Глава 9. Цирк приехал

Вернулся на позицию неторопливой рысью. Пока я отсутствовал, пулемётная прислуга, понукаемая унтерами под руководством капитана Муравского, оборудовала позиции для боя. Расставив на флангах максимы, а в центре холма мадсены, Виктор Александрович заставил ездовых спустить запряженные двуколки для пулемётов вместе с патронными, а также лошадей казаков в небольшую ложбину перед пригорком. Там их не должны были зацепить пули, если противник выйдет из леса и откроет огонь.

Оставив коника ездовым, поднялся на пригорок к Муравскому.

— Как позиция, Виктор Александрович?

— Хотелось бы лучшего, но…, - капитан сожалеюще махнул рукой. — Дальномерщики промеряют дистанцию, наводчики выставляют примерные прицел и целик. Если что-то, действительно произойдет, одиночными пристреляемся, ну а потом… Хорошее оружие — эти последние максимы на новых станках. Словно швейная машинка работает, особенно в умелых руках. А у меня все наводчики отлично стреляют. И повезло нашему дивизиону, что успели перевооружить.

— Действительно, хорошие машинки. По последним слухам в столице Хайрем Максим согласился принять условия Государя, и уже в этом году вместе с Норденфельтом по примеру генерала Мадсена будут строить под Тулой завод по производству русских моделей своих пулеметов. Возможно, перевезут и завод из Англии. Там начались какие-то судебные проблемы с фирмой Виккерс, которую усиленно поддерживает Британское правительство. Недовольны джентльмены, что император всероссийский имеет контрольный пакет акций Maxim-Nordenfelt Guns and Ammunition Company, и эта компания в основном выпускает оружие для нашей армии, — поделился информацией с командиром полубатареии, от которой здесь присутствовало всего два пулемёта.

— По мне, так пусть три завода построят по выпуску этих пулемётов. Как бы хорошо было, если при каждой роте было хотя бы по два максима, — мечтательно произнёс Муравский, а я почувствовал родство душ с ним по этому вопросу.

«Жалко, что такие грёзы вряд ли сбудутся в ближайшее время. Прийти бы к тому, чтобы пулемётная команда из четырех пулеметов на стрелковый батальон была. А это почти пять тысяч пулемётов Максима только для пехоты. Пока же две батареи из восьми пулемётов на дивизию приходится. Слабовата российская промышленность и казна. Но то, что сейчас есть, куда лучше того состояния дел, которое в это время было в истории моего прежнего мира. В войсках уже больше полутора тысяч пулемётов Максима и около пятисот Мадсена. Так что можно и дальше помечтать, особенно, по мадсенам. Получить бы в этом году заказ на пару тысяч штук. Зря, что ли деньги свои тратил…», — успел подумать я во время паузы, сделанной Муравским.

— А что вам сказал капитан Росс? И куда он направился? — поинтересовался Виктор Александрович.

— На Тяньцзинь пошёл. Ему такой приказ, видите ли, отдало его командование. Вот такие дела в коалиции, господин капитан. Каждый сам себе начальник. Я, правда, при штурме Таку тоже посамовольничал. Капитан цур зее фон Поль, командовавший нашим союзным десантом, распорядился отходить от Северо-Западного форта, а я пошёл на его штурм со своими стрелками самостоятельно, отказавшись выполнить приказ начальника десанта. В общем, единоначалия нет, полный бардак.

— Победителей не судят, Тимофей Васильевич, — усмехнулся Муравский.

— Виктор Александрович, искренне хочу, чтобы капитан Росс и его морпехи были победителями, но вот то внутреннее чувство, которое я называю «чуйкой», говорит об обратном.

Как будто в подтверждении моих слов в лесу, куда почти полностью зашёл отряд американцев раздались выстрелы. Муравский отреагировал первым.

— Лежа, одиночными — ЗАРЯЖАЙ…! — резко и громко скомандовал он своим пулемётчиками.

Наводчики, не суетясь, почти одновременно подняли прицелы своих Максимов, пропустили наконечники ленты через окно приемника. Подав головку рукоятки до отказа вперёд и протянув ленту на один патрон, опустили рукоятку.

— К стрельбе готов! — донеслись доклады от наводчиков. Остальные номера, а их было ещё шесть, занимали свои места для стрельбы лежа согласно устава.

— А мы что стоим? Команда к вам не относится? — обратился я к четырем казакам — двум расчетам с пулеметами Мадсена, которые продолжали стоять на верхушке пригорка. — Упали, приготовились к стрельбе. Стрелять лежа по моей команде и туда, куда рукой покажу. Всё ясно?!

— Так точно, вашвысокбродь, — дружно рявкнули казаки, быстро залегая за небольшими брустверами из земли своих позиций, которые успели насыпать.

Всё обучение этих пулемётных расчетов заключалось в том, что успел только показать, как заряжать пулемёт и как стрелять из него лежа, стоя и с колена. Вхолостую пощёлкали курком ударного механизма пулемёта, имитируя направление оружия на цель, прицеливание и открытие огня из трёх положений. Дальше вся надежда была на природную смекалку казаков. Тем более Смоленский, выделяя этих бойцов, сказал, что они лучшие стрелки в полусотне.

Морпехи из арьергарда, не успевшие войти по железнодорожному пути в лес, бодро откатывались назад, на ходу стреляя куда-то между деревьев и перезаряжая своё оружие.

Ради интереса, посмотрел, чем были вооружены американцы, пока ехали на платформе. Был удивлен тем, что многие морпехи до настоящего момента снаряжены древними однозарядными Спрингфилдами. Лишь немногие имели магазинные винтовки системы Крага-Йоргенсена. И сейчас было видно, насколько для современного боя устарело однозарядное оружие.

Отбежавший метров на пятьдесят от леса арьергард американцев, состоящий из десятка морпехов, остановился, залег и усилил стрельбу по лесу, откуда стали выбегать ушедшие вперёд бойцы из-за океана. Отступали американцы грамотно, волнами, прикрывая друг другу. Вот только помочь им мы пока не имели возможности. Противника морпехов пока не было видно, а в пустую жечь патроны, стреляя куда-то в лес, ни я, ни Муравский не собирались.

В этот момент, с правой для нас опушки леса вынесся десяток казаков с сотником Смоленским. Нахлестывая лошадей, казаки летели бешеным карьером к биваку нашего отряда. Вскинув бинокль к глазам, я увидел, что пара казаков точно ранены, так как еле могут держаться в седле. Когда отряд сотника отдалился от опушки метров на сто, из-за деревьев появилась большая группа всадников, судя по вооружению и экипировке, явно китайская конница, а не ихэтуани.

Виктор Александрович, опять сориентировался быстрее меня.

— Кучин, пулемёт вправо, — скомандовал он наводчику пулемёта на правом фланге. — По коннице противника вправо, прицел четырнадцатый, цели вправо три, наводить по головному, одиночными — НАЧИНАЙ!

Выстрел. Выстрел. Муравский что-то одобрительно пробурчал. Я же, глядя в бинокль, попадания не увидел. Китайские всадники, количество которых, показавшихся из-за опушки леса, уже приближалось к двум сотням, продолжали сокращать расстояние до казаков и нашего бивака, где уже трубачи играли сигнал тревоги.

— Прицел двенадцать, целик вправо два, по головному — ОГОНЬ! — вновь скомандовал Виктор Александрович.

— Да вижу, Ваше высокоблагородие, — довольно громко недовольно пробормотал наводчик, послав рычаг вперёд, продернул ленту еще на один патрон и опустил рычаг. Поправил целик, прицельное кольцо и открыл огонь.

Да, не зря Муравский хвалил своих пулемётчиков. Возникло такое ощущение, будто китайцы наткнулись на стену пуль. Первые ряды конницы легли, будто кегли в боулинге. А Кучин, что-то азартно выкрикивая, всё давил и давил большим пальцем правой руки на спусковой рычаг, водя стволом пулемёта из стороны в сторону.

«Да уж, „смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий“, — подумал я, глядя на открывшуюся картину. — Только теперь одного пулемёта, господин Лермонтов, достаточно для образования такой смертельной кучи-малы».

— Злобин, Рьянов, помогите Кучину. Короткими, ОГОНЬ! — скомандовал я казакам-пулемётчикам. — Остальные также стреляем, не у тёщи на блинах!

Почти немедленно, к солидному басу перезаряженного максима присоединилась трескотня мадсенов и мосинок, внеся ещё больший переполох среди конницы противника. Китайцы не выдержали, остановились и начали разворачивать назад коней. В эту толпу, находящуюся шагах в двухстах от пригорка, на котором мы расположились, и летели пули из трех пулемётов и шести винтовок прислуги. Смоленский со своими казаками почти добрался до наших войск на биваке, которые начали выстраивать строй для отражения атаки конницы.

В этот момент без команды заработал пулемёт с левого фланга, причем сразу начал бить длинными очередями без всякой пристрелки. Резко развернувшись, я увидел, что и на левой опушке леса, которая граничила с берегом Пэйхо, галопом несутся наши казаки, а за ними мчатся всадники, не совсем похожие на представителей регулярной армии. В гущу этой конницы и ударил наводчик, и очень удачно ударил, ссадив на землю за несколько секунд десятка два всадников. Оставшиеся в живых не выдержали столь меткого огня и свернули к реке, скрывшись под её берегом. Казачки, увидев результаты стрельбы, направили коней к нашему пригорку. Вот только было их всего шесть человек и хорунжего Тонких среди них я не увидел.

Между тем, морпехи грамотно и уверенно перебежками отходили от леса, прикрывая друг друга. Вскоре первые американцы достигли нашего пригорка и продолжили отступление дальше. Капитан Росс, проходивший мимо нас шагах в ста, приветливо помахал рукой, потом поклонился, прижав обе руки к груди, закончив выражение признания за оказанную нами его отряду услуги, отданием чести.

«Выражай, выражай благодарность за помощь, — подумал я, бросив ладонь к срезу фуражки. — Если бы китайские всадники ударили твой отряд с двух сторон во фланги, через пару минут от него ничего бы не осталось. А так потерь пока не видно. Ни одного тела в американской форме на земле не лежит. Только вот куда-то пушки делись?».

— Ваше высокоблагородие, разрешите к вам присоединиться, — услышал я за своей спиной.

Развернувшись, узрел молодого казачину с шикарным чубом и щегольскими усиками, придававшими его лицу нагловатое и в тоже время хитрое выражение. Несмотря на молодость, казак носил лычки младшего урядника.

— Урядник, где хорунжий Тонких? — спросил я казака.

— Ссадили его, Ваше высокоблагородие.

— Где и как?

— Мы вдоль реки пошли, там за лесом где-то через полверсты деревня китайская будет. Мы вошли в неё, начали по фанзам шарить. Они все пустые были, как и раньше в других посёлках, пока мы до конца деревни не дошли, — казак замолчал и потряс головой.

— Дальше рассказывай, — поторопил я урядника.

— В конце деревни очень большой двор был обнесенный забором. А за ним много всяких строений. Мы к воротам только сунулись, а они сами распахнулись и оттуда китайцы полезли, а с околицы всадники показались. Ну, мы и задали назад стрекача. Только хорунжего нашего то ли арканом, то ли ещё как-то из седла вытащили, да Мишку за ним тоже ссадили между фанз.

— Какого Мишку? — задал вопрос, подошедший Муравский.

— Брата родного моего, старшего урядника Зарубина, Ваше высокоблагородие. А потом уже, когда мы из-под берега начали выбираться, эти ироды коней у казака Гагаркина, да Ерилова убили. Те к реке в камыши побежали. Может и ушли от китайцев. Вот такие дела, — младший Забелин удручающе покачал головой.

— Да… Невеселые дела, — удручённо произнёс Виктор Александрович. — Тонких жалко. Совсем ещё мальчишка.

— Ох, ты, матерь Божья, — удивлённо произнёс Зарубин, глядя мне за спину.

Развернувшись, я увидел впечатляющую картину. Из леса, который по фронту тянулся где-то на полверсты, выходили одна за другой шеренги китайцев. Показалась, что из-за деревьев выплеснулась темно-синяя волна, так как большинство из воинов Поднебесной были одеты в одежду синего цвета.

— Их уже больше двух тысяч получается, — нервно произнёс Муравский, осматривая строй китайцев, к которому присоединялись всё новые воины.

— Вот и я думаю, где же мы их всех хоронить-то будем, — задумчиво произнёс я, думая о том, как выкрутиться из создавшейся ситуации.

— Вы ещё шутить можете в такой обстановке, — попытался улыбнуться капитан.

— Как бы они нас не похоронили, Вашвысокбродь, — произнёс урядник и нервно хохотнул. — Пропал Мишка, не выручишь брата теперь. Вона их сколько.

— Виктор Александрович, давайте-ка сворачивайтесь с позиций и направляйтесь к нашему лагерю. А я с казаками вас прикрою. Вы только коня мне своего оставьте.

— Хорошо, господин капитан. Начинаю отход.

— Зарубин, а ты давай с казаками на верхушку пригорка. Полежим там, полюбуемся на такое количество китаёзов. Может и постреляем по ним чуток. Глядишь, они испугаются и не пойдут вперед. Как думаешь, Зарубин?!

— Всё шутите, Ваше высокоблагородие, — невесело усмехнулся урядник. — Если они вперёд пойдут от нас и мокрого места не останется.

— Не так страшен чёрт, как его малюют. Глядишь, перемелется, и мука с хлебом будут. Давай за своими.

Отступление прошло спокойно и без эксцессов. Китайцы дождались, когда двуколки с пулемётами, а потом и я с казаками добрались до основных сил отряда и лишь тогда двинулись вперёд. Пройдя шагов триста, они остановились где-то метров за восемьсот до нашей первой линии. В это время на правом фланге китайских войск заклубилась пыль, в которой можно было рассмотреть большой отряд конницы. По моим прикидкам, перед нами выстроилось около четырёх тысяч пехоты и тысячи конницы. И это были именно войска, а не банда ихэтуаней.

— Тимофей Васильевич, может быть, Вы объясните столь непонятное поведение китайцев. Они стоят уже пять минут и ничего не предпринимают? — обратился ко мне подполковник Савицкий, когда я, вернувшись с пригорка, подошёл к группе офицеров нашего отряда, собравшихся для получения приказа.

— Господин полковник, судя по знамёнам с изображением «Не» — это войска генерала Не Ши Чэна, командующего войсками Печилийской провинции. Ещё недавно он сам громил банды ихэтуаней, а сейчас, вернее всего, объединился с ними. За казаками, которые ушли с хорунжим Тонких, гнались бандиты-боксёры. Но насколько я понял из того, что вижу, генерал Не с нами воевать не хочет, но и пропустить в Тяньцзинь, видимо, не может. Возможно, приказ какой-то получил. Предположений множество, но где истина я, думаю, мы не узнаем.

— И что вы предлагаете?

— Вступить с ними в бой — это самоубийство. У них десятикратное превосходство в живой силе. Нам одной конницы хватит. Поэтому предлагаю отступление. Разведку мы провели, почти до самого Тяньцзиня. Противника потрепали. Потери у китайской конницы составляют минимум пятьдесят всадников.

— Вы значительно преуменьшаете, господин капитан, — перебил меня Муравский. — Я считаю, что потери составили около сотни китайцев.

— Да можно и двести в отчёте написать. Как говорил генералиссимус Суворов, «чего их басурман жалеть», — сказал я и, переждав смешки офицеров, продолжил. — Генерал-майор Стессель, отдавая приказ на разведку дороги, прямо указал, что при встрече превосходящих сил противника, отступать. Мне страшно представить, что будет, если китайцы всё-таки атакуют нас.

— Господа, какие ещё будут предложения? — обратился Савицкий к офицерам.

Предложений больше не было, и начался организованный отход по дороге. До темноты успели пройти вёрст шесть. Когда на небе появились звёзды, остановились, ожидая действий китайского войска, передовой отряд которого следовал за нашим арьергардом, сохраняя разрыв метров в восемьсот. Мы встали, встали и китайцы.

— Парламентёров что ли к ним послать. А то непонятно, чего ждать от этих узкоглазых, — раздраженно произнёс командир арьергарда штабс-капитан Врублевский Иван, с очень интересным отчеством — Пржемыславович.

— Не думаю, что они нападут, господин капитан. Такое ощущение, что генерал Не, просто выдавливает нас к границе своей провинции, — произнёс я, так как вместе с пятью расчетами ручных пулемётов отдельным отрядом, также находился в арьергарде.

— Хотелось бы верить в это. Гляжу, подполковник Савицкий отдал распоряжение располагаться на ночлег. Надо сходить уточнить задачу для нас.

— Пойдемте.

На вечерне-ночном совещании, было принято решение со всеми предосторожностями расположиться на отдых, а с утра двинуться дальше к оставленным составам. Судя по поведению китайцев, нападать они не собирались и тоже начали готовить бивак в километре от нас. Когда офицеры стали расходиться, я остановил сотника Смоленского.

— Василий Алексеевич, что с Тонких делать будем?

— А что здесь сделаешь. Только молиться остается. Если китайцы себя так ведут, может и вернут из плена. Войны-то между нами как бы и нет пока.

— Боюсь, что Иван Васильевич попал в плен к ихэтуаням. А что они творят с христианами, вы уже слышали.

— Тогда остается уповать только на матерь Божью, чтобы она защитила хорунжего и казаков. А вы, что предлагаете?

— Хочу отпроситься у полковника Савицкого в разведку. Ночь звёздная. Видимость нормальная. Вот мне и хочется до конца выяснить какие отношения между генералом Не и боксёрами. От этого сильно зависят наши планы. А у тебя, Василий Алексеевич, хотел попросить урядника Зарубина в сопровождение, да кое-какой одёжкой, да оружием разжиться. А то в этой форме, да с одним наганом в разведку не хочется идти.

— У денщика своего спросите. Не знаю как, но ваш баул-чемодан он и сюда притащить умудрился, — вмешался в наш диалог капитан Муравский. — Вы что, действительно, хотите сейчас в разведку идти? Или Тонких хотите вытащить?

— Не хочу, но постараюсь сделать и то и другое, Виктор Александрович. Спасибо за совет. Не знал, что Севастьяныч такой проныра. Придётся еще серебряным рублём награждать, или двумя, — я в восхищении от действий своего временного денщика, покрутил головой, после чего обратился уже к сотнику. — Василий Алексеевич, Зарубина дашь?

— Берите, а то он, забубённая голова, и сам уйдет брата выручать. А так может, что и выгорит у вас.

На этой оптимистической ноте я направился к Савицкому, который вначале не хотел отпускать меня ни в какую, но потом согласился. Выяснить в каких отношениях генерал Не и бунтовщики было необходимо для планирования дальнейших боевых действий и дипломатических переговоров.

Получив разрешение, нашёл Севастьяныча, переоделся и вооружился. В рейд взял оба нагана, маузер и шашку. Всё распределил, развесил по телу для походного положения и пошёл к казакам. Зарубин уже ждал меня. Смоленский удивлённо уставился на моё оружие и способ его ношения, но ничего не спросил. Добила его темно-зеленая бандана, которую я, достав из кармана шаровар, повязал на голову перед тем, как покинуть бивак.

— Удачи, господа казаки, — каким-то напряжённым голосом произнёс нам в спину сотник.

«Она нам не помешает, — подумал я, направляясь с урядником к реке. — На „Титанике“ и богатые, и здоровые, и красивые люди были. А выжили только удачливые».

Как оказалось, богиня Фортуна решила присмотреться к нам внимательно. Другим было трудно объяснить, что до посёлка, где пропали Тонких и старший Зарубин, мы добрались не только без каких-либо трудностей, но по дороге удачно столкнулись с Гагаркиным и Ериловым, которые также вдоль реки пробирались к своим. Узнав, что мы возвращаемся туда, где под ними убили лошадей, а потом гоняли, как уток по камышам, оба казака изъявили желание пойти с нами.

План разведки у меня был простой. Захватить в плен кого-нибудь из бандитов, желательно из руководства, а заодно попытаться узнать о судьбе пропавших казаков. Если получится, то вызволить Тонких и Зарубина из плена, если нет, то доставить «языка» из ихэтуаней. А на обратном пути прихватить ещё «языка» из китайского войска. План так себе. Точнее эту авантюру и планом не назовёшь. Тем не менее, он начал выполняться и довольно удачно.

Ближе к полуночи уже были на околице нужного посёлка. Залегли на небольшом пригорке, и я по очереди выслушал казаков, рассказывающих о том, что они запомнили об этом поселении. Фанзы почти все были погружены в темноту и только на другой стороне этой китайской деревни виднелись огни. И их было много. Уяснив, что это вернее всего и есть описываемая казаками большая усадьба, откуда на них напали боксёры, решили подобраться к ней вдоль леса.

На осторожное передвижение к усадьбе ушло ещё где-то полчаса. Чтобы лучше её рассмотреть, влез на дерево. Как я и предполагал, усадьба состояла из трех сыхэюаней* и ещё нескольких построек, вернее всего, складов. По периметру строения были огорожены забором-частоколом высотой около двух метров. В свете факелов и пары костров на территории этой мини-крепости обнаружил четверых часовых. Ещё с десяток вооружённых китайцев сидело у костров. В общем, чем больше смотрел, тем яснее мне становилось, что «языка» мы здесь не возьмём. И если Тонких и Зарубин находятся здесь, спасти их не удастся.

Сыхэюань*(кит. упр. 四合院, пиньинь: Sìhéyuàn, букв. «четыре с общим двором») — тип традиционной китайской застройки, при котором четыре здания помещаются фасадами внутрь по сторонам прямоугольного двора. По такому типу в Китае строились усадьбы, дворцы, храмы, монастыри и т. д. Обычно здания размещаются вдоль осей север-юг и запад-восток.

Если бы была пара дней на наблюдение, подготовку и слаженная группа, хотя бы моих братов, можно было бы попытаться и казаков освободить, и «языка» по-тихому или с боем взять. Сейчас же нам четверым явно ничего не светило. И время стремительно убегало. До рассвета осталось около трех часов. Аккуратно слез с дерева, довёл информацию до казаков. С трудом смог успокоить Зарубина, который захотел хоть в одиночку штурмовать усадьбу. Пришлось аккуратно пробить ему в «солнышко», чтобы казак после удара отдышался, пришёл в себя и начал соображать, а не истерить.

Немного пошумев, двинулись дальше по кромке леса. За пределами посёлка горело много костров. Насколько смог рассмотреть с дерева там располагался большой полевой лагерь, вернее всего, ихэтуаней. Вот там и попробуем аккуратно пощупать их за вымя.

Ещё час наблюдения. Цель выбрана, подходы и путь отхода с грузом изучены, порядок действия каждого определён и выучен. Всё что мог за это время сделал, а теперь богиня Фортуна смотри на нас внимательно и не поворачивайся филейной частью. Оставив Зарубина и Гагаркина в прикрытии, вместе с Петром Ериловым поползли к китайцу, который в одиночестве расположился с края лагеря.

Добрались ползком до будущего «языка» на расстояние вытянутой руки. Пётр оказался даже очень хорошим «пластуном». Не соврал, что на охоту отец стал брать его с пяти лет. Своего первого волка взял в шесть. Медведя в десять. А тут какой-то китаец, который спит, да ещё как на заказ на боку.

Рывок. Дозированный удар ребром ладони по сонной артерии. Кляп в рот. Пока я проделывал эти действия, Ерилов накинул двойную петлю веревки на предплечья «языка», стянул, обмотал несколько раз и завязал узел. Этап транспортировки продумали заранее. Связав ещё и ноги пленному, по очереди с Ериловым поволокли китайца к лесу. Достигнув первых деревьев, где нас страховали Зарубин и Гагаркин, подхватили «языка» под руки и потащили в глубину леса к выбранному для первого потрошения небольшому овражку.

Приведя пленного в сознание, хотел начать экспресс-допрос, но он не понадобился. Китаец запел, как соловей. В «языки» нам попался обычный крестьянин, которого боксёры насильно рекрутировали под свои знамёна, забрав из одной из фанз посёлка, который остался за нашими спинами. Два дня назад утром к ним в селение пришёл большой отряд восставших, который заставил женщин и детей отправиться вверх по реке, где их должны были переправить через Пэйхо в другую деревню. Всех мужчин рекрутировали в войско, объяснив, что на Тяньцзинь движутся проклятые иностранцы, поэтому смелые ихэтуанцы, которые уже осадили посланников дьявола в Пекине, вместе с воинами Поднебесной возродят Срединное государство. Они все вместе прогонят ненавистных иностранцев-христиан, а также предателей из китайского народа и откроют для китайцев зарю новой жизни. Сама старая богдыханша назвала их «своими возлюбленными сынами».

«Вчера подошёл ещё один отряд боксёров, — продолжал делиться информацией китаец. — В нём было несколько офицеров из войск генерала Не. Этот отряд расположился за посёлком, так как главари отрядов восставших не ладят между собой. Первый расположился в усадьбе, а второй в палатке, здесь в поле. После боя, те, кто был в усадьбе, захватили двух казаков, а те, кто с китайскими офицерами поздно вечером привели в свой лагерь двух иностранцев из-за моря. Сегодня в полдень всех четверых казнят. Об этом сообщили командиры. Все должны присутствовать на этом мероприятии, чтобы увидеть, как умирают пособники дьявола. Казнь их будет ужасной».

Я слушал «языка» и думал о том, что Тонких и Зарубина мы потеряли. Спасти их из усадьбы не возможно. А пленный всё продолжал вещать, что для него лучше было бы, если бы эти восставшие никогда не приходили бы в его селение, и не мешали жить. Он хоть и простой крестьянин, но не верит во всю ту чушь, которую несут ихэтуани. Иностранцев он видел и не раз. Никакие они не посланники дьявола, а обычные люди. Его родной брат живет среди иностранцев в Люйшунькоу, который сейчас называют Порт-Артур и ничего страшного в таком соседстве не видит. В последнем письме советовал переселиться к нему.

Заткнув говорливому «языку» рот кляпом, пересказал казакам всё, что удалось узнать.

— И что делать будем, Ваше высокоблагородие? — тихо спросил Зарубин. — Убьют брата и хорунжего нехристи.

— Не знаю, урядник. Они в усадьбе. А ты сам видел, как она охраняется. Где их держат неизвестно, и до рассвета не больше двух часов осталось. Давайте ещё раз подумаем, что можно сделать. Одна голова хорошо, а четыре лучше.

Подумали, поспорили и я решил, что попробуем взять главаря ихэтуаней, который расположился в походном лагере. Добравшись к своим с таким ценным грузом, отправим парламентеров к китайцам из войска генерала Не и через них попробуем обменять попавших в плен казаков и американцев. Один главарь вместо четырёх воинов?! Может и согласятся. Теперь осталось, только главаря взять. Авантюра чистой воды, но пока удача была с нами. Первый «язык» говорливым оказался. Пускай теперь покажет, где ночует главарь.

Богиня удачи, кажется, продолжала кружиться над нашими головами. Палатка предводителя отряда боксёров, оказалась не в центре лагеря, а с края и не далеко от леса. Если тихо, то пробраться можно. Тем более, под утро самый крепкий сон. Часовые, которые были расставлены по периметру лагеря, клевали носом. Двое у палатки главаря, вообще нагло дрыхли. Всё это успели быстро рассмотреть перед тем, как с Петром поползли к месту ночевки вожака боксёров, расположившихся на этом биваке.

«Должно получиться, я везучий, — подумалось мне, когда приподнял низ полога палатки и просунул внутрь голову. — И где наш клиент?»

Прислушался, задержав дыхание, почувствовал какое-то шевеление слева от себя, движение воздуха, резкая боль в затылке и полная темнота.