Идет уже лето 1950 года, после испытаний первой бомбы прошло уже десять месяцев, но пока в вооруженные силы СССР никакой информации об атомном оружии не поступило. Естественно, министр обороны и командующий ВМФ обеспокоены: почему столь важная информация скрывается от них?
Уже несколько раз они обращаются в Специальный комитет с просьбой передать им результаты испытания атомной бомбы, но ответа нет. Им был невдомек, что такое распоряжение должен отдать сам Сталин. Но тот молчал, хотя еще в марте 50-го Берия направил ему соответствующее письмо. Почему же нет ответа?
Никакого злого умысла не было. Сталин считал просьбу военных правильной, а потому подчиненные должны были столь очевидные проблемы решать самостоятельно.
Однако система секретности, им же созданная, действовала четко и последовательно. Если уж было обращение в правительство, то реагировать на него должен сам Сталин.
Время шло, решений не было, и тогда Берия 5 июня вновь обращается к Сталину. В начале своего письма он деликатно напоминает:
«В октябре 1941 г. Специальным комитетом был внесен проект решения о передаче министерству вооруженных сил СССР необходимых ему… сведений о результатах испытания атомной бомбы.
Сейчас тт. Василевский и Юмашев ставят перед Специальным комитетом вопрос о том, чтобы им было разрешено обобщить результаты испытаний, разработать средства и методы защиты от атомного оружия и провести в армии на флоте необходимые мероприятия по заблаговременной подготовке к обороне и применению атомного оружия».
Сталин был болен. Бумаги не просматривал.
Берия смог доложить ему о своем письме только 17 июня. И тут же распорядился передать отчеты об испытаниях военным. Судя по всему, разговор со Сталиным был нелицеприятным: мол, по очевидным вещам беспокоите…
Вскоре был создан специальный фильм об испытании первой атомной бомбы. Пока его могли смотреть только высшие офицеры армии и флота. Однако пройдет всего два года, и появится новый фильм, учебный. На протяжении нескольких десятилетий его будут показывать не только в воинских частях, но и в высших учебных заведениях, где готовились офицеры запаса. Для большинства из нас именно это фильм станет первым знакомством с ядерным оружием.
Летом 1950 года был осуществлен тот самый прорыв в создании ядерного оружия, который позволил уже через несколько лет достичь паритета с США. Речь идет о создании нового типа бомб, для которых уже не требовался специальный самолет. КБ Туполева создавало «Ту-85», в бомбовом отсеке которого можно было поместить изделие весом до 7 тонн. На первом этапе казалось, что только такой самолет нужен для атомных бомб. Однако летом 50-го все уже становилось иным.
Ясно, что целесообразно применять плутониевую бомбу весом от 1 до 1,5 тонны. Если больше, то происходит лишь незначительное увеличения эффективности, но стоимость резко возрастает. При снижении веса до полутонны эффективность снижается в два раза.
От руководителей ПГУ и КБ-11 на имя Берии поступает письмо, которое коренным образом меняет ситуацию в обеспечении обороны страны. В нем, в частности, говорится:
«Выпускаемые в настоящее время бомбардировщики имеют бомбоотсеки, в которые можно поместить атомную бомбу диаметром около 900 мм и весом 1–1,5 тонны („Ил-28“ и „Ту-14“), и бомбоотсеки, в которые можно поместить атомную бомбу диаметром до 1500 мм и весом до 5 тонн („Ту-4“). В строящемся опытном образце самолета („Ту-85“) в бомбоотсеке могут разместиться изделия диаметром до 1700 мм и весом до 7 тонн».
Атомщики обещают, что разработка нового изделия весом 1–1,5 тонны будет завершена в декабре 1951 года.
Берия докладывает о предложении ученых и специалистов Сталину. Тот тут же дает добро, так как новая бомба позволяет резко снизить расходы на носители для нее. Теперь уже речь может идти не только о самолетах, но и о ракетах.
Петр Леонидович переживает, что не принимает участия в Атомном проекте. Он понимает, сколь увлекательной работой заняты его друзья и коллеги, но обсуждать с ними самые животрепещущие вопросы в физике он не может: секретность непреодолимым барьером встала между ними. То, что он находится под неусыпным контролем ведомства Берии, хорошо известно не только ему, но и всем, с кем еще вчера он работал.
Наверное, Петр Леонидович пожалел, что вступил в конфликт с Берией и пожаловался на него Сталину. Он уже понял, что его обращение никоим образом не сказалось на положении Берии, а полное отстранение его от Атомного проекта стало реальностью.
Академик предпринимает еще одну попытку пробить брешь в той изоляции, в которой он находится и которая его, безусловно, тяготит.
Через четверть века в Америке выйдет несколько книг, в которых его назовут «отцом советской атомной бомбы». Он будет показывать их друзьям и журналистам, начнет шутить над неосведомленностью авторов, но мне покажется в этот момент, что Петр Леонидович все-таки сожалеет, что это не так…
Впрочем, летом 1950 года он делает попытку вернуться в Атомный проект. Уже ясно, что бомба сделана и без него, что это направление в физике начинает стремительно развиваться, и он не может быть в стороне.
Сталин уже не просит его писать ему, не интересуется его точкой зрения на те или иные политические проблемы. Ясно, что вождь потерял интерес к нему, а потому адресатом для своего обращения он выбрал Г. М. Маленкова, прекрасно понимая, что о его письме будет доложено Сталину:
«Я обращаюсь к вам не только как к ведущему партийному руководителю, но также и потому, что я всегда вспоминаю с самыми лучшими чувствами ваше участие и руководство в моей работе. Мне думается, что мое пространное обращение к вам также оправдывается значимостью вопроса, о котором я пишу».
Академик Капица убежден, что после этих слов Маленков смягчится и внимательно прочитает все письмо. Отчасти Петр Леонидович оказался прав: письмо действительно было прочитано очень внимательно. Но не Маленковым, а Берией, к которому оно сразу же и попало. Ведь речь в письме шла о тех проблемах, которые касались руководителя Атомного проекта СССР. Маленков же имел о них весьма смутное представление.
Капица продолжал:
«Еще во время войны я много думал над более действенными методами борьбы с бомбежками тыла, чем заползание в норы и отстреливание снарядами. Теперь, когда в арсенал вошли атомные бомбы и реактивные самолеты и снаряды, этот вопрос становится одним из важнейших. За эти четыре года я отдавал все свои основные силы решению этой задачи, и мне думается, что сейчас я успешно завершил ту часть проблемы, которую надлежит решать ученому».
Последнюю фразу Берия подчеркнул. Капица писал о защите от атомных бомб. Естественно, эта проблема не могла не волновать Берию. Он ставил свои пометки на всех самых важных (с его точки зрения) положениях и выводах:
«Идея… заключается в создании хорошо направленных энергетических пучков… нужно научиться делать эти пучки достаточной мощности.
…я решил, по-видимому, по-новому эту задачу…
…в конце декабря прошлого года я напал на правильный путь, и с этого времени работа пошла очень хорошо, и сейчас ее можно считать законченной…
…у себя в институте я осуществил бы установку примерно в три месяца…
Несомненно, главная трудность, стоящая на пути к нормальному развитию моих работ, находится в опальности моего положения, при которой мне невозможно организовать здоровую коллективную работу…
Сейчас я готов позабыть всякое чувство обиды…»
Свое письмо академик Капица направил Маленкову 25 июня, а уже через неделю Берия знакомился с мнением Курчатова, Ванникова и Завенягина по существу его предложений. К сожалению, они отрицательно отнеслись к идеям академика Капицы, так как «акад. Капица не приводит в письме никаких теоретических доказательств, расчетов и описания своих опытов…». Руководители ПГУ советовали поручить Академии наук выслушать мнение Капицы, который должен защитить свои идеи перед коллегами.
Не такой реакции на письмо ждал Капица. Втайне он надеялся, что ему вернут институт и поручат разрабатывать новые энергетические установки. И еще он понял, что его судьба изменится только после смерти Сталина.