Чужое солнце
Легкое движение пальцами, и неуклюжий, на первый взгляд, универсальный транспорт легко провалился на сотни километров ниже вектора движения, выходя на новый курс. Павлов окинул взглядом экраны на стенах кабины управления. Все показатели в норме. Торопиться некуда. Все идет по плану.
Выведя «утюг» на новый курс, Николай отдал управление автоматике – до следующей коррекции еще полчаса, пусть поработают автоматы. А сам приник к экранам. На его глазах творилась история, и Павлов не хотел упускать ни секунды.
«Академик Ефремов», совершивший скачок к своей главной цели, остался далеко позади, остановившись на дальних подступах к орбите неизвестной планеты. Исследовательскому кораблю еще только предстояло выбрать идеальный курс и выйти на орбиту, позволяющую максимально экономить горючее. На это уйдет пара дней, не меньше. Но ученые не хотели ждать так долго.
Первыми, буквально через пару часов после завершения прыжка, с корабля ушли скоростные зонды. Самые примитивные, простые, зато очень быстрые и маневренные. Через час начала поступать первая информация, и «Ефремов» забурлил. Конечно, команда звездолета занималась своими делами, им сейчас забот хватало. А вот вся исследовательская часть, истосковавшаяся по работе, встала на дыбы.
Предположения подтвердились. Вторая планета Скорпиона-18 действительно находилась там, где и предполагалось. По массе она напоминала Землю. У нее была атмосфера. И, судя по первым отчетам зондов, подозревалось наличие воды. Вопреки надеждам романтиков из отдела ксенобиологии, никакой подозрительной электромагнитной активности у планеты не было обнаружено. Пока. Никаких искусственных объектов на орбите и поверхности не замечено. Никаких подозрительных сигналов. Но… это же только первые данные.
План исследований был давно разработан и утвержден. Но, как обычно, все пошло кувырком. Администрация экспедиции вступила в схватку с капитаном «Ефремова» и на этот раз вышла победительницей. Данилов уступил. И жизнь на корабле закипела.
Первыми стартовали легкие катера из флотилии самого «Ефремова». Все. Два десятка легких стрел устремились сквозь темноту космоса к далекой светлой точке – планете, озаренной светом тускловатой, по меркам земного Солнца, звезды. Быстрые и юркие машины, набитые серьезными многоразовыми зондами и исследовательскими спутниками, они напоминали сеятелей, разбрасывающих семена в черное ничто. Павлов даже немного завидовал пилотам легких катеров – они увидят все первыми. Когда-то и он был одним из них, одним из тех, что плетут сеть из зондов в заданном квадрате, обеспечивая «Ефремова» информацией. Но с тех пор многое изменилось.
Следом пошли универсальные транспорты, приписанные к исследовательской группе. Два десятка машин, набитые отчаянными бородатыми учеными, которые не хотели ждать, пока данные прибудут на корабль. Они хотели знать все – и прямо сейчас. Хотели получать информацию непосредственно с зондов, без задержек, и тут же обрабатывать ее, анализировать, изучать. В тесноте пассажирских салонов, склонившись над быстро установленными приборами, толкаясь локтями и азартно перекрикивая друг друга.
Когда последний транспорт с учеными стартовал с «Ефремова» и отправился к безымянной пока планете, Павлов отложил планшет с чертежами прыжковых двигателей и молча пошел готовиться к вылету. Он знал, что если в рейс ушли люди – он пойдет следом.
Вызов Архипова застал его уже в доке, в родном четырнадцатом, где стояли «утюги» спасательной группы. Задача была ясна – как обычно, дежурить и обеспечивать безопасность людей. Все давно было прописано в регламентах, и Павлову был нужен только сигнал на вылет. И он его получил.
Конечно, в первый рейс он отправился сам. Вторым, для подстраховки, вызвал Левченко. Хороший парень, надежный. Бывал в передрягах, умеет подмечать важные мелочи, не задается и не страдает синдромом «я же пилот, а не таксист». Конечно, все ребята у него в группе хорошие и правильные. Но пока двоих будет достаточно.
Они стартовали одновременно. Вылетели, можно сказать, по следам исследовательской группы и быстро ее нагнали. Вот только не стали присоединяться – у пилотов группы своя работа, у спасателей – своя.
На подходе к планете спасатели разделились. Левченко отправился по сложной кривой вокруг планеты, чтобы встать на точку со стороны звезды, а Павлов выбрал патрулирование в пространстве, стараясь уследить за всеми одновременно на своей половине.
Павлов бросил взгляд на карту полетов, отслеживая траектории движущихся объектов. Вот легкие катера нарезают круги на высоких орбитах вокруг огромного шара – совсем как электроны у атома. На первый взгляд – движутся хаотично, но на самом деле у каждого четкий и выверенный курс. У каждого – своя задача. А вот точки пожирнее, это «утюги» с учеными плавно опускаются ниже, почти к самой атмосфере, стараясь нащупать выгодные орбиты. Сейчас у пилотов транспортов горячая пора – надо согласовать все свои перемещения с другими, встроиться в существующую схему движения, стать ее частью. Главное – игнорировать крики и советы ученых на борту, которые, конечно, лучше всех знают, куда и как нужно лететь.
На экране, вокруг планеты, вспыхнули тонкие серые нити. Отлично! Пилоты «стрел» не зря торопились. Зонды связи на своих местах, есть локальная общая связь. Сейчас сеть на базе зондов только разворачивается, пока нет прямого контакта с «Ефремовым». Зато на орбитах уже можно болтать без задержки.
Николай шевельнул пальцем, подключая катер к каналам связи. Выбрал общую аварийную, единую для всех систем.
– Проверка аварийного канала связи, – вслух сказал Павлов. – Ответа не требуется.
На экране по серым нитям сети прокатилась алая волна сигнала – активировался аварийный канал. Николай проследил за тем, чтобы все точки, изображающие корабли, вспыхнули красным. Отлично, аварийный канал стал приоритетен и доступен в околопланетном пространстве. Все отлично, пусть теперь занимаются общей связью.
– Семен, – позвал Николай по отдельному каналу спасательной группы. – Как сигнал?
– Задержек нет, – отрапортовал Левченко, находящийся на другой стороне планеты. – Сеть развернута и функционирует в штатном режиме.
– Инциденты?
– Без происшествий. Продолжаю наблюдение, есть полный охват северного полушария.
– Отлично, – сказал Павлов, – иду к южному магнитному полюсу.
Левченко не ответил, и Николай зашевелил пальцами, выбирая новый курс для своего катера. Вот так. Один условно сверху, один условно снизу – вполне достаточно. Просто страховка. Теперь остается только ждать. Отказ техники, авария, облако метеоров… Атака пришельцев с щупальцами на головах. Все что угодно. Кому-то может понадобиться помощь, и Аварийноспасательная группа тут же окажет поддержку.
Выведя катер на заданную позицию, Павлов включил автомат – пусть держит «утюг» на заданном курсе. Проверил карту полетов у планеты. Вздохнул. Потом вывел в уголок экрана изображение с внешних камер. Теперь можно. Пусть и не первым, но и далеко не последним – он увидит все своими глазами.
* * *
Планета была великолепна. Большая, отливающая зеленым светом жемчужина висела в черной пустоте, одинокая и прекрасная. Дымка атмосферы светилась отраженным светом огромного лохматого солнца, и казалось, что огромный шар пылает по краям.
Николай облизнул пересохшие губы. Да. Ради этого стоило рисковать жизнью. Просто ради одного этого вида. Планета, на которой есть жизнь. Жемчужина в бездонной и бесплотной пустоте. Вот она – только руку протяни. Они выжили. Они – дошли. Добрались до высшей точки. И в этом есть твоя заслуга, пилот. Ты тоже сделал немало ради этого, ради этого волшебного мгновения. Ты – один из творцов этого чуда. И это великолепное чувство причастности к чему-то невообразимо огромному, величественному – само по себе лучшая награда. Много лет спустя ты можешь сказать – я там был. Я сделал это реальным. Я изменил этот мир.
Павлов с трудом оторвал взгляд от жемчужного шарика на экране, бросил беглый взгляд на мониторы. Серые нити каналов связи тянулись прочь от планеты – к «Ефремову», оставшемуся далеко в пространстве. Прямой канал пока не развернут, зонды только еще выстраиваются в цепочку, готовясь передавать сообщения без задержек. Но связь будет – еще пять или десять минут… Ребята на «стрелах» тоже не зря свой хлеб едят.
Задумчиво оглядев схему движения малых судов, напоминавшую шерстяной клубок, с которым вдоволь наигралась кошка, Павлов включил сканер каналов связи.
У него на борту не было оборудования ученых, и катер не был подключен к каналам передачи данных научной группы. Информация о планете сейчас шла непрерывным потоком, но Павлову она не была видна. Не по рангу. Зато у него есть доступ ко всем голосовым каналам. Для спасателя это не привилегия, это обязанность – слышать чужие голоса.
– Слишком мало кислорода, – раздался из общего динамика чей-то уверенный голос. – Так не пойдет.
– Ерунда! Это только первая проба…
– Вы на примеси посмотрите, на примеси…
– Маски. Всего лишь маски. А не скафандры, а это…
– Вы посмотрите на слой озона! Это же настоящая броня! Откуда он такой…
– На экваторе жарковато. Сдвигайтесь к полюсам…
– Покажите это Семенову! Нет, вот прямо это и покажите! И пусть он засунет свое драгоценное мнение…
Павлов задумчиво листал каналы «утюгов», слушая восторженные голоса ученых. Кто-то взахлеб спорил с коллегами, кто-то вслух повторял первые данные, полученные от зондов. На «четверке», опустившейся ниже всех к атмосфере, хором пели тягучую застольную песню горцев.
Павлов улыбнулся. Час. Всего лишь час. Что же будет через день? Судя по словам ученой братии, все надежды оправдались. Планета пригодна для обитания. Да, конечно с ограничениями, это не точная копия Земли. Но по сравнению с раскаленными шарами, заполненными облаками из серной кислоты, это – рай. Здесь будут жить люди. Будут радоваться, любить, растить детей, строить огромные города и запускать в космос корабли, чтобы бросить вызов безжизненному черному океану. Пусть он бесконечен, пусть он смертельно опасен, но даже он не сможет остановить человека, решившего выбраться из родной колыбели – Земли.
– Пляж! Клянусь, люди, мы видим настоящий пляж! Песок, волны, излучение не больше чем в Марроко! Ловите координаты…
– А ну-ка, нафиг с пляжа! Семенов, займитесь, наконец, делом, хватит глазеть на пейзажи!
– У нас место кончается, где прямая связь? Формировать архивированные пакеты для отложенной отправки? Или технари соизволят, наконец, открыть прямой канал к банкам данных «Ефремова»?
Очнувшись, Павлов бросил виноватый взгляд на планету, закрыл окошко и развернул схематичное изображение каналов связи. Словно по заказу, серая паутинка, тянувшаяся прочь от планеты, вспыхнула жемчужным светом. Есть связь с «Ефремовым»!
Николай быстро активировал аварийный канал, послал запрос. Ученым придется подождать пару секунд – у спасателей приоритет. Тестовый сигнал прошел успешно, задержки нет. Пропускная способность нарастает – «стрелы» разворачивают дополнительные зонды. А когда «Ефремов» подойдет ближе, в них и нужды не будет.
– Диспетчерская, это Павлов, – произнес пилот. – Тест голосового канала.
– Принимаем без задержек, – откликнулся дежурный с «Ефремова». – Переключайтесь на свой основной, коммутация готова.
Павлов переключился на канал аварийной службы звездолета. Потоком пошли обычные данные о статусах устройств и показания датчиков. Так, все в норме. Ага, а вот и Левченко подключился. Все, теперь все на одной волне. Какая энергетическая активность на судне! Все сияет, как новогодние лампочки на елке! Конечно, время сейчас горячее, но…
Павлов быстро пробежал глазами таблицы с данными и включил канал руководителей служб. Видеоканал еще не активирован, но звуковой уже доступен.
– Павлов на связи, – сказал он. – Архипов! Валерий Леонидович! Ответьте Павлову.
– Тут, – мрачно откликнулся Архипов, и, хотя видеосигнала не было, Павлов как наяву увидел его нахмуренные мохнатые брови. – Что у тебя?
– Полный порядок, – отозвался Павлов. – Что у вас?
– У нас сумасшедший дом! – рыкнул Архипов. – Команда занимается окончанием цикла перехода, стопорит службы и механизмы, глушит прыжковые двигатели. А администрация экспедиции готова без скафандра выскакивать из шлюза и бежать к планете своим ходом, сверкая голыми пятками!
– А откуда такая активность на левом борту? – тихонько спросил Николай.
– Выгружаем «баржу», – буркнул Архипов. – Прямой приказ. Капитан сказал, что «Ефремов» останется в этой точке столько, сколько потребуется для полного завершения цикла перехода. Может, час, а может, и пару дней. Сошлись на том, что выпускаем «баржу» для автономного исследования, а потом сгружаем посадочный модуль.
– Модуль? – изумился Павлов. – Это же… Его же с высокой орбиты выпускают.
– О, да, – голос Архипова сочился ядом. – Разумеется. Это тебе не «утюг» выплюнуть. Только этим болванам хоть кол на голове теши. Нормальные ученые сейчас бы звания делили, писали бы поздравительные речи и первые отчеты, примеряли бы медальки, размечали стены для дипломов. Нет, черт возьми, понабрали активистов! Все как один рвутся в бой!
– И что же модуль, – растерянно пробормотал Павлов. – Он как… своим ходом к планете?
– Да, – сухо отозвался Архипов. – Технически это осуществимо. И слава всем шестеренкам, это уже проблема экипажа корабля.
– Но как…
– Медленно и печально, – рявкнул разъяренный Ахипов. – Доплетется до планеты, примет данные и команду от «баржи», сделает пару витков и ухнет вниз. Все, Павлов, хватит! Что там у тебя еще?
– Думаю поднять дежурную машину вам на подстраховку, – сориентировался Николай. – Если вы выпускаете «баржу», а потом и модуль, около корабля будет суета.
– Уже началась, – недовольно буркнул Архипов. – Команда снаружи шлюза, страховочная команда, десятка «шариков» контроля, плюс роботы. Карусель.
– По протоколу положено… – начал Павлов.
– Знаю, – оборвал его Архипов и сердито засопел. – Да, верно мыслишь. Мой прокол. Пусть кто-то из твоих орлов понаблюдает со стороны.
– Подниму ребят, пусть не расслабляются, – быстро сказал Павлов.
– Давай, давай, – выдохнул успокоившийся Архипов и тяжело вздохнул. – Знаешь, Коля…
– Что? – насторожился Павлов.
– У нас же еще остались военные, – с затаенной тоской произнес Архипов. – И наземные войска, и на орбите…
– Есть такие, – не стал отрицать пилот. – Я сам после училища, год орбитального дежурства…
– Надо было экспедицию военным поручить, – мрачно произнес Архипов. – Вот у них порядок. У них не забалуешь. А это все – какая-то домашняя самодеятельность. Кто в лес, кто по дрова. Я уверен, что если оценивать организацию и управление нашей экспедицией, то оценка будет не просто низкая, а отрицательная. Не удивлюсь, если после всех наших отчетов вообще все экспедиции запретят. До полной победы робототехники. Чтоб, значит, сновали по кораблю блестящие лысинами андроиды и четко выполняли программы, а не…
Архипов не договорил, и Николай понял, что сейчас человек-гора взмахнул рукой. Ну и хорошо. Может, полегчает шефу. Выпустил пар.
– Все, – ровным тоном произнес Архипов. – Возвращаемся к работе. Давай, Павлов, бди.
– Есть, – бодро отозвался Николай, чтобы сделать приятное шефу, и тут же переключился на канал своей группы. Так, дежурный на связи, как и положено по инструкции.
– Карапетян, – позвал он. – Как обстановка?
– Все тихо, шеф, – тут же отозвался бодрый голос пилота. – Ну, не то чтобы совсем тихо, тут дурдом, но это не по нашей части.
– Теперь по нашей, – коротко велел Павлов. – Максим рядом?
– Я в ангаре, – отозвался Максим, второй пилот из отряда. – Саркис дежурит, я проверяю «четверку».
– Вот что, – сказал Павлов. – Саркис, поднимай птицу, санкционирую вылет. Протокол – дежурство в ближней зоне многотоннажных судов. Сейчас там…
– Знаю, «баржу» выгружают, – перебил молодой Саркис. – Я уже готов, только подключусь…
– Вах, – сказал Павлов. – Не горячись, пилот. Поднимайся, выполняй протокол. Я далеко, в случае нештатной ситуации открывай прямой канал до Архипова, подчиняться будешь непосредственно ему.
– Понял, шеф, – смущенно отозвался Саркис. – Заступаю.
Павлов бросил взгляд на экран и увидел, как в разделе активных единиц вспыхнула новая точка – Карапетян заступил на дежурство и выполнил подключение к сети спасательного отряда. Хорошо. Один есть.
– Максим, – позвал он. – Приготовься. Активируй свою птицу, встань на дежурство, но пока оставайся в доке. Будь готов взлететь по запросу Саркиса.
– Так точно, – отозвался пилот. – Уже собираюсь.
– А я? – раздался робкий голос. – Николай Петрович…
Павлов выругался про себя. Климов. Самый молодой пилот группы. Умелый, старательный, много налетал на «стрелах», раскидывая зонды. Но, как принято говорить, без боевого опыта. Не бывал в критических ситуациях. Впрочем, опыт – это дело наживное.
– Готовься, Саша, – сказал Павлов. – Через два часа вместе с Максимом смените Саркиса. Саркис! Вернешься, сядешь на дежурство.
– Будет сделано, – отозвался тот.
– Все, отбой, – бросил Павлов. – Приступайте.
Отключив канал, Николай бросил взгляд на экран. Вокруг жемчужного шарика планеты вились, словно мошки, малые суда. Подошла вторая волна исследовательских катеров и теперь пыталась влиться в существующий порядок движения. Все в порядке. Все под контролем. Дирижирует этим оркестром специальный диспетчер, устроивший штаб в одном из «утюгов». На первый взгляд, вокруг планеты царит хаос, но это лишь обман зрения. Все суда идут по своим курсам, все движется четко и ровно. Почти идеально. Откуда тогда беспокойство? Почему хочется сжать кулаки, дать полный газ – да так сильно, что аж руки чешутся?
Недовольно хмыкнув, Павлов сменил картинку на экране. Планета во всю стену. Видно даже завитки облаков. Жемчужина, плывущая по черным волнам ночной реки.
– Левченко, – позвал Павлов. – Как у тебя?
– Скучно, – отозвался тот. – Все работает как часы.
– Скучно – это хорошо, – одобрил Николай. – В нашей работе скука – самое приятное.
Прикусив губу, он бросил взгляд на другой экран, на данные, поступающие с «Ефремова». Карапетян уже взлетел, занимает свое место напротив шлюза. Вдоль левого борта вспышки энергетической активности, вплоть до перегрузки. Это выводят из огромных ворот «баржу». Полной картины у него здесь нет, но наверняка «Ефремов» сейчас напоминает улей, вокруг которого вьются растревоженные пчелы. Вот там действительно сумасшедший дом.
Крякнув от досады, Павлов переключил канал, включил в группу разговора Левченко.
– Внимание, – произнес он. – Отмена предыдущего приказа в части очередности дежурства. Максим, поднимай птицу, лети к планете, возьми мой шаблон протокола действий. Саша, заступай на дежурство. Я возвращаюсь на «Еферемова».
– Что так? – тут же спросил Левченко. – Неприятности?
– Я говорил с Архиповым… – медленно произнес Павлов. – Там у них полная неразбериха. Надо бы посмотреть самому. А вы тут с Максимом и без меня справитесь. Максим?
– Уже, – бодро откликнулся пилот, вдохновленный идеей одним из первых взглянуть на обнаруженную планету собственными глазами. – Готовность двигателей!
– Вот и молодец, – одобрил Павлов. – Все, ребята, давайте, работаем. Все по схеме, сто раз все гоняли на виртуальных моделях, самодеятельности не требуется.
Отключив канал связи, Павлов нахмурился и взглянул на экран. Планета сияла в лучах оранжевой звезды, выглянувшей из-за прозрачной кромки атмосферы. Солнце? Да, так и хочется его так назвать. Но это не наше солнце, оно – чужое. Чужая звезда. Не расслабляйся пилот. Еще рано. Успеешь еще насмотреться на чудеса новой планеты.
Сжав зубы, Павлов отключил экран наблюдений, активировал модуль ручного управления и сунул руки в холодный гель управления. Минута торжества и восхищения прошла. Пора вернуться к работе.
* * *
Полное ускорение выело запас горючего больше чем наполовину, но Павлова это мало волновало. В конце концов, он же возвращался домой, к родному причалу по правому борту «Ефремова». Волновало его совсем другое – неприятная сухость во рту и надоедливая зудящая мысль о том, что он что-то забыл. Так бывает. Вышел из дома, хлопаешь себя по карманам, понимаешь – что-то забыл. А что – не помнишь. И не вспомнишь, пока не очутишься на другом континенте. Николай знал – он точно ничего не забыл. Но ощущение было то самое, неприятное, как ноющий зуб.
Войдя в квадрат расположения звездолета, пилот погасил ускорение и направил катер к точке контакта. Пискнули системы связи, автоматически принимая от диспетчерской схему движения в заданном квадрате. Тут, неподалеку от «Ефремова», пространство контролировалось диспетчерами схем движения. Малые суда уходили от звездолета, возвращались обратно. По сложным кривым двигались зонды связи и наблюдения, плетя невидимый кокон вокруг звездолета. Да, самого «Ефремова» отсюда пока не было видно, но он присутствовал здесь незримо, одним только своим фактом существования наполняя пустое пространство.
Подключившись к автоматическому каналу диспетчерской, Николай отправил стандартный запрос и через пару мгновений получил курс сближения – извилистую линию, которая должна была привести его «утюг» к левому борту корабля. Пока Павлов не собирался загонять свой катер в ангар. Он хотел понаблюдать за выгрузкой модулей. Подстраховать Саркиса. Хотя, пожалуй, надо сделать сначала полный облет.
Павлов подключил аварийный канал, вызвал протокол патрулирования, проверил маршрут Саркиса.
Потом внес изменения – добавил к дежурным свой катер и проложил для него новый курс. Нос, корма, обратно нос, левый борт. Вот так. Утвердить. Пусть диспетчера примут к исполнению. Тут, в такой суете, самодеятельность противопоказана. Все должно быть согласовано и учтено, любое движение, любой выхлоп двигателей. Это вам не круги вокруг астероида нарезать.
– Шеф? – позвал Саркис. – Вижу маршрут. Зря вы так, Николай. Я бы сам…
– Знаю, – отрезал Павлов. – Верю. Но проверю.
Карапетян фыркнул и отключил канал. Николай видел на схеме, что его катер завис напротив левого борта «Ефремова». Не удержавшись, Павлов подключился к камерам, установленным на катере Саркиса, получил картинку и засмотрелся.
Огромный серебристый бок звездолета был подсвечен сотнями прожекторов. В лучах света сновали крохотные «шары-контролеры» – одноместные круглые катера технического персонала, приспособленные для наблюдения за состоянием обшивки и внешних механизмов корабля. Сейчас большие серебряные шары крутились по периметру огромной черной дыры – вторых ворот правого борта – оценивали состояние механизмов выгрузки и контролируя процесс отделения. Операторам скучать не приходится – контролем дело не ограничивается. Где-то надо манипулятором проверить крепления, где-то надо подтолкнуть, а иногда и направить в определенную точку ремонтную бригаду.
«Баржа» уже выскользнула из борта звездолета и теперь медленно отползала в сторону. Выплыв из лучей прожекторов, она сразу растворилась в темноте, и Павлов следил за ее движением только по датчикам. Да, огромная махина. Летающее серебристое веретено, в котором можно припарковать аж четыре катера. Это не считая круглой нашлепки жилой гондолы для персонала. В последний раз «баржу» выпускали в пояс астероидов, когда они с Римом…
Нахмурившись, Николай мрачно глянул на экран аварийного канала. Неуместное воспоминание. Сейчас лучше сосредоточиться на деле. Да, пока он далековато, надо подойти поближе. Он будет у «Ефремова» минут через десять-пятнадцать, но это не причина просто пялиться на экран. Можно, например, присмотреться к контрольной сети, пока автоматика диспетчерской ведет его катер точно к цели.
Павлов окинул взглядом карту распределения радиации. Да, есть пятна перегрузок, особенно на той стороне обшивке звездолета, что повернута к местной звезде. Но это норма. Вот пылающие пятна энергопотребления. О, на корме просто пылают прыжковые двигатели! Жрут как сумасшедшие! Неужели их еще не погасили? Что-то долго возятся ребята на этот раз. Впрочем, и задача у них немного другая. Больше прыжков не будет. Да, еще есть запасы антиматерии и активатора, но теперь все это в двигатели не пойдет. По плану, двигатели будут демонтированы. «Ефремов» встанет на вечный прикол. И будет переоборудован в огромный передающий контур, использующий гравитационные волны. Все перестроят – двигатели, генераторы, энергосистемы. Вот тогда ему и понадобятся остатки топлива. Для одной-единственной передачи – на Землю. Эта махина пошлет только один сигнал. Но он достигнет Земли почти мгновенно, благодаря экспериментальной системе гравитационной связи. Сжатый отчет, радостная весть – мы достигли цели и нашли то, что и хотели. Все удалось. Вылетайте, ждем, тчк. Или не достигнет, если лучшие умы планеты немного ошиблись в расчетах. Может и такое быть, это вам не радио на даче, это космос. В любом случае работы у команды «Ефремова» в ближайшее время будет навалом.
Павлов снова глянул на экран, где еще красовалась картинка с камер Саркиса. По схеме звездолета волной прошлись тусклые огоньки, рассыпавшиеся по правому борту, и Павлов насторожился. Распечатали третьи ворота. За ними, в уютном углублении скрывался посадочный модуль – огромная плоская тарелка, приспособленная для посадки на планеты с атмосферой. Да, тогда, когда его загружали на борт звездолета, мысль о том, что они найдут подходящую планету, отдавала робкой надеждой. Все были уверены – посадочный модуль – просто страховка. На всякий случай. Вдруг случится чудо?
Чудо случилось. И теперь посадочный модуль, размером со спортивный стадион, медленно выдвигался из борта звездолета. Весь путь его никто не трогал, и, строго говоря, он находился еще на консервации. Он сам себе маленький звездолет. В нем есть все необходимое, чтобы совершить посадку, устроиться поудобнее на чужой планете и развернуть исследования. Независимые источники энергии, производство кислорода и рабочих газов. Огромный трюм консервированной ботаники. От питательного рациона для экипажа до семян, способных взойти в чужой и абсолютно чуждой почве.
Теоретически. Нет, правильнее этот модуль было бы назвать Ковчегом, но слишком уж старомодное имечко. И, как говаривал Архипов, затертое до дыр предыдущими поколениями.
Засмотревшись на изображение с камер «утюга» Саркиса, Павлов чуть не пропустил тихий сигнал автоматики. Зуммер предупредил, что автоматика вывела катер на финальный этап пути. До «Ефремова» рукой подать – по космическим меркам. Вот, его уже прекрасно видно. Можно переключаться на собственные камеры.
Бросив последний взгляд на серебристую тарелку размером со стадион, наполовину высунувшуюся из борта звездолета, Павлов переключился на свои камеры и взглянул на «Ефремова» со стороны. Почти невооруженным взглядом. Да, отсюда камерам катера уже видно тело звездолета, подсвеченное тысячами мелких огней.
«Ефремов» походил на огромную рыбину, притаившуюся в черных водах заводи и почти незаметную на темном фоне. Длинное продолговатое тело, чуть заостренный сигарный нос. Сейчас не было видно утолщения на носу – основой рубки управления, находящейся сейчас на консервации. Не было видно и выходящего посадочного модуля – Павлов заходил к звездолету с другого борта. Зато был прекрасно виден силуэт самого корабля. Длинная бугристая сигара тянется сквозь пространство. Утолщается к корме – а там, вокруг всего корпуса, настоящий барабан, как у древнего револьвера. Набит, правда, не патронами, а прыжковыми двигателями. Отсюда камеры не могли разобрать мелких деталей на обшивке, но Павлов знал – там, под каморами, запасная рубка управления, ставшая сейчас основной. На время, конечно. И обшивка вовсе не гладкая – вся в буграх от датчиков, размером с небольшой дачный домик, и от центров контроля, и от защитных контуров, тянувшихся под всей обшивкой на манер кровеносных сосудов. Да там целая маленькая вселенная, по которой время от времени скользят шары-контролеры технического персонала или автоматические боты контроля. А еще…
Аварийный канал моргнул, словно сомневаясь – был вызов или нет. Николай автоматически опустил подбородок.
– Павлов, – сказал он. – Вызов? Дежурный, был вызов или нет?
– Я… – протянул Климов. – Я не уверен. Тут во внутренней сети началась такая чехарда.
– Какая? – резко спросил Павлов. – Что за чехарда? Саркис! Что у тебя?
– Помехи, – отозвался Карапетян. – Не могу связаться с группой контролеров, но кажется, движение посадочного модуля остановилось. Выгрузка прекращена. Очень сильный энергетический фон. Пока не пойму…
– Перегрузка, – быстро произнес Климов. – Во внутренних энергосетях перегрузка! Активирован аварийный канал внутренних систем! У меня нет доступа к аварийным системам звездолета, это не наша зона, но я вижу…
Павлов сжал зубы и щелкнул пальцами, активируя канал руководства.
– Архипов, – быстро позвал он. – Это Павлов. Что на борту?
– Не мешай, – быстро отозвался Архипов. – Есть проблема, уже решается. Это задача аварийной службы корабля. Ты занимайся пространством, Коля. Смотри снаружи. Внутри есть, кому…
Из динамиков раздался глухой рокот, а затем – пронзительный свист. Павлов дернул головой, пытаясь прервать контакт, взглянул на экран, замер.
И перестал дышать.
* * *
Вытянутое тело звездолета, напоминавшее рыбину, притаившуюся за корягой, содрогнулось. Все источники света на обшивке ярко вспыхнули и тут же погасли. Но не сразу. Сначала погасли искры на носу, потом в центре, а потом уж темная волна докатилась до кормы. На миг звездолет превратился в едва заметный черный силуэт на черном фоне открытого пространства. А потом, на корме, у самого барабана прыжковых двигателей вспыхнула новая звезда.
Павлов вскинул руку, пытаясь прикрыть глаза, но камеры автоматически включили фильтры, убавили яркость, и беспристрастно выдали на экран изображение звездолета, содрогавшегося в агонии.
Ослепительно-белый шар раскаленной плазмы, родившийся внутри корабля, за доли секунды прожег себе путь наружу. Ослепительная вспышка полыхнула прямо рядом с барабаном прыжковых двигателей и тут же угасла, оставив после себя дыру размером с футбольное поле. Но это было лишь начало. Вспышка погасла, но тут же из черной воронки в корпусе, к носу корабля покатилась узкая волна, поднимающая на дыбы броневые плиты обшивки звездолета. Казалось, что внутри корабля двигается невидимое нечто, раздирающее обшивку изнутри. Когда страшный след добрался до середины, его начало лопнуло, распалось на части, и по телу звездолета потянулся огромный зияющий шрам. Из него в черную пустоту ударили белые струи пара, образуя сияющие облака.
Николаю на миг показалось, что это лопнула земля, разверзлась под ногами, открыв пылающее нутро, дымящееся, словно библейский ад. И лишь секунду спустя он понял, что это фонтаны из газов и жидкостей, застывавших на лету и превращающихся в кристаллы льда.
Трещина тем временем устремилась к носу корабля, раздирая в клочья обшивку, раздвигая броневые плиты и оставляя за собой рваные дымящиеся раны. На глазах Павлова провал достиг скошенного носа и превратил его в зияющее отверстие, из которого в космос ударили сверкающие в лучах уцелевших прожекторов столбы замерзающих газов.
Онемевший от ужаса Павлов медленно протянул руку к экрану, словно пытаясь прикоснуться пальцами к изуродованному силуэту «Ефремова». Он выглядел ужасно. Его темное длинное тело по-прежнему напоминало рыбину, но теперь казалось, что ее пытались выпотрошить тупой пилой. Уродливый разрез с зазубренными краями рассек весь звездолет вдоль, от кормы до носа. Так, словно внутри по кораблю прокатилась невидимая волна энергии, зародившаяся у прыжковых двигателей и вырвавшаяся на свободу из скошенного носа. Гордый межзвездный корабль, гениальное творение рук всего человечества, в мгновение ока превратился в лопнувшую водопроводную трубу.
Дрожащие пальцы Николая коснулись экрана, на котором в темноте плавал разрезанный почти пополам звездолет. И тут же отдернулись, словно пилот дотронулся до раскаленного куска металла.
Спохватившись, разом взвыли все зуммеры. Экраны катера одновременно полыхнули алым, в кабине вспыхнули тревожные лампы. В их кровавом сиянии Павлов едва успел заметить, как темное пространство вокруг изуродованного «Ефремова» расцвело едва заметными искрами. Две, три, сразу десяток… Спасательные капсулы покидали звездолет. Живые. Люди.
Опомнившись, Павлов хлопнул по пульту, активируя связь.
– Аварийная ноль, аварийная ноль!
Из динамиков раздался лишь треск и грохот – и едва слышимый рокот, напоминавший гул океанского прибоя. Централизованная связь звездолета отключилась, а без усилителей корабля и сети радиозондов датчики принимали только прямые сигналы.
Павлов вырвал руку из управляющего геля, мазнул пальцами по экрану, переключая волны связи. Сканирование всего диапазона! Да, вот сигналы SOS от капсул, яркие, пульсирующие, словно обнаженные сердца. Вот мешанина отзывов автоматической техники, хрипящая волна тысяч обрывков связи…
Больше Павлов не размышлял. Сжав кулак, он сорвал катер с места и швырнул его в сторону разбитого корабля, уже не обращая внимания ни на какие указания автоматической диспетчерской системы.
Автоматика взбесилась. Сошла с ума. Экраны, потерявшие сигнал передающих контролирующих систем, пылали красными предупреждающими кругами. Данных с систем корабля и с зондов больше не поступало, вместо них сыпались бесконечным потоком сообщения о потери связи. Павлов, управляя катером одной рукой, успел смахнуть с ближайшего экрана данные и отключить автоматику.
– Голосовая команда, – рявкнул он, спешно сунув руку обратно в гель и выравнивая работу боковых двигателей. – Независимый режим!
Автоматика послушно отключилась, экраны последний раз полыхнули красным и тут же расцвели стабильным голубым светом. Теперь катер был сам по себе и выдавал только те данные, которые мог собрать сам. Как в самом обычном рядовом вылете.
Павлов бросил взгляд на экраны, шевельнул пальцем, восстанавливая привычную схему. Вид с бортовых камер – почти ничего не видно. Темный силуэт, вокруг крохотные источники света. Радары и сканеры работают автономно, без данных централизованной системы. Ох. Вокруг корабля настоящее месиво из движущихся целей. Обломки, малые суда, буксиры, зонды… Настоящая метеоритная атака. И нужно подойти ближе, ориентируясь только по скудным данным малого радара, действуя почти наугад.
– Это просто астероид, – процедил Николай сквозь стиснутые зубы. – Еще один унылый и скучный кусок камня. Только и всего.
Катер стрелой рванулся к разбитому звездолету, закладывая лихие виражи между почти незаметных обломков. Павлов вел свою машину легко, свободно, едва шевеля кончиками пальцев. Он танцевал привычный танец с открытым пространством, скользя по пространству, как лыжник по склону горы.
За пять минут он на форсаже провалился сквозь пространство к разбитому звездолету. И когда он смог наконец без увеличения камер рассмотреть «Ефремова», то ужаснулся. Большего не успел – включился автоматический пеленг активных частот связи.
Экраны вспыхнули сотнями информационных строк, из динамиков донесся хрип, и Павлов привычно переключился на аварийную волну.
– Это Павлов, – крикнул он. – Аварийная волна, ноль! Отзыв! Аварийная…
Тихо, едва различимо, раздался чей-то шепот, и пилот тут же зафиксировал сигнал. Сквозь шорох помех прорвался тонкий, срывающийся голос:
– Климов на связи! Климов…
– Сашка! – крикнул Павлов. – Саша! Доложись!
– Я в ангаре, – захлебываясь, зашептал практикант. – В аварийном скафандре. Двери заблокированы, в коридорах вакуум… Тут… никого…
– «Утюги» целы? – быстро спросил Павлов. – Саша, не молчи…
– Целы, но створки ангара… Блокированы… Экранировка сигнала…
– Быстро залезай в «утюг» и активируй системы, – рявкнул Павлов, – пользуйся его системами. Быстро!
Сигнал аварийного скафандра, с трудом пробивавшийся сквозь обшивку корабля, исчез, но Павлову стало легче. Один есть. Начнем с этого. Главное не думать о том, что звездолет может в любую секунду превратиться в сверхновую звезду, выжигая все в радиусе тысячи километров…
Павлов бросил катер к разбитой обшивке «Ефремова», прошелся впритирку к ней, увернулся от целого роя осколков, проскользнул между двумя башенками контроля, пролетел над ребристым полем инфлекторов и выскочил, как пробка из бутылки, на другую сторону звездолета.
Здесь царил настоящий кавардак. «Баржа» отошла довольно далеко от «Ефремова» но за ней, словно след за лодкой, в пространстве тянулся ворох обломков и осколков. В борту звездолета зияла раскрытая рана – черная дыра, оставшаяся от шлюзов, из которых выбило створки. А из дыры торчала половина огромной серебристой тарелки, размером со стадион. Посадочный модуль, так и не завершивший процедуру выхода из корабля.
Под шум в системах связи, под свист и грохот, Павлов заложил широкий вираж, стараясь избегать крупных объектов, болтающихся в пространстве. А их тут было предостаточно. Монтажные и страховочные роботы, потерявшие контроль одноместные катера, жмущиеся к тарелке, и облака, нет, целые тучи обломков и мусора, сбивающиеся в огромные комья. Обломки, обрывки, остатки. Руины.
В одной из куч Павлов вдруг заметил стандартный сигнал скафандра и прикусил губу.
– Аварийная ноль! – крикнул он. – Всем, кто слышит! Всем, кто слышит! Аварийная ситуация, назовите себя. Аварийная ситуация, назовите себя!
Надо подойти ближе к борту, мелькнула в голове мысль. Тогда есть шанс поймать аварийные волны личных скафандров. Хотя бы их сигналы. Нужно попытаться идентифицировать людей, найти их, выдрать из мусора…
Павлов отключил двигатели и на секунду закрыл глаза. Выдрать. Как? Ладно. Допустим. А дальше? Это не авария. Это не просто проблема. Это – конец света.
А у него под рукой только катер, неуклюжий «утюг» с ополовиненным ресурсом. Ну же, Павлов! Придумай что-нибудь, сукин сын!
Словно по волшебству, ожил сканер дальних частот. Засвистел, зашуршал и завыл, автоматически настраиваясь на общую частоту. Где-то рядом, в пространстве, ожил один из зондов связи. Оправился, видно, от удара, запустил резервный контур, перезагрузился и ринулся в бой – протянул нить к соседнему зонду, замыкая цепочку, тянущуюся до планеты.
Из динамика на Павлова обрушился целый хор голосов. Люди кричали, спрашивали что-то, требовали ответа. Павлов активировал аварийный доступ и пустил свой сигнал во все доступные каналы связи.
– Аварийный канал! – крикнул он. – Всем прекратить передачу! Немедленно прекратить все передачи!
Послушались далеко не все, но от бури в эфире после слов пилота остался лишь тихий гул далеких голосов.
– Говорит Павлов, Аварийно-спасательный отряд, – громко и четко произнес Павлов. – Вводится режим чрезвычайной ситуации. Аварийный протокол – красный. Повторяю, вводится режим чрезвычайной ситуации.
– Николай, – раздался громкий голос Левченко, обратившегося к шефу по общему каналу. – Что с кораблем?
В общем эфире стало тихо – все, кто был подключен к общей волне, затаили дыхание. Павлов помолчал. Теоретически оценку ситуации положено сообщать только ответственным лицам, а не вываливать в общий эфир, провоцируя панику. Но… Но сейчас это касается всех.
– «Ефремов» получил тяжелые повреждения, – медленно произнес Павлов и тут же повысил голос, заглушая хор голосов: – Вероятно, взрыв двигателя. Всем пилотам! Всем пилотам! Убрать из эфира все лишнее! Отключить все каналы связи, кроме аварийных! Слушать приказ – покинуть орбиту, прекратить текущее задание. Возвращайтесь на исходные позиции, к кораблю. Необходимо… Необходимо разыскать и собрать спасательные капсулы «Ефремова». Левченко! Приказываю взять управление группой малых судов на орбите планеты на себя. Организовать спасательный отряд по протоколу «добровольцы». Оставаться на связи.
– Так точно, – севшим голосом откликнулся Левченко. – Максим… Максима не видно?
– Нет, – кратко отозвался Павлов. – Приступить к выполнению!
Тихий треск прервал шум канала, отбросил назад далекие голоса. И глубокий бас, с нарастающей громкостью, словно его обладатель поднимался из морских глубин, растекся по общему каналу:
– Говорит Архипов, заместитель директора экспедиции. Всем сохранять тишину на канале. Внимание. Управление экспедицией временно осуществляется с посадочного модуля, блок один. Всем внести соответствующие поправки в очередность вызовов.
Павлов прикрыл глаза и выдохнул – медленно и тяжело. Жив, старый конь. Жив, непотопляемый.
– Подтверждаю введение режима чрезвычайной ситуации, – пробасил невидимый человек-гора. – Даю корректировку предыдущего указания. Всем пилотам, имеющим на борту посторонних лиц, не являющихся членами команды, – оставаться на своих местах. Приближаться к поврежденному звездолету запрещено. Всем пилотам, находящимся на пути к планете, – замедлить ход. Собраться у модуля «баржа». Продолжать движение к планете. Всем свободным пилотам, не имеющим на борту команды ученых, немедленно выдвинуться к «Ефремову» для проведения спасательной операции. Держать связь по общему аварийному каналу, докладывать о готовности. Лидерам звеньев взять управление на себя. Давайте, ребята. Не спим.
Павлов, выслушавший эту уверенную и четкую речь, так разительно отличавшуюся от его панических причитаний, щелкнул каналом, но опоздал – Архипов первым активировал прямую связь между модулями.
– Коля, – хрипло позвал замдиректора, – ты как?
– В норме, – отозвался тот.
– Как машина?
– В полном порядке. Я был довольно далеко, когда…
– Вот что, – устало сказал Архипов. – Сейчас меня раздирают на тысячу частей. Пока мы запустили передатчик посадочного модуля, и его хватает для работы с ближайшим пространством. Надо быстро разобраться, что к чему. Коля, я знаю, у тебя сейчас руки чешутся схватиться за штурвал и броситься всех спасать. Но есть другая работа. Срочная. И ее можешь сделать только ты.
– Что надо делать? – быстро спросил Павлов.
– Ты самый опытный пилот из тех, что сейчас на связи, – сказал Архипов. – Ты должен облететь «Ефремов». Сделать полный круг. Собрать информацию.
Любые подключения к передатчикам на борту, визуальная запись, личная оценка. Мне нужно знать, что происходит с кораблем. Центральная система связи разрушена, все каналы забиты мусором, нет связи с центром управления, машинами, энергетиками. Нужна информация. Срочно.
– Я готов, – быстро сказал Павлов. – Это не сложнее облета астероида.
– Сложнее, – тихо заметил Архипов. – И не только из-за мусора… Коля… Прости. Как старший, я приказываю тебе не реагировать на сигналы о помощи. Что бы ты ни услышал, что бы ты ни увидел… Твое дело – собрать информацию. От этого зависит жизнь всех участников экспедиции, а не только тех… Кто прямо сейчас попал в беду.
– Понимаю, – сухо сказал Павлов, чувствуя, как к горлу подступает ком. – Я понимаю.
Архипов тяжело вздохнул, и Николай, как наяву, увидел его нахмуренные брови.
– Подключись к четвертому каналу модуля, – сказал он. – Прямая трансляция с датчиков катера пойдет сразу в банки данных. Если связи не будет, то сохраняй в банках катера, потом перепишем. Все. Приступайте к выполнению задачи, пилот.
– Приступаю, – сказал Павлов. – Валерий Леонидович…
– Что?
– Там в нашем доке… в «утюге»… Климов. Наш младший. Присмотрите за ним, а?
– Попробую связаться с ним, – сказал Архипов. – В «утюге» – это хорошо. Передатчик там хороший. Все, Павлов, давай! Шустрее!
Николай сжал зубы, надвинул шлем, загерметизировал летный скафандр. Положил тонкие холодные пальцы в управляющий гель. И дал.
* * *
Универсальный транспорт был далеко не самым маневренным катером. И «утюгом» эту модель прозвали не зря. Но зато Николай знал его как свои пять пальцев и мог с закрытыми глазами управлять железной махиной. Он провел столько часов в кабине «утюга», что, кажется, сроднился с противоперегрузочным креслом. И самое главное – он знал, чего можно ожидать от этой машины. Он мог предсказать ее реакцию на любое действие пилота или внешних сил, знал, какие у нее недостатки, какие достоинства, и был готов поклясться, что пережил за этим штурвалом все неожиданности, которые был способен преподнести «утюг».
Прежде всего, Павлов на малой скорости выбрался из облака осколков, медленно разлетавшихся от изуродованного борта звездолета. Получив первичное ускорение, они, конечно, двигались прочь от корабля, но периодически сталкивались друг с другом или с крупными обломками и непредсказуемо меняли траекторию. «Ефремов» тоже не стоял на месте – хоть двигатели и не работали, он продолжал медленно – по космическим меркам – двигаться в открытый космос. Соотнести скорости, вычислить траектории движения, соотнести мощность двигателей и необходимое ускорение – это отдельная работа. Да, все это делали компьютеры, но решение… Решение по-прежнему принимал человек.
Катер Павлова скользнул по дуге, огибая наиболее плотное ядро облака осколков. Чуть отошел в пространство, но потом снова приблизился к «Ефремову» и на малой скорости двинулся вдоль левого борта – к корме.
Автоматы послушно следовали указаниям пилота, на время превратившегося в вычислительную машину. Полностью сосредоточившись на управлении, Николай, на секунду замешкавшись, отключил сканер аварийных частот. С экранов тут же пропали сигналы спасательных капсул. Да, они разлетаются подальше от места возможного взрыва, но, может, это и к лучшему. Возможно, сейчас те, кто успел спрятаться в прочную и безопасную капсулу, находятся в более выгодном положении, чем все остальные.
На изображения с камер Николай даже не смотрел – разглядывать бугристую поверхность обшивки звездолета не было нужны. Бессмысленное занятие. Сбором данных занималась автоматика. И Павлов, поглядывая на экраны, лишь отмечал наиболее интересные моменты. Много аварийных сигналов от автоматических систем. Пожарная тревога, разгерметизация, перегрузка мощностей, отсутствие питания – все системы «Ефремова» слали сигналы SOS – беспорядочно и истерично. Информации поступало столько, что Павлову некогда было ее оценивать. Все, что успевали уловить сенсоры его катера, он автоматом перенаправлял по аварийному каналу на посадочный модуль, Архипову. Пусть повреждения оценивают другие, а он, Павлов, сейчас не более чем разведочный зонд, собирающий информацию. Он не должен думать, он должен лететь. Медленно, но без промедлений, собирая жизненно важные сведения.
Шевельнув пальцами, Николай опустил катер к самым верхушкам передающих антенн. Так больше шансов поймать телеметрические сигналы беспроводных датчиков, скрытых в глубине звездолета. Конечно, обшивка изолировала сигналы внутренних систем, но из-за разломов в космической броне кое-что удавалось уловить. И это тоже было важной информацией – если ты снаружи поймал сигнал внутреннего датчика пожарной тревоги, значит, изоляция нарушена. И даже по этим скудным намекам можно составить карту трещин во внутренней изоляции, например.
Автопилот пискнул, подтверждая смену курса, и Павлов быстро провел коррекцию. Катер сбросил скорость, потом снова набрал, скользнув между двумя вышками антенн, торчавших из обшивки подобно новогодним елкам.
– Просто астероид, – напомнил себе Павлов, стараясь не смотреть на огромные разломы в космической броне корабля.
Издалека, конечно, видны только самые значительные повреждения. Тот огромный каньон, почти надвое разваливший звездолет, виден издалека невооруженным взглядом. Но здесь, у самого борта, заметны и более мелкие повреждения. Сеть трещин, пересекавшая поле инфлекторов, оказалась размером с хорошую поляну. Но на общем фоне повреждений выглядела досадной мелочью.
Покосившись на экран аварийных сигналов, Павлов сжал зубы. Он думал, что самым трудным будет не обращать внимания на призывы о помощи. Но все оказалось гораздо хуже. Призывов не было. В эфире личных сигналов стояла гнетущая тишина, нарушаемая лишь треском помех. Поврежденный звездолет молчал. Так, словно на борту не осталось никого. Вообще.
Заставив себя отвернуться от экрана, Николай дал двигателям новый импульс и пошел по прямой, – к корме, к барабану прыжковых двигателей. Автоматы вычислителей работали в полную силу, принимая потоки информации с внешних датчиков и переправляя ее Архипову. Нужно было только вовремя уворачиваться от осколков.
Павлов бросил быстрый взгляд на экраны контроля катера. Да. Четыре дыры в области хвоста. Две около носа. Мелочи, пылинки. Это неизбежно в такой кутерьме. Конечно, он увернется, если в лоб вылетит астероид размером с дом. Но то, что мельче пальца, – это как пули. И сейчас он похож на солдата, поднявшегося в атаку под шквальным огнем противника. Рядом свистит невидимая смерть, грозя в любую секунду клюнуть в грудь. Но ты поднимаешься и идешь, потому что так надо. Потому что от этого зависит жизнь дорогих тебе людей. Потому что только так ты можешь спасти хоть кого-нибудь. И просишь только о том, чтобы тебе дали возможность сделать это – спасти.
Когда катер вышел к огромному утолщению с прыжковыми двигателями, Павлов невольно вздохнул. Все двигатели были целы. Длинные цилиндры, походящие на патроны в барабане револьвера, они все оставались на местах и видимых повреждений не имели. Зато под ними, недалеко от места крепления самого барабана, в обшивке звездолета чернела огромная дыра. Да что там – кратер. Сверившись с виртуальной картой, Николай понял, что центр взрыва располагался где-то в районе распределительных камер обработки топлива. Да, где-то там, где запечатанные капсулы начинали свой путь к превращению в чистую энергию. Точнее Николай сказать не мог – пока не было данных.
Около двигателей Павлов задержался – заложил большой круг, стараясь дать возможность датчикам собрать как можно больше информации. Пролетая над черным кратером, походившим на жерло вулкана, пилот невольно затаил дыхание. Да. Здесь, левее, находился резервный центр управления. Вторая рубка. На время этого прыжка он стал основным. И вот от него остался только черный оплавленный металл. Капитан, помощники, штурманы, навигаторы, дежурная вахта и замещающие. Был ли у них шанс спастись?
Нет, признался сам себе Павлов, направляя катер к противоположной стороне кратера. Шансов не было. Все погибли. Испарились в единый миг, когда выплеснулась энергия маленького солнца. Перегрузка энергосистем. Один из малых реакторов? Возможно. Это станет ясно потом. Тем, кто сможет принять и прочитать эти данные.
Прикусив губу, Павлов дал ускорение и швырнул катер к правому борту. Теперь нужно идти по сложной кривой. Пусть будет вниз. Перенастроить параметры ускорения – теперь он догоняет «Ефремова», а не идет ему навстречу. Сравнять скорость. Точка. Теперь они двигаются с одинаковой скоростью и неподвижны относительно друг друга. Крохотный катер словно застыл над черным боком звездолета. Но нужно двигаться вперед, идти вдоль брони, собирая информацию… Ускорение. Малый импульс – и вот белая точка «утюга» двинулась вдоль уцелевшего борта «Ефремова», постепенно набирая скорость. Торопиться нельзя – нужно собирать данные. Но и медлить – тоже. Возможно, лишние пять или десять минут решат судьбу всей экспедиции.
Легкий импульс двигателей толкнул катер вперед – вдоль черной стены обшивки звездолета. На этой стороне повреждений было меньше, это заметно даже без подсказок сканеров. Выпуклые лабиринты из служебных конусов, целые поля решеток отведения тепла, ангары ремонтных роботов и купола, скрывающие датчики связи и наблюдения, – все выглядело относительно целым. Нет, конечно, то там, то здесь мелькали трещины, но по сравнению с центральной полосой разрушения…
Тихо пискнул зуммер связи, и Николай привычно мазнул быстрым взглядом по экранам. Что там еще? Канал связи, ведущий к посадочному модулю, отключился. Николай нахмурился, сбросил скорость, сравнял ее со скоростью движения звездолета и завис над черной обшивкой. Вызвав центр управления связью катера на экран, Павлов быстро прогнал стандартные тесты.
Итог его не обрадовал. Судя по всему, приемные контуры посадочного модуля были перегружены запросами и просто ушли в глухой отказ, не успевая обрабатывать все поступающие сигналы. Еще бы! Тут и первоочередные аварийные сигналы с капсул и с половины всех приборов звездолета, и связь с уцелевшими ремонтниками, и с мелкими судами, а еще на подходе целая флотилия разведчиков… Пропускная способность каналов связи посадочного модуля просто не выдержала такого потока. Системы связи не успевают обрабатывать поступающие запросы и отвергают новые.
Павлов зябко поежился, представляя, как сейчас инженеры связи на посадочном модуле срочно пишут правила фильтрования запросов, корежат программы и аппаратуру, пытаясь отфильтровать из общего потока самые важные запросы.
Быстро проверив системы катера, Николай убедился, что информация со сканеров записывается во внутренние базы. Ничего, пусть пишет. Как только канал связи освободится, все данные автоматом пойдут Архипову. Ничего страшного.
Покачав головой и размяв шею, Павлов увеличил тягу и послал катер вперед – по намеченному маршруту, к носу «Ефремова». Проверил показатели – в обшивке еще две небольшие дыры, одна ближе к хвосту, другая прямо за кабиной. Сквозных повреждений нет, герметизация не нарушена, пострадал лишь многослойный бутерброд из керамики, графена и пластали. Мелочи. Ерунда. Дело-то житейское.
Когда «утюг» скользнул над огромными закрытыми створками стартовых шлюзов правого борта, Николай нахмурился. Вот его причал, родной дом малых судов. Отсюда осуществляли старты «утюги» и «стрелы», отсюда несколько часов назад стартовал он сам. Малые ворота, числом в полсотни, тянутся вдоль борта длинным рядом, напоминая квадратные порты для пушек в борту старинного фрегата. Все закрыты. Даже последние два, там, где располагался ангар аварийной службы.
Закусив губу, Павлов привычно шевельнул пальцем, проверяя аварийные частоты, и чуть не вскрикнул, когда услышал далекий позывной собственной службы. Вызов! Прямой вызов с соседнего катера аварийной службы! Совершенно машинально Николай шевельнул большим пальцем, выводя сигнал на главный звуковой канал и дал тормозной импульс носовыми двигателями, гася скорость катера. Автоматика заставила «утюг» сравнять скорость с «Ефремовым», и катер Николая завис недалеко от закрытого шлюза.
– Это Павлов, – рявкнул в эфир Николай. – Кто здесь?
Треск в эфире прервался, автоматическая подстройка аппаратуры нащупала четкий сигнал и выдала его в эфир.
– Это Климов, – раздался тихий, но четкий голос. – Николай Петрович…
– Климов, – выдохнул Павлов. – Как ты там? Что…
– Нас пятнадцать человек, – тихо отозвался Климов. – Собрал из соседних отсеков. Рассадил в наши «утюги». Две птички полностью забиты.
– А ангар? – насторожился Павлов.
– Ангар пришлось разгерметизировать, чтобы добраться до коридоров, – отозвался молодой пилот. – Николай Петрович, как… как там, снаружи?
– Неважно, – буркнул Павлов, лихорадочно соображая, чем он может помочь людям, заблокированным в катерах. – Много повреждений. Архипов с тобой связался?
– Был слабый контакт, но связь прервалась, – сказал Климов. – Вообще связи нет…
– Системы связи перегружены, сейчас чинят, управление идет с посадочного модуля, – быстро сказал Павлов. – Ребята возвращаются с орбиты планеты, скоро тут будет людно. Вы уж потерпите. Тут есть… Есть проблемы.
– Да мы понимаем, – сказал Климов. – Кислород есть, тепло, жизнеобеспечение работает. Хватит надолго. Только…
– Что? – резко спросил Павлов.
– Неуютно, – признался Климов. – Муторно на душе. Сидим, как прикованные, ничего не делаем, а там… Там беда. Там помощь нужна.
– Беда… – тихо повторил Павлов. – Вот что, Саша. Я… У меня есть задание. Я должен лететь. Ты, Климов, теперь за главного в нашем ангаре аварийной службы. Вот и крутись. Раз вы разгерметизировали помещение… Если есть шанс выбраться и вывести оба «утюга» в пространство – воспользуйся им. Посадочный модуль у левого борта, там Архипов, попытайся связаться с ним. Ничего не приказываю, ничего не советую – просто не могу оценить, что там сейчас у вас творится. Думай своей головой, Климов. И удачи.
Сжав зубы, Павлов оборвал связь и дал тягу, швыряя катер вдоль борта звездолета. Беда. Именно. И помощь нужна. И у него есть задание, которое сейчас важнее всего, и он не имеет права отвлекаться. Ни на беды, ни на проблемы, ни тем более на разговоры с подчиненными.
– Спасибо, командир, – прорвалось сквозь треск прежде, чем катер покинул зону связи.
Павлов сжал кулаки, и катер рванул еще быстрее – к самому носу «Ефремова». Он и так задержался. Информация записывается. Пусть каналы связи еще забиты, но он должен выполнить обследование, хотя бы первичное, самое простое и быстрое. Архипову придется принимать решения – сложные, тяжелые решения. И он должен вовремя получить достоверную и полную информацию о состоянии корабля. И как можно быстрее. И если связь не наладится, черт возьми, Павлов сам пристыкуется к модулю и принесет блок памяти со всеми записями лично Архипову.
Путь до носа звездолета занял всего лишь пару минут. Разозленный Павлов старался держаться поближе к обшивке, чтобы поймать сигналы от устройств корабля, но здесь было тихо. Трещин и разломов почти нет, обшивка надежно экранирует сигналы. Шум в эфире появился, когда катер добрался до носа. Выглядел он неважно – тупой, срезанный чуть наискось, он уже не выглядел гордым носом корабля. В центре зияла огромная дыра размером с железнодорожный туннель.
Сбросив скорость, Николай перевел управление на маневровые двигатели и активировал протоколы стыковки, чтобы управлять ими. Заложив небольшую дугу, он подобрался к самой дыре, заставив катер заглянуть в нее.
Выглядело это чудовищно. Павлов словно глянул в огромную траншею, или даже в горный каньон. Черный разлом, в котором лишь кое-где мелькали тревожные огоньки уцелевшей техники, тянулся от самого носа до кормы звездолета, и камеры не могли увидеть его дальний конец. На секунду Павлову показалось, что он заглянул вниз, в бездонный черный колодец, и у него, у бывалого пилота, дрогнула рука. Это было страшно. Слишком страшно. В этом черном колодце с истрепанными в клочья стенами скрывалось нечто страшное. Там погибли люди. Много людей. И многие умирали прямо сейчас.
Зажмурившись крепко, до боли, Николай медленно втянул носом холодный кондиционированный воздух летного скафандра. Потом открыл глаза и дал малую тягу.
Универсальный транспорт, по земным меркам, был большим катером. Но на фоне черного провала он выглядел не больше обычного пассажирского флаера. Его длинное белое тело легко скользнуло вперед, прошло над разбитым носом звездолета и двинулось по черному разлому – словно шарик по желобу. Двинулось сквозь темноту и мешанину обломков, сквозь искрящуюся пургу замерзших жидкостей и газов, заполнявших огромный разрез.
Павлов почти не дышал. Он вел катер твердой рукой, стараясь держаться в самом центре провала. Он даже сбросил скорость до минимума. В такой мешанине обломков дальние сканеры все равно почти бесполезны. Облака мелких обломков они принимали за единый массив и сходили с ума, пытаясь предупредить пилота о грозящей опасности столкновения.
Николаю оставалось полагаться лишь на камеры высокого разрешения и на два мощных прожектора, чьи лучи нарезали темноту пространства светлыми ломтями. Катер медленно полз вперед, раздвигая тупым округлым носом облака мусора. Но медленное и осторожное движение выглядело таким лишь со стороны. Катер – не велосипед и даже не авто. Павлов играл на управлении маневровыми двигателями как пианист – всеми пальцами и обеими руками – и все же за всем уследить он не мог. Нос катера постепенно покрывался черными пятнами – это скользящий в темноте мусор оставлял свои метки. Обшивка пока держала, но достаточно только одного крупного объекта с приличной скоростью, чтобы остановить этот наглый катер. Но таких объектов внутри проклятого желоба не должно быть. Не должно, и все тут.
Стиснув зубы, Павлов вел свой катер вперед, под завыванье зуммеров и сигналок, надеясь, что датчики пишут все, что видят. Сейчас, внутри развороченного корпуса, сигналы от внутренней аппаратуры текли непрерывным потоком – здесь не было толстой обшивки, экранирующей сигналы. На это Николай и рассчитывал. Информация из самого разлома будет полной и достоверной, это вам не поверхностный осмотр.
Прожекторы выхватили из темноты целый ворох мусора, настоящую стену. Мешанина была такой плотной, что Павлову на секунду показалось, что это целая переборка, летящая ему навстречу. Взвыли датчики, Николай дал импульс носовыми, сбросил скорость до нуля и даже подал немного назад… Стена мусора надвинулась на катер, обволокла его со всех сторон, как прилипчивое пылевое облако. Павлов затаил дыхание, не отводя взгляда от мониторов состояния обшивки. Нет, он не услышал противного скрежета, но кажется, что почувствовал его – всем телом. Ничего. Да, соприкосновения, царапины, что-то сняло стружку с левого борта, но в целом – жить можно.
Медленно выдохнув, Николай дал тягу. Катер шевельнулся, мягко двинулся вперед, раздвигая мусор, и мягко выскользнул из облака обломков. Камерам открылся огромный черный провал, уходящий в темноту. Лучи прожекторов заметались по сторонам, пытаясь дотянуться до далеких краев желоба, и в их скудном свете Павлов, наконец, увидел, как выглядит пролом изнутри.
Это напоминало муравейник, разрезанный пополам. Тонкие ходы коридоров, взрыхленные и скрученные винтом переборки, черные дыры в прочнейшей броне.
К горлу Николая подступил тугой ком, и он невольно сглотнул, борясь с тошнотой. Час назад по этим коридорам ходили люди, ездила техника, все сверкало стерильной белизной. А сейчас дикарь из античных времен разрубил муравейник, плеснул внутрь керосина и поджег.
Николай медленно выдохнул, бросил взгляд вперед. Там его ждала лишь темнота – мусора впереди почти не было. Видимо, он успел разлететься из центра огромной раны. Теперь можно было двинуться вперед, прибавляя скорость…
– Угроза…
Павлов вздрогнул, как от удара. Его плечи дернулись, и лишь выучка пилота остановила движение рук, спрятанных в управляющем геле. Вскинув голову, он быстро оглядел экраны. Канал аварийной связи! После разговора с Климовым он так и не отключил автоматическое сканирование частот, и аппаратура поймала чей-то сигнал. Слабенький, едва различимый, видимо от аварийного скафандра, который находится за переборкой, в глубине расплавленных коридоров.
– Угроза взрыва…
Голос был тихий, едва различимый, почти шепот. Но от этого шепота у Николая волосы встали дыбом. Он облизнул внезапно высохшие и склеившиеся губы, хрипло шепнул:
– Локализовать источник.
Аппаратура послушно запустила сканирование и через секунду высветила на трехмерной звездолета карте синюю точку. Слева от катера, где-то в оплавившейся стене. Действительно, аварийный спасательный скафандр.
– Всем, кто меня слышит. Необходимо устранить угрозу…
Павлов мотнул головой, согнул пальцы, и катер послушно нырнул влево, направляясь к источнику сигнала. Огромная махина «утюга» скользнула мимо черных обломков, торчавших из оплавившихся стен провала подобно клыкам хищного зверя, полыхнула маневровыми двигателями, синхронизируя скорости, и зависла у черной оплавленной стены, почти прижавшись к ней. Замерла.
– Говорит начальник Аварийно-спасательной службы Павлов, – медленно произнес Николай. – Кто на связи?
Тихий шорох заглушил последнюю фразу, но сквозь помехи Николай явно различил тяжелый вздох – словно кто-то набрал полную грудь воздуха, собираясь с последними силами.
– Петренко, ведущий инженер Службы энергетического обеспечения, – прорвалось сквозь шорох. – Павлов… Что с кораблем? Где команда? Где дежурная группа?
– Большие повреждения, значительные разрушения корпуса, – медленно произнес Николай. – Много жертв.
– Вы… у тебя отряд?
– Я один, делаю облет, фиксирую сигналы. Сколько вас, в каком состоянии…
– Пятеро, – выдохнул Петренко. – Заблокированы в 4Б-885. Есть раненые. Кислорода на несколько часов.
– Ясно, держитесь, – быстро сказал Павлов. – Поисковые отряды уже формируются, я направляю им данные…
– Стой, – выдохнул Петренко. – Облет? Где ты?
– Я в катере, – тихо ответил Николай. – Посреди того, что было раньше центральным верхним коридором.
– В «утюге»? – потрясенно выдохнул инженер. – В коридоре?
– Скорее, в дыре, которая тянется от носа до кормы, – сказал Павлов.
– Рубка, – быстро зашептал Петренко. – Управление? Командный центр?
– Нет, – медленно произнес пилот. – По последним данным, вся управляющая система разрушена.
– Они не знают, – выдохнул Петренко. – Павлов, дурак, что же ты тут делаешь! Угроза! Угроза взрыва! Ты должен передать, рассказать всем, нужны группы…
– Успокойтесь, – отчеканил Павлов. – Доложите четко. Какая угроза?
– Резервный реактор, – выдохнул инженер. – Прыжковые двигатели не завершили переход. Они тянут энергию из резервного контура. Забирают все на себя. Слетели все ограничители, автоматика умерла. Отказ основного питания…
– Двигатели, – перебил Павлов, лихорадочно вспоминая схему питания прыжкового контура. – Они что, активны?
– Да, не успели полностью заглушить, – выдохнул инженер. – Павлов, они разгоняют резервный реактор. Он выключается по превышении нагрузки и тут же включается снова, когда к нему идет запрос от двигателей. Он зациклился. Защита не сработала. Реактор разогревается, в аварийном режиме он не может отказать запросу, будет вертеться, пока перегрузка его не разорвет.
– Когда? – быстро спросил Николай. – Ну!
– Полчаса… чуть больше, – прошептал инженер. – Цикл надо прервать. Мы думали, что уже идут ремонтные работы, просто пытались связаться с инженерной группой…
– Нет никаких работ, – зло рявкнул Павлов, пытаясь вызвать Архипова.
Система связи по-прежнему не отзывалась. Наглухо забитые каналы передачи данных выдавали лишь красные показатели перегрузки.
– Павлов…
– Как это сделать? – быстро спросил Николай. – Сеть не работает, управления нет, удаленного доступа нет… Ну!
– Прервать процесс вручную, – быстро сказал инженер. – Надо перевести… Нет, это долго. Надо просто погасить распределительный комбайн, который управляет вычислителями резервного питания. Выключить само железо. Это прервет цикл, сбросит все подключения. Управление прыжковыми двигателями перестанет требовать питания, двигатели уйдут в отказ и выключатся. Тогда можно снова включить комбайн, и контур резервного реактора подключится к системам корабля. Пойдет питание на аварийные системы.
– Ясно, – быстро сказал Павлов, лихорадочно тыча пальцем в экран. – Где этот комбайн?
– Управляющий модуль С15, – ответил инженер. – Это на корме, рядом с пунктом управления, на палубу ниже…
– Вижу, – отозвался Павлов, движением пальца увеличивая схему. – Ясно.
Комната действительно была рядом с резервной рубкой. Вернее, рядом с огромной воронкой, образовавшейся на месте рубки. Трехмерная карта уже обновилась, считывая данные из баз катера. Грубый контур звездолета, выглядевший на экране зыбкой тенью, уже расчертил шрам. Уничтоженные отсеки заливало чернотой, повреждения отмечались грубой штриховкой. Точных данных нет, но отсек с комбайном точно цел. Вон, светится зеленой точкой, на самом краю черной воронки.
– Доступ, – спохватился Павлов. – Доступ к управлению. Аварийного позывного скафандра хватит?
– Нет, – сдавленно произнес инженер. – Не знаю. Ключ! Мастер-ключ! Хранится справа от пульта, у него отдельный контур питания. Вечная батарейка! Откроется, если рядом будет человек в спасательном скафандре.
– Сойдет, – быстро сказал Павлов. – Петренко… Я записал наш разговор, поставил на автоматическую трансляцию. Надеюсь, кто-то еще услышит. Отправляюсь к отсеку с распределительным комбайном. Держитесь, ребята. Помощь скоро будет.
– Иди, – быстро произнес инженер. – Не думай о нас. Торопись.
Павлов на секунду прикрыл глаза, потом рывком сунул руки в управляющий гель и дал полную тягу.
Неуклюжий «утюг» полыхнул всеми маневровыми двигателями, прыгнул с места вверх – к черному звездному небу, видневшемуся сквозь проломы в обшивке. Как бы ни торопился Павлов, он все же не собирался играть в орлянку со смертью и гнать катер вперед по черному коридору пролома сквозь облака мусора. Глупо. Дуга безопаснее.
Серебристая птица транспорта выскользнула из черного разлома в обшивке, воспарила над разрушенным полем инфлекторов и на секунду зависла в пространстве.
Долгий, непозволительно долгий миг Павлов решал, что ему делать. Можно, конечно, рвануть в сторону левого борта, подобраться вплотную к Посадочному модулю, попробовать установить прямую связь, как это было только что с Петренко. Сколько на это уйдет времени? Удастся ли быстро найти Архипова? И что он сделает? Соберет команду квалифицированных инженеров, подготовит к старту давно готовый транспорт на модуле и отправит команду? Что за бред! Нет. Он ближе всех. Он. Пилот.
Серебристый силуэт катера, на миг застывший в пустоте, сверкнул двигателями, рванулся вверх, а потом упал камнем вниз, по пологой дуге. К черной оплавленной воронке на корме звездолета.
* * *
Системы отработали отлично – простая и надежная автоматика сама рассчитала скорости движущихся объектов и, погасив факел центрального двигателя, полыхнула яркими точками маневровых. Серебристая птица с короткими, словно подрезанными, крыльями на миг зависла над черным провалом.
Отсюда, сверху, дыра в «Ефремове» казалась огромной. Черный провал размером с футбольное поле выглядел как кратер вулкана – края неровные, оплавленные, с комками спекшейся керамики вперемешку с пласталью.
Облизнув пересохшие губы, Павлов сверился с трехмерной картой и дал команду опускаться. Маневровые двигатели, попеременно сверкая живыми молниями, подстраиваясь под движение объектов, выполнили приказ, и катер начал медленно погружаться в черный провал.
Здесь было темно – абсолютно темно, как в открытом космосе. Мощные лучи прожекторов «утюга» тонули в бескрайней темноте. Павлов ориентировался по трехмерной карте звездолета, наложив ее изображение на показания стандартных сканеров. Примерно так он облетал глыбы астероидов, когда возил ученых в метеоритный поиск.
Судя по показаниям датчиков, дыра вовсе не была однородной. Она напоминала конус, постепенно сужающийся к основанию. Но и он не был ровным – из стен торчали куски переборок, уцелевшие при выплеске энергии. За них цеплялись прогоревшие насквозь обломки – как куски железного мха. В этой бескрайней темноте двигалось еще что-то – мелкое, невидимое и оттого крайне опасное. Осколки, те, что еще не выбросило в открытое пространство, болтались внутри черной воронки, натыкаясь друг на друга и отскакивая от стен, непредсказуемо меняя траекторию и скорость. Рано или поздно большинство из них вылетит из провала и, не получая ускорения, отправится в последний путь по случайной траектории. Но пока они здесь и бесшумно скользят в темноте, как океанские айсберги, подстерегающие корабли.
Бросив взгляд на карту, Павлов чуть шевельнул пальцами, и катер чуть качнулся в сторону стены. К правому борту. Туда, где на карте горела искорка искомого отсека. Еще пара минут… минимум две коррекции…
Николай ничего не услышал – лишь почувствовал, как едва заметно дрогнул под ним ложемент. Что-то большое и тяжелое впилось, судя по обезумевшим датчикам, в правый борт и тяжело скользнуло по нему, бесшумно снимая стружку с обшивки катера.
Двигатели коротко рявкнули, проводя незапланированную коррекцию и возвращая катер на заданный курс. Павлов впился взглядом в таблицы мониторинга состояния. Повреждения… Незначительные. Герметичность не нарушена, двигатели работают. Выполняем план, новая коррекция!
Катер бесшумно, серебристой рыбой скользнул в темноту, выходя к правой стене. Темнота на мониторах, передающих изображения с камер, чуть развеялась. Мощные прожекторы «утюга» нащупали границу темноты, уперлись светлыми столбами в изломанный лабиринт оплавленных балок и перекрытий.
Павлов невольно сглотнул. Одно дело видеть это на карте, и совсем другое – вживую. В черной оплавленной стене угадывалась поперечная полоса – едва заметный след от коридора, когда-то огибавшего отсек контроля систем связи. Еще пару часов назад это было сверкающее царство стали и белоснежных стен, а теперь… Теперь стена напоминала перекрученный кусок пластика, черный, бесформенный, навеки застывший в последнем крике, похоронивший в себе тех, кто осмелился бросить вызов открытому космосу.
Поджав губы, Николай сверился с расчетами и зашевелил пальцами. Катер послушно нырнул к стене. Прожекторы, мазнув по обломкам балок, торчавших из стен, поймали в прицел оплавленную площадку, торчащую из стены. Над ней, на месте бронированной двери, красовалась черная дыра.
Павлов затаил дыхание. Он шевелил только кончиками пальцев, играя на пульте управления сложнейшую симфонию. Самая малая тяга маневровым. Шаг вперед, два назад. Коррекция скорости относительно движущегося объекта. Еще десять метров. Пять. Назад! Коррекция! Балка. Надо что-то решать, командир. Нужно что-то решать.
Шумно выдохнув, Николай двинул указательные пальцы вперед. Серебристая рыбка катера коротко рванулась вперед, и черная длинная балка пронзила короткое крыло. Забившись в судорогах, катер двинулся вперед, все глубже насаживаясь на балку. Чувствуя, как содрогается плоть катера, Павлов заскрипел зубами, словно это он сам, как самоубийца, насаживался на длинный меч.
Катер дрогнул в последний раз, уткнулся носом в потек керамики на стене и затих.
Николай медленно вытянул руки из управляющего геля, встряхнул. Больно. Больнее, чем он думал. Но катер нужно пристыковать к движущемуся телу. Конечно, автопилот мог бы сохранять заданную скорость, автоматически корректируя курс относительно «Ефремова» и без пилота… Но тогда бы Павлову не удалось сделать то, что он должен был сделать.
Бросив взгляд на часы, Николай быстро отстегнулся, поднялся из ложемента, отсоединил пилотный скафандр от управляющего контура и быстро подошел к двери, ведущей в салон. Открыв ее простым прикосновением, Павлов пробежался мимо рядов кресел, остановился только у входа в грузовой отсек. Распахнув стенной шкаф, вытряхнул из него оранжевый сверток, напоминающий упакованную в мешок надувную лодку, одним рывком развернул его и бросил на пол.
Аварийный скафандр. Скафандр выживания. Да, пилотный костюм спасет жизнь, если катер насквозь прошьет метеорит, но для длительных работ он не приспособлен.
Сорвав с себя пилотный скафандр и оставшись в комбинезоне, Николай лег на пол и в мгновенье ока натянул на себя громоздкий аварийный комплект. Загерметизировал, выслушал бормотание подключившейся автоматики и, убедившись, что комплект полностью работоспособен, поднялся на ноги.
Дверь в грузовой отсек открылась легко. Но задвигая ее за собой, Павлов неожиданно вздрогнул. Легкий хлопок замка показался ему слишком громким. Четким. Окончательным. Пилот, приложив огромную черную перчатку скафандра к серебристой двери, замер. Словно размышляя – не открыть ли ее снова? Может, он что-то забыл?
Потом резко развернулся, мотнул головой и подошел к шлюзовым створкам. Время идет. Надо торопиться. И для начала нужно стравить атмосферу, чтобы можно было открыть дверь.
Павлов собирался сделать то, что было строжайше запрещено инструкцией – выйти из катера в открытый космос через грузовой отсек, превратив его на время в воздушный шлюз.
* * *
Пока открывался грузовой люк – медленно, неторопливо, словно в кошмарном сне, – Павлов успел трижды посмотреть на часы. Зыбкие синие цифры, спроецированные на внутреннюю поверхность прозрачного забрала, не давали ему покоя. Он торопился как мог – и все же пятнадцать минут уже прошло. Четверть часа! Сколько у него еще есть? Инженер давал системам примерно полчаса… Еще пятнадцать минут? Чуть больше? Открывайся, черт тебя дери!
Едва люк приоткрылся, Павлов мягко оттолкнулся рукой от стены, подлетел к образовавшейся щели и протиснулся в нее. В нарушение всех правил и инструкций.
Снаружи было темно – так темно, что Николай невольно вскинул руку, пытаясь сделать поярче прожектор, закрепленный на плече. Луч света ударил вперед, подсветил сквозь забрало щеку пилота и растворился в кромешной темноте. Лишь заискрили вспышками мелкие ледышки, случайно попавшие в зону света.
Павлов переключил режим визора, и на забрале из темноты проступили трехмерные контуры виртуальной карты. Он не видел глазами стены кратера, но зато видели сканеры, непрерывно прозванивающие окружающее пространство. Беспроводной канал связи с катером работал превосходно, позволяя задействовать все датчики и вычислительные мощности корабля. А вот общая связь…
Разворачиваясь лицом к серебристому боку «утюга», Николай машинально проверил системы связи. Общие каналы – перегрузка. Аварийный каналы… Сотни вызовов от капсул и скафандров. Очень много автоматических запросов от поврежденного оборудования. Автоматика просто с ума сходит. Но главное – над всем этим царит четкий зов с «утюга», оповещающий все доступные системы об угрозе взрыва.
Прислушиваясь к ритмичной пульсации позывных приоритетного запроса, Павлов оттолкнулся пальцем от раскрывшегося люка и поплыл вниз – в глубину черной воронки. Опустившись всего на несколько метров, он повернул манжету, и крохотный маневровый двигатель аварийного скафандра выплеснул тугую струю газа. Получив импульс, Павлов полетел вперед, поднырнув под темнеющее брюхо «утюга». Луч наплечного прожектора скользнул по серебристой обшивке катера, упал в темноту и уткнулся в черные кляксы оплавленной пластали. Рядом! Почти угадал.
Павлов, всматриваясь в трехмерную проекцию на забрале, быстро внес коррекцию в работу двигателя скафандра. Тот коротко прыснул газом, развернул сопло, выдал еще порцию, и еще… Замер.
Пилота развернуло, толкнуло в спину, и он медленно поплыл к черной оплавленной стене. Еще одна коррекция – и его начало поднимать выше, к светлой полосе в кромешной тьме, к тем самым обломкам кругового коридора.
Управлять скафандром было ничуть не легче, чем огромным катером. Даже сложнее – у него не было кольца из маневровых двигателей, которые могли работать и все вместе, и поочередно. У него был лишь один двигатель, и приходилось перемещать его сопло, чтобы хоть как-то направлять себя в нужную сторону.
Растопырив руки, Павлов сделался похож на неуклюжую оранжевую лягушку, летящую в бездонный колодец. Трехмерную проекцию он выключил, и теперь перед ним раскинулась черная оплавленная стена, подсвеченная наплечным прожектором скафандра. По черной изломанной поверхности, напоминающей вспаханное поле, летело белое пятно света. За ним, словно привязанный, бесшумно скользил над черными оплавленными холмами Павлов. Все выше и выше – к светлой полоске, оставшейся от коридора.
Весь путь вверх занял несколько секунд, но Николаю они показались часами. Когда белая полоса превратилась в белый выступ, Павлов развернул сопло и дал импульс, пытаясь затормозить движение. Здесь нет автоматики, которая сама вычислит скорость движения и даст импульс нужной мощности. Нет. Здесь нужно на глазок. Рассчитать. Прикинуть. Скорость, мощность, вектор движения, скорость самого объекта…
Когда до светлой полосы осталась пара метров, Павлов дал еще один мощный импульс. В грудь словно кулаком ударили, все тело подалось назад, и Николай уже медленно и плавно подлетел к стене, вытянул руки и спружинил ими, окончательно гася движение.
Магнитные контуры он активировал заранее, и зацепиться за вскипевшую и навеки застывшую смесь металла и керамики не составило труда. Усиленные перчатки вцепились в черное крошащееся месиво, и Павлов на секунду застыл, пытаясь поймать равновесие. Секундная слабость – взглянуть на часы. Нужно двигаться дальше. Двигаться.
Вскинув голову, Николай нашарил взглядом темное пятно наверху. Метров десять до него, не больше. Бывшая дверь, превратившаяся в скомканный кусок фольги. Можно медленно и аккуратно подниматься, цепляясь за каждый выступ, используя страховку, соблюдая инструкции…
Павлов мягко, кончиками пальцев, оттолкнулся от стены и бесшумно полетел вверх – к черному провалу двери. Тихо, спокойно, бесшумно, невидимой тенью скользя над черными завитками исковерканных переборок, чуть не цепляя за них поясом скафандра.
Три секунды свободного полета, и – касание. Вскинув руку, Павлов ухватился за край двери, напряг пальцы. Инерция, как положено, понесла его дальше. И если бы не усиленные искусственные мышцы аварийного скафандра, то, возможно, ему бы и не хватило сил удержаться.
Скафандр не подвел – укрепленные перчатки впились в железный край, как стальные крюки. Павлов согнул руку, подтянул себя к двери, взялся за края обеими руками и заглянул в черный проем. Луч прожектора ударил с плеча в темноту, мазнул широкой кистью по стенам и полу. Павлов медленно выдохнул. Пусто. Пустой коридор уходит в темноту, и в нем нет ничего, кроме взвеси мелких осколков и застывших капель металла. Людей нет. Все ушли. По крайней мере, из этого коридора. Нет, нельзя об этом думать! Вперед. Нужно идти вперед.
Николай заглянул в коридор, мазнул прожектором по черной уцелевшей стене. Да, она устояла под ударом выброса энергии, но местами прогорела насквозь. Но главное – там, впереди, виднелась целая, пусть и чуть обгорелая дверь отсека управления распределяющим комбайном. Всего какой-то десяток метров…
Боль полыхнула в левом плече огненной вспышкой, но Павлов не успел даже крикнуть – удар швырнул его вперед, прямо в темный коридор. Перед глазами завертелись алые пятна. Николай ударился о противоположную стену, отскочил от нее, как мячик, ударился о соседнюю. Отскочил и от нее и завертелся посреди коридора, словно юла.
От боли потемнело в глазах. Ошеломленный Павлов жадно хватал раскрытым ртом холодный сухой воздух, отчаянно моргая, чтобы увидеть хоть что-то кроме алого зарева. Лишь секунду спустя он сообразил, что это полыхает алым тревожным светом внутренний экран забрала. Повреждения! Левая рука онемела, застыла куском льда.
Николай крепко зажмурился и тут же скривился от боли – шею легонько кольнуло. Автоматическая аптечка летного комбеза сориентировалась быстрее и впрыснула нужное лекарство. Потом обожгло правое запястье – еще один укол, из резервного комплекта. Похоже, дело дрянь.
Стиснув зубы, Николай вскинул правую руку, чиркнул перчаткой по стене, промахнулся, отлетел к потолку и, наконец, ухватился за остатки решетки освещения. Мир перестал вращаться, и стало легче дышать.
Втягивая носом холодный воздух, пилот прижал подбородок к воротнику скафандра, отменяя аварийный режим. Алые вспышки исчезли, перед глазами побежали сухие ряды цифр, и Павлов, наконец, смог скосить глаза и взглянуть на левое плечо.
Первое что он увидел – оранжевые клочья обшивки, торчащие из обратной стороны предплечья. Потом обратил внимание, что само плечо сдавленно внутренней перевязкой, а рука торчит под странным углом. И не шевелится.
Николай изогнул шею, пытаясь заглянуть за плечо, и чуть не взвыл от боли. Она была страшной. Чудовищной. Словно кто-то рвал его плечо, руку и лопатку тупой пилой. В глазах потемнело, и ряд цифр перед глазами окрасился алым.
Закусив губу, Николай застыл, стараясь не шевелиться. На забрале, прямо перед ним, развернулась схема повреждений. Так. Осколок. Бесшумная смерть, рассекающая темноту – вот что это было. Удар пришелся в обратную сторону плечевой кости. Перелом. Кровотечение. Потеря герметичности, скорее всего, обморожение, повышенный уровень радиации…
Застонав, Павлов прикрыл глаза. Это был небольшой осколок, и летел он медленно – по космическим меркам. Мелкий пробил бы руку насквозь, а крупный, если бы летел быстрее, оторвал бы руку целиком. Повреждена рука, плечо, лопатка. Словно с размаху стукнули кувалдой. Но хуже всего то, что осколок был острым и пробил крепчайшую прокладку аварийного скафандра.
Нет. Худшим было не это.
Спохватившись, Павлов бросил взгляд на часы. Десять минут! Осталось всего десять минут. У него нет времени горевать над своими травмами. Ему лучше. Он контролирует себя, может трезво мыслить. Обезболивающее и противошоковые препараты текут по жилам, медленно и верно делая свое дело. Но медлить нельзя. Во всех смыслах. Есть шанс, что вскоре от лекарств он просто отключится или перестанет соображать.
Засопев, Павлов оттолкнулся кончиками пальцев от потолка, завис в темноте и сжал уцелевшей рукой пояс с пультом управления скафандра. Левой руки он не чувствовал – вообще. Лишь боль в районе плечевого сустава, шеи, лопатки… Уже не такую одуряющую, лишающую сознания – нет, просто боль.
Моргнув, Николай постарался сосредоточиться на светлом островке двери, видневшемся впереди. Мысли расплывались, перед глазами крутились зеленые пятна, но он должен был… Что? Мощность. Рассчитать мощность импульса…
Двигатель скафандра полыхнул огнем, Павлова бросило вперед. Как метеор, он промчался десяток метров по коридору и с размаху впечатался в дверь. Отскочил от нее, ударился о потолок левым плечом, и перед глазами вспыхнула сверхновая из боли.
– Не сметь, – прошипел Павлов, пытаясь выплыть из черной волны, грозившей лишить его сознания. – Не сметь!
Кусая губы, он стукнул подбородком о край ворота, и в лицо ударил ледяной воздух аварийного запаса. Пилот широко распахнул глаза, жадно втянул воздух пересохшим горлом. Увидел, как перед глазами проплыл крохотный шарик крови из прокушенной губы.
Захрипев, Николай извернулся, дотянулся кончиками пальцев до стены, оттолкнулся и, медленно поворачиваясь вокруг оси, полетел к закрытой двери. Он рассчитал верно – прибыл точно к закрытой створке, медленно и степенно, как заходящий в грузовой док звездолет.
Правая рука сама нашарила панель автоматического замка и вцепилась в него, как в спасательный круг. Напряглась. И тут же Павлова пронзила новая вспышка боли – от плеч до крестца. Словно разряд молнии промчался по позвоночнику, выхватив из жизни пилота пару секунд.
– Нет, – прошептал Николай, усилием воли удерживая себя на грани сознания. – Нет, не сейчас…
Говорить было больно – вспышки боли переместились в ребра, – и он замолчал. Сосредоточенно сопя, Павлов медленно поднес перчатку к замку, активировал аварийный позывной скафандра и провел ладонью по черной панели. Дверь перед ним дрогнула, застыла на секунду, а потом бесшумно ушла в стену.
За долю секунды Павлов успел вцепиться в край распахнувшейся двери, готовясь к тому, что ему навстречу рванет пузырь атмосферы. Но ничего не случилось – комната, оказывается, потеряла герметичность.
Моргнув, Павлов подался вперед, и, затаив дыхание, заглянул в отсек управления.
Под потолком тускло горела лента аварийного освещения. В ее тусклом свете было видно, что комната не так уж велика – десяток метров, уставленных оборудованием. У дальней стены пульт управления – стена из приборов от пола до потолка, мерцающая разноцветными огнями. На уровне пояса – стандартная длинная панель, напоминающая подоконник. Рядом два кресла. Людей нет. Зато есть свет, питание, и все вроде бы работает.
Ухватившись покрепче за дверной проем, Павлов рванул его на себя, влетел в пустую комнату.
И с размаху упал на пол.
Боль ослепила Николая, превратила его тело в пылающий на костре кусок мяса. Раскрыв рот в беззвучном крике, ничего не видя, ничего не слыша, он не мог даже вздохнуть. Тьма накатила тугой волной, подступила из уголков сознания, лукаво предлагая благословенное забытье – избавление от адской пытки.
Павлов зажмурился, распахнул глаза и, наконец, вздохнул. Задышал – часто-часто, как уставший пес. Не сметь. Не сейчас. Нельзя.
Тьма отступила, а пылающая боль осталась – лишь плавно перетекла в левую сторону тела. Шею снова кольнуло – автоматика скафандра пыталась хоть как-то совладать с шоком пилота.
Павлов, уткнувшийся забралом в ребристый пол, обреченно застонал. Еще одна порция вырубит его к чертям. А то и вовсе погрузит в медикаментозную кому. Надо шевелиться. Надо действовать.
Стараясь не обращать внимания на плечо, терзаемое тупой пилой, Николай чуть повернул голову. Все в порядке. Аппаратура на месте. Это уцелевшие гравитаты сыграли с ним дурную шутку, сохранив гравитацию в этом конкретно взятом отсеке. Это хорошо. Это значит, техника цела. Но как же не вовремя.
Застонав, Павлов вскинул голову, уперся здоровой рукой в пол и попытался приподняться. Боль пронзила все тело, а мышцы свело, как от разряда тока. Силы кончились. Николай уронил голову и стукнулся шлемом о ребристый пол. Скосил глаза. И заплакал – от бессилия. Не в силах пошевелиться, он перевел взгляд на часы в уголке забрала. Пять минут. Всего лишь пять минут. Примерно.
Тяжело дыша, пилот перевел взгляд на пульт управления распределяющим комбайном. До него было метров десять, не больше. Но с таким же успехом пульт мог находиться в соседней галактике. Раненый, ослабевший от потери крови, он находился на грани болевого шока, когда мышцы отказываются повиноваться приказам. Громоздкий аварийный скафандр – он тяжеловат и для здорового человека, а тут…
Павлов тяжело задышал, прикусил истерзанную в кровь губу. Это не может так кончиться. Не должно. Они все приложили столько усилий, стольким пожертвовали. Прошли через такие испытания, которые и не снились обычным людям. Столько смертей! Неужели все напрасно? Они выполнили свой долг, они осуществили мечту всего человечества – нашли эту драгоценную жемчужину, затерянную в бесконечной вселенной.
И все зря? Мы стали примером. За нами пойдут другие. Пойдет все человечество – новой дорогой, новым, непроторенным путем. Мы должны открыть его человечеству. Мы не можем исчезнуть во тьме, просто не имеем права раствориться без следа и звука в открытом пространстве. Только не это. Так нельзя.
– Давай! – захрипел Павлов, и капли крови с его губ брызнули на прозрачное забрало шлема. – Давай!
Ты же столько читал о героях, шепнуло что-то из темноты. Давай. Ты должен. Они тоже шли первыми. Замерзая, задыхаясь, умирая от голода и жажды – шли, торя новый путь для всех людей на свете. Давай.
Но я не герой, беззвучно ответил темноте Павлов. Герой. Не я. Кто же ты?
– Я пилот, – прохрипел Николай. – Пилот!
Боль отступила. Отстраненно, словно со стороны, Павлов увидел себя распростертым на полу. Оранжевая клякса с расставленными руками и ногами. Живая клякса. Еще живая. И все вдруг стало просто и понятно.
Он пилот. Вот и надо действовать так, как всегда. Нет костей. Нет плоти. Нет боли. Это истерзанное тело – всего лишь сильно поврежденный катер, который нужно провести к своей цели. А он – Павлов – пилот этого катера. И он знает, что нужно делать. Прямо сейчас. Прямо сейчас нужно прыгнуть в эту другую галактику. Ты хотел стать звездным пилотом? Вот и стань им.
Выбросив здоровую руку, Николай вцепился в ребристый пол укрепленными пальцами перчатки. Искусственные мышцы напряглись и сдернули с места неподвижное тело. Рука снова выстрелила вперед, четко и ровно, словно механизм. Вцепилась в пол. Потянула на себя тело. Еще раз.
Павлов отстраненно наблюдал за своими движениями, привычно следя за показаниями приборов. Да, левый борт разбит. Боль такая, словно все плечо и бок проворачивают через мясорубку. Но это сейчас не его тело. Это всего лишь показания датчиков… Расчет трассы… Нужно увеличить скорость. Быстрей. Рука вперед, следом тело, еще быстрей. Тормози! Это кресло, кресло…
Шлем Павлова стукнулся о кресло и оттолкнул его в сторону. На секунду застыл. Потом здоровая рука взлетела вверх, уцепилась перчаткой за край пульта, да так, что на гладкой поверхности остались вмятины. А потом начало подниматься все тело, медленно и неотвратимо, словно скала, поднимающаяся из вод океана во время отлива.
Встав на колени, Павлов навалился грудью на край управляющей панели и вытянул руку вправо, зашарил наугад по тугим кнопкам. Где-то здесь. Здесь. Перед глазами встала страница из учебника. Точно. Он же читал это на прошлой неделе. Или раньше. Глава четырнадцатая, распределяющие энергетические контуры агрегатов питания прыжковых двигателей. Пункт шестой – принципиальная схема распределения потоков питания.
Неуклюжие толстые пальцы перчатки наткнулись на большую выпуклость у самого края пульта. Павлов приподнялся, взглянул на руку. Она лежала на прозрачной панели, напоминавшей пластиковую коробку, утопленную среди клавиш управления.
– Голосовой режим, – спокойным тоном произнес Николай. – Активировать аварийный код.
Он провел перчаткой по прозрачной крышке, и она лопнула, разошлась в стороны, обнажая содержимое тайника. Главный ключ, аварийная карта доступа. Размером с ладонь, толстая, словно бутерброд с колбасой, – чтобы удобней было держать перчатками скафандра. И алая, словно свежая кровь.
Павлов двумя пальцами ухватил карту, вытащил ее из хранилища. Четко и ровно, как механизм, перенес руку к себе и воткнул карту прямо перед собой в пульт, в черную прорезь для карт-ключей.
Темный экран, расположившийся прямо напротив забрала, вспыхнул зеленым светом. По экрану побежали черные строки – система активировала аварийный контур с самыми простыми командами. Павлов поднял голову, впился взглядом в экран, удивляясь тому, что он забрызган черными пятнами. Секунду спустя он понял, что это его кровь на внутренней стороне забрала, но тут же забыл об этом.
Центральное управляющее меню было простым – во время аварий нет нужды в тонких настройках оборудования. Николай прекрасно помнил ту главу учебника, которая описывала устройство контроллера. Но даже и без этих воспоминаний он бы справился с задачей.
Толстыми негнущимися пальцами он коснулся широких клавиш под пультом. Пару раз щелкнул, перемещая курсор на нужную строку, а потом придавил центральную. Ввод команды без подтверждения полномочий, без ввода сложных паролей, без вопросов и предупреждающих надписей – вот что разрешал делать аварийный мастер-ключ. Это просто. Как рубильник повернуть.
Экран моргнул, меню пропало. По черному фону побежали белые строчки, информирующие о том, какие именно системы сейчас отключаются.
Павлов скосил глаза на часы. Еще минута. Целая минута…
Экран моргнул и потух.
Следом погасли все огни на пульте. В мгновенье ока центр управления, мигающий разноцветными огнями, как новогодняя гирлянда, превратился в мертвый и безжизненный кусок металла.
Павлов приподнял голову и осмотрелся. Даже прислушался, хотя это было совершенно бессмысленно. Ничего не изменилось. Корабль не дрогнул, не затрясся пол, не обрушился потолок. Ничего.
Часы на забрале моргнули, показывая, что нужная отметка пройдена. Павлов медленно вдохнул. Выдохнул. Навалился грудью на пульт и уронил голову в шлеме прямо на клавиши.
Боль, так долго державшаяся в стороне, снова накатила обжигающей волной, испепеляя уцелевшие нервные окончания. К горлу подступила тошнота, дыхание перехватило. Павлов застонал и замер, едва дыша и пережидая приступ. На этот раз темнота на секунду захватила его сознание, и он отчаянно забарахтался на гладкой черной поверхности.
Когда глаза снова смогли видеть, Павлов первым делом взглянул на часы. Минус пять минут. И ничего. Кажется, удалось.
Боль снова отступила. В голове было легко и пусто. Болело запястье – кажется, автоматическая аптечка истыкала его всем, что имела в своем арсенале. Хотелось закрыть глаза и замурлыкать под нос песенку – от облегчения. Он справился. Кажется, справился. Но было что-то еще. Какая-то мысль билась на краю сознания ярким мотыльком, не позволяя Павлову соскользнуть в безмятежное забытье без боли и забот. Такое желанное. Темное. Тихое. Убежище.
Застонав, Николай приподнялся и шевельнул поврежденным плечом. Боль вспыхнула с новой силой, вырвав пилота из краткого забытья.
Остекленевшим взглядом Павлов уставился на темный экран пульта. Потом медленно протянул руку, вытащил аварийный ключ из прорези. И снова вставил – глубоко, до щелчка.
На краю пульта вспыхнула алая лапочка, заморгала. Левый блок клавиш подсветился зеленым светом. А на экране замигала белая точка. Моргнула раз, другой и вдруг рассыпала по темному фону целый ворох белых строк. Система запускалась и послушно информировала оператора, что именно и в каком порядке она активирует.
Павлов, бессмысленно таращась на экран, пытался высмотреть в ворохе букв и цифр слово «ошибка». Нет. Кажется, все в порядке…
Когда на экране появилось меню, Николай сделал над собой усилие, поднял руку и положил ее на широкие клавиши. Зашевелил пальцами, выбирая нужные пункты. Память услужливо подсовывала картинки из прошлой жизни, когда инструкции еще что-то значили для пилота этого крошечного живого звездолета.
Балансируя на грани сознания, Николай медленно забрался в систему мониторинга и проверил показатели. Ничего лишнего. Канал до двигателей неактивен. Питание больше не идет к распределителям мощности прыжковых двигателей. Вся передача аварийного реактора распределяется, как и положено, только в аварийные контуры питания. И они… Они отзываются. «Ефремов» начинает оживать.
Оттолкнувшись рукой от пульта, Николай упал на спину. Раскинувшись на железном ребристом полу, он уставился в белый потолок, по которому вилась тусклая лента аварийного освещения.
Вот и все. Больше не нужно сопротивляться. Можно просто закрыть глаза. Заснуть. Навсегда. Боль еще пронзает шипами спину и поясницу. Но руки он уже не чувствует. И левой ноги. Критическая потеря крови. Превышен уровень радиации. Шок. Боль подбирается к сердцу. Тычет тупым шипом – от ключицы прямо под лопатку.
Павлов лениво шевельнул подбородком, вызывая медицинское меню скафандра. Так, просто ради интереса. Все красное. Ну, кто бы сомневался. Ах. Временная остановка сердца – асистолия. Так вот что это был за удар током… А показатели… Дважды? Аптечки все пусты, почему он еще не в коме? Ага. Система считает, что он уже в коме, и подает срочные сигналы SOS. Прогноз… пять минут до остановки сердца.
Павлов закрыл меню и уставился в белый потолок. Он уже ничего не чувствовал. Вообще ничего. Не было боли. Не было тела. Не было печали или радости. Пусто. Тугой пузырь пустоты. Вакуум открытого космоса.
Белый потолок был невообразимо уныл. Пуст. И скучен. Сесть бы сейчас за штурвал. Увидеть жемчужную россыпь звезд на черном бархатном занавесе космоса. В последний раз. А не так, глядя в белый больничный потолок.
Застонав, Павлов перевалился на живот. Оттолкнулся от пола здоровой рукой. И пополз к распахнутой настежь двери.
Перед глазами у него метались искры, а в голове, словно молот, громыхала одна только мысль: звезды. Далекие яркие звезды, полные жизни и тепла.
Он полз быстро и четко, как поврежденный механизм, отрабатывающий заложенную программу. Боли больше не было, торопиться некуда. Только… только хотелось уложиться в пять минут.
У порога двери Николай немного замешкался – когда перехватило дыхание. Он просто перестал дышать и никак не мог сообразить, как сделать новый вздох. Забыл. Ну и ладно.
Пожав плечами, Павлов вывалился в темный коридор, и двигаться стало легче. Прямо напротив двери располагалась огромная дыра в стене, и Николай, не размышляя, ринулся в нее головой вперед, как в прорубь. Немного не рассчитал – зацепился за край неподвижной рукой, его завертело, подбросило, стукнуло обо что-то и вдруг подкинуло вверх.
Раскинув руки, неподвижный и не дышащий, Павлов медленно поднимался вверх из черного провала воронки. Он смотрел прямо перед собой – в черное небо, усеянное крохотными искрами незнакомых звезд. И чем выше поднимался Николай, тем ярче светили эти путеводные огни. Иллюзия. Обман зрения. Но такой приятный.
На миг в глазах потемнело. А когда прояснилось, Павлов увидел, что уже воспарил над краем черной воронки и теперь медленно поднимается над «Ефремовым». Отсюда ему был виден темный силуэт корабля.
Совершенно неожиданно оказалось, что он весь усыпан крохотными пятнышками света – словно многоквартирный стоэтажный дом темной ночью. Аварийное питание. Значит, корабль еще цел. Работает. Это значит, у выживших после катастрофы есть шанс добраться до планеты. И хороший шанс.
Слева, из-за черного борта корабля выплывала белая луна. Огромная. Такая близкая. Сияющая отраженным светом прожекторов. Не луна, сообразил Павлов. Это посадочный модуль наконец отстыковался от звездолета и теперь готовится стать домом для всех выживших людей. Это прекрасно. Все просто чудесно.
В глазах потемнело, и Павлов перевел взгляд на самое яркое пятно. Большой оранжевый шар звезды отсюда казался лохматым и даже немного пушистым. Теплым. Ласковым.
– Чужое солнце, – прошептал Павлов холодными, как лед, губами и перевел взгляд на круглую тарелку посадочного модуля, удаляющуюся от «Ефремова».
– А будет – наше, – выдохнул Николай.
Окровавленные губы застыли, так и не закрывшись. Темнота упала на пилота черной стеной, безжалостно и неотвратимо. На этот раз Павлов не стал ей сопротивляться.
И закрыл глаза.
