Книга: А-бомба. От Сталина до Путина. Фрагменты истории в воспоминаниях и документах
Назад: Ночной «козел»
Дальше: Открепить от «Кремлевки»!

Почему не приехал Эйнштейн?

Кому именно принадлежит идея о конференции по теоретической физике в Ленинграде, установить так и не удалось. Вероятнее всего, тому из крупных ученых, кто не принимал участия в Атомном проекте. Но тем не менее президиум Академии наук СССР, на котором обсуждалась эта идея, посчитал разумным и полезным такую международную конференцию.

Шел 1947 год, а потому все, что в той или иной форме касалось ядерной физики, в обязательном порядке согласовывалось с Берией. Именно к нему и поступило письмо из Академии наук о намечавшейся на июнь конференции в Ленинграде.

Руководитель Атомного проекта сразу же поручил Первому главному управлению при СМ СССР высказать свою точку зрения. Судя по всему, Берия (а следовательно, и Сталин) считали политически верным и выигрышным пригласить в Советский Союз Эйнштейна, Оппенгеймера, Лоуренса и других ученых с мировыми именами. Однако что по этому поводу думают наши физики?

История не сохранила данных о том, с кем именно советовался М. Г. Первухин, когда он готовил ответ своему «шефу». Ясно, что в своем письме он излагал «коллективное» мнение. Более того, ему удалось переубедить даже президента АН СССР С. И. Вавилова, и тот изменил свою точку зрения.

В письме Первухина на имя Берии не рекомендовалось проводить такую конференцию, так как:

«1. Наши ученые-теоретики не готовы к тому, чтобы делать открытые, заслуживающие внимания ученых доклады по вопросам ядерной теоретической физики.

Имеющиеся же у них достижения в этой области связаны с секретными работами и доложены быть не могут.

2. Большая часть крупных ученых, указанных в списке, а именно: Эйнштейн, Оппенгеймер, Лоуренс, Кондон и др., вряд ли получит разрешение у своих правительств на выезд в СССР. В случае же приезда некоторых ученых они не смогут сделать доклады по интересующим нас вопросам из-за боязни нарушить закон, изданный в США, о порядке сохранения секретных данных по атомной энергии…»



Казалось бы, ситуация очевидная и аргументы убедительны, но опытный партийный босс Первухин прекрасно понимает, что его письмо может не понравится как Берии, так и «Хозяину»: а вдруг у них иная информация?! Как известно, западные ученые могут свободно ездить туда, куда они считают нужным, да и перед СССР еще не был опущен «железный занавес» с той стороны… И в своем письме Первухин делает весьма своеобразное предложение:

«Чтобы способствовать развитию теоретических работ, ведущихся нашими учеными физиками-теоретиками, было бы целесообразно пригласить в разное время в течение сентября-октября месяцев 1947 года некоторых иностранных физиков-теоретиков для прочтения открытых лекций узкому кругу физиков.

Желательно пригласить для указанной цели следующих ученых:

Паули – Швейцария;

Бор – Дания;

Дирак – Англия;

Жолио-Кюри – Франция.

Президент Академии наук СССР тов. Вавилов согласен с указанным выше предложением о замене созыва конференции приглашением в СССР отдельных ученых для прочтения лекций».



Эйнштейна и Оппенгеймера так и не решились пригласить в СССР. Не исключено, что они приехали бы…

Говорит ли А-бомба по-немецки?

Домыслов, легенд и мифов об участии немецких специалистов в Атомном проекте СССР столь много, что создается впечатление будто именно они сыграли решающую роль в создании у нас атомного оружия.

Это не так. Но и преуменьшать их вклад в развитие атомной промышленности в СССР не следует: он весьма значителен. Не случайно после испытания первой атомной бомбы доктор Н. В. Риль стал Героем Социалистического Труда. Вместе с Курчатовым, Зельдовичем, Харитоном и другими советскими учеными и специалистами. Многие инженеры и ученые из Германии были награждены орденами и Государственными премиями.

Итак, в какой же степени Атомный проект СССР говорил по-немецки?

Из «Отчета о состоянии работ по проблеме использования атомной энергии за 1945–1946 годы», направленного Сталину:

«Большая часть крупных ученых-физиков при нашем вступлении в Германию выехала в Западную зону Германии, где и находится до сих пор.

Однако некоторые ученые первой величины и большая группа профессорского и докторского состава осталась в нашей зоне, равно как и значительная часть оборудования научных физических учреждений…»



Ситуация в Германии была очень тяжелой. А потому некоторые немецкие ученые, получив приглашение поработать в Советском Союзе, с радостью согласились. Среди них были профессор Герц и конструктор Арденне, физики Стейнбек и Тиссен, профессора Фольмер, Доппель, Позе и другие.

Среди военнопленных также оказалось немало специалистов, связанных в прошлом с ядерной физикой и радиохимией. Некоторые из них предпочли работать «на воле». Впрочем, контроль был достаточно жестким: об этом позаботился сам Берия. Еще в августе 1946 года он отдал четкое распоряжение:

«…иметь в виду необходимость установления регулярного контроля за выполнением немцами заданий (как по качеству, так и по срокам).

Лица, успешно выполняющие задания, должны представляться к премиям, а лица не работающие, манкирующие работой, должны были изъяты из институтов и направлены в лагеря».



Инструкции своего шефа 9-е Управление МВД СССР, в распоряжении которого находились немецкие специалисты, выполняло последовательно и четко, а потому немногие вернулись в лагеря, предпочитая работать с полной отдачей сил. И это сыграло свою роль.

Документы Атомного проекта СССР дают возможность точно знать, чем именно занимаются специалисты из Германии. В частности, те материалы, которые легли на стол И. В. Сталину. Естественно, обманывать его не могли…

Написанный в декабре 1947 года отчет за подписью И. В. Курчатова, Б. Л. Ванникова и М. Г. Первухина, в котором анализировалось состояние всей атомной проблемы в СССР, содержит раздел, посвященный и немцам. Отчет был сделан в одном экземпляре, по распоряжению Берии он никому не посылался – знакомился с ним лишь Сталин. Хотя гриф, как обычно, стоял «Сов. Секретно (Особая папка)», некоторые слова вписывались от руки – не только «уран», «плутоний», номера предприятий, но и «немцы» и их фамилии. Сталин внимательно следил за соблюдением секретности, и Берия это отлично знал.

Итак, строки из отчета:

«Всего в 9-м Управлении МВД СССР и Первом главном управлении при Совете Министров работает 257 немецких специалистов, из них научных сотрудников – 64, инженеров – 48, научно-вспомогательного персонала – 53 и квалифицированных мастеров и рабочих — 92.

Из числа немцев приглашены из Германии 122 и отобраны из лагерей для военнопленных 135 человек.

Немецкие специалисты размещены в следующих учреждениях и предприятиях:

в Институте „А“ (директор Арденне) в Сухуми 106 специалистов, в т. ч. 51 научный работник и инженер;

в Институте „Г“ (директор профессор Герц) в Сухуми – 96 специалистов, в т. ч. 26 научных работников и инженеров;

в Лаборатории „В“ (научный руководитель профессор Позе), в 110 км от Москвы по Варшавскому шоссе – 30 специалистов, в т. ч. 13 научных работников и инженеров;

в Научно-исследовательском институте № 9 Первого главного управления при Совете Министров – 5 научных работников, немцев;

на заводе № 12 в Ногинске размещена и работает группа доктора Риля в составе 14 человек, из них 12 научных работников и инженеров;

в Московском институте азота министерства химической промышленности работает доктор Бевилогуа и доктор Хейландт».



Пожалуй, наиболее ценным ученым для нашего Атомного проекта был доктор Риль. Еще в фашистской Германии он занимался ураном, который доставлялся из Бельгии. Именно ту технологию доктор Риль использовал для получения металлического урана на заводе в Электростали. Восстановление урана из солей проводилось с помощью чистого кальция. В результате получался порошок металлического урана.

Все оборудование было вывезено из Германии. Мощность – 10 тонн в год.

Доктор Риль пользовался полным доверием руководителей Атомного проекта. Может быть, потому, что он родился в Петербурге. После революции выехал в Германию, где окончил Берлинский университет. Почти два десятка лет был директором одного из институтов, где занимался радиоактивными веществами. Доктор Риль хорошо говорил по-русски, и многие, кто с ним работал, даже не догадывались, что он немец. Согласился работать в СССР сразу же, как только ему это предложили. Под руководством доктора Риля были отработаны первые технологии получения металлического урана – сначала «немецкая», потом «американская» и, наконец, «отечественная».

Документы свидетельствуют:

«Сейчас производство урана через четырехфтористую соль быстро увеличивается, и в настоящее время цеха основного завода переходят на работу полностью по этому методу.

Эта работа в химической части в основном была сделана работниками доктора Риля, а в металлургической части – в основном советскими специалистами завода № 12».



Вскоре доктору Рилю и его группе было поручено еще одно специальное задание:

«В связи с завершением основных работ по разработке технологии получения урана и приближающимся пуском уран-графитового котла и диффузионного завода доктору Рилю дано задание начать разработку процесса получения чистых плутония и урана-235, а также процесса регенерации металлического урана, отработанного в котле „уран – графит“».



Пожалуй, именно группа доктора Риля была ближе всего к центру Атомного проекта, остальные немецкие ученые и специалисты находились как бы на его периферии.

Институт «А», возглавляемый профессором Арденне, расположился в бывшем санатории «Синоп» в Сухуми. Корпуса лечебницы были срочно переоборудованы в научные лаборатории. Он был неплохо оснащен. Основная задача – электромагнитный метод разделения изотопов. Первые центрифуги были сделаны здесь под руководством доктора Стейнбека. Он убеждал, что этот метод разделения изотопов урана гораздо эффективней, чем диффузионный.

Впрочем, и в этом направлении немецкие ученые работали весьма интенсивно. Главное – это создание диафрагм для диффузионных установок. Бесспорным авторитетом в этой области был профессор Тиссен.

Институт «Г», возглавляемый Нобелевским лауреатом профессором Герцем, также занимался разделением изотопов с помощью газовой диффузии. Именно по этому принципу действовали заводы в США, на которых был получен уран-235 для первых атомных бомб.

Сотрудники института «Г» заняли санаторий «Агудзеры». Им предстояло рассчитать, а затем и подтвердить экспериментально работу каскада диффузионных машин. Это было необходимо для завода, который строился на Урале.

Профессор Позе возглавлял Лабораторию «В». Здесь разрабатывался котел с обогащенным ураном, а также теория ядерных процессов.

В знаменитом нынче Плутониевом институте – НИИ-9, созданном в 1945 году для разработки технологий получения чистого урана, плутония и урана-235, действовала лаборатория, где работали немецкие специалисты. Возглавлял ее профессор Фольмер. Его исследования легли в основу проекта завода для производства тяжелой воды.

В «Девятке» работал и профессор Доппель со своими сотрудниками. Еще в Германии, во время войны он участвовал в конструировании котла «уран – тяжелая вода», который создавал Гейзенберг. Профессор Доппель предложил создать аппаратуру и приборы для измерения кинетики взрыва атомной бомбы. Его идеи тут же были поддержаны, и в НИИ-9 для него была оборудована специальная лаборатория.

Рядом с немецкими специалистами во всех институтах и лабораториях работали советские ученые и инженеры. Перед ними стояло две задачи: во-первых, помогать немецким коллегам, а во-вторых, перенять их опыт создания приборов и аппаратуры, которые так не хватало на наших предприятиях и в конструкторских бюро.

Постепенно немецкие ученые «выводились» из работ по созданию атомного оружия. Для многих из них испытание первой советской атомной бомбы стало столь же неожиданным, как в 1945 году бомбардировка Хиросимы.

25 лет никто из немецких специалистов не имел права говорить о своем участии в Атомном проекте СССР. Каждый из них подписывал соответствующую бумагу и давал «честное слово». Из СССР они уезжали в ГДР, а оттуда перебирались в Западную Германию. Подавляющее большинство из них сдержали свое слово: они не упоминали о своем участии в создании советской атомной бомбы.

А профессору Рилю по распоряжению Сталина была построена дача в Жуковке. Рядом такие же дачи получили ученые-атомщики. Рассказывают, что перед отъездом в Германию Герой Социалистического Труда Н. В. Риль продал свою дачу Мстиславу Ростроповичу, и именно на ней писал свой «Архипелаг ГУЛАГ» Александр Солженицын. В его эпопее немало страниц посвящено Атомному проекту СССР.

Все в этом мире имеет начало, но никогда не кончается…

Назад: Ночной «козел»
Дальше: Открепить от «Кремлевки»!