Глава 12

Что остается сокрытым? Экскурсы в прошлое

Облик тех или иных исторических фигур мы рисуем по их сугубо внешним проявлениям: по их делам и поступкам, словам, высказанным взглядам. А внутреннее? Вера, душа, помыслы? Это знает лишь Господь. А нам, далеко не всегда, остается только догадываться по тем или иным косвенным признакам. Взять хотя бы Святейшего Патриарха Алексия (Симанского). Мы знаем о его служении, выполнении сложных административных обязанностей по управлению Церковью, о его встречах, дипломатических «пастырских визитах». До нас дошли некоторые его письма, в них есть нечто личное, но в своей основе они официальные. Дошли протоколы некоторых бесед, переговоров, тоже официальных. Мы знаем его поступки и решения, хотя они нередко были вынужденными. А его внутреннее, душевное, остается «за кадром», неведомым и малоинтересным для исследователей.

А между тем, известно, что до революции он был твердым и убежденным монархистом, возглавлял Тульское отделение Союза русского народа. В годы гражданской войны и террора стал одним из доверенных помощников святого Мученика, митрополита Петроградского Вениамина (Казанского). Заменил его, когда тот подвергся показательному судилищу и был казнен. Ну а примером для себя, духовным учителем, Патриарх Алексий всегда считал митрополита Макария (Невского).

А это была поистине великая, колоссальная личность, незаслуженно оставленная «в тени» церковными историками. Он был миссионером на Алтае, потом возглавил там духовную миссию. Изучил местные языки, составил алтайский алфавит, написал и опубликовал алтайскую азбуку. Совершил грандиозный труд, переведя на алтайский язык Евангелия, Литургию и другие церковные службы, обратил в православие множество язычников. Его называли «Апостолом Алтая», «столпом православия Сибири». Владыка Макарий стал архиепископом Томским и Алтайским, и его уже тогда многие считали святым, по его молитвам нередко исцелялись больные. Когда к святому праведному Иоанну Кронштадтскому приезжали паломники из Сибири, он говорил: «Что вы ко мне ездите, ведь у вас есть свой Макарий, который лучше меня молитвенник». Владыка Макарий, как и Алексий (Симанский), являлся твердым патриотом и монархистом. Он был почетным председателем отделения Союза русского народа Томской губернии [58, с. 304–306].

В 1912 году Макарий был поставлен митрополитом Московским. И вот тут-то великий подвижник вдруг пришелся «не ко двору»! Здешнее духовенство, уже почти сплошь зараженное либерализмом, как и члены Синода, приняли его с отчуждением и неприязнью. Из-за его известной патриотической позиции, верности устоям Православия. Московские священники игнорировали и саботировали указания Макария. В Синоде над ним издевались, обязательно проваливая любые его предложения. Но он реагировал смиренно, спокойно. Протопресвитер императорской армии (и масон) Георгий Шавельский презрительно описывал: «В Синоде в его присутствии сплошь и рядом проваливали одно за другим его представления и ходатайства, и он молча принимал этот конфуз… Царское Село (подразумевается Царская Семья. – Авт.) смотрело на митрополита Макария как на праведника. А близко знавшие митрополита Макария решительно утверждали, что он в большой дружбе с Гришкой (Распутиным)» [131, с. 75–76]

А вот другой взгляд, честного монархиста и православного, товарища обер-прокурора Синода Н. Жевахова: «Великий подвижник, стяжавший славу святого, митрополит Макарий настолько резко выделялся на общем фоне иерархов, стоял уже на такой духовной высоте, что к нему стекался народ так же, как в былое время в преподобному Серафиму или Амвросию Оптинскому…» [40, с. 192].

Когда Синод по инициативе Антония (Храповицкого) в мае 1913 года протащил решение о признании «ересью» имяславия, устроил погром русской монашеской общины на Афоне, Святитель Макарий не согласился и не смирился с этим. Провел в мае 1914 года свой суд над руководителями имяславия и оправдал их. При поддержке Царя стал снимать запрещения с осужденных священников и монахов, возвращать их к церковному служению. А в начале 1917 года в типографии Троице-Сергиевой лавры он успел еще выпустить труд Нилуса «Протоколы сионских мудрецов». Но грянула Февральская революция, и владыка Макарий срочно отправил своих доверенных спасать книгу. Уцелели только те экземпляры, которые они успели забрать. Немедленно примчался отряд революционеров и уничтожил весь оставшийся тираж.

Самого митрополита по инициативе нового обер-прокурора Синода от Временного правительства, масона Львова, сразу же уволили с Московской епархии. В нарушение всех канонов, «революционным» образом, созвали епархиальное собрание, которое выбрало на его место Тихона (Белавина), будущего Патриарха. А владыку Макария сослали в Николо-Угрешский монастырь. В насмешку отвезли туда на искалеченной лошади и разбитой телеге.

На Поместный Собор одного из самых почитаемых (и самых заслуженных) в России архиереев не пригласили. Он смиренно пришел сам, поскольку по положению о делегатах Собора имел однозначное право там присутствовать. Его не пустили! Но владыка Макарий столь же смиренно сел в прихожей, передав свои обращения через верных священников, делегатов Собора. И просил он не о своей «реабилитации» (в которой он и не нуждался). Он настаивал, чтобы комиссия Поместного Собора по богословским вопросам пересмотрела и отменила решение Синода, осуждавшее имяславие. Но этого не произошло (а в октябре 1918 года Патриарх Тихон и Синод даже дезавуировали постановление его суда, оправдавшее имяславие, подтвердили прежнее осуждение).

Когда к власти пришли большевики, Святитель Макарий не побоялся написать личное письмо Ленину. Отнюдь не подобострастное, без реверансов. Он решительно требовал освободить Царя и его Семью. В противном случае предрекал суровые кары еще при жизни, страшный конец и лишение разума (что и исполнилось через несколько лет). Вместе с другим убежденным монархистом, протоиереем Иоанном Восторговым, митрополит пробовал организовать операцию по спасению Государя. Увы, сделать ничего не удалось.

От Николо-Угрешского монастыря, где обретался владыка Макарий, вскоре осталась лишь часть, там разместили детский дом отдыха. Митрополит жил в старом архиерейском доме, у него парализовало ноги, он передвигался только в кресле. Ему и келейникам не дали хлебных карточек, есть было нечего. Но об этом узнали верующие в Москве, стали привозить ему хлеб, крупу. Приехал и Патриарх Тихон. Покаялся перед Макарием, что в 1917 году незаконно занял его Московскую кафедру. Они по-христиански, взаимно, попросили друг у друга прощения во всех обидах. Патриарх и Синод пожизненно поставили владыку митрополитом Алтайским. Но эта должность оставалась в значительной мере номинальной, Алтай был далеко, за линией фронта.

А в Николо-Угрешский монастырь к Макарию потянулись люди. Он уже славился как провидец, чудотворец. Чекисты устраивали у него обыски, изымали бумаги, которые считали «опасными». Но не арестовывали, опасаясь восстания местных крестьян. Вместо этого решили ликвидировать тайно, послали исполнителей. Охраны у митрополита никакой не было, но… его охранял Сам Господь. Когда убийцы подошли к его двери, они внезапно ослепли. А владыка вышел к ним, выкатился в креслице. Они в ужасе каялись, и им вернулось зрение. Причем эта история получила широкую известность в Москве, потому что после беседы со святым Старцем убийцы не могли молчать! На обратной дороге, в поезде, продолжали каяться и сами рассказывали о случившемся. Начальство послало других исполнителей, но… и с ними повторилось то же самое.

Когда среди духовенства случился раскол обновленчества, а потом и Патриарх пошел на уступки советской власти, начал поминать ее на службах, к владыке приезжали «катакомбники», отвергшие этот компромисс, предлагали возглавить Церковь. Он отказался. Но к нему обратилось и ОГПУ, зауважавшее неземное могущество Макария. И тоже предлагало возглавить Церковь (лишний раз расколоть ее). Он снова отказался [87]. После смерти Патриарха он принял местоблюстителя престола, митрополита Петра (Полянского), благословил его собственным белым клобуком. В 1925 году Николо-Угрешский монастырь окончательно закрыли. Владыка-Старец доживал век в частном доме в селе Котельники около Люберец, принимал паломников. В 1926 году он отошел к Господу.

Еще в период митрополичьего служения в Москве он говорил, что очень хотел бы упокоиться в Троице-Сергиевой лавре. Окружающие удивлялись – а разве могло быть иначе? Но он предрекал, будет именно иначе. Похоронили владыку на Люберецком кладбище. Верная келейница, схимонахиня Серафима, много лет ухаживала за могилкой. Потом кладбище очутилось на охраняемой территории воинской части. Серафима все равно приходила к воротам каждую Пасху, упрашивала солдат положить на могилку владыки пасхальное яичко. Через 30 лет, с немалыми трудностями, она смогла попасть к Патриарху Алексию (Симанскому). Передала сохраненные ею дневники, письма Святителя. Передала и запечатанный пакет, оставленный им специально для будущего Предстоятеля Церкви. Предположительно – с наставлениями и предвидениями о ее судьбах.

А Патриарх глубоко чтил владыку Макария. Шел 1957 год, гонений еще не было, но и для Церкви было совсем не лучшее время. Ни о какой канонизации даже речь идти не могла. Тем не менее, Алексий сумел добиться разрешения вскрыть могилу. Гроб совершенно разрушился, но мощи были обнаружены нетленными, хорошо сохранилось облачение. Патриарх выполнил прижизненную волю Святителя, его перезахоронили в Троице-Сергиевой лавре. Сам Алексий всякий раз, когда бывал здесь, приходил помолиться к его Святым Мощам. И себя завещал похоронить рядом владыкой Макарием. Вот вам всего один факт. Один штрих. Но насколько ярко он свидетельствует о сокрытых духовных качествах Патриарха! И о Русской Церкви в целом – сохранялась ли в ней Божья благодать, невзирая на все интриги и привносимые пакости.

Однако сокрытым нередко остается не только добро. Зло тоже. А хрущевская антицерковная кампания сопровождалась некими глубинными, тайными процессами. В это же время кому-то потребовалось закладывать духовные мины под сам фундамент отечественной истории. Одна из них касалась памяти первого Русского Царя Ивана Грозного. Сталин оценивал его личность очень высоко. В период правления Иосифа Виссарионовча появились объективные работы историков, опровергающие либеральную клевету на Ивана Грозного. Создавались художественные литературные произведения, был снят фильм Эйзенштейна «Иван Грозный», внедряющие в массовом сознании положительный образ Царя. Ну а при Хрущеве его очернение отлично вписалось в русло «антисталинской» кампании. Хлынул новый поток негатива.

В эту струю нацелились и деятели Церкви, желая как-нибудь задобрить хрущевскую власть, подстроиться к ней в плане осуждения «тирании». Именно тогда, в 1950-е годы, появились варианты жития Святителя Филиппа Московского, прямо обвиняющие Ивана Грозного в его убийстве. В дореволюционных канонических житиях такого не было! Тогда же, в 1950-х, в Псково-Печерском монастыре появилась служба святому Корнилию, указывающая, что Царь его «смерти предаде». И сам Корнилий до революции числился в святцах с чином «преподобного». Но неизвестным образом его чин подменился на «преподобномученика» [71, с. 133, 137]. То есть пострадавшего за Веру! Таким образом, Иван Грозный выставлялся гонителем Православной Веры!

А в 1963 году по личному разрешению Хрущева комиссия профессора М.М. Герасимова вскрыла царские гробницы в Архангельском соборе Кремля. Официально ставилась задача воссоздать скульптурный портрет Ивана Грозного. Но скрытно обозначались другие цели: официально, на научном уровне, подтвердить версии о физической деградации, венерическом заболевании, сыноубийстве. Однако подлинные результаты… посрамили клеветников! Первое, что обнаружила и задокументировала комиссия – прекрасную сохранность, то есть, нетленность Святых Мощей Ивана Васильевича. Сохранилась его Честная Глава, хотя в соседних захоронениях из-за проникающей в гробницы воды черепа были разрушены. Были обнаружены «целые конгломераты мумифицированных тканей» – а это и есть нетленные Мощи. Ученых удивило и другое обстоятельство: «Представляет интерес отсутствие типичных мертвоедных форм насекомых (трупопожирателей)» [126, с. 362, 308].

Не только протоколы комиссии, но и фотосъемка зафиксировали явное посмертное чудо – благословляющий жест правой руки Ивана Грозного [27, с. 16]. Такое же положение благословляющей десницы отмечено у мощей преподобной Анны Кашинской и некоторых других святых подвижников [126, с. 312–313]. Наконец, еще одно свидетельство члена комиссии, судмедэксперта В.И. Алисиевича: «Кости скелета Ивана Грозного были в основном расположены правильно… имели желтовато-буроватый оттенок, сравнительно хорошо сохранились» [7, с. 163]. А по традициям Афонских монастырей желто-бурый цвет костей считается признаком святости. Кроме того, исследования опровергли версию о венерическом заболевании. А последующий химический анализ опроверг и версию сыноубийства, позволил установить точную причину смерти Царя и его сына – оба были отравлены [71].

Однако Хрущев проявил неожиданный интерес не только к первому, но и к последнему Русскому Царю. Впрочем, в данном случае мы с вами имеем полное право усомниться. Неужели Хрущев? С какой стати в буйном реформаторстве, «кукурузных лихорадках», азартных политических играх с Западом он стал бы уделять внимание таким вопросам? Да и разбирался ли он в этих вопросах со своим более чем сомнительным образованием двух классов сельской школы? Нет, тут фигурой Никиты Сергеевича явно прикрывались некие его помощники. А в центре событий оказались уже знакомые нам лица. Начальник отдела пропаганды и агитации ЦК Леонид Ильичев – подручный Суслова, главный организатор антирелигиозной кампании. И его помощник Александр Яковлев, недавно вернувшийся из плодотворной стажировки в Колумбийском университете.

Яковлев вспоминал: «Странное поручение я получил в начале 1964 года. Пригласил меня Ильичев и сказал, что Хрущев просит изучить обстоятельства расстрела семьи императора Николая II… Заметив мое недоумение, Ильичев сказал, что ты, мол, историк, тебе и карты в руки… В архивных материалах нет никаких указаний, почему сообщалось о расстреле только одного Николая II, однако зафиксировано, что в 1918 году архивы Уральской ЧК (весом в 16 пудов) были привезены в Москву и сданы в НКВД через Владимирского. Я неоднократно просил руководителей КГБ поискать эти архивы, но обнаружить их так и не удалось… Моя записка Хрущеву была направлена 6 июня 1964 года. Через некоторое время было получено указание подготовить дополнительную записку с предложениями. Ее подписал Ильичев…» [143]. Доверять каждому слову Яковлева у нас нет никаких оснований. Личность, совершенно не заслуживающая доверия. Но, во всяком случае, зафиксирован факт, что интерес к «царской теме» был проявлен на самом высоком уровне, и для реализации была создана комиссия под руководством Ильичева и Яковлева.

А с архивными материалами по делу цареубийства и впрямь было не ладно. Вокруг них давно вершились темные дела. Из вещественных доказательств и материалов следствия, собранных на месте злодеяния следователем Николаем Соколовым в 1919 году, значительную часть союзники не позволяли вывезти, и они почему-то оказались у британского консула в Екатеринбурге Томаса Престона, были доставлены в Англию. В том числе, подлинные частицы святых мощей, найденные в Ганиной Яме, где расчленяли и жгли тела. Осколки костей, отрубленный палец Императрицы и др. В 1972 году в интервью газете «The Spectator» Престон обмолвился: «На мою долю выпало вывезти из Сибири все, что осталось от останков несчастной императорской семьи! Эти останки достигли Букингемского дворца. Когда меня принял Его Величество король Георг V в феврале 1921 года, мы обсуждали этот вопрос, и Его Величество сказал, что мощи были в таком состоянии, что их приходилось окуривать, прежде чем притронуться» [134].

Подлинные документы и протоколы допросов по делу о цареубийстве Н.А. Соколов передал на хранение капитану П.П. Булыгину, и они находились в квартире его друзей фон Фрейбергов. Но агенты Киминтерна совершили в 1921 году разбойное нападение на квартиру и похитили два чемодана бумаг. Немецкая полиция проинформировала Булыгина: документы «были отправлены через Прагу в Москву». В 1994 году некоторые из них были обнаружены в архивах ФСБ. Но только некоторые [68]. А руководил нападением Михаил Бородин (Грузенберг). Немецкая полиция задержала его, но отпустила из-за дипломатического иммунитета. Личность очень высокого полета.

Справка: кто есть кто?

Бородин Михаил Маркович (Грузенберг). В эмиграции 10 лет жил в США, учился в Чикагском университете, где располагался первый в Америке «центр славистики» (неофициальная разведывательная структура). После революции был особо доверенным эмиссаром советского правительства за границей, поддерживал связи с западными финансовыми и политическими кругами. Троцкист. Был близок с Максимом Литвиновым (Валлахом), Артуром Рэнсомом (доверенное лицо Троцкого, агент британской МИ-6). Был неофициальным советским послом в Турции, в Китае, где тесно сотрудничал с Анной Стронг (позже выслана из СССР как американская шпионка). С 1932 года – главный редактор англоязычной газеты «Москау Ньюс» и «Совинформбюро».

Бородин стал одним из главных организаторов и руководителей Еврейского антифашистского комитета. В 1949 году был арестован по обвинению в сионистском заговоре и в 1951 году скоропостижно умер в тюрьме. При Хрущеве был реабилитирован. Впрочем, это было вполне закономерно. Заместителем Бородина в «Совинформбюро» работал Борис Пономарев – у Хрущева он стал секретарем ЦК, возглавил Международный отдел ЦК, формировал внешнюю политику. А начальником Пономарева по партийной линии был тот же Суслов.

Но вернемся к расследованию цареубийства. В Советском Союзе первая открытая публикация на эту тему появилась в 1921 году – очерк П.М. Быкова «Последние дни последнего Царя» в сборнике, вышедшем в Екатеринбурге. В нем представлялась официальная версия – конечно же, без всяких оккультных жертвоприношений. Что Государя и его Семью просто расстреляли, и не по указаниям свыше, а по решению местной власти, Уральского совета. Этот очерк несколько раз переиздавался, в 1926 году расширился и дополнился до формата отдельной книги «Последние дни Романовых». Правительство дало разрешение на ее переводы и публикации за рубежом. Очевидно, как раз для внедрения официальной версии.

А после этого на тему цареубийства в СССР был наложен негласный, но однозначный запрет. О ней просто замолчали. Но одновременно, где-то в конце 1920 – начале 1930-х годов появился документ, подробно описывающий обстоятельства злодеяния. Так называемая «записка Юровского», авторство которой приписано Янкелю Юровскому, непосредственно руководившему расправой. Его воспоминания зафиксировал «красный академик» М.Н. Покровский.

Справка: кто есть кто?

Покровский Михаил Николаевич. Историк, революционер, предположительно – масон. Был близок к Ленину, Горькому, Красину, Луначарскому, Бухарину. Был заместителем наркома просвещения, председателем президиума Коммунистической Академии, ректором Института красной профессуры, заведовал Центральным архивом. Один из главных фальсификаторов российской истории, заявлял, что история – это «политика, опрокинутая в прошлое».

Однако «записка Юровского» содержит множество неточностей. Неверно указаны число жертв (12 вместо 11), фамилии убитых слуг царской семьи. Российский историк Ю.А. Буранов, детально исследовавший данный документ, пришел к выводу: «Оба… варианта – рукописный и машинописный – принадлежат перу историка, члена ВЦИК, М.Н. Покровского. Мной установлено, что только в 1932 году, после болезни и смерти М.Н. Покровского, обе «Записки» были изъяты из его сейфа по распоряжению ЦК ВКП(б) и строжайше засекречены» [68, с. 320]. Суслов, Пономарев, Ильичев, были выходцами из того же Института красной профессуры Покровского. Можно вспомнить и близкую дружбу Суслова с семьей Юровского…

Случайным ли образом именно его подчиненные заново подняли дело о цареубийстве? Яковлев лжет, что ему не удалось ничего найти. Лжет он и с датировкой этой операции «началом 1964 года». Она началась раньше. Стали откуда-то всплывать якобы воспоминания уже умерших охранников Дома Ипатьева. Одни, вроде бы, написал полковник КГБ Михаил Медведев-Кудрин. Адресовал их Хрущеву и просил передать ему браунинг, из которого он, Медведев, самолично застрелил Царя [44]. Но автор-то (или мнимый автор) уже умер! От имени покойного отца «мемуары» и пистолет представил его сын Михаил – работавший на радио у Яковлева.

Хотя известны слова другого охранника, Александра Медведева в 1961 году: «…Отцу родному, матери родной – умирать будем – не рассказывать. Это время, кажется, и на сегодня не настало». И еще: «Я пытался несколько раз поговорить с Петром Захаровичем Ермаковым, и в его трезвом и пьяном виде, кто с ним был там, внизу. А он только мата загнет – ничего не ответит. Так ничего и не сказал». Но в Свердловске розысками занялся Владимир Ильичев. Мы не знаем, приходился ли он родственником заведующему отделом ЦК Леониду Ильичеву, однако фамилия не такая уж распространенная. Он там преподавал в институте журналистики, был заместителем главного редактора газеты «Уральский рабочий». В 1952 году он лежал в одной больничной палате с бывшим охранником Ермаковым, расспрашивал, но тот и ему ничего не сказал. Зато после Ильичева к больному как будто бы пришел его студент-третьекурсник Саша Мурзин, и Ермаков перед смертью все выложил незнакомому мальчишке – который и передал своему преподавателю. Таким вот сомнительным образом появились «воспоминания» Ермакова [21].

А дочь Владимира Ильичева, Светлана, стала журналисткой в Риге и нашла там престарелого профессора Яна Свикке, хваставшего, что с государем расправился именно он и его спецотряд латышей. Взялся писать еще одни «мемуары», составить список участников. Ну а в Москве ведомство Леонида Ильичева и Яковлева (вероятно, с помощью КГБ) разыскало еще живых охранников Дома Ипатьева и якобы непосредственных участников цареубийства: Никулина, Родзинского, Кабанова. Радиокомитет СССР, которым в данное время непосредственно руководил Яковлев, в 1963–1964 годах организовал магнитофонную запись «участников событий». Причем интервью у них брал Михаил Медведев-младший – тот самый, который представил начальству «мемуары» умершего отца.

Все эти материалы, опять же, были засекречены. Они стали доступны исследователям только в 1989-91 годах. Но выяснилось, что в «воспоминаниях» масса фактических нестыковок. Свикке к Дому Ипатьева вообще не имел отношения, примазывался к «чужой славе». Журналисты приклеили ему прозвище «латышского Мюнхгаузена» [44]. А в записях на радио обнаружились некоторые особенности. Например, очень настойчиво задавались вопросы, осуществлялась ли фотосъемка цареубийства и тел после расправы? Так настойчиво, что можно уверенно предположить – да, осуществлялась. Как раз в 1963 году в журнале «Новый мир» вышли воспоминания секретарши Ленина Виноградской, где она проговорилась, что видела в руках Свердлова альбом с фотографиями убитого Царя и его Семьи. Теперь Медведев-младший спрашивал собеседников, что Виноградская видела такие фотографии. Некоторые непонимающе соглашались – да, может быть. Но он наседал и подсказывал, добиваясь ответов, – нет, никаких фотографий не существовало.

Ну а по другим вопросам отчетливо видно, что «участники» ничего толком не знали, и их «наводили», подгоняя все «воспоминания» к одному сценарию. К «записке Юровского». А материалы следствия Соколова и Дитерихса показывают, что именно эти лица, у которых брались интервью, отнюдь не входили в число доверенных. Одного из них даже откровенно подменили – Григория Петровича Никулина задокументировали как «помощника коменданта Дома особого назначения». Хотя помощником коменданта был не он, а его однофамилец – Прокопий Александрович Никулин. А те, кого записали на радио, несли не внутреннюю, а внешнюю охрану Дома Ипатьева. В ночь убийства они в лучшем случае охраняли место расправы снаружи. Не только «участниками», но и очевидцами не были.

О том, что цареубийством занялись не случайным образом, говорят и некоторые другие красноречивые факты. Новую станцию метро в Москве, открытую в 1964 году, назвали в честь одного из руководителей этого злодеяния – «Войковская». А на XXII съезде КПСС в качестве гостя очутился вдруг Василий Шульгин. И опять спрашивается – неужели Хрущев знал, кто такой Шульгин? Вчерашних эмигрантов в СССР было уже много. Но кто-то подсказал Никите Сергеевичу, что этот человек особенный, надо даже на съезд пригласить.

Справка: кто есть кто?

Шульгин Василий Витальевич. Мистик и оккультист, масон. Депутат Государственной Думы, изображавший себя монархистом. Один из главных участников заговора против Николая II. 2 марта 1917 года они вместе с Гучковым вели переговоры с Царем и состряпали фальшивый «манифест об отречении». В эмиграции сотрудничал с антисоветскими организациями. В 1944 году, при освобождении Югославии советскими войсками, арестован. Особым совещанием при МГБ приговорен к 25 годам заключения. Отбывал его в «элитной» камере Владимирского централа с германскими генералами и высокопоставленными советскими заключенными. В 1956 году амнистирован. К нему разрешили приехать жене, дали квартиру. Разрешили под контролем КГБ заниматься литературой, путешествовать по СССР.

Шульгина тоже активно использовали для исторических фальсификаций, в том числе о так называемом «отречении» Царя. После освобождения он написал книги «Письма к русским эмигрантам» со славословиями Хрущеву, «Опыт Ленина», «Годы», «Мистика», ряд статей – в том числе «Бейлисиаду», опровергая ритуальное убийство в давнем деле Бейлиса и вообще подобную практику у иудеев.

Что же мы видим? До сих пор любая информация о цареубийстве в СССР (как и события «отречения» Николая II) всячески затиралась. Следователь Н.А. Соколов был убит, материалы его расследования похищались, искажались при посмертной публикации. Однако в начале 1960-х группа высокопоставленных деятелей в партийном руководстве начала вдруг… нет, не восстанавливать истинную картину. А строить другую, ложную. Но зачем? Ведь материалы, сфабрикованные ими, все равно оставались строжайшей тайной! В итоге получается – некие силы предвидели время, когда они откроются и окажутся востребованы. Но… подобная ситуация могла наступить лишь в одном случае. Крушения коммунистической системы и Советского Союза. Если сопоставить, что эти операции осуществлялись одновременно с разрушением советской экономики руками Хрущева, с внедрением западнических влияний, это наводит на размышления. И одновременно с разгромом Церкви, с ее заражением еретическими плевелами…

Если же рассматривать всю совокупность фактов и явлений в нашей стране, то невольно складывается впечатление, что некие силы в 1960 – 1970-е годы уже знали (или твердо рассчитывали): Советский Союз падет. Но «в какую сторону» он падет? Это было отнюдь не безразлично. Предпринимались усилия, чтобы «в нужную»…