Среди физиков (и тех, кто близок к ним!) весьма популярна история о том, как один из разведчиков, рискуя, естественно, жизнью, доставил из Америки кусок чистого плутония, и именно это помогло академику Харитону создать атомную бомбу.
Правда это или вымысел?
Однажды я спросил об этом Юлия Борисовича Харитона. Тот ответил уклончиво:
– Что-то такого не припоминаю…
Услышать подобное от академика, чья память всегда была безукоризненной, я не предполагал, а потому решил, что из-за секретности сказать правду он не мог.
Значит, кусок плутония разведчики в Америке все-таки достали?!
Неожиданное подтверждение легенде я нашел в документах Атомного проекта СССР.
21 января 1949 года Л. П. Берия отдает такое распоряжение:
«Срочно поручите т. Харитону (лично) всесторонне изучить прилагаемую деталь в КБ-11 и обяжите его представить свое заключение.
Обеспечьте надлежащую секретность».
Шесть дней потребовалось Ю. Б. Харитону, чтобы тщательно исследовать образец, полученный от Берии. Теперь он уже мог сообщить, что
«…произведено исследование образца. Была снята рентгенограмма, которая показала, что образец состоит из А-9. Количество примесей, если они вообще имеются, по-видимому, невелико, т. к. спектр точно совпадает со спектром чистого А-9.
Заключение: образец состоит из А-9 довольно высокой (и, возможно, весьма высокой) степени чистоты. Отливка высокого качества.
Прошу сообщить, достаточно ли этих сведений, а также дать указание, куда направить образец».
Как ни странно, больше никаких указаний Харитон не получил, и образец еще долго лежал в его сугубо секретном сейфе.
Берия был разочарован: разведчики убеждали его, что деталь, доставленная из Америки, сделана из плутония. На самом деле это был очень чистый кусок урана, который использовался в реакторах. Теперь и у нас такого урана (шифр его – А-9) было вполне достаточно.
Впрочем, для разведчиков добыть такой уран в секретных лабораториях США было необычайно трудно, и их подвиг (а именно так этот случай вошел в историю разведки) был отмечен правительственными наградами.
Январь 1949 года вошел в историю Атомного проекта как «месяц секретности». Проверка всех и вся была тотальной. Особое внимание обращали на тех, кто обладал полной информацией об атомной бомбе. Под прицел одним из первых попал главный конструктор КБ-11 Юлий Борисович Харитон.
Кстати, на этот раз проверку проводили не сотрудники ведомства Берии. Сталин поручил ее своим помощникам по Совету министров СССР. А те, в свою очередь, должны были проинформировать о результатах проверки лично Сталина.
Все документы написаны от руки в двух экземплярах. Первый – для Сталина, второй был передан Харитону.
Берия, конечно же, знал о самой проверке, но с ее итогами и выводами Сталин его не познакомил, а Харитон не имел права показывать этот документ никому, так как второй экземпляр акта он обязан был хранить «наравне с другими имеющимися у него документами». Юлий Борисович был исполнительным человеком, что и сохранило до нашего времени весьма любопытный материал, высвечивающий еще одну грань Атомного проекта.
Вот фрагменты из этого документа:
«При проверке были предъявлены следующие документы:
1. Строго секретные: двадцать шесть папок…
2. Для служебного пользования: пятнадцать папок…
К строго секретным документам за № 713-а и 713-б, кроме профессора Харитона Ю. Б., допущены профессор Щелкин К. И. и Зельдович Я. Б. С документом № 722 знаком только профессор Харитон Ю. Б. Ко всем другим номерам, перечисленным в акте, кроме указанных выше, допущены профессор Франк-Каменецкий Д. А. и Флеров Г. Н…»
Думаю, что, когда речь заходит о вкладе того или иного ученого в создание ядерного оружия в нашей стране, подобного рода акты становятся главным аргументом в спорах. Они довольно точно определяют круг людей, которые были близки к главному конструктору и без которых работать он не мог…
«5. Документы хранятся в сейфе, который установлен в отдельной комнате, смежной с рабочим кабинетом главного конструктора КБ-11 профессора Харитона Ю. Б., на втором этаже каменного здания с железобетонным междуэтажным перекрытием.
Один ключ хранится у профессора Харитона, а другой (дублер) – у профессора Щелкина.
Комната, в которой установлен сейф для хранения строго секретных документов, имеет две двери. Одна дверь – с выходом в общий коридор, другая – в кабинет главного конструктора. Дверь в коридор постоянно опечатана с внешней и внутренней стороны.
В оконных проемах рабочего кабинета и комнаты, где хранятся документы, железных решеток не имеется.
6. При кратковременных отлучках профессора Харитона Ю. Б. и в конце рабочего дня кабинет опечатывается и сдается начальнику караула под охрану специального поста, выделяемого подразделением войск МГБ СССР.
С внешней стороны здание управления КБ-11 охраняется круглосуточно четырьмя постами. Допуск в здание производится только по установленным пропускам.
7. Уборка помещения, где хранятся строго секретные документы, и рабочего кабинета главного конструктора производится только в присутствии личных секретарей последнего».
Безусловно, самым серьезным нарушением секретности было отсутствие решеток на окнах. В акте давался месяц для того, чтобы это сделать…
Спустя почти полвека мне довелось побывать в кабинете Ю. Б. Харитона. Пришлось проходить через несколько постов охраны, меня встречал секретарь главного конструктора – офицер безопасности, на окнах были решетки. Интересно, те же самые или новые?
Был уже поздний вечер, и мы уезжали с Юлием Борисовичем вместе. Как и полвека назад, он сдал свой кабинет под охрану начальнику караула…
«Много хулиганства, воровства, грабежей и были случаи убийств»
Кажется невероятным, но эти слова имеют прямое отношение к Арзамасу-16, городу, который сегодня, в начале XXI века, считается «самым спокойным и безопасным во всей России». Именно так написано в сводках МВД о криминальном состоянии в стране.
Однажды украли велосипед. Хозяин коттеджа (раньше в нем жил А. Д. Сахаров) обратился в милицию: мол, произошло невероятное – он работает здесь уже три десятка лет и о подобном никогда не слышал!
Велосипед нашли к вечеру. Кто-то из ребятишек решил покататься. Велосипед стоял у калитки дома, хозяин поленился закатить его во двор. Там, конечно, никто его не тронул бы…
Конечно, картина несколько идеалистическая: времена нынче иные, а потому и в очень закрытом городе случаются всевозможные происшествия, но то, что по вечерам и даже ночью можно спокойно гулять по паркам в одиночку, не бояться краж и грабежей, не беспокоиться за свою машину и иногда даже забывать закрыть дверь квартиры, – все это реальность сегодняшнего дня. Кстати, это один из аргументов жителей города против его «открытия» – в начале 90-х годов прошлого века появилась идея убрать охрану и колючую проволоку вокруг города, тем более что здесь находятся христианские святыни, связанные с Серафимом Саровским. В наше беспокойное время атомщики предпочитают жить без криминальных разборок, и их опасения легко понять всем, кто живет в городах России.
Правительство не решилось «открыть» закрытые города. Правда, не из-за просьб жителей, а для собственного спокойствия. Стоит снять по периметру охрану, не исключено, что разворуют и ядерные материалы – в этой области россияне достигли выдающихся результатов. Я имею в виду воровство…
Так что пусть уж атомные бомбы хранятся за мощными рядами колючей проволоки под надзором часовых с собаками…
Но в середине 40-х все было иначе.
Для строительства ядерного центра было организовано несколько специальных лагерей, собрано много тысяч заключенных. Их трудом создавались корпуса лабораторий и цехов, казематы для испытаний взрывчатки, полигоны и стенды.
Естественно, никто из них не знал, что именно они строят.
Рано или поздно заключенные из-под стражи освобождались. Многие из них оставались работать в качестве вольнонаемных. Это вполне устраивало чиновников МВД, которые обязаны были обеспечивать КБ-11 рабочей силой.
В 1947 году И. В. Сталин подписывает постановление, в котором ужесточается секретность работ по Атомному проекту. Первыми, кто поплатился за это, были вольнонаемные, которые после освобождения остались работать на Объекте. Все они были отправлены на Колыму. Выезжать оттуда им категорически запрещалось.
Однако темпы работ по строительству ядерного центра нарастали. Людей не хватало, да и старое постановление уже не действовало, а потому бывшие заключенные оставались на объекте. Это их вполне устраивало, так как здесь была работа, да и снабжение продуктами было гораздо лучше, чем на Большой земле.
12 февраля 1949 года директор ядерного центра П. М. Зернов пишет:
«…дело изменилось коренным образом в худшую сторону, начиная с апреля месяца 1948 года.
Освобождаемых из заключения строительное управление № 880 МВД СССР, согласно указаниям министерства внутренних дел СССР, стало оставлять на стройке в качестве вольнонаемных.
В результате таких лиц в зоне скопилось более 1750 человек…
Освобожденных из лагеря Управление строительством № 880 МВД расселило в домах, не законченных строительством, предполагавшихся для расселения рабочих объекта.
В результате создалось совершенно невыносимое положение с жильем, приехавших рабочих с семьями расселять негде.
Среди освобожденных из лагеря и теперь свободно проживающих в поселке много хулиганства, воровства, грабежей и даже были случаи убийств.
Несколько краж и ограблений бывшими заключенными было совершено у работников объекта.
В общественных местах постоянно толпы бывших заключенных. Научные и инженерно-технические работники объекта не могут попасть в кино, стали бояться вечерами и по ночам ходить по улицам…
Мною три раза по этому вопросу подавались докладные записки на имя т. Берия Л. П., но так как никаких решений нет, то я не знаю, доложены ли они ему?»
На этот раз обращение П. М. Зернова было доложено руководителю Атомного проекта СССР. Решение было молниеносным и жестким: «вывезти из зоны всех!». Берия потребовал, чтобы ему регулярно докладывали, сколько осталось на объекте бывших заключенных. Теперь работали только специалисты, без которых строители не могли обойтись. Остальных отправляли на Колыму – уж там-то они никому не смогут раскрыть атомные секреты Страны Советов…