Весть о том, что американцы приглашают советских ученых на атомные испытания на Бикини, разнеслась по Академии наук стремительно. Естественно, многие физики хотели бы отправиться на столь необычный эксперимент, но они прекрасно понимали, что выбор будет делать ведомство Берии, а следовательно, шансов никаких.
А влекло их в дальние края не только любопытство – в то время фраза о том, что «атомная бомба – это хорошая физика», уже распространилась в научной среде. Как же увидеть невидимое?
Именно этой целью и задался Николай Николаевич Семенов. Он обращается к начальнику 1-го Главного управления при Совете министров СССР Б. Л. Ванникову:
«В связи с предстоящими американскими испытаниями атомных бомб считаю интересным провести регистрацию сейсмических, метеорологических и гидроакустических явлений, сопровождающих взрыв. Поэтому считаю целесообразным дать распоряжение о бесперебойной работе в течение июня и июля месяцев сейсмической сети АН СССР, сети метеостанций, снабженных самопищущими барографами, а также рекомендовать командованию Тихоокеанского флота обеспечить на нескольких судах, особенно находящихся в районах более близких к предполагаемому месту испытаний, непрерывную объективную регистрацию гидроакустических явлений с помощью эхолотов и гидрофонов».
Академик готовит специальные копии писем для президента АН СССР Вавилова и начальника Главного управления гидрометслужбы Федорова. Он считает, что сам Берия должен отдать им соответствующее распоряжение.
События развиваются стремительно: Берия поддерживает просьбу Семенова и отдает соответствующие распоряжения. Самих документов не сохранилось, возможно, был устный приказ Берии.
Уже 15 июня, то есть через пять дней после письма Семенова, Берия получает доклад из Главного управления гидрометеорологической службы. И. о. начальника Л. П. Либин сообщает, что им отданы указания всем службам вести бесперебойную запись давления воздуха на всех станциях. Но тут же он оговаривается:
«Однако на основании анализа лент барографов дальневосточных метеостанций за период времени, совпадающий с налетами американских самолетов, сбросивших атомные бомбы на города Японии, имеются основания полагать, что обычные барографы не отметят тех колебаний воздуха, которые могут быть вызваны в результате испытаний атомных бомб в Тихом океане».
Так оно и оказалось. Впрочем, и сам академик Семенов считал, что нужно создавать специальную аппаратуру, но вдруг произойдет чудо?!
Впрочем, на чудо надейся, но сам предпринимай энергичные действия. Именно так и поступает академик.
18 июня он направляет руководству страны все документы, необходимые для создания и работы Владивостокской экспедиции – так называет академик Семенов будущую программу наблюдений за американскими ядерными взрывами. Это не только проект постановления Совета министров СССР, но и программа работ Владивостокской экспедиции и соответствующая пояснительная записка.
Берия очень внимательно читает документы: на полях остались его пометки. В частности, подчеркнут такой абзац:
«Намечаемые опыты по регистрации в природе эффектов атомного взрыва на Каролинских островах, ввиду чрезвычайной удаленности (6000 миль) пунктов наблюдения, вряд ли могут обеспечить сколько-нибудь надежные данные для суждений о свойствах атомной бомбы».
Берия вынужден размышлять: имеет ли смысл организовывать экспедицию, если даже у самого ее инициатора такие сомнения?!
Но колебался он недолго. Сразу после доклада Сталину он подписывает как заместитель председателя Совета министров СССР распоряжение № 7877-сс об организации научно-исследовательской экспедиции для наблюдения за испытаниями атомных бомб США.
В документе подробно расписывалось все, что необходимо сделать для экспедиции из 25 человек. Выделялась необходимая аппаратура, приборы, 600 рулонов бумаги для непрерывной записи с 15 июля по 1 августа 1946 года, а также три взвода звукометристов. Два самолета СИ-47 доставляли экспедицию во Владивосток, а затем привозили специалистов обратно. Министерству торговли поручалось выделить для экспедиции продовольственные продукты на 25 человек из расчета 250 рублей на человека…
Параллельно Берия распорядился, чтобы контрольные станции министерства госбезопасности в Приморье, на Камчатке и в бухте Провидения вели круглосуточные наблюдения возможных радиоэффектов во время испытаний.
Вскоре от командования Тихоокеанского флота пришла информация, что для выполнения распоряжения № 7877-сс выделено два фрегата и одна подлодка. Однако для обеспечения топливом похода и доставки людей на Сахалин и в Порт-Артур надо израсходовать дополнительно 2000 тонн мазута, 70 тонн соляра, 50 тонн авиабензина, 15 тонн автобензина.
Берия разрешает израсходовать топливо за счет мобилизационного резерва Тихоокеанского флота.
А у неугомонного академика Семенова возникает новая идея. Он делится ею с Курчатовым и Алихановым. И теперь уже три академика обращаются к Берии. Речь идет о взятии проб воздуха из радиоактивного облака. Для этого необходимо в район испытаний направить судно, на борту которого базируется летающая лодка. Сразу после второго (воздушного) взрыва летающая лодка берет пробы из радиоактивного облака. Ученые писали:
«Считая, что при хорошей организации дела имеется значительный шанс на успех, мы обращаем ваше внимание на большой интерес проведения этого опыта, так как он даст значительно более важные сведения, чем все остальные опыты, запроектированные экспедицией… Однако, ввиду очень малого времени для организации всего дела во Владивостоке, мы считаем совершенно необходимым дачу ваших прямых указаний Военно-морскому флоту об обязательном проведении этих опытов, поставив их центральной задачей экспедиции».
2 июля 1946 года Берия получает письмо ученых. В тот же день решение не только принимается, но разрабатывается детальный план посылки специального транспорта и самолетов в район испытаний. Как всегда, адмирал флота Н. Г. Кузнецов действует быстро и решительно. Он запрашивает разрешение «использовать пароход „Ереван“ с полным запасом мазута 2000 тонн, запасом воды 500 тонн и отпустить для заправки самолетов в море 80 тонн авиабензина в бочках».
Адмирал предупреждает Берию, что в море может быть штормовая погода, а «отсюда – могущие быть аварии и потери самолетов».
Проходит еще два дня.
В Главном штабе ВМС тщательно изучают информацию из США. В частности, становится известным так называемый «опасный район испытаний», где запрещено находиться судам и самолетам. Такое впечатление, будто американцы предвидят, что СССР намерен отправить в район испытаний корабли.
Начальник Главного штаба ВМС адмирал А. Г. Головко направляет Берии схему района испытаний, а также границы «опасной зоны». Он утверждает, что вероятность получения газообразных продуктов взрыва очень мала.
5 июля с новым письмом к Берии обращается академик Семенов. Он пишет:
«…в связи со сведениями об установлении американцами запретной зоны вокруг места взрыва, простирающейся по направлению дующих там ветров (юго-запад, запад) на 650 километров от центра взрыва, пришлось заново пересмотреть вопрос, поставленный перед вами Курчатовым, Алихановым и мной… Поскольку пыль на расстоянии 750 километров равномерно распределяется по высоте, нет особой необходимости проводить трудную операцию с самолетом…»
И в конце своего нового письма академик Семенов на всякий случай делает такой вывод:
«Лаврентий Павлович, конечно, нет никакой гарантии, что удастся получить результат (теория неточна, можно ошибиться в направлении ветра, взрыв может быть проведен очень глубоко под водой, т. е. на глубине больше 10–20 метров и т. п.). Однако шанс на успех есть, а полученные сведения представят исключительно большой интерес».
Этот фрагмент письма Берия подчеркнул, а на полях восставил вопросительный знак.
Что он имел в виду, предположить нетрудно…
С этого дня Николай Николаевич Семенов будет знать, что теперь в любой момент его могут обвинить в том, что огромные государственные средства были потрачены зря. И если потребуется обвинить его во «вредительстве», то истории с Владивостокской экспедицией, инициатором которой он был, будет вполне достаточно. Тем более что уже 21 августа были подведены печальные итоги этой эпопеи.
Берия получил отчет о наблюдениях за испытаниями атомных бомб США, подписанный президентом АН СССР С. И. Вавиловым и адмиралом Л. М. Галлером от ВМС СССР. В документе подробно описывалось, как именно работала Владивостокская экспедиция, какая аппаратура использовалась для регистрации ядерных взрывов и что конкретно получено в результате. К сожалению, выводы были неутешительны:
«С 28 июня и до получения извещения о производстве взрыва 1 июля велись непрерывные круглосуточные наблюдения за колебаниями почвы. Однако, несмотря на безукоризненную работу всей аппаратуры, прихода сейсмических волн, вызванных взрывом атомной бомбы, зарегистрировано не было…
…если взрывная волна и дошла до района Владивостока, то ее амплитуда не превышала амплитуды помех, а следовательно, и не могла быть выделена…
Наблюдения явлений в атмосфере. Работа проводилась в Порт-Артуре. Это место было выбрано как имеющее наибольшее число ясных дней в это время года. Однако ввиду неблагоприятной метеорологической обстановки группа смогла приступить к программным наблюдениям только 6 июля, т. е. пять дней спустя после первого взрыва, упустив возможность иметь сравнительные данные для суждения о состоянии атмосферы до и после него…
Прослушивание первого взрыва велось звукометрическими станциями, расположенными в районе Южного Сахалина, Курильских островов, по северному побережью Японского моря, в районе г. Владивостока и г. Порт-Артура, с 0 ч 00 мин до 24 ч 00 мин местного времени 1 июля. Несмотря на всю тщательность выполненных наблюдений, ни одна из звукометрических станций не отметила каких-либо явлений, связанных с взрывом атомной бомбы.
Прослушивание второго взрыва не велось…
Подготовленные операции по забору продуктов радиоактивного распада также не были осуществлены…»
Схема расположения Семипалатинского испытательного полигона
С помощью таких железобетонных конструкций измеряли ударную волну ядерного взрыва
Такое сооружение называлось «гусь»
В этом здании находились измерительные приборы
Главная достопримечательность бывшего полигона – «атомное» озеро, которое находится на испытательной площадке «Балапан». Оно образовалось в результате подрыва термоядерного боезаряда мощностью в 140 килотонн в 1965 году
Остатки производственных объектов на Семипалатинском ядерном полигоне
Казалось бы, Владивостокская экспедиция закончилась полным провалом: ни по одному из направлений не было получено никаких результатов!
Но не будем спешить с выводами.
Спустя 40 лет американцы приехали на Семипалатинский полигон. В рамках советско-американского сотрудничества проводился эксперимент «Семипалатинск – Невада». Речь шла об аппаратуре для обнаружения ядерных взрывов. Американцы увидели нашу систему. Они были поражены, насколько точно и эффективно она действует! Кстати, их аппаратура показала себя намного хуже…
Система контроля за ядерными испытаниями начала создаваться сразу после Владивостокской экспедиции. А два ее руководителя – Владимир Иванович Алферов и Михаил Александрович Садовский – стали очень известными людьми в Атомном проекте СССР.
Контр-адмирал В. И. Алферов – один из создателей нашего ядерного и термоядерного оружия. Он работал в Арзамасе-16, защитил докторскую диссертацию, получил Ленинскую и две Государственных премии, стал Героем Социалистического Труда.
Академик М. И. Садовский – один из основоположников науки о физике взрыва, научный руководитель Семипалатинского полигона, директор Института физики Земли АН СССР. Ему присуждены Ленинская и четыре Государственных премии. Звания Героя Социалистического Труда удостоен за испытания первой советской атомной бомбы.