Готорн-Стрит, или Боярышниковая улица

Прошли месяцы. В середине октября, после того как адвокатская контора завершила наследственное дело, Том и Руфус официально стали владельцами «Чердака Брайтмана» и самого дома, где размещалась лавка. За это время Том и Хани успели пожениться, а Люси, так и не проронившая ни слова о местонахождении своей матери, пошла в пятый класс муниципальной школы № 321. Моя дочь не развелась. Более того, вскоре после упомянутой свадьбы Рэйчел сообщила мне по телефону, что она на втором месяце беременности.

После театрального появления в лавке будущей жены Тома половина моих обязанностей перешла к Хани. В свободные дни я продолжал записывать анекдоты в свою «Книгу человеческой глупости» и, как и было мне предсказано, сидеть с Люси всякий раз, когда эти двое выбирались вечером в город, что происходило достаточно часто. Изголодавшаяся по столичной жизни Хани жаждала охватить всё: пьесы, фильмы, концерты, танцевальные программы, поэтические чтения, прогулки под луной на речном пароходике. Приятно было видеть, как толстый, ленивый Том расцветает рядом со своей энергичной женушкой. Она положила конец его колебаниям по поводу наследства – было решено выставить дом на продажу. Половины вырученной суммы хватило бы на квартиру с двумя-тремя спальнями в округе и еще осталось бы на первое время, пока оба не устроятся на постоянную работу – скорее всего, учителями какой-нибудь частной школы. С июня по октябрь Том похудел почти на двадцать фунтов, то есть наполовину вернулся в свой нормальный вес, если говорить о тех далеких временах, когда я величал его Профессором. Словом, домашняя еда пошла ему на пользу. И, вопреки опасениям, Хани его не выпотрошила. Наоборот, она исподволь лепила из него настоящего мужчину.

Если читатель решил, что на нашем маленьком бруклинском пятачке воцарилась тишь и благодать, то он ошибся. Увы, не все браки заключаются на небесах, и неожиданной жертвой оказалась та, по кому когда-то сохнул Том, Идеальная Мать. При том что ее муж произвел на меня не самое приятное впечатление, я даже помыслить не мог, что он по собственной глупости ее прошляпит. Не каждый день встречается такая Нэнси Маззучелли, и, если уж мужчине посчастливилось завоевать ее сердце, он должен сделать все, чтобы ее удержать. Но, как я уже неоднократно демонстрировал на страницах этой книги, мужчины – существа неразумные, и смазливый Джеймс Джойс лучше других подтверждает данный тезис. Летом я подружился с матерью Нэнси (о чем позже) и бывал частым гостем за семейным ужином на Кэрролл-стрит. Именно там я услышал о прошлых прегрешениях ее мужа и стал свидетелем того, как их супружеская жизнь лопнула по швам. Собственно, его загулы начались добрых шесть лет назад, когда Нэнси была беременна первым ребенком. Узнав о его связи с барменшей в Трайбеке, она выставила его из дома, но потом родилась дочь, он стал клясться и божиться, что это никогда не повторится, и она поверила. Слова, слова. Кто знает, сколько тайных встреч за этим последовало? По подсчетам Нэнси, семь или восемь, включая романы-однодневки и перепихи на черной лестнице в рабочее время. Великодушная Нэнси предпочитала игнорировать доходившие до нее слухи, а кончилось тем, что он влюбился в какого-то парня и в августе окончательно свалил.

Через двенадцать дней после этого знаменательного события мой онколог сообщил, что в легких у меня по-прежнему все чисто.

А спустя еще четыре дня Рэйчел в заговоре с Томом и Хани придумала дьявольский план: меня соблазнили посмотреть бейсбол на стадионе Ши, а сами устроили сюрприз-вечеринку по поводу моего шестидесятилетия. Я зашел за Томом, чтобы ехать на матч, но стоило мне открыть дверь, как все набросились с поцелуями и объятиями, сопровождавшимися дикими криками и пением. Я был настолько ошарашен подобным проявлением общей любви, что мне едва не стало дурно. Гульба затянулась далеко за полночь, и в конце концов меня заставили произнести ответную речь. Голова кружилась от шампанского, я понес какую-то чушь, неуклюже шутил, а моя нетрезвая аудитория силилась вникнуть в отсутствующий смысл. Единственное, что я могу вспомнить из того маловразумительного монолога, так это мой короткий комментарий к уязвимому с лингвистической точки зрения афоризму Кейси Стенгеля. Если мне не изменяет память, в конце спича я процитировал маститого коуча.

– Не зря его называли Старым Профессором, – сказал я. – Он был не только первым тренером наших любимых «Метс», но, что важнее для всего человечества, автором сентенций, которые заставили нас по-новому взглянуть на наш родной язык. Прежде чем сесть, позвольте подарить вам один из незабываемых, бесценных перлов его красноречия, который, кстати, лучше любых философских изречений подытоживает мой личный опыт: «В жизни каждого приходит время, и у меня таких было много».

Отгремела «метро-серия» , запахло осенью, схватились Гор с Бушем. Исход этой схватки казался мне предрешенным. Даже с учетом того, что Нейдер мог подпортить картину, проигрыш демократов представлялся невероятным, и в любой компании, где я оказывался, все держались того же мнения. Один Том, самый большой пессимист в отношении американской политики, выглядел озабоченным. Он оценивал шансы как приблизительно равные, и утверждал, что в случае победы Буша всю эту чушь про «милосердный консерватизм» можно будет тут же забыть. Какой уж тут консерватор! В его лице мы получим идеолога крайне правого толка, и после того как он будет приведен к присяге, страна окажется во власти умалишенных.

За неделю до выборов нежданно-негаданно выскочила из небытия Аврора – и через тридцать секунд снова сгинула. Она позвонила утром Тому и не застала его дома, поэтому в нашем распоряжении осталась лишь путаная запись на автоответчике. Мы с Томом и Хани проматывали ее снова и снова, пока я не запомнил ее наизусть, и каждый раз в ее голосе слышалось все больше и больше отчаяния и страха. Говорила она тихо, чуть не шепотом, но слова звучали до того зловеще, что казалось, будто она их выкрикивает.

«Том, это я, Рори. Я звоню из автомата, времени у меня мало. Ты, наверно, давно поставил на мне крест. Я очень тоскую по девочке и хотела узнать, как она. Ты не думай, будто я с легким сердцем отпустила ее к тебе. Я долго думала. Кроме тебя, мне не на кого рассчитывать, а оставаться здесь ей было нельзя. Тут полный абзац. Туши свет. Я сама пыталась вырваться, но все без толку. Меня не оставляют одну. Напиши мне. Телефона у меня нет, но письмо дойдет по адресу: 87, улица Готорна… Черт. Надо идти. Извини. Надо идти».

Трубку шваркнули на рычаг, и долгожданный звонок оборвался на полуслове. Наши самые мрачные предположения обрели тяжеловесность факта, но это не добавило ясности в вопрос о местонахождении Авроры. Проблемы с младшей сестрой у Тома возникли далеко не впервые, и, хотя он волновался по ее поводу не меньше моего, его беспокойство несколько умерялось усталостью, раздражением, многолетней историей разочарований и сожалений.

– Более безответственного человека я в жизни своей не встречал, – признался мне Том. – Только девочка у нас обвыклась, зажила нормальной жизнью, как вдруг объявляется тоскующая Рори! И это мать? Она ждет от меня письма и не сообщает, в каком городе живет! Это несправедливо. Мы с Хани делаем все, чтобы ее дочери было хорошо, и новые пертурбации нам ни к чему. Всё, хватит.

– Может, это и несправедливо, но твоя сестра в беде, и мы должны ее разыскать. Другого выхода нет. А эмоции давай оставим на потом.

А дальше мир перевернулся. До электоральной катастрофы-2000 оставались считаные дни. Но даже после шокирующих результатов голосования и в течение всего последующего месяца, когда на глазах у миллионов потрясенных американцев (в их числе Тома и Хани), прилипших к своим телевизорам, бандиты от Республиканской партии перетасовывали во Флориде избирательные бюллетени и манипулировали Верховным судом США, осуществляя тем самым государственный переворот, – все это время, пока на виду у всего мира совершались преступления против собственного народа, пока мой племянник и его жена участвовали в уличных демонстрациях, слали письма своему конгрессмену и подписывали многочисленные протесты и петиции, я упорно занимался только одним: искал Рори, чтобы привезти ее в Нью-Йорк.

87, Боярышниковая улица? Или 87, Готорн-стрит , названная так в честь американского классика, который невольно стал причиной смерти нашего незадачливого друга? Горестная параллель, абсолютно случайная, но оттого не менее зловещая, как будто одно и то же слово, употребленное в разных контекстах, установило подспудную связь между Гарри и Авророй, между погибшим и пропавшей, двумя обитателями невидимого мира. Это была единственная зацепка, все остальное – из области гаданий, но поскольку Люси говорила с южным акцентом и приехала она к нам из мифической «Каролины Каролины», я решил начать поиски с реальных Каролин, Северной и Южной. Дело осложнялось тем, что у Авроры и ее мужа не было телефона. В противном случае можно было обзвонить все города и через оператора, по адресу, найти Дэвида Майнора. Дело трудоемкое, но верное. Однако поскольку этот путь был для меня закрыт, пришлось подойти с другого конца. В одно из воскресений я отправился (вместе с моей беременной дочерью и ее отрезвленным и присмиревшим мужем) поездом до станции «Принстон», где мы провели ни много ни мало двенадцать часов. Нашему Терренсу, возможно, не хватало шарма, зато по части компьютера он был супергерой. Домой мы уехали с распечаткой всех Готорн-стрит и Боярышниковых улиц в обеих Каролинах. К моему ужасу их оказалось несколько сотен. Чтобы побывать в каждом доме № 87 из этого списка, мне пришлось бы провести в дороге полгода.

Тогда я решил обратиться к Генри, моему бывшему партнеру по страховой компании. На протяжении многих лет мы с ним вели не одно дело вместе, прославился же он после нашумевшего «дела Дубински». Житель Нью-Йорка Артур Дубински, пятидесяти одного года от роду, инсценировал свою смерть: убил бомжа, увез в Скалистые горы и столкнул машину в пропасть, где она благополучно взорвалась и сгорела. Его третья жена, двадцативосьмилетняя Морин, получила по страховке 1,6 миллиона долларов, а через месяц продала свою манхэттенскую квартиру в кооперативном доме и исчезла из виду. Генри, с самого начала заподозривший, что дело нечисто, продолжал следить за Морин, и, когда она неожиданно слиняла, шеф дал ему добро на розыск. Девять месяцев он шел по ее следу и в конце концов обнаружил миссис Дубински и ее мужа, живого и невредимого, на острове Св. Лючии. В результате мы сумели вернуть 85 % стоимости страхового полиса, Артур Дубински получил срок за убийство, а мы с Генри заработали неплохие премиальные.

С Генри я проработал больше двадцати лет, но сказать, что он мне нравился, я не могу. Это был неприятный старик, строгий вегетарианец, излучавший столько же теплоты, сколько перегоревший уличный фонарь. В памяти остались его мятый коричневый костюм из полиэстера, припорошенный перхотью, и толстые очки в роговой оправе. К непринужденной дружеской беседе он был органически не способен. Увидев сотрудника с рукой на перевязи или заклеенным глазом, он мог несколько секунд изучать его, как естествоиспытатель, и, даже не поинтересовавшись, что́ произошло и испытывает ли тот боль, спокойно положить доклад ему на стол. Но при всем при том у него был дар выгонять из нор попрятавшихся лисиц, и с учетом того, что он вышел на пенсию, я подумал, не попробовать ли мне привлечь его к этому делу. К счастью, он жил все там же, в Квинсе, вместе с овдовевшей сестрой и четырьмя котами. Я позвонил ему, и он почти тут же взял трубку.

– Назови цену, Генри, – сказал я. – Я заплачу любые деньги.

– Не нужны мне твои деньги, Натан, – ответил он. – Покроешь дорожные расходы и считай, что мы договорились.

– На это могут уйти месяцы. Я не могу допустить, чтобы ты столько времени работал бесплатно.

– Пустяки, мне все равно нечем себя занять. Снова сяду в седло и поеду добывать славу, как во времена наших рыцарских подвигов.

– Рыцарских подвигов?

– Ну да! Дела Дубински, Уильямсона, О’Хары, Лупино. Забыл?

– Нет, конечно. Просто я никогда не думал, что ты склонен к ностальгическим воспоминаниям.

– Насчет склонности не знаю, но ты можешь на меня рассчитывать. Во имя старой дружбы.

– Речь, скорее всего, идет о Северной или Южной Каролине, но я могу ошибаться.

– Не волнуйся. Если у этого Майнора был телефон, я его найду. Считай, уже нашел.

Полтора месяца спустя меня разбудил среди ночи телефонный звонок, и я услышал голос Генри, который на том конце провода произнес всего два слова:

– Уинстон-Салем.

А утром я уже летел самолетом на юг, в сторону табачных плантаций.