Глава 8. Разведка

— Господа офицеры, прошу высказывать ваши мнения, — произнёс подполковник Савицкий, временно исполняющий обязанности командира Девятого Восточно-Сибирского полка и начальник только что созданного десантного отряда.

В течение пары минут Владимир Михайлович, используя карту, кратко и сжато обрисовал офицерам десанта, которых собрал в здании вокзала станции Тонгку, поставленную генерал-майором Стесселем задачу по разведке дороги до Тяньцзиня.

— Итак, по офицерской традиции начнем с младшего по званию. Хорунжий Тонких, что можете сказать? — обратился Савицкий к обер-офицеру третьей сотни верхнеуденцев.

— Господин полковник, если пойдём на поезде, то нашей полусотне необходимы вагоны для лошадей. До Тяньцзиня поболее сорока вёрст будет. Если двинемся конным маршем и от поезда отстанем, да и толку с уставшими конями от нас не будет, — несколько смущённо произнёс хорунжий, а сотник Смоленский, поддерживая товарища, произнёс.

— Полностью согласен с хорунжим Тонких.

— Что на это можете сказать, — подполковник обратился к незнакомому штабс-капитану, после чего спохватившись, произнёс. — Господа, прошу прощения. Позвольте представить вам, военного инженера капитана Санникова Николая Сергеевича из штаба генерал-майора Стесселя, который вместе со своими сапёрами будет сопровождать нас в этой разведке.

Штабс-капитан, коротко кивнув головой, произнёс:

— Господин полковник, на станции я видел несколько товарных вагонов. Сделаем сходни для лошадей. Надеюсь, господа казаки помогут, — Санников посмотрел на сотника Смоленского и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил. — Также необходимо в состав поезда включить две, а лучше три грузовых платформы со шпалами, рельсами костылями, инструментом. Плюс к этому выделить мне в подчинение хотя бы взвод солдат. У меня, к сожалению, всего восемь саперов. Остальные ушли с отрядом полковника Анисимова.

— Артемий Алексеевич? — подполковник обратился к начальнику штаба полка подполковнику Валевскому.

— Выделим, Владимир Михайлович. Из восьмой роты взвод выделим. Она у нас всё равно неполная. Если что, можно и полностью её задействовать при восстановлении пути. Там в основном новички служат.

— Так и поступим. Ещё что-нибудь, Николай Сергеевич? — поинтересовался Савицкий у военного инженера.

— Никак нет, господин полковник.

— Тогда слушаю Вас, господин капитан. — Очередь дошла до меня.

— Господин полковник, разрешите вопрос к капитану Санникову.

— Разрешаю, — несколько удивлённо ответил подполковник.

— Николай Сергеевич, как много на станции грузовых платформ? Мне нужно три.

— Думаю, найдётся, господин капитан.

— Господин полковник, — обратился я уже к начальнику нашего десанта. — Предлагаю перед паровозом, в середине состава и его конце поставить грузовые платформы, которые защитить по периметру мешками с песком высотой в три фута, и за ними разместить пулеметные расчеты. На передней и задней платформе можно также установить по одному орудию прибывшей полубатареии Восточно-Сибирского артиллерийского дивизиона. Насколько знаю со слов, капитана Муравского это четырехфунтовые полевые пушки образца одна тысяча восемьсот семьдесят седьмого года. Думаю, платформы выдержат выстрелы из неё и откат орудия.

— Мысль интересная, господин капитан, — подполковник Савицкий затеребил пальцами правой руки свою разбойничью бороду.

— А вы что скажете, Николай Сергеевич, по этому предложению? — Этот вопрос Владимир Михайлович задал штабс-капитану Санникову.

Военный инженер подзавис на несколько секунд, а потом произнёс:

— В наших условиях предложение просто отличное. Надо только выбрать платформы с крепким полом. Возможно, местами его укрепить для орудий. Мешки в высоту три ряда, толщина в мешок — это где-то с аршин песка или глины получится. Винтовочную пулю такая защита должна удержать. Просто, быстро, дешево и эффективно.

— Это разработали в Генеральном штабе, господин капитан? — поинтересовался Савицкий.

— Можно сказать и так. Я состою в Генеральном штабе при военно-ученом комитете и работаю по выпускам «Сборника новейших сведений о вооруженных силах европейских и азиатских государств». Изучаю любую информацию по новейшим вооружениям. Если у нас есть время, готов коротко рассказать, откуда появился такой интересный проект.

— Пять минут, Тимофей Васильевич. У нас боевая задача, но, действительно, интересно узнать о таком использовании поездов, — распоряжение Савицкого офицеры поддержали дружным и согласным гулом.

— Я уложусь, господин полковник. Спасибо. Всё новое — это забытое старое, — начал я свой небольшой доклад о бронепоездах. — В архиве военно-ученого комитета первое упоминание об блиндированных или, как сейчас их называют, бронепоездах относится к одна тысяча восемьсот сорок восьмому году. Австрийская империя стала первой страной, у которой для подавления революционного мятежа внутри страны были использованы вагоны для перевозки войск, которые были бронированы в кавычках по типу сэндвича: дерево — песок — дерево. В этих вагонах были предусмотрены бойницы для ведения огня из ружей. Пушки австрийцы на платформы не устанавливали, и стальной брони на них не было.

— Надо же, больше пятидесяти лет уже прошло, — вслух удивился штабс-капитан Санников. Я же продолжал.

— В одна тысяча восемьсот пятьдесят девятом году блиндированные поезда появляются на вооружении армии Великобритании. Тогда же они впервые для бронирования вагонов использовали сталь. Но первое широкое применение бронепоезда получили во время гражданской войны в США. Полноценными бронепоездами их также нельзя назвать, скорее, это были артиллерийские орудия на железнодорожном ходу. Бронировался в этих поездах лишь вагон с пушкой, а поезд оставался без защиты. Большой проблемой было также то, что пушка в броневагоне не имела систему, останавливающую откат, и орудие при выстреле буквально летало вдоль всего вагона, угрожая безопасности прислуги, да и могло вывалиться из вагона. Несмотря на все эти трудности, такие бронепоезда эффективно использовали как северяне, так и южане.

Сделав паузу на глубокий вздох, успел подумать, что частые доклады по различным вопросам в академии, а потом в комитете сделали из меня неплохого лектора. Вон, с каким интересом офицеры слушают.

— Надо признаться, господа, что русский пытливый ум также задумывался над использованием поездов в военных действиях. Так, ещё в пятьдесят пятом году купец Репин подал Военному ведомству «Проект о движении батарей паровозами на рельсах», а за пятьдесят седьмой год я нашёл в архиве папку военного инженера полковника Лебедева о «Применение железных дорог по защите материка». Оба изобретателя предлагали установить на железнодорожные платформы с частичным бронированием из стали артиллерийские орудия средних и больших калибров.

— И что? — как-то робко поинтересовался хорунжий Тонких.

— Иван Васильевич, Вы видели на вооружении российской армии бронепоезда?

— Нет, — смущённо произнёс молодой казачий офицер.

— Вот и я, к сожалению, нет. Резолюций на данных документах не было. А между тем, дальнейшее развитие бронепоездов произошло во время франко-прусской войны семидесятого — семьдесят первого годов. Артиллерийские батареи на железнодорожном ходу применяли друг против друга, как прусаки, так и французы. Первые просто установили четыре пушки на железнодорожные платформы и пустили эту батарею обстреливать Париж, во время его осады. Но французы ответили на это железнодорожным составом, из бронированной платформы вооруженной двумя «митральезами» и двух броневагонов с орудиями. Причем броня вагона и самого поезда местами достигала трёх дюймов. Такой вот железный монстр получился.

— Сколько же он весил? — задумчиво произнёс Санников.

— Сейчас не скажу, точно не вспомню. Но много. Французы столкнулись с проблемой веса. Имеющийся у французов паровоз не располагал мощностью, чтобы передвигать десять запланированных вагонов. Им пришлось ограничиться только тремя. И скорость не превышала двадцати верст в час. Но ужас на прусаков этот монстр наводил изрядный.

Подполковник Савицкий демонстративно достал часы и откинул на них крышку.

— Господин полковник, ещё пара минут, — попросил я.

— Владимир Михайлович, давайте дадим Тимофею Васильевичу закончить. Где ещё услышишь такую информацию, — поддержал меня начальник штаба подполковник Валевский. — Пять минут роли не сыграют, зато офицеры будут знать, как правильно использовать вооруженные и защищённые платформы.

— Хорошо. Продолжайте, господин капитан.

— Последнюю информацию об использовании бронепоездов я получил из отчета нашего агента с англо-бурской войны, — получив разрешение, продолжил я. — В середине ноября девяносто девятого года англичане для разведки использовали поезд, в котором семимиллиметровыми листами из котельного железа были оббиты стандартные вагоны, сам паровоз, а также платформа с орудием. При этом, пушка была заключена в башню из того же материала. В верхней части бортов броневагонов этого бронепоезда имеется длинная прорезь для наблюдения, вентиляции помещения и как амбразура для ведения огня из ручного стрелкового оружия. Помимо неё, в вагоне еще имеются амбразуры: вдоль бортов посередине и внизу — для ведения огня стрелками с колена и лежа соответственно. Такого железного монстра построили в железнодорожных мастерских фирмы «Натал Райлвейс» — одной из ведущих южноафриканских фирм, занимающейся постройкой блиндированных поездов. Казалось, что буры ничего не смогут сделать против него, но те под предводительством генерала Луиса Боты устроили на бронепоезд засаду. В районе местечка Фрере на повороте, где поезда были вынуждены замедлять ход, буры из укрытий открывают по бронепоезду ураганный огонь из двух полевых орудий и пулеметов Максима. В это же время позади поезда на железнодорожный путь сбрасывают огромный камень. А спереди взрывом повреждают путь.

Офицеры очень внимательно слушали мой рассказ. Даже подполковник Савицкий перестал теребить часы.

— Сориентировавшись в этой ситуации, начальник английского бронепоезда отдает приказ машинистам — дать задний ход. И буквально, сразу после того, как паровоз дал задний ход буры попаданием в башню выводят из строя орудие англичан. Под огнём потомков голландских поселенцев поезд набирает ход и врезается в камень, в результате чего первый броневагон, который стал последним, сходит с рельс и переворачивается. От мощнейшего удара слетает с путей и каменный валун-ловушка. Бронепоезду удается вырваться из западни. А королевские стрелки, находящиеся в перевернувшемся вагоне, те, кто остался в живых, попадают в плен.

Я замолчал, подумав про себя, что среди тех, кто погиб во время этого боя и крушения, оказался молодой корреспондент газеты «Морнинг Пост» Уинстон Черчилль. Фото, которые прислал агент, были сделаны молодым Уинстоном, которому уже никогда не стать премьер-министром Великобритании. Вот такие дела! Одна тысяча девятисотый год, но Александр III продолжает править, Пилсудский и Черчилль — мертвы, а Ленин занимается юридической практикой в столице под надзором голубых мундиров. Вот и думай, в каком я мире?!

— И что дальше, Тимофей Васильевич? — заинтересованно произнёс подполковник Валевский.

— Дальше?! — очнувшись от своих мыслей, произнёс я. — Дальше в своём докладе наш агент сообщает, что и буры и англичане активно используют поезда в своих военных действиях. При этом, если англичане стараются свои блиндированные поезда полностью одеть в броню, включая паровоз, то буры используют все подручные средства для своих поездов. Вот одним из таких простейших средств и являются мешки с грунтом. Их габариты позволяют быстро создавать на грузовых платформах защиту от пуль и осколков. С броней, конечно, не сравнишь, но хоть какая-то защита. Тем более и полное бронирование не спасает англичан от значительных потерь. Хотя, и сыны туманного Альбиона из-за нехватки средств также используют подручные средства. Агент прислал фотографию паровоза, который англичане защитили кусками корабельных канатов. Из-за такой защиты, этот бронепоезд получил название «Волосатая Мэри».

Офицеры изумлённо посмотрели на меня, а потом дружно рассмеялись, комментируя способ бронирования и название вундервафли англичан. Активное обсуждение прервал подполковник Савицкий.

— Господа офицеры, давайте вернёмся к нашей задаче. Тимофей Васильевич, спасибо за познавательную информацию, но боюсь, с нашими орудиями у нас ничего не получится, генерал Стессель по-другому планирует их использование. Но зато есть хорошая новость, которую я не успел сообщить. С нами в разведку идут американцы, у которых, как мне доложили, есть две французских горных пушки.

— Господа американцы решили нарушить свой нейтралитет? — иронично спросил Савицкого военный инженер Санников.

— Видимо их заело, что их звездный бело-красный полосатый флаг не развивается ни на одном из фортов крепости Таку, — усмехнулся капитан Муравский.

— Причины, господа офицеры, мне не известны. Но к нам присоединяется отряд американских морских пехотинцев под командованием капитана Росса — сто тридцать человек с двумя орудиями, — продолжил Савицкий. — С учетом такой прибавки и необходимости вооруженных грузовых платформ, думаю, надо говорить минимум о двух поездах, а лучше трёх.

— Господин полковник на станции имеется четыре паровоза, из которых три в рабочем состоянии. Предлагаю сформировать три состава. Первый для разведки и ремонта полотна, на котором расположатся мои саперы, выделенный для работ взвод стрелков, пулемётный отряд, полусотня казаков и если американцы согласятся, то их хотя бы одно орудие с прислугой на головной платформе. Вместе с платформами получится где-то десять вагонов. Паровоз такой груз потянет без особого труда. На втором поезде предлагаю, также установить спереди вооруженную орудием и пулемётами платформу. А у третьего состава такую платформу сзади, — всё это штабс-капитан Санников выпалил быстро, но чётко проговаривая каждое слово.

— Принимается, — на пару секунд задумавшись, произнёс Савицкий. — Ещё какие-то предложения будут?

Выслушав молчание офицеров, начальник десантного отряда продолжил.

— Господа, давайте тогда разберемся с размещением личного состава по поездам, действиям в случае нападении противника, порядке движения на марше. Не верится мне, что удастся нам с ветерком доехать до Таньцзиня. Казаки, которые доставили известия от отряда полковника Анисимова, вдоль реки пробирались, прячась в камышах. В каком состоянии железная дорога сказать не смогли.

Совещание вскоре закончилось, и началась суета по формированию составов, погрузке и прочего, прочего, прочего. Ближе к двум часам после полудня наконец-то двинулись. Я находился на головной платформе первого состава, где было расположено французское горное орудие де Банжа американской морской пехоты с прислугой из комендора и шести человек, два пулемёта Максима из полубатареи капитана Муравского с общим количеством обслуги в десять человек, два расчета ручных пулемётов Мадсена. В общей численности на платформе собралось больше двадцати человек. В тесноте между мешками, но не в обиде. Как представил, что вместо этой небольшой горной пушки нашу четырехфунтовку бы поставили, так страшно за себя и весь личный состав стало. Для контроля отката у пушки де Банжа использовались подпружиненные цепи-оттяжки, крепившиеся за хобот лафета и за спицы колес, из-за чего откат был меньше полуметра. А вот сошник станины лафета нашей полевой пушки вряд ли также эффективно сработал бы на досках. Поэтому хорошо, что с нами морпехи США идут со своими орудиями. Они к тому же почти на девять пудов легче наших. Да и транспортировать этот восьмидесятимиллиметровый «окурок» можно, как на колесном ходу, так и во вьюках, разбираясь на три части: ствол, лафет и колеса. Обозвали «окурком» из-за того, что это орудие имело укороченный в сравнении с полевым орудием того же калибра ствол и более низкий лафет.

Всю эту информацию о пушке я узнал от её словоохотливого комендора Уотсона. Сержант Барни Уотсон оказался человеком, который мог выпалить сто слов в минуту. С учетом его диалекта жителя штата Вирджиния и скорости подачи информации, я понимал процентов шестьдесят из того, что он говорил, но и этого хватило, чтобы выяснить, что Барни был непутевым представителем большого семейства Уотсонов, один из основателей которого в своё время был на дружеской ноге с самим Вашингтоном. Да и дед сержанта пару раз избирался в сенаторы США. Сам Барни, проучившись пару лет в Висконсинском университете в Мэдисоне, из-за семейного конфликта и назло всем родственникам завербовался в морскую пехоту, где встретил свою неожиданную любовь — горное орудие де Банжа. Хорошие математические способности позволили ему стать отличным комендором и другой жизни он теперь не желает, несмотря на уговоры отца и матери вернуться домой, благо «папа Арчи» со своими связями легко мог организовать дембель.

Всё это я выслушивал, внимательно осматривая местность, через которую проезжали. Судя по реакции морпехов, рассказ о перипетии судьбы сержанта Уотсона они слышали неоднократно. Я же удивился про себя тому, что представитель такого семейства оказался здесь и сейчас. Мог бы быть ярким представителем «золотой» молодёжи! Нет, попёрся в армию. Жалко, что Барни не рассказал, что за конфликт подвиг его принять такое решение. Но выглядел сержант довольным жизнью. Как говорится, у каждого свои тараканы в голове.

Под болтовню комендора наш состав прошёл по моим прикидкам где-то около двадцати вёрст. Дорога всё это время радовала. Каких-либо разрушений пути не было. В нашу сторону не произвели ни одного выстрела. Можно сказать, что ехали со всеми удобствами, если бы не жара и постоянное ожидание нападения. Эти два фактора давили на психику больше всего.

Слушая Барни о том, какой его отец крутой перец, я заметил, что состав замедляет ход.

— Что случилось? — спросил я одного из унтеров пулемётного расчета Максима, который был на нашей платформе впередсмотрящим.

— Ваше высокоблагородие, кажись пути дальше разрушены. Точно, разрушены! Вот же глазастый машинист! — ответил мне тот, вставая во весь рост и перекрещивая руки над головой.

Тут же заскрежетали тормоза и состав плавно, но быстро начал терять ход, пока не остановился.

— Братцы, внимательно смотрим по сторонам. Разобрали сектора обстрела. Сержант Уотсон, — уже на английском обратился к комендору, — подготовится к стрельбе из орудия.

Эти слова произнёс уже в спину Барни, который бросился к пушке, по пути раздавая приказы морпехам.

Из бокового окна кабины машиниста поезда выглянул штабс-капитан Санников, находившийся там во время всего пути.

— Что там, Тимофей Васильевич?

— Пути разрушены, — ответил я военному инженеру.

После моих слов, капитан выбрался из кабины, спрыгнул на насыпь и пошел вдоль состава.

— Алимов, Лыков со вторыми номерами за мной, остальные наблюдают за округой, — произнеся команду, я двинулся к цепке, где на платформе в мешках был сделан проход.

Очутившись на земле, вместе Санниковым подождали, когда спустятся бойцы и все вместе двинулись вдоль пути. При этом Алимов контролировал пулемётом левую сторону, а Лыков правую. Я же матерился про себя, проклиная устав и форму одежды, так как был вынужден соответствовать современным требованиям к форме и вооружению офицера. «И чего я с одним револьвером, если что случится, сделаю?! Даже винтовку взять в руки нельзя. Иди вперёд красивым и надушенным болванчиком. Хотя, Санникова такое положение нисколько не напрягает. Идёт, как по Невскому проспекту в воскресный день. Но это до первого обстрела», — усмехаясь про себя, подумал я, косясь на штабс-капитана, который, действительно, шёл рядом с насыпью, как на прогулке. Всё его внимание было сосредоточено на путях впереди, куда он смотрел, словно знакомую девушку выглядывал. Всё остальное его не интересовало.

— Николай Сергеевич, а где второй и третий составы? — спросил я штабс-капитана.

— Две версты назад мы проезжали станцию Цзюньлянчэн. Вы там ничего не рассмотрели?

— Признаться, нет. В здании вокзала не было ни одного целого стекла, заметил следы попадания пуль в стены, но трупов или кого-нибудь живых не увидел ни в здании, ни на платформе и вокруг вокзала. Там дальше были строения, но, рассматривая их в бинокль, также ничего подозрительного не увидел.

— Я тоже ничего подозрительного не рассмотрел, но второй состав остановился, проехав станцию. Думаю, скоро нас догонят. А нам и здесь найдется, чем заняться, — произнёс Санников, остановившись перед насыпью, где отсутствовали и шпалы и рельсы. — Причём серьёзно так заняться.

Открывшаяся картина, не радовала. Впереди на железнодорожном пути шагов на сто отсутствовал сам путь, а дальше не было моста через небольшой приток Пэйхо. Подойдя к берегу этого ручья-речки, мы увидели одну не до конца разрушенную опору моста высотой метра три, я привычно для себя воспользовался метрической системой мер, а также завалы из рельсов, шпал, досок, бревен, которые были сброшены в реку, местами образуя небольшие запруды.

— Вряд ли сможем восстановить всё до захода солнца, — задумчиво произнёс Санников. — Хорошо бы завтра до полудня успеть.

В этот момент к нам, придерживая шашку, подбежал хорунжий Тонких.

— Господин капитан, что случилось? Какие будут приказания?

— Судя по всему, сегодня дальше поезд не пойдет, Иван Васильевич. Выгружайте казаков. Надо порыскать по округе, разведать обстановку, переправу через это ручей поискать выше по течению. Здесь берега высокие и крутые, ноги переломать можно, да и орудия тяжело перетащить будет.

— Есть, выгружаться, — лихо козырнув, хорунжий, как спринтёр помчался назад к поезду.

— Николай Сергеевич, времени терять не будем. Начинайте восстановительные работы. А я пока до того холма доберусь, посмотрю, что в округе, заодно намечу там позиции для пулемётов. Нападения можно ожидать откуда угодно, господствующая высота нам не помешает.

— Полностью с вами согласен. А позиции можно временно оборудовать из тех же мешков с платформы. До холма от поезда недалеко. Копать местный грунт тяжело, да и лопат кот наплакал. А мешки быстро перетаскаем. Какая удобная вещь оказывается.

— В этом вас также полностью поддерживаю, — ответил я, отмечая про себя инженерную и военную хватку штабс-капитана. — Алимов, Довбив за мной. Лыков со вторым номером остаетесь пока здесь, контролируете противоположный берег. И вертите головой вокруг, ихэтуани могут быть везде.

Дела закрутились, завертелись. Через час, когда прибыли второй и третий состав, на холме, возвышавшемся над округой, была оборудована неплохая позиция для пулемётов и стрелков. Казаки сотника Смоленского четырьмя отрядами растеклись в разные стороны для разведки, а бойцы восьмой роты и сапёры под руководством Санникова занялись восстановлением железнодорожного пути и моста, благо за речкой рельсы и шпалы присутствовали.

Прибывший подполковник Савицкий мои действия одобрил и дал команду выгружаться всему десанту. Дальше двинемся пешком, вдоль железной дороги. Как оказалось, на станции Цзюньлянчэн составы задержались из-за того, что после её прохождения нашим первым поездом на перрон выбежало несколько русских солдат, которые и остановили второй состав, в котором следовал Савицкий со своим штабом. Выяснилось, что капитан Гембицкий и поручик Воздвиженский с третьей ротой Двенадцатого полка и одним французским орудием по приказу полковника Анисимова заняли станцию и с четвертого числа, окруженные китайцами со всех сторон, держали на ней оборону, отрезанные и от Тяньцзиня и от Тонгку.

Сегодня утром ихэтуани и китайские солдаты по неизвестной причине отошли в сторону Тяньцзиня, и третья рота впервые за три дня получила передышку. Первый поезд остановить не успели, так как не знали, кто на нём следовал. Увидев второй состав, на котором развивались российский и американский флаги, попытались остановить его, что им и удалось. Поделившись с защитниками станции водой, продуктами и медикаментами десант двинулся дальше, а капитану Гембицкому был отдан приказ держать оборону станции либо до окончания разведки отрядом подполковника Савицкого, либо прибытия на станцию основных союзных сил.

Где-то через полчаса, отряд, сформировав две колонны, под прикрытием казачьих дозоров двинулся вперед. Точнее, сначала вверх по течению притока Пейхо, через полверсты через удобный брод форсировали его и вернулись к железной дороге. Позади остались составы и штабс-капитан Санников вместе со своими сапёрами и стрелками восьмой роты. Они продолжили восстановление моста и дороги. На холме пришлось для охраны оставить пулемётную команду с двумя Максимами и двумя ручными пулемётами.

Русские следовали слева вдоль полотна, по пути обследуя все встречающиеся на берегу Пэйхо китайские деревушки. Американские морпехи с двумя орудиями шли справа. За два часа прошли где-то десять вёрст, когда впереди показался лесной массив, в который уходила железная дорога.

— Господин полковник, прикажите остановить колонну, — выпалил подскакавший сотник Смоленский, выдыхая со словами сгусток пыли изо рта.

— Что случилось, Василий Алексеевич? — спокойно спросил Савицкий, глядя на сотника соскочившего с коня и направляющегося в его сторону.

— Господин полковник, впереди лес, очень уж удобный для засады. Разрешите, мы слева и справа его тихонько на цыпочках обойдём двумя десятками. Посмотрим что к чему. Что-то у меня душа к нему не лежит.

— Кто поведет десятки?

— Один я, другой хорунжий Тонких.

— Сколько времени надо?

— Думаю, получаса хватит, — ответил сотник.

— Хорошо, Василий Алексеевич. Действуйте. Артемий Алексеевич, — Савицкий обратился к начальнику штаба. — Объявите привал. До Тяньцзиня осталось меньше десяти верст. Если и здесь будет чисто, то часа через два, как раз до захода солнца дойдём до пригорода, где дипломатические концессии находятся.

— Это было бы замечательно, — со вздохом произнёс я, подойдя к группе штабных офицеров в тот момент, когда прискакал сотник.

— Вас что-то тревожит, господин капитан? — обратился ко мне подполковник Валевский.

— Да, господин полковник. Что-то и у меня не спокойно на душе. А я этому чувству привык доверять. Не раз от смерти спасало.

— Ваши предложения, — резко спросил подполковник Савицкий.

— Господин полковник, разрешите выдвинуть две двуколки с пулемётами Максима, а также два расчета с ружьями-пулемётами Мадсена, которые я передал казакам ближе к лесу. Вон тот пригорок позволит взять под прицел большую площадь перед лесом, — я показал рукой на возвышенность рельефа метров за двести от кромки лесного массива, куда уходила железная дорога. — Если появится противник, то сможем задержать его, пока отряд подготовится к бою, а потом отойдем.

— Хорошо. Действуйте.

Получив разрешение, я бегом направился к казачьей полусотне, где Смоленский уже начал отдавать приказы, формируя два десятка для разведки. Успел и уже с четырьмя казаками, пулемётами вернулся к капитану Муравскому. Через пару минут две оставшиеся двуколки с Максимами и казаки с двумя Мадсенами направились к примеченному мною пригорку. Добрались быстро и начали выбирать позиции.

Представьте моё удивление, когда мимо нас к лесу проследовала колонна американских морпехов вместе со своими орудиями. Проходивший мимо Барни, помахал мне рукой. Забрав у казака коня, я взлетел на него и намётом полетел к начальнику штатовского десанта.

— Господин капитан, — соскочив с коня, я подбежал к Россу, — что это значит? Почему ваш отряд идёт вперёд, когда объявлен привал и не закончена разведка лесного массива?

— Господин капитан, почему я должен отчитываться перед вами? — сухощавый и жилистый командир морпехов посмотрел на меня, как… Плохо, в общем, посмотрел. За такой взгляд и на дуэль можно вызвать.

— Мне дан приказ своего командования следовать на Тяньцзинь. Что я и делаю. Если ваши солдаты не способны выдерживать такой темп, как мои морпехи. Это ваша проблема.

Я глубоко вздохнул и медленно выдохнул. «Что же, каждый выбирает свою дорогу самостоятельно. Дай Бог, чтобы моя чуйка и опасения сотника Смоленского оказались ошибочными, — подумал я, развернувшись и направляясь к оставленному коню. — Дай Бог!»