Глава 9
За изгибом туннеля картина была почти идиллическая. Какой-то бородатый мужик с грубоватой лаской ерошил шевелюру Мака и высказывал огромное желание извлечь ремень, с тем чтобы немедленно заняться Маковым воспитанием. Когда возникла я с пистолетом в руке, идиллия слегка нарушилась. Незнакомец в замызганном камуфляже опасливо покосился на меня сквозь старые, неуклюже-здороненные «ночники» и заметил:
– Девушки к тебе так и липнут, Мак.
Да уж, после путешествия по коллектору я действительно буду «липнуть». И отнюдь не в переносном смысле.
– Это Таня, она с нами, – торопливо представил меня парнишка. – А это Пётр.
– Очень приятно, – кивнула я.
Вверху, в отверстии люка, торчала голова ещё одного незнакомца. Он был намного моложе бородатого. И без «ночников». Поэтому попытался включить фонарик.
– Осторожнее, – предупредила я. – Не так далеко отсюда целая стая «шпионских» вертушек.
– Знаем, – буркнул молодой и невежливо направил луч фонарика прямо мне в лицо.
– Это Костя, – поспешил представить Мак.
Прямо аристократический приём. И наплевать, что в канализации. Были бы люди хорошие.
Но кое-что надо уточнить:
– Как вы нас нашли?
– Пальба началась – сообразили, что без вас не обошлось, – хмыкнул Костя и посветил в лицо Маку. – Из-за вас, оболтусов, целые сутки на брюхе ползаем... Полгорода облазили. А вы действительно Джона завалили?
– Подробности потом, – осадил его бородатый. – Где Катюша?
– Здесь, – послышалось сзади. Из-за поворота показалась рыжая вместе с опиравшимся на её плечо Слепнем.
Пётр замер, пристально разглядывая «философа». Мне этот взгляд не понравился. Или они были знакомы раньше? Бандитская карьера теперь может выйти Слепню боком.
– Что за тип? – выдавил Пётр изменившимся голосом.
– Человек, который помог. И которому мы тоже должны помочь, – как можно спокойнее объяснила я. Бородач криво усмехнулся. А его пальцы на рукоятке пистолета судорожно сжались. Чёрт! Только «разборок» нам сейчас не хватало...
– Хорошо, – Пётр отвёл глаза, – ещё обсудим это... Когда будет время.
– Правильно, – кивнула я, – когда мы все будем очень далеко отсюда.
Наконец-то вылезли наружу. Ух ты, какой в Москве свежий и чистый воздух! Особенно после коллектора.
Мы наслаждались этим воздухом не меньше двадцати минут, пока пробирались по развалинам и мёртвым кварталам. Костя и Пётр вдвоём тащили Слепня. Мои предложения о помощи были начисто отвергнуты. Всё-таки приятно, когда тебя считают хрупкой и нежной. Несмотря на засохшие пятна крови на куртке и пистолет в твоей руке.
Мы достигли улицы, перекрытой обрушившимися многоэтажками. Дальняя стрельба уже затихла. А небо на востоке стало сереть. К счастью, разгуливать под открытым небом больше не требовалось. Пётр отыскал среди обломков отверстие. Раньше это был воздухозаборник метро. Мы пролезли между бетонными плитами, потом между гнутыми лопастями вентилятора. Вниз шёл вертикальный ствол.
Слепня надёжно обвязали веревкой и под моим контролем спускали, как особо ценный груз. Дальнейший путь по изгибам вентиляционных труб не так сложен. Мы не были первопроходцами. Хотя кто попало здесь тоже не шастал. Об этом успели позаботиться. Двигавшийся впереди Пётр аккуратно обезвредил пару «растяжек». Небось сам и ставил.
Других сюрпризов не было. Разве что какой-нибудь радиоуправляемый фугас. Для особо рьяных посетителей.
Снова туннель. Не самой линии метро, одной из вспомогательных служебных коммуникаций.
Я заметила, что Пётр чувствует себя увереннее. Значит, идти уже недолго.
Ребятишки тоже повеселели. Мак даже пытался рассказывать о наших подвигах. А у меня в голове вертелась та самая загадочная фраза, после которой он признал своих. Не выдержала и спросила:
– Слушай, а что за история с МакДоналдсами? Это вроде пароля, да?
Парнишка густо покраснел, то есть потемнел сквозь преобразователи моих «ночников». Вместо него ответила девочка:
– Год назад мы вдвоем «бомбанули» МакДоналдс... И в общем... Бутербродов там было много... У Мака две недели живот болел.
– Ничего, – обернулся Костя. – «Юсовцам» тоже пришлось несладко. Лишиться полугодового запаса консервированных бигмаков – это вам не пустяк.
Мальчуган ускорил шаги. Уши его пламенели, словно два фонарика. Хоть «ночники» снимай.
На перекрестке туннелей стояла тележка – грубое и громоздкое сооружение. Мотор никак не хотел заводиться. Чертыхавшийся бородач в сердцах пообещал пальнуть в бензобак из пистолета. Это помогло. Во всяком случае мотор тележки ожил именно после этой угрозы.
Никаких амортизаторов в устройстве предусмотрено не было. Поездка оказалась бодрящей. Вот только бедного Слепня растрясло.
Нас уже ждали.
Пётр и Костя вышли из комнаты. Докладывать руководству.
А в не слишком просторное помещение кроме нас набилось человек семь. Очень разных. Молодых и старых. В драных гражданских куртках, в штопаных рубахах и в почти новом камуфляже, лишь слегка испорченном пулевыми отверстиями. Затесался даже старичок в пиджаке, вполне профессорского вида. Правда, с «калашом» через плечо.
Они улыбались, говорили все вместе, так что в комнате стоял несусветный галдёж, хлопали Мака по плечам, гладили Катю по голове. И иногда бросали на меня удивленно-любопытные взгляды. Другие настороженно косились на Слепня, которого мы положили у стены.
Я улыбалась в ответ на улыбки.
Обычные лица. Обычные люди. Каких-нибудь три-четыре года назад они жили каждый своей отдельной жизнью. И, наверное, если бы эту жизнь не разрушили, большинство из них так никогда и не узнали друг о друге...
Странно, но в эту минуту я завидовала Кате и Маку. Через какие бы ужасы и утраты им не пришлось пройти в прошлом, сейчас – это была их семья. О них беспокоились, их искали... И нашли.
Так важно, чтобы кто-то тебя ждал. Чтобы было место, куда можно вернуться. Где тебя обругают, а потом наговорят кучу милых, ласковых глупостей...
Мне возвращаться некуда. Ничего у меня нет. Кроме дела, которое надо сделать. И людей, которые после провала в «Матриксе» наверняка считают меня врагом.
Я опустила глаза. Посмотрела на Слепня. Бледный до синены, он напоминал бы мертвеца, если бы едва заметно не подымалась при вдохах грудь. Мне стало его жаль. Почти до слез. Как бывает жаль только очень близкого человека. В этой комнате, и правда, нет никого ближе. Мы оба – без прошлого. И с очень неопределённым будущим. Единственные на целом свете изгои...
Внезапно галдёж стих. Я повернула голову. Набившиеся в комнату люди пятились к стенам, освобождая проход. В в дверях стояла плотная немолодая женщина. И смотрела она прямо на меня. Взгляд тёмно-серых глаз был пристальный, но не давящий. Потом она слегка кивнула:
– Вот ты какая... Ну, здравствуй, Таня.
– Здравствуй, баба Дарья.
Догадаться было несложно.
Она поманила меня за собой из комнаты. Никто не проронил ни слова. Никто не последовал за нами.
Короткий коридор, комнатушка. Двое крепких парней, повесив автоматы на спинки стульев, едят тушенку. И провожают нас деловито-спокойными взглядами. Ещё один коридор, длинный и пустой. Мы сворачиваем направо, и баба Дарья вдруг говорит, лукаво щурясь:
– А тебя ведь обыскались. Ну и хлопот ты всем задала, девочка...
Я вздрагиваю, цепенея. И замешкавшись, тянусь к карману с пистолетом. Не успеваю. Распахивается дверь. Скрипучая деревянная дверь в совсем маленькую комнатку.
Чингиз и Грэй вскакивают навстречу. Артём впопыхах опрокидывает стул.
А потом очень долго меня обнимают, пачкаясь о провонявшую, замызганную чёрт знает чем куртку, целуют мои грязные щеки и говорят, говорят какие-то добрые слова. Я ничего не могу ответить. Только рыдаю, не стыдясь слез. Сейчас я лишь до смерти усталая и до смерти запуганная девочка. И, несмотря ни на что, все-таки счастливая...
Баба Дарья вышла, тактично оставив нас без посторонних. Меня усадили в единственное кресло с потертой выгоревшей обивкой. Оказывается, они видели всю перестрелку в торговом зале «Матрикса», видели, как мы с Иваном ушли на чужой машине – какой-то покупатель снимал мини-камерой. Он продал запись представительству CNN. Но ещё раньше она оказалась у Чингиза.
Нас разыскивали. Через «авторитетов» московских Развалин. И уже считали погибшими. Потому что были уверены – живыми нас не возьмут. Только когда полчаса назад баба Дарья прислала «гонца» с сообщением, не рискуя доверять это обычным каналам связи, – они поняли: я нашлась.
– У нас и сомнений не было, что это ты, – весело подмигнул Артём. – Какая ещё девушка в одиночку справится с целой бандой.
– Не в одиночку... – я осеклась.
– Что с Иваном? – спросил Король, мрачнея на глазах. Он догадывался, должен был догадываться. И всё равно на что-то надеялся.
– Нет Ивана.
– Как это произошло?
– Выстрелил себе в голову.
Тишина. Чингиз мертвеет, будто изваяние. Артём отворачивается, прикусив губу. Чингиз мертвеет, будто изваяние. Грэй нервно трёт небритую щеку.
А я начинаю рассказывать.
Это долго.
Под конец во рту у меня сухо как в пустыне. Даже полного стакана минералки, который налил Грэй, – мало. Я жадно пью, и холодная вода стекает по подбородку за воротник куртки.
Они смотрят на меня. А я отвожу глаза. Это неправильно. Я должна быть сильной и спокойной. Ведь я рассказала правду. Но так страшно прочитать в их взглядах недоверие...
– Можете опять «прогнать» меня через свои детекторы, – выдавливаю, отставив стакан.
– Ну их к дьяволу, Таня, – бормочет Чингиз. И вдруг берёт меня за руку. Я вздрагиваю, а он мягко сжимает мою кисть. – К дьяволу все детекторы...
В коридоре опять шаги. В дверь вежливо постучали, и на пороге возникла девушка в чистом камуфляже и с кобурой на ремне. Несмотря на такой полувоенный облик, в руках у неё был поднос, а на нём – горка бутербродов с тушёнкой и колбасой. Ещё пиво и минералка. Баба Дарья заботилась о гостях.
Только больше, чем есть, мне хотелось забраться под струю воды. Смыть с себя грязь и корку засохшей крови. Своей и чужой.
– А водопровод у вас имеется?
Девушка окинула критическим взглядом мою замызганную фигуру и уточнила:
– Даже душ.
Здорово. Но будет ли у меня время им воспользоваться?
Сколько сейчас? Мои часы давно встали. Стрелки на циферблате Артёма показывают начало шестого. Такая длинная ночь закончилась.
– Ещё минут двадцать у нас есть? – спросила я у Чингиза.
– Это безопасное место, – кивнул он. – Мойся на здоровье.
– А тебе спинку не потереть? – улыбнулся Грэй.
Все доктора – циники.
Но это хорошо, когда рядом есть человек, способный даже самую мрачную безысходность осветить огоньком иронии. Чтобы выжить – нужны крепкие нервы.
И я нашла силы улыбнуться в ответ.
У них были газовые колонки. Целых пятнадцать минут, иногда поглядывая на висевшие у входа часы, я наслаждалась горячей водой и ароматом душистого мыла.
Потом не спеша, растягивая удовольствие, стала насухо вытираться махровым полотенцем. На скамеечке в соседней комнатке, служившей раздевалкой, уже дожидалось хоть и мужское, зато чистейшее белье и не новый, но выстиранный и выглаженный камуфляж. Вряд ли люди бабы Дарьи могли слишком часто позволить себе такой комфорт. Меня как почетного гостя обслуживали по «high» классу.
Когда вышла в раздевалку, через противоположную дверь внутрь впорхнула сияющая Катя.
Стаскивая с себя грязные ботинки, она бодро поинтересовалась:
– Как водичка?
– Что надо, – кивнула я и усмехнулась. – Даже как-то непривычно видеть тебя отдельно от Мака.
– Это легко исправить, – подмигнула рыжая. – Хочешь позову?
– На сегодня с него хватит сильных впечатлений.
Я натянула мужские синие трусы, и Катя заржала:
– А тебе идёт! Жаль, что здесь нет Мака!
– Тебе тоже пойдёт, – кивнула я на её стопку чистой одежды, поверх которой красовались точно такие же «уставные» шаровары.
– Последний писк сезона! – хихикнула Катя. – Стиль милитари!
Да уж, на армейских складах этого добра остались целые залежи. Единственное снаряжение, в котором бывшая российская армия не испытывала недостатка.
А у Катюши явно замечательное настроение. Оно и понятно. Вырваться живой из всех передряг, вернуться к своим... Но что-то здесь было ещё.
– Слушай, Катя, а как вас угораздило попасть к Джону?
– Ну... – посерьезнела рыжая. – Зазевались, вот нас и сцапали.
– Они что же, специально на вас охотились?
– Они ж беспредельщики, – пожала девчушка плечами и стащила штаны. Под ними красовались аккуратные розовые трусики.
Темнит рыжая. Даже такой наглый беспредельщик, как Джон, не станет рисковать, воруя людей из крутой «бригады». Это значит спровоцировать войну. В Москве хватает куда более беззащитных жертв.
– Наверное, чем-то вы ему здорово досадили...
– Ага, покрасили любимую лошадь в зеленый цвет, – буркнула Катя. И отвернулась, закрывая тему.
Да, я не ошиблась. Вероятно, детишки подобрались слишком близко... И что-то сумели узнать. Что-то важное... Понятно, почему их так искали... Искали, рискуя жизнями десятков других людей. Не только потому, что они были любимцами всей «бригады»... Интересы бабы Дарьи как-то пересекались с интересами Джона.
Ну и что? Почему меня это так беспокоит?
Катя разделась и отправилась под душ. А я все ещё стояла в нелепых сатиновых трусах, и сознание лихорадочно вертело осколки событий, пытаясь выстроить из них единую картину.
В раздевалке было тепло. Но меня зазнобило.
О господи...
Опустилась на скамейку и закрыла лицо руками. Я что же, теперь обречена на паранойю? В каждом новом человеке подозревать врага... Не хочу, не могу так больше...
Чьи-то босые ступни прошлепали по выложенному плиткой полу. Чья-то мокрая ладонь робко коснулась моего плеча:
– Таня...
Я отняла ладони от лица.
– Ты что? – В её голубых глазах были удивление и испуг. – Тебе плохо, да?
Я покачала головой.
Рыжая недоверчиво захлопала мокрыми ресницами – совсем ещё ребенок...
Мне вдруг стало стыдно собственных подозрений. Неловко улыбнулась:
– Было плохо. Но теперь уже лучше. Честное слово... У тебя мыло в волосах.
– Где?
– Иди домывайся, грязнуля...
– Я грязнуля? – искренне возмутилась Катя. – Да ты себя не видела полчаса назад!
В чистой чужой одежде можно почувствовать себя другим человеком. Можно забыть, хотя бы на время, о своих страхах. Идти по коридору, смотреть на прикрытые плафонами тусклые лампочки и видеть солнце, яркое солнце среди голубого неба, барашки облаков... Слышать мягкий шелест листвы, чувствовать прикосновение ветра...
Когда-нибудь я вырвусь из этого проклятого города. Когда-нибудь мне уже не надо будет прятаться...
