Атомный диверсант приедет в СССР с паспортом дипломата. По частям он перевезет атомную бомбу через границу, потом соберет ее в Москве неподалеку от Кремля и взорвет.
Неужели такое может быть? Или это сюжет голливудского боевика?
Отнюдь! Фрагменты письма, полученного 1 марта 1947 года Л. П. Берией. Автор его – инженер-полковник профессор Семен Петрович Александров.
Человеком он был знающим. Работал в МВД, тщательно изучал все, что в Америке было связано с Атомным проектом. Был послан наблюдателем на испытания на Бикини. Оттуда привез два фильма, рассказывающих о воздействии ядерного оружия на боевые корабли. О своей поездке на атомный полигон США подробно рассказал руководителям Атомного проекта СССР.
По своей инициативе С. П. Александров следил за американской прессой, в которой, как известно, подчас раскрывались некоторые атомные секреты. Но американская пресса ничего принципиально нового не писала, однако полковник обратил внимание на несколько необычных, с его точки зрения, материалов.
Это было то самое, что позволяло полковнику обратиться к самому Л. П. Берии. Речь шла о защите от атомной диверсии.
В своем письме Александров сообщает:
«Газетная и журнальная печать США в 1946 году была переполнена высказываниями о возможности атомной войны против Советского Союза.
Эти высказывания появлялись обычно после напечатания чьих-либо прямых призывов к такой войне. Среди подобного рода высказываний особое внимание должны привлечь высказывания об анонимной атомной войне».
Далее полковник анализирует ряд материалов, опубликованных в газетах и журналах. Несколько фраз Берия подчеркивает. В частности, такие:
«Атомная бомба может быть завезена в страну агентурой в мирное время…
По заявлениям физиков, эти два материала (уран-235 и плутоний-239. – Авт.) отличаются слабым гамма-излучениями, особенно свежеприготовленный плутоний…
Для преодоления этой трудности необходимо поручить нашим физикам разработать особо чувствительную методику обнаружения урана-235 и плутония-239.
Располагая такой методикой, наши контрольные органы смогут проверять, например, дипломатический багаж или дипломатическую почту, не вскрывая ее…
Атомные материалы могут завозиться в Советский Союз и в багаже иностранцев, проходящем таможенный досмотр…»
И далее полковник Александров делает такие выводы:
«Таким образом, наиболее важными направлениями по защите от возможных внезапных атомных диверсий, названных американцами „анонимной атомной войной“, лично мне представляется следующее:
1. Проверка невскрываемого дипломатического багажа и дипломатической почты прецизионными физическими методами с применением, например, счетчиков Гейгера – Мюллера.
2. Введение усиленного таможенного контроля на основе специальных инструкций за багажом и грузами иностранцев с изолированием подозрительных материалов для последующей их проверки научными методами на уран-235 и плутоний-239.
3. Периодическая проверка физическими методами районов особой государственной важности на возможность установки вблизи них диверсионных атомных бомб…»
Берия отправил письмо полковника в архив. Но только после того, как показал его Курчатову. Тот не стал объяснять, что пока технической возможности устанавливать такой атомный контроль на границе нет – шеф Атомного проекта и сам это прекрасно знал. Хорошей аппаратуры не хватало на атомных объектах, где же их достать для таможен?!
Впрочем, Игорь Васильевич не удержался и пошутил:
– Хорошо бы поймать одного атомного диверсанта с настоящей бомбой – это очень помогло бы в нашей работе!
– Американцы не дураки, чтобы преподносить нам такие подарки, – заметил Берия.
Письмо Александрова было отправлено в архив.
Однако ему суждено было сыграть свою роль уже в наше время. Об идее полковника МВД и профессора вспомнили уже в наше время, когда атомный терроризм стал реальностью, и теперь уже на всех границах всех развитых стран установлена специальная аппаратура, которая контролирует перемещение ядерных материалов.
Судя по всему, «анонимная атомная война» – уже не фантастика.
Не исключено, что одно из знаменитых дачных мест под Москвой могло бы превратиться в очень закрытую зону, огороженную двумя рядами колючей проволоки и тщательно охраняемую. Здесь мог появиться ядерный центр.
Однако на письме ученых и руководителей Атомного проекта Л. П. Берия свою подпись не поставил, хотя пометок и подчеркиваний, сделанных им, на документе много. Это свидетельствовало о том, что предложение о создании конструкторского бюро в Софрино он изучал внимательно.
Почему выбор пал на полигон в Софрино?
Во-первых, все решения надо было принимать стремительно – ведь шел уже декабрь 1945 года, а бомбу Сталин требовал максимум через год-полтора.
И, во-вторых, авторы письма были убеждены, что Софрино идеально подходит для создания КБ-5 – так называли они центр по созданию атомных бомб.
Свою позицию они аргументировали так:
«В настоящее время должна быть полностью развернута работа по конструированию, изготовлению и подготовке испытаний изделия.
Работа включает в себя собственно конструирование, исследование элементов и узлов объекта, разработку и проверку аппаратуры для испытаний образцов, а также расчетную и экспериментальную работы.
Для постановки указанных работ нужна экспериментальная и производственная база с экспериментальными мастерскими и опытным участком, обеспечивающим возможность применения опытов с подрывом до 1 тонны взрывчатки типа тротила…
Испытания готового изделия под Москвой не предусматриваются. Для этой цели будет подготовлен участок в пустынной местности на одной из окраин страны.
Наиболее целесообразно организовать КБ на базе Софринского полигона НКБ СССР…»
И далее авторы письма обосновывали свою точку зрения, что полигон находится всего в 70 километрах от Москвы, что недалеко пролегает колея железной дороги, что неподалеку находится мощный лесной массив, способный скрыть секретные объекты, что часть рабочих и специалистов может быть привлечена к работе в КБ-5.
К этому письму прилагался проект постановления. Авторы были убеждены, что иного варианта просто быть не может…
На 14 декабря 1945 года назначено заседание Специального комитета при Совнаркоме СССР, на котором предполагалось решить судьбу КБ-5. Вел заседание Комитета его председатель Л. П. Берия. Неожиданно для многих он выступил против Софрино. Свою точку зрения он мотивировал тем, что «необходимая секретность работ не будет соблюдена», мол, «деятельность КБ-5 должна быть полностью изолирована».
В протоколе № 10 заседания Спецкомитета было записано, что в 10-дневный срок будет выбрано новое место расположения КБ-5.
Уже 26 декабря (все распоряжения выполнялись точно в срок!) Б. Л. Ванников направляет новое письмо Берии. В нем, в частности, сообщается:
«В соответствии с указаниями на заседании Специального комитета комиссия подобрала, как наиболее отвечающий этим данным, для лаборатории и экспериментальных мастерских завод № 550 НКБ.
Завод № 550 НКБ размещается в бывшем Саровском монастыре Мордовской АССР, в 75 километрах от ст. Шатки, на юго-восток от г. Арзамас…
Вокруг завода на расстоянии 75 км лесные заповедники.
Населенные пункты редкие, от железной дороги и от крупных населенных пунктов завод удален, и ближайшие деревни находятся на расстоянии 12 км.
Ввиду того, что из-за снежных заносов в настоящее время выехать комиссии на место не удалось, прошу отсрочить представление окончательного решения с мероприятиями по приспособлению завода № 550 под лабораторию и экспериментальные мастерские на 10 дней и предрешить вопрос размещения лаборатории на заводе № 550 НКБ».
Так начали рождаться «секретные атомные города».