Она вошла в Зал Огня, шурша парчой золотого платья. На ее голове сияла корона, на груди – вчера законченное мастером ожерелье.

– Моя королева… – Сархад в восхищении склонился перед ней, страшно досадуя, что поклон получается неуклюжим, потому что ноги не могут сдвинуться ни на шаг.

– Хорошо получилось, правда?

– Ты будешь прекраснее всех королев в праздничном танце.

– Нет… И Рианнон, и Риэнис…

– В них нет твоей доброты. Рианнон холодна как лед. Риэнис – она другая, но… Нет, моя маленькая королева затмит их всех. Жаль, мне этого не увидеть.

Эссилт побледнела, а Сархад продолжал:

– Первый раз за все эти века я жалею, что прикован. Жалею не из-за мести, жалею не о том, что не смогу уничтожить, сокрушить, опозорить… жалею, что не увижу танцев Бельтана. Жалею, что не разделю с тобой эту радость. Это так странно… непривычно…

«Впервые жалею, что прикован». Вот к чему привели все мои попытки помочь ему! Я буду красоваться в новых украшениях, а он теперь лишь больнее будет ощущать свое заточение.

Что я наделала?! Зачем я пришла к нему?!

Почему я поверила его словам о том, что ему нельзя помочь?

Рианнон! Матушка! Госпожа моя!

– Что случилось, Эссилт? Ты так кричишь, будто с кем-то беда.

– Сархад. Ты всё знаешь… Освободи его, умоляю.

– Встань, девочка. Ты просишь о невозможном.

– Но он…

– Прикован. Страдает. После всего, что он натворил, – это еще мягко.

– Но, госпожа моя, так нельзя! Что бы ни было в прошлом – я уверена, он это искупил. Нельзя карать сегодня за вчерашние вины.

– А ты так твердо убеждена, что сегодняшний Сархад не стоит кары?

– Да!

– Что ж. Пойдем к нему.

– Рианнон? Давно не являлась королева в убогое жилище пленника.

– «Убогое жилище»? Ха! Этот зал – один из самых великолепных в моем дворце.

– Вот как? Значит, у тебя оч-чень плохие мастера.

Рианнон побледнела от гнева, но ответить не успела: отчаянный возглас Эссилт опередил ее:

– Сархад, не надо, умоляю! Неужели все мои попытки освободить тебя обернутся только горшим?!

– Рианнон, – в тоне Сархада не было и тени прежней насмешки, – прошу тебя, скажи мне правду: ты не можешь или не хочешь освободить меня?

– Не могу, – покачала головой Белая Королева. – Это правда. Чары наложены не мной, я даже не знаю, что это за заклятье.

– Да оно там не одно. Я насчитал дюжины три за эти века, не меньше… – голос пленника был бесстрастен. – Значит, не увидеть мне мою маленькую королеву в плясках Бельтана.

– Если дело только в этом, то я не понимаю, о чем ты печалишься. Сделай себе окно – и смотри через него хоть на всё, что происходит в Аннуине.

– На всё в Аннуине?! Рианнон, ты всегда была изумительной советчицей!

Пять шагов от моего рабочего стола до стены. Немыслимо далекое расстояние обычно. Сейчас – не расстояние вообще.

Так и мой Зал Огня казался совсем небольшим, пока я творил его, самые отдаленные колонны были словно не дальше вытянутой руки, – а сейчас самые ближние недоступны.

Но не они мне нужны.

Сейчас – нетрудно дотянуться до стены. Стены, созданной чарами, как и всё в этом замке. Камни – лишь видимость для знающего. Человек, или другое неразумное существо, попытался бы разрушить камни, чтобы прорубить окно, – и потерпел бы неудачу.

Разумеется, нельзя уничтожить камни, которых не существует.

В моей руке нож из обсидиана. Изогнутый, будто серп умирающей луны. Острый, как ненависть.

Этот нож я сделал уже в плену. Я был тогда молод, яростен… я решил, что раз мне можно ходить куда угодно ради работы с камнем и металлом, то я обману Рианнон и смогу освободиться. Я обошел десятки и сотни гор, ища нужный кусок обсидиана. Я нашел его, выточил нож, способный рассекать чары, и что было сил ударил этим ножом по заклятьям, сковывающим меня!..

…От боли я тогда очнулся нескоро. Н-да… Только после этого я понял, что недооценил моих пленителей.

Впрочем, сейчас всё это неважно. Я ведь не пытаюсь разрубить оковы. Я только хочу сделать незримое – видимым.

Нож входит в стену, как в черный туман. Левой рукой я медленно веду его, очерчивая границы будущего окна, а правой собираю перерезанные нити чар. Из них я сплету новый узор: всевидящее око.

Наверное, так моя маленькая королева сплетает нити на своем ткацком станке.

Сила Рианнон, Арауна, Риэнис… чья это – я не знаю, но и неважно, и вот эта, и та… В этом замке, как в зеркале, отразился весь Аннуин – давно или недавно, сильно или слабо…

Я плету сеть из ваших же чар. Я ничего не разрушал, я лишь разрезал – и связал заново.

Теперь я вижу вас, мои былые враги, – хоть каждого, хоть всех разом. Теперь я могу наблюдать за каждым из вас, а если постараться, то и высматривать скрытое и подслушивать потаённое.

Смешно! Мне всё это сейчас совершенно не нужно. Ваши тайны были бы важны для меня тысячу лет назад – а сейчас я хочу лишь увидеть мою маленькую королеву в танцах Бельтана.

До Бельтана оставалась лишь пара дней, и замок немыслимо изменился. Каменные галереи вдруг наполнялись запахом и шумом молодой листвы, колонны превращались в стволы, гладкий пол оказывался озером, а ковер на стене – звонким водопадом. Обитатели замка – маленькие и большие, величавые и бесшабашные – все радостно суетились перед праздником.

Эссилт растерялась в этом не-человеческом веселье.

Ей надо было найти Друста, надо было отдать ему наряд к празднику – а она не знала, ни где искать, ни как позвать.

Но в день накануне Бельтана он вошел в ее комнату сам.

– Как ты нашел меня?

– Разве трудно найти шалаш, который построил своими руками?

– Шалаш?! Ты в замке, в моей комнате. Неужели ты не видишь?

– Эссилт, о чем ты? Это шалаш, я его построил осенью – вот, листья пожухли. А ты его украсила рябиной, снаружи ее всю объели птицы.

– Не видишь… Ну а эти одежды – я их выткала и вышила для тебя. Их ты тоже сочтешь…

– Красота! Любимая, откуда?! откуда ты взяла такие ткани?!

– Это туман и снег… Тебе нравится?

– Эссилт! Пока я сражался – там, с Седым – ты… ты шила для меня! Любимая моя, чудесная моя мастерица, госпожа моя…

– Друст, не надо, пусти…

– Владычица моя, госпожа моя…

– Не надо…

– Эссилт? Ты меня не любишь?

– Н-нет… прости. Ты ведь это знаешь.

– Тогда почему?! Ты всю зиму шила для меня – почему ты это сделала, если не из любви?!

– Я… я люблю тебя, но – не так, как ты хочешь.

Этот мальчик – он слишком слаб для тебя, Эссилт.

Да ты и сама это понимаешь.

Не знаю, какая судьба забросила вас вдвоем в Муррей, не знаю, почему ты позволяешь ему целовать тебя…

Неважно.

Ты его не любишь. Ты шила для него потому, что привыкла не сидеть без дела и трудиться для других.

Он мне не соперник. Я не причиню ему вреда.

…ха! Похоже, с этим окном я позабыл про свое заточение. Я рассуждаю так, будто снова свободен.

Впрочем, что бы я не мог сейчас – я не причиню вреда этому щенку Седого. Ты его не любишь, и ненависти к нему во мне нет.

А если бы ты его – любила? Что бы я сделал с ним тогда? Раньше я бы стер его в порошок…

…стареешь, Сархад. Стареешь. Вот уже и соперника готов пощадить.

Ладно, всё это глупые мысли. В Муррее нет никого, кому принадлежало бы сердце моей маленькой королевы.

Моей. Изо всех обитателей Муррея я ей ближе всех.

И это – много больше любой страсти.

Двери замка – двери леса – распахнуты.

Крошечные пикси носятся с бледными огоньками; на паутине, словно на канате, танцуют малютки-фэйри; другие, развернув крылья, красивее, чем у любой бабочки, вьются вокруг царственных сидхи, даже головы не поворачивающих в сторону этой мелюзги.

В одежде из света и сумрака, препоясанные кто каплями росы, кто радугой, идут лорды и леди леса Муррей. Нет в языке людей названий всем тем каменьям, которыми блещут их одеяния, – да и не камни это вовсе. Не в состоянии глаз человеческий разобраться в хитросплетениях узоров на их нарядах.

И среди этих гордых эльфийских князей – двое, в белизне снега и сиянии лучей. Равные среди равных.

Королева Рианнон милостиво взирает на свой народ. Благосклонно кивает сыну своей дочери. Холодно смотрит на невестку.

…а из чащей лесных идут иные существа. Словно корявые пни ожили и приковыляли на праздник. Словно черная вода из топей выплеснулась и застыла уродливой тварью. Словно бесформенный ужас ночного леса добрался, волоча по земле толстое брюхо.

Рябины и ясени оборачиваются стройными фигурами. Дубы расправляют могучие плечи.

Не спеша приходит Седой Волк сотоварищи, те – сидхи, мертвые люди, звери – хищно поглядывают на лесных дев, а красавицы в уборах из цветов и ягод посмеиваются, выбирая себе друга на этот праздник.

Всё замерло. Всё ждет.

Ждет лишь двоих.

Клонятся великие пред Королем-Оленем, немы могучие гордецы… Спокоен и величав Араун, солнечными лучами сияют его рога в ночи.

Ко всем простирает руки свои Королева Риэнис – и вспыхивают сотни и сотни священных костров, и дудят волынки людей, и поют арфы сидхи, и звенят дудочки меньшего народца, и в пляске Бельтана сходятся люди и нелюди, чудо с чудищем, и мчит, мчит, мчит праздничная пляска, по лугам, по берегам рек, по полянам лесов, по-над миром… Крылья бабочек несут смертных, в человечью джигу пустились гордые лорды сидхи, эль и вино, арфа и дудка, грохот и топот, радость и страсть, пляска и пенье, шумное сборище и нетерпеливые поцелуи за ближайшим кустом…

Она стоит посреди этой бури веселья и вожделения, она тянет руки к нему – Избраннику.

– Друст… мой Друст. Ты прекрасен. Как ты прекрасен в эту ночь!

– Ты любишь меня? Да?!

– Разве можно сомневаться?! Только с тобой я могу быть счастлива!

– Повтори! Повтори это!

– Друст… любимый…

Он подхватывает ее на руки и несет прочь от плясок и буйства нелюди, на мягкую зеленую траву.

Она улыбается ему – призывно, благодарно, как никогда раньше…

…Так хорошо с ней ему не было даже в самую первую ночь. Она всегда была жертвой в его объятьях, а сегодня она не ждала – требовала, не отдавалась покорно – ласкала. Сегодня он по-настоящему ощутил, что значит быть любимым.

Он потянулся к ней, провел губами по щеке: «Эссилт».

– Да, Друст?

Голос был каким-то странным. Словно незнакомым.

Друст открыл глаза и рывком сел.

Разметавшаяся на траве женщина была прекрасна. Прекраснее Эссилт. Она смотрела на него с земли – а казалось, что глядит сверху вниз. Спокойно. Уверенно. Чуть с усмешкой.

– Да, Друст? – переспросила она.

– К-королева Риэнис?.. – слова не шли из сведенного горла.

– Да, – она улыбнулась. – Ну что же ты? Иди ко мне.

– А… Эссилт?

– Ее здесь не было.

– Ты обманула меня!

– Это ужасно, – она усмехается, открывая мелкие белые зубки. – С кем ты был счастлив этой ночью – с ней или со мной? Кому ты признавался в любви сегодня – ей или мне?

– Ты обманула меня!!

– Нет, Друст. Не я, – она тоже села и погладила его по плечам. В этом прикосновении не было страсти – лишь забота. Так касается не возлюбленная – мать.

– Нет, Друст. Ты сам обманывал себя. Я лишь дала тебе то, чего ты хотел – на самом деле.

– С кем ты была этой ночью?! – он ворвался в шалаш. Негодующий, бледный от гнева. – С кем?! Кто это был?! Чей облик он принимал – мой, Марха?! Говори!

– Друст, что случилось? Что с тобой?

– С кем ты была?!

– С сидхи… мы танцевали до рассвета. А что стряслось? Чем ты так напуган?

– И тебя никто… никто не…

– Нет, мне никто и не предлагал разделить с ним эту ночь. А зачем? они же видят, что я люблю другого.

– Но тогда почему она обманула меня?!

– Она?

– Риэнис!

Эссилт молчит, скрывая улыбку. Не стоит говорить вслух о том, как она рада, что Друст, кажется, нашел себе возлюбленную.

Рдяные огни. Черный до блеска отполированный гранит пола. Белый шелк платья Рианнон.

– Ты пришла? Почему?

– Сархад. Я не забыла ничего. И не лги, не уверяй, что ты не звал меня.

– Я не звал. Но хотел, чтобы ты пришла.

Тяжелое золотое ожерелье на шее Белой Королевы.

– До сих пор не сломалось? За тысячу с лишним лет?

– Не смейся. Разве хоть какая-нибудь из твоих работ может сломаться?

– Это ты не смейся над бедным пленником, Королева. Ты сама сожгла некогда мой меч.

– Сархад… Я действительно не могу освободить тебя. Ты мне веришь?

– Подойди ближе. Я ведь не в силах сделать к тебе и шагу.

– Сархад… – шепот, горячее огня в кузнечном горне. Тонкие женские пальцы проводят по его бровям, скулам, губам…

– Рианнон… – его руки жадно гладят ее стан.

И долгий поцелуй.

– А я думал, ты всё забыла.

– Неблагодарный. Разве вот такое заточение – не ответ? А ведь я тогда считала, что ненавижу тебя.

– А сейчас?

Гибкие пальцы мастера перебирают пряди ее волос.

– Зачем спрашивать? Ты же всё знаешь.

– Не всё, Рианнон. Скажи, отчего даже в радости Бельтана печальна эта маленькая королева?

– Неудивительно: девочка – такая же пленница, как и ты.

– Что?!

Ярость – словно молния в спокойном небе.

– Рианнон! – голос Сархада гремит, и эхо в ужасе мечется, отражаясь от объятых огнем колонн. – Ты, ты держишь эту девочку в плену?!

Ненависть – будто вернулся час заточения.

Гнев – словно град бьет по молодым всходам.

Холод – будто посреди лета настала зима.

– Успокойся! Нет, нет же! – Белая Королева в испуге закрывает лицо руками. – Это не я!

– Тогда – кто?! Кто посмел заточить ее?!

– Сархад, умоляю тебя, дай мне всё рассказать. Это не я, не Араун… маленькой Эссилт просто чудовищно не повезло…

– Рассказывай! – тоном приказа, будто он тут властелин, а не пленник.

… – Теперь ты веришь, что это не я держу ее здесь?

– Верю, – ответил мастер, думая о своем. Потом отрывисто приказал: – Передай ей, что я хочу ее видеть. Если она не проводит эту ночь в чьих-нибудь объятьях – пусть приходит немедленно.

Рианнон оскорбленно вздернула голову:

– По-твоему, из меня подходящий посыльный?

– Королева забыла приставить ко мне дюжину знатных юношей, готовых срываться по первому моему слову, – насмешливо отвечал Сархад.

Несколько мгновений они мерялись взглядами гневно прищуренных глаз, потом мастер сказал примирительно:

– Рианнон, я прошу тебя. Мне действительно больше не с кем передать.

– Хорошо, я пришлю к тебе пару мальчишек, – со вздохом кивнула Королева. – Из тех, что посмелее.

– Так ты позовешь ее?

– Скажи… – она подошла к пленнику вплотную, – что ты нашел в этой девочке такого, что ради нее забываешь обо мне?

– Не то, о чем ты думаешь, – покачал головой Сархад.

Рианнон ушла, своим видом старательно показывая, насколько она оскорблена Сархадом, и мастер тотчас забыл о ней. Былая любовь, многовековое заточение – это мелочи по сравнению с судьбой маленькой королевы. Потому что судьбу Эссилт можно изменить.

Нужно. Но как?

Ответ не приходил, и Сархад усилием воли приказал себе перестать думать об этом. Лучше лучшего известно, что вся сила творчества, вдохновения и магии идет из Аннуина, а в Аннуине прямой путь – отнюдь не самый короткий, и неуклонное стремление к цели может отдалить безнадежно.

Поэтому Сархад любуется Волшебной Страной и старательно не думает об Эссилт.

…а вот и Хоровод Великанов. Я помню, как Ху Кадарн, запрягши Нинниау и Пейбиау, пропахал три круга, один внутри другого, а потом оба быка сбросили звериный облик и превратились в великанов; с небес великий Бели опять и опять метал золотой луч, и тот словно копье вонзался в землю там, где Нинниау должен был поставить исполинский камень…

Первый круг был кругом Высших, а второй, средний, отдали нам, сидхи. Я был тогда молод и не успел еще изрядно прославиться дурной славой – а иначе кто бы взял меня строить Хоровод?

Я будто сейчас помню, как мы с песнью шли по кругу, я помню, как меня словно голубой молнией ударяло в тех местах, где надлежало вкопать глыбу. Чародейством мы ставили эти камни, и все – от Высших до крошек-фэйри – сбегались смотреть, как плыла по воздуху неимоверной тяжести плита, которую не держали ни веревки, ни блоки, – лишь наши магия и песнь.

А третий круг ставил Бендигейд Вран и его сородичи – я не слишком обращал на них внимания. Вран все четыре камня принес сам: при его росте и силе было бы странно ожидать иного.

Хоровод Великанов более всего мне напоминал огромную паутину: вся сила Аннуина, да и не его одного сходилась здесь, от мрачной магии севера до обманных видений Корнуолла…

«Корнуолл! Ведь он часть скорее Аннуина, нежели мира людей! А Тинтагел? Я могу увидеть его сквозь свое окно? Так… плохо, но видно. Вот и ответ».

– Ты звал? – вошедшая Эссилт выглядела не на шутку испуганной. – Что случилось? Рианнон разгневана…

– Гневаться скорее должно мне, – отвечал Сархад. – Почему ты скрывала от меня правду?

– О чем ты?

– Почему ты ни слова не сказала о том, что ты здесь пленница?

Эссилт вздрогнула и отвечала, потупив глаза:

– Твое заточение неизмеримо дольше и горше…

– Что это, благородство или глупость?! – резко проговорил Сархад. – Ты действительно считаешь, что раз я пленник, то я не должен пытаться помочь освободиться тебе?

– А ты – можешь?! – глаза королевы вспыхнули надеждой.

– Кажется, да.

Увидев изумленно-восторженное лицо Эссилт, он гневно крикнул:

– Прекрати! Я еще ничего не сделал. И не смогу сделать, если вместо хладнокровной королевы здесь будет обезумевшая от радости девчонка!

Эссилт судорожно сглотнула, сжала лоб пальцами:

– Прости. Я сейчас… просто я никак не ожидала… подожди… Да, я слушаю тебя.

– Ты хочешь вернуться к мужу.

Это не было вопросом, но женщина на всякий случай кивнула.

– Это твое самое сильное желание сейчас? Да или нет?!

– Да. Да.

– Хорошо. Тогда попытаемся сделать вот что. Насколько я смог понять, в ту ночь Самайна он потерял твой след. Сам он найти тебя не может, иначе бы давно был здесь. Значит, надо проложить путь отсюда к нему.

– Через твое окно?

Сархад посмотрел на нее с уважением: он не ждал, что она так быстро найдет то решение, к которому он сам пришел с трудом.

– Остался лишь пустяк, моя маленькая королева: добросить через это окно до Тинтагела нечто, что создаст для Марха путь.

– «Пустяк» – это значит «почти невозможное»? – тихо спросила Эссилт.

– Нет, – улыбнулся Сархад. – Просто создание этой вещи потребует сил и времени.

– Что я должна делать?

– Ты? А почему ты считаешь, что не я сделаю всё?

– Это ведь мой путь домой. Ты можешь мне только помочь.

– Великолепный ответ, девочка. Да, от тебя потребуется самое главное: ты должна больше всего на свете хотеть вернуться в Тинтагел.

– Это нетрудно, – улыбнулась Эссилт.

– Я и не сказал «самое трудное», – наклонил голову Сархад. – Но пойми: только одно стремление: домой. Не привязываться душою ни к чему в Аннуине. И ни к кому. Быть готовой оставить всех ради мужа. Всех до одного.

Королева отвела взгляд.

– Да? – испытующе спросил мастер.

– Ты хочешь услышать это от меня, так услышь, – прошептала Эссилт. – Ты добрый и мудрый, я восхищаюсь твоим мастерством, но…

– Хорошо, – кивнул Сархад. – Счастлив муж, жена которого верна настолько. Тогда возьми вон тот серебряный кинжал и срежь им три самых длинных волоса со своей головы. Я скую из них кольцо.

Эссилт расстегнула заколки, сдерживавшие ее волосы. Золотые пряди рассыпались по спине и плечам, словно живой огонь. Отсветы пламени Зала Огня пробежали по ним, и на миг показалось, что королева Корнуолла стоит, объятая пламенем и светом.

Сархад, прищурившись, одобрительно глядел на нее. «Ведь она – почти человек, а какую силу сумела собрать в себе!»

Королева выбрала три самых длинных волоса, отрезала их и вопросительно посмотрела на мастера.

– Положи на наковальню. А теперь запомни главное: сковать это колечко будет непросто. Будь это обычным украшением – на мою работу можно было бы глядеть. Но на создание кольца-пути…

– Я поняла.

– До осени забудь дорогу ко мне. Осенью можешь посмотреть на мой ковер, там, в галерее: если узор сдвинется, то приходи. Нет – нет.

Эссилт кивнула.

– За мою работу ты мне сделаешь вот что…

– Да?

– Ты покинешь Аннуин, а я хочу знать, что будет происходить с тобой. Поэтому ты выткешь для меня ковер. Такой же, как те. Изобрази то, чем ты и будешь заниматься: себя, шьющей в лесу.

– Но я… такие ковры… я не умею…

– Глупости. Ты всё умеешь. Ткешь из туманов и снега – и жалуешься на неведение?! Не смеши меня! Нити у тебя есть, недостающие цвета – ты знаешь, где взять.

– Но… разве этого достаточно? Я думала – нужны какие-то тайные чары…

– Доверчивое человеческое дитя! Да ведаешь ли ты, какие тайные чары наполняют тебя саму?

– Правда?..

– Поверь мне. А теперь – подойди. Ближе. Еще ближе.

Сархад наклонился, сжал ее лицо в ладонях и бережно поцеловал в лоб.