Марх собирался на охоту и уже садился на коня, когда его внимание привлекло что-то неправильное в небе. Король поднял голову и обнаружил, что прямо к замку летит ворон, в несколько раз крупнее обычного… и людей эта птица не опасается совершенно.

Птица?!

Ворон резко снижался. Неправильного летуна заметили уже все, даже конюхи смотрели только на него. Замерли в ожидании – но добра или беды?

Пролетев черной молнией вниз, ворон ударился о землю и – встал.

– Прими гостя, король Марх.

– Сархад! Ты что творишь? Распугал всех моих людей…

Люди (именно люди, а не жители Аннуина и не полукровки) стояли, вытаращив глаза. Они нередко видели замковых брауни, луговых фэйри, других простецов Волшебной Страны – но не царственного сидхи в роскошном облачении. Он внушал восторг, смешанный с ужасом.

И неменьший ужас вызывал собственный король, говорящий с этим – как с равным.

Сархад наклонил голову и сказал укоризненно:

– Разве так встречают посланца Верховного Короля Прайдена?

– Ко-ого? – Марх невольно пробежал глазами вокруг, ища гонца от Артура. Через мгновение он понял, что Сархад говорит о себе. Еще через мгновение – каким королем он послан.

– Д-добро пожаловать в Тинтагел, Сархад… – Марх чуть было не добавил «Коварный», но решил, что такое прозвище лучше не упоминать.

Сидхи понял это:

– Меня теперь зовут Второй Меч или Коварный Страж. Оба прозвища мне по душе, так что выбирай любое.

Во дворе было оглушительно тихо. Даже ветер забился куда-то в угол и не смел громко вздохнуть.

Король повел своего гостя в замок, кивнув главному ловчему: поезжайте без меня, сегодня понадобится много дичи. Медир, сына Метредидда, способный подстрелить любого зверя или птицу, как бы далеко те ни были, отлично понял, от какого Верховного Короля прилетает такой гонец – и сколько эрлов соберется сегодня-завтра в Тинтагеле, чтобы услышать волю Бендигейда Врана.

И всех надо накормить досыта.

Они поднимались по лестнице, и можно было поговорить спокойно.

– С чем тебя послал Вран?

– Не сейчас. Вот соберешь своих эрлов, тогда всё расскажу.

– Но ведь хочется узнать поскорее, – улыбнулся Марх.

– Поскорее собирай, – пожал плечами Сархад.

Навстречу им бегом спускался сын кого-то из эрлов.

– Передай королеве: пусть придет ко мне. Скажи, что у нас за гость.

– Да, государь.

Юноша умчался, Сархад благодарно посмотрел на Марха.

– Я не так жесток, как ты, – отвечал тот на невысказанное.

– Мое послание касается короля, – покачал головой Сархад. – Я не вправе открывать его, пока не соберутся все.

– Хм. Не могу поверить, что ты кому-то служишь.

– Верховный Король Прайдена – это не «кто-то».

Они сидели в покоях Марха. Слуга открыл дверь, и – королева, ахнув, замерла на пороге.

Потом метнулась к Сархаду с одним-единственным словом:

– Жи-и-ив!

– Конечно, жив, – он мягко отстранился, потому что она была готова броситься ему на шею, а вести так себя при Мархе было и неразумно, и невежливо. – Твоими стараниями жив.

Король нахмурился:

– О чем вы?

– Тогда, два года назад… – обернулась Эссилт к мужу. – Но я сама не знаю, что произошло… Расскажешь? – это уже Сархаду.

– Прямо сейчас, – он улыбнулся. – Всё расскажу.

Он посмотрел на Марха:

– Когда приедут эрлы?

– Думаю, сегодня-завтра. Самые дальние доберутся по приграничью Аннуина.

– Ну что ж, – усмехнулся Сархад, – если без подробностей, то за это время можно успеть рассказать самое интересное.

Все трое уселись, слуга принес кувшин, кубки.

– Видите этот меч, – начал Сархад, обнажая клинок и кладя его перед ними. – Всё началось с того, что…

За рассказом они не заметили, как стемнело.

– И где ж мне устроить на ночь моего гостя? – спросил Марх. – Никогда мне не доводилось принимать сидхи.

– Не тревожься, – махнул рукой Сархад. – Ночь будет ясной, полетаю под звездами. Захочу спать – дуб найду.

– Ты простишь мне подобную неучтивость? – осторожно улыбнулся король.

– Будь я человек – не простил бы ни за что! – рассмеялся Коварный. – Люди, знаешь ли, плохо умеют спать на дубах.

Он встал, подошел к окну:

– Доброй ночи.

И – лишь черная тень ворона прорезала сумрачное небо.

…Марх привлек Эссилт к груди. Он очень хотел, чтобы жена провела эту ночь с ним. Король стыдился признаться сам себе в подозрениях, столь же безосновательных, сколь и страшных.

Эссилт не возражала – спокойная и счастливая. Она осталась с мужем, но Марх, сжимая ее в объятьях, чувствовал, что она сейчас мыслями совсем, совсем далеко.

Сархад не солгал: он действительно полетел к дубу. Вот только вряд ли на таком дубе можно было уснуть.

Фросин вылез из дупла и радостно прошамкал:

– Прилетел-прибежал, гордый нахал!

Сархад сменил облик и поклонился:

– Я тебе жизнью обязан. Чем мне отблагодарить тебя?

Карлик ответствовал:

– Все хрюшки – у подружки, а у врушки – нифигушки…

– Тебе нужна свинья? Ничем иным мастер-сидхи не может тебя отдарить?

– Глупая гордость! – скорчил рожу Фросин. – Держать дороги торными – дороже всего! Окрепло окно от огненных взглядов, прочно проложены дороги!

– Мое окно? Оно помогает тебе? Я помогаю, потому что смотрю в него?

Я должен был догадаться.

Он – владыка перекрестков, для него стена между Прайденом и Аннуином – беда. Или не просто беда, а что-то гораздо худшее.

Марх старается держать дорогу в Аннуин открытой, но из-за Гвина может немногое. А я создал окно. Вечно открытое между двумя мирами. И никакой Гвин нам не страшен. Мы с Эссилт просто стерли границу. Мы говорим сколько угодно и когда угодно, как две деревенские хозяйки болтают через узенькую улочку.

Для Фросина наша болтовня – всё равно что вода для травы. Мы помогаем ему просто потому, что дерзко позабыли о границе миров.

Так вот почему он помог нам.

Что ж, я понял, чем могу отдарить его. Просто, как только вернусь в замок Рианнон, буду долго-долго разговаривать с Эссилт.

Просто. Как всё просто.

Хм, интересно, ведь я через свое окно могу увидеть любого в Аннуине и окрестностях. Что будет, если я попробую поговорить с самим Фросином?

– Прощай, Хозяин Перекрестков, – поклонился Сархад. – Я понял. Жертвы тебе принесут другие, а я – будь уверен, я стану держать свое окно широко открытым.

– Да ты, я гляжу, мудрости испил у Старого Ворона? Не тяжело ли похмелье после медов Керидвен?

– А я выпил всего каплю, – скорчил Мастер гримасу в ответ. – О похмелье спрашивай… Талиесина, что ли. Вот уж у кого, говорят, хмельной бред был!

Сархад поклонился еще раз, обернулся и полетел прочь.

Карлик, глядя ему вслед, пробормотал:

– Вырвался Ворон из вреда врак… и, верно, враз поверг врага…

…Сархад стоял перед троном Марха в главной зале Тинтагела. Перед ним восседал король с супругой (Эссилт была чуть испугана этой церемонией и потому выглядела бесстрастной и безразличной), вокруг расположились эрлы. Людей не было ни одного, хотя большинство собравшихся всячески скрывали свою принадлежность к Волшебной Стране. Что поделать, в мире людей не стоит пугать обитателей своей силой.

Там был Гилл Оленья Нога, способный перепрыгнуть самую большую пропасть, был и Гвадин Оссол, который мог растоптать гору и превратить ее в ровное поле, и брат его Гвадин Одейт, легко затаптывающий самый яростный огонь, и Хуарвар, сын Халуна, прозванный одним из трех бедствий Корнуолла – за то, что был один способен съесть всё, что приготовили на пышный пир. Был там и Ухтрид Фариф Драус, знаменитый своей рыжей бородой, был и Орел из Гверн-Абуи, и Дрозд из Килгори, и многие, и многие.

Но ни один из эрлов не мог сравниться с Вороном – ни природной силой, ни обретенной. Словно черная туча, в которой полыхают безгромные молнии, – таков был Мастер, и прежде, и ныне всегда остающийся собой. Царственный сидхи, облеченный могуществом рода и блистающий собственным мастерством.

– Марх, король Аннуина и Корнуолла, – голос Сархада заполнял всю залу, – мой повелитель, Верховный Король Прайдена Бендигейд Вран, властитель замка Карбонек и хранитель Котла Мудрости, поручил…

Послом он был впервые в жизни, и это оказалось очень забавно: говоришь со старым товарищем так, будто вы незнакомы. Перечисляешь титулы, будто они неизвестны. Полречи скажешь, пока сообщишь хоть что-то новое.

– …поручил мне, Сархаду по прозвищу Коварный Страж, старшему сыну короля сидхи Ллавиннауга…

Эрлы очень старались сохранить каменное выражение на лицах. Большинству это удалось. Но не всем.

Эту шутку Сархад придумал заранее. Он никогда в жизни не называл себя по отцу, так что далеко не все в Аннуине вообще знали, в каком именно родстве Коварный с королевским домом сидхи. Сейчас Ворон расчетливо достиг двух целей: сообщил о своем примирении с отцом и изрядно позабавился, глядя, как эрлы тщатся скрыть свое изумление.

Пожалуй, в этом перечислении титулов была своя прелесть. И своя новизна.

Однако пора было переходить к сути дела.

– …приветствовать тебя.

Марх встал.

– Для меня большая честь слова Бендигейда Врана, переданные столь высоким посланцем, как ты, Сархад сын Ллавиннауга.

(«Твое примирение с отцом – это большая радость для всех. Пусть весть разнесется по Аннуину».)

Ворон продолжал:

– Верховный Король благодарит тебя за многовековой труд на благо Аннуина и Корнуолла и шлет тебе дар.

Сидхи достал из поясного кошеля (тот самый подарок Нудда) сначала небольшой изящный столик на узорчатых ножках, потом шахматную доску, а затем вытряхнул на нее остатки содержимого. Фигуры рассыпались по полу, лишь несколько встали на доске.

Та самая партия, которую Рыбак предлагал Марху.

Король подошел поближе. Ему стало не до церемоний. Шахматы были изумительной работы, но Марх понимал, что Бендигейд Вран не стал бы присылать ему просто красивую вещицу.

– Это шахматы судьбы, – отвечал Сархад на невысказанное. – Спроси о том, что ждет любого короля любой страны, – и сыграй партию. Ты получишь ответ.

Марх медленно кивнул.

– Верховный Король хочет, чтобы ты доиграл вот эту. Черный король должен выиграть. Найди путь к победе, правитель Аннуина и Корнуолла.

– Как мне отблагодарить Бендигейда Врана за такой дар?

– Выиграв партию, – улыбнулся Сархад.

Марх вернулся на трон, и церемонные речи продолжились:

– Никогда еще не принимал я в своем замке гонца, знатностью превосходящего меня самого. Что может быть тебе наградой за это посольство, Сархад Второй Меч?

Сидхи не ожидал такого вопроса и сначала лишь отметил, что Марх оказал ему услугу, назвав и этим прозвищем… а потом Коварного осенило.

Напускная церемонность слетела с него, и Сархад сказал – напрямик:

– Ты хочешь наградить меня, король Марх? Тогда – сыграй со мной в эти шахматы. Узнаем наши судьбы – ты и я.

Пальцы Эссилт стиснули край вышитого покрывала.

Марх побледнел, но отвечал спокойно:

– Хорошо. Завтра утром я сыграю с тобой, Сархад Коварный… Страж.

Поздно вечером они стояли в этой зале вдвоем.

Ветер завывал за окном, некогда выбитом тем перстнем, что сейчас был на пальце Марха.

– Если тебе совсем не по душе эта игра… – начал было Ворон.

Конь резко перебил:

– Я сказал: мы сыграем! Король не берет назад данного слова!

– Просто так хочется знать, что ждет нас, – словно оправдываясь, проговорил сидхи.

– А ты играл раньше в эти шахматы? – как-то устало спросил Марх.

– Много раз.

– Они пророчат или творят судьбу?

– Я так и не узнал этого…

– Ясно…

– Послушай, – Сархад подошел к выбитому окну и заговорил решительно, потому что эти горькие недомолвки стали невыносимы, – я говорил вчера с Фросином.

– И что? – Марх тоже был рад сменить тему.

– Он мне сказал, что чем больше я буду смотреть в мое окно, тем лучше для дорог из мира людей в Аннуин.

– Он тебе сказал это?! Фросин?

– Прости, но всех его ужимок я не запомнил. Смысл был такой.

– И что же?

– Я подумал: вот это окно, твое – оно ведь тоже между мирами. У тебя кольцо-Путь. Попробуй посмотреть из него не на мое, а – на Аннуин. Должно получиться.

– Хм… попробую как-нибудь.

– А сейчас? Что мешает?

Марх взглянул на него с горечью и укором. Сархад отвечал:

– Нам же завтра не насмерть биться. Мы лишь откроем судьбу.

Король вздохнул:

– Если бы ты меня вызвал на бой до смерти, я был бы спокоен. Я твердо знал бы, кто из нас прав. А так…

Утро. Осенний холодок. В большом зале только двое. И шахматный стол.

– Кто ходит белыми?

– Ты гость, тебе начинать.

– Из меня странный белый король, но… ладно.

…Ход черным конем:

– Шах, Сархад.

Тот не стал трогать короля, и взялся за воина. Белый воитель пересек всю доску:

– Шах, Марх.

Тот приподнял брови:

– Ничья?

Сархад развел руками:

– Похоже, что именно так. Ничья.

Последнее слово Коварный произнес с особым выражением.

– Ты хочешь сказать: общая?

Сидхи ничего не ответил, лишь показал на доску: дескать, всё видно и так.

– Но по закону людей это невозможно.

– Есть законы и помимо человеческих.

– Но не в мире людей!

– О чем тревожиться? Мир людей – один из множества.

– Но она не согласится…

– Сейчас – да. Но разве я сказал, что предсказанное этими шахматами должно сбыться назавтра? У нас троих в запасе вечность; я подожду.

Подул ветер. В зале отчетливо запахло морем, и Марх прищурил глаза, вспоминая что-то.

– Знаешь, я рад, что не выиграл, – сказал Ворон. – Рад, что мне не быть твоим соперником. А брак втроем… похоже, это удел королей Аннуина?

– …Когда я был молод и Манавидан еще приходился мне отчимом, а не лютым врагом, тогда, – Марх вздохнул, – тогда мы жили в море, девы вод любили нас, мы любили их, и я и помыслить не мог, что между людьми возможно такое соперничество из-за женщин.

– Я не человек. И ты – тоже. Хоть и забываешь об этом.

– Мой отец был человеком.

Ворон подошел к Коню, положил руку на плечо:

– Послушай, я не Друст. И мне нужно гораздо больше, чем ему: любовь, а не безумные ночи тайком.

– Я знаю.

– Давай поговорим начистоту. Мы оба любим ее. Она любит нас обоих. Только она ни за что не признается в этом – ни мне, ни тебе, ни, главное, себе. Пока она королева людей – мне не на что надеяться. А вот потом… так что я буду ждать.

Он помолчал и добавил:

– Я слишком люблю ее и слишком уважаю тебя, чтобы тревожить ваш покой. Поэтому сегодня я улечу – и вряд ли вернусь в Тинтагел когда-нибудь.

– И тебя называют Коварным?! – выдохнул Марх.

Сархад улыбнулся:

– Когда у нас будет о-очень много времени, я тебе расскажу, за что меня называют Коварным. Расскажу не о том, что все видели, а – как оно было на самом деле, – он прищурился. – Но прежде возьму с тебя клятву, что ты не перескажешь этого Эссилт.

– Я не знаю никого добрее и благороднее тебя, – веско сказал король.

– За это спасибо Эссилт. И немного – Врану, – он улыбнулся, потом взгляд его скользнул в сторону: – Про окно не забудь.

– Да, я попробую. Ну что ж, – он кивнул в сторону окна, – увидимся.

– Непременно.

– Бранвен!

Та неслышно возникла.

– Сархад покидает нас. Проводи его к королеве, пусть попрощается.

Сархад изумленно посмотрел на Марха: ты доверяешь мне настолько, что позволишь проститься наедине?

Король кивнул: да, доверяю.

Бранвен распахнула дверь, Сархад вошел.

Эссилт уронила шитье на пол.

Сидхи улыбнулся:

– Я зашел попрощаться.

– Улетаешь?

Кивок:

– Прямо сейчас.

Он подошел к ней, взял за руки, снова улыбнулся:

– Ты дрожишь, как перепуганный птенчик.

– Чем кончилась ваша с Мархом партия?

– К нашему удовольствию – ничьей.

– Хорошо…

Он поднес ее руки к своему лицу:

– Не надо бояться, моя маленькая королева. Мы с Мархом отлично поговорили…

Он легко коснулся губами ее левого мизинца, как поцеловал бы пальчик ребенка:

– …мы с ним понимаем друг друга…

…безымянный палец…

– …как старые друзья.

…средний. Его губы задерживаются чуть дольше:

– Тебе нечего бояться…

…указательный – дольше, нежнее…

– …моя маленькая…

Губы сидхи ласкают указательный правой, средний… дольше, смелее…

Эссилт опускает глаза, ее щеки пылают румянцем. Душу рвет надвое: «Как он смеет?! – Как хорошо…»

Безымянный – Сархад осторожно проводит губами до ноготка, принуждая Эссилт разогнуть пальчик, и продолжает мягко целовать его, осмеливается чуть коснуться языком…

Королева вздрагивает, сжимается, но не отнимает рук. Ее тело в огне, каменный пол качается под ногами. «Этого не может быть! – Лишь бы не прекращалось…»

Сархад проводит кончиком языка между безымянным и мизинцем, чуть раздвигая их, осторожно целует ложбинку меж пальцами. На мизинце блестит черное кольцо. Его кольцо.

Эссилт жмурится, закусывает губу. Острое наслаждение прознает ее тело. Так не бывало ни с Друстом, ни с Мархом. «Что он делает со мной?!»

И Сархад останавливается. Правый мизинец он целует так же легко, как левый. Ни намека на страсть.

Эссилт открывает глаза. Глядит на Сархада с любовью и ужасом: «Продолжай, умоляю! – Предатель, ты обманул меня!»

Коварный чуть усмехается:

– Ты смотришь на меня с таким страхом, что мне очень легко улететь. Я обещал Марху больше не возвращаться в Тинтагел. Захочешь поговорить – гляди в окно.

Он отходит к подоконнику, превращается в ворона, взлетает.

Эссилт подбегает к окну, жадно цепляется взглядом за уменьшающуюся черную точку. «Вернись, забери меня с собой куда угодно! – Только посмей еще раз взглянуть на меня, негодяй!»

Что он сделал со мной?

Что со мной? Что мне делать теперь?

Это и называется – измена?

Как хорошо… как сказочно хорошо…

Сархад, люби… предатель! Он обманул и меня, и Марха.

Вот теперь я – изменница? Неверная жена? С Друстом всё было иначе, а после того, что произошло сейчас…

Да, но – что произошло? И – произошло ли? Целовать руки – не преступление.

Но – так целовать!

Огонь по телу… не может быть преступлением то, что так прекрасно…

Ведь я люблю Марха. Только Марха. Я не изменяла, я не хотела, я не позволяла ему, я не знала…

– Бранвен, подай мне покрывало и плащ. Я хочу прогуляться.

Взглянув в сад, Марх увидел жену.

Опущенная голова. Стиснутые руки. Поникшие плечи. Словно она пытается заслониться от всего мира, спрятаться, скрыть то, что случилось.

Опять?!

Так было из-за Друста и вот – снова?!

Сархад солгал?!

Он был так убедителен, открыт, искренен… точнее, казался. Заставил Марха думать не как человек, и вот… Что он сделал с Эссилт, бедняжкой?!

И как он, Марх, оказался настолько глуп, что доверился тому, кого еще тысячу лет назад прозвали Коварным?!

– Бранвен!

– Что случилось, государь?

– Что случилось?! Это я тебя спрашиваю! ЧТО случилось?! Ты была там? Ты видела? Что он сделал?

– Кто?

– Сархад!

– Ничего…

– Как – ничего? Что он сделал с Эссилт?

– Попрощался… А что такое?

– Ты видела их прощание? Видела?

– Ну да. Я его привела, королева спросила, чем кончилась ваша партия, он ответил, что ничьей и что он рад этому. Потом он поцеловал ей руки, она почему-то испугалась, а он сказал, что ему легче улететь, раз она боится. И он улетел, а она пошла гулять в саду.

– И это всё?

– Да. Мой король, больше ничего не было.

За что мне это? За что?

Когда твой почти-сын берет силой твою жену, – это не самое страшное. Друста можно было отправить на войну, изгнать – и всё. Она не любила Друста; зелье – не в счет.

Чары зелья оказалось не так уж трудно превозмочь.

Но теперь – всё начинается с начала.

Хуже.

Она любит Сархада. Любит еще с Аннуина.

И он говорит об этом так спокойно, как о снеге зимой и солнце в небе. Он даже улетает, слишком хорошо зная, что своего не упустит.

Проклинать его, ненавидеть? – за что? За то, что вернул мне Эссилт, хотя любил ее уже тогда? За то, что не посягал на ее честь, хотя наверняка у него была не одна возможность?

Клясть Эссилт за эту любовь? За любовь, которую она таит от самой себя? За любовь, которой она сопротивляется всеми силами своей души?

Никто не виноват, никто не совершил недостойного поступка – а черное удушье сильнее прежнего сжимает мне горло.

За что мне это?!

За то, что король людей позволил превратить себя в человека?

Марх спустился в сад. Большая Сосна. Раньше сюда Друст вызывал королеву. Здесь Марх застал их.

Раньше… почти как раньше.

Эссилт, заметив его, ойкнула – и подбежала к мужу. Спрятала лицо у него на груди, словно умоляя закрыть ее, защитить, оградить…

Почти как раньше.

Марх прижал ее к себе и тихо спросил:

– Ты любишь его?

Раньше он никогда не задал бы такого вопроса.

Эссилт подняла голову и тихо ответила:

– Мой муж… мой старый, глупый муж… сколько раз я должна повторять, сколько раз я должна доказывать, что я люблю – тебя-а-а…

Потом была ночь. И было всё – и страсть, и нежность, и безумие, и счастье – тихое, спокойное счастье. Эссилт уснула, крепко прижимаясь к Марху, и…

…и ей снился Зал Огня, и Мастер у наковальни, и отражение в черном зеркале.