Книга: А-бомба. От Сталина до Путина. Фрагменты истории в воспоминаниях и документах
Назад: Плита с детонаторами
Дальше: Тень в тумане

Руда отгружается в СССР…

Урана было мало. Очень мало…

До войны геологи им почти не занимались, а потому разведанных месторождений не было.

Теперь же все геологические партии обязаны были докладывать об урановых рудах, искать их, даже там, где, казалось бы, их и не должно быть. И, конечно же, было создано множество специальных экспедиций, главная задача которых – поиски урановых руд.

Немало геологов не выходили «в поле», работали в своих институтах и библиотеках, но тем не менее вели самый активный поиск урановых месторождений. И их успехи были весьма значительны! По документам они изучали все месторождения в соседних с СССР странах, и если появлялись хоть малейшие намеки на то, что там есть возможность добывать уран хотя бы в ничтожных количествах, то сразу же предпринимались энергичные меры. В Чехословакии, Германии, Болгарии, Венгрии уже действовали акционерные общества (кто сказал, что рынок к нам пришел только после 91-го года?!) по добыче урановых руд. Теперь пришла очередь и Польши.

8 марта 1947 года Л. Берия пишет письмо И. Сталину:

«Представляю на ваше рассмотрение проект решения об организации разведки и добыче урана на территории Польши…»



Слово «уран» вписано рукой Берии.

Три месяца назад группа геологов и горных инженеров, которую возглавлял генерал Мешик (особо доверенное лицо Берии), отправилась в Польщу. Они обследовали Кузнецкое месторождение в Верхней Силезии. Ранее оно называлось Шмидебергским и в немецких документах числилось как «железорудное». Но было известно, что параллельно с железной рудой здесь шла добыча радия. За 15 лет его получили здесь 4 грамма.

Берия сообщал Сталину:

«Обследованием установлено следующее:

Урановая руда найдена в бывшем Шмидебергском железном руднике, добывающем в настоящее время 40 тыс. тонн железной руды в год.

На руднике обнаружено 160 тонн добытой руды со средним содержанием около 1 % урана и 1,5 тонны отсортированной руды с содержанием до 15 % урана (руда отгружается в СССР).

При обследовании получены сведения о том, что уран встречался также и в других шахтах и штольнях, расположенных в районе Шмидеберга (Купферберг, Вольсфальд, Ландек, Арнсберг и другие).

В настоящее время, до проведения детальной разведки, еще нельзя определить возможные запасы урана в недрах Кузнецкого месторождения, но уже собранные при обследовании данные являются вполне достаточными, чтобы ставить вопрос об организации смешанного польско-советского предприятия по разведке и добыче урана на Кузнецком и других месторождениях урана на территории Польши».



Переговоры с правительством Польши вело министерство внешней торговли. Конечно же, было получено согласие на разведку и добычу урана, однако, по мнению поляков, предприятие должно было быть не смешанным, а чисто польским.

Как ни странно, Сталин согласился с предложениями поляков. Уже через десять дней он подписал постановление Совета министров СССР № 600–208сс/оп «Об организации добычи радиоактивных руд на территории Польской Республики». В нем советско-польское предприятие, о создании которого писал Берия, не упоминалась. Организовывалась Постоянная советско-польская комиссия «для рассмотрения и утверждения планов геологоразведочных работ, строительства и добычи руды, рассмотрения других вопросов предприятия „Кузнецкие рудники“, требующих совместного с польской стороной решения, а также для повседневной помощи рудникам в их работе».

Правда, на должности технического директора, главного инженера, главного геолога, начальника отдела технического контроля назначались советские специалисты, но тем не менее предприятие «Кузнецкие рудники по добыче железной руды, радия и сырья для красок» оставалось польским.

С лета 1947 года здесь начались активные геологоразведочные и поисковые работы. Вагоны с рудой, содержащей уран, отправлялись в СССР на переработку. В тех реакторах, что нарабатывали плутоний для первых атомных бомб, бесспорно, был и уран с рудников, носящих очень русское название «Кузнецкие».

Ложь во благо?

В Атомном проекте СССР очень часто миражи становились реальностью вопреки мнению, что такое невозможно. И яркий пример тому – лето 1948 года, когда в проекте, на мой взгляд, наступил перелом: стало ясно, что создание советской атомной бомбы – уже реальность.

Академик Г. Н. Флеров славился юмористическим отношением ко всему. Это была своеобразная «система защиты от начальства», и, что греха таить, она помогала ему в той нелегкой работе, которой занимался ученый.

Однажды он подарил друзьям очередной афоризм, который запомнился на многие годы, да и сегодня он украшает одну из стен Лаборатории имени Г. Н. Флерова в Дубне. Значит, даже спустя полвека афоризм не потерял своей актуальности. А звучит он так: «Объяснять важному начальству научную проблему надо не правильно, а так, как ему будет понятно. Это ложь во благо».

Летом 1948 года лгать уже не требовалось: Сталин и Берия знали, что финиш близок, а потому они более жестко, чем раньше, решили руководить наукой и учеными. Они прекрасно понимали, что в этой среде «ложь во благо» недопустима, так как каждая неточность или погрешность обязательно будет замечена. Вот почему документы этого времени поражают историка своей лаконичностью, четкостью и конкретикой.

Для примера возьмем фрагменты из постановления СМ СССР № 1990–774сс/оп «О дополнительных заданиях по плану специальных научно-исследовательских работ на 1948 год». Документ принят 10 июня 1948 года, подписан И. В. Сталиным. В нем речь идет о форсировании работ по созданию атомной бомбы. Естественно, слов «атом» и «бомба» в документе нет, их заменяют понятия «РДС-1», «РДС-2», «РДС-3» и так далее. То есть речь идет уже не об одной бомбе, а о серии образцов ядерного оружия.

«Обязать перечисленных ниже директоров и научных работников институтов АН СССР выполнить следующие специальные научные работы в области физики:

1. Обязать Лабораторию № 2 (тт. Харитона и Зельдовича) произвести расчеты „ПО“ конструкций РДС-1, РДС-2, РДС-3, РДС-4, РДС-5 с различными вариантами уравнения состояния в следующие сроки…»



К 1 октября 1948 года нужно было завершить расчеты по первым трем «изделиям», а к 1 января 1949 года – по остальным.

«ПО» – это расчеты по обжатию центральной части заряда. То есть необходимо было решить самую принципиальную часть создания бомбы. А это уже Большая физика.

Впрочем, творцы документа это учитывают, а потому в помощь конструкторам бомбы привлекаются крупнейшие ученые страны. Пройдет совсем немного времени, и именно эти имена будут составлять гордость науки Отечества.

«2. Обязать Институт физических проблем АН СССР (тт. Александрова и Ландау) произвести вычисление КПД для различных систем РДС по данным, получаемым от Лаборатории № 2 АН СССР…»



В начале 60-х годов ХХ века будет много споров об участии академика Л. Д. Ландау в Атомном проекте СССР. Почему-то некоторые чиновники и коллеги великого физика посчитают «неприличным» то, что он создавал атомную бомбу. Позиция эта неверна по самой сути, так как не было в мире крупного физика, который в той или иной мере, у нас или в Америке, не работал бы над ядерным оружием. Время было такое, и судить о нем с позиций сегодняшнего дня неверно, ибо прошлое следует не осуждать, а понимать, что позволяет избегать подобных ошибок в будущем. Если, конечно, размышлять о прошлом, а не ставить на нем клеймо.

Лев Давидович Ландау был одним из самых активных участников Атомного проекта СССР. Такова реальность.

Кстати, в том же постановлении имя Ландау упоминается несколько раз:

«8. Для увязки теоретических и расчетных работ и контроля за выполнением заданий, предусмотренных настоящим постановлением, организовать при Лаборатории № 2 АН СССР закрытый семинар в составе:

1. Академик Ландау

2. Академик Петровский

3. Академик Соболев

4. Академик Фок

5. Чл. – корр. Зельдович

6. Чл. – корр. Тамм

7. Чл. – корр. Тихонов

8. Чл. – корр. Харитон

9. Профессор, доктор Щелкин

Возложить руководство семинаром на академика Соболева С. Л.».



Эти ученые соединяли в единое целое две отрасли науки: физику и математику. Отныне в стране создается мощный математический центр, концентрируется он в Академии наук, куда направляются талантливые специалисты из разных ведомств, даже из вооруженных сил. В постановлении отмечается:

«9. В целях обеспечения теоретических и расчетных работ, выполняемых для Лаборатории № 2 АН СССР, провести следующие мероприятия:

«а) обязать министерство вооруженных сил СССР (т. Булганина):

– освободить проф. Канторовича от работы в Высшем Военно-морском инженерном училище им. Дзержинского и демобилизовать его из рядов ВМФ;

– перевести в Математический институт АН СССР пять человек вычислителей из военно-топографических частей, базирующихся в г. Москве или Московской области…»



Постановление четко определяет не только что делать, но и кто именно несет ответственность за выполнение того или иного задания. В документе фигурируют многие фамилии в будущем очень известных людей. Впервые встречается имя кандидата физико-математических наук А. Д. Сахарова. В этом постановлении есть такая запись:

«предоставить в первоочередном порядке квартиры в Москве:

члену-корреспонденту АН СССР Агееву Н. В.

члену-корреспонденту Тихонову А. Н…

кандидату геофизических наук Самарскому А. А. (комнату)

кандидату геофизических наук Будаку Б. М. (комнату)

кандидату физико-математических наук Сахарову А. Д. (комнату)…»



Сталин, естественно, не мог и предположить, подписывая постановление, что в нем идет речь о человеке, которому предстоит сыграть решающую роль в создании водородного оружия и который будет одним из самых авторитетных критиков его режима.

Но это случится только через двадцать лет…

А пока в финале документа записано обязательное для того времени:

«10. Обязать тт. Вавилова, Харитона, Зельдовича, Александрова, Ландау, Виноградова, Петровского, Шмидта, Тихонова, Тамма, Беленького, Фока, Соболева, Зернова обеспечить соблюдение надлежащей секретности при проведении работ, предусмотренных настоящим постановлением».



Ученые выполнили и это. Никто из них не рассказывал о событиях лета 1948 года. Впрочем, как и о своем участии в Атомном проекте СССР. Обет молчания нарушил только Ю. Б. Харитон через сорок лет, когда рассказал мне об испытании первой атомной бомбы. Да и случилось это лишь после того, как он получил разрешение обнародовать свои воспоминания.

Назад: Плита с детонаторами
Дальше: Тень в тумане