Пояс из мелких камней
Серебристая стена пластали медленно приближалась. Лучи мощных прожекторов вырвали из кромешной тьмы открытого космоса фрагмент творения рук человеческих, но за пределами круга света лежала непроглядная тьма. В самом центре серебристой стены, словно эхо, словно рифма, распахнулся черный прямоугольник. Темнота, светлый круг, снова темнота. База-транспортер, временное убежище людей в этой безымянной пока системе, гостеприимно распахнула дверь, чтобы принять в объятья блудного сына.
Павлов сидел в центральном ложементе УТ2 – универсального транспортного катера – и держал руки в управляющем геле. Заход в док автономной станции выполнялся в автоматическом режиме, умная аппаратура сама оценивала скорость движения базы, включала и выключала маневровые двигатели, выравнивая скорость «утюга», наводилась, прицеливалась. Но человек был обязан контролировать процесс, подстраховывая автоматику. И ни один пилот в здравом уме не нарушил бы это правило.
Не был исключением и Николай. Он немного устал, чувствовал непривычную ломоту в висках, но держал руку на пульсе автоматики. Осталось немного – совсем чуть-чуть. Они вернулись домой.
Рейс выдался непростым. Впрочем, здесь, в новой системе, любой рейс был непростым. Это нормально. Это работа. Это дальний космос. И ученые, сующий свой длинный нос в любую точку пространства – тоже нормально. Хотя и очень утомительно.
После прыжка в десять световых лет «Академик Ефремов» прибыл в заданную точку – в полупустую звездную систему, которая должна была стать новой стартовой площадкой для следующего прыжка. Команда звездолета вывела исследовательское судно на орбиту крохотной красной звезды. Проведя все расчеты, курс выбрали такой, чтобы максимально экономить расход топливных элементов, но при этом и дать возможность ученым проводить исследования, не покидая корабля. Техники и инженеры немедленно взялись за работу, стараясь быстро подготовить прыжковые двигатели «Ефремова» к новому путешествию.
Два прыжка позади, топлива хватит еще на один – самый дальний. Последнее испытание, испытание на прочность. А двигатели вовсе не так идеальны, как казалось. Им требуется серьезное обслуживание и ремонт. Это займет время, от двух месяцев до полугода. Такая задержка была ожидаема, и руководство экспедиции заранее подготовило план исследований системы, чтобы ни один день не был потрачен впустую.
Сразу же после прибытия звездолета Ученая часть начала готовиться к комплексному исследованию звездной системы. Пусть она не такая многообещающая, как конечная цель корабля, Скорпион-18, но и здесь достаточно тайн.
Прямо с борта «Ефремова» стартовали универсальные транспорты с учеными и оборудованием, направляясь к единственной планете системы. Это был крохотный обожженный шарик, имевший несчастье оказаться слишком близко к звезде. Опыт исследования Первой, планеты, оставшейся далеко позади, пригодился. Работа была налажена, процедуры утверждены, планы скорректированы, – оставалось только засучить рукава и работать. Но было в этой системе и нечто особенное, привлекавшее внимание ученых не меньше единственной планеты. Пояс астероидов. Как говорили ученые – пояс из мелких камешков у красавицы-звезды.
Ученые предполагали, что по орбите в центре системы разбросаны осколки древней планеты. Но осколков было слишком много, и некоторые теоретики поговаривали о столкновении двух планет. А может, и трех. А может… Теорий было предостаточно. Ученые мужи, тряся отпущенными за время экспедиции бородами, отчаянно защищали свои точки зрения. Порой доходило до крупных ссор. Ведь за отросшую бороду так удобно хватать оппонента! Павлов особо не вникал в хитросплетенье идей. У него была своя работа, о которой ему радостно сообщил месяц назад непосредственный руководитель – командир пилотной группы АСС – Рим Зотов.
Оказалось, что в рамках исследования системы была сформирована отдельная экспедиционная группа. Пояс астероидов, конечно, надо было изучать. Но никто не собирался гонять «Ефремова» от точки его базирования до пояса и обратно. На этот случай у экспедиции имелись две базы-транспортера, ласково именуемые «баржами».
Эти неуклюжие и неповоротливые суда, походившие на огромные цистерны, были скорее орбитальными базами, чем кораблями. Двигались они очень медленно, зато могли обеспечить жизнедеятельность сотни человек, не считая экипажа. Именно такую «баржу», с четырьмя универсальными катерами УТ2 и отправили к поясу астероидов. Вместе с толпой ликующих ученых, долго решавших, кому выпадет честь отправиться в командировку. Победители определились быстро и получили свой приз – путешествие в середину планетарной системы вместе с вечно мрачными техниками «баржи» и отрядом Аварийно-спасательной службы.
Аварийно-спасательная служба успела уже стать притчей во языцех. Кроме вполне ожидаемых шуточек насчет названия, шутили и над смыслом. Сравнивали их и с таксистами ученых, и с автомеханиками, и с выездным набором запчастей. Спасать-то некого. На «Ефремове» – свои экстренные службы, включая отряд борьбы за живучесть. А за пределами корабля – ну кого спасать? Так, дежурить для галочки. Не шутили только те ученые, которых Рим вытащил из центра сумасшедшей бури на Первой. Эти ребята прекрасно знали, кто кого собрался спасать.
Отряд был невелик. Шесть пилотов, старший Зотов, Павлов заместитель, – вот и вся группа. Небольшая, что и говорить. Это все, что сейчас мог выделить «Ефремов» для дальней командировки к поясу астероидов. Остальные пилоты малых судов гоняли свои «утюги» с корабля к планете, скользили по системе, разбрасывая и собирая датчики, возили ремонтников вдоль обшивки «Ефремова», помогая выискивать повреждения и проблемные участки. Рабочих рук катастрофически не хватало.
И ученые, собравшиеся в пояс астероидов, были рады – команду Зотова отдали в их полное распоряжение. Личные пилоты, что может быть удобнее! Вот и гоняли теперь «спасателей» и в хвост, и в гриву.
Вздохнув, Павлов вытащил руки из управляющего контура ложемента. Огромная махина универсального катера бесшумно скользнула в черный квадрат на серебристом поле – в самое нутро дока, где и должна была остановиться. Мягко дрогнул корпус, когда в дело вступили гравитататы. «Утюг», захваченный гравитацией, остановился и мягко пошел вниз. Едва заметно дрогнул, коснувшись пола дока. Броневая плита за его хвостом уже закрывалась, еще несколько секунд, и она встанет на место. Начнется процедура очистки и шлюзования. Тогда можно будет сказать, что – все. Рейс окончен.
Николай задумчиво пошевелил пальцами, и система послушно раскрыла меню полной остановки двигателей. Нет, не сейчас, все нужно делать по инструкции. О чем, конечно, не ведомо ученой братии – их ликующие крики из салона доносятся даже сюда, в закрытую рубку пилотирования. Как дети, ей-богу. Откуда у них столько сил и энергии? Вот он, например, чувствует себя как выжатый лимон.
Усталость давала себя знать. Прежде всего – дорога. Два часа лета в один конец. Разумеется, никто не собирался размещать базу прямо на краю пояса астероидов. Эта мешанина летающих камней, скал и мелких осколков была непредсказуема. Риск повреждения базы был слишком велик, поэтому ее разместили подальше от пояса, в той зоне, где было относительно чисто. А к поясу ученых возили укрепленными катерами, способными выдержать удар микрометеорита. Руководитель этого сумасшедшего дома, Федоров, лично выбрал самый перспективный квадрат для исследований – мешанину из обломков скал, достаточно крупных, чтобы можно было безопасно сновать между ними. Конечно, ученым бы хотелось пробежаться по всему поясу, проложить маршрут вокруг звезды, но… Ресурсы не бесконечны, как и время. Поэтому ученая братия сосредоточила свои усилия на отдельно взятом участке, напротив которого и зависла «баржа».
Мотнув головой, Павлов отдал команду «стоп», и катер начал переключать системы в режим док. Вот и все, рейс закончен. Полные двенадцать часов. Из них четыре – это просто дорога. Еще два – ожидание окончания споров. И шесть часов болтанки между огромных камней, грозящих раздавить бронированный катер, как мелкую мошку. Туда-сюда, сновать между горами, в черные проходы, прозванивать радарами каменные глыбы, ища промежутки и открытые «протоки». Сесть на самый большой кусок скалы размером с приличный город. Можно? Можно. А вон в ту дырочку? Нет, нельзя. Но оттуда же идет странное излучение! Это следы радиации, нам очень нужно. Ближе подлететь – да. Выровнять скорости, зависнуть рядом – да. Внутрь – нет. Нет. Жалуйтесь. Можно Зотову. Можно Федорову. Хоть лично капитану. Кирпичей в космосе много летает, найдете себе еще один, а новых ученых тут взять неоткуда. Сгинете в этой дыре – а исследовать кто будет? Ну, хорошо, полкилометра, не больше.
В кабине вспыхнул яркий свет, у двери в салон зажглось зеленое табло. Все. Снаружи – атмосфера и нормальное давление, очистка от радиации и пыли прошла успешно, дезинфекция завершена. Можно выходить. На экранах видно, как из темного угла дока уже спешат две плечистые фигуры в зеленых легких скафандрах – техники бегут лично осматривать катер. Не доверяют автоматике, беспокоятся о своих птичках.
– Экипаж, – устало сказал Павлов по внутренней связи. – Рейс окончен. Я открываю шлюз. Приготовиться к выходу.
Ответы он выслушивать не стал. Просто разблокировал двери, откинулся на спинку ложемента и прикрыл глаза, дожидаясь, когда все ученые покинут корабль и начнется разгрузка аппаратуры.
Вот теперь действительно все.
* * *
Из медицинского кабинета Павлов вышел медленно, потирая воспаленные глаза. Инга, дежурный врач, проведя стандартный послеполетный тест, лишь покачала головой и даже лично заглянула в глаза Павлову, светя в них фонариком. Зачем – неизвестно. Все данные Павлова были перед ней на экране, медицинская аппаратура снимала показатели в автоматическом режиме. Но по инструкции, и перед вылетом, и после, осмотр должен был производить квалифицированный медицинский сотрудник – лично. И это было правильно. Николаю сразу полегчало, когда Инга, высокая платиновая блондинка, в любой ситуации остававшаяся на редкость серьезной и строгой, приложила ему ко лбу холодную ладонь, потрепала по плечу и всунула в руку блистер с тонизирующими таблетками. А ведь могла бы и серию уколов в различные чувствительные места организовать. Это у них, у медиков, запросто. Хлебом не корми, дай только кольнуть уставшего пилота длиннющей иглой в какую-нибудь мышцу с неприличным названием.
Медленно шагая по длинному коридору станции, Павлов расстегнул ворот серебристого пилотного скафандра, с наслаждением распахнул жесткую куртку. Сейчас мыться. Потом спать. Сутки. Пошли все к черту. Ничего не надо читать, изучать, планировать. Спать. Только нужно сдать пилотный скафандр в раздевалку и принять душ.
Бронированная дверь, отделяющая медотсек от общих коридоров, плавно ушла в стену. Павлов, цокая ботинками, вышел на Главную улицу базы. На самом деле это, конечно, была не улица, а просто огромный центральный коридор, пронизывающий насквозь всю «баржу». Он проходил через все временное обиталище, а от него уже отходили отростки, ведущие в различные отделы. Но все самое полезное и популярное находилось здесь – в центре.
Стараясь не шаркать, Павлов двинулся вперед – до личных отсеков пилотов еще идти и идти. Помяв пальцами блистер с таблетками, Николай выдавил одну на ладонь. Большая, желтая, прочная, как алмаз. Не останавливаясь, сунул в рот, потрогал языком. Кисленько. Кажется, аскорбинка. Хотелось надеяться, что именно аскорбинка, а не что-то серьезное.
Во рту стало прохладно, защипало небо, да так, что на глаза слезы навернулись. Это неожиданно привело Николая в чувство. В глазах прояснилось, и усталость отступила. Взбодрившись, пилот языком засунул волшебную таблетку за щеку и решительно зашагал дальше по коридору – на шум голосов.
Впереди, в стене коридора, виднелась огромная распахнутая дверь. Это был спортзал станции, предназначенный для того, чтобы персонал оставался в хорошей физической форме. Но именно что – был. В первые дни помещение захватила ученая братия и устроила в нем нечто среднее между военным штабом и дискуссионным клубом. Сначала, правда, ученые мужи попытались захватить столовую, но были изгнаны из теплого местечка оператором пищевых систем – поваром высшей категории Петровым. Сей славный муж, не менее бородатый, чем ученая братия, ласково, но убедительно проинформировал раскричавшихся над картой ученых, что помещение предназначено исключительно для приема пищи. И он, скромный служитель этого сверкающего белизной храма общественного питания, не потерпит на своей территории никаких действий кроме вдумчивого и, главное, беззвучного приема полезных органических элементов внутрь уставших организмов. А кто с этим не согласен, тот до конца командировки будет питаться строго сбалансированной и на редкость полезной жидкой кашицей, рекомендованной для всех сотрудников орбитальных станций. Ученые, не понаслышке знакомые с питательными свойствами упомянутой кашицы, поспешно отступили. А потом, зализав раны, атаковали спортзал. За него никто не отвечал, и атака увенчалась успехом. Робкие возражения пилотов и техников затерялись на фоне экстренного совещания ученого совета, и, таким образом, спортзал был потерян для человечества.
Заглянув в распахнутые двери, Павлов задумчиво осмотрел помещение. Большое, не меньше дока для катера, сверкающее хромом и зеркалами, оно было уставлено длинными столами. Тренажеры бесцеремонно сдвинуты в дальний угол, мягкие маты высятся горой у входа. В центре, у столов, десяток ученых в белых комбезах склонились над чем-то и бурно обсуждают. Над толпой торчат огненно-рыжие кудри великана Федорова – начальника проекта. Сейчас он главный на базе, его слово – закон. Говорят, парень он неплохой, но слишком горяч для хорошего администратора.
Пробираясь вдоль стены, к душевым спортзала, Павлов краем глаза заметил своих сегодняшних пассажиров. Тощий, как спица, Сидоренко, носатый Григорян, шумный и нервный Марко. И еще те двое, чьих имен пилот не знал. Вся группа стояла у огромной цифровой доски. Говорили одновременно – все. Шумно. Остальные, окружив их плотным кольцом, внимали.
Павлов покачал головой и двинулся к душевым. Да, сегодня их что-то сильно разобрало. Раскопали нечто интересное, судя по переговорам в пассажирском салоне. Сам Николай в исследования не вникал – ему хватало своих дел. Будешь отвлекаться на работу других, провалишь свою. А свою провалить нельзя, никак нельзя. Поэтому все новости он узнавал уже потом, из информационной системы корабля, постфактум. Пожалуй, перед сном все же нужно посмотреть новости в сети. Вдруг и впрямь что-то интересное.
Закрывшись в душевой, Павлов скинул одежду, включил воду. Пусть переработанная, пусть ее немного, но все же лучше, чем очищающее излучение кабины очистки. Настоящий душ – это, ребята, жизнь. Говорят, скоро воды для душей не будет, если не поймают пару ледяных астероидов. А что, и поймаем. Пилоты мы или нет? Найдем, загарпуним, притащим в док. А как из них воду добывать – дело не наше.
Фыркая и с наслаждением отдуваясь, Николай принял душ, вытерся. В раздевалке вытащил из шкафчика набор одноразового бумажного белья. Натянул комбез. Пилотный скафандр сложил в большой тюк, взял подмышку и вышел в зал. С опаской поглядывая на ученых, просочился вдоль стены к выходу. Вон, кажется, все смены тут собрались. Даже спящих подняли с постелей и притащили в зал. Дело, похоже, и впрямь серьезное. Не хватало еще, чтобы кто-то заметил его, ухватил за рукав и принялся расспрашивать о полете – как это было в среду. Насилу отделался. Бывает, конечно, интересно поболтать. Но не сейчас, только не сегодня!
Выскользнув в центральный коридор, Павлов перевел дух и быстро двинулся к дальней двери, к раздевалке пилотов. Оставалось только сдать скафандр в очистку и тестирование. И после этого – свободен! Спать.
Дверь раздевалки распахнулась, и Павлов помрачнел.
– Николай! Ты чего коммуникатор отключил?
В дверном проеме высился Рим – и коллега, и друг. И начальник. Высокий, худой, лицо вытянутое. И черные волосы волной до плеч – как у музыканта или художника. Волосы Рим принципиально не стриг – в отличие от других пилотов, щеголявших короткими «ежиками».
– Ничего не отключал, – мрачно отозвался Павлов, протискиваясь в раздевалку мимо Зотова. – Просто в спящем режиме. Рейс закончен, я спать. Аварийная волна активирована.
– Хорошо, что я тебя перехватил, – сказал Рим, наблюдая за тем, как напарник укладывает скафандр в отсек приемки. – А то тебя потом не добудишься.
– А вот и не надо меня будить, – сказал Павлов, выходя в коридор. – Мне выспаться надо. Прямо сейчас. Предписание врача.
Без лишних слов, Павлов развернулся и двинулся прочь по коридору – к своей каюте, до которой было еще идти и идти. Он знал, что ничего серьезного не случилось – иначе бы Зотов вызвал его по аварийному каналу. А если нет аварии, то все, всем спасибо, все свободны.
– Слушай, Коля, – сказал Рим, подстраиваюсь под широкий шаг пилота, – есть дело.
– Так и знал, – мрачно буркнул Павлов. – Ну почему всегда есть дело, когда мне нужно поспать?
– Пять минут, – сказал Рим. – Послушай меня пять минут, как раз до каюты дойдем.
– Да я уже слушаю, – Павлов вздохнул. – Ты же не отвяжешься. Ну, что там у тебя?
– У тебя следующий рейс когда?
– А то ты не знаешь, – буркнул Павлов. – Ты же это расписание и составляешь, товарищ начальник пилотной группы. Ты не темни, я сейчас плохо соображаю.
– Короче, – быстро сказал Рим. – Завтра у тебя вылет с третьей группой. Давай махнемся, а? Я свожу группу к астероидам, а ты махнешь на «Ефремова» за припасами.
– Что? – Павлов остановился. – В смысле, за припасами?
– Надо сгонять катер к кораблю, – сказал Рим. – Быстренько. Отвезти данные и отработанную технику. Забрать запчасти для генераторов атмосферы и ремонтное оборудование по списку. Для техников.
– «Ефремов» далеко, – медленно сказал Павлов. – Слушай, это же, туда-обратно, если на форсаже, около суток будет.
– Отдохнешь на «Ефремове», – быстро сказал Рим. – С нашими пообщаешься.
– Далеко, – отозвался Николай. – А почему я? Вон, пусть Левченко слетает. Он весь извелся в запасе. Пусть опыта набирается.
– У Левченко два рейса подряд с картографами. У Иванова свое расписание. Коля, получается, либо ты, либо я. Давай ты, а?
– А смысл? – Павлов пожал плечами. – Ну, слетай ты. Сам и отдохнешь на «Ефремове».
– Я возьму на себя твой рейс к астероидам, – сказал Зотов. – Тогда у нас все сходится, никаких лишних нагрузок на пилотов.
– Все сойдется, если ты сам сгоняешь на «Ефремова», – рассудительно заметил Павлов. – Что-то ты темнишь. В чем дело-то?
Зотов оглянулся по сторонам, склонился к уху Павлова, зашептал:
– Коля, я хочу в рейс. Сижу тут как привязанный, бумажки перебираю, расписание составляю, технику распределяю, заявки утверждаю, отчетность эта проклятая… Я начал забывать о том, что я пилот. Коля, я хочу за штурвал. И не грузовик тащить от базы, а к астероидам. Хочу заняться настоящей работой, понимаешь? Стыдно – сидеть на базе, когда там, внизу, вы каждый день скользите по лезвию бритвы. Махнемся разок, а, Коль?
Павлов медленно обернулся, смерил взглядом начальника – с головы до пят. Волосы взъерошены, на бледных щеках алые пятна. И в самом деле – стыдно. Лучший пилот малых судов просиживает штаны за столом. Конечно, может сам себя назначить в рейс – а потом отчитываться придется, почему не кого-то из смены. Что случилось, что такое, почему руководителю пришлось затыкать собой дыру в расписании, откуда эта дыра взялась. А тут все железно – нужна срочная замена. Не подкопаешься.
– Врешь ты все, – унылым тоном произнес Павлов. – Уши вянут.
Развернувшись, он бодро зашагал по коридору в сторону своей каюты. Опешивший Рим в два прыжка его догнал, пристроился рядом и тогда Павлов бросил ему через плечо:
– Завтрашний рейс тебе нужен по одной причине – полетит Зоя. Чернявенькая такая, радиолог. Ищенко, кажется. Ты перед ней хвост вторую неделю распускаешь. Что, думаешь, никто не заметит?
Рим подавился заготовленным ответом, побледнел, зато уши вспыхнули алым светом, словно аварийное освещение.
– Ну и что, – выдавил он. – Слушай, Павлов, это же ничего не меняет. Я правда в рейс хочу! Ну и Зойка да, конечно, лучше на этот рейс, но я же пилот…
– Стыдоба! – басом прогудел Николай.
– Тьфу на тебя! Павлов, будь человеком!
Николай остановился у дверей, ведущих в личные каюты, обернулся к смущенному Зотову.
– Ладно, – веско сказал он. – Слетаю я на «Ефремова». Будет у тебя в отчетности все гладко. Но с одним условием.
– Слушаю, – оживился Зотов. – Ну, давай!
– У Зойки есть подруга – Инга, дежурный врач медотсека.
– Ну, – задумчиво протянул Рим. – Есть такое дело.
– Как прилечу, организуешь нам совместный ужин. И не в общей столовке, а где-нибудь на смотровой площадке, под светом звезд, так сказать.
– Вчетвером? – изумился Зотов. – Слушай, Инга, она вроде не любит такие посиделки. Романтика, ля-ля-фа… А она, знаешь, посерьезнее, постарше.
– Это тебя постарше, а меня помладше, – помрачнев, ответил Павлов. – Задачу понял, пилот?
– Понял, – Зотов тяжело вздохнул. – Придется покрутиться.
– Вот и крутитесь, товарищ начальник, – выдохнул Павлов. – Летную задачу пришлешь завтра на коммуникатор. Все. Давай, до свидания. Имей совесть, ирод, я засыпаю на ходу уже, голова не работает.
– У меня бы так не работала, – с завистью произнес Зотов. – Расколол с полпинка. Ладно. Свободны, товарищ пилот.
Павлов похлопал Рима по плечу, зашел в общую секцию из четырех кают, открыл свою дверь, вошел, зажег свет. Когда за спиной с шорохом закрылась дверь, Николай стащил с себя комбез, бросил на пол и повалился на неразобранную кровать – и уснул раньше, чем голова коснулась прохладной подушки.
* * *
Когда «утюг» Николая миновал четвертый сектор и вошел в пятый, на пульте зажегся огонек прямого подключения связи. Павлов, вольготно раскинувшийся в пилотном кресле, сладко потянулся. Вот и конец дальней дороги. «Ефремов» остался далеко позади, а «баржа» уже в зоне прямой радиосвязи. Еще полчасика, и нагруженный под завязку универсальный транспортный катер нырнет в родной док.
Павлов протер медицинской салфеткой лицо и щеки. Да, скучновато сидеть шесть часов за штурвалом и только и делать, что наблюдать за автоматикой, ведущей катер сквозь абсолютно пустое пространство. С другой стороны, отдохнул на все сто и готов к работе.
Сейчас, уже возвращаясь на базу, Николай был рад, что согласился на предложение Зотова. Рейс к «Ефремову» позволил ему отдохнуть и восстановиться. Причем до момента старта Павлов и не подозревал, что ему нужен отдых. Простая размеренная работа, скучнейший путь до корабля, – вот в чем, оказывается, он нуждался. Было время даже почитать инструкции по прыжковым двигателям. А на «Ефремове» – восемь часов спокойного сна. Как же это приятно, оказывается. Кругом все суетятся, бегают, нервничают, а ты, проснувшись, потягиваешь в столовой чай с малиной, неторопливо взирая на окружающую суету. Твой транспорт набивают полезным грузом, а ты, откинувшись в кресле, почитываешь последние корабельные новости в общей сети. И никто не кричит над ухом, требуя оказаться одновременно в трех разных точках.
Павлов зевнул и похлопал себя ладонями по щекам. Расслабился, лентяй. Распух на казенных харчах. Трутень и бездельник. Ладно, отдохнул душой и телом, пора и честь знать. Отпуск начинал надоедать. Неизрасходованная энергия бурлила, требуя выхода. Хотелось идти, лететь, что-то делать. Хорошо после отдыха вернуться к работе, нырнуть с головой в кипучую деятельность базы. Сейчас Павлов чувствовал, что готов свернуть горы. И таки собирался это сделать.
Встряхнувшись, Николай размял пальцы, взялся за управление. Опустил забрало шлема, вызвал управление связью. Все, теперь можно. На этом расстоянии – прямая связь с базой, без всяких задержек. Катер вошел в рабочую зону базы, так что можно и пообщаться вживую.
– База один, вызывает Павлов, – произнес Николай. – УТ ноль два. Вошел в сектор, готовьтесь принимать.
– Диспетчер Сергеева, – откликнулся приятный женский голос. – УТ ноль два, ваш сигнал принят, курс согласован, вы включены в схему движения. Пакет инструкций выслан, следуйте указаниям автопилота.
– Спасибо, Ира, – откликнулся Павлов, наблюдая за тем, как на экране автоматически разворачивается схема курса сближения со станцией. – Как там у вас?
– Все по-прежнему, Коль, – отозвалась девушка, и Павлову невольно представилось, как она поправляет свою длинную челку легким взмахом руки. – Сумасшедший дом, как обычно. Федоров запеленговал в камнях какую-то странную энергетическую сигнатуру и пытается до нее добраться. Вылеты один за другим. Задействованы все корабли, прочесывают квадрат.
– И Зотов? – удивился Павлов. – А как же резерв?
– Твой Рим как с цепи сорвался. Сам уже три раза летал – за сутки, представляешь? Они с Федоровым и возглавляют этот дурдом. Инга начинает злиться, ребятам пора отдыхать, чтобы восстановиться, а они говорят, что только начали.
– Ого! – сказал Николай. – Что-то крупное раскопали?
– Сеня говорит, это перевернет всю современную науку, – Ира вздохнула. – Впрочем, он каждый раз так говорит. Даже когда они каменную пыль просеивают в своем ангаре. Ноль второй, отбой.
– До встречи, – бросил Павлов, понимая, что у Ирины нашлась работа.
Он уже и сам увидел на экране, как поменялась схема подлета к станции. Графики сами поползли в сторону, показатели изменились, трехмерная схема чуть раздалась. Кому-то освобождали прямой маршрут. А, вот и он. УТ ноль три возвращается из пояса астероидов. Прибудет на пять минут раньше Павлова. И, кстати, у него приоритет – вон какие показатели. На борту пассажиры, требуется срочная заправка, плюс перезарядка систем жизнедеятельности. Это как они «утюг» до такого довели? Вот стоит на сутки отлучиться, уже бардак. И раз «трешка» на подходе, значит, первый и четвертый болтаются в астероидном поясе. А на резерве никого нет. Рим что, с ума сошел? За такое, вообще-то, выговор полагается. Резервный борт всегда должен быть. Мало ли что. А мы, на минуточку, Аварийно-спасательная служба. Асы, да. Кстати, надо не забыть прислать всей команде Джонсона анекдот про рыжего ирландца, а то что-то их командир слишком часто стал вспоминать родную речь.
Павлов нахмурился. Он вдруг почувствовал, как напряглись плечи. Руки зачесались. Захотелось увеличить мощность, на форсаже подойти к станции, поскорее оказаться в гуще событий. Резервный катер? Ну, вот он, резервный, через четверть часа будет в доке, не паникуй замкомандира. Правда, двушку надо почистить, заправить, разгрузить, прогнать тесты. Дело не быстрое. Но, с другой стороны, все же резерв есть.
Задумчиво коснувшись пальцем носа, Николай вызвал на экран карту радиосвязи сектора. От былой расслабленности не осталось и следа. Откуда это волнение? Что за паника? Отставить, пилот. Вот не к месту вспомнилось, как старый инструктор в училище, Лермон, говорил в таких случаях: на сердце неспокойно. Лермон знал, что говорит, он еще на ракетной тяге ходил к Луне и обратно. На старых ракетных движках. И говорил, что когда у тебя под седалищем железная труба, в которой непрерывно взрываются сотни тысяч тонн взрывчатки, ты этим самым седалищем начинаешь чувствовать малейшие отклонения от нормы. Любую заминку или подозрительную активность в работе двигателей. И седалище должно быть таким чутким, чтобы, когда приборы покажут отклонение, у тебя в голове уже был готовый план действий. Но Николай до сих пор не мог понять, почему седалище старый хрыч именовал сердцем.
Отметив активные станции базы, Павлов нашел передатчики двух «утюгов». Действительно, оба прочесывают пояс астероидов. Довольно далеко друг от друга, действуют независимо. Общие каналы закрыты, оно и понятно, катера на прямой связи с базой, нечего болтать между собой. На каком Рим, интересно? Спросить у диспетчеров? Нет, не стоит отвлекать Ирку, вон она опять перекраивает схему, выбирает для трешки кратчайший путь к доку.
Павлов быстро активировал аварийный канал связи с первым катером службы. Ничего страшного, строго говоря, это их канал – канал аварийной службы.
– Это Павлов, – быстро сказал он. – Рим, ты за штурвалом?
– Привет, – раздался секунду спустя знакомый голос. – Коля, ты уже вернулся?
– Подлетаю к «барже», – отозвался Николай. – Рим, что происходит? Почему нет резервного борта?
– Будущее тут происходит, Коля, – торжественно отозвался Зотов. – Ты не представляешь, что тут накопал Федоров, просто не представляешь!
– Ну, просвети меня, товарищ начальник, – мрачно произнес Павлов. – Что там такого происходит, что ты вопреки инструкции выгнал в поле все действующие борта.
– Открытие века, – довольно сообщил Рим. – Тысячелетия. Да что там, главное открытие за всю историю Земли!
– Рим, – резко бросил Павлов. – Не до шуток сейчас. Мне не нравится эта ситуация. «Трешка» идет на перезарядку. Моя «двушка» только из дальнего рейса, хотя ресурс еще есть. А оба оставшихся «утюга» у тебя в свободном поиске. И наверняка тоже требуют перезарядки, если ты их гонял полные сутки. Это не есть хорошо, Рим. Забыл, как на Первой было?
– Я все помню, – тоном ниже отозвался Зотов. – Не паникуй, Коля. Работа есть работа, и ее надо работать. Есть определенный риск, но он оправдан. Время уходит. Нужно срочно разворачивать поиск. Ты прости, но, наверно, тебе тоже нужно будет сюда, как только разгрузят твой катер.
– Что там такого срочного? – сердито отозвался Павлов. – Нет, я с удовольствием, конечно, соскучился по работе, но…
– Федоров нашел в поясе устойчивый источник энергии. Есть подозрение, что он неестественного происхождения. Коля, ты понимаешь, чем это пахнет? Если он искусственный, а?
Павлов задумчиво пожевал нижнюю губу. Искусственный источник энергии в осколках астероидов, где ранее не ступала нога человека? Да. Пахнет открытием века. Тысячелетия. Пахнет контактом с чужим разумом. Или контактом с природным ядерным реактором. Предположим, это урановое месторождение, в котором идет самопроизвольная цепная реакция. Отсюда и излучение, и странные энергетические сигнатуры. Такое и на Земле бывало.
– А срочность-то откуда? – буркнул Павлов. – Ну, болтается там источник миллиард лет, и еще будет болтаться столько же.
– Камни движутся, – сказал Зотов. – Коля, эта чертова мешанина крутится, вертится. Источник то скрывается в глубине роя, то обнаруживается ближе к поверхности. В любой момент он может кануть в вечность, в самую глубь пояса, куда нам не добраться. Либо его вообще в порошок разотрет от столкновения двух булыжников величиной с приличный полуостров. Нужно ловить эту штуку, пока есть шанс. Уйдет – и все человечество локти себе кусать будет, пытаясь угадать, что это было на самом деле.
– Крутится-вертится шар голубой, – задумчиво пробормотал Павлов. – Насчет всего человечества это ты загнул. Но многие бородатые деятели расстроятся, это да. И дай угадаю – то что мы влезли на катерах в этот сегмент пояса, тоже сыграло свою роль?
– Еще какую, – мрачно отозвался Зотов. – Гравитация, знаешь, дело такое. Мы немного повлияли на камешки на краю, можно сказать, чуть сбили их с обычного курса. Они повлияли на другие камешки. А те на камешки побольше… Где-то что-то столкнулось, брызнули осколки… В общем, карта движения тел устаревает ежечасно. Прогнозы строить невозможно, движение стало непредсказуемым, вычислители просто не успевают обрабатывать траектории всех тел. Наше вмешательство нарушило хрупкий баланс этого каменного вихря. Этот участок рушится как карточный домик. Просто медленно. И при этом есть шанс, что именно мы выдернули первую карту.
– Ясно, – мрачно отозвался Павлов. – На «Ефремов» сообщили?
– Еще вчера, – сказал Зотов. – Как раз пока ты спал после рейса. Это твои пассажиры привезли подтверждение. «Ефремов» собирает новую команду, Архипов выделил пять «утюгов», наверно, уже стоят на старте. Федоров просил еще одну «баржу», но ее не успевают расконсервировать. Да и пока она сюда доплетется… А за места на катерах уже драка.
– Вот стоит на денек отлучиться, – протянул Павлов. – Я-то думаю, чего они там все бегают, как ошпаренные? Архипов даже встретиться со мной не соизволил.
– Все, Коль, давай, – быстро сказал Зотов. – Паркуйся, отдыхай, и к нам. Я сейчас высаживаю группу на астероид. Федоров клянется, что нашел источник. Что он где-то здесь, рядом. «Четверку» я отправлю перезаряжаться, а ты после разгрузки «двушки» свяжись со мной.
– Идет, – откликнулся Николай. – Удачи, пилот.
Аварийный канал связи закрылся, и Павлов опустил руки. До парковки к станции – полчаса. Придется уступить место «трешке», идущей напрямик. Что ж, не беда. Ребятам нужнее. Но поскорей бы! Уже руки чешутся, так и хочется взяться за штурвал и метнуться к Риму. Такое пропускать нельзя. Никак нельзя.
* * *
Когда сигнал «трешки» пропал из схемы полетов, Павлов включил автомат сближения со станцией. Все, теперь его очередь. УТ ноль три успешно вошел в док, встал на парковку, теперь можно двигаться дальше.
Наблюдая за тем, как его катер самостоятельно подбирается к базе, Николай задумчиво почесывал бровь. Полчаса ожидания дались ему нелегко. Павлов нервничал, переживал по пустякам, беспокоился. Знал, что напрасно волнуется, и от этого все больше раздражался. Замкнутый круг. Но иначе он не мог.
Где-то там, далеко, ребята прочесывают опасный квадрат. А их спину никто не прикрывает. Это космос, тут нет мелочей! Сколько раз уже это было доказано, сколько жизней было отдано в подтверждение этого правила.
За это время Николай успел сделать гимнастику пилотов – комплекс упражнений на мышцы, выполняемый прямо в ложементе. Умылся. Посчитал в уме примерный курс до квадрата, где находился Рим. Сделал поправки. Посчитал на вычислителе, обругал себя за ошибки. Принял тонизирующее – решил, что отдыхать не будет. И так за время рейса отлежал все бока в ложементе. И когда, наконец, Павлов начал закипать, пришло разрешение на стыковку.
Сейчас ему оставалось только наблюдать за тем, как центральный экран медленно заполняет огромный серебристый бок базы с черным провалом открытого шлюза. Конечно, он следил за процедурой стыковки, держал руку на пульсе – как обычно. Но при этом не забывал поглядывать на схему дальнего обнаружения. На ней был изображен – очень схематически – участок каменного кольца, в котором находились «утюги» Рима и Левченко. Это была лишь примерная компьютерная модель, основанная на положении датчиков связи катеров по отношению к «барже». Огоньки катеров располагались далеко друг от друга. «Единица» Рима была правее центра, довольно далеко от базы и довольно глубоко в поясе астероидов. «Четверка» Левченко находилась слева – тоже довольно далеко. Но судя по бегущим строкам данных, она уже направлялась к базе. Схема периодически расчерчивалась тонкими линиями, показывая направление обмена данными между передатчиками всех участников. В конце концов, это радар связи, ему положено это знать.
Павлов бросил взгляд на стыковочный док – пять минут до контакта. Медленно. Еще очистка, дезинфекция, разгрузка, медобследование, предстартовая проверка… Час. Не меньше.
Краем глаза заметив яркую вспышку на схеме связи, Николай насторожился, быстро вывел карту на боковой экран, увеличил масштаб. Так и есть. Маячок Рима пылает алым. Включен аварийный канал – причем канал группы АСС. Вот и Левченко подключился, пошел контакт на базу…
Николай быстро ткнул пальцем в подлокотник, подтверждая доступ к аварийному каналу группы. Подключение!
– Три часа, – услышал он усталый голос Рима. – Нет, видео не могу, нужны все ресурсы…
– Зотов, – резко позвал Николай. – Это Павлов. Что происходит?
– Вот и он, – раздался приглушенный голос Левченко. – Я же говорил, что он еще не сел.
– Рим, – с угрозой протянул Павлов, косясь на экран стыковки. – Что там у тебя?
– Они нашли источник, – быстро сказал Зотов. – Он внутри лабиринта вращающихся каменных глыб. Группа Федорова ведет исследование, снимают показатели. Но там опасно. Пошла новая волна столкновений. Пытаюсь выманить их оттуда, но ребята не уходят. Говорят, это слишком важно. Открыли прямой канал до моего катера, закачивают данные прямо в дата-центр «утюга». До базы их передатчики не достают. Впрочем, мой тоже сейчас не добьет, нет широкополосных каналов, а пакеты данных слишком велики. Это данные с переносных станций исследований, с результатами анализов, идут напрямую с оборудования, необработанные огромные пакеты данных.
– Забирай оттуда людей, – медленно произнес Павлов, чувствуя, как у него холодеют кончики пальцев. – Рим…
– Да, – раздалось сквозь треск помех. – Тут камни, набиты то ли железом, то ли черт знает чем. Экранировка. Связь плохая. Попытаюсь подойти ближе к Федорову, но…
Связь прервалась, и Николай сжал кулаки.
– Левченко, – позвал он. – Как топливо?
– Топлива хватит, – мрачно отозвался пилот «четверки». – У меня пассажиры. Пытаются связаться с Федоровым.
– Иди к Риму напрямую, мимо базы, – быстро сказал Павлов, опуская пальцы в проводящий гель. – Немедленно. Близко не подходи, не рискуй, обеспечивай связь. Все.
Отключив канал, Павлов взглянул на распахнутый перед носом катера люк шлюза. Автоматика вывела его «трешку» на прямую линию и медленно загоняла катер в распахнутые двери. Две или три минуты, и «утюг» скользнет в родной док.
Павлов распрямил пальцы, и экран вспыхнул красным светом. Отмена автоматики. Процедура стыковки стоп. Предупреждающий зуммер взвыл в кабине, и тут же эхом откликнулся канал вызова диспетчера.
– Павлов! – крикнула Ирина. – Ты что делаешь?! Рехнулся?
Николай быстро выбрал нужный пункт меню, и схема полетов окрасилась алым. Да, у него и его команды есть особые привилегии. Общий канал, главный по станции.
– Говорит Павлов, замначальника отряда Аварийноспасательной службы, – громко сказал он. – Отмена всех полетов у станции. Стоп всем системам. Начата операция по спасению людей. Код красный, опасность жизни человека. Всем остановить работы. Приоритет в движении имеют суда Аварийно-спасательной службы. Приступить к исполнению немедленно.
Павлов отдал команду, и пульт замерцал огнями. Вся база перешла в режим аварийной работы, отдавая приоритет системам, помеченным как спасательные. Все системы обязаны подчиняться этому коду. Теперь главный на «барже» и в этом участке пространства – Николай Павлов. Он царь и бог.
– Павлов, – прошептала Ирина на канале диспетчеров. – Коля, все так плохо?
– Все будет хорошо, – сказал Николай. – Прибери потом за мной.
Одна команда – и двигатели катера полыхнули синим огнем – в опасной близости к боку станции.
Строжайше запрещено. Автоматика попыталась отключить двигатели, но наткнулась на приоритет аварийной службы и лишь бессильно пискнула, оставив запись в журнале логов.
Павлов включил тормозные двигатели, и катер медленно пополз назад, отходя от серебристого бока станции. Глупо, ой глупо. Медленно. Но на таком расстоянии большего сделать нельзя. Нужно двести метров. Хотя бы сотня! Полная мощность. Да. Так лучше. Сейчас системы базы паникуют – прямо в бок им пышут огнем двигатели катера. Обшивку, возможно, немного поджарит. И датчики. Наверняка. Но сто метров, хотя бы сто…
Отключить двигатели, хватит жарить обшивку. Идем по инерции. Теперь стоп. Основные. Тангаж. Опустить нос. Да, пройдем впритирку к станции. Главное – дать импульс… Маршевые!
Катер дохнул огнем, и серебристая стрела метнулась в темноту, пройдя в опасной близости к борту базы. Павлов успел погасить двигатели в тот момент, когда «утюг» скользил над корпусом, но все равно, старт был слишком близко. За это его точно отправят чистить унитазы на «Ефремове». Плевать. Сейчас главное – добраться до Рима. Что-то там не так. Не так.
* * *
«Двушка», походившая на самолет с обрубленными крыльями, беззвучно рассекала темноту открытого пространства. Павлов сосредоточенно всматривался в компьютерную симуляцию на экране забрала, пытаясь рассчитать наиболее быстрый маршрут. Да. Скорость. Сейчас ему нужна скорость. А «утюг» – это вам не гоночный кар. Он, конечно, универсал, но – транспорт. Забитый под завязку грузом. Пусть в невесомости нет веса, но масса – масса-то остается. Эту массу надо разгонять, потом тормозить, и инерция такая штука…
Николай вывел на левый экран принципиальную схему квадрата. Очень принципиальную – просто линии и точки. Вот «баржа». Она удаляется. Вот точка – с другой стороны к ней подходит Левченко. Но у него пассажиры, он не будет давать форсаж. А Павлов – будет. Психопат, что с него взять.
Маршрут был неоднозначный. Рим с учеными болтается в камнях, на краю квадрата, и точно рассчитать его местоположение не получается – радары и сканеры «двушки» туда не достают. Ориентироваться можно только по источнику связи на борту Зотова, а его сигнал слишком нестабилен. Рим забрался в глубину каменного лабиринта, там связь паршивая. Проклятые глыбы набиты не просто камешками – внутри многих есть и железные руды, и минералы, и черт знает что еще. Значит, нужно подобраться ближе. Как можно быстрее.
– Спокойней, пилот, – осадил сам себя Павлов. – Еще ничего не случилось. Не паникуй.
Обычный маршрут до этой точки, выданный автоматикой, – два часа десять минут. Он учитывает проблемные зоны с высокой активностью осколков, расход топлива и износ двигателей. Неторопливая прогулка летним вечерком. Это Павлова категорически не устраивало. Можно срезать. Тут напрямую, через облако осколков. Не смертельно, многослойная компенсирующая броня катера выдержит удары мелочи. Прямая линия. Час сорок. Долго. Добавим в расчеты форсаж – максимальное ускорение, износ двигателей, расход горючего. Как, кстати, с горючкой? А неплохо. Хватит на бросок к точке. Обратно придется ползти чуть ли не пешком, но это уже мелочи. Сорок минут. Уже ближе к теме. А если вывести системы за штатный режим, то, может, и быстрее. Жаль, нельзя сбросить груз. Конструкцией не предусмотрено. А жаль.
– Решайся, пилот, – сказал Павлов. – Давай.
Он еще раз вызвал Рима по аварийному каналу – простому, быстрому, надежному. Ответа нет – только шорохи. Связь есть, передатчик Рима цел. Хоть это утешает.
Павлов натянул перчатки, поднял руку и загерметизировал пилотный скафандр. Подключил прямые контакты к управлению. Опустил перчатки в гель и пошевелил пальцами. Ручное управление. Пора.
Серебристая стрела катера дрогнула, и Павлов всем сердцем ощутил, как двигатели набирают мощность, разгоняя огромный аппарат. На полную мощность придется выходить аккуратно, постепенно. С места срываться в карьер нельзя.
Сорок процентов. Пятьдесят. Корректировка курса. Отключить автоматику. Шестьдесят. Семьдесят. Отключить автоматику. Черт, какая назойливая, на каждый чих ей давай подтверждение! Заботливая, сил нет.
Девяносто процентов. Ограничения. А вот теперь аварийный код. Да, жестянка, я полностью уверен в том, что это необходимо. Форсаж. Давно сгинули в прошлом реактивные самолеты, а термин остался. А что ему сделается. Смысл тот же – усиленное сжигание топлива, увеличенное высвобождение энергии, резкая нагрузка на все системы, повышенный износ… Ты уж пожалуйста не подведи, «двушка». Надо. Опять надо. Работа такая, прости уж нас, людей. Племя беспокойное и пытливое. И рисковое.
Павлов почувствовал, как перегрузка робко вдавливает его в кресло. Штатные гравитаты подобрались к своему пределу. Конечно, они компенсируют почти все нагрузки, способные размазать человека по стенам катера, но это не волшебная палочка. У них есть свой предел. Но есть и хорошие новости. За этот предел можно шагнуть. Чуть-чуть. Немного. Осторожненько. Одной ногой. Одна нога здесь, другая там, разорвало пополам. Что за глупости лезут в голову!
Павлов наклонил голову, бросил взгляд на принципиальную схему системы, на пылающий алым огонек катера Рима и отдал последнюю команду. Полная тяга.
* * *
Выравнивать скорости корабля и потока астероидов Павлов доверил компьютеру. Да, когда катер медленно проплывает мимо огромной каменной глыбы, кажется, что она неподвижно висит в пространстве. Это не так. Рой астероидов движется сквозь пространство с огромной скоростью. Чтобы начать приемлемое маневрирование, надо приноровиться к ней, сравнять скорости объектов. И если катер движется с той же скоростью, что и каменная глыба – вот в этот момент и кажется, что все вокруг замерло. Но у творения человеческих рук есть огромное преимущество – оно может ускоряться по своему желанию.
Павлов, не отрывая взгляда от ежесекундно обновляемой карты, снял шлем. Вытер пот и капли крови, выступившие из носа. Ускорение не прошло бесследно, перегрузки шагнули далеко за порог, допустимый инструкциями по безопасности полетов малых судов. Что ж, не разбив яиц, не приготовишь яичницу.
Карты Павлов вывел на главные экраны. Одна – общая, отражающая ситуацию в этом квадрате. Радары и сканеры отслеживали движения каменных глыб, а вычислители послушно эмулировали на экране изображение движущегося каменного лабиринта. Порой по трехмерной карте пробегала рябь – когда вычислители не могли точно обработать движения наиболее мелких частиц. Их слишком много, чтобы скромные вычислители катера смогли прогнозировать их стабильный путь. Вторая карта была более зыбкой – она предсказывала движение каменных глыб. Всего пятиминутный прогноз – это все, на что были способны вычислительные мощности катера. Конечно, если отключить все на корабле, если перенаправить все мощности компьютеров на работу с прогнозом, можно предсказать движение каменных глыб на этом участке минут так на десять вперед. Не больше.
Сейчас Павлова больше интересовали светящиеся точки на карте – передатчики связи катера Рима и научной группы. Сигнал слабый, прерывистый. А передатчик Федорова и вовсе выглядит как едва заметная пылинка. Передатчик «единицы» Рима выглядит более ярким. Но оба они – почти на краю сектора. Они опустились в глубь роя, туда, где каменные глыбы ходили чуть ли не впритирку друг к другу.
Николай включил аварийный канал связи, перенастроил усиление датчика. Пусть качество канала будет плохое, лишь бы достучаться.
– Вызываю Зотова, – позвал он. – Рим, это Павлов, ответь.
Вслушиваясь в тихий шорох на линии, Николай увеличил масштаб трехмерной карты. Да, предположительно, между ним и катером Зотова – груда камней. Не просто груда – несколько движущихся слоев. Но раньше связь была. Неужели они залезли еще глубже? Или ситуация изменилась и движущиеся камни закрыли «окошко» для связи?
– Рим, это Павлов, ответь, – снова позвал пилот. – Рим, черт полосатый, откликнись!
Тишина.
Выругавшись, Николай загерметизировал шлем, сунул руки в гель. Нужно опуститься глубже в рой. Обойти каменные глыбы, болтающиеся с краю. Может, связь станет лучше.
Катер Павлова полыхнул маршевыми двигателями и медленно, нехотя, пополз над изломанной каменной поверхностью огромного астероида. Справа или слева? Сверху или снизу? В космосе это неважно. Сейчас Павлову удобнее было считать, что он идет вниз, в глубину роя. Пусть будет так.
Ориентируясь по данным трехмерной карты, Николай обогнул огромный астероид, напоминавший небоскреб, и начал опускаться в недра роя. Пока это было не слишком сложно – расстояние между каменными глыбами исчислялось десятками километров. Между ними можно спокойно лавировать – не забывая о векторах скорости. Спокойнее, пилот, все как на обычном задании. Пока все идет как обычно. Если забыть о том, что экспедиция не отзывается.
Павлов быстро переключил канал, увеличил карту. Ага, вот и «четверка». Далеко. Очень далеко. Это и понятно, у него на борту пассажиры, ему не до форсажа. Зато связь должна быть хорошей.
– Левченко, – позвал Николай. – «Четверка», ответь.
– Здесь, – откликнулся на аварийной волне пилот четвертого УТ. – Павлов, ты там жив? Такое ускорение на «утюге»… Я бы не поверил, если бы не видел сам.
– Я в порядке, – отозвался тот. – Сейчас на краю роя. Засек передатчики Зотова и Федорова. Но контакта нет.
– Подтверждаю, – сказал Левченко. – У меня аналогично. И даже передатчиков не вижу. Они глубоко?
– Почти на краю стандартного квадрата, – отозвался Павлов. – Я собираюсь опуститься в глубь роя, попробовать наладить с ними контакт. Надо узнать, что происходит.
– Так глубоко еще никто не забирался, неудивительно, что связи нет, – произнес Левченко. – Вся безопасность катится к чертям. Надеюсь, повод у них был серьезный, а то тут попахивает комиссией по должностным проступкам.
– Комиссия далеко, – мрачно буркнул Павлов, вспоминая свой богатый опыт общения с судебной системой. – Сейчас надо выяснить, почему молчат, оценить опасность.
– Я тоже далеко, – Левченко вздохнул. – Минут сорок пилить. Слушай, Павлов, ты сам-то на рожон не лезь, хватит Зотова. Вот от кого не ожидал такого финта, так это от него.
– Вот что, – твердо сказал Николай. – Слушай меня. Как заместитель начальника группы излагаю план. Я опускаюсь в рой, чтобы установить связь с научной группой. Есть вероятность, что слои роя заблокируют и связь со мной. Если это произойдет, не вздумай опускаться следом. У тебя на борту пассажиры. Подходишь к этой точке и остаешься на поверхности роя, держишь связь со станцией, дожидаешься известий от меня. Ни при каких обстоятельствах, повторяю – ни при каких обстоятельствах не вздумай опускаться в рой. Фиксируй обстановку, передавай карту на станцию, дожидайся спасателей с «Ефремова». За мной не лезь. Доступно?
– Доступно, – мрачно отозвался Левченко. – Один в прорубь, другой в прорубь. Кругом одни герои, плюнуть некуда. Ты хоть маячок включи. И канал открытым оставь.
Павлов, сжав зубы, шевельнул пальцем, активировал аварийное меню и включил маячок. Теперь его «двушка» помечена как терпящая аварию, ее сигнал имеет приоритет во всем секторе. Ее заметят сразу на базе, и дальние радары «Ефремова», правда, не сейчас, а позже.
– Если кто-то с «Ефремова» явится раньше, – сказал Павлов. – Обрисуй ситуацию. Передай данные.
– И голосовые записи, – сказал Левченко. – Все пишется, Коля, все пишется и анализируется. Базу я уже успокоил, нахожусь в прямом контакте.
– Тогда все, – сказал Павлов. – Отключаю голосовой канал, опускаюсь.
Николай отключил голосовую связь, покачал головой, разминая шею. Потом шевельнул пальцами и включил ускорение.
Катер полыхнул двигателями и серебристой рыбкой нырнул в темноту – в недра каменного лабиринта.
* * *
Через десять минут блуждания в каменном лабиринте Павлов взмок как мышь и начал терять концентрацию.
Ускорение не прошло даром – организм просто выдохся. Каменные глыбы размером с небоскреб не просто медленно скользили в пространстве. Нет, они кувыркались, вращались вокруг своей оси и двигались вовсе не по линеечке. Контроль скорости катера, контроль скорости обломков, прогноз движения, расчет траектории и ручное ускорение – все это полностью занимало внимание Николая. Без вычислителей «двушки» он никогда бы не смог отследить все нужные параметры. А компьютеры и так работали на пределе мощности – это вам не квантовые системы «Ефремова».
Нехотя, словно признавая свое поражение, Павлов прижал подбородок к внутреннему ободу шлема и активировал медицинский контур скафандра. За параметрами не следил, сразу отдал приказ ввести стимулирующее. Тут же заныло предплечье – микроскопические иголки, напоминавшие волоски, проникли под кожу, впрыснули лекарства.
Через минуту ему стало легче. С плеч упал невидимый груз, дышать стало легко и свободно. Посвежело – в лицо словно подуло холодным ветром. В глазах прояснилось, по спине побежали мурашки. Он словно принял контрастный душ. Да. Аварийный набор пилота – вот как это работает. Главное, не злоупотреблять. За каждый такой впрыск придется отчитываться, и перед начальством, и перед медслужбой. Могут и с полетов снять. Да и к черту, пусть снимают, лишь бы Зотов…
Сжав зубы, Павлов бросил косой взгляд на экраны. Нужно нырять. Вот удобный коридор. Каменные глыбы выстроились так, что если заложить петлю вокруг шарообразного каменного монстра, то можно выйти с его южной оконечности, нырнуть между двумя мелкими кирпичами и опуститься в плотный поток.
Катер послушно нырнул в черную бездну, чудом разминувшись с двумя мелкими камешками размером с пассажирский кар. Павлов сосредоточенно уставился в экран, управляя маневровыми двигателями.
Неожиданно из глубин памяти всплыло детское воспоминание. Река, скованная льдом. Скользко. Под ногами хрустит. Надо идти вперед, только вперед, оборачиваться нельзя. Трещины все больше, секунда – и он уже ступает по льдинам, колыхающимся в такт его шагам. Ледоход. Какого черта мальчишек так тянет рискнуть своей жизнью? Льдины начинают двигаться, наползать друг на друга. Нельзя стоять, нужно бежать. Двигаться быстро, заранее прикидывая путь, на десять шагов вперед. И самое страшное – вернуться нельзя. Та льдина, на которой ты стоял секунду назад, уже ушла дальше, на ее место пришли другие. Путь все время меняется, нельзя остановиться, подумать, прикинуть верный путь. И нельзя вернуться. Только вперед, не останавливаясь, не размышляя, без паники, без страха, до тех пор, пока под ногами не появится прочный, незыблемый берег.
Павлов, нахмурился, прогоняя воспоминание. Здесь никакого берега нет. Нет финишной ленточки. Нет той точки, миновав которую можно опустить руки, сказать – все. Приплыли. Нет, тут только проклятый суп из камней и пыли. Но где-то там впереди – люди.
Заложив спираль с ускорением, Павлов резко опустился сразу на пару «этажей», миновав две столкнувшиеся глыбы, от которых расплывалось облако каменной шрапнели. Уже близко. Вот точки связи. Почему нет связи?
Стараясь не отвлекаться, Павлов наклоном головы включил общую связь. На экране мигнула точка передатчика Зотова. Так. Связь есть. Передатчики установили контакт, обмениваются информацией. Передатчик Зотова активен, по аварийке идут данные о состоянии корабля. Все системы работают нормально. Опасно низок уровень горючего, но до полной разрядки далеко, аварийный бак еще не активирован. Жизнеобеспечение в норме. Но почему нет звуковой связи?
– Зотов! – рявкнул Павлов, потеряв терпение. – Зотов, хмырь болотный, подай голос! Зотов!
В общих динамиках кабины зашуршало, и тихий голос Рима прорвался сквозь помехи.
– Зотов на связи. Не ори, громила.
– Почему молчишь? – сказал Павлов. – Доложи обстановку!
– Экономлю мощность каналов, – отозвался Рим. – Коля, у меня вся связь настроена на прием данных от научной группы. По всем каналам принимаю информацию с их приборов. Голосовой канал кушает слишком много ресурсов, я собираюсь его отключить.
– Не вздумай, – свистящим шепотом предупредил Николай. – А то я тебя… Что произошло? Быстро!
– Научная группа нашла источник излучения энергии, – помолчав, сказал Зотов. – Высадил их на объект номер три тысячи сто. Большая каменюка, обломок от чего-то массивного. В центре углубление. В нем… Коля, там рукотворный объект. Не наш.
– Что за объект? – резко спросил Павлов, чувствуя, как волосы на затылке становятся дыбом. – Рим, что за…
– Они сами не знают, – отозвался Зотов. – Похоже на ядерную батарею на последнем издыхании, которая питает нечто похожее на сундук. Остановка энтропии – это тебе о чем-то говорит?
– Нет, – признался Павлов. – То есть я понимаю, о чем речь, но в каком смысле употребляется этот термин…
– В общем, это похоже на холодильник, защищенный энергетическим полем, – сказал Зотов. – Я сам мало что понял, мне не до того. Но, Коля… ты понимаешь, что это значит? Наша экспедиция уже оправдалась. Это… Это меняет все. Понимаешь? Мы перевернули все представление о мире, в котором мы живем. Изменилась реальность. Это просто волшебство, понимаешь?
– Понимаю, – прорычал Павлов сквозь стиснутые зубы. – Но не понимаю, почему после установки аппаратуры наблюдения, ты не вытащил группу.
– Объект три тысячи сто быстро движется. Пока ребята раскладывали аппаратуру, он резко нырнул в глубину роя и продолжает опускаться. Видимо, недавно получил импульс, вероятно от удара с другим телом. В общем, каменюка, как бильярдный шар, нырнула вглубь роя, чудом не столкнувшись с другой. А Федоров… Его уже не оттащить от этой штуки. Я нырнул следом. Рой сгустился, не могу подойти к поверхности, нет открытой полыньи, если ты понимаешь, о чем я. Жду возможности приблизиться и забрать людей.
Павлов на время разговора заставил свой катер замереть – относительно ближайшей глыбы, на время став частичкой роя метеоров. И за это время он успел подробней изучить карту. И в самом деле – вокруг камня с научной группой плотность мелких камней была заметно больше, он двигался словно в пылевом облаке, продираясь сквозь камни. Зотов, судя по показаниям радаров и сканеров, нарезал сложные кривые вокруг астероида, пытаясь подобраться ближе. На месте стоять, конечно, он не мог, Риму приходилось постоянно лавировать, каждый раз выбирая новый путь среди непрестанно изменяющихся каменных лабиринтов. Он очутился в центре ледохода и не мог двинуться к берегу. Он балансировал на лезвии ножа, самый лучший пилот малых судов, оказавшийся в самой паршивой для пилота ситуации.
– Рим, – позвал Павлов. – Рим… Объект опускается в глубину роя. Будет только хуже.
– Знаю, – медленно произнес Зотов. – Я знаю, Коля.
От его слов повеяло такой безысходностью, что у Павлова по спине пробежал холодок. И это вовсе не было сбоем в системе терморегуляции скафандра.
– Сколько ты принял? – требовательно спросил Павлов. – Рим, сколько?
– Две дозы, – помолчав, отозвался Зотов. – Третья на подходе. Коля… Я не знаю, что делать.
– Так, – резко сказал Павлов. – Вот что. Я опускаюсь к тебе. Буду через несколько минут. Пойдем параллельными витками, ты с одной стороны, я с другой. Вдвое больше шансов найти удачную комбинацию камней. Кто первым найдет полынью – подбирает людей. Пусть Федоров готовит двигатели скафандров. Пусть свяжутся тросами, сделают подскок, поймаем грузовым манипулятором. Втянем в грузовой трюм, а там уже…
– Коля, – позвал Рим. – Тут Федоров на связи. Его передатчик пока не достает до тебя, но попробую маршрутизировать сигнал через свой катер.
– Павлов!
По кабине катера разнесся густой бас, и Николай непроизвольно дрогнул. Он не ожидал услышать такой уверенный голос.
– Это Федоров, – продолжил ученый. – Я на минуту остановил передачу данных, так что времени у нас мало. Немедленно открывайте все каналы связи и начинайте принимать данные. Рим передаст то, что уже есть в его банках, потом через него, как через транслятор, пойдет новая информация. Когда опуститесь достаточно низко, чтобы установить прямую связь с нашим передатчиком, начинайте принимать одновременно с Зотовым. Дублирование, резервная копия – это прекрасно.
– Я вам дам, прекрасно! – вспылил Павлов. – Вы что тут устроили, а? Аварийная ситуация! Немедленно готовьтесь к эвакуации! Прекращайте работы, готовьте двигатели скафандров и аварийные связки!
– Ха, – раздалось из динамиков. – Ребят, он не понимает. Еще один на нашу голову.
– Это же Павлов, – раздался из динамика другой голос. – Заслуженный эвакуатор. Чего еще от него ждать?
– В общем, так, пилот, – продолжил Федоров. – Как руководитель этой исследовательской миссии, ставлю перед вами рабочую задачу. Вы должны скопировать все имеющиеся данные и позаботиться о том, чтобы они попали в исследовательский центр «Ефремова». Это приоритетная задача, остальными можно пренебречь. Слышите, пилот? Жду подтверждения.
Павлов попытался ответить, но от возмущения у него перехватило дух. Пренебречь. Пренебречь! Да, он знал эту формулировку. Существуют вполне конкретные инструкции на этот счет. Но их применение строго регламентировано!
– Говорит аварийная служба, – выдавил, наконец, Павлов, стараясь не сорваться на крик. – Проводится операция спасения. Код красный два, жизнь группы людей в опасности. Немедленно остановить все работы. Готовиться к эвакуации. Это приказ с приоритетом аварийной службы.
– Зотов, – помолчав, позвал Федоров. – Рим, мы теряем время.
– Говорит руководитель Аварийно-спасательной службы Зотов, – медленно произнес Рим. – Приказ всем участникам операции. Приоритетной считать задачу по спасению информации, имеющей жизненно важную ценность для развития цивилизации планеты Земля. Остальными задачами пренебречь. Приступить к выполнению немедленно. Приоритет приказа – выполнение задач исследовательской миссии «Академик Ефремов».
– Ты! – задохнулся Павлов. – Ты…
– Все, мальчики, – выдохнул Федоров. – Ваше дело – грузить повозку. И так потеряли массу времени. Приступайте.
Ученый отключил голосовой канал, но Николай еще успел услышать фон – кто-то требовал включить ультразвук, а где-то далеко просили отключить сканер частот.
В наступившей тишине, он услышал тяжелое дыхание Зотова, все еще остававшегося на связи.
– Рим, – позвал Павлов. – Как же это, а? Ты что делаешь?
– Так надо, Коля, – тихо отозвался тот. – Мы за этим сюда пришли. Это наша работа. Помнишь? Наша работа – это не просто корабли по пространству гонять, не пассажиров от точки к точке таскать. Мы раздвигаем рамки известной вселенной. Мы меняем мир. А сейчас не просто меняем, мы переворачиваем его с ног на голову. Мы, Коля, мы. Не мы – пилоты. А мы – экипаж «Ефремова». Мы – люди планеты Земля. Ты был прав тогда, на Первой, когда остался, чтобы спасти данные. И я сейчас прав – потому что эти данные стократ важнее, ценнее и опаснее. Объект уходит в глубь роя и вряд ли вынырнет обратно. Скоро его сотрет в порошок. И то, на что мы наткнулись, исчезнет навсегда. Информация о нем не должна пропасть. Важна каждая секунда исследований, каждый бит информации.
– А люди? – тихо спросил Павлов. – Люди, они не важны?
– Важны, – согласился Зотов. – Те миллиарды, которые будут жить в новом лучшем мире.
– Ты не прав, пилот, – тихо сказал Павлов. – Потому что тогда, на Первой, мы сначала спасли людей. А потом уже данные. Вот что правильно. А Федоров твой – фанатик. Промыл тебе мозги. Люди важнее всего, люди!
– Согласен, – тихо сказал Зотов. – Ты можешь сейчас их спасти? Можешь прямо сейчас снять их с камня?
Павлов помолчал, изучая трехмерную карту. Проклятый булыжник забирался все глубже в рой. Обстановка ухудшалась на глазах, вокруг объекта металось слишком много крупных камней и обломков. Он не видел ни одной «полыньи», в которую мог втиснуться «утюг». И ведь мало просто его туда втиснуть, нужно же и выбраться потом наружу.
– Нет, – признал он. – Сейчас не могу.
– Тогда открывай порты обмена данных и принимай информацию, – резко сказал Зотов. – Хватит нудеть. Делай то, ради чего все мы сюда пришли, рискуя своими и чужими жизнями.
– Принято к исполнению, – медленно произнес Павлов, прожигая взглядом трехмерную карту. – Переключаю все системы на прием.
Зотов резко оборвал связь, и Николай уставился невидящим взглядом в главный экран. Его руки двигались сами, автоматически. Он открыл на прием все каналы связи «утюга» – и стандартные, и аварийные, и даже служебные. Разрешил все подключения всех форматов по всем протоколам связи.
Из ступора его вывел тихий писк зуммера. Сканеры предупреждали, что если он не изменит курс, то вскоре столкнется с плотным роем мелких осколков, идущих ему наперерез. Безопасная точка под боком огромного астероида больше не была безопасной. Нужно было покинуть льдину и двигаться к берегу.
– И где он, это проклятый берег? – зло выдохнул Павлов. – Где?
Рывком он вернулся к управлению и сдернул катер с места – как простой флаер. Вниз, в глубь роя, туда, где можно было поймать прямой сигнал исследовательской группы, запертой на каменной глыбе.
* * *
Когда микрометеорит попал в «двушку», Павлов ощутил удар всем телом. Едва заметное колебание – но такое чужое, непривычное, он ощутил сразу. Ощущение было, как от пощечины. Павлов не дрогнул – не мог дрогнуть, права не имел. Он вел катер сквозь мешанину каменных осколков размером с дачный дом и не мог себе позволить отвлечься. Ни на секунду.
Он лишь успел вывести на свободный правый экран информацию о состоянии систем, а потом целых десять секунд играл маневровыми двигателями, уводя катер с опасного вектора движения. Лавируя между каменными глыбами, как горнолыжник, Павлов прикусил губу. Его лицо покрывала пленка пота, терморегуляция скафандра уже не справлялась. Отчаянно ломило плечи, а пальцы – главный инструмент пилота – потеряли былую скорость.
Когда у него появилось время взглянуть на экран с отчетами, он уже знал, что все обошлось. Если бы дело было серьезное, за десять секунд он бы уже узнал об этом.
Микрометеорит разворотил грузовой отсек. Пробил броню, прорвался сквозь десяток липких самозатягивающихся слоев обшивки, расколол керамику и добрался до оборудования. Хорошо, что не насквозь. Обшивка, конечно, затянулась, метеорит остался в трюме, так что можно было сказать, что все обошлось. Еще обнаружился десяток мелких повреждений – там, где пылинки клевали броню, но не смогли пробить ее. Мелочи, ерунда. Но рой становился все плотнее. Опасность возрастает.
Сердито сопя, Павлов направил катер между двух вращающихся каменных глыб, на секунду ощутив себя горошиной, попавшей в жернова горнопроходческого комбайна, перемалывающего породу. Тяга, вектор, притяжение, ускорение…
Вот на экране картина. Сотня камешков. И между ними есть свободные места, где может протиснуться катер.
Между ними нужно проложить курс – от одной «полыньи» до другой. Потом до следующей. И так – десять раз. Но камни движутся, размеры «коридора» и его направление меняются. Нужно смотреть прогноз движения. Изменять курс на лету. Менять векторы ускорения, менять скорость, направление движения. А катер – не велосипед. Его не сдернешь в сторону одним рывком, не развернешься на одном колесе, не положишь на бок…
От укола медкомплекта зачесалось предплечье. Автомедик скафандра, изучив данные владельца, сам вколол рекомендованный набор лекарств. Это плохо. Это значит, что пилот на пределе.
Павлов раздраженно моргнул. В глазах сухо. А по бровям течет пот. Глупые мелочи, но в космосе мелочей не бывает. Стало легче. От лекарств – легче. Пальцы снова слушаются, а сердце перестало колотить в ребра.
«Двушка», заложив спираль, нырнула под скопление камней, прошла насквозь пылевое облако и вышла с другой стороны. Павлов, переставший дышать во время маневра, облегченно вздохнул. Зона прямой видимости. Вот этот чертов кирпич.
Объект три тысячи сто напоминал обломок небоскреба. На экране трехмерной карты он выглядел угловатым, оплывшим по краям. Он несся с огромной скоростью сквозь пространство, окутанный шубой из обломков помельче, вращавшихся вокруг него по сложным траекториям. Осколки сталкивались, отскакивали в рой, возвращались обратно шрапнелью. Близко. Слишком близко.
Едва дыша, Павлов осторожно направил катер к этому месиву, пытаясь на лету просчитать самый безопасный путь. Если бы в рубке было окно, он бы увидел проклятую штуковину собственными глазами.
Пискнул сигнал связи. Отлично. Это подключился передатчик Федорова и начал напрямую копировать данные в банки данных «двушки». Передача Рима еще идет, данные с его катера копируются. Это сколько же времени прошло? Час, два? Всего двадцать минут? Не верю.
Катер Павлова скользнул над поверхностью огромного булыжника, напоминавшего каменное ядро, истерзанное автоматными очередями. Здесь чуть безопаснее. Есть свободная секунда. Так. Данные копируются с двух источников. Связи с Левченко и базой нет. Неудивительно, он забрался слишком глубоко и с каждой минутой проваливается все глубже в рой. Об обратном пути лучше не думать. Не сейчас.
Пользуясь свободными мгновениями, Павлов отмасштабировал карту, изучая ситуацию в целом, прикидывая путь объекта три тысячи сто. Плохо. Нет возможности подлететь к нему вплотную. Сплошное месиво. А ведь там, около него, мечется Рим, тычась в любое открывшееся «окно» как слепой щенок. Его катер всего лишь точка на карте, но отсюда видно все движения. Резко. Слишком резко. Опасно близко. Ошибки, пилот, ошибки! Сколько он выдержит? Он же не киборг, в конце концов. Надо спускаться. Ох, надо спускаться. Впереди основное ядро роя, больше напоминающее каменную стену. Слишком много крупных объектов, а пространство между ними заполнено мелким – по космическим меркам – гравием. Еще четверть часа, и объект три тысячи сто врежется в это месиво. А следом за ним строем идут каменюки чуть меньше – они догонят своего лидера, ударят в тыл. Между молотом и наковальней. Вот как это называется. Видит ли это Рим? А Федоров?
Закусив губу, Павлов шевельнул пальцами и сорвал катер с места – за миг до того, как эту самую точку прошила волна из мелких метеоритов. «Двушка» послушно рванулась с места, винтом вкручиваясь в движущийся каменный коридор лабиринта. Николай до автоматизма отработанными движениями вел свой катер сквозь каменные ловушки и даже успевал размышлять о том, стоит ли вызвать Рима. Отвлекать пилота нельзя, но…
– Рим, я в зоне прямой видимости, – решился, наконец, Павлов. – Можешь не отвечать. Спускаюсь к тебе. Нужно поменяться, Рим. Займу твое место, а ты поднимись выше, туда, где посвободнее. Тебе нужно отдохнуть.
Ответа он не дождался, впрочем, не особо на него и рассчитывал. Нужно подобраться ближе. И при этом не подходить близко к Зотову. У него должно быть место для маневра. Нельзя допустить ситуацию, когда оба катера рванут в свободное «окно» обходя препятствие. Одно хорошо – траекторию движения катера Зотова можно предсказать, он всегда будет там, где свободнее. Но чертовы камни…
Трехмерная карта дрогнула, перестраиваясь на глазах. Шальной поток метеоров на большой скорости упал откуда-то сверху, сметая все расчеты систем. Павлов включил экстренное торможение, тормозные двигатели взревели. Одновременно маневровыми пилот выдал полную мощность, поднимая нос катера. Разворот на пятачке, с переворотом через кабину, аварийный старт…
Гравитаторы не справились с резко возросшими перегрузками, Николая вдавило в мягкий ложемент, в глазах потемнело, но он не потерял контроля. Вспыхнули аварийные лампы – по обшивке что-то скользнуло, будто напильником прошлись. Секунда, две секунды, три… Сброс ускорения.
Павлов моргнул, но боль в глазах не прошла. Удалось. Он убрался с пути мелкого облака, но обратная траектория вывела его обратно под защиту огромного астероида. Нужно заново спланировать снижение. Еще пара секунд… Вот зараза. Метеоритный поток смешал всю схему. Раскидал мелочь на новые векторы движения, ударил в объект, придав ему новое ускорение. На экране – каша. Ни одного свободного прохода. Катер Рима мечется из стороны в сторону, пытаясь приспособиться к новым условиям. И уходит все дальше.
Алые лампы под потолком снова полыхнули, и на этот раз Павлов ощутил удар всем телом. Он машинально повел катер в сторону, уводя его от столкновения, хотя все уже случилось. Новый метеорит. Корма, чуть дальше грузового отсека. Близко к двигателям. Слишком близко к двигателям.
Тест систем… увернуться от второго потока… Системы нормально, радиация выше нормы, это, скорее всего, снаружи, через пробой. Слои затягиваются, повреждения под контролем, по обшивке барабанит пыль, но это мелочи. Вираж. Еще вираж… Темнеет в глазах. Ничего. Главное – двигатели в норме. Они обязаны быть в норме. Двигатели нам нужны. Ой, как нужны.
Обходя по широкой дуге круглый метеор, Павлов бросил взгляд на карту, пытаясь высмотреть свободный коридор для подхода к объекту три тысячи сто. Прохода не было. Огромный обломок камня вплотную приблизился к плотному скоплению камней роя. Его «шуба» из мелких метеоров уже столкнулась с первыми крупными слоями, забарабанила по ним, как каменный дождь. Осколки брызнули в разные стороны, в пространство взметнулись клубы пыли. На глазах Павлова весь конгломерат вращающихся объектов медленно, не спеша, как в кошмарном сне, плющился о каменные стены ядра роя.
– Рим! – вырвалось у Павлова. – Зотов!
Руки сами выдали нужную команду, и «двушка» провалилась вниз, к месту катастрофы. Мелкие метеоры скользили по обшивке, алые аварийные лампы вспыхнули и уже не гасли, но Павлов уже не обращал на них внимания. Ледяной ком, застывший в груди, заставлял его гнать поврежденный катер вниз, к людям, запертым в каменной ловушке. Сигналы передатчиков Рима и Федорова почти слились. Они слишком близко к месту столкновения камней, слишком…
– Назад! – голос Рима был хриплым, едва разборчивым, и Павлов не сразу разобрал его сквозь волну помех. – Павлов, назад! Уходи, немедленно! Не приближайся! Это приказ!
– Сам уходи! – рявкнул Павлов в ответ. – Что ты делаешь?
– Сажусь, – прохрипел Рим. – Есть возможность. Шанс. Сейчас. Еще секунду…
– Нет у тебя секунды, – холодея, крикнул Павлов. – Рим! Нет условий для посадки!
– Назад, – яростно прохрипел Зотов. – Не лезь! Не отвлекай!
Павлов хотел ответить, но прямо перед его «двушкой» сошлись два осколка, слепившись беззвучно в единый ком, и ему пришлось заложить новый вираж, обходя препятствие.
– Рим! – крикнул он, выныривая из облака пыли. – Рим!
– Это Федоров, – гулкий голос ученого заполнил всю кабину. – Приказ начальника экспедиционного корпуса. Всем пилотам занять безопасную позицию. Принимать передачу до последнего. Сохранить информацию. Это приказ.
Павлов не ответил – был слишком занят, пытаясь втиснуть катер между трех уже вращающихся глыб. Узкий туннель в том месте, где сходятся их поверхности. Он просуществует несколько секунд, не больше. Но «двушке» достаточно и доли секунды, чтобы проскочить в это игольное ушко. Да. Сейчас.
Выскользнув из каменного лабиринта, Павлов уже знал, что оставил там, внутри, кончик левого крыла. Мелочи. Он же не собирается садиться в атмосфере.
Две сияющие точки на карте почти слились. Экран рябил – вычислители не успевали обсчитывать траектории тысяч мелких осколков. Каша. Снежная каша.
– Рим, – шепотом позвал Павлов. – Рим.
Ответный шепот был таким тихим, что Николай затаил дыхание, вслушиваясь в слова лучшего пилота малой авиации.
– Там Зоя… – тихо сказал Рим. – Сажусь.
Николай зарычал от злости, закусил губу. Нет. Нет. Безвыходных ситуаций не бывает. Никогда.
Он заложил новый вираж, пытаясь приблизиться к эпицентру расходящейся волны осколков. Нет пути. Нет окна. Нет коридора. И тут. И тут. Месиво, каменное месиво, напоминающее снегопад. Придется отступить. Вернуться, зайти с другого вектора.
Две сияющие точки на карте почти слились в одну. Потом одна, та что была ярче, моргнула. И погасла.
– Рим! – отчаянно крикнул Павлов. – Рим!
В ответ пришла лишь тишина. Николай зарычал, дал полную мощность, и тут же «двушка» дрогнула, принимая новый удар. Катер отбросило в сторону, закрутило, и Николай подал всю мощность на маневровые, пытаясь выровнять поврежденную машину.
– Это Федоров, – тихий голос ученого заполнил, казалось, всю кабину. – Павлов, уходите. Поднимайтесь немедленно к краю роя. Это приказ.
Николай чувствовал, как по щекам текут слезы, смешиваясь с кровью на губах. Соленый пряный вкус, отдающий металлом. Нет. Нельзя сдаваться. Возможно, еще будет шанс подобраться ближе.
– Коля, – тихо позвал Федоров. – Поднимайся. Нельзя потерять данные. Теперь ты единственный, у кого есть копия. Нельзя, чтобы все это было зря, понимаешь? Коля, прошу тебя. Пожалуйста, доставь это на «Ефремова». Иначе… Иначе мы зря…
– Слышу, – истерзанными в кровь губами прошептал Павлов. – Приказ понятен.
Его пальцы не дрожали. У пилотов, как у хирургов, – пальцы не дрожат. Но плечи тряслись, когда был отдан приказ на маневр уклонения. «Двушка» перестала рыскать, медленно перевернулась, как усталый пловец, пропустила мимо борта метеоритный рой и двинулась в обратный путь – к круглому астероиду, за которым можно было на время укрыться от каменной метели.
– Спасибо, Коля, – тихо сказал Федоров. – От всех нас спасибо. За все. Пожалуйста, принимай передачу. Там будут и наши комментарии. Мы успели записать. А аудиоканал я отключу. Так будет лучше. Прощай.
Павлов взвыл в голос, когда со щелчком отключился канал. Пробираясь обратно к астероиду, он ругался в голос, бранился, вспоминая самые забористые ругательства. Так было легче. Чуточку – легче.
У каменного бока астероида, изрытого попаданиями метеоритов, Павлов бросил взгляд на трехмерную карту. Объект три тысячи сто медленно наползал на груду безымянных камней, крошась в мелкую пыль. Это было похоже на ледоход. Льдины наползают друг на друга, ломаются, крошатся, распадаются на мелкие острые куски, грохоча, как артиллерийская канонада. Но здесь, в безымянной точке открытого космоса, не было ничего слышно. Ни звука. И от этого было еще страшнее.
Тусклая точка передатчика Ефремова на миг вспыхнула с новой силой и погасла. Навсегда.
Павлов замер, уставившись невидящим взором на карту. Передача сигнала прекратилась. Данные получены и сохранены. Все кончено. Все.
Писк аудиоканала вырвал Павлова из оцепенения. Вскинувшись, он бросил взгляд на карту, пытаясь нашарить взглядом визуальную метку источника.
– Рим! – отчаянно крикнул он. – Рим!
И тут же умолк. Источник был слишком далеко. На краю роя, где еще относительно безопасно. Именно с этого места Павлов и устанавливал первый контакт с Зотовым.
– Это Левченко, – раздался тихий шепот. – Наконец удалось достучаться, пришлось немного нырнуть в рой. Как обстановка?
– Оставайся на месте, – резко сказал Павлов. – Не вздумай опускаться. Это приказ. Я поднимаюсь.
– Поднимаешься? – удивился Левченко. – А Рим?
Павлов не ответил. Пошевелив пальцами, он отдал приказ автомедику впрыснуть еще одну порцию бодрящего коктейля. Обратная дорога будет ничуть не лучше. А ему нужно выбраться. Вывезти эти данные, будь они прокляты. Иначе – все зря.
– Павлов, – тихо позвал пилот «четверки». – Коля…
– Группа Федорова и пилот Зотов погибли, осуществляя исследовательскую миссию, – медленно произнес Павлов, чеканя каждое слово. – Полный отчет будет представлен по возвращении на точку базирования.
– Ох, – выдохнул Левченко. – Как же… Как же так…
– Пилот Павлов возвращается на базу исследовательской миссии, – продолжил Николай. – На борту приоритетный груз, информация группы Федорова. Задача – обеспечить сохранность информации и доставить ее в научный центр экспедиции. Конец связи.
Он уже собрался отключить голосовую связь – говорить с людьми ему сейчас не хотелось. Но потом вспомнил кое-что. Важное.
– Левченко, – тихо позвал он. – Открой все информационные порты на прием. Я включу трансляцию. Принимай от меня данные, сколько сможешь. И сразу передавай на базу. Медленно выходи из роя, соблюдая максимальную осторожность. Слышишь? Это приказ. Голосовой канал я отключу, чтобы не занимать мощности передатчика.
– Слышу, – откликнулся пилот «четверки». – Понял, открываю порты связи на прием. Удачи, Николай. Возвращайся.
Павлов отключил голосовой канал, включил автоматическую трансляцию и нахмурился, когда запищал зуммер, предупреждая о возможном столкновении. Нужно было проложить новый курс. Нужно.
– Я вернусь, – тихо сказал Павлов, и в его голосе звучала угроза. – Слышите, каменюки? Я вернусь и привезу то, что нашла группа Федорова. В целости и сохранности. Обещаю.
Старт был резким, ускорение опять вдавило Николая в ложемент, но он знал, что так и должно быть. Теперь он видел берег, к которому нужно идти. И не собирался останавливаться.
* * *
Архипов выглядел усталым. Он по-прежнему возвышался в своем белоснежном пухлом кресле, как гора нависая над столом из белого пластика. Но это была гора, потрепанная сильными ветрами. Веки набрякли, под глазами круги. Массивное лицо похудело, резко обозначились скулы. Поперек высокого лба залегли морщины. Огромные плечи опущены, словно на них навалилась незримая тяжесть. Начальник департамента малых судов выглядел неважно. Как и многие на корабле.
Павлов и сам чувствовал себя так, словно его только что достали из стиральной машины. Две недели непрерывного поиска в поясе астероидов не прошли даром.
– Ладно, – тихо сказал Архипов, глядя прямо в глаза Николая. – Считай, доклад я принял. Вижу, ты устал, еле на ногах держишься. Не буду тебе задерживать. Постараюсь максимально кратко обрисовать ситуацию.
Павлов моргнул. Крепко зажмурился, снова открыл глаза. Нужно перебороть сонливость. Надо послушать шефа. Спать будем потом.
– Поиск окончен, думаю, ты сам это понимаешь, – сухо произнес Архипов. – Мы не нашли следов группы Федорова и объекта три тысячи сто. И, думаю, не найдем. В этом месиве невозможно что-то отыскать, будь у нас даже десяток «Ефремовых» в этой системе. Но разведка будет продолжаться. Вторая база уже развертывается в соседнем секторе, число вылетов будет увеличено.
– Валерий Леонидович…
– Помолчи. Знаю, ты хочешь продолжать поиски. Читал. Забудь. Будь реалистом, Павлов. Мы далеко от дома, мы в опасном рейсе. Нам не позволено тешить себя иллюзиями. Мы на работе, Коля, и работу надо выполнять. Понял?
– Так точно, – вяло отозвался Павлов.
– Значит, дальше, – Архипов нахмурил кустистые брови. – «Ефремов» остается в системе еще на два месяца. Руководство экспедиции просило полгода, чтобы прочесать пояс астероидов. Надеются найти второй артефакт, или что-то похожее. Капитан не позволил. Двигатели почти готовы к прыжку, впереди у нас конечная цель – система Скорпиона-18. Техническая служба еще раз пройдется по всем системам, а ученые будут с мелким ситом носиться между каменных глыб. Нагрузка на флотилию малых судов возрастет. Принято решение о реорганизации департамента.
Архипов покачал головой, печально усмехнулся.
– Как-то внезапно оказалось, – саркастически произнес он, – что малых судов у нас не хватает. И что для полноценных исследовательских миссий их число нужно увеличить вдвое. Планировщики, едрена мать!
Архипов неожиданно грохнул по столу огромным кулаком, и засыпающий Павлов тут же открыл глаза, глянул на шефа.
– Извозчики, – прогрохотал разъярившийся Архипов. – Грузы таскать с планеты на корабль! Межпланетное такси! Так они себе это представляли? А я говорил, я настаивал…
Директор департамента внезапно успокоился и махнул рукой. Откинулся на спинку кресла.
– Вот что, – сказал он. – Ты не спи, Павлов, ты слушай. Сейчас о тебе будет. В общем, так. Я ухожу в администрацию экспедиции. Буду заместителем директора по вопросам пространственной логистики. Все, что связано с перевозками и малыми судами. Дошло, наконец, что для этого нужен отдельный человек. Стратегически нужно мыслить, а они… Так. Павлов!
– А? – откликнулся Николай, открывая глаза.
– Не спи, дорогой, – ласково сказал Архипов. – Пять минут, и отправишься в каюту. Обещаю.
– Я слушаю, слушаю, – буркнул Павлов, закидывая ногу на ногу, скрещивая руки на груди.
– Департамент будет подчиняться мне, – сказал Архипов, постукивая пальцем по столу. – Мое место займет Шамиль, мой зам. Как у тебя отношения с Шамилем?
– Нормальные, – удивленно протянул Николай. – Он мрачный, но вроде ничего парень.
– Ну и отлично, – сказал Архипов. – Шамиль займется техническим обеспечением и реорганизацией. Ты, Коля, возглавишь аварийно-спасательную группу. Она будет расширена. Нужно организовать постоянные дежурства, резервные суда и команды. Больше никаких ученых и пассажиров на борту. Этим всем займется Шамиль, он быстро разберется с этими капризами. Все, хватит этой неразберихи. Мухи отдельно – котлеты отдельно. А твоя задача – разведка, страховка, спасение.
Любую брешь будем затыкать тобой. Грудью на амбразуру, понял?
– Понял, – разом проснувшийся Павлов выпрямился на стуле. – А вот я там отметил в докладе…
– Читал, – оборвал Архипов. – Одобряю. Планирование, спецподготовка, учебные тревоги. Давай этого всего еще и побольше. Да, подчиняться будешь лично мне. Мнение Шамиля учитывается, но… В общем, ты мой зам. И он мой зам. Дружите, дети, но в работу друг к другу не лезьте. И вот что еще, Коля. Два месяца здесь – это обкатка. Основная работа начнется, когда мы прибудем на конечную станцию. Вот там работы будет выше крыши. Подумай о будущем. Прикинь, что надо сделать будет. Как построить работу. Потом поделишься идеями.
– Будет сделано, – отозвался Павлов. – Я уже прикидывал…
– Ну и отлично, – сказал Архипов. – Но сначала отдохни. Это приказ. Завтра начнется административная кутерьма, так что выспись хорошенько. И вот еще что…
Архипов тяжело вздохнул и бросил на пилота странный взгляд, который Павлов с удивлением идентифицировал как виноватый.
– Знаю, Коля, ты хотел быть прыжковым пилотом, – тихо произнес Архипов. – Готовишься к экзаменам, грызешь гранит науки.
– Да, – признался Павлов. – Есть такое. Но сейчас времени мало…
– А будет еще меньше, – печально сказал Архипов. – Ты уж извини, Коля. Но лучше тебе другие учебники читать. Организация безопасного труда, безопасность малых судов, системы безопасности. И даже эффективное управление персоналом. Знаешь, Николай, хороших прыжковых пилотов у нас много. И в ближайшее время они, скорее всего, вообще без работы останутся. А вот толковых руководителей с горячим сердцем и холодной головой…
– Валерий Леонидович, – протянул Павлов. – Я никогда не хотел…
– Знаю, – Архипов кивнул. – Ты летать хотел. Прирожденный летун, что сказать. Но и прирожденный спасатель. Люди для тебя важнее железяк. Это многого стоит в наших условиях, Коля. Ты уж постарайся. У твоей группы работы будет много. Работа будет всегда. Летать к звездам – это прекрасно. Это нужно. Но этого мало, Коля. У звезд нужно остаться. У звезд надо закрепиться. У звезд нужно жить. И так хорошо жить, чтобы никому не пришлось напрасно рисковать этой самой жизнью. Понимаешь, Коля?
– Понимаю, – тихо сказал Павлов. – Теперь – понимаю, Валерий Леонидович. Я… я постараюсь.
– Не надо стараться, надо делать, – буркнул Архипов. – Ладно. Все. Давай закончим на сегодня. У тебя вон левый глаз уже не открывается. Почему, кстати, глаза красные?
– Перегрузки, – виновато отозвался Павлов. – Разведывал коридоры в рое…
– Прекращай, – Архипов погрозил огромным пальцем. – Для этого у тебя пилоты будут. Кстати, советую взять замом Левченко. Пусть опыта набирается. А впрочем… Давай-ка сам решай. Тебе тоже опыта надо набраться. Все, свободен.
Павлов медленно поднялся, пожал протянутую руку и медленно побрел к выходу из каюты. Спать. Да, можно забиться в общую каюту пилотов и завалиться спать. Но сначала… Сначала нужно подключиться к бортовой библиотеке и составить список учебников. Новый список.
– Будем работать, Валерий Леонидович, – сказал Павлов на прощанье, на миг остановившись в дверном проеме. – Будем работать.
И закрыл за собой дверь.
