Часть 5

17

Менеджер отеля был странным человеком.

Я достаточно много поездил по городу, чтобы понять, что отель был одним из лучших в Урумчи. Здесь нам позволили пользоваться одним из залов для совещаний на первом этаже во время наших многочисленных интервью, и наша история обошла все национальные телеканалы. Поэтому я был уверен, что если хорошо попрошу, то он пойдет нам на уступки. Я думал, что если понадобится, то он немного отступит от правил и позволит Гоби остаться в отеле. Конечно же, парень поймет, какие возможности для его бизнеса принесет эта уступка.

«Нет», – сказал он.

Он говорил по-английски лучше, чем большинство людей, с которым я здесь встречался, но решил повторить вопрос помедленнее.

«Можно поселить собаку в моей комнате? Она очень маленькая. Для вас это будет хорошей рекламой».

«Нет», – снова повторил он. Он отлично понял, о чем я прошу. «Мы никогда не позволяем собакам оставаться в отеле. – Он помолчал с минуту, затем снова заговорил, понизив голос. – Но мне бы хотелось помочь вам».

Я мысленно поздравил себя с победой. Даже если это будет стоить мне несколько сотен долларов, я знал, что безопасность Гоби стоит того.

«Возможно, собака может пожить в одной из комнат, которые мы используем для обучения персонала».

Это был не идеальный вариант, но выбор был невелик. «Можно посмотреть на нее?».

«Конечно, – сказал он. – Сюда, пожалуйста, мистер Леонард». Вместо того чтобы пройти в глубь отеля, он провел меня через вращающиеся входные двери, мимо охранника в стандартном пуленепробиваемом жилете и с винтовкой, по переполненной парковке и через ряд дверей, которые, казалось, вообще не запирались и качались на ветру, как двери салуна в старом вестерне.

Но это было еще не самое худшее. Сама комната имела катастрофический вид.

Это была не столько учебная комната, сколько свалка. Комната была заполнена бутылками с чистящим средством и сломанной мебелью. Похоже, что дверь вообще не закрывалась. Менеджер увидел, что я смотрю на нее, и попытался плечом надавить на нее, чтобы закрыть, насколько это возможно, но, тем не менее, внизу еще оставалась щель размером с Гоби, через которую она могла легко выбраться.

«Я не могу поселить ее здесь, – сказал я. – Она убежит».

«Так что?» – спросил он, повернувшись и направившись к выходу на парковку.

Как я уже сказал, это был странный человек.

Мы с Ричардом вышли и первым делом купили набор самых необходимых для Гоби вещей на стихийном рынке за парковкой отеля. Выбор был небольшой, но нам удалось купить поводок и ошейник, пару мисок и немного еды. Идя по улице, мы набросали план действий на случай, если менеджер отеля откажет нам. Похоже, нам придется прибегнуть к плану Б.

Когда мы утром вернулись к господину Ма, Гоби была так же рада видеть меня, как и накануне вечером. Меня это очень обрадовало, как и тот факт, что господин Ма безусловно хорошо заботился о ней. В хаосе предыдущего вечера я не забывал о вчерашнем подозрении, что это какое-то мошенничество. Но чем больше я разговаривал с господином Ма и видел, что это обычный парень, одетый так, как будто собирается в спортзал, а не планирует какое-то вымогательство, тем больше проникался к нему доверием. А когда я узнал, что он торгует нефритом, мне стало все окончательно понятно. Он точно не нуждался в деньгах. Здесь точно нет никакого шантажа.

Я сказал господину Ма, что хочу отдать ему вознаграждение на специальном ужине, который мы хотим устроить для поисковой команды следующим вечером. Он согласился прийти, но настаивал на том, что не хочет брать деньги в качестве вознаграждения. И когда Ричард, Лу Синь, Гоби и я собирались уходить, вошел какой-то человек, на лице у которого играла, как мне показалось, натянутая улыбка. Мы не были знакомы, но его лицо я где-то видел.

«Я муж Нурали» – сказал он, вцепившись мне в руку мертвой хваткой. Я понял, что он настроен решительно.

Я вспомнил, где видел его раньше. Это был один из водителей на забеге. Гоби стояла на полу, и он встал на колени, чтобы поднять ее.

«Да, – сказал он, поворачивая ее перед собой, как будто это была древняя ваза, которую он собирался купить – Это точно Гоби».

Он вернул ее мне. «Мы делали все возможное, чтобы сохранить ее для вас, но она сбежала. Ей понадобится хороший забор, когда вы привезете ее домой».

Наш план по проникновению Гоби в отель был прост. Мы решили посадить ее в сумку и пронести. Проблема состояла в том, что, как и во всех отелях и общественных зданиях в Урумчи, безопасность здесь обеспечивал не только парень в бронежилете с АК-47. Здесь приходилось иметь дело еще и с рентгеновским аппаратом и металлодетектором.

Мне предстояло разыгрывать сцену и создавать отвлекающий маневр. Я нес незастегнутую сумку, набитую объявлениями и снэками, которую уронил на пол возле сканера. Я шумно суетился и бесконечно извинялся, ползая по полу и собирая их. В это время Ричард с Гоби, которая тихо сидела в джинсовой сумке, издали немного напоминающей пальто, прошли сквозь металлодетектор, надеясь, что мы не забыли вынуть оттуда ничего, на что детектор может отреагировать.

В комнате наконец настало время осмотреть Гоби. Шрам у нее на голове свидетельствовал о страшной ране, и было неизвестно, нанесла ли ее другая собака или человек. Шрам был толстым, но уже хорошо затянувшимся, и, на мой взгляд, беспокоиться было не из-за чего.

А вот с бедром у нее были проблемы. Ей было несомненно больно, когда доктор неосторожно подняла ее вчера вечером, и при малейшем надавливании она вздрагивала. Но когда я отпустил ее на землю, проблема оказалась еще более очевидной. Она едва могла выдерживать малейшую нагрузку на лапу.

Я снова и снова задавал себе вопрос, что же могло с ней случиться.

Утром я поговорил с Кики о том, что делать дальше. Мы знали, что Нурали не занималась абсолютно никакими осмотрами, которые были необходимы Гоби для перелета, поэтому прежде всего ее нужно было вести к врачу. После это оставалось ждать завершения всех бюрократических процедур и ехать в Пекин за разрешением.

«Сколько на это понадобится времени?» – спросил я.

«Может быть, неделя, может быть, месяц».

Вчерашняя депрессия снова напомнила о себе. «Вы уверены, что нужно лететь? А почему мы не можем поехать на машине?»

«Дорога займет тридцать четыре часа, и вас не впустят ни в один отель. Вы точно захотите оставить ее в машине?»

Я не хотел. Мы согласились, что поездка на машине останется запасным планом.

«Кроме того, – добавила она, – я связалась с авиакомпанией, в которой мне пообещали пронести Гоби на самолет без всяких отметок об этом».

Оставшуюся часть дня мне оставалось только присматривать за Гоби. Я кормил ее, когда она хотела есть, позволял ей играть с моими носками, когда ей было скучно, и втихаря спускал ее на лифте к подземной парковке, когда ей нужно было сделать свои дела. Это была мечта, а не собака; она не лаяла в комнате и не возражала, когда я в сумке выносил ее из комнаты.

Как ни странно, этот день напомнил мне об одном периоде в моем подростковом возрасте, когда я был в хороших отношениях с мамой. Я болел, и мне нужен был уход, и на некоторое время агрессия в отношениях между нами испарилась.

Болезнь проявилась, когда мне было тринадцать, я лежал дома на ковре и смотрел по телевизору самое значительное событие в моей жизни. Красотка и крутой парень в популярной австралийской мыльной опере «Соседи» собирались пожениться. Об этом говорили все – даже больше, чем когда Клифф Янг выиграл забег от Сиднея до Мельбурна. Я был влюблен в красотку Шарлин, и занял место в первом ряду на ковре, когда заиграла музыка в начале фильма. «Neighbors, everybody needs good neighbors…» («Соседи, нам всем нужны хорошие соседи…»).

Как раз перед тем как Скотт и Шарлин собрались сказать «Да», я отключился. Это все, что я помню.

Я очнулся в больнице. Я чувствовал себя ужасно, как будто все органы внутри меня перемешались. Врачи говорили непонятными мне словами, и я не мог уловить ни единую мысль. Ужасное чувство тошноты нарастало. Несколько часов я чувствовал себя так, как будто сейчас взорвусь, пока наконец мне не удалось уснуть, чтобы проснуться через двенадцать часов.

Со мной случился приступ эпилепсии, и маме пришлось объяснять мне, что такое эпилепсия.

Припадки случались со мной еще несколько раз, и после каждого раза наступал период – день или два – когда я чувствовал себя ужасно. Я не ходил в школу, меня водили к специалистам, и я свыкался с мыслью, что этот нежданный гость будет постоянно возвращаться в мою жизнь, принося с собою хаос.

Затем, меньше чем через год после первого приступа, я начал понимать, что после последнего приступа прошло уже несколько месяцев. Визиты к врачу стали все реже и реже, и жизнь вернулась в нормальную колею.

Как ни смешно это звучит, я почти скучал по эпилепсии. Не по самим приступам, а по тому, как они возвращали маму к обычной жизни. Каждый приступ приносил смягчение отношений с ней, новую оттепель. Резкие слова пропадали, она готовила мою любимую еду и даже обнимала меня. После того как она так потеряла Гарри, видеть меня бьющимся в эпилептическом припадке наверняка было для нее особенно тяжело, но я получал от нее только любовь и заботу. Это было бесценное время. Наконец-то ко мне вернулась моя мама. Жаль только, что ненадолго.

Я пытался ухаживать за Гоби так, как за мной ухаживала мама. Я пытался забыть стресс, пережитый в предыдущие недели, и просто наслаждаться временем, проведенным с ней. И я, и она были до крайности уставшими, и провели большую часть времени, дремая рядом.

На следующее утро начались проблемы. В комнате была вся еда, которая требовалась для Гоби, но мне на завтрак нужно было что-то еще, кроме собачьих галет и консервов. Гоби спала, поэтому я решил потихоньку выйти из комнаты и спуститься на первый этаж, чтобы быстро перекусить.

Я быстро закрыл дверь, стараясь не шуметь, повесил на дверь табличку «Не беспокоить», и тихонько пошел по коридору к лифту. Наблюдая, как передо мною закрывается дверь, я надеялся, что не услышу лай собаки.

Меньше чем через пятнадцать минут я поднялся на свой этаж. Выходя из лифта, я пропустил официанта с тележкой, свернул за угол и тут же увидел, что дверь в мой номер открыта. Я вбежал в комнату. Гоби не было нигде – ни под кроватью, ни в шкафу, ни за шторами.

«Гоби!» – звал ее я, стараясь сдержать панику в голосе.

В голове прокручивались возможные сценарии. Наверное, администратор велел забрать ее. Я бросился к двери и уже собирался забежать в лифт, когда заметил, что дверь в ванную комнату закрыта. Я открыл дверь, и увидел ее там, сидящую в ванне, с любопытством наблюдая за тем, как горничная протирает столешницу. Гоби бросила на меня быстрый взгляд, в котором было написано «Что такое, пап?».

Казалось, горничная была не слишком обеспокоена, она сказала несколько слов и продолжила работу. Я сделал первое, что пришло мне в голову: достал из бумажника банкноту в 100 юаней – примерно пятнадцать долларов – и вручил ей. Я попытался знаками объяснить ей, чтобы она ничего не говорила о Гоби. Она кивнула, убрала деньги в карман и вернулась к уборке.

Может быть, она и не удивилась, увидев там собаку, может быть, решила, что чаевые ей дали за то, чтобы она получше вымыла ванную. Я так и не узнал об этом. Она провела там много времени, вычищая все, что попадалось ей на глаза. Я не хотел выходить из комнаты, потому что дверь в холл оставалась открытой, поэтому оставался там, пытаясь не стоять на пути уборщицы, с Гоби на руках. Каждый раз, когда она переходила в другую часть комнаты, нам с Гоби приходилось искать новое место.

«Спасибо, – говорил я каждый раз, когда мы перемещались, в надежде, что она поймет намек. – До свидания. Вы можете идти».

Она не понимала намека. Вместо этого она кивала и показывала, чтобы мы с Гоби отошли от края ванны к туалету или от туалета в угол за дверью, по мере того, как продвигалась ее уборка.

Гоби находила все это чрезвычайно веселым. Она сидела радостная, виляя хвостом и переводя взгляд от меня на уборщицу и обратно.

Это самая странная ситуация в моей жизни, – подумал я.

18

Я сложил одеяла и подушки у двери, надеясь, что если Гоби начнет шуметь, ее не будет слышно в коридоре. Я старался совсем не покидать комнату, пока в этом не возникла крайняя необходимость.

Оставшуюся часть утра я провел на телефоне. Я рассылал сообщения Ричарду, рассказывая об инциденте с уборщицей, и Лу Синь, с просьбой подумать о других вариантах жилья. Я общался с Полом де Суза, литературным агентом и продюсером из Калифорнии. Он впервые услышал эту историю от своей дочери, и помогал мне обсуждать возможность написания книги. Меня поразило, сколько издательств связалось со мной, но мудрость и знания Пола в этой области не имели себе равных. В промежутках между этими делами я давал интервью по скайпу американским и британским агентствам.

Интервью были интересными. С самого начала кампании по сбору средств я знал, что люди захотят услышать эту историю, потому что у нее неизбежно должен был наступить счастливый конец. Во время интервью после пропажи Гоби я тщательно обдумывал, как реагировать на новые вопросы: Как она пропала? Где, по моему мнению, она была? Опасался ли я самого страшного? Я не мог говорить слишком оптимистично, потому что у меня не было в запасе жизнеутверждающей истории. И, что еще важнее, я знал, что исчезновение Гоби выглядит весьма подозрительно. Я был убежден, что случилось что-то странное, хотя точно не был уверен, кто украл ее. Но я предпочел не раскрывать этих мыслей на интервью. У меня было недостаточно фактов, и было слишком рано обвинять людей.

Таким образом, там, в отеле, сидя с Гоби на руках и общаясь с журналистами из Washington Post и CBS, я чувствовал, что дела налаживаются. Я мог расслабиться и, улыбаясь, говорить, что наконец смогу отплатить Гоби за любовь и верность, навсегда забрав ее домой в Шотландию.

Ближе к обеду Гоби проснулась и стала настойчиво проситься вывести ее по делам. И хотя я знал, что когда-нибудь это случится, я все еще страшился того момента, когда мне придется открыть дверь и выглянуть в коридор, проверяя, свободен ли путь.

К счастью, лифт был в нашем распоряжении, и мы опустились на нижний этаж. Гоби побежала к тем же кустам на выезде из парковки, а я отвернулся, чтобы не мешать ей, и огляделся вокруг.

Я не увидел ничего, кроме двух мужчин в темных костюмах, выходивших из лифта и направляющихся к серому седану, припаркованному неподалеку.

Меня обрадовало, что Гоби, сделав свои дела, забросала кучу землей, но как только она закончила, открылись двери лифта, и еще один человек вышел на нижний этаж. На этот раз это был охранник.

Мне стоило еще пятнадцать долларов убедить его впустить нас. Интересно, подумал я, достаточно ли этого, чтобы убедить его или горничную молчать.

Спустя два часа я узнал ответ.

Услышав стук в дверь, Гоби начала лаять. В глазок я увидел двух человек. Одного из них я немедленно узнал – это был муж Нурали.

Я замер. Что делать? Я не мог притворяться, что меня нет – Гоби позаботилась об этом, – но как они меня отыскали? Видимо, кто-то из сотрудников отеля сообщил им, в какой я комнате, но как они попали на мой этаж? Единственным способом привести в движение лифт было провести ключом от нужной комнаты. Но мне показалось, что им пришлось приложить для этого слишком большие усилия, и это не облегчило мою паранойю.

Я отправил Ричарду сообщение: «Немедленно приходи в мою комнату».

«Привет», – сказал я, открывая дверь и пытаясь выдавить из себя улыбку, чтобы выглядеть спокойным и неиспуганным. Муж Нурали смотрел безучастно, в то время как его друг пытался заглянуть в комнату через мое плечо.

«Можно войти?» – спросил муж Нурали.

Я был удивлен, но заинтересован, поэтому пробормотал «О’кей» и отошел от двери, пропуская их.

Закрыв за собою дверь, я оглянулся и увидел, что они стоят над Гоби, рассматривая ее сверху вниз. Она не выглядела слишком обеспокоенной, но я сомневался, что они пришли просто навестить ее. Они пришли забрать ее? Зачем они пришли?

Я собирался подойти и взять Гоби, когда снова раздался стук в дверь. Я увидел, что в коридоре стоит Ричард, поэтому открыл дверь и выдохнул с облегчением.

«Дружище, что ты хотел?»

«Эээ, да, вот», – я чувствовал себя ужасно от того, что приходилось нести такую чушь, но мне было все равно. Ричард раньше служил во флоте, и с ним в комнате я чувствовал себя в безопасности. Более того, он говорил по-китайски и мог помочь мне разобраться во всем этом. «Ты же хотел зайти взять несколько объявлений домой на память?»

Ричард стоял у двери, а я взял на руки Гоби и ждал, пока муж Нурали заговорит. Он разразился потоком китайской речи и подождал, пока Ричард переведет.

Нурали и ее муж видели всю шумиху вокруг Гоби в прессе и беспокоились, что я буду обвинять их в ее побеге.

«Все, что мне нужно, это забрать Гоби отсюда и отвезти ее домой. Мне не интересно выяснять, как она убежала, и мне не интересно искать виноватых. Насколько я понимаю, это произошло случайно, и сейчас уже все нормально. В наших интересах оставить все как есть, да?»

Муж Нурали кивнул. Больше сказать было нечего.

В тот же вечер, после того как я вывел Гоби на еще одну пятнадцатидолларовую прогулку в туалет, я проконтролировал, чтобы она уснула, а затем на цыпочках вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Я снова повесил табличку «Не беспокоить» и надеялся, что, вернувшись через несколько часов, найду ее там же.

Пришло время идти в ресторан отеля на благодарственный ужин. Я знал, что мне было за что благодарить этих людей, и в следующие несколько часов мне почти удалось забыть о событиях этого дня.

Поисковая команда работала старательнее, чем я мог надеяться. Они провели долгие часы на невыносимой жаре, и прошли многие мили, расклеивая тысячи объявлений. На них кричали, их игнорировали, высмеивали, и все это они терпели ради собаки, которую никогда не видели. Их самопожертвование, выдержка и любовь вызвали у меня слезы, и для меня было честью встать, произнести тост и рассказать им, как сильно я им благодарен.

Господин Ма тоже пришел с женой и сыном. Я вручил ему вознаграждение, и несмотря на то, что сначала он сопротивлялся и казался смущенным, после того, как я настоял, он наконец принял 1500 долларов.

Ближе к середине вечера я осознал, что несмотря на то, что я прожил в Урумчи почти неделю и провел десять дней в Китае во время забега, сейчас мне впервые пришлось общаться с китайцами. Многие жители Запада считают китайцев серьезными людьми, не склонными к спонтанным поступкам. Сидя в ресторане и глядя на моих новых китайских друзей, которые смеялись, пели, делали селфи и дурачились, я не видел никого, кто бы попадал под этот стереотип.

Доктор смеялась громче всех, Малан была в центре внимания, а Маэ-Линь, парикмахер, преобразилась в настоящую тигрицу и всячески пыталась – правда, безуспешно, – соблазнить Ричарда. Я заметил, что Лил и Лу Синь наблюдают за ними, и мы вместе засмеялись еще сильнее.

«Помню, как я впервые услышала о Гоби», – сказала Лу Синь.

«Когда вам позвонил Крис?» – спросил я.

«Нет. Во время вашего забега. В прессе появляется не так уж много историй о собаках, и когда они появляются, я всегда слежу за ними. Уже тогда я понимала, что Гоби – особенная собака, но никогда не думала, что мне доведется встретиться с ней».

«Вы не просто встретились с ней, Лу Синь. Без вас мы бы никогда не нашли ее. Благодаря вам нам сегодня есть что праздновать».

Мои слова заставили ее покраснеть, но каждое из них было сказано от души.

Она подняла глаза и указала на доктора, Маэ-Линь и остальных. «До Гоби мы пытались заботиться о бездомных собаках, но нас никто не слушал. Мы боролись, но у нас не было ни сил, ни влияния. Но поиски Гоби все изменили. Мы приобрели голос. Вы помогли нам показать, что это правильно, когда люди заботятся о животных».

Мне не хотелось уходить, но чем дальше, тем больше я возвращался мыслями к Гоби. Я надеялся, что у нее все в порядке, пока она одна сидит в номере отеля. В конце концов меня охватило беспокойство, и я поднялся наверх. С Гоби было все в порядке, и я дал небольшое интервью лондонскому Times перед тем как ненадолго выйти к Ричарду, который собирался уезжать рано утром.

Я знал, что будет полезно, если он присоединится к поиску, но не представлял, насколько сильно буду зависеть от него. Он не только поддержал меня, когда я был готов сдаться; он разработал план по проникновению Гоби в отель и сам оказался весьма убедительным аргументом, когда мне казалось, что ее хотят забрать.

По характеру я одиночка – это неизбежно для человека, которому приходится пробегать сотни километров в неделю во время тренировок. Но, по иронии судьбы, самая крепкая дружба в моей жизни завязывалась с людьми, с которыми мне приходилось соревноваться во время ультрамарафонов. Там каждый из нас сам по себе ежедневно проходил через ад, но связь, возникшая между нами там, необыкновенно сильна.

Вылетая в Урумчи, я предполагал, что поиски будут похожи на очередной ультрамарафон. Я думал, что мне придется прилагать над собой значительные усилия, и ожидал того же от других. Но из поисков Гоби я вынес несколько ценных уроков для себя.

Я понял, что работать в команде – а не каждый сам по себе – далеко не так плохо, как мне казалось раньше. Я обнаружил, что мои слабые стороны компенсировались за счет сильных сторон других. Мне не приходилось тащить на себе всю работу. Я мог положиться на других, и они были готовы к этому. Они не подвели меня. И я тоже не разочаровал их.

19

Каждая радиостанция и каждый телеканал, с которыми я общался во время поисков, просили о новом интервью, после того как Гоби нашлась. За несколько дней после возвращения Гоби я дал всего пятьдесят интервью – лично, по телефону и по скайпу. Такой плотный график устраивал меня. Он позволял мне отвлечься от страхов, которые усиливались с каждым часом.

Я переживал не только из-за визита мужа Нурали или встречи с горничной. После интервью для Times, в баре отеля, Ричард делился со мной своими теориями заговора, и всю ночь после этого мне виделись темные личности, притаившиеся во мраке.

Впрочем, нельзя не признать, что логика Ричарда была убедительной. Он считал, что Гоби не убегала, по крайней мере, не так, как думала Нурали. Он сказал, что, когда история Гоби получала всемирную известность, кто-то мог вычислить, что на этой собаке можно заработать неплохие деньги, и воспользоваться первой же возможностью. Наверняка они так долго держали ее у себя, потому что интерес к ней возрастал, а с ним и возможность получить большее вознаграждение. Но мой приезд в Урумчи все изменил. Внезапно местная пресса заинтересовалась этой историей, а вместе с ней и местные власти начали проявлять интерес, и городские чиновники присоединились к группе в WeChat. После этого дело начало становиться опасным.

«Поэтому Лу Синь столько раз звонили и сообщали, что Гоби уже нет в живых или что ее убьют, если сумму вознаграждения не увеличить».

«Подожди, – сказал я, – что значит, столько раз звонили? Я думал, звонили только один раз. И никто мне не говорил, что они просили денег».

«Да, – отвел Ричард. – Тысячу раз. Они просто не хотели беспокоить тебя».

Я не знал, что и думать. С одной стороны, я был благодарен им за заботу. Если бы я знал всю эту историю, я бы не смог ничем помочь и беспокоился бы еще больше. Но мне не нравилась мысль, что меня обманывали.

Я пытался осмыслить все это, но Ричард еще не закончил.

«А тебе не кажется странным, что Гоби в конечном итоге оказалась у того, кто знал Нурали?»

«Так ты думаешь, что ее украло семейство Ма?»

«Нет. Они не нуждались в деньгах и не были заинтересованы в краже собаки. Но очень странное совпадение, что Гоби оставили там, где ее могли найти люди, знающие ее историю. И вообще, рядом с городом полно гор и открытых мест, а как вышло так, что Гоби решила спрятаться у дороги возле самого дорогого в районе закрытого коттеджного поселка? Она же еще не привыкла к жилью первого класса, а?». Вероятнее всего, что ее подбросили похитители.

На следующее утро, между интервью, я написал Лу Синь, что, мне кажется, будет лучше, если мы с Гоби, найдем себе другое жилище. Помимо того, что я чувствовал себя уязвимым один в номере отеля, тот факт, что я не могу свободно впускать и выпускать Гоби, означал, что я до сих пор не отвел ее к ветеринару на осмотр. Если у нее проблемы с бедром, несправедливо, что ей приходится ждать. Кики продолжала работать над перевозкой Гоби в Пекин, и меня все больше беспокоило, что кто-то еще может попытаться украсть Гоби в надежде на выплату вознаграждения. Кроме того, каждый потраченный день был еще одним днем ожидания ее возвращения домой.

Только я закончил писать сообщение Лу Синь, как в дверь постучали. Гоби крепко спала и совсем не пошевелилась, но я все же на цыпочках подошел к двери, чувствуя, что сердце выпрыгивает из груди, и голова идет кругом.

Подойдя к глазку, я был почти уверен, что увижу там администратора отеля или горничную, проигнорировавшую знак «Не беспокоить». Я надеялся, что это не будет муж Нурали.

Но оба предположения не оправдались.

Это были двое в темных костюмах. Я сразу же узнал их. Это были те же люди, которых я накануне увидел на нижнем этаже.

Я отошел от двери, вжимаясь в стену. Перед глазами промелькнула сцена из фильма, где с иголочки одетый убийца застрелил ничего не подозревающего постояльца через глазок. Я сказал себе, что становлюсь смешон, и еще раз взглянул украдкой.

Они были там же, безучастно глядя на меня.

Дверь была заперта на замок и на засов, цепочка наброшена, как всегда, когда я останавливаюсь в отеле. Может быть, мне следует открыть и узнать, что им нужно? Наверное, их послали местные власти, чтобы убедиться, что Гоби в безопасности. В таком случае я ничем не рискую, если поговорю с ними. Но что если они пришли забрать Гоби, вышвырнуть нас из отеля или отмстить от имени того, кто сначала украл ее? Если одна из этих догадок верна, то открывать дверь – это последнее, что мне стоит делать.

Я принял решение и попятился назад, стараясь держаться ближе к стене на случай, если мои страхи, навеянные голливудскими фильмами о вооруженных бандитах, имеют под собой основание. Я спрятался за стеной возле кровати и надеялся, что Гоби не проснется.

Снова раздался стук.

Он был не громким и не настойчивым, но я задержал дыхание и замер. Что я буду делать, если они выбьют дверь? Притворяться сонным и пытаться договориться о том, чтобы меня отпустили? Или использую эффект неожиданности, бросившись им навстречу с Гоби под мышкой и пытаясь прорваться к пожарному выходу?

Секунды длились бесконечно долго. Стук больше не повторился, они не дергали ручку, чтобы проверить, не открыта ли дверь. Через пять минут я прокрался к двери и выглянул в глазок – коридор был пуст. Я всматривался в обе стороны, стараясь понять, не притаились ли они внизу, вне поля зрения, но через десять минут убедился, что они точно ушли. Я осторожно оттянул одеяло, подоткнутое внизу двери, и открыл дверь. Ни слева, ни справа никого не было. Я быстро закрыл дверь, запер ее на замок и на засов.

Я нашел телефон и отправил сообщение Лу Синь: Пожалуйста, заберите нас отсюда. Я действительно беспокоюсь, что кто-то заберет Гоби. Я не спал всю ночь и действительно опасаюсь за нашу безопасность.

Я хотел нанять машину и ехать в Пекин в этот же день, но Кики, Крис и Лу Синь предложили другой план. Женщина, с которой связывалась Кики, сказала, что сможет помочь получить разрешение на перелет для Гоби, и все, что нам нужно, это результаты общего ветеринарного осмотра. Как только мы его пройдем, мы сможем быть в Пекине через четыре-пять дней.

Лу Синь подыскала квартиру, которую я смог арендовать, и заверила меня, что о ней никто не знал. Я не хотел оставлять ни малейшего шанса. Поэтому на следующее утро я отнес Гоби на улицу и передал ее Лу Синь – единственному человеку во всем Урумчи, которому я полностью доверял. Я был взвинчен до предела, выискивая на парковке серый седан с людьми в черных костюмах. Я его не видел, но это мало меня успокаивало.

Я помчался в вестибюль, оплатил счет и выписался.

Расположение квартиры было именно таким, как мне его описала Лу Синь. Раньше я не был в этой части города, и обрадовался, увидев, что на улицах и в магазинах достаточно оживленно, чтобы мы с Гоби были не так заметны, но не чересчур многолюдно, чтобы мы затерялись в толпе.

Сама квартира была чистая и просто обставленная, и я выдохнул с облегчением, попрощавшись с Лу Синь и закрыв за ней дверь.

После того как Гоби хорошенько все обнюхала, она села передо мной, глядя мне в глаза, так же как на второе утро забега. Как будто она хотела мне сказать, что понимает, что что-то изменилось, но ее это устраивает.

«Вот так приключения у нас с тобой, Гоби, да?»

В ответ она взглянула на меня, быстро обнюхала мои ноги, затем подошла к дивану, запрыгнула на него, покрутилась и свернулась в маленький комочек песочно-желтого пуха.

На следующий день, когда я отвез Гоби к ветеринару, она уже не была так счастлива. Кики организовала для нее осмотр у одного из лучших врачей города, и я волновался. Впервые с начала нашей истории мы с Гоби, кажется, начали продвигаться вперед в деле возвращения домой.

Гоби была не согласна.

С той минуты как мы вышли из машины Лу Синь и прошли в кабинет ветеринара, Гоби сильно нервничала. Сначала она спряталась позади меня; затем, когда мы прошли в смотровую, она уселась на пол и отказалась двигаться.

Сначала меня это забавляло, но когда ветеринар взял ее на руки и начал осматривать, я задумался, а не чувствует ли она в отношении этого места – или самого врача – ничего такого, чего я не улавливаю. Он был почти таким же грубым и небрежным, как и все ветеринары, встреченные мною ранее. Он мял и тянул ее, и в его движениях не чувствовалось ни малейшей любви к собакам.

Он сказал, что у нее вывих бедра, и потребуется сделать рентгеновский снимок, чтобы выяснить, насколько серьезна проблема.

«Придержите ее», – сказал он двум своим ассистентам, прикатив передвижной аппарат. Они стали по обе стороны стола, схватили ее за передние и задние лапы и потянули назад. Гоби взвизгнула, закатила глаза и сильно прижала уши. Она была перепугана и явно испытывала боль. Я пытался протестовать, но ветеринар проигнорировал меня и продолжал процедуру.

Через час, когда я внес Гоби в квартиру, она продолжала дрожать. Я злился на ветеринара, особенно после того как он показал мне полученный снимок. Было понятно, почему она хромала; ее левая бедренная кость входила в бедро, а правая под углом вышла из впадины, как будто ее отогнули с большой силой. Ветеринар не потрудился объяснить, что могло вызвать такой вывих, но сообщил, что Гоби потребуется операция, чтобы исправить его. О том, чтобы он снова прикасался к Гоби, и речи быть не могло.

Поспав немного, Гоби встала и снова начала ходить. Я снова, в тысячный раз, задумался о том, что произошло с ней, пока меня не было рядом. Сбила ли ее машина, или ее травмировала рука (или нога) человека? Ответ знала только она.

Ее страх полностью прошел, и она снова была готова веселиться. Гладя, как она скачет, я не мог не удивляться. Должно быть, она испытывает серьёзный дискомфорт, но предпочитает не жаловаться и не позволяет этому помешать ей радоваться жизни.

В награду за это я решил организовать для нее небольшую прогулку по улице.

Стоял прекрасный летний вечер, и она нашла какие-то кусты, которые с интересом обнюхивала. Мне хотелось обследовать местность и разузнать, где я потом смогу перекусить, поэтому я взял ее на руки и пошел в сторону магазинов.

Через несколько метров меня остановила пара девушек двадцати-с-чем-то лет.

«Гоби?» – спросили они.

Я сказал «да» и позволил им сфотографироваться с нами. Гоби, как профессионал, смотрела прямо в камеру.

Через несколько шагов кто-то еще попросил сфотографироваться. Я не возражал, и если Гоби не нервничала, я позволял людям сколько угодно суетиться вокруг нее. Было великолепно снова почувствовать себя на свободе.

Но в шести метрах от дома я бросил взгляд через дорогу и увидел его – серый седан. Мне понадобилось мгновение, чтобы осознать происходящее, но, увидев очертания людей в черных костюмах на переднем сиденье, я понял, что люди из отела следят за мной.

Я повернул в сторону дома. Я подумал было о том, чтобы пройти мимо своего дома и попытаться сбить их со следа, но это было бессмысленно. Должно быть, они наблюдали, как я вышел из дома за несколько минут до этого. Должно быть, они наблюдали за мной весь день. Может, даже следовали за мной из отеля.

Поднимаясь на лифте на седьмой этаж, я понял, что квартира больше не кажется мне такой безопасной, как раньше. Когда лифт остановился на пятом этаже, и в него вошел мужчина, я насторожился. Я также не знал, стоит ли доверять женщине, которая возилась с замком в другом конце коридора. Они все в этом участвуют? Или я просто придумываю это?

Как только я вошел в квартиру, зазвонил телефон, и этот звук заставил меня подпрыгнуть. Это была Венди, международный журналист-фрилансер из Гонконга, но мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, кто это.

«У вас все в порядке? – спросила она. – У вас странный голос».

Я рассказал ей о людях в машине и о том, как все это выбивает меня из колеи.

«Я как раз поэтому и звоню, – сказала Венди. – Это не просто люди в машине. За всем этим наблюдают достаточно большие люди, Дион».

«Что вы имеете в виду?» – спросил я.

«Только то, что вам нужно быть осторожным в том, что вы говорите. Я разговаривала кое с кем из коллег – они слышали, что есть какие-то местные консультанты, наблюдающие за этой историей и слушающие все, что вы говорите. Их устраивает все, что вы до сих пор делали, но если вы будете хоть каким-то образом критиковать государство, они прикроют все это мероприятие. Просто нужно следить за тем, чтобы все, что вы говорите о Китае, говорилось в позитивном ключе».

«Вы с кем-то говорили об этом? Вы хотите сказать, кто-то рассказал вам об этом? Как такое могло случиться?»

«Не беспокойтесь об этом, Дион. Я просто хотела убедиться, что вы поняли намек».

«Так вы думаете, что этих ребят в костюмах направило правительство?»

«В любом случае, они не собираются украсть Гоби, правда?»

Я думал об этом. Венди была права. Если бы в их намерение входило похищение Гоби, они бы могли сделать это в любое время, и наверняка приложили бы больше усилий, чтобы спрятаться от меня.

«Они здесь, чтобы защищать меня?»

«В некотором роде. Пока вы делаете то, что нужно, у вас будет все в порядке. Просто больше не общайтесь с CNN».

«CNN? Как вы узнали о CNN?» – Я уже дал одно интервью этому новостному агентству и находился в процессе переговоров о втором.

«Между CNN и властями напряженные отношения. Просто держитесь от них подальше, хорошо?»

Закончив разговор, я сидел на полу, потрясенный. Я чувствовал себя как в плохом шпионском фильме. Я не знал, то ли мне забаррикадироваться и обыскать квартиру на предмет подслушивающих устройств, то ли упаковать Гоби в сумку и спускаться вниз по пожарной лестнице. Из разговора с Венди было понятно, что ничего страшного не происходит, но мне было сложно расслабиться, зная, что за мной так пристально наблюдают.

Я отправил письмо CNN, постаравшись как можно более расплывчато объяснить им, что хочу отказаться от интервью. Затем я отказался от всех приглашений на интервью от иностранных изданий в моем почтовом ящике, и сообщил Лу Синь, что не хочу разговаривать с китайскими изданиями тоже. Если был хоть один шанс, что я скажу что-то не то и окажусь выброшенным из страны – и наверняка потеряю Гоби навсегда – мне хотелось исключить такой риск полностью.

Я спросил Венди, не могла бы она помочь мне узнать, кем именно были ребята в костюмах. Я знал, что глупо задавать такие вопросы, но мне нужно было знать это не ради собственной безопасности, а ради Гоби. Если была такая возможность, что меня отправят домой следующим рейсом, мне нужно было, чтобы кто-то забрал ее.

Остаток дня я провел в квартире. Солнце село, и комнату наполнили тени и свет уличных фонарей, но я не включал свет. Так я чувствовал себя в большей безопасности.

Я обдумал все возможные сценарии, и ни один из них меня не успокоил. Если кто-то ворвется, чтобы забрать Гоби, я даже не имею представления, как вызывать полицию. Если люди в костюмах решат забрать меня, тогда мне останется только сдаться и надеяться, что Лу Синь хорошо позаботится о Гоби.

Я был бессилен. Хотя единственное, что изменилось в нашей команде, это отъезд Ричарда, я внезапно снова почувствовал себя в одиночестве. Я снова нес всю ситуацию на своих плечах, и впервые в жизни мне это не нравилось. Мне казалось, что это слишком большой груз для меня.

20

Почти на каждом соревновании я в какой-то момент спрашиваю себя, зачем я это делаю. Иногда это происходит на первых километрах, когда я замерз, устал и просто не в настроении, потому что кто-то в палатке не давал мне спать своим храпом. Иногда – когда я мысленно уже на финише, до которого осталось еще семь или восемь часов. Иногда – когда мне нужно глотнуть воды или принять еще одну солевую таблетку.

Но каждый раз, когда я спрашиваю себя, стоит ли забег всего этого дискомфорта, стресса или страха, наступает момент, когда я знаю, что ответ – да. Иногда для этого нужно всего лишь продержаться еще несколько миль, чтобы тело освоилось с бегом. В других случаях мне нужно отгородиться от ненужных мыслей. А иногда мне нужно проглотить солевую таблетку. В каждой ситуации решение намного проще, чем проблема.

Вечером накануне нашего с Гоби отъезда из Урумчи я оглянулся вокруг себя и улыбнулся. Меня окружали друзья, хотя еще два дня назад ни с кем из них я не был знаком. Вечер был в разгаре, смех становился все громче, и я понимал, насколько благодарен всем этим людям за то, как просто они вошли в мою жизнь как раз тогда, когда мне это было необходимо.

Наша дружба началась после моей второй ночи в квартире. Большую часть утра я провел, сидя с Гоби и надеясь, что дверь не распахнется, и к нам внезапно не ворвутся люди, чтобы схватить одного из нас. Наконец Гоби пришлось спуститься на улицу, чтобы сходить в туалет, и мы вышли. Стоя возле ее любимых кустов у входа, я наблюдал за людьми, входящими и выходящими из ресторана. Перед дверью парень жарил барбекю, и от него шел непередаваемый запах. К тому времени я уже пресытился лапшой моментального приготовления в пластиковых стаканчиках, которую я заваривал в квартире, поэтому я решил отнести Гоби наверх, убедиться, что она нормально устроилась, а затем вернуться и быстро перекусить.

Это было одно из лучших решений в моей жизни. В последний день гонки я ел барбекю по-синьцзянски, но этот был даже лучше. Официант принес большие куски пропитанной специями баранины на длинных шампурах. Я слизал жир с пальцев, откинулся и вздохнул.

Подняв глаза, я увидел, что с улицы за мной наблюдает несколько человек, ухмыляясь до ушей. Я улыбнулся и помахал им рукой, затем показал жестом, что наелся до сыта, и они засмеялись. Это было забавно; вскоре они вернулись и привели с собой еще десяток человек. Все они были примерно моего возраста или немного моложе. Они поздоровались со мной, сказали что-то о Гоби и пригласили меня выпить и еще перекусить с ними.

Они были знакомы с сотрудниками ресторана, и пока мы пытались общаться на ломанном английском и с помощью телефонных приложений, они угостили меня невыносимо острой лапшой, сунули мне в руку стакан с прозрачной жидкостью и пригласили чокнуться с ними. Не знаю, что это было, но, проглотив ее, я на несколько секунд потерял дар речи. Снова раздался взрыв смеха, и вечером я покидал ресторан, объевшись вкусной едой, слегка перебрав и споткнувшись на пороге, и в ушах стоял смех моих новых друзей.

Следующая ночь была нашей последней ночью в Урумчи. Кики сотворила чудо и организовала для нас с Гоби перелет в Пекин на следующий день. Она даже сама прилетела в Урумчи, чтобы убедиться, что все идет гладко. Она знала, насколько это важно, и понимала все предстоящие риски. Устроив дома Гоби и упаковав свои немногочисленные вещи, я вернулся в ресторан в надежде снова встретиться со своими новыми друзьями.

Мы снова отлично провели вечер. Пара рюмок задали тон вечеру; затем, не успел я еще ничего понять, как стол уже был заполнен шампурами, лапшой, и, наконец, уникальной конструкцией из чугуна, по форме напоминающей торшер с торчащими из нее шипами сантиметра два длиной, на которые была нанизана потрясающе вкусная ягнятина. Я не могу вспомнить, над чем мы смеялись и о чем болтали, но когда пришло время оплачивать счет, они настояли на том, чтобы я убрал деньги.

«Будешь чай?» – спросил парень, который знал несколько слов по-английски.

Я вообще предпочитаю кофе, но почти двадцать лет жизни среди англичан научили меня говорить да, когда мне предлагают чай. Не потому что я научился любить этот напиток, но потому что я знаю, что это обычно означает предложение провести время вместе.

Поэтому я ответил да и последовал за ними; мы прошли по дороге и вошли в низкую деревянную дверь в глубине улицы. Я думал, мы шли домой к кому-то из них, но, оказавшись внутри, понял, что это не дом. Это больше напоминало дорогой ювелирный магазин, только вместо витрин с кольцами и ожерельями там находились шкафы со стеклянными дверцами, в которых стояли металлические коробочки размером с пиццу, но в четыре раза глубже.

«Я продаю чай» – сказал мой новый друг. Затем, проведя меня за стол из красного дерева почти во всю длину комнаты, он сказал: «Садись!»

Я наблюдал, как он сел на стул напротив и расставил перед собой набор чайничков глиняного цвета и изящных пиалок, ножик с деревянной ручкой и набор циновок. В комнате наступила тишина, все наблюдали, как его руки порхают над приборами, сначала открывая одну из металлических баночек, затем вынимая из нее крупинки чая. Он влил воду в пиалки и покрутил ее с изяществом фокусника за карточным столом. И когда через несколько минут он налил мне чашку янтарно-желтого чая и предложил выпить, я понял, что никогда не пил ничего прекраснее.

За этим последовали новые порции, все они готовились и выпивались почти в полной тишине. Ощущения были не то чтобы странные или необычные; они были особые. Я никогда ничего подобного не испытывал.

Постепенно разговоры и смех возобновились. Они доставали телефоны и показывали мне видео, где они танцуют в квартире, празднуя чей-то день рождения. Они показывали мне фотографии с прогулок в парке и с подготовки к какому-то важному мероприятию. Они были забавными, и в компании с ними я вспоминал поисковую команду, где все тоже умели смеяться вместе. Никто не пытался быть лучше других, никто не пытался исключить кого-то из группы.

Эта атмосфера кардинально отличалась от той, в которой я жил в Уорике, будучи подростком. Не знаю, благодаря чему – чаю или компании, или тому, что наконец, спустя столько времени, мы с Гоби собирались сделать огромный шаг в сторону дома, я начал ощущать глубокое умиротворение в отношении всего происходящего.

Наконец пришло время прощаться. Мы обнялись перед дверями магазина, и я пошел домой с двумя пакетами чая, который они подарили мне. Поднимаясь на лифте, я осознал, что они снова оплатили счет в ресторане. Они ни разу не попросили меня показать им Гоби, несмотря на то, что, когда я показывал им группу в WeChat и новости в прессе о ней, у них загорались глаза. Им не нужно было ничего от меня. Они просто предлагали дружбу, абсолютно бескорыстно.

Я нервничал, прощаясь с Гоби у стойки регистрации в аэропорту, но Кики объяснила, что перевозить ее в салоне вместе со мной было абсолютно невозможно. «Держись там!» – сказал я, глядя на решетку контейнера, который мы для нее купили. Я положил туда для Гоби свою старую футболку, – самую роскошную для нее подстилку. Несмотря на это, было видно, что она понимает, что происходит что-то странное.

В течение всего трехчасового перелета я почти не переставал переживать из-за Гоби. Могу ли быть уверен, что она попала в самолет? За это время слишком много раз что-то шло не так, чтобы я начал беспокоиться из-за такой возможности. Затем пребывание в багажном отсеке. Я знал, что она справится с холодом – ее поведение в горах Тянь-Шаня показало, что она выносливая собака – но как она переживет все эти странные шумы? Последний раз ее держали взаперти у Нурали, и она убежала оттуда. Я не мог себе представить, каким стрессом для нее будет снова оказаться взаперти.

Я надеялся, что Гоби спокойно перенесет полет, и с волнением ожидал ее появления у багажной ленты. Когда контейнер с ней наконец подъехал ко мне, чувство облегчения было гораздо больше, чем я мог себе представить. Но недолго. С первого взгляда я понял, что Гоби во время перелета отчаянно боролась: она сгрызла поводок, раздавила бутылку с водой и выглядела как после десяти раундов бокса. Было очевидно, что во время перелета она была в панике, и увидев ее в таком состоянии, я осознал, что дорога в Великобританию станет для нее настоящим стрессом.

Кики сразу повезла нас в свою гостиницу для собак и по пути рассказала план. После того как Гоби проведет тридцать дней в заведении Кики, ей разрешат лететь в Англию, где она пробудет четыре месяца на карантине. Мне не нравилась мысль о том, что Гоби проведет без меня столько времени, но это был оптимальный вариант. У меня были обязательства на работе, к которым я должен был возвращаться, и Кики обещала присылать много фотографий и видео нашей девочки, постоянно держа меня в курсе событий. Было видно, что Кики любит животных, и мне показалось, что она сразу же привязалась к Гоби. Это чувство было взаимным, и я знал, что весь тот месяц, что они проведут вместе, будет наполнен объятиями и поцелуями.

Несмотря на это, прощаться с Гоби на следующее утро было намного тяжелее, чем я думал. После всего, через что мы прошли, особенно в отеле, я знал, что она полностью доверяет мне. Я оставлял ее в отеле или в квартире, но только на пару часов. Когда я возвращался, она всегда встречала меня шквалом любви и восторга. Но что она подумает, когда до нее дойдет, что я не вернусь через несколько минут? Как это будет выглядеть, если, спустя месяц, я наконец увижу ее снова, и опять оставлю в незнакомом месте с кучей других животных? Я боялся, что это может ранить ее глубже, чем то, что нанесло ей рану на голове или повредило бедро.

Я перестал общаться с журналистами и телепродюсерами почти сразу же после того, как переехал в квартиру, но это не значит, что я перестал общаться с другими людьми о том, как история с Гоби помогла осознать важность заботы о бродячих собаках. Пол де Суза не только помог нам найти великолепное издательство, но и познакомил с Джеем Крамером, юристом, представляющим нескольких крупнейших писателей в мире. Джей досконально знал свою работу и помог нам придумать несколько дополнительных способов рассказать историю Гоби.

Мы с Джеем общались примерно неделю. Когда он позвонил мне в тот вечер, я думал, он хочет ввести меня в курс своих последних переговоров с партнерами. Вместо этого он принес неожиданные – и неприятные – новости.

«Вы планируете создать какой-нибудь официальный сайт?»

«Нет, – сказал я. Я мельком думал об этом, но ничего не делал в этом направлении. – А что?»

«Кто-то только что зарегистрировал как минимум два доменных имени в связи с Гоби. Они также зарегистрировали торговые знаки».

Когда Джей сообщил мне, кто это сделал, я был ошеломлен, и я понял, что знаю людей, ответственных за это. Внезапно я почувствовал слабость и тошноту, как в тот день, когда помогал Томми. Я пытался переварить эту новую информацию, и все, что приходило мне в голову, это вопрос: «Почему?».

«Кто бы это ни сделал, это попытка заработать деньги. Они знают, что Гоби нашлась и едет домой, поэтому эта история будет продолжаться».

«Но никто больше никогда не заботился о Гоби. Она не принадлежит никому больше».

«Еще нет».

Мой страх усиливался, как будто я был в кошмарном сне. Я думал, что все угрозы остались позади, в Урумчи, так неужели Гоби все еще была в опасности? Если кто-то пытается заявить права на Гоби в интернете, не будет ли логично для них заполучить Гоби вживую? Если у них будет собака, они смогут контролировать всю историю.

Это поэтому меня преследовали люди в костюмах в сером седане? Я все время думал, что они были из правительства, но не может ли быть, что они на самом деле подчиняются кому-то другому?

Эти мысли не оставляли меня в покое, как комариный укус. Я еще долго не мог не возвращаться к ним после разговора с Джеем. А чем больше я об этом думал, тем ярче и болезненнее становились эти темные страхи.

По пути домой у меня в голове крутились одни и те же мысли. Мне виделась Гоби, украденная из гостиницы Кики. Теории заговора в разных сценариях омрачали мое существование. А отчаянное желание обеспечить безопасность Гоби опустошало изнутри.

Кроме того, я думал о работе.

Меня не было там почти две недели, и я переживал, что перешел все границы терпения моей компании. До сих пор все были готовы мне помогать, и никто не давил на меня, чтобы я возвращался из Урумчи, но я знал, что моим коллегам пришлось брать на себя мои обязанности в мое отсутствие. Я не хотел злоупотреблять их добротой или пользоваться ею.

Но я знал, что мне опять нужно будем делать выбор.

Я мог придерживаться плана и оставить Гоби на попечение Кики на следующие двадцать девять дней, пока мы будем ждать результатов ее анализа крови на бешенство. Я мог продолжать работу, вернуться и хорошо проводить время с Лусией, и ждать, пока Гоби прилетит в Великобританию, где она проведет четыре месяца на карантине в безопасной собачьей гостинице. Мы сможем навещать ее, если захотим, но это не рекомендуется, потому что животных часто травмирует такое непонимание происходящего. Поэтому, если она останется на карантине в Великобритании, она должна будет пережить его одна.

Второй вариант состоял в том, чтобы Гоби дождалась результатов анализов на бешенство, а затем провела девяносто дней в Пекине, живя нормальной жизнью, а не четыре месяца, запертая в Великобритании в специальном заведении. Если по истечении девяноста дней с ее анализами и документами будет все в порядке, она сможет лететь в Великобританию, не заходя на карантинную базу.

Я знал, что могу доверять Кики. Она отлично проявила себя с самого начала нашей переписки. Но честно ли будет переложить на нее ношу заботы о собаке в течение такого долгого времени, притом, что – может быть – кто-то планирует украсть ее? Могу ли я быть уверен, что каждый посетитель ее гостиницы имеет честные намерения? Можно ли требовать, чтобы Кики обеспечила такой уровень бдительности и при этом продолжала вести дела?

Я чувствовал себя виноватым, покидая Гоби, и если с ней снова что-то случится, как тогда, когда я впервые оставил ее, я сомневался, что у меня хватит сил преодолеть это. Мне казалось, я достиг предела своих возможностей. Все, чего я хотел – это чтобы эти проблемы исчезли, опасность миновала, а мы с Лусией снова могли заниматься доставкой Гоби домой.

Я точно знал, что должен делать. Часами обдумывая это во время своего последнего полета в Великобританию, я составил план – единственное более-менее разумное решение.

Проблема состояла в том, что я не имел ни малейшего понятия о том, как буду объяснять это Лусии или своему руководству. Они решат, что я совершенно сошел с ума.