как бы одного из великих князей не пришлось побеспокоить, чтобы до списков того секретного отделения добраться! А их побеспокоишь!

– А что нам дадут списки? – спросил молчавший до сей поры военный министр. – Насколько я понимаю, генерал-майор Ризенкамф имен тех негодяев так и не назвал!

– А нам списки и ни к чему, – снова подал голос Медников. – Вполне достаточно будет тех, на чье имя приходят денежные письма от господина Терентьева. Такие письма должны регистрироваться. От неизвестных отправителей денежные письма в тюрьмы не принимают.

– А если Терентьев вовсе не «сидельцев» из Литовского замка имел в виду? – упорствовал Зволянский. – Разве не мог он подразумевать национальную принадлежность? И вообще, зачем нам эти негодяи?

– А вот мы сейчас, кажется, это узнаем! – не скрывая торжества, Медников указал на дверь в библиотеку, куда боком, неся перед собой поднос с телефонным аппаратом и длинным шнуром, входил Кузьма.

– Кто телефонирует? – осведомился Архипов.

– Не представились. А просют к аппарату отчего-то не вас, а господина Медникова.

– Прошу прощения, господа! – Филер подскочил к Кузьме, поднес к уху слуховую трубку. – Медников на проводе. Сысоев, ты? Докладывай, только коротко и самую суть!

Через полминуты, повесив рожок на крючок, Медников повернулся к собравшимся:

– Мой человек только что «перетряхнул» почтовую контору, упомянутую господином Агасфером. Выяснилось, что десять дней назад господин Терентьев отправил десять рублей ассигнациями на имя некоего Александрова в Литовский тюремный замок. Это письмо с начала года – шестое по счету.

– Но зачем нам этот Александров? – все еще не понимал военный министр.

– Терентьев не из тех, кто швыряется деньгами просто из дружеских соображений, – заметил Архипов, обнимая Медникова за широкие плечи. – Раз откупается, значит, есть за что. Ну, ты молодец, Евстратий! Возможно, ежели взять этого Александрова в оборот, он сможет назвать укромное место, где может скрываться Терентьев! Добраться бы только до него.

Лопухин откашлялся:

– А я разве никогда не говорил вам, господа, что моя сестра замужем за главным смотрителем Литовского тюремного замка? Гм… Правда, зятек у меня не слишком общительный, зато сестрица сызмальства отличалась по части домашнего «шпионства» и вынюхивания всяких детских секретов.

– Так, может, возьмем ее в нашу теплую компанию? – под общий хохот внес предложение военный министр.

* * *

Наскоро был составлен план «военной кампании» на следующий день – кому куда идти с визитами, что добывать и что узнавать.

– А вы, Берг, почему отмалчиваетесь? – обратился к Агасферу Лавров. – Чем собираетесь заняться завтра?

– Поверенного хотел поискать толкового. Или нотариуса, уж и не знаю точно, – криво улыбнулся Агасфер.

– Хотите перед поездкой на всякий случай привести в порядок земные дела? – поинтересовался ротмистр.

– Да не столько свои, сколько… знакомой одной, Владимир Николаевич, – нехотя признался Агасфер. – Можно сказать, родной души…

– Погодите, погодите, Берг! – положил ему руку на колено Лавров. – Насколько я знаю, вы одинок как перст!

– Оказывается, одиночество людям несвойственно! – попробовал отшутиться Агасфер.

Однако Лавров не отставал, и пришлось рассказывать о неожиданном знакомстве с Анастасией Васильевной Стекловой, спасшей его во время преследования бандитов. Рассказал Агасфер и о том, что нынче навещал девушку и, кажется, почувствовал то, на чем уже давно поставил крест.

– Так что, Владимир Николаевич, если со мной что-то случится, Настенька… То есть, Анастасия Васильевна, будет очень прилично обеспечена. Но вот что с ней сейчас делать?

В порыве неожиданной откровенности он рассказал о неудачной судьбе Стекловой. О том, что полученное прекрасное воспитание и образование в Смольном «не мешают» ей по-настоящему голодать и быть объектом нападок грубых лавочников и кредиторов. А все попытки помочь пресекаются ее гордостью и проявлением самоуважения.

Позже, вспоминая завершение того длинного вечера, Агасфер корил себя за выпитые две-три лишние рюмки коньяку.

А пока, рассказывая Лаврову о том, какая замечательная девушка Настенька Стеклова, он и не заметил, как разговоры в библиотеке прекратились и присутствующие выстроились позади его кресла, как греческий хор.

– Погодите, господа, но Смольный институт благородных девиц не вышвыривает воспитанниц после окончания на произвол судьбы! – возмутился Лопухин. – Ей обязаны были предоставить возможность проявить себя – либо в образовательном учреждении, либо в порядочной семье! Тут что-то не то, господа!

– Все дело в том, что брат мадмуазель Стекловой, по ее выражению, значится в списке врагов престола. Иными словами, наверняка стал бомбистом или революционером. И попал в каторгу. И попечительский совет Смольного не нашел ничего лучшего, как лишить его сестру, которая здесь совершенно не при чем, рекомендаций!

Агасфер хватил еще рюмку, а все присутствующие с осуждающим видом воззрились на Зволянского.

– Послушайте, а почему все вы так на меня смотрите? – возмутился он. – Уж не подозреваете ли вы, господа, что я причастен к этой гнусной перестраховке?! Уж если тут кто и виноват, так это господа из попечительского совета Смольного!

– Сергей Эрастович, а вы, кажется, недавно жаловались, что не можете найти для своих дочерей достойную воспитательницу! – поддел его Ванновский.

– А что? Я с удовольствием дам мадмуазель Стекловой это место! – пожал тот плечами. – Заметьте, что тем самым я, кажется, окажу услугу и нашему боевому товарищу, господину Агасферу!

– Она не примет этого места! – покачал головой Агасфер. – Настолько я знаю Анастасию Васильевну, она сочтет это протекционизмом с моей стороны. И не захочет меня больше видеть!

– Тогда что вы можете предложить? – потребовал Архипов.

– Если вы позволите, господа, я охотно внесу свою лепту в это дело, – подал голос военный министр Ванновский. – Я достаточно близко знаком с начальницей Смольного, госпожой Новосильцевой. Недавно к тому же я по поручению ее величества императрицы вручал ей второй орден Святой Екатерины. Завтра же я нанесу ей визит и выражу свое мнение относительно того, что дочь геройски погибшего военного моряка Стеклова из-за чьих-то происков осталась без рекомендации и патронажа. И простите, элементарно голодает! Я убежден, что все это безобразие творится за спиной Марии Петровны Новосильцевой и без ее ведома!

– С удовольствием составлю вам компанию, Петр Семенович! – вступил в разговор Архипов. – Мы с ней тоже хорошо знакомы по Второй Восточной войне, где она принимала деятельное участие в отряде сестер милосердия! Мишель, мы добьемся того, что вашу Анастасию официально пригласят в Смольный, принесут положенные извинения и займутся ее трудоустройством! Так, надеюсь, ее гордость не пострадает?

– Спасибо, господа! Вернее, спасибо, друзья, если мне будет позволено так выразиться! – растроганный Агасфер встал и низко поклонился обществу.

– Но я настаиваю на том, чтобы ваша Настенька воспитывала мою дочь! – заявил Зволянский. – В конце концов, я первый подал эту заявку!

Агасфер обошел присутствующих, крепко пожимая всем руки. Рукопожатие досталось даже Медникову, который никакого участия в судьбе девушки не принимал и спокойно грыз свои сушки.