Открепить от «Кремлевки»!

Очевидно, на этом заседании секретариата ЦК ВКП(б) Сталин не присутствовал. Один из вопросов на нем: «сокращение контингента, обслуживаемого поликлиникой Кремля». Как всегда в подобных случаях (это было раньше, да и теперь тоже!), решение жесткое – всех, кто не входит в высший партийный аппарат (теперь – в администрацию президента), открепить. Мол, пусть посещают поликлиники по месту жительства или ведомственные.

На секретариате решили, что академики и члены-корреспонденты АН СССР должны обслуживаться в больнице Академии наук, а из «Кремлевки» их исключить!

Их было девять человек: академики И. В. Курчатов, С. Л. Соболев, А. И. Алиханов, Н. Н. Семенов, В. Г. Хлопин и члены-корреспонденты АН СССР И. К. Кикоин, Ю. Б. Харитон, Л. А. Арцимович и А. П. Александров.

Из Первого главного управления на имя Берии ушло письмо. В нем говорилось:

«По вашей просьбе к кремлевской поликлинике было прикреплено несколько ученых, для которых, ввиду специфики условий их работы, требовалось более квалифицированное медицинское обслуживание.

Как сообщил т. Егоров эти ученые подлежат откреплению от кремлевской поликлиники.

Академик Соболев С. Л. уже получил извещение об откреплении.

Ученые просят сохранить за ними и членами их семей право пользования кремлевской поликлиникой».

Однако сам Берия не мог отдать такое распоряжение. К письму он приколол записку: «Тов. Поскребышеву А. И. Прошу сохранить за перечисленными в списке учеными право пользования Кремлевской поликлиникой. Л. Берия. 26 декабря 1947 г.» – и отправил его в Кремль.

Сталин дал добро. Через несколько дней начальник Лечсанупра Кремля Егоров сообщил, что все ученые могут по-прежнему пользоваться элитными поликлиникой и больницей.

Так случилось, что почти все из них именно в «Кремлевке» провели свои последние дни жизни.

Рождение атомного ГУЛАГа

В середине шестидесятых довелось мне попасть в Навои. Тогда этого города еще на картах не было, и о той славе, что прокатится о нем через десяток лет, даже предположить было трудно.

Уже тогда город поражал своей красотой – высокие здания, первые в Средней Азии, а не только в Узбекистане, утопали в зелени. Специальная система арыков и орошения позволила на краю пустыни создать искусственный оазис.

Я написал репортаж об этом городе, о том, что здесь будут жить люди, которые добывают не только уран, но и золото. Сделал несколько фотографий – пытался снять панораму города, чтобы читатели «Комсомолки» смогли увидеть, сколь он красив…

Через две недели, вернувшись в Москву, я проявил пленки. И, к своему удивлению, не мог выбрать ни единого кадра для публикации – на каждом снимке была видна колючая проволока. Она окружала не только сами стройки, но и проглядывала сквозь пустые глазницы окон, виднелась на крышах. Оказывается, она была абсолютно везде – ведь Навои строили заключенные. Как и почти все атомные объекты.

День рождения атомного ГУЛАГа можно назвать точно: это случилось 8 октября 1946 года. Именно в этот день из великого архипелага лагерей и ссылок были выделены те, что теперь занимались только Атомным проектом. Вместе с Курчатовым, Харитоном, Сахаровым, Берией и Сталиным. Но по-своему…

И. В. Сталин подписывает в этот день постановление СМ СССР № 2266–94сс «О мерах обеспечения Главпромстроем МВД СССР строительства предприятий Первого главного управления при Совете министров СССР», то есть речь идет об атомных объектах страны:

«1. Установить, что Главное управление лагерей промышленного строительства министерства внутренних дел СССР является специализированной организацией для строительства предприятий и учреждений по линии Первого главного управления и непосредственно связанных с ним объектов других ведомств…»

И с этой минуты Главпромстрой МВД не может использоваться на других объектах, кроме атомных. Более того, после завершения строительства в одном месте предписано «все освобождающиеся людские и материально-технические ресурсы направлять на стройки по линии Первого главного управления». Иначе говоря, заключенные, попавшие в «атомное колесо», вырваться из него уже не могли. Категорически запрещалось «перебрасывать материально-технические ресурсы, кадры и рабочую силу со строек Первого главного управления на другие цели».

Л. П. Берия очень внимательно ознакомился с этим постановлением. На сохранившемся в архиве экземпляре видны его пометки. По ним нетрудно догадаться, что он будет тщательно контролировать все пункты данного документа – ведь и Атомный проект, и МВД курирует он.

Любопытно, что и в Москве и области появятся новые лагеря и «шарашки», потому что в постановлении записано:

«3. Разрешить Первому главному управлению при Совете министров СССР организовать в Москве и на Востоке два строительных треста для выполнения заданий по строительству объектов Первого главного управления, а также институтов и лабораторий, привлекаемых для работ Первым главным управлением».

На Урале и в Сибири появятся города-призраки: на картах их не будет, но слава о них пойдет по всему свету.

Обнинск и Дубна под Москвой станут крупнейшими научными центрами, а МГУ станет символом столицы.

Никому, кто строил эти «объекты Первого главного управления», не суждено было учиться, жить и работать в них…

«Пряники» вождя

Вожди и тираны, властители и президенты обычно правят с помощью кнута и пряника. Так гласит народная мудрость.

В разные времена и у разных вождей кнуты и пряники были свои.

У Сталина «кнут» – это страх, это месть, это ГУЛАГ.

А «пряник» – почет, премии, слава и звезды Героев.

Участникам Атомного проекта СССР в основном довелось испытать на себе лишь «пряники» Сталина. Это было связано с тем, что им удавалось решать, казалось бы, нерешаемые проблемы. И в этих случаях щедрость вождя не знала границ.

Сталин любил награждать.

Первые это почувствовали на себе академики И. В. Курчатов и Л. А. Арцимович.

10 февраля 1947 года И. В. Сталин подписывает постановление СМ СССР («Сов. секретно. Особая папка»), в котором сказано:

«Совет министров Союза ССР постановляет:

Премировать:

Курчатова И. В., академика, начальника Лаборатории № 2 Академии наук СССР, суммой в 500 000 руб. (50 % первой премии, установленной постановлением Совета министров СССР от 21 марта 1946 г. за № 627–258сс) и автомашиной „ЗИС-110“ за разработку метода, предусмотренного в разделе 1, п. 1а постановления Совета министров СССР от 21 марта 1946 г.

Арцимовича Л. А., члена-корреспондента Академии наук СССР, заместителя заведующего Лабораторией № 2, суммой в 300 000 (30 % первой премии) и автомашиной „ЗИС-110“ за разработку метода, предусмотренного в разделе 1, п. 1б постановления Совета министров СССР от 21 марта 1946 г…»

Документ весьма странный, так как не совсем понятно, почему Курчатову дают половину премии, а Арцимовичу – всего треть?! Если обратиться к постановлению от 21 марта 1946, на который ссылается новое постановление, то там определенно сказано, что первая премия присуждается за решение одной из поименованных ниже задач:

«а) за разработку проверенного и принятого к промышленному применению метода получения плутония;

б) за разработку проверенного и принятого к промышленному применению метода выделения урана-235…»

В принципе, оба ученых выполнили эти требования, но как бы «наполовину»: был пущен первый реактор, в нем получен плутоний, и опробована установка по разделению изотопов урана, однако до получения плутония и урана-235 в тех количествах, что необходимы для первых бомб, еще было очень далеко.

Это был «промежуточный финиш», и именно так оценивал работу ученых Сталин.

Кстати, он большое внимание уделял именно премированию работников. Система поощрений была им тщательно продумана. К примеру, выделение автомашины «ЗИС-110» сразу приравнивало Курчатова и Арцимовича к членам правительства. Это было важно не для них, а для Сталина, который показывал своему окружению, что он умеет ценить людей, которые так много делают для страны.

Лауреат «первой атомной премии» сразу же получал множество льгот. Кроме миллиона рублей и автомобиля государство ему дарило дом-особняк и дачу с обстановкой. Теперь он получал двойной оклад, имел право ездить бесплатно по стране любым видом транспорта и так далее.

Самым любопытным был пункт о том, что лауреат «получает право на заграничные научные командировки за счет государства через каждые три года сроком от трех до шести месяцев». Казалось бы, для участников Атомного проекта это звучит как некое издевательство: мол, какие поездки за границу, если в приграничных областях страны даже запрещено появляться?! В общем-то, так и было для большинства, но тем не менее, уже после смерти Сталина, некоторым ученым удалось «использовать» этот пункт постановления и получить деньги на лечение за границей. Не раз на этот документ в борьбе с властью ссылался и А. Д. Сахаров, но ему это не помогло…

Через месяц после награждения И. В. Курчатова и Л. А. Арцимовича появляются еще два постановления СМ СССР. В первом премируются сотрудники, которые принимали участие в пуске первого реактора и которые работали вместе с Арцимовичем. В общей сложности для их поощрения выделяется 2 230 000 рублей – сумма по тем временам огромная!

Второе постановление – уникальное. В нем идет речь и о премировании немецких специалистов. Доктор Н. Риль получает 350 тысяч рублей и автомобиль «Победа», М. Арденне, В. Шютце и М. Фольмер – по 50 тысяч рублей, другие немецкие ученые и инженеры – от 10 до 35 тысяч рублей каждый.