Часть 4

13

Едва ли найдется хоть один австралиец, который бы никогда не слышал об ультрамарафонце Клиффе Янге. Этот человек является примером для всех нас, не только для тех атлетов, которые регулярно участвуют в забегах на выносливость. Для всех, кто когда-либо связывался с невыполнимыми задачами, в осуществление которых никто не верит, история Клиффа несет надежду.

В среду, 27 апреля 1983 года, Клифф Янг появился в торговом центре Westfield, в западном пригороде Сиднея, в поисках старта необычного забега. Дорога привела его к другому торговому центру Westfield, на расстоянии 875 км, в Мельбурне.

Забег общепризнанно считался самым тяжелым соревнованием такого рода, на него собрались лучшие в своей области участники со всего мира, мужчины в расцвете сил, которые много месяцев тренировались, чтобы к соревнованию достичь оптимального физического состояния.

Клифф выделялся среди толпы бегунов, собравшихся на этот жесткий забег. Шестидесятиоднолетний мужчина, одетый в рабочий комбинезон и рабочие ботинки, и снявший зубной протез, потому что ему не нравилось, как он тарахтит во время бега.

Большинство людей принимали его за зрителя или обслуживающий персонал, а Клифф получил свой номер и присоединился к остальным бегунам.

«Приятель, – обратился к нему один из журналистов, увидев Клиффа на старте, – ты считаешь, что сможешь добежать до конца гонки?»

«Смогу, – ответил Клифф. – Слушай, я вырос на ферме, где мы не могли позволить себе купить лошадей или трактор, и пока я рос, когда надвигался шторм, мне приходилось выходить загонять овец. У нас было две тысячи овец и две тысячи акров земли. Иногда мне приходилось бегать за овцами два-три дня. Это очень долго, но мне всегда удавалось поймать их. Я думаю, что смогу пробежать этот забег».

Начался забег, и Клифф остался позади. Он даже бежал неправильно – нелепо шаркал, едва отрывая ноги от земли. К концу первого дня, когда все участники решили остановиться, чтобы немного поспать, Клифф отставал от них на многие мили.

Профессиональные спортсмены знали, каким должен быть график забега, и все придерживались единого плана: бежать по восемнадцать часов в сутки и спать по шесть. Таким образом, самые быстрые надеялись достичь финиша примерно за семь дней.

Клифф действовал по другому плану. Когда все возобновили бег на следующее утро, они с удивлением услышали, что Клифф все еще бежит. Он не спал и продолжал бежать своей шаркающей походкой всю ночь.

Во вторую, а потом и в третью ночь все повторилось. Каждое утро поступали свежие новости о том, как Клифф бежал всю ночь, нарушая порядок, который бегуны вдвое моложе него пытались установить в течение дня.

В итоге Клифф обошел их всех, и через пять дней, пятнадцать часов и четыре минуты он пересек финишную прямую. Он побил рекорд почти на два полных дня, обогнав пятерых остальных бегунов, финишировавших в забеге.

К удивлению Клиффа, ему вручили чек на 10 000 долларов за победу. Он сказал, что не знал о том, что есть приз, и настаивал на том, что участвовал в забеге не ради денег. Он не взял себе ни цента, вместо этого разделили всю сумму поровну среди остальных пяти дошедших до финиша участников.

Клифф стал самой настоящей легендой. Сложно сказать, какой сюжет о нем больше нравился зрителям: снимки Клиффа, шаркающего по шоссе в широких штанах и обычной футболке, или его фотографии, когда он ловит овец на пастбище, в резиновых сапогах и исполненного решимости.

Я был еще ребенком, когда историю Клиффа показали в новостях агентства Aussie. Он был знаменитостью, единственным в своем роде, его удивительный поступок был известен каждому в стране. Но пока я не повзрослел, я не мог оценить, насколько невероятным было его достижение. И когда Гоби потерялась, и я летел на самолете обратно в Китай, я вспомнил его историю и вдохновился ею.

На следующий день после публикации новости о пропаже Гоби нас засыпали сообщения от людей по всему миру. Некоторые сообщения были позитивными, наполненными сочувствием, молитвами и добрыми пожеланиями. В других люди выражали опасения, что Гоби в итоге съедят. Тогда я впервые подумал о такой возможности, но она не показалась мне вероятной. И хотя я пробыл в Китае только десять дней, мне показалось, что слухи о том, что китайцы едят собак, скорее всего, лишены основания. Конечно, я видел по городу бродячих собак, но точно так же я видел их в Марокко, в Индии и даже в Испании. Все китайцы, которые проявляли интерес к Гоби, не выказывали никакой жестокости, наоборот, они обращались с ней заботливо и ласково, никак не иначе.

Я благодарил людей за их теплые пожелания и старался унять их панику; но был и третий тип сообщений, с которыми я не знал, что делать.

Как, черт побери, это случилось?! Вы серьезно???

Я знал, что случится что-нибудь в этом роде… Как ужасно для собаки потеряться в таком месте. Как отвратительно все было организовано.

Как вообще собаке удалось убежать????

У этих «смотрителей» была одна задача – обеспечивать безопасность этого милого песика, и эти [так называемые] охранники не справились с ней!.. Как вы умудрились потерять собаку, за которой должны были присматривать, пока ее не смогут ЗАБРАТЬ!

Я чувствовал себя не очень. По правде говоря, я чувствовал себя ужасно. Столько людей отдали столько денег – более 20 000 долларов к тому времени как она потерялась, – а теперь Гоби пропала. Я знал, что в глазах общественности нес полную ответственность за Гоби. Я был согласен с этим и знал, что вина лежит на мне.

Если бы я все организовал по-другому, Гоби бы не потерялась. С другой стороны, что еще я мог сделать? Закончив забег и оставив Гоби с Нурали, я предполагал, что мы встретимся в Великобритании всего через несколько недель, и потом Гоби направится на карантин. Если бы я мог представить, что так сложно будет перевозить ее по Китаю, а затем вывозить из страны, я бы нанял водителя и сам отвез Гоби в Пекин. Но все, что мне было известно после окончания забега, это что Нурали – которая казалась мне наиболее подходящим человеком для этой работы – была рада помочь. В тот момент этого казалось достаточно.

Я испытывал соблазн ответить на каждое сообщение, но они приходили даже быстрее, чем после появления той знаменитой статьи в Daily Mirror. Каждые несколько минут появлялся новый комментарий, и я знал, что лучше всего дать людям возможность выпустить пар. Не было смысла вступать в эти споры.

Кроме того, мое внимание начали привлекать другие комментарии.

Интересно, вся эта ситуация с похищением связана с популярностью этой истории?

Хотя меня иногда раздражают люди, которые совершают ошибки, в целом я очень доверчивый человек. Я никогда не думал, что побег Гоби может быть чем-то, кроме случайности. Однако, чем больше я читал эти сообщения, тем больше я начинал задумываться.

Надеюсь, это было сделано не специально и за этим никто не стоит. Простите мне мою подозрительность, но я не понимаю, как это могло случиться! История Гоби облетела весь мир, мне хочется верить, что кто-то (я не имею в виду Диона) не пытается заработать денег, украв ее. Ее нет уже несколько дней, и вы только об этом узнали?

Комментарии действительно имели смысл. За этой историей следят тысячи людей по всему миру, и сумма собранных средств тоже видна всем. Разве не возникнет подозрение, что кто-то пытается заработать легкие деньги, украв Гоби в надежде, что мы заплатим вознаграждение за нее?

Мне нужно было работать, и я старался успевать писать все необходимые сообщения, но процесс продвигался медленно. В течение всего дня я отвлекался на эти мысли и вопросы. Я чувствовал себя, как лист на ветру: беспомощным и во власти сил, намного более могущественных, чем я. К тому времени как Лусия возвращалась домой, я чувствовал себя опустошенным.

Она следила за ответами в течение дня, и пока я отвлекался на посты, в которых авторы искали виновных, она обратила внимание на одно сообщение, в котором предлагалось решение:

А вы не хотите поехать и поискать ее сами? Она вас почувствует и найдется. Пожалуйста, воспользуйтесь собранными деньгами, чтобы обеспечить ей безопасность, до тех пор пока она не поедет домой с вами. Это все ужасно.

Она ищет вас. В отчаянии. Я молюсь за то, чтобы она нашлась, целая и невредимая. Я сомневаюсь, что кто-то будет против, если вы возьмете часть собранных средств, чтобы предложить вознаграждение за ее возвращение. Вы не обращались в прессу, чтобы они распространили эту информацию?

Я пробыл дома шесть недель, и примерно столько же времени у меня оставалось до вылета на следующий 250-километровый забег в пустыне Атакама, Чили, в октябре. В Китае со мной не произошло никаких травм, и я смог вернуться к тренировками почти сразу же после возвращения домой. Я был уверен, что нахожусь в оптимальной форме, чтобы поехать и победить в забеге в Атакаме, особенно сейчас, когда я знал нескольких бегунов, с которыми мне придется соревноваться, например, Томми и Жулиана. И если я выиграю в Атакаме, я поеду на Марафон в песках в 2017 году, подготовленный к тоу, чтобы войти в первую двадцатку. Во всей истории забега ни один австралиец не завоевывал более высокого места.

Незапланированная поездка в Китай на поиски пропавшей собаки не входила в мой план тренировок. За шесть недель до Атакамы я должен отрабатывать сто шестьдесят километров в неделю на тренажере в моей импровизированной домашней сауне. Вместо этого я ничего не делал. Все мои тренировки пошли коту под хвост, когда поиски Гоби заполнили мою жизнь.

Помимо Атакамы, у меня была еще одна веская причина не ехать в Китай. За последние несколько недель я был на работе не в лучшей форме, и просить еще один отпуск, не предупредив руководство, означает подвергать их доброжелательное отношение максимальному испытанию. Я точно знаю, что ответил бы, будь я на их месте.

А если я и поеду, то на что, положа руку на сердце, мне можно надеяться? Я не знаю языка, не могу читать на китайском или на той непонятной разновидности арабского языка, что встречалась мне в Урумчи, и обладаю еще меньшим опытом в поиске потерявшихся собак, чем та женщина, что возглавляет поиски. Если я и поеду, то только потеряю время – и их, и мое.

В итоге мое мнение изменилось за очень короткий срок. Не то чтобы я внезапно нашел ответы на все мучавшие меня вопросы или у меня вдруг появилось чувство, что, поехав туда, я найду Гоби. Я решил ехать по одной простой, но убедительной причине, которую я сообщил Лусии во второй вечер после того как узнал, что Гоби пропала: «Если я не поеду, и мы не найдем ее, мне кажется, я не смогу жить потом с этим».

Вот так и получилось, что я оказался у выхода на посадку в аэропорту Эдинбурга, готовый взойти на борт самолета, чтобы совершить перелет в Урумчи длиной более тридцати часов с двумя пересадками. Я сфотографировал план своего перелета и выложил его в интернете. Столько людей проявили к нам доброту и щедрость, что мне хотелось показать им, что я делаю все возможное для Гоби.

Прошло только четыре дня после звонка, но я летел, понимая, что люди, так щедро жертвующие средства на возвращение Гоби домой, хотели, чтобы я поехал и нашел ее. Мы создали второй сайт по сбору средств и назвали его «В поисках Гоби», чтобы оплатить мой перелет, а также расходы, которые уже несла поисковая команда – на распечатку, бензин, наем водителей и сотрудников и питание. Как и в случае с сайтом «Гоби едет домой», щедрость людей просто поражала нас с Лусией. Мы превысили стоящую перед нами цель – 6200 долларов – в первые пару дней.

Кроме того, я поехал с благословения своего начальника. Когда я начал рассказывать ему о том, что Гоби потерялась, он не дал мне договорить. «Езжай, – сказал он. – Найди собаку. Реши этот вопрос. Бери столько времени, сколько тебе нужно».

Что касается Атакамы, то это была та проблема, которую я не мог решить. Я знал, что поездка в Китай займет все допустимое время моего отсутствия на работе, и это будет означать отмену моих планов на забег в Чили, но я решил, что бесполезно переживать из-за этого. Если я потеряю Атакаму и найду Гоби, это будет стоить того.

Я сел на самолет и в последний раз проверил Facebook. Мы получили десятки сообщений, наполненных поддержкой, позитивом и верой в лучшее. Во многих комментариях говорилось одно: эти люди молятся, чтобы случилось чудо.

Я был согласен. Именно в этом мы нуждались. Меньшее нам не поможет.

В бессонной мгле ночного перелета мне снова вспомнилась история Клиффа Янга.

Как и я, он не предполагал, что вызовет такой ажиотаж, когда неторопливо подошел к старту в 1983 году. Подозреваю, он также не предполагал, что выиграет. Но знал, что преодолеет дистанцию. Опыт, вера в себя и некоторое непонимание того, с чем он сталкивается, придали ему уверенности, в которой он нуждался.

Найду ли я Гоби? Я не знал. Смогу ли я сделать то, что предлагали люди, и добиться того, чтобы моя история появилась в местной прессе? Этого я тоже не знал. Был ли у меня опыт в подобных мероприятиях? Тоже нет.

Но я знал, что готов к борьбе. Я знал, что мое желание найти Гоби было сильным как никогда. Чего бы это ни стоило, я знал, что не успокоюсь, пока не обыщу все на свете.

14

Спустя десять минут после того как мы выехали из аэропорта, я наконец-то понял, что мне не нравится в Урумчи. Проезжая по городу перед забегом и после него, я был слишком занят своими мыслями, чтобы обратить на это внимание, но, сидя на заднем сиденье автомобиля Лу Синь рядом с переводчицей, я слушал ее объяснения, почему на каждом светофоре и мосту установлена телевизионная камера замкнутой системы. Я наконец-то понял. В Урумчи была угнетающая атмосфера. В нем чувствовалась опасность. Как ни странно, это напомнило мне жизнь в общежитии в Уорике, когда мне было пятнадцать. Повсюду чувствовалась угроза насилия, и я был бессилен защитить себя.

По словам переводчицы, Урумчи представляет собой образец того, как китайское государство справляется с политическим волнениями и этнической напряженностью. Существует давняя вражда между местной народностью уйгур, исповедующей ислам и не относящей себя к основному Китаю, и ханьцами, которых правительство Китая стимулировало заселять эту местность с помощью налоговых льгот.

В 2009 году уйгуры и ханьцы вышли на улицы и устроили бой, вооружившись кусками железных труб и топоров. Более ста человек погибло, почти две тысячи было ранено.

«Видите это место?» – спросила переводчица, которую я прозвал Лил. Это была местная девушка, которая изучала английский в Шанхайском университете. Узнав о Гоби, она подписалась на наши новости, и мы общались с ней с самого начала.

Мы попали в пробку и медленно ползли мимо большого участка незастроенной земли, огороженной колючей проволокой и охраняемой солдатами с автоматами на входе. Солдаты внимательно всматривались в людей, выстроившихся, чтобы пройти через сканер аэропорта. Мне это напоминало военный объект.

«Это парк, – сообщила Лил. – Вы были на местном вокзале?»

«О да, – усмехнулся я. – Было забавно пробираться по нему. А что там, нужно пройти два уровня безопасности?»

«Три, – ответила Лил. – Два года назад уйгурские сепаратисты осуществили нападение. Они использовали ножи и взрывали бомбы. Они убили троих и покалечили семьдесят девять человек. Затем, еще через неделю, они убили тридцать одного человека и ранили девятерых на рынке».

После беспорядков 2009 года власти Китая установили тысячи видеокамер замкнутой системы высокого разрешения. А через несколько лет, после повторной вспышки нападений с применением холодного оружия и бомб и уличных волнений, установили еще больше камер, а также сканеры и километры колючей проволоки и наводнили улицы тяжеловооруженными солдатами.

Лил указала на новый полицейский участок, построенный на небольшом клочке земли, а затем на второй такой же, строящийся ниже по дороге. «С этого месяца у нас новый Секретарь Коммунистической партии. Он был руководителем высокого ранга в Тибете, поэтому он знает, как справляться с этнической напряженностью. Все эти новые полицейские участки и досмотры появились благодаря ему».

Не думаю, что Лили говорила с сарказмом, но точно сказать не могу. Из ее дальнейшего рассказа я понял, что она не очень высокого мнения об уйгурах.

«Когда в Синцзянский район шестьдесят лет назад пришли коммунисты, Председатель Мао навсегда перевел вперед часы. Он хотел, чтобы все регионы жили по пекинскому времени. Но уйгуры сопротивлялись, и до сих пор их рестораны и мечети работают с запозданием на два часа. Когда ханьцы просыпаются и приступают к работе, большинство уйгуров еще спят. Мы – как две разные семьи, живущие под одной крышей».

Это все было очень интересно, но я не спал во время перелетов. Все, чего мне хотелось – это попасть в отель и впасть в спячку на несколько часов.

Лил сказала, что у нас нет времени на отель.

«Лу Синь хочет, чтобы вы присоединились к команде. После обеда они ходят по улицам в том районе, где потерялась Гоби, и раздают объявления. Мы позже отвезем вас в отель».

Узнав об исчезновении Гоби, я постоянно расстраивался из-за того, что казалось мне бездействием, поэтому сейчас мне нельзя было жаловаться.

«Ладно, – сказал я, когда мы тронулись на светофоре рядом с бронированным автомобилем, набитым таким количеством оружия, что хватило бы для ограбления банка. – Давайте так».

Когда мы припарковались в верхней части жилого квартала, и я наконец увидел район, в котором потерялась Гоби, мое сердце упало. Вдоль улиц стояли восьми- и десятиэтажные многоквартирные дома. Позади нас, на главной улице, происходило очень оживленное уличное движение, а впереди, довольно близко, виднелась лесополоса, за которой вдали тянулась горная гряда. Мало того, что город был полон людьми и транспортными средствами, – если Гоби решила направиться в знакомую ей местность в сторону гор, сейчас она наверняка была уже за десятки километров отсюда. Но если она осталась в радиусе от трех до пяти миль, как предполагал Крис, нам придется стучаться в тысячи и тысячи домов.

В машине мы мало разговаривали с Лу Синь, но пока я осматривался, она стояла рядом и улыбалась. Затем она заговорила, и я взглянул на Лил в поисках помощи.

«Она рассказывает о том, как потеряла свою собаку. Она говорит, что чувствовала себя так же, как вы сейчас. Она говорит, что Гоби тут. Она знает это и говорит, что вместе мы найдем ее».

Я поблагодарил ее за любезность, хотя не мог разделить ее оптимизм. Город оказался даже больше, чем я его запомнил, и одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что в районе, где живет Нурали, полно мест, куда может убежать собака. Если Гоби ранена и нашла безопасное укрытие, или если ее удерживают против ее воли, мы никогда не найдем ее.

Лу Синь и Лил были увлечены разговором, идя по улице. Я шел позади с остальными членами поисковой команды: группы людей моего возраста, состоящей преимущественно из женщин, вцепившихся в объявления и нетерпеливо посматривающих на меня. Я кивнул в ответ и несколько раз сказал «ни-хау», этим наша беседа и ограничилась. Я не особенно возражал. Как бы то ни было, возможность наконец идти по улице и развешивать объявления – на самом деле хоть что-то делать – радовала меня.

Мы повернули за угол, и я увидел первую бродячую собаку за день. Она была больше Гоби и скорее была похожа на лабрадора, чем на терьера, ее молочные железы свисали до земли, как вымя.

«Гоби?» – спросила одна из дам рядом со мной. Она была одета в белый халат и тащила кипу объявлений; она улыбалась и нетерпеливо кивала, когда я посмотрел на нее. «Гоби?» – переспросила она.

«Что? О, нет. Не Гоби, – сказал я. Я показал на фотографию Гоби на объявлении. – Гоби маленькая. Не большая».

Женщина улыбнулась в ответ и закивала с еще большим энтузиазмом.

Я почувствовал, как последние капли надежды улетучиваются, как пар.

Оставшуюся часть дня мы ходили, расклеивая объявления и пытаясь успокоить женщину в белом халате – Лил сказала, что она доктор китайской медицины, – каждый раз, когда та видела какую-нибудь собаку.

Мы, должно быть, выглядели как странное сборище фриков, идя позади Лу Синь и Лил – имеющих нормальный, здравый вид. Среди них был я, единственный человек некитайской национальности, встреченный мною после выхода из аэропорта, на фут выше остальных, с обеспокоенным и печальным видом. Рядом со мной шла Маэ-Линь, особенно гламурная женщина (очевидно, парикмахер), которая несла себя как кинозвезда 50-х, в сопровождении пуделя с голубой краской на ушах и в летней юбочке. Затем шла женщина, которую я прозвал «доктор» с неизменной улыбкой и настойчивыми вскриками: «Гоби? Гоби?», которые она издавала, пробегая по случайным аллеям и вокруг многоквартирных домов. Когда бродячие собаки оказывались поблизости, она засовывала руку в карман и доставала какое-то лакомство.

Было очевидно, что они все любили собак, и из разговора с Лиля понял, почему.

«Бродячие собаки – это проблема в Китае, – говорила она, переводя Лу Синь. – В некоторых городах на них устраивают облавы и убивают. Так они попадают на мясной рынок. Но здесь такого не бывает – по крайней мере, не на людях. Большинство уйгуров считают собак нечистыми, и они бы никогда не стали держать их дома в качестве домашних животных, не говоря уже о том, чтобы есть их».

«Поэтому собаки бродят по улицам. Иногда они бывают опасными, поэтому их убивают. Это мы и пытаемся изменить. Мы хотим заботиться о бродячих собаках, но также мы хотим показать людям, что им не нужно бояться собак и что им тоже следует заботиться о них».

Я был уверен, что Нурали была уйгуркой, и еще не понял, как воспринимать новости, рассказанные Лу Синь.

«Как вы думаете, Нурали хорошо заботилась о Гоби?»

У Лу Синь было странное выражение лица.

«Что такое?» – спросил я.

«Мы поговорили с людьми и считаем, что Гоби пропала раньше, чем думает Нурали. Мы считаем, что Гоби убежала раньше».

«Насколько раньше?»

Она пожала плечами. «Может быть, на неделю. Может быть, на десять дней».

Я тоже именно так и подозревал, но это было больно слышать. Если Гоби действительно отсутствовала так долго, расстояние, которое она могла пройти, было огромным. Сейчас она может быть очень-очень далеко от города. В таком случае мне никогда ее не найти.

Весь день нам попадались собаки, но они все время были по одной. Они избегали главных дорог и бегали по более спокойным улицам. Похоже, они старались не привлекать к себе внимание.

Только через несколько часов мы увидели первую стаю бездомных собак. Они обнюхивали участок голой земли в нескольких сотнях метров от нас, и я, устав от ходьбы и желая немного отвлечься и пробежаться, сказал своим спутникам, что собираюсь обойти их и взглянуть на них.

Бежать было приятно.

Когда я добрался до того места, где была стая собак, они уже разбрелись. Участок земли был совершенно пуст, но в одном углу располагалась недостроенное сооружение из шлакобетона. Вместо того чтобы развернуться и пойти назад к остальным, я решил посмотреть, что там.

В августе было намного жарче, чем в конце июня, а в этот день еще и беспощадно палило солнце. Думаю, именно этим объяснялось отсутствие людей вокруг и менее оживленное движение. Я стоял в тени недостроенного здания, наслаждаясь покоем.

Вдруг что-то привлекло мое внимание. Звук был очень знакомым, он заставил меня вернуться мыслями в тот день, когда мы с Лусией пошли забирать Кертли, нашего сенбернара.

Я вошел за здание в поисках источника этого звука.

И довольно быстро нашел его.

Щенки. Выводок щенков в возрасте двух, а может, и четырех-пяти недель. Некоторое время я рассматривал их. Поблизости не было признаков присутствия их матери, но они выглядели неплохо. Даже при том, что Урумчи мало напоминал собачий рай, плотная застройка района означала, что здесь должно быть достаточно возможностей для собак найти себе что-то съестное среди мусора.

Щенки, неуклюжие, с огромными глазами, были не просто милыми; они были очаровательными. Но, как у всех млекопитающих, этот этап беспомощности и миловидности пройдет. Я подумал о том, как скоро они будут вынуждены добывать себе пищу. Я подумал о том, удастся ли им это.

Подходя к своим спутникам, я услышал, что они зовут меня по имени. Они были явно взволнованы, и доктор, подбежав, схватила меня за руку и подтащила к Лил.

«Там кто-то видел собаку, они думают, это Гоби. Нужно идти».

Я не знал, что и думать, но в воздухе витало оживление. Даже Лу Синь выглядела воодушевленной, и, пока мы ехали к нужному месту примерно с полмили, разговор в машине становился все оживленнее.

К тому времени как мы приехали на место, я и сам начал верить. Наверное, в тот момент я был готов поверить во что угодно; я не спал нормально последние тридцать шесть часов и не помню, когда ел в последний раз.

Когда мы припарковались, с Лил поздоровался пожилой мужчина с объявлением в руках. У них завязался разговор; при этом мужчина показывал на фотографию Гоби в объявлении и объяснял, что видел ее ниже по дороге, которая вела за многоквартирный дом.

Мы пошли туда, куда он предложил. Я пытался объяснить спутникам, что их привычка постоянно выкрикивать: «Гоби! Гоби!» не имела смысла с учетом того, что Гоби знала свое имя только несколько дней. Она, конечно, была сообразительной, но не настолько.

Никто не внял моему совету, и крики: «Го-би! Гооооо-би!» продолжались. Спустя тридцать минут блужданий я начал уставать. Прилив адреналина, который я ощутил, когда услышал новости о том, что ее обнаружили, уже прошел, и я был готов заявить, что на сегодня хватит, и собираться в отель.

Комок рыжей шерсти, промелькнувший в тридцати метрах от нас, заставил нас всех замереть на месте. На мгновение наступила тишина. Затем начался хаос.

Я бросился к собаке, оставив своих далеко позади своих кричащих спутников. Неужели это и вправду Гоби? Цвет был такой же, и размер вроде бы тоже. Но не может же быть, что это она! Не может быть все так просто!

Когда я добежал до места, собаки нигде не было. Я продолжал поиски, бегая по аллеям и покрытым грязью тропинкам между домами.

«Гоби? Гоби! Дион! Дион!»

Крики раздавались позади меня, где-то возле главной аллеи.

Я побежал назад. Поисковая группа столпилась, окружив что-то. Когда я подошел, они расступились, и моему взгляду предстал терьер песочного цвета. Черные глаза. Пушистый хвост. Все совпадало. Но это была не Гоби. Я понял это с трех метров. Слишком длинные лапы и слишком короткий хвост, и, посмотрев на собаку, я понял, что в ней нет характера Гоби. Она обнюхивала ноги людей, как стволы деревьев. Гоби бы подняла глаза, всматриваясь в лицо того, кто окажется с ней рядом.

Остальные попытались было переубедить меня, но вскоре им пришлось принять правду.

Придется продолжать поиски.

Вернувшись в отель, прежде чем как мое тело уступило глубокой усталости, которая накапливалась весь день, я вернулся мыслями к сегодняшним событиями.

Члены поисковой команды были прекрасными людьми – преданные и полные энтузиазма, готовые пожертвовать своим временем без какого-либо финансового вознаграждения, – но они не имели понятия о Гоби. Они обыскали весь город, полный бродячих животных, ради одной-единственной собаки, и все, что у них было – это распечатанное на домашнем принтере объявление с парой фотографий плохого качества.

Они никогда не видели ее лично, не слышали ее голоса и не видели, как колышется ее хвост, когда она бежит. Каковы шансы на то, что они узнают ее в таком городе?

Поиск Гоби начал напоминать поиск иголки в стоге сена – а может, даже сложнее. Я был идиотом, когда думал, что мне это удастся.

15

Можно считать меня наркоманом. То чувство, которое возникает у меня, когда я впереди, – это мощный наркотик. На некоторых забегах, таких как Марафон в песках, если вы бежите впереди всех, перед вами едет автомобиль, с воздуха за вами следит вертолет, а куча дронов и кинооператоров фиксируют момент вашей славы в высоком разрешении. Это приятно, но настоящий восторг приносят не эти мощные машины и высокие технологии. Что по-настоящему воодушевляет меня, так это знание, что позади меня толпа в тысячу человек – и все они бегут чуть-чуть медленнее, чем я.

Я провёл пару таких дней в Марокко, и мне посчастливилось соревноваться в нескольких других забегах. Каждый раз, когда я оказываюсь среди лидеров – стрекочет ли надо мной вертолет или только продрогшие волонтеры в поле зрения пытаются укрыться от шотландской непогоды, – эта эйфория остается со мной еще много дней.

На самом деле, мне не обязательно быть впереди, чтобы получить свою дозу кайфа от победы. Я еще и реалист, и понимаю, что мне никогда не выиграть такой забег, как Марафон в песках. Первая десятка принадлежит наиболее одаренным бегунам на выносливость на планете. Для меня бег – это только хобби, я пришел в спорт поздно, после десяти лет жизни, проведенных не отрываясь от дивана, наедая жир на боках. По сравнению с профессиональными атлетами, которые тренировались всю жизнь, преимущество явно не в мою пользу.

Это значит, что мне нужно осторожно подходить к выбору целей. На соревнованиях, где участвуют лучшие в мире бегуны, победить для меня означает финишировать в первой двадцатке. Удовольствие, которое я получаю, занимая такой результат в финишной таблице Марафона в песках, не уступает удовольствию от завоевания золота в Атакаме.

Я благодарен за то, что несколько лет занятий бегом я познал взлеты в этом виде спорта. Мне также знакомы падения, но больше всего мне ненавистна невозможность участвовать в соревновании. Травмы, мешающие мне двигаться так быстро, как, по моему мнению, я должен, убивают меня. То чувство, когда меня обходят люди, которых, я точно знаю, я превосхожу в скорости, без ножа ранит мое сердце. Когда я настолько злюсь на себя, что предпочитаю остановиться и полностью бросить забег, как это произошло на моем первом сверхмарафоне, я чувствую себя хуже некуда.

Это ощущение изнуряет меня и вгоняет в депрессию. Я злюсь на себя и расстраиваюсь так, что мне хочется все бросить. В такие минуты со мной не очень приятно находиться рядом.

Бегая в поисках Гоби по жарким летним улицам Урумчи, я чувствовал, что близится срыв. И я чувствовал, что он будет очень неприятным.

Я пребывал в состоянии восторга с того самого момента, когда вторым пришел в забеге в пустыне Гоби. Частично я был обязан этой победой успешному бегу, частично – моим непрерывным тренировкам, и очень большой частью – восторгу от того, что я заберу Гоби домой. Когда она пропала, я перешел в активный режим – сначала выяснял, как искать ее, затем – как сообщить об этом нашим поклонниками, а после этого – как выбраться в Урумчи, чтобы присоединиться к поиску. Жизнь стала безумно насыщенной после того ужасного телефонного звонка, и у меня не было шансов остановиться.

Все изменилось с тех пор, как я приехал в Урумчи. Когда я впервые проснулся в отеле, реальность ситуации наконец-то дошла до меня. Я был уверен, что все пропало.

Я знал, что мне нужно делать вид, будто все хорошо перед остальными участниками поисковой команды, поэтому, когда вскоре после завтрака Лу Синь приехала за мной, я надел солнечные очки и свою самую широкую улыбку и постарался сделать вид, что все хорошо.

Утром мы возобновили кампанию по распространению объявлений, систематически прочесывая улицы и цепляя объявления на лобовые стекла всех припаркованных автомобилей, которые встречались на нашем пути. Чаще всего, вернувшись на ту же улицу через час или два, мы обнаруживали, что объявления сняты и выброшены в мусорную корзину.

У нас произошла пара стычек с ребятами, работа которых состояла в поддержании чистоты на улице. В первый раз пожилой рабочий не стал выслушивать попытки Лу Синь объяснить ситуацию. Во второй раз вперед выступила доктор. Она вступила в бой с другим пожилым рабочим, который всю душу вложил в яростный спор. Он метал громы и молнии, разрывая в клочья пачку объявлений, собранных им с первых нескольких машин. Доктор встала лицом к лицу с ним, крича почти так же громко. Они оба тараторили так быстро, что я не утруждал Лил просьбами о переводе, но было очевидно, что доктор отказывается отступать.

В итоге она победила. Старик бросил на меня тяжелый взгляд, всплеснул руками и отошел. Способности доктора удивили остальных не меньше, чем меня, и мы все стояли, застыв от изумления, когда она возвращалась к нам.

Это был практически единственный удачный момент за день. Оставшуюся часть дня я провел, пытаясь удержать мысли, которые уносились прочь. Это было практически нереально. Все, о чем я мог думать, это очертания гор на расстоянии, и я переживал, что Гоби решила вернуться в ту местность, которая была для нее знакомой.

Ближе к вечеру произошел очередной всплеск активности, когда поступили новости о том, что, возможно, кто-то обнаружил Гоби. На этот раз кто-то прислал фотографию, и мне было ясно, что собака на фото не имела ничего общего с Гоби. Я был за то, чтобы пропустить это сообщение, но оставшаяся часть команды хотела проверить его. После разочарования вчерашнего дня меня удивило, что команда еще сохранила позитивный настрой.

Конечно же, собака не имела ничего общего с Гоби, и я при первой же возможности вернулся в машину. Наверное, было похоже, что я отчаялся продолжать поиски, и в некотором роде так и было. Но что мне требовалось на самом деле, это небольшая передышка. Необходимость поддерживать фальшивую улыбку на лице убивала меня.

Когда Лу Синь вернула меня в отель, был уже поздний вечер. Мы избавились от тысяч объявлений, обойдя километры припаркованных автомобилей. Мы ругались с уборщиками улиц, умоляли владельцев магазинов, наблюдали, как множество водителей возвращались к своим машинам и бросали объявления на землю, даже не взглянув на них. Я не ел после завтрака, все еще страдал от перемены часовых поясов, и мне сказали, что ресторан в отеле уже закрылся на ночь.

Я заказал еду в номер, взял напиток из мини-бара и попытался дозвониться Лусии. Она не отвечала. Я подождал еще и взял вторую бутылку. Потом третью.

Когда Лусия перезвонила мне, переполнявшая меня грусть нашла выход в слезах, которые полились из меня, как вода из ванной, из которой вынули пробку. Больше минуты я не мог говорить. Я мог только плакать.

Когда я наконец восстановил дыхание и вытер лицо, Лусия сообщила мне новости. Она списывалась с Кики после того, как я уехал из Эдинбурга, и они обе пришли к выводу, что пока я в Урумчи, нам нужно приложить все усилия, чтобы наша история появилась в местной прессе. Она потратила большую часть дня на то, чтобы связаться с местными средствами массовой информации, и после ряда сложностей с коммуникацией, она договорилась, что одно из них на следующий день приедет, чтобы взять у меня интервью.

«Это просто местное телешоу, – добавила она. – Не слишком много, но для начала подойдет. Может быть, это запустит процесс, как статья Daily Mirror».

«Надеюсь», – сказал я. Мы оба знали, что я не испытывал особого энтузиазма.

«А, еще, – добавила она. – Кто-то на Фейсбуке написал, что нужно проконтролировать, чтобы объявления были не только на китайском, но и на том языке, который понимают уйгуры. Ты же проконтролировал, да?»

«Нет, – вздохнул я, присматриваясь к очередной бутылке. – Лусия, это все невозможно. Если она пошла дальше в город, там такое движение и огромные стаи бродячих собак, которые наверняка разорвали ее на части. Если Гоби пошла в горы, сейчас она может быть за сотни километров отсюда, и если бы мы даже как-то узнали, в каком она направлении пошла, там нет дорог, по которым можно пройти. Все, что мы делаем, это раздаем объявления, и мы видим, что никто из местных их не читает. Мы до сих пор не сдвинулись с мертвой точки».

Лусия знает меня достаточно хорошо, поэтому дала мне немного выговориться. Только когда я наконец умолк, она снова заговорила. «Ты знаешь, что я хочу сказать, да?»

Я знал. Но в любом случае хотел это услышать.

«Переспи с этим. Завтра утром все будет выглядеть по-другому».

В кои-то веки Лусия ошиблась. Утро не добавило мне оптимизма, и, продолжив поиски, мы нисколько не продвинулись вперед. Мы продолжили, как обычно, раздавать объявления, спорить и бороться с депрессией от вида гор на горизонте.

Кое-что, правда, изменилось: теперь поисковая команда стала значительно больше. Кроме Лу Синь, Лил, парикмахера и доктора, к нашей команде присоединилось еще много народу. В определенный момент, во время поисков, я насчитал пятьдесят человек, двадцать из которых продолжали поиски всю ночь, пока я спал. Это замечательные люди, и я никогда не смогу отблагодарить их как следует.

Дать интервью в отеле оказалось хорошей идеей. Это напомнило мне о том всплеске интереса, который произошел, когда мы начали сбор средств. С тех пор как Гоби исчезла, я не дал ни одного интервью, главным образом, по собственному решению. Когда нет новостей, в интервью не видится смысла.

С местной телестанцией дело обстояло по-другому. Репортер хотел знать, зачем человеку проделывать такой путь из Шотландии в этот город ради поисков собаки, и, казалось, он был доволен тем, что поиски возглавляли местные.

Как бы телестанция не распорядилась этой историей, она сработала. На следующий день к нашим поискам присоединилось два новых волонтера и пришло более десяти приглашений на интервью от китайских телестанций и газет. Как и в случае с репортажами в Daily Mirror и BBC, первое интервью на китайском телеканале пользовалось популярностью и вызвало интерес во всех уголках страны. Один телеканал даже прислал съемочную группу, которая сопровождала меня во время поисков и вела прямой репортаж с улиц города.

Однако не все ответы были положительными. Лу Синь позвонила женщина, заявившая, что Гоби явилась ей в видении, она бежала по заснеженным горам. Я с ходу исключил эту идею, но могу сказать, что кое-кого из поисковой команды она заинтересовала.

Я ответил: «Скажите ей, что если она специалист по этим видениям, пусть посмотрит его более подробно. Нам нужно точно знать, на какой горе находится Гоби».

Я знал, что шутку не понял никто.

На следующий день подвезли новые объявления с текстом на китайском и на той разновидности арабского языка, которой пользуются уйгуры. Это по-прежнему не вызвало никакого отклика у людей, но, по крайней мере, интерес в прессе продолжал расти.

На улице ко мне начали подходить люди, желающие сфотографироваться со мной. Тот факт, что я не знал китайского, а они – английского, не позволял нам нормально общаться, но создавалось впечатление, что все они слышали о Гоби и хотели забрать с собой пару объявлений. Каждый раз, когда это происходило, я напоминал себе, что, если бы это сработало, потребовалось бы только одно объявление.

Наряду с китайскими СМИ, нами снова стали интересоваться международные издания. Дома Лусия серьезно поработала в телефонном режиме, и после целого дня поисков на улице я вернулся в отель и пообщался с журналистами и продюсерами в Великобритании и США. Из-за этого я поздно лег и не выспался, но это было куда лучше, чем сидеть, ничего не делая и погружаясь в депрессию.

С тех пор как я приехал в Урумчи, я полагался на Лу Синь и ее команду. Ни власти, ни другие официальные организации не предлагали нам помощь. Мы были предоставлены сами себе, это было более чем понятно.

В течение многих лет люди говорят мне, что, зная, каким несладким было мое детство, просто удивительно, что я не сбился с пути. Я отвечаю, что в детстве мне пришлось пережить сложности, но они же дали мне средства для выживания. Все та боль и утраты придали мне определенную жесткость, а бег дал мне шанс найти этому качеству хорошее применение. Боль, сомнения, страх. Я обнаружил, что мне хорошо удается блокировать их во время бега. Как будто у меня есть выключатель, которым я могу по собственному желанию включать и отключать их.

На работе я тоже применяю эту способность отключаться. Я не сдаюсь, когда кажется, будто все потеряно, и никогда не принимаю отказ. Эта психологическая устойчивость, которую я развил в себе еще в детстве, неоднократно помогала мне. Я благодарен за нее. Однако потеря Гоби стала для меня шоком. Она показала мне, что я не такой уж и устойчивый, как мне казалось.

После всего, что она сделала, чтобы быть со мной, я не мог так просто забыть ее. Я не мог щелкнуть выключателем и жить дальше. Я не мог перестать опасаться самого худшего, сомневаться в наших возможностях или чувствовать ужасную боль, зная, что день за днем я все больше теряю ее.

16

Четвертый день В Урумчи почти ничем не отличался от остальных. Я проснулся в шесть часов, вместе с остальными членами команды поел пельменей в кафе, переделанном из грузового контейнера. Мы говорили о том, как давно пропала Гоби: официально – десять дней назад, но никто из волонтеров не верил в это. Все считали, что ее нет уже в два раза дольше.

К нам присоединилась новая девушка, Малан, в результате чего в это утро наша команда насчитывала десять человек. Малан сказала, что накануне вечером видела меня по телевизору, и ее так тронула эта история, что она связалась с Лу Синь и спросила, можно ли ей тоже прийти на помощь. С самого начала она показала себя достойным членом команды, предложив раздавать объявления на уйгурском языке в районе, где живут уйгуры.

Здесь были преимущественно одноэтажные дома, с вываливающимися кирпичами и проржавелыми металлическими крышами. Все остальные улицы, по которым мы ходили, были широкими, чистыми, с припаркованными на обочине автомобилями. Этот уйгурский район состоял из узких кривых проулков, нам встретилось мало автомобилей, зато много коз, запертых на участке размером не намного больше душевой в номере отеля.

Я поинтересовался у ханьцев, входящих в нашу поисковую группу, впервые ли они оказались в уйгурской части города. Если и так, они не показали этого. Они просто продолжали свою работу, раздавая объявления как можно большему числу людей.

Единственное отличие этого дня состояло в том, что днем Лу Синь оставила меня в отеле, где я давал очередное интервью, а сама поехала в аэропорт встречать Ричарда, моего соседа по палатке из забега в Гоби. После забега мы поддерживали общение, и он был щедрым жертвователем во время кампании по сбору средств для возвращения Гоби домой. Когда я прилетел в Урумчи, он узнал, что я рядом, и предложил приехать на несколько дней и помочь с поисками.

Я был в восторге от того, что ко мне собирается присоединиться мой друг; кроме того, его знание мандаринского диалекта было дополнительным преимуществом. Мне также очень хотелось побегать. Приехав в Урумчи, я вынужден был перемещаться по улицам тем же черепашьим шагом, что и оставшаяся часть поисковой команды. Я пытался уговорить их немного ускориться, но это было бесполезно.

Когда Ричард приехал из аэропорта, мы выбрались на пробежку в парк неподалеку от отеля. Я все время всматривался в горы и увидел несколько деревень среди зарослей кустарника, отделявших город от холмов. Я хотел, чтобы Ричард прошел со мной несколько километров и помог мне раздать объявления местным жителям.

У Ричарда были другие планы. Тогда я не знал об этом, но Лусия уже связалась с ним и попросила присмотреть за мной, потому что понимала, что я расстроен и не питаюсь нормально.

После пробежки мы встретились с нашей командой. Лу Синь казалась взволнованной, и Лил рассказала о том, что ей кто-то позвонил. В этом не было ничего нового. Чем больше объявлений мы раздаем, тем больше нам звонят. Большинство звонков оказываются ложной тревогой, но иногда люди звонят нам и спрашивают, не увеличим ли мы вознаграждение, если они принесут Гоби. Это пустая трата времени, и после нескольких звонков Лу Синь перестала мне о них рассказывать.

В этот раз речь шла о других звонках. Я видел, что она что-то скрывает. Я настаивал, чтобы она рассказала мне, что происходит.

«Что-то плохое», – сказала она. Но меня это не удовлетворило.

«Расскажите. Мне нужно знать».

«Сегодня днем Лу Синь кто-то позвонил. Сказали, что собираются убить Гоби».

Сначала я не осознал этого, но когда новость дошла до меня, у меня внутри все похолодело. Если это шутка, то очень отвратительная. Если это правда, то это ужасно.

К тому времени как я вернулся в отель, мне удалось немного успокоиться, но интервью для BBC Radio в тот же вечер стало катастрофой. Я чувствовал себя отчаявшимся и подавленным, и, хотя и осознавал, насколько важно казаться бодрым и позитивным, чтобы показать, что дело не безнадежное, мне это не удавалось. Я был измучен, взволнован и не видел, как мы можем найти Гоби. Это был далеко не самый приятный мой час в эфире.

Но, несмотря на это чувство подавленности, мне хотелось дать это интервью из-за статьи, появившейся в Huffington Post двумя днями ранее. В статье под заголовком «Пропавшая участница марафона Гоби, возможно, находится в руках торговцев собачьим мясом» приводилась цитата сотрудника организации Humane Society International о том, что «вызывает большое беспокойство, что Гоби пропала в Китае, где ежегодно от 10 до 20 миллионов собак гибнут от рук торговцев собачим мясом». По словам Лу Синь, торговля собачьим мясом не распространена в том регионе, где мы находимся, особенно с учетом большого количества проживающих здесь мусульман-уйгуров. Маловероятно, чтобы они могли съесть собачатину, которую считают такой же непригодной в пищу, как и свинина.

Статья была не только неточной, но и бесполезной. У нас была небольшая группа любителей собак, объединившихся для поисков, но нам нужно было, чтобы местные и национальные китайские издания освещали нашу историю и способствовали тому, чтобы больше горожан озаботилось судьбой Гоби. Крис и Кики уже рекомендовали мне оставаться позитивным и никогда никоим образом не критиковать государство во время интервью, и я знал, что если власти посчитают, что эту историю используют западные СМИ, чтобы выставить китайцев варварами, поедающими собак, я потеряю последнюю надежду когда-либо получить от них помощь.

Правда состояла в том, что местная поисковая команда была великолепна. Мне хотелось рассказать ВВС и всем нашим сторонникам, какую чудесную поддержку мы получаем от простых людей, а также от местных властей. Мне хотелось уточнить, что все, кого я встречал, были отзывчивыми, добрыми и щедрыми. Я не мог ожидать большего от нашей команды, китайской прессы и Кики, которая находилась в Пекине. Даже если мы никогда не найдем Гоби, их поддержка просто нереальна.

Вот что мне хотелось сказать ВВС в этот вечер. Но вместо этого я говорил так, как будто готов сдаться.

Ричард спас ситуацию парой стаканов пива и хорошим ужином. Мы говорили на темы, не касающиеся Гоби или поисков, и Ричард рассказал, что раньше служил во флоте США. Больше ничего он не рассказывал, но когда разговор снова зашел о Гоби, он выдвинул несколько интересных теорий о том, что могло с ней случиться.

«Картинка не складывается, – говорил он. – Даже без этих звонков мне кажется, что здесь что-то не так. Я думаю, дело не в том, что Нурали была в США или ее свекор случайно упустил ее. Я думаю, в том момент, когда история Гоби набрала популярность и начался сбор средств, кто-то увидел в этом шанс подзаработать. Все дело в этом, Дион, – в деньгах. Это развод на деньги. Тебе еще позвонят».

Я не был так уверен в этом. Какая-то часть меня не верила ему, потому что я не мог представить себе, что кто-то зайдет так далеко ради нескольких тысяч долларов. Еще часть меня не верила ему просто потому, что мне не хотелось верить. Я не мог вынести мысли, что Ричард может быть прав, и жизнь Гоби зависит от того, что какой-то идиот считает, что сможет получить от нас достаточно денег, чтобы пойти на такое. Что, если похититель Гоби изменит мнение? Что, если он струсит? Вернет ли он ее осторожно Нурали или посчитает это неудачной попыткой заработать денег и избавится от нее при первой же возможности?

На телефон пришел сигнал о сообщении от Лу Синь.

Взгляните на это фото. Гоби?

Я не был уверен. Качество фотографии было плохим, но на первый взгляд это была совсем не она. Кроме того, на голове у собаки виднелся глубокий шрам, которого у Гоби не было во время забега.

Я быстро отправил ответ, что это не Гоби, но Ричард не был так уверен.

«Ты не думаешь, что нам стоит поехать посмотреть?» – спросил он.

Я устал и пытался отмахнуться от него. «Дружище, у нас почти тридцать штук таких, и они всегда одинаковые. Туда ехать только полтора часа, потом пока посмотрим собаку, пока поговорим, пока вернемся. Уже поздно, а нам завтра рано вставать».

Ричард снова посмотрел на фотографию: «А мне кажется, немного похожа на Гоби».

Через полчаса Лу Синь прислала еще одно сообщение. В этот раз качество снимка было лучше, и кто-то увеличил глаза и разместил их изображение возле снимка Гоби из объявления о вознаграждении. Может, они с Ричардом и правы.

Когда я передал телефон Ричарду, он уже не сомневался. «Нужно ехать», – сказал он.

Мы заехали в закрытый коттеджный поселок и припарковались между сияющим лексусом и парой BMW. На многих машинах к одному из зеркал заднего вида была привязана красная лента длиной сантиметров тридцать – признак того, что автомобиль куплен совсем недавно. Тщательно ухоженные сады и белые домики говорили о богатстве. Это была та часть Урумчи, которую я точно не видел.

Идя за Лу Синь, я говорил Ричарду, что мы зря тратим время. И когда открылась входная дверь, и моим глазам предстали все члены поисковой команды плюс еще около десяти неизвестных мне людей, я не смог сдержать вздоха. Все надежды быстренько вырваться оттуда и лечь спать рушились.

Из-за столпотворения людей ничего не было видно; к тому же стоял сильный шум. Сначала я вообще не понял, где находится эта похожая на Гоби собака, однако стоило мне пробраться в центр комнаты, как люди сзади расступились, и комок песочно-желтой шести промчался через комнату и запрыгнул ко мне на колени.

«Это она!» – воскликнул я, подхватив ее и на минуту усомнившись в реальности происходящего. Она тут же начала издавать те же тявкающие и поскуливающие от волнения звуки, что я каждый раз слышал от нее при встрече в конце дня, когда бежал без нее. «Это Гоби! Это она!»

Я сел на диван и всмотрелся в Гоби. Ее голова была не такой, как я ее запомнил. На ней сейчас был большой шрам, толщиной с мой палец, от правого глаза через затылок и до левого уха. Я знал, что она не понимала своего имени, но каждый раз, когда мы бежали или находились в лагере, стоило мне издать причмокивающий звук, как она тут же появлялась. Поэтому я поставил ее на пол, отошел в другой конец комнаты и позвал ее причмокиванием.

Она пулей примчалась ко мне. Это была точно она. У меня больше не оставалось сомнений. Я был точно уверен.

Шум в комнате нарастал. Люди кричали и звали Гоби, но мне хотелось рассмотреть ее и убедиться, что с ней все в порядке. Я присел на диван и еще раз осмотрел ее, ощупав спину и лапы. Когда я дотрагивался до ее правого бедра, она вздрагивала, очевидно, от боли. Она нормально стояла и могла переносить некоторый вес на эту лапу, но по состоянию ее бедра и шраму я видел, что ей чудом удалось остаться в живых. Что бы с ней ни произошло, это было еще то приключение.

Гоби тыкалась носом в мои колени, как новорожденный щенок; народ толпился вокруг нас, стремясь сделать побольше фотографий. Я понимал их волнение и был им очень благодарен за помощь, но мне хотелось насладиться этим мгновением наедине в собой. Наедине с Гоби.

Доктор была несколько перевозбуждена и все время порывалась сделать селфи с Гоби. Она взяла ее на руки и, видимо, задела ее бедро, потому что Гоби громко взвыла от боли и спрыгнула с ее рук ко мне на колени. После этого я не позволял никому приближаться к ней. Гоби нужно было защищать, даже от тех, кто любит ее.

Примерно через час истерика улеглась, и нам удалось услышать всю историю полностью. Ричард переводил рассказ господина Ма, хозяина дома, о том, как он нашел ее.

В начале вечера он был в ресторане со своим сыном. Сын рассказывал ему о девушке, которую он видел этим утром – самой новой участнице поисковой команды, Малан. Она расклеивала объявления, на которых от руки дописала, чтобы люди не выбрасывали объявления, потому что очень жаль, что пропала собака, и человек аж из Великобритании приехал, чтобы найти ее. Сын господина Ма считал, что это был очень добрый поступок с ее стороны.

Возвращаясь домой после ужина, они увидели собаку, по виду очень голодную и уставшую, которая лежала у дороги, свернувшись калачиком.

«Это та самая собака, пап, – сказал он, – я уверен». Он попросил отца подождать, а сам побежал назад, где они проходили мимо нескольких объявлений на одной из соседних улиц.

Когда они позвали Гоби, она прошла за ними к дому, который находился неподалеку, а там они позвонили по номеру, указанному в объявлении, и отправили фотографию Лу Синь. И хотя она поверила мне, когда я написал в сообщении, что не думаю, что там есть сходство, именно сын господина Ма сканировал объявление, сделал фотографию лучшего качества и показал, насколько похожи глаза. Он был уверен, в отличие от меня.

«Что мы делаем дальше? Забираем ее в отель, да?»

Ричард перевел. Затем он и Лу Синь покачали головами.

«Вас не пустят. Ни один отель в городе никогда не впустит собаку».

«Правда? – Я был шокирован. – И после всего этого? После всего, через что она прошла?»

«Они правы, – сказал Ричард. – Ты можешь попробовать поговорить с менеджером, может, он тебя и впустит, но я в этом сомневаюсь. Я постоянно останавливаюсь в отелях, и ни в одном еще не видел собаки».

Было уже больше одиннадцати часов, и я слишком устал, чтобы спорить, – и с друзьями, и с администратором гостиницы.

«Нужно попросить господина Ма оставить ее здесь на ночь, – сказала Лу Синь. – Тогда вы сможете купить все необходимое для нее – поводок с ошейником, еду, миски и подстилку, а потом завтра заберете ее».

Лу Синь была права. Я так долго считал, что Гоби потерялась, что ни разу не обдумал, что мы будем делать, когда наконец найдем ее. Я был абсолютно не подготовлен и не хотел даже думать о том, чтобы попрощаться с Гоби и поехать обратно в отель. Но они были правы. Это был единственный разумный вариант.

Я взглянул на Гоби, которая свернулась возле меня на диване. Она так же подергивалась и похрапывала, как и в первую ночь, когда спала рядом со мной в палатке.

«Извини, девочка, – сказал я. – Мне нужно столько узнать о том, как быть твоим папой, да?»

По пути в отель я позвонил Лусии. «Черт побери, мы нашли ее!» – сообщил я, как только она подняла трубку. Потом мы долго не могли ничего сказать. Мы плакали.