Глава 16

«Перестройка» под крестами и куполами

Генсеки уходили один за другим, а на политическом небосклоне восходила «звезда» Горбачева. В его биографии было немало туманных мест. Дед-троцкист, который его воспитывал. И дед жены – расстрелянный троцкист. Но у семьи Горбачевых имелись в Ставропольской партийной верхушке какие-то очень сильные связи, благодаря которым Михаил в девятом классе, работая на полях, был награжден за ударный труд орденом Трудового Красного Знамени. С такой наградой он блестяще окончил школу, вступил в партию, без экзаменов был принят в МГУ на юридический. Был распределен на родину в Ставропольскую прокуратуру. Но неведомые нам местные покровители уже ждали его. Сразу взяли на комсомольскую работу, потом он перешел на партийную.

Его выдвижение в высший эшелон власти обычно связывают с Андроповым. Но Юрием Владимировичем при этом заслоняется и остается в тени куда более крупная фигура. Суслов. Ведь Ставрополье было его «вотчиной». Он сам был здесь первым секретарем крайкома с 1939 по 1944 годы. После освобождения Ставрополья от немцев формировал местные органы власти из своих ставленников. Потом секретарем крайкома стал его свояк (они были женаты на родных сестрах). Кто-то из этих ставленников как раз и покровительствовал Горбачеву в юности. А Суслов Ставрополье не забывал, проводил отпуска на кавказских Минеральных водах. Некие его особые отношения с Горбачевым зафиксированы еще в 1973 году.

Между тем, близким другом семьи Горбачевых еще со студенческих лет был чех Зденек Млынарж, в 1967 году провел отпуск у них в гостях. А в 1968 году он стал главным идеологом «Пражской весны», раскручивал чешскую «перестройку». Потом он стал диссидентом, в 1977 году эмигрировал в Австрию, начал заниматься разработками и распространением на Чехословакию «демократической» пропаганды. Естественно, в контакте с западными спецслужбами. Но карьере Михаила Сергеевича такое знакомство ничуть не помешало. А сам он с женой в том же 1977 году провел отпуск необычным образом. Прокатились частным образом через всю Францию на автомашине с переводчиком. Были какие-то встречи в политических, деловых кругах. И как раз после этого, в 1978 году, началось возвышение, состоялся перевод в Москву. Протежировал Андропов, поддержали Суслов, Громыко. Горбачев стал секретарем ЦК по сельскому хозяйству, был введен в Политбюро.

В 1983 году Андропов стал во главе партии. Он был убежденным «западником» привлек молодых и «прогрессивных» помощников. Юрий Владимирович уже заговорил о «перестройке», развернул подготовку к реформам экономики по иностранным образцам. Он сразу же проявлял готовность к сближению и примирению с США и их партнерами. Если в 1979 году Андропов выступал главным сторонником ввода войск в Афганистан, то буквально на следующий день после похорон Брежнева предложил съехавшимся на церемонию зарубежным главам государств переговоры, соглашаясь вывести оттуда наши контингенты. Но… Запад не принял Андропова в качестве «друга» и «миротворца»! Наоборот, продолжал нагнетать напряженность. Президент США Рональд Рейган повесил Советскому Союзу ярлык «империи зла». Почему? Не потому ли, что Андропов строил планы постепенного и подконтрольного перехода к капитализму, без развала страны?

Но у него резко стала обостряться старая болезнь почек. А давний друг американцев А.Н. Яковлев, сидевший послом в Канаде, начал вдруг зазывать туда Горбачева. Якобы считал это крайне полезным для развития советского сельского хозяйства. Андропов считал командировку ненужной, но Горбачев каким-то образом настоял, что надо поехать. В Канаде он выступал перед парламентариями, выражал готовность дружить с Западом, преодолеть разногласия. По протоколу предусматривалась один прием у премьер-министра Канады (и видного масона) Трюдо. Но Яковлев обеспечил Горбачеву три встречи с ним. Хотя для нашей страны этот визит не принес абсолютно никаких результатов. Кроме одного. Трюдо сообщал Маргарет Тэтчер и другим западным политикам, что «на Горбачева следует обратить внимание».

А Михаил Сергеевич, вернувшись из командировки, принялся хлопотать за Яковлева. Доказывал Андропову, что пора вернуть его в Москву, у него «такая голова»! Юрий Владимирович кивнул: «И даже не одна, а две» [11]. Уж он-то давно знал о контактах Яковлева с ЦРУ. Но к ходатайствам Горбачева подключились Арбатов, Александров-Агентов, и Андропов согласился. Только оговорился, что в ЦК Яковлева не допустит. Но… ведь сама по себе эта история наводит на размышления. Генеральный секретарь, которому никто (и Горбачев в первую очередь) не смел возражать, не хотел поездки Михаила Сергеевича в Канаду. Но тот настаивает, и Андропов сдается. Он не желает и возвращения Яковлева в советскую политику, зная, что посол «двухголовый». Но опять почему-то поддается… Все это очень напоминает масонские отношения. Когда кто-то из «братьев» имеет собственное мнение, но получает «рекомендацию» из авторитетных теневых кругов – нет, надо поступить иначе…

Ну а дальше случились две беды, и обе были связаны с кремлевской медициной. Главный соперник Андропова, Черненко, в августе 1983 года отправился в отпуск в Крым. А там у него произошло загадочное отравление. Как будто рыбой. Но ела рыбу вся семья, а слег он один. При лечении добавились осложнения, сердечная и легочная недостаточность. Из больницы выписался инвалид… [129] А в сентябре поехал в отпуск Андропов – и опять несчастье. Застудился, развилась флегмона, операцию сделали неудачно, рана не заживала. Он стал угасать. А без него и без Черненко председательствовать на заседаниях Политбюро и секретариата стал Горбачев…

Черненко все же выкарабкался. Вокруг него сплотились «старики». После смерти Андропова он стал Генсеком. Но на похороны Юрия Владимировича, как обычно, съехались главы разных государств, и премьер-министр Англии Маргарет Тэтчер выразила желание лично познакомиться с Горбачевым. А вскоре в Женеве на конференции по сокращению вооружений вице-президент США Джордж Буш уверенно сказал руководителю советской делегации Израэляну: «Вашим следующим лидером будет Горбачев!» (Аргументы и факты. № 25, 1991).

Действительно, теперь Михаил Сергеевич уверенно занимал второе место при Черненко. Правда, по своему обыкновению льстил, во всем поддакивал и соглашался. А новый Генсек тоже заговорил о «перестройке». Только понимал ее иначе. Прежние планы реформ свернул. Поставил задачу готовить другие. В качестве образца задал проекты, которые были разработаны в конце правления Сталина. Но похоже, никто даже не начинал выполнять эти указания. Черненко намеревался официально реабилитировать и самого Сталина, осудить «хрущевщину». Лично хотел подготовить соответствующее постановление ЦК. И для этого он взял… очередной отпуск. А шеф кремлевской медицины академик Чазов вместе с Горбачевым уговорили его поехать на высокогорный курорт «Сосновый бор» на Кавказе. Черненко с его астмой в разреженном воздухе стало совсем худо. Через 10 дней его увезли оттуда, и он уже не мог даже самостоятельно ходить, задыхался, дома и в кабинете установили кислородные аппараты. Делами стал заправлять Горбачев [31].

В декабре 1984 года он по приглашению Маргарэт Тэтчер отправился в Англию. В качестве ближайшего советника взял с собой Яковлева. Премьер-министр дала Горбачеву личную закрытую аудиенцию, без прессы и «посторонних». А в ходе беседы он сделал жест, просто ошеломивший Тэтчер. Вдруг достал и развернул перед ней карту советского Генштаба с высочайшими грифами секретности, где были показаны направления ядерных ударов по Англии, цели, обозначено, откуда и какими средствами должны наноситься удары. Горбачев пояснил: «Госпожа премьер-министр, со всем этим надо кончать, и как можно скорее» [143]. Этот факт впоследствии подтвердили его пресс-секретарьГрачев, Яковлев и сам Горбачев [138]. В 2014 году была рассекречена переписка Тэтчер с президентом США Рейганом. Там она поставила свою оценку Михаилу Сергеевичу: «Мне он на самом деле понравился. Я уверена, что с этим человеком можно иметь дело». В общем, «смотрины» прошли успешно.

Ну а в марте 1985 года Черненко скончался. Обращает на себя внимание любопытный факт. 11 марта, в тот самый день, когда Горбачева избрали Генеральным секретарем ЦК КПСС, в Нью-Йорке вышла большим тиражом брошюра с его биографией. Ни один прежний Генсек такого не удостоился. Но стоит учесть и разницу во времени между Москвой и Нью-Йорком. Заседание избравшее Горбачева, закончилось около 17.30. В Нью-Йорке было около 9.30. Чтобы брошюра в этот же день была выброшена на прилавки, ее требовалось напечатать заранее. Значит, американские издатели уже знали – советским лидером станет именно Михаил Сергеевич.

В жизни Церкви в этот период, казалось бы, почти ничего не менялось. Мало того, после смерти Брежнева возобновилась практика подспудного закрытия храмов. По одному. То там, то здесь. В 1980-е годы было «сократили» 231 приход. А среди «стариков», окружавших Черненко, были махровые атеисты. Выражали недовольство восстановлением Свято-Даниловского монастыря в Москве. Ворчали – как это в столице появятся монахи? Высказывались предложения: если уж Брежнев и Андропов согласились отдать монастырь, пускай в нем будет только резиденция Патриарха, но без монашеской общины.

Но тогда же, при Черненко, начались перемены к лучшему. Председателю Совета по делам религий Куроедову исполнилось 78 лет. Впрочем, это не считалось «недостатком», его прямому начальнику, председателю Совета министров Тихонову было столько же. Но Куроедов был генерал-лейтенантом КГБ, «андроповцем». А «брежневец» и «черненковец» Тихонов такую категорию очень не любил. Бессменного надзирателя за Церковью отправили на пенсию. А при подборе преемника действовали уже иные критерии, чем при Хрущеве. В правительстве рассудили, что Московская Патриархия приносит главную пользу для государства в международных делах. Поэтому новый председатель Совета по делам религий должен иметь опыт дипломатии [70]. Остановились на кандидатуре Константина Харчева. В прошлом он был моряком, потом перешел на партийную работу, закончил Дипломатическую академию МИД и успел побыть послом в крошечной Гайане.

Но Харчев и к Патриархии относился не как конвоир и цензор, а как дипломат, направленный в «церковное государство». Не диктовал, не командовал, своей воли не навязывал. Если возникали какие-то вопросы, советовался с Патриархом и членами Синода, находил общие подходы. Это сразу переменило атмосферу в церковном руководстве. Можно было отбросить некоторые вещи, навязанные «сверху». Действовать с учетом изменившегося расклада сил. Раньше Патриарх не считал возможным бороться с прокатолической «никодимовщиной» в Церкви. Но это вовсе не значило, что она нравилась Пимену. После смерти Никодима (Ротова) он ограничился тем, что сместил его любимца, архиепископа Кирилла (Гундяева), с должности заместителя экзарха Западной Европы. Поставил управляющим Патриарших приходов в Финляндии. Формально – почти повышение, но реально – гораздо скромнее, чем прежнее положение.

А вот после отставки Куроедова, всего через месяц, Пимен отстранил Кирилла с должности ректора Ленинградской духовной академии и семинарии, и от Финляндии тоже. Направил служить в Смоленскую епархию. Еще через некоторое время, в 1986 году, Синод отменил решение, принятое под давлением Никодима 17 лет назад, о допуске католиков к православному Святому Причастию: «Священный Синод сообщает, что практика эта не получила развития и определяет отложить применение синодального Разъяснения от 16 декабря 1969 года до решения этого вопроса Православной Полнотой» (Журнал Московской Патриархии, 1986, № 9, с. 7–8).

Ну а по стране уже забурлили горбачевские реформы. Прокатилась буря «антиалкогольной кампании». Стали освобождать диссидентов. СССР восстанавливал прерванные в 1967 году отношения с Израилем. В январе 1987 года пленум ЦК принял триединую формулу «перестройка – ускорение – гласность». Правда, «ускорение» почти сразу же провалилось. «Перестройка» началась, ломая систему экономики, породив массу частных кооперативов, злоупотреблений и разгул преступности. А «гласностью» занялся Яковлев. Она вылилась в очередное «разоблачение» Сталина, а дальше и брежневского «застоя», осуждение всей «командно-административной системы», «тоталитаризма» – в противовес «демократии». Была создана комиссия по реабилитации жертв репрессий, где заправлял тот же Яковлев. Но кампания была гораздо глубже, чем при Хрущеве. Теперь реабилитировали лидеров антисталинской оппозиции Бухарина, Зиновьева, Каменева, Радека, Сокольникова и др. Не решились оправдать только Троцкого, слишком уж залит был кровью. (По ходатайствам «Мемориала» Прокуратура РФ кощунственно реабилитирует его только в 1992 и 2001 годах.)

Таким образом, превращали в «героев» агентов влияния, связанных с мировой масонской и финансовой «закулисой». Но ведь и Горбачев с Яковлевым действовали в той же струе. Напомним, что в январе 1988 года по их указаниям в «Правде» появилась статья «Мировое сообщество управляемо», открыто пропагандирующая глобалистские установки ордена иллюминатов. Третьим «столпом» их разрушительной команды стал Шеварднадзе, назначенный министром иностранных дел. Произошла темная история с перелетом Руста, и Михаил Сергеевич одним махом поснимал военное командование. Начал развал Вооруженных Сил. Сам Горбачев и Шеварднадзе раз за разом встречались с Рейганом и другими западными лидерами, выкладывая «мирные инициативы». Заключали договоры на сверхневыгодных, жульнических условиях, которые в СССР преподносились величайшими успехами.

По договору о сокращении ракет средней и малой дальности США уничтожили 846 своих комплексов, а СССР – 1846! Аналогичным образом сокращали обычные вооружения – фактически односторонне. В армии пошли массовые увольнения. В одностороннем порядке, без всяких взаимных условий, вывели войска из Афганистана. В мае 1988 года в Москву пожаловал Рейган. На вопрос журналистов, продолжает ли президент США видеть в СССР «империю зла», он ответил со скалозубой американской улыбкой: «Нет. Я говорил о другом времени, другой эре». Да, эра стала другой. По просьбе Горбачева Рейган даже выступил перед студентами и преподавателями МГУ, поучал их ценностям «демократии» и «свободных рынков». И его приветствовали в качестве некоего «высшего» учителя.

А Горбачев провозглашал: «Нужны новые, качественные перемены!». Дальнейшей задачей он видел кардинальную политическую реформу. Брал курс на «правовое государство». В такой атмосфере массовое сознание замутилось. Прежние ориентиры признавались ложными. А вместо них пропагандировались именно те ценности, которые прежде осуждались. В идейной неразберихе стали рождаться общественные организации. Причем первыми заявили о себе патриоты. Их было гораздо больше, они были сильнее. Историко-культурное объединение «Память» очень быстро обросло единомышленниками, превратилось в массовое движение. 6 мая 1987 года оно впервые провело в Москве несанкционированную демонстрацию. Но выступило в поддержку перестройки! Против ее «саботажников»!

Патриоты были ослеплены и обмануты. Процессы разрушения Советского Союза они восприняли в позитивном ключе – как открывающийся путь к возрождению исторической России. Активистов «Памяти» принял первый секретарь Московского горкома КПСС Ельцин, внимательно выслушал, пообещал учесть их пожелания. Они окрылились – и при этом Ельцин приобрел репутацию настоящего «патриота». А заодно и «демократа», в путанице 1987 года эти понятия еще не противопоставлялись. Но «Памятью» занялось 5-е управление КГБ генерала Филиппа Бобкова. Технология была известная, именно так в 1906–1907 годах разрушили Союз русского народа. В результате движение стало делиться, появились разные лидеры, перессорились между собой…

Всего через пару лет вместо одной «Памяти» уже существовали Национально-патриотический фронт «Память» Дмитрия Васильева, одноименная организация Филимонова и Кварталова, Православный национально-патриотический фронт «Память» Кулакова и Воротынцева, движение «Память» Сычева, Союз за национально-пропорциональное представительство «Память» Смирнова-Осташвили, Всемирный антисионистский и антимасонский фронт «Память» Емельянова, Координационный совет движения «Память» братьев Поповых, Республиканская народная партия России Лысенко, «Русское национальное единство» Баркашова, «Национал-социальный союз» Яковлева. Кстати, сам генерал Бобков после падения СССР возглавил аналитическое управление холдинга Группа «Мост» у известного банкира и медиамагната Гусинского. Патриотов разваливали, зато получали поддержку всевозможные «демократы». По республикам СССР поднимали головы националисты – прибалтийские, украинские, молдаванские, грузинские, армянские, азербайджансие. Заготовки их организаций уже существовали, теперь они имели хорошее финансирование, втягивали широкие массы, нагнетая русофобию.

А на положении Церкви сказались несколько факторов. С одной стороны, пропагандировались идеологические послабления, «раскрепощение» сознания. С другой, вовсю будоражилась тема политических репрессий и реабилитаций – а среди жертв и пострадавших было множество священнослужителей, верующих. И ко всему прочему антиалкогольная кампания Горбачева очень уж «хорошо» совпала с диверсией США и Англии, договорившихся с арабскими странами и обваливших цены на нефть. А ведь винная монополия и нефть были главными статьями доходов бюджета. Советская финансовая система оказалась подорванной. В последующих интервью председатель Совета по делам религий Харчев вспоминал: «СССР к тому времени нужна была помощь Запада, так как у страны возникли проблемы с экономикой, начали все больше и больше брать за рубежом деньги в долг. У руководства страны сформировалось мнение, что с точки зрения внешнеполитических задач и укрепления позиций КПСС внутри государства надо изменять политику в отношении церкви» [70].

Еще в 1980 году Патриарх Пимен и Синод постановили начать подготовку к празднованию Тысячелетия Крещения Руси. Правда, в то время считалось, что торжество будет узким, внутрицерковным. Но Харчев подал в ЦК другое предложение – сделать его общегосударственным, и тем самым продемонстрировать миру перемены в СССР. Его инициатива получила одобрение. Хотя надо сказать, что в Политбюро у Церкви нашелся еще один очень весомый заступник. Им стал… «хромой бес перестройки» Яковлев! Откровенный «западник», всегда выказывавший непримиримую вражду к традициям национальной России. Теперь он вдруг озаботился нуждами православия, судьбами конфискованных святынь. Осенью 1987 года по его ходатайствам Церкви были возвращены Оптина пустынь, Толгский монастырь в Ярославской области. Количество церковных приходов к этому времени сократилось до 6 794. Но в 1987 году впервые за 30 лет в СССР стали образовываться новые приходы.

А празднование Тысячелетия Крещения Руси действительно было переведено на государственный уровень. 29 апреля 1988 года Патриарха и членов Синода принял Горбачев, бахвалился перед ними, что «в условиях перестройки стало возможным более активное участие религиозных деятелей в жизни общества» [95]. Это был однозначный сигнал всем местным партийным аппаратчикам – об атеистическом рвении забыть, и препятствий не чинить. Торжества состоялись летом. 6 июня в Троице-Сергиевой лавре открылся Поместный Собор. Впервые в советские времена состоялась официальная канонизация – к лику святых были причислены благоверный князь Дмитрий Донской, Святители Макарий Московский, Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник, преподобные Амвросий Оптинский, Паисий Величковский, Андрей Рублев, Максим Грек, блаженная Ксения Петербургская.

При разработке сценария празднования Харчев руководствовался прошлым юбилеем, 900-летия Крещения Руси. Так же, как в 1888 году, предусмотрел грандиозный Крестный Ход по Москве. Но подобное мероприятие ЦК партии отверг. Выбрал «светский» вариант, в Большом театре. 10 июня там состоялось торжественное заседание и праздничный концерт. По-светски (точнее, по-советски) ознаменовала юбилей и власть. «За активную миротворческую деятельность и в связи с 1000-летием Крещения Руси» Патриарх, четыре митрополита и архиепископа получили ордена Трудового Красного Знамени, еще несколько человек – ордена Дружбы Народов. А христианское чествование состоялось 12 июня в наполовину восстановленном Даниловом монастыре. Пимен и приехавшие на торжества Патриархи Антиохийский, Иерусалимский, Грузинский, Румынский, Болгарский и архиепископ Кипрский совершили совместную литургию.

Патриарх Константинопольский Димитрий на празднование не приехал. Отношения с ним вообще были сложными. Патриархия в Стамбуле по-прежнему выставляла претензии на высшую роль, периодически возобновлялись переговоры по поводу «Всеправославного Собора». Иногда Русская Церковь этим пользовалась в своих интересах. В 1978 году удалось добиться, что Константинопольская Патриархия отменила свой томос на автокефалию, выданный в свое время Эстонской (апостольской) церкви – она существовала только в эмиграции, несколько приходов, и на Фанаре решили не ссориться ради нее с Москвой. Но с тех пор, как патриарх-масон Афинагор и папа обнялись и сняли взаимные анафемы, Константинополь стал сближаться и с Ватиканом. Силился показать, что это два равнозначных мировых центра христианства, Первый Рим и Второй Рим. В 1979 году Патриарх Димитрий и папа Иоанн Павел II учредили «Смешанную международную комиссию по богословскому диалогу между католической и православной церквями».

Пимен ориентацию на Ватикан совсем не приветствовал, и между Фанаром и Русской церковью обозначилось охлаждение. А по поводу Тысячелетия Крещения Руси Димитрий назначил в своей Патриархии отдельное празднование, в феврале 1988 года. Намек был прозрачным – Русь приняла крещение от Византии, значит, это торжество в первую очередь для Константинополя. Московская Патриархия обострять разногласий не стала. Но Пимен туда, конечно же, не поехал. И даже председателя Отдела внешних связей Ювеналия (Пояркова) не отправил. Послал делегацию во главе с архиепископом Смоленским Кириллом (Гундяевым).

Но в те самые дни, когда Россия праздновала Тысячеление Крещения, Патриарх Димитрия допустил еще один «намек». В Финляндии, в Ново-Валаамском монастыре (относящемся к Константинопольской Патриархии) прошла очередная сессия упомянутой «Смешанной международной комиссии по богословскому диалогу». А обсуждался на ней вопрос «О важности апостольского преемства для освящения и единства народа Божия». Потому что «апостольским преемством» традиционно обосновывали свои особые права как римские папы (от Апостола Петра), так и Константинопольские Патриархи (от Апостола Андрея). Снова выпячивались претензии на духовное главенство двух центров, Ватикана и Фанара. Но эти мелкие интриги в РПЦ предпочли не замечать. Было не до того. В Советском Союзе начался грандиозный духовный подъем. Празднование Тысячелетия Крещения фактически открыло «зеленый свет» Православию. Верующие окрылялись. К Церкви потянулись и те, кто верил в душе, но до сих пор боялся выразить это открыто. За год возникло более тысячи новых приходов! Энтузиасты стали собирать подписи и пожертвования для восстановления взорванного Храма Христа Спасителя.

А в следующем, 1989 году Синод РПЦ назначил празднование еще одного юбилея. 400-летия учреждения Московской Патриархии. Это уж было щелчком по амбициям Константинполя, который очень не хотел, но вынужден был 400 лет назад признать самостоятельность Русской Церкви. На торжества был созван Поместный Собор. Он причислил к лику святых первого Патриарха Всея Руси Иова, пострадавшего и низложенного Лжедмитрием. Но одновременно канонизировал первого послереволюционного Патриарха Тихона, претерпевшего сходные гонения. А таким образом и большевистские преследования Церковь открыто признавала антихристианскими. Фигурой Тихона открывался процесс канонизации Новомучеников и Исповедников Российских.

Но уже с 1984 года престарелый Пимен тяжело болел. Надолго отходил от управления делами. Ими все больше занимались помощники. Вокруг Патриаршего престола начиналась подспудная борьба за влияние в Синоде, за роль преемника. А сам поворот государственной политики, вроде бы, к поддержке Церкви, стал совсем не однозначным для нее. Неожиданное покровительство Яковлева было, конечно же, не бескорыстным. В свою очередь, и он втягивал Церковь в свои политические маневры, в деятельность комиссий по реабилитациям, «Мемориала» и прочих организаций, где под антикоммунистической нередко обнаруживалась антироссийская подкладка. Возникали схемы влияния в Патриархии, в сфере «церковной дипломатии».

Например, в это время в Россию зачастил епископ Вашингтонский Василий (Родзянко), о котором мы уже говорили. Личность, как будто, «чистейшая» и глубоко православная. Но при этом почему-то тесно связанная и с РПЦЗ, и с Американской, и с англиканской, и с Константинопольской церквями, и с Ватиканом, и с западными пропагандистскими «голосами», контролируемыми спецслужбами.

Да и о самом торжестве в честь Тысячелетия Крещения Харчев вспоминал, что оно «было задумано нами не как праздник Русской Православной Церкви… мы придали ему другой смысл – провели общенародный праздник для всех верующих, не только православных! После празднования 1000-летия Крещения Руси мы открыли не только 2000 православных храмов, мы открывали и униатские храмы, и баптистские, и синагоги по всему Союзу… Не надо забывать, что вслед за празднованием 1000-летия крещения Руси был принят Закон «О свободе вероисповеданий»» [70]. В СССР открыли двери для всех конфессий – а у многих из них финансовые возможности были побольше, чем у православных.

Впрочем, и сам Харчев после Тысячелетия Крещения недолго задержался на посту председателя Совета по делам религий. Дипломат, согласующий свою линию с Патриархом вместо активного регулирования церковной политики, больше не устраивал советскую верхушку. Под него подвели интриги, и его вернули в прежнее ведомство, в МИД. Шеварднадзе отослал его подальше, послом в Объединенные Арабские Эмираты. Вместо Харчева в июне 1989 года «церковным министром» был назначен Юрий Христораднов. Это был профессиональный партийный функционер, бывший первый секретарь Горьковского обкома. В Москву его выдвинул сам Горбачев.

И можно опять отметить совпадения. Когда председатель Совета по делам религий сменился, снова стали усиливаться позиции архиепископа Кирилла (Гундяева). В ноябре 1989 года он был назначен на должность своего прежнего покровителя Никодима (Ротова), председателем Отдела внешних сношений, стал постоянным членом Синода. А сразу после этой перестановки, 1 декабря 1989 года, Горбачев первым из советских лидеров нанес визит в Ватикан, встретился с папой Иоанном Павлом II. В ходе беседы с понтификом Михаил Сергеевич, как он любил это делать, проявил «инициативу», сделал широкий «дружественный жест». Отменил запрет на деятельность в СССР униатской церкви.

Кстати, с духовной и юридической точек зрения это выглядело просто фантасмагорией! Ликвидировал-то униатскую церковь не Сталин! Ее упразднил Львовский Собор! А Генеральный Секретарь ЦК КПСС и председатель Президиума Верховного Совета Горбачев одним росчерком восстановил! А униатская церковь, между тем, не прекращала своего подпольного существования в СССР, в период «перестройки» уже не таилась. Но как только она была легализована, на Западной Украине униаты принялись захватывать православные храмы.

Причем они были не единственными. В Прибалтике появились из Швеции эмиссары Эстонской апостольской церкви. На Украине – Украинской автокефальной церкви (УАПЦ). Она действовала среди украинской диаспоры в США и Канаде, но именно оттуда подпитывали националистов на родине. Сепаратистские настроения на Украине приобретали все больший размах, и к «автокефальникам» стали переходить многие православные приходы, десятки священников. Перешел даже епископ Иоанн (Бондарчук). Они организовывали свои совещания, «соборы». Провозгласили возрождение «автокефальной церкви», но ее предстоятелем избрали не Иоанна Бондарчука, а митрополита Мстислава Скрыпника. Он сидел в Канаде, зато был племянником Симона Петлюры. Местные власти сперва не признавали «автокефальников», отказывали им в регистрации. Но по мере того как национализмом заражались и республиканское руководство, и Верховный Совет Украины, отношение менялось, в 1990 году деятельность УАПЦ была разрешена и узаконена.

В России аналогичную смуту попытался раздуть священник-диссидент Глеб Якунин. Связавшись в 1970-х с прозападными «правозащитниками», он был осужден. В 1987 году горбачевская власть возвратила его из ссылки и реабилитировала. А Патриархия восстановила его в сане, он получил приход под Москвой. Но Якунин целиком ушел в политику, стал одним из лидеров партии «Демократическая Россия», заседал на Съезде народных депутатов. Отправившись в Нью-Йорк, он встретился с главой РПЦЗ митрополитом Виталием (Устиновым) и изложил ему план – подвести мину под Московскую Патриархию, которую Якунин клеймил «филиалом КГБ». Для этого следовало немедленно воспользоваться моментом, повсюду открывать в СССР приходы зарубежников и таким способом перехватить под себя львиную долю паствы.

Митрополит Виталий был непримиримым врагом РПЦ, но на подобную активность, в отличие от украинских «автокефальников», его Церковь оказалась не способна. Очевидно, и в планах западных спецслужб ее широкое использование (в отличие от «автокефальников») не предусматривалось. Зарубежники от России совершенно оторвались, были загипнотизированы иностранными пропагандистскими мифами про «тоталитаризм», «слежку», «око КГБ». Поэтому затеяли «шпионскую» игру. Послали в Советский Союз епископа Варнаву (Прокофьева). Инкогнито, в цивильном костюме, под видом частного лица. Он должен был сугубо конспиративно провести разведку и подготовить почву для внедрения РПЦЗ. Варнава нашел нескольких сторонников и рукоположил еще одного «тайного епископа», Лазаря (Журбенко). Между прочим, с точки зрения церковных канонов это было абсолютно незаконно. Хиротонию должны совершать несколько, как минимум два епископа. Но в Синоде РПЦЗ сочли, что для экстремальных условий сойдет, епископский сан Журбенко утвердили и поставили галочку, что у них в СССР появилась своя «епархия».

Патриарх Пимен на закате своих дней пытался бороться с возникающими новыми угрозами. Архиерейские соборы принимали постановления против униатской агрессии. Священников, перекинувшихся к «автокефальникам», запрещали в служении. Что ж, положение Церкви в те годы, когда Пимен занимал престол, было очень нелегким. Но он действовал, как когда-то на войне. Определял второстепенное, в чем можно уступить или чем можно временно пожертвовать. Однако выделял и главное, за что надо стоять до конца. Фундаментальные устои Православия. Старец Иоанн (Крестьянкин) записал его слова, называл их «завещанием Пимена»:

1. Русская Православная Церковь неукоснительно должна сохранять старый стиль – юлианский календарь, по которому молится уже тысячелетие.

2. Россия должна как зеницу ока беречь завещанное нашими святыми предками Православие во всей чистоте. Христос – наш путь, истина и жизнь. Без Христа не будет России.

3. Свято хранить церковнославянский язык молитвенного обращения к Богу.

4. Церковь зиждется на семи столпах – семи Вселенских Соборах. Грядущий восьмой Собор страшит многих, но да не смущаемся этим, а только несомненно веруем Богу. И если будет на новом Соборе что-либо несогласное с семью предшествующими Вселенскими Соборами, мы вправе его постановление не принять [54].

30 мая 1990 года Пимен преставился. Похоронили его в Троице-Сергиевой лавре – рядом с Алексием (Симанским). И со Святителем Макарием (Невским). А в Патриархии сразу же активизировались разные группы духовенства: кто займет престол. Причем самой весомой фигурой оказался митрополит Киевский и Галицкий Филарет (Денисенко). Хотя его авторитет создавался отнюдь не духовными делами и даже не административными свершениями в Церкви. Филарет еще в семинарии дал согласие на сотрудничество с КГБ, получил псевдоним «Антонов».

Правда, в СССР это было уделом многих священников и архиереев. Но сотрудничать можно по-разному. Можно формально, абы не мешали служить. Однако Филарет работал на КГБ иначе. Активно, широко. Попросту говоря, доносил вовсю. Сдавал паству, сдавал священников, епископов. В 1961 году умело провернул операцию по закрытию Киево-Печерской лавры. Такую службу поощряли. Всего за 15 лет Филарет из выпускника семинарии выдвинулся до сана митрополита, экзарха Украины. КГБ продолжал его поддерживать, и в Патриархии у него имелись высокопоставленные сторонники, связанные с той же организацией.

Синод большинством голосов избрал его местоблюстителем Патриаршего престола. Многие, и в первую очередь сам Филарет, были уверены – ему и быть Патриархом. Любопытно, что перед созывом Архиерейского Собора, когда обсуждались кандидатуры на пост Предстоятеля РПЦ, американская газета «Вашингтон пост» сделала странный вброс, назвала вероятным претендентом архиепископа Кирилла (Гундяева). Но на самом деле фигура Кирилла даже не рассматривалась. На Архиерейском Соборе председательствовал Филарет, решительно отводил и отметал под разными предлогами кандидатов, которых выдвигали съехавшиеся митрополиты и епископы. В списке остались трое. Он сам, митрополит Ростовский Владимир (Сабодан) и митрополит Ленинградский и Ладожский Алексий (Ридигер).

Перед Поместным Собором Филарет провел немалую работу, опять восседал председателем на заседаниях и был уверен в своей победе. Ну а как же, его покровители должны были сказать свое незримое, но непререкаемое слово. Но на дворе был 1990-й год! В правительство, в прокуратуру, в комиссию по реабилитациям сыпались жалобы пострадавших от агента «Антонова». На Украине появились публикации о его тайной деятельности. Теперь уже и Совет по делам религий, и партийная верхушка, и само КГБ приходили к выводам, что избрание Филарета крайне нежелательно, может вызвать скандал. Лучше какую-нибудь «нейтральную» фигуру.

Большинство делегатов Собора на самом-то деле никаких симпатий к Филарету не питали и почтения не испытывали. А тайные рычаги, на которые он твердо рассчитывал, вдруг не сработали. Счетная комиссия вышла огласить результаты голосования, и Филарет, по воспоминаниям очевидцев, даже заранее стал подниматься. Но в полном шоке рухнул в кресло. Прозвучало не его имя, а Алексия (Ридигера).