Ирландский узор
…Эссилт разбудил рассветный холод. Всё-таки лето уже кончилось, и пусть дни по-прежнему теплы, но ночи стали совсем другими.
Очаг догорел; ежиться под шкурами девушке не хотелось, и она решила прогнать холод холодом – пробежкой через туман.
Весь дом еще спал, Эссилт торопливо оделась и на цыпочках выскользнула в белую мглу.
Дорогу к морю она нашла бы и в кромешной тьме – впрочем, сейчас она бежала в кромешной белизне, если можно так сказать.
Под лучами восходящего солнца туман из белого становился золотым, оставаясь таким же плотным. Эссилт замерла: она стояла посреди сияния, в котором, однако, нельзя было увидеть ничего. Этот свет был сам по себе, у него не было источника, он не освещал ничего… он просто – был.
И маленькая дочь короля стояла посреди него.
И еще была – музыка. Тихая, почти неслышная за шумом прибоя.
Эссилт шла на звуки.
Туман редел, поднимался вверх. Волшебное царство света исчезло – просто рассвет над осенним морем.
И только музыка продолжала звучать.
Девушка шла вверх, к морю. Ей, родившейся и выросшей на этих берегах, не казалось странным, что к морю всегда нужно подниматься, долго идти на зеленый холм, который потом, словно ножом отрезанный, обрывается хищными сколами скал, будто кто-то пропахал исполинским плугом борозду, отделив земли Мунстера от моря.
Или и вправду это – след священной борозды.
Эссилт почти взбежала на самую кромку утеса. Туман – рассеялся. Впереди расстилался неимоверный сияющий простор – океан, пробуждающийся навстречу новому дню. Эссилт рассмеялась от счастья; вознесенная над этим бескрайним серебряным сиянием, она, казалось, сейчас сама полетит как птица навстречу солнцу, полетит над морем, над миром, полетит по музыке, как зверь бежит по запаху, полетит туда, где под ее пальцами заклятья будут сплетаться, как нити в узоре, полети-и-ит…
Но музыка, едва слышно звучавшая, смолкла. И это вернуло девушку в мир людей.
Она взглянула вниз – и увидела.
К берегу прибило лодку. В ней лежал арфист, и пальцы его бессильно упали на еще дрожащие струны.
Эссилт на миг задохнулась. Она – здесь, на зеленом холме, среди густой травы и цветов. Он – внизу, среди темных, кроваво-красных скал, на узкой, как лезвие серпа, полоске песка. На ней он висит, как на ниточке… вот-вот лодку смоет – обратно, на прибрежные скалы…
Надо было спуститься – немедленно! Но как? По этому обрыву даже опытный воин не рискнул бы…
Неважно. Для дочери короля, только что мечтавшей о полете над миром, невозможного сейчас не было. Она просто знала – она спустится.
Шаг. Другой. Третий.
Будто исполин, пропахавший священный вал, сейчас подставлял ей свои ладони. Красно-коричневые, каменные ладони. Шаг с одной на другую, ухватиться за палец – так слезть удобнее, и так вдоль всего обрыва – с левой на правую, с правой – на левую. Лезь, малышка, лезь, я тебе помогу…
Так это было или нет, Эссилт не думала. Она спешила спасти неведомого арфиста – и такие мелочи, как спуск по отвесному обрыву, ее сейчас не волновали.
Кромка прибоя: Эссилт
Кто ты, творящий чудеса своей музыкой? Из какой страны… из какого мира ты приплыл? Говорят, есть волшебные страны…
Откликнись. Скажи хоть слово. Что с тобой?
Ты ранен?
Ай… будто об иглу укололась. Если зажмуриться – то из твоего тела словно торчат десятки острейших игл. А глазами не увидеть ни одной.
…но это же наша сила?! Фоморы, живущие у нас, в Мунстере, они такие.
Тебя покусал фомор?
Ты не отвечаешь.
Да, я помню, рассказывали, что на севере, в Ульстере, фоморов боятся так, что даже песни складывают, какие они ужасные. Странные они, эти северяне… не пытались договориться с фоморами. Они же безобидные, если их не злить.
Но ты ранен фомором. И ты умрешь, если я не вытащу из твоего тела эти фиолетовые иглы.
Она на удивление легко оттащила лодку в одну из прибрежных пещер, где ее и самый высокий прилив не достанет. Кажется, та сила, что помогла Эссилт спуститься к морю, еще не оставила девушку.
А потом она стала выбирать иглы… дочь короля не открывала глаз, чтобы зрение не мешало ей сосредоточиться. Медленно и аккуратно, как ткут сложный узор, она нащупывала и вытягивала из тела незнакомца яд фомора – остатки его магической силы. Кололась, было больно, но она терпела: раз укололась – то нашла, а раз нашла – то тяни.
Иглу за иглой – до самой последней… не позволив обломиться в ране и кончику иглы… не допустив, чтобы в теле остался и след магии, осколок заклятья.
…На рассвете прибрежная пещера, куда Эссилт дотащила лодку, освещалась лучами молодого солнца. Потом пришли тени и сумрак, так пригодившиеся девушке. А теперь уже через отверстие в потолке снова льется свет – поздний, золотистый, скоро станет рдяным.
– Эссилт! Госпожа!
Ее хватились не сразу. Да, утром Бранвен увидела, что дочь Ангеррана ушла, – но это же не повод тревожиться. Странно одно: обычно она будила подругу, и они бродили вместе. Но – ушла одна и ушла.
К полудню забеспокоились, стали спрашивать – но дочери короля не видел никто.
Когда солнце начало клониться – встревожились всерьез.
Правда, Бранвен не ощущала тревоги, о чем она сказала Ангеррану, – и тем изрядно успокоила его. Ей король и поручил возглавить поиски Эссилт.
Бранвен же повела людей короля к морю – и велела им не искать, а звать. Звать Эссилт, пока та не откликнется.
– Я здесь! – закричала Эссилт, подбегая к отверстию пещеры. Вторым выходом этот лаз назвать было трудно.
– Госпожа? – она услышала голос Диоруйнга, ближайшего папиного друга и первого бойца. – Ты цела?
– Я – да, но здесь…
– Я сейчас спущусь, – отвечал воин.
И очень скоро он был в пещере.
– Что случилось? – заботливо спросил он.
– Арфист, – Эссилт потянула Диоруйнга к морскому выходу. – Он ранен. Его надо…
– Откуда здесь эта лодка? – нахмурился старый боец.
Дочь Ангеррана принялась объяснять:
– Она была на песке. Он ранен. Я смогла хоть немного… Когда я увидела сверху, он еще играл… Надо же было оттащить из прибоя – его могло унести…
Диоруйнг на всякий случай кивал. Главное было сделано: госпожу нашли, она цела. Ну, какой-то странный раненый при ней… мелочи.
– Девочка моя. Тебе надо выбраться. Пойдем, тебе помогут подняться.
– Но он?! – встрепенулась Эссилт.
– Я вынесу его.
– А арфа?!
– Да, конечно. Арфа. Хорошо, сюда спустится один из моих, мы поднимем и твоего героя, и его арфу.
– Диоруйнг, это важно! Он смог…
– Конечно, госпожа. Пойдем к лазу, я тебя подсажу на первый камень…И как тебя угораздило сюда забраться-то?
– Ведь с моря удобная тропа, – сказала она, ловко хватаясь за камни.
Диоруйнг чуть рук не разжал.
– С моря – что?!
– Тропа. Ты разве не знал?
– Кх-х-кххх… Тропа. Конечно. Держишься? Эй, сони, спуститесь, помогите госпоже!
Кромка очага: Диоруйнг
Ангерран, вот твоя дочь, а вот ее улов: раненый и его арфа.
А теперь послушай меня, король.
Она уверяет, что спустилась к Клыкам со стороны моря. И говорит, что там удобная тропа.
А этот раненый щенок проплыл между Клыков. Пока я его тащил наверх из пещеры, он так и не пришел в себя. И сомневаюсь, чтобы он был в сознании, пока плыл.
Однако ж он благополучно миновал Клыки. Чужестранец. Наши рыбаки не рискуют там плавать.
Ангерран, ты понимаешь, что всё это значит. На один день пришлось два невозможных.
Я не знаю, что это за мальчишка, но будь внимателен к нему. А наша Эссилт выросла, раз уже творит тропы там, где я б и в молодости свернул бы себе шею.
Твоя девочка уже пробуждает силу магии. И это, уверяю тебя, только начало. И не удивлюсь, если этот неведомый арфист ей поможет.
* * *
…Когда он открыл глаза, на него обрушился золотой поток. Золото текло и текло, сияя ярче солнца, и это было так чудесно, что Друст рассмеялся от радости.
О том, что этот смех был тише шепота, он не знал.
– Он очнулся, Бранвен! Дай ему питья.
Ласковые руки приподняли его, невольно вызвав в памяти прикосновения матери… как давно…
Отвар трав полился в пересохшее горло, Друст невольно закашлялся, питье пролилось… неважно.
Она – Золотая – рядом. С ней тепло. Она – его жизнь, и он не умрет от ран не потому, что она его лечит, а просто потому, что она рядом.
– Всё хорошо, – улыбается Золотая. – Лежи, отдыхай. Твои раны заживают, скоро ты сможешь встать.
Он силится улыбнуться в ответ.
Она поправляет на нем мягкие овчины:
– Не торопись. Сейчас Бранвен принесет мясной отвар. Выпьешь и поспишь. Проснешься здоровым. Ну, почти здоровым.
Его рука шарит по одеялу.
– С твоей арфой всё хорошо. Она здесь, цела и невредима. Скоро ты споешь мне.
Его пальцы встречаются с ее – и сжимают.
– Не говори пока ничего. Мы еще успеем поговорить. Главное: ты жив. Яд я вытянула.
– Тххх…ты? – хрипит он.
– Молчи, пожалуйста. Я Эссилт, дочь Ангеррана, из королей Мунстера. Тебе здесь ничто не угрожает.
Кромка яви: Друст
Вот я и нашел тебя. Не искал, а нашел.
Всего лишь чуть не умер, чтобы встретиться с тобой. Такая малость.
Ты – счастье дяди. Тебя он ждет веками. Он же не знал, что путь к тебе так прост и прям: через воды смерти.
Ты ждешь по ту сторону смерти. Ты дождалась.
Твой волос, как канат, притянул меня. Знаешь, у людей бывает такая хитрая штука: плот, привязанный канатами к двум берегам. Я по волосу приплыл сюда.
А теперь надо потянуть за другой канат. И по песне доплыть до обратного берега.
Песня – ведь это тоже канат.
Такой же прочный, как твой волос.
Едва незнакомец смог хотя бы сесть на ложе, он потребовал арфу. Сил петь у него еще не было, и он просто перебирал струны.
Эссилт слушала, завороженная, – и ее мысленному взору представали древние курганы, и рыжеволосый владыка шел сквозь них, и синим огнем горели узоры на его теле, и бил копытами черный жеребец, повергая полчища врагов, и не найти героя славнее его и властителя мудрее, и только он достоин преклонения…
– Кто? – выдохнула девушка, не помня себя от волнения.
– Марх, – отвечал арфист. – Король Корнуолла.
Кромка моря: Эссилт
Море. Оно разделяет наши страны.
Но море можно переплыть. День пути, другой – и ты в Прайдене.
Нельзя переплыть ненависть. Самый надежный курах потонет.
«Отомстим за Гверна!» – кричат у нас. Уже не помнят, кто такой был этот Гверн… главное ведь для воинов – мстить, а за кого – неважно.
Но я-то знаю: матерью Гверна была Бранвен. Не моя, а та… древняя. И она была из Прайдена.
Я не хочу ненавидеть Прайден. Мне некому мстить за Гверна. И я… я хочу мира меж островом Могущества и Островом Чародейства.
Этот мир мне очень нужен. Потому что я, кажется, люблю их короля.
Они снова вдвоем. Бранвен не в счет, она не выдаст.
– Спой еще. Пожалуйста.
– Ты знаешь, кто я? – тихо спрашивает арфист.
– Да, – опускает взгляд она. – Ты из Прайдена. Ты наш… ты их враг.
– А твой?
– Пой…
– Он – король Корнуолла.
– Я знаю. Я люблю его…
– Он мой отец. Приемный… но это неважно.
Кромка любви: Эссилт
Я – королева. С первого вздоха. С первого взгляда. С первого шага.
Я – сила Земли, но не родной, как Бранвен, а той, с которой меня свяжет судьба. Я не знала, что за земля это будет. Одно лишь ясно: не Мунстер. Я здесь лишь гостья. Мой дом… далеко или близко, но не тут.
Придет час – и сила новой родины войдет в меня, как вода наполняет сосуд или как живительные соки заставляют семя стать ростком. И то могущество, что спит во мне, пробудится и выплеснется в мир.
Одного лишь я не ведала: что это будет за королевство? что за земля?
Теперь – знаю.
Ты ждешь меня, муж мой. Ты, для кого я овладевала всеми искусствами, что пристали дочери королевы, – и иными, которые в сумраке лесов и тумане низин передавала мне моя Бранвен.
С младенчества я пыталась угадать твой облик. Лица твоего я не вижу, но сейчас это и неважно. Ведь я знаю: ты – истинный король.
И я люблю тебя всем сердцем.
Любишь ли ты меня так же?
Сбивчивый шепот. Двое, объединенные любовью, – но не друг к другу: к третьему.
– Твой отец никогда не согласится…
– Придумаем. Он же не знает, что ты из Прайдена.
– Что ты предлагаешь?! Бежать в Корнуолл? Да новая война вспыхнет через день после твоей свадьбы!
– Но тогда мы должны…
– …действовать в открытую. И Ангерран казнит меня, едва узнает, что я – победитель Мархальта.
– Он не казнит. Мархальт – фомор… был фомором, за победу над ним не…
– Ну не казнит. Но всё равно – не отдаст тебя за Марха.
Это было слишком хорошо ясно обоим. Эссилт со вздохом занялась ранами Друста – уже почти затянувшимися, но всё же еще долго требующими ухода.
Кромка любви: Друст
Госпожа моя… лучик мой золотой.
Рядом с тобой мне становится светлее. Я видел женщин красивее тебя, но – в тебе есть то, что не дано ни одной красавице. В тебе – свет.
Когда ты прикасаешься ко мне, перевязывая мои раны, – я счастлив. Ты хочешь исцелить меня поскорее, а я мечтаю о незаживающей плоти.
Потому что день моего исцеления станет днем нашей разлуки.
И неважно, что мы пока оба не знаем, как именно я устрою ваш с дядей брак.
Мне не нужно вытягивать волос из моей туники и прикладывать его к твоим косам: я и так вижу – ты и есть суженая Марха.
Моего дяди. Приемного отца.
Мне следует называть тебя матерью. Уже сейчас.
Так будет проще.
* * *
Ангерран видел, что его дочь сделалась задумчивой после того, как спасла своего арфиста, но короля это не волновало. Эссилт не влюблена в этого юношу – видно же. А даже если бы и была – что с того? В заморском раненом не было угрозы, король чувствовал это. Будь этот арфист опасен для Ирландии – это ощутил бы любой из чародеев Мунстера.
А они смутно чувствовали другое: его появление сулит благо.
Так что Ангерран не докучал расспросами дочери, ожидая, когда она сама расскажет – если будет что.
Эссилт же подолгу бродила в поисках целебных трав.
Так очень хорошо думалось.
Та давняя встреча с Ку Рои заново вставала перед ее глазами, Верховный Король снова вырывал у нее волос, снова отправлял его на восток – и этот волос возвращался к ней вплетенным в тунику Друста.
– Вот я и говорю… – услышала она за спиной.
– Вот я и говорю, – усмехнулся Ку Рои, устраивая дубину на плече, – вы, люди, столько всего себе напридумываете… Ну вот кто мешает тебе пойти прямо к отцу и сказать, что хочешь замуж за своего Марха?
– А ты… – пролепетала Эссилт, – ты мне поможешь? Ты скажешь, что послал ему мой волос?
– А я здесь при чем? – удивился Король-Свинопас. – Я замуж за Марха не хочу.
– Но тогда отец откажет…
Они поднялись на холм. Внизу тек ручей, по обе его стороны паслись овцы. На правом берегу – черные, на левом – белые.
Не успела Эссилт удивиться, кто и зачем так хитро разделил отару, как одна из белых овец вошла в ручей и – выбралась на противоположный берег черной. Потом еще несколько овец с черного берега побежали по воде, поднимая тучи брызг, – а когда вышли на другой берег, то были белее снега.
– Так черные или белые? – прищурился Ку Рои.
– Я не знаю…
– А волки или овцы?
– Конечно, овцы.
– Вот и думай, – хмыкнул Свинопас и исчез. Ни его, ни черно-белого стада.
Черно-белая кромка: Эссилт
Первую твою загадку, Король, разгадать нетрудно: молва чернит нас и молва же нас обеляет. Друст – убийца Мархальта – будет назван врагом. Надо, чтобы молва была на его стороне.
Но почему – волки и овцы?
Волки… они нападают равно на белых и черных овец. Тот, кого славят героем, и тот, кого зовут негодяем, они равны… равны… равны перед тем, что на черное и белое не делится, что всегда серо. Всегда – опасно? Равно опасно для всех, так?
Ой. Что это с ручьем?! Он задвигался словно змея, он поднимает голову, разевает пасть…
Мне страшно!
Адданк? Адданк, морской змей! Он здесь…
…нет. Это был только морок.
Только подсказка Ку Рои. Спасибо тебе, Король.
Она вернулась к себе. Друст, заметно окрепший, негромко играл на арфе. Увидев Эссилт, он отложил арфу, встал, поклонился.
– Что случилось? Ты испугана? Чем?
– Я говорила с Верховным Королем о нас.
– Он знает?!
– Это он послал мой волос Марху, – Эссилт провела пальцем по золоту в тунике на груди Друста и не заметила, как он напрягся от ее прикосновения.
– И что?
– Он прав: есть только один способ…
– Убить какого-то вашего монстра поужаснее? – перебил ее Друст.
Она кивнула.
– Он сказал, кого?
Девушка сглотнула:
– Адданка.
– Рассказывай.
Кромка легенд: Эссилт
Я только слышала об этом, и то мало… У нас об этом боятся говорить.
Когда-то очень давно сюда из Прайдена прилетели двое. Одни говорят, что это были фоморы, другие – что боги. Их имен не называют… или уже не помнят. Говорят, они были в обличье Воронов.
Они творили здесь свое злое чародейство – на островке недалеко. Потом умчались сеять зло в Прайден, а чары их… на этом острове всё пропиталось злом так, что скалы рухнули. И всё, что жило на том острове, оказалось в море. Звери, мелкая живность – всё погибло, но одна змейка выжила. Она питалась заклятьями, как плотью, она росла в море и ела всех, кого настигала, и всё вбирала и вбирала в себя ту злую магию.
Она выросла огромной. Может человека съесть.
И ест. Перевернет лодку рыбаков… и всё.
Правда, потом долго спит где-то на дне сытой.
– Какая милая змеюшка, – зло скривился Друст. – Да, если я избавлю вас от такого подарочка наших прайденских Воронов, мне простят смерть Мархальта.
Сын Ирба помолчал и горько добавил:
– Если.
Кромка битвы: Друст
Интересно, их верховный король решил меня убить?
Хотя нет. В смысле, уже неинтересно.
Он поставил условие. Отступать мне теперь некуда, разве что на меч броситься.
Ну, погибнуть я всегда успею.
…так, этого змея надо выманить. Не ждать же, когда он отоспится после очередного съеденного рыбака и захочет позавтракать бриттским воином. Выманить – несложно, арфа при мне.
Арфа!
Всё гораздо легче, чем я думал! Мне незачем плыть по морю – любому ясно, что там эта милая змейка просто перевернет мою лодку – и всё.
Я могу заклясть змея с берега. Скалы будут мне защитой.
Так есть надежда победить этот древний кошмар?!
Друст провел руками по лицу, унимая волнение.
– Что? – спросила Эссилт.
– Мне нужен лук. Самый лучший. И стрелы. Достанешь?
Она кивнула.
– Хорошо бы такой лук, который не-люди делали. Сможешь? Я потом верну, честно, – он с усилием улыбнулся.
– Постараюсь. Еще что?
Он пожал плечами:
– Меч на всякий случай.
– Тоже из сида?
– Как получится. Главное – достань мне хороший лук… Жаль, как жаль, что мой остался дома!
* * *
Едва утром Друст открыл глаза, как услышал голос Бранвен:
– Взгляни, господин. Этот хорош для тебя?
Служанка Эссилт протягивала ему лук. При виде этого оружия у Друста сердце замерло.
Созданный века назад руками сидов, он был надежнее любого нового и прекраснее любого творения, какое только доводилось Друсту видеть в жизни. Сила магии оплетала его узорами, свивалась в орнаменты, и силой была красота, а красотою – сила.
– Откуда? Кто дал вам?!
Бранвен смущенно улыбнулась:
– Никто. Мы сами… Несколько сонных заклятий, отвод глаз… Но ведь с этим луком не станется ничего дурного, правда? Король узнает, что мы его взяли, потом – когда ты убьешь Адданка.
Юноша кивнул:
– Когда я убью Адданка.
На рассвете следующего дня Друст выскользнул из королевского дома. Всё еще спало, и сыну Ирба это было только в радость: никому не придется объяснять, куда и зачем он идет. И с Эссилт проща… разговаривать перед боем тоже не нужно будет.
Когда маленькая златокудрая госпожа проснется – всё уже будет кончено.
Друст был весел. Страшная опасность, навстречу которой он шел, бодрила его и радовала. Это не было самоуверенностью гордеца, это была собранность воина, то напряжение сил, в котором – залог победы.
Юноша взбежал на склон, вогнутый, как лохань. Только внутри этой огромной плошки была земля, а за краем расстилалось море. На много лиг… покуда хватало глаза. Мерно вздыхающая гладь, таящая в своих волнах страшное чудовище.
Друст резко выдохнул, собирая все силы, снял с плеча арфу и тронул струны.
…Эхо гулко подхватило его песнь, словно он играл не на морском просторе, а в каменной пещере.
Кромка берега: Друст
Блещет багрянцем заря, блестит броней брань. Свёл берег брови, высматривает монстра.
Ты, трусливая туша, топящая простаков тварь! осмелишься ли взглянуть в лицо сильному?!
Хватает тебе хвастовства хавать хилых, рискнешь ли обрушиться на решительного?
Нет, в тине ты тихохонько затаишься, от страха протухнет толстое тело!
Боязно бичу рыбаков выйти на битву!
Смят смехом моим, мельчает монстр. Малявкой морской мне ты мнишься, моллюск мелководный!
Друст не столько понимал, сколько ощущал, что делает всё правильно. Он не просто вызывал тварь из глуби моря, он своими насмешками не просто дразнил ее: он лишал Адданка силы. Оскорбления обретали бытие, реальность…
…но когда шелковое рассветное море взбухло волнами, то сердце Друста на миг дрогнуло. Но юный бард продолжал играть и поносить Адданка… сын Ирба уже повторялся, и великие певцы его бы забранили за не слишком искусное сложение песни – но не было здесь ни славных певцов, ни бесславных, а были лишь скала, море и исполинская тварь, уже показавшая изгибы своего жуткого тела.
И была песнь, сокрушающая Адданка сильнее всякого оружия.
Друст опять пропел что-то вроде «потонет трусливая тварь», как вдруг чудище высунуло из воды голову.
Юноша ойкнул и сбился. Такой мерзкой морды он и вообразить не мог.
Испуг был мгновенным, но Адданк вышел из-под заклятья.
Друст понял это, бросил арфу, сорвал с плеча лук, пустил стрелу – через море, через свой ужас, через отчаянное желание удрать без оглядки – пустил в глаз чудищу.
Вторую.
Третью.
Адданк в ярости вспенил море сильнее любой бури… но то была агония твари.
Друст сел на берег, обхватил голову руками. Юношу била страшная дрожь, зубы стучали так, что едва ни откалывали куски друг от друга. Сын Ирба скорчился, как ребенок… то ли напряжение этих мгновений битвы оказалось слишком сильным, то ли омерзение превзошло всё ожидаемое.
Но уже взошедшее солнце согрело его. Кошмар отступал… да и поздно бояться теперь, когда чудище убито.
Эта мысль заставила Друста улыбнуться.
Юный герой встал и нашел в себе силы посмотреть на море.
Жуткое тело Адданка плавало в волнах кверху брюхом.
Только сейчас стало видно, насколько этот гад огромен.
Друст почувствовал, что его желудок сейчас… юноша закусил губу, не позволяя своему телу позорной слабости.
Бояться – уже – поздно.
Надо отрубить голову этому чудовищу.
Надо.
Мало ли, что хочется бежать… герой не убегает от мертвого чудища, иначе какой же он герой?! А то найдется еще проходимец, который откромсает Адданку голову… и не докажешь потом, что это ты убил тварь.
Да и кто поверит, что ты не боялся живого монстра, если драпанул от мертвого?!
Он закинул за плечо лук, взял арфу и заиграл просто мелодию – на слова сейчас сил не хватало.
Море послушалось его призыва, и тушу Адданка стало прибивать к берегу. Несколько сильных аккордов – и голова твари застряла на прибрежных камнях.
Осталась мелочь – отрубить ее.
Друст сбежал по склону, нашел тропку к воде, спустился.
…Вблизи мертвый Адданк был таков, что юношу всё-таки вывернуло наизнанку.
Друст долго полоскал рот морской водой, вымывая из себя привкус страха.
В самом деле, бояться совершенно нечего. Так, гадюка-переросток. Ну, водоплавающая… была, при жизни.
Юноша принялся рубить голову Адданку. Чешуя и ошметки мяса летели кругом, пока наконец меч Друста не врезался между позвонками и голова не отвалилась.
А на тушу уже слетелись чайки. Им пиршества хватит надолго.
И тут сын Ирба понял, что голову чудовища ему не втащить на берег. Тем более не донести до королевского дома. Нужен помощник. И лучше не один.
Друст взбежал на склон. Он был бы рад сейчас любому прохожему, если только тот не слишком слаб.
Кромка берега: Друст
Да там пастух! И, похоже, крепкий малый.
Эй, подойди сюда!
Мне явно везет: это же силач!
Послушай, парень, мне нужна твоя помощь. Вон, видишь внизу голову Адданка? Да, это я убил его. Помоги мне: донеси эту голову до зала в королевском доме.
Что? Награда? Хм… у меня и нет ничего…
А, вот: тебе нравится брошь на моем плаще? Да, это настоящее серебро. Я отдам ее тебе, но только в королевском зале.
Согласен? Чудесно. Тогда спускаемся к морю и попробуем втащить эту голову на траву, будь она неладна!
Да не трава, а голова!
Что? Стихами разговариваю? Ну да, я еще и бард…
Вдвоем, обливаясь по́том, они подняли голову Адданка с прибрежных камней на землю. Друст уже собирался с силами, чтобы вдвоем с этим парнем тащить голову в дом Ангеррана, но сыну Ирба явно повезло: пастух ловко взвалил огромную змеиную башку на плечи и бодро зашагал к королевскому дому.
Будто дорогу знал.
Друст пошел следом… и ему приходилось почти бежать, чтобы поспевать за неспешным шагом своего помощника.
Все встречные низко кланялись им, и сын Ирба гордо поднимал голову: да, его чествуют. Былой ужас растаял, как туман, Друст милостиво кивал в ответ на поклоны, а силач-пастух шел и шел с головой Адданка на плечах, и не знал усталости.
Вот и дом Ангеррана.
Но тут возникла незадача: башка Адданка не пролезала в двери.
– Ы-эх… – огорченно выдохнул силач.
Друст было подумал, что этот пастух решил, что не получит свою фибулу: ведь он не смог донести голову до зала… но тут сына Ирба ослепило невыразимо яркое сияние, он зажмурился… и когда рискнул открыть глаза, то он стоял перед троном Ангеррана, рядом лежала голова Адданка и…
…и высился столп света.
Свет медленно обретал очертания фигуры.
Вдвое выше человеческого роста, но донельзя знакомой.
Ангерран и все его эрлы встали и низко склонились.
Друст на всякий случай поклонился, как они…
…а когда распрямился, то увидел своего пастуха.
Только на сей раз он был вдвое выше, и тело его светилось золотым светом.
– Приветствую тебя, о Ку Рои, верховный король Мунстера! – возгласил Ангерран.
– А чаво меня-то? – хмыкнул тот. – Вот тебе герой, его и приветствуй. Чай, не каждый день у тя Адданков убивают.
У Друста подкосились ноги.
Но Ангерран был привычен к шуткам своего повелителя.
– О юный герой, имя которого нам неведомо…
– Ты дочку сюда позови, – перебил его Ку Рои. – Он ведь из-за нее сражался.
– Ты хочешь получить мою дочь в жены? – спросил Ангерран Друста.
Но ответил Ку Рои:
– Хочет он, еще как хочет.
Друст кивнул. В это утро случилось слишком много всего, и у юноши земля качалась под ногами.
Эрлы и Ангерран почтительно молчали. Ку Рои громко икнул и заявил:
– А пока Эссилт спешно выбирает платье (и выберет, готов поспорить, самое неудачное), я хочу получить обещанную плату.
Друст сглотнул:
– Плату?
– Ну да! Мне была обещана брошь! Серебряная! Не какая-нить медяшка!
– Но я… верховному королю… – сын Ирба смешался.
– Что-о-о?! – взревел Ку Рои. – Ты отдал бы брошь пастуху, а верховному королю – жадничаешь?! Ангерран, что за непотребство творится в твоих землях?! Обещанную награду не отдают – и ты терпишь это?!
Гнев Ку Рои был таким наигранным, что и Ангерран, и его эрлы, и даже покрасневший от смущения Друст рассмеялись. Юноша отколол фибулу и протянул ее светящемуся великану.
Тот милостиво выдохнул:
– Ну вот это справедливо.
Он взял брошь, приколол к своей одежде – и в сиянии золота заблестел серебряный луч.
Эссилт, вошедшая в зал, ахнула.
Друст подбежал к ней, схватил за руку, показал на голову Адданка:
– Ты видишь? Я победил! Я смог! Я увезу тебя! Твой отец уже дал согласие!
– Да?.. – тихо выдохнула она.
Ангерран чуть наклонил голову. Ку Рои улыбнулся.
– Так как же зовут моего зятя? – спросил король.
Друст, держа Эссилт за руку, снова вышел на середину зала.
– Его зовут…
Кромка верности: Друст
Пол уходит из-под ног.
Я могу назвать свое имя. Я люблю тебя… никто не будет любить тебя так, как я.
Ты просто не знаешь, насколько я люблю тебя!
Но ты любишь дядю.
Я вижу.
Ты его никогда не видела – но ты знаешь его не только по моим песням. Откуда? Как ты смогла полюбить его? Не знаю. Поздно спрашивать.
Ты сейчас рада не мне. Моя победа, мертвый Адданк означает для тебя лишь открытую дорогу в Корнуолл.
Ты будешь с ним счастлива. А я… я найду какую-нибудь другую тварь и погибну в бою. Ты прольешь слезы над моим телом. Дядя тоже…
Эссилт, мой солнечный лучик, знаешь, мне было проще поразить Адданка, чем сейчас назвать имя дяди.
«Знаешь»? Нет, конечно, нет. Не знаешь.
И не узнаешь никогда.
– …Марх, король Корнуолла. Мой дядя.
– Что-о-о?! – взревел король. Эрлы повскакали с мест.
– А что, – Ку Рои поинтересовался негромко, но его голос перекрыл весь шум, – Адданк становится живым от того, что его убил племянник Марха?
Друст вскинул голову. Эссилт крепче стиснула его руку.
– Я Друст, сын Ирба, племянник Марха, сына Рианнон. Это я убил Мархальта – и вы вправе мстить мне, если захотите. Но я победил Адданка ради того, чтобы добыть Эссилт в жены моему дяде! Хотите – убейте меня здесь, но Эссилт должна отправиться в Корнуолл!
– Ангерра-ан, – осведомился верховный король Мунстера, – так как там с обещанной наградой? Или ее дают только бедным пастухам?
– Ты… – побледнел король, – ты…
– Я глупый пастух… – Ку Рои вдруг уменьшился до человеческого роста, и золотое сияние исчезло, – и мне не понять разницы между простолюдином и героем. Разницы между верховным королем и чужаком я не понимаю тоже… Такой уж я балда от природы, только со свиньями мне и возиться. Мне вот фибулу дали за то, что я голову доволок… а ему вон обещали девочку… мне цацку дали, а ему девочку давать не хотят…
Ку Рои вдруг вырос и рявкнул так, что со стропил посыпалась труха:
– Где справедливость, Ангерран?! ГДЕ СПРАВЕДЛИВОСТЬ В ДОМЕ ТВОЕМ?!
Ангерран стиснул пальцами виски, проговорил:
– Я сдержу слово.
* * *
Ангерран сам пришел в покои дочери. Они вдвоем склонились над вышиванием ковра: Эссилт и Бранвен.
Подруги. Принцесса и служанка. Королевская дочь и… королевская дочь. Дитя королевы и – дитя Земли.
Ангерран слишком хорошо помнил, как еще юношей, еще до свадьбы его увели совершить обряд священного брака. В Эрине воплощением власти испокон веку были женщины, и смешно было и думать стать королем, не заключив брака со своей землей. Ангерран никогда и никому не рассказывал о том, что же произошло в святилище в ту ночь и отчего он наутро вышел с крохотной девочкой на руках.
Он назвал дочь – Бранвен, в память о той, из-за кого некогда разгорелась самая страшная битва между ирландцами и бриттами. Пожалуй, сам он не смог бы объяснить, почему дал дочери именно это имя.
Малышка Бранвен выросла лет за пять, а потом перестала взрослеть. Совсем.
Помощница королевы. Нянька новорожденной Эссилт. Воспитательница маленькой принцессы, когда ее мать умерла. Подруга и служанка прекрасной дочери короля.
Бранвен делала всё возможное, чтобы при дворе Ангеррана забыли, кто она такая. Что она человек лишь наполовину. Что ее мать – больше чем богиня. Древняя. Из изначальных стихий мира.
Говорят, сиды дивно-прекрасны… или мерзко-уродливы. Кажется, так. Бранвен не была ни прекрасна, ни уродлива. Миловидная прислужница, ничего более.
Меньше, чем ничто. Пыль у башмачков принцессы.
Но Ангеррану было спокойнее от того, что рядом с Эссилт неотлучно находилась Бранвен.
Две дочери… настолько непохожие, что никто бы не заподозрил родства между ними.
Осиянная золотым светом дочь королевы и темноволосая невзрачная… дочь Земли.
Бранвен и Эссилт вместе вышивали ковер – древние подвиги Ку Рои. Правду сказать, работа продвигалась не очень-то быстро.
– Отец?
– Эссилт, прекрати делать вид, что ты занята шитьем. Я хочу знать, что происходило в моем доме все эти дни. Ты всё знала? Ты захотела выйти замуж за врага Эрина?
Она встала и тихо ответила:
– Он не враг нам. Я его всегда любила. Любила с детства. Друст только рассказал мне о том, что я чувствовала и до него. Он рассказал мне о моем муже. Тот, ради кого Друст рисковал жизнью, – благороден и мудр. Он достоин беззаветной верности. Пока я знаю лишь его имя, отец, но… выйти за него замуж – моя судьба. Отец, ведь мы с тобой всегда это знали?
