Глава 13

«Никодимовщина»

Брежнев, придя к власти, сразу же прекратил антирелигиозную кампанию. Сам он никогда не отмечался в склонности к Православию, но и не был воинствующим безбожником. Верующей была его жена. Была верующей и мать, которую Леонид Ильич глубоко уважал. Она оставалась жить в Днепропетровске, регулярно ходила в храм. А когда было объявлено о перемене власти, местный юродивый предсказал ей: «Твой сын будет счастливо царствовать, если не станет разорять Церковь». Мать передала эти слова Брежневу. А в душе его все же что-то оставалось. Он внял предупреждению, пресек дальнейшие гонения [112].

Слетел со своего поста и идеолог церковных погромов Ильичев. Правда, не за погромы, а за то, что слишком уж тесно спелся с семьей Хрущева, был лучшим другом Аджубея. Через некоторое время были оттеснены и удалены с руководящих постов главные погромщики по линии КГБ – Шелепин, Семичастный. Но опять же, не за удары по православию, а за то, что вздумали играть в оппозицию, бороться с Брежневым за власть. Однако самыми влиятельными лицами в партийной верхушке, определявшими атмосферу в Политбюро и ЦК, оставались Суслов, Пономарев. Внешнеполитическое ведомство возглавлял тот же Громыко, сторонник «разрядки» и сближения с Западом. И прагматичного использования Церкви для этих целей. На место Ильичева, во главу Отдела агитации и пропаганды ЦК, был выдвинут прежний его помощник Яковлев. А на место Семичастного, председателем КГБ – ставленник Суслова, Андропов.

И в целом политику государства в отношении Церкви никак нельзя было назвать благоприятной. В 1965 году было решено объединить Совет по делам РРЦ и Совет по делам религиозных культов в единый орган, Совет по делам религий при Совете Министров СССР. Православная Церковь утратила свое особое положение, полученное при Сталине. А возглавил объединенный Совет все тот же Куроедов. Он сохранял двойное подчинение, при Андропове по-прежнему числился в КГБ, дослужился до генерал-лейтенанта.

А Патриарх Алексий (Симанский) совсем состарился. Делами Церкви заправлял митрополит Никодим (Ротов), этот период даже получил название «никодимовщины». Куроедов в полной мере поддерживал его, и Никодим, возглавляя Отдел внешних сношений Патриархии, держал курс на утверждение экуменизма. Продолжалось активное взаимодействие с Всемирным советом церквей. Налаживались и «культурные» связи с Христианской ассоциацией молодежи (или «Юношеской организацией молодежи» – YMCA). Хотя эта организация была тесно переплетена с масонством, поддерживала плодотворные связи и с диссидентами, издательство «ИМКА-пресс» наряду с «Посевом» выпускало их книги. С середины 1960-х в СССР стали регулярно появляться каталоги парижского магазина «ИМКА-пресс» с сотнями наименований русских книг, которых не было в Советском Союзе.

Не прекращалось и сотрудничество с Константинопольским Патриархом Афинагором. «Родосская комиссия» Московской Патриархии в 1968 году завершила свою работу над документами к намечавшемуся «Всеправославному Собору». Правда, он не состоялся. Наложились причины политического характера, вроде кризиса на Ближнем Востоке. Добавились разногласия Афинагора с другими Церквями, отвергавшими его нововведения. Собор отложился на неопределенное время. Но документы «Родосской комиссии» Синод РПЦ утвердил, их положения признавались официальной позицией Московской Патриархии и вводились в Русской Церкви.

В это время на международной арене разыгрывались и закулисные комбинации по втягиванию Советского Союза в новый виток сближения с Западом. В 1967 году на Московской Пагуошской конференции ученых (по борьбе за мир) к одному из андроповских «аристократов духа», директору Института США и Канады Георгию Арбатову обратился американский профессор Генри Киссинджер. Не простой профессор. Очень высокопоставленный масон, причастный к кругам «мировой закулисы», член Бильдельбергского клуба, его называли «воспитанником Рокфеллеров». Он попросил Арбатова передать кремлевскому руководству предложение – начать секретные переговоры по урегулированию во Вьетнаме. Тот исполнил, и глава советского правительства Косыгин отправился с визитом в США, встречался с президентом Джонсоном. В следующем году и Арбатов отправился в Америку в гости к Киссинджеру. Тот успел стать советником президента по национальной безопасности, а позже – госсекретарем США. В дальнейшем Андропов установил постоянный неофициальный канал связи с Киссинджером через офицера КГБ Седова. Контакты носили такой интенсивный характер, что ФБР даже начало расследование, подозревая Киссинджера в измене. Но вмешались некие силы, одернули ФБР, чтобы не лезло в эти дела…

Наводились и другие мосты. В 1968 году высшая мировая закулисная элита создала новую организацию – Римский клуб, тесно связанный с Бильдербергским клубом, Трехсторонней комиссией и другими центрами тайного мирового управления. Учреждался клуб в доме Дэвида Рокфеллера, а его председателем стал Аурелио Печчеи – высокопоставленный масон элитной ложи «Альпина» (в ней состоял и Киссинджер). Римский клуб декларировался как научный центр, фабрика мысли «нового мирового порядка», нацеливался на глобальное моделирование человечества, процессов его развития. Численность клуба ограничивалась 100 членами, в него вошли представители высшей политической, финансовой, культурной и научной международной элиты. Но членом этого клуба стал и советский академик Джермен Гвишиани – главный научный консультант Андропова и зять Косыгина. Разработки и идеи Римского клуба пропагандировались в «Литературной газете», самой популярной в СССР.

В рамках сближения с США была привлечена и Московская Патриархия. Напомним, с началом «холодной войны» произошел разрыв РПЦ с Американской Православной Церковью. Ее архиереев и священников запретили в служении, прервали с ней общение. Объявили ее неканонической, раскольнической структурой. Теперь Никодим (Ротов) летал в Америку, вел переговоры. Добрые отношения были восстановлены, и Патриархия в 1970 году официально предоставила Православной Церкви в Америке автокефалию. Отныне она становилась полноправной поместной Церковью.

Только не стоит путать с РПЦЗ, центр которой также находился в США. Вот с ней даже намека на сближение не было и не могло быть. Она продолжала жить в политическом антисоветском ослеплении, в ненависти. Наложились и мировоззрения, характерные для всей русской эмиграции. Ведь в 1920 – 30-х годах беженцы и изгнанники видели свою высшую миссию в сбережении «прежней России», чтобы когда-нибудь принести ее на Родину, стать учителями и наставниками «освободившегося» народа при возрождении страны. В том числе духовном возрождении. Но после Второй мировой войны подобные надежды рассеялись. В таких условиях РПЦЗ стала воспринимать себя как «малое стадо», одиноко «стоящее в истине». Единственный осколок, уцелевший от настоящей Православной Церкви. А Церковь в СССР признавалась уже погибшей, «еретической», прислужницей «коммунистического режима».

Хотя для такой гордыни не было никаких реальных оснований. Иерархи РПЦЗ закрывали глаза на то, сколько борцов за веру, сколько Мучеников, Исповедников, святых подвижников явилось как раз в «советской» Церкви. В той, что, невзирая на гонения и искушения, оставалась со своей страной и народом. Забывалось и о том, что сама РПЦЗ окормляла эмигрантские организации, тесно переплетенные с масонством, с западными спецслужбами. Участвовала в кампаниях информационной войны против СССР. А ведь эти кампании были по своей сути не столько антисоветскими, сколько антирусскими.

РПЦЗ активно поддержала войну во Вьетнаме. Даже американское молодежное антивоенное движение (куда втягивались и русские граждане США) Синод зарубежников осудил, объявил тяжким грехом как «отказ от борьбы со злом». Эмигрантская церковь горячо приветствовала «Пражскую весну» 1968 года. А ее подавление Советским Союзом и армиями Варшавского договора восприняла сугубо плоско и однозначно. В рамках той же, давно канувшей в прошлое, войны «красных» и «белых». Невзирая на то, что сходство было чисто внешним. Операция готовилась западными державами, и тоже была не столько антикоммунистической, сколько нацеливалась на подрыв могущества «русских». Между прочим, с «Пражской весной» было связано и одно событие, казалось бы, малозаметное. Но немаловажное с духовной точки зрения.

Среди «демократических свобод», провозглашенных чешскими реформаторами, была отмена запрета на деятельность униатской церкви. Но и после подавления «Пражской весны» эту «свободу» не упразднили. Униаты в Чехословакии стали создавать свои структуры вполне легально. А отсюда им было гораздо удобнее, чем из капиталистических стран, поддерживать связи с единомышленниками в СССР. Русская Православная Церковь на эту новую угрозу никак не отреагировала. Впрочем, это не удивительно. Главный свой курс Никодим (Ротов) держал на Ватикан. Под его давлением 16 декабря 1969 года Синод принял постановление – разрешить священникам допускать к Святым Таинствам католиков и старообрядцев. Хотя это противоречит правилу 45-му Святых Апостолов. С протестами выступили не только РПЦЗ и афонские монахи, но даже Константинопольская Патриархия.

Однако Никодим сделал разъяснения, что в СССР сложились особые условия. Иногда в Святом Причастии нуждается больной, умирающий, а вокруг на тысячи километров может не оказаться священнослужителей своей конфессии. Такая аргументация удовлетворила Константинополь и Афон. Но… дело в том, что в тексте постановления Синода о подобных ограничениях не упоминалось. Открывались возможности для самого широкого толкования. А митрополит Никодим первым показал, что совершенно не руководствуется собственными разъяснениями. 14 декабря 1970 года в Риме он служил православную Литургию в базилике Святого Петра и причащал католиков. Архиепископ Василий (Кривошеин) впоследствии докладывал Патриарху Пимену о других случаях – как в СССР приехали видные католические деятели, ректор иезуитского центра «Руссикум» Майе и ректор Григорианского университета в Ватикане, их причащали в Киеве и Туле даже по священническому чину, в полных облачениях. Католический журнал «Истина и жизнь» (№ 2, 2004 г.) сообщал, что Никодим каждый год приглашал католического священника Иосифа Павилониса на пасхальное богослужение в Николо-Богоявленском соборе и допускал к Причастию.

В 1970 году Ротов взял преподавателем в Ленинградскую духовную академию иезуита Мигеля Арранца (и он тоже причащался каждое воскресенье в вместе с православными клириками). Но к ордену иезуитов митрополит Никодим вообще испытывал величайшее почтение. «Радио Ватикан» впоследствии уважительно сообщало, что он открыто поддерживал орден, со многими членами имел самые дружеские связи. По известию одного из таких друзей, иезуита Шимана, Ротов перевел на русский язык «Духовные упражнения» Игнатия Лойолы, основателя иезуитского ордена, пользовался этой работой, часто имел при себе. Ленинградский преподаватель Мигель Арранц тоже свидетельствовал, что Никодим «интересовался духовностью иезуитов».

Одним из лиц, «особо приближенных» к митрополиту, был священник Михаил Гаврилов – впоследствии один из активных проповедников унии на Западной Украине, вступивший в монашеский орден василиан (униатский «филиал» иезуитов). Он вспоминал, что Ротов высоко ставил Игнатия Лойолу и его орденские правила, с большой симпатией отзывался об униатской церкви, о ее митрополите Андрее Шептицком (яром русофобе, благословлявшем нацистов и бандеровцев), говорил: «Если бы митрополит Андрей не умер преждевременно, то он бы спас греко-католиков от Православия» [34].

А католическому профессору Антуану Венгеру Никодим с воодушевлением рассказывал, как в Риме он служил в коллегии «Руссикум» Литургию на «драгоценном антиминсе», который когда-то епископ д`Эрбиньи послал «апостолическому администатору» Ватикана в Москве епископу Неве [18, с. 603]. Напомним, что коллегия «Руссикум» – особый иезуитский центр для подготовки миссионеров «восточного обряда», а д`Эрбиньи и Неве в 1920 – 1930-е годы осуществляли план по тайному обращению в католицизм православных священников и иерархов. В то время план сорвался, перевербованного епископа Николая (Ремова) расстреляли. Теперь появился новый поклонник и проводник католической политики, и он занимал куда более высокое положение в Церкви, чем Ремов.

Кстати, в 1970 году Никодим получил степень магистра богословия, темой его диссертации стал понтификат «красного папы» Иоанна XXIII с его программой католического «обновленчества». А журнал «National Catolic Reporter» («Национальный католический репортер») со ссылкой на исследование «Pasionand Ressurection.The Greek Catolic Chrurch in Soviet Union» («Страдание и воскресение. Греко-католическая церковь в Советском Союзе») привел свидетельство, что Никодим получил тайный сан католического епископа, имея поручение папы Павла VI о распространении католицизма в нашей стране. Однозначных доказательств нет. Ватикан умеет хранить свои секреты. Но плоды говорят сами за себя.

Они проявлялись не только в связях с католиками. Никодим начал внедрять и некоторые реформы, которые практиковались обновленцами в 1920-х. Необязательность исповеди перед Святым Причастием, перевод богослужения с церковнославянского на русский язык. Митрополит наставлял, что такой постепенный переход является важной задачей, «в наше время, по мнению многих, становится весьма желательным, иногда необходимым, употребление русского текста Священного Писания для богослужебных евангельских, апостольских и некоторых иных чтений в храме (например, шестопсалмий, паремий и т. д.)» («Журнал Московской Патриархии», 1975, № 10, с.58). Эти новшества были вполне созвучны с требованиями католического «обновленчества», они утвердились в униатской церкви. А Никодим ввел их в Троицком храме Ленинградской духовной академии. Он сам перевел на русский язык Великий покаянный канон преподобного Андрея Критского и читал его в Великий Пост.

Впрочем, как раз вопрос о плодах деятельности Никодима (Ротова) был крайне запутан. Потому что ему приписываются колоссальные заслуги перед Церковью. Мы уже приводили в пример дутую историю со «спасением Святого Афона». Но о нем впоследствии была пущена и слава «спасителя» всей Русской Православной Церкви! Объясняется, что над ней в период хрущевских гонений нависла угроза полного уничтожения. Что был введен запрет на рукоположение новых епископов. А когда умрут прежние, некому станет рукополагать священников – вот и конец. Но Ротов якобы нашел выход. Утвердив позиции Русской Церкви в международных организациях, обезопасил ее от погромных ударов. Сознательно пошел на сотрудничество с КГБ – доказал, что связь с Церковью очень полезна для спецслужб за границей.

Преподносится, будто он вел хитрую игру, внушая властям и чекистам – на внешнеполитической арене Патриархию должны представлять молодые епископы, а не дряхлые старики. Во-первых, это будет демонстрировать всему миру отношение Советского правительства к Церкви, а во-вторых, молодые, в отличие от стариков, станут полезными агентами для КГБ. Такой ценой он открыл дорогу для поставления новых архиереев, а с заграничных «представительных» постов они возвращались на родину, возглавляли обычные епархии. Вот и не прервалась преемственность, Церковь уцелела в гонениях – благодаря мудрости Никодима.

Эта легенда получила широкое распространение в литературе Московской Патриархии, но рассчитана она на некомпетентных и непритязательных читателей, которые доверчиво проглотят ее. Потому что у авторов, восхваляющих Ротова, не сходятся концы с концами. Они ссылаются на кампанию хрущевских гонений. Но Брежнев прекратил их! А деятельность Никодима развернулась в полную силу уже после Хрущева, именно при Брежневе! Не было и запретов поставлять епископов. Ни одного официального документа об этом не существует. Процесс поставления епископов в Русской Церкви не прерывался никогда. Возможно, слух о запрете был пущен специально, чтобы оправдать «никодимовщину». В конце концов, в период куда более страшных гонений, в 1920 – 1930-е годы, практиковалось тайное рукоположение епископов, даже в лагерях. Именно для того, чтобы не прервалась преемственность. Заводить для этого игры с КГБ, ВСЦ и Ватиканом почему-то не требовалось.

В последующие годы появились публикации журналиста Алексея Челнокова («Совершенно секретно», № 5 за 1998 г.) и протодиакона Андрея Кураева, обвинявшие Никодима в противоестественной ориентации. Хотя весомых доказательств они не привели, а косвенные свидетельства, на которых основаны их публикации, оказываются весьма противоречивыми и ненадежными (особенно если учесть, что Кураев стал выдавать подобные материалы уже после того, как поссорился с Патриархией и принялся безоглядно выплескивать негатив на нее). Оперировать недоказанными обвинениями мы с вами не будем. Но если брать известные факты, то отчетливо видно, что приемы и методики, внедрявшиеся Никодимом в деятельности Церкви, открыли в нее двери для карьеристов, соглашателей, ставящих во главу угла требования начальства, духовного и светского. Принципиальных священнослужителей, отстаивавших мнения, несогласные с ним, митрополит преследовал и подавлял. А продвигал собственных ставленников. В общем, действовал примерно так же, как большинство партийных начальников.

Одним из его любимцев стал в 1966 году 17-летний слушатель Ленинградской семинарии Владимир Гундяев. Никодим в нарушение законов сумел отхлопотать его от службы в армии. В 1969 году постриг в монахи с именем Кирилл, после чего сразу рукоположил его в иеродиаконы, а через два месяца в иеромонахи. Получилось, что за три года юный семинарист стал священником. При этом были нарушены правительственные указания и постановление Синода 1959 года не постригать в монашество граждан до 30 лет. Но Куроедов и его служащие почему-то «не заметили» такого нарушения, а члены Синода предпочитали не наживать лишних конфликтов с Никодимом. Ну а Кирилл (Гундяев) еще через год закончил экстерном Духовную академию. Сразу стал в ней преподавателем, помощником инспектора. Одновременно был назначен представлять Московскую Патриархию в международной православной организации «Синдесмос», получив возможность путешествовать по миру. В 1970 году он стал личным секретарем Никодима, в возрасте 22 лет удостоился солиднейшего сана архимандрита, представлял Русскую Церковь на совещании ВСЦ в Женеве. Конечно, и без КГБ выдвижение на «загранку» обойтись не могло. Сейчас уже установлено, будущий Патриарх получил агентурный псевдоним «Михайлов».

Но католические и «модернистские» симпатии Ротова привлекали к нему только либеральную интеллигенцию. А как раз она-то к Церкви не тянулась, составляла ничтожную часть прихожан. Среди настоящих верующих, простых священников, монахов, большинства архиереев новшества вызывали отторжение. Митрополит Василий (Кривошеин) писал, что Никодиму ставили в упрек и его «иностранную» деятельность, и откровенное подстраивание к коммунистической идеологии, «октябрьское богословие». «Когда он служит, многие не хотят подходить к нему под благословение».

Ну а Патриарху Алексию (Симанскому) Господь дал долгую жизнь. Ему исполнилось 93. В феврале 1970 года прошли торжества в его честь, 25 лет со дня интронизации, 25 лет во главе православной церкви. Снова в Москву съезжались представители разных православных и неправославных конфессий. Поздравление прислал Председатель Совета министров СССР Косыгин (Брежнев на тот момент был только партийным лидером, и поздравлять Патриарха для него получалось не слишком удобно, а Косыгин был главой правительства. Вот и поздравил по светской, государственной линии). Но вскоре после юбилея Алексий отслужил в храме в последний раз. У него случился инфаркт.

Врачи спасли его, однако организм уже износился, был очень слаб. Патриарх понимал, осталось недолго. Судьба Церкви волновала его, а самой влиятельной, «проходной» кандидатурой на престол был Никодим (Ротов)! Последним земным делом Алексия I стала борьба за место собственного преемника. Он пригласил Куроедова, беседовал с ним. Дипломатично ссылался, что Никодим очень молод, 43 года. Многие архиереи и священники гораздо старше его, не будут доверять такому Предстоятелю. Патриарх рекомендовал собственного помощника Пимена (Извекова). Он был управляющим делами Патриархии, обладал высоким авторитетом, прекрасно знал все вопросы церковной жизни. Куроедов для видимости согласился с доводами Патриарха. Но решающее слово, принадлежало, конечно, не ему. Похоронить себя Алексий (Симанский) завещал рядом с мощами подвижника, которого он так почитал – Святителя Макария (Невского).

Но он и преставился в годовщину обретения Мощей Святителя Макария, которую организовал сам 13 лет назад! 17 апреля 1970 года. Это ли не считать знаком свыше? Отпевали Патриарха, как водилось, в Елоховском соборе. Но даже одна деталь показала, как изменилось положение Церкви за время правления Алексия. Гроб обносили Крестным Ходом вокруг храма. Но в 1944 году гроб Сергия (Страгородского) несли по улицам, обошли вокруг кварталов, прилегающих к собору. А Алексия обнесли только внутри храмовой ограды. Только на «своей» территории, без «публичных шествий». Отвезли в Троице-Сергиеву лавру и похоронили там, где он завещал. Патриарх лег в Успенском соборе, рядом с гробницей Святителя Макария… Кстати, через 46 лет их воля была нарушена. И Алексия I – лежать рядом с Макарием (Невским). И самого Макария – покоиться в Троице-Сергиевой Лавре. В 2016 году его Мощи почему-то решено было отправить на Горно-Алтайск, в строящийся там кафедральный собор.

А договоренность усопшего Патриарха с Куроедовым и подавно ничего не значила. Для КГБ и партийных идеологов лучшей фигурой был Никодим (Ротов). Он знал это и был уверен, его все-таки «продавят», помогут занять престол. Он уже видел себя во главе церкви и на радостях допустил еще одно новшество. Стал служить в красной мантии, подражая католикам. Но поторопился. Верующие и без того опасались его избрания, роптали и волновались, а красная мантия подлила масла в огонь. Кто-то сопоставлял ее с кардинальскими нарядами, кто-то с красными знаменами.

Совет по делам религий и органы госбезопасности стали колебаться. Поняли, что избрание Никодима чревато не просто протестами, а церковным расколом. Решили сделать паузу, чтобы накал страстей улегся. Поместный Собор назначили только через год, летом 1971 года (под предлогом юбилея Ленина в 1970 году). Но и затяжка с его созывом не принесла успокоения. Наоборот, противостояние в Церкви обострялось. Священник Николай Гайнанов с группой мирян распространяли обращение «По поводу новоявленного лжеучения митр. Никодима (Ротова)».

Может быть, в другое время власти действовали бы иначе, силовым порядком сделав так, как считали выгодным. Но при Брежневе было уже иначе. При Брежневе коммунистическое руководство считало главным избегать резких потрясений. И нижестоящие начальники действовали таким образом, чтобы избегать лишних хлопот. Знали, что за скандалы и шум их по головке не погладят. Поэтому остановились на совете Алексия I насчет Пимена (Извекова). За него стояло большинство ортодоксальных священников и мирян. И при прежнем Патриархе он управлял делами Церкви. Значит, при нем положение должно было остаться прежним. Пусть идет, как и шло. Советскую верхушку это вполне устраивало.

Собор был очень представительным. Кроме 234 делегатов, приехало множество гостей – главы и представители 11 автокефальных и 3 автономных православных церквей, делегаты от других конфессий, руководители экуменических движений: Всемирного совета церквей, Христианской мирной конференции, Конференции европейских церквей. Никодим (Ротов) все-таки блистал в качестве одной из главных фигур. Он выступил с несколькими докладами. Один – об отмене клятв на старообрядцев, принятых в 1667 году. Второй – «Экуменическая деятельность Русской православной церкви», в качестве особого достижения отмечалось решение Синода, допускавшее причащать католиков и старообрядцев. Оба доклада Собор утвердил. Впрочем, стоит отметить, что результаты стали очень сомнительными. Подманить к РПЦ старообрядцев отменой давних проклятий не удалось. А разрешение допускать к причастию католиков и подавно оттолкнуло их. Ведь теперь оно получило уже соборное утверждение. Это вызвало и новую склоку с зарубежниками. Архиерейский Собор РПЦЗ осудил такое постановление как ересь.

В последний день заседаний Собора состоялись выборы Патриарха. Они осуществлялись так же, как на партийных мероприятиях этого времени. На безальтернативной основе. Еще и открытым голосованием. Предложили Пимена – делегатам осталось только поднять руки «за». Ну а сам новый Патриарх занял очень осторожную позицию. Он соглашался с ортодоксальными архиереями, что не нужно было принимать постановления о причастии католиков. Но и против не выступал. А на доклады митрополита Василия (Кривошеина) о том, как Никодим свободно допускает католиков к принятию Святых Христовых Тайн, Пимен уклончиво отвечал, что ему такие случаи не известны. Однако и разбирательства не назначил. Предпочел, чтобы ему лично они остались неизвестными.

Что же касается Никодима, то Куроедов пребывал в уверенности – у него еще все впереди. «Он еще молод», свое возьмет [83, с. 29]. Но работа на нескольких должностях, разъезды, переживания по поводу неудачи с Патриаршим престолом сказались на нем. Или можно посмотреть с других позиций. Господь сказал свое слово. В 1972 год у Никодима случился инфаркт. Он подал прошение об освобождении его с поста председателя Отдела внешних сношений патриархии.

Впрочем, передал эту должность своему ученику, митрополиту Ювеналию (Пояркову). Да и за собой оставил кресло председателя Комиссии Синода по вопросам христианского единства и межцерковных сношений. А когда здоровье стало поправляться, Никодим обеспечил себе еще одно завидное назначение – патриаршим экзархом Западной Европы. Своим заместителем он взял давнего любимца, Кирилла (Гундяева). В возрасте 25 лет Никодим сделал его епископом! А в 28 он стал архиепископом. Но дальше ему пришлось обходиться уже без могущественного покровителя.

Со смертью митрополита Никодима связано несколько преданий. Рассказывают, что еще в 1965 году он повстречался с Блаженной Старицей Пелагеей Рязанской, которая прямо ему заявила: «Сдохнешь, как собака, у ног своего папы». А спустя 13 лет, в 1978 году, известный Старец и подвижник, архимандрит Павел (Груздев), по свидетельству его келейницы Марии Петровны, предупредил Никодима: «Владыка, не езди в Рим!» Но там скончался папа Павел VI, личный друг митрополита, и он отправился на похороны. Снова нарушил Апостольские правила, отслужил панихиду над гробом папы. 12 августа вместе с ватиканским клиром участвовал в отпевании покойного.

3 сентября митрополит присутствовал на интронизации нового папы, Иоанна Павла I. А через два дня папа принимал делегации некатолических церквей. Никодим подошел к нему, внезапно наклонился и рухнул бездыханным к его ногам. Отходную молитву над ним прочел папа. А потом, выступая перед кардиналами, Иоанн Павел I сокрушался: «Третьего дня скончался в моих объятиях православный митрополит Ленинграда. Какие прекрасные вещи рассказывал он мне о Православной Церкви!..» Какие известия о Православной Церкви могли показаться папе прекрасными, остается только догадываться.

А кроме Блаженной Пелагеи Рязанской и Старца Павла (Груздева), протоиерей Николай (Каверин) записал третье предание, связанное с этими событиями. В августе 1978 года еще одному Старцу, которого автор не называет, было видение: летит самолет, а за ним гроб. Некий голос пояснил, что это Никодим полетел в Рим за своей смертью. Вскоре в келью к Старцу пришел сам покойный митрополит. Он был в одном сером подряснике и поведал: «С меня все снято Господом, никакие награды мне не помогли. Подрясник оставлен за то, что я искренне верил в правильность своих действий. Если бы Господь вновь дал мне жизнь, я прожил бы ее совсем иначе. Я никогда не исповедовался в постыдных грехах, мне было неудобно, имея высокий сан, каяться в грязных пороках… За меня некому молиться, ибо последователи мои – только церковные деятели, но не молитвенники. Господь сказал мне, что тот, кто пойдет по моему пути и будет продолжать мое дело, будет взят от лица земли».