ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
28.07.2068
Привет, мама, Тина и Нота!
Я сумел раздобыть немного бумаги и ручку — сказал, что хочу дать письменные показания, и мне тут же принесли все необходимое.
Никак не могу решить, что я сейчас пишу: письмо ли вам, дневник ли свой продолжаю (или начинаю с начала —уж как получится).Если письмо — вряд ли я смогу вам его отправить. Дневник? Но смогу ли я сохранить этот листок? И не знаю, что там со старыми моими записями, не выкинул ли их сержант Хэллер, не потерял ли. Будет очень обидно. Хотя… Не все ли равно теперь?..
Произошла катастрофа.
В перестрелке погибли мои товарищи. Погиб офицер и несколько солдат из Гвардии. Всю вину возлагают на нас — выживших. Что нас ждет впереди — никто не знает.
Но вы сильно не переживайте. Я жив, даже не ранен. Времени свободного предостаточно. Сижу на одном месте, скоро, наверное, буду обрастать жиром — кормят нас как на убой.
Конечно, нас накажут. Но смертная казнь, слава богу, давно запрещена. Так что со мной все будет в порядке при любом раскладе. И я верю, что мы еще встретимся.
Верьте и вы.
И помните — я ни в чем не виноват.
1
— Я все равно вернусь, — сказал Павел, отложив ручку и ища глазами какое-нибудь укромное место, где можно было бы спрятать исписанный листок.
— Что? — повернул голову Гнутый.
— Это я так, — сказал Павел, слегка смутившись. — Мысли вслух.
— Понятно, — Гнутый зевнул, снова уставился в потолок. — И о чем думаешь?
— О доме.
— А этот дом тебя чем-то не устраивает?
— Этот? Всем! Особенно тем, что хозяева здесь негостеприимные.
— Да уж, — согласился Гнутый и осторожно потрогал опухшую скулу, рассеченную дубинкой охранника.
— А ты о чем сейчас думаешь?
— О доке.
— О нашем? Хочешь, чтобы он посмотрел твою рану?
— Разве это рана?! Тьфу! Я про хота думаю. Как он там с доком? Как док с ним? Эх! — Гнутый вздохнул горестно. — Досталась моя удача другому. Человек он хороший, потому не так обидно… А твой талисман где?
— Здесь.
— Не отобрали при обыске?
— Нет. Сначала не заметили. А потом я уже прятал.
— Где?
— Под языком.
— Не самое надежное место.
— Лучше не нашел.
— А хочешь, фокус покажу? Дай монетку. — Гнутый сел на койке, прислонился спиной к холодной стене, похрустел пальцами и запястьями.
— А что за фокус-то? — Павел не спешил расставаться с подарком сестры.
— Да не бойся ты! Ничего с ней не случится.
— Ну… ладно… — Павел достал пятак из-под тонкого матраца, протянул его товарищу. Тот взял монету, положил на ладонь. Предупредил:
— Смотри внимательней! — Он накрыл пятак другой рукой, дунул на крепко сжатые ладони. Быстро развел их, встряхнул, предъявил Павлу.
Монетка пропала.
— Занятно, — сказал Павел. — И где же она сейчас? Наверное, у меня за ухом? Или в кармане?
— Она может оказаться где угодно, — сказал Гнутый. — Но в действительности она по-прежнему у меня. — Он пошевелил пальцами, и монета возникла у него в руке.
— Понял, где надо прятать мелкие вещи? — спросил Гнутый.
— В руке?
— Точно! Если умеючи, то ее никто не отыщет!
— Научишь?
— Без проблем. А знаешь, кто мне показал этот трюк? Шайтан! До военной службы он был карманником.
— Да ну? — удивился Павел.
— Точно говорю! Таких ловкачей, как он, я в своей жизни не встречал. — Гнутый вернул монету хозяину. Сказал с легкой завистью в голосе:
— Все-таки она тебе помогает!
— Это ты о чем?
— Да все о том же! Я вот хота отдал доктору, и удача от меня сразу же отвернулась. Сколько лет я таскал мясо своей зверюге? И ничего, никто не замечал или же смотрели сквозь пальцы. А тут! Эх! Стали обыскивать, а у меня с собой отборные куски экстерра! С поличным взяли… Так что мне срок побольше вашего выйдет.
— На много ли? Если уж нам неподчинение приказа вменяют в вину, убийство офицера и его сопровождающих… Что там за какие-то куски мяса добавят? Мизер, мелочь!
Гнутый покачал головой, сказал назидательно:
— Нет, Писатель! На войне мелочей не бывает!
Павел посмотрел на свою монетку.
Пять копеек. Мелочь! Что на нее можно было купить раньше? А теперь на нее и вовсе ничего не приобретешь. Теперь не каждый вспомнит, что когда-то деньги такие были: рубли и копейки.
Павел кончиком указательного пальца провел по ребру монеты.
Мелочь…
Но ведь никому он сейчас не отдаст этот металлический кругляш. Не продаст. Ни за какие деньги!
Так что прав Гнутый: на войне мелочей не бывает.
2
Их еще неоднократно вызывали на допросы. Не всех поочередно, единым потоком, как в первый раз. Теперь работали с каждым отдельно, с кем-то больше, с кем-то меньше. Капрала Некко почему-то вообще не трогали.
Обычно вызывали, чтобы уточнить кое-какие детали. Показывали видеозаписи, просили прокомментировать отдельные моменты, пояснить что-нибудь. Подсовывали бумаги: протоколы, показания, еще что-то. Иногда устраивали очные ставки. Это была единственная возможность увидеть товарищей, и потому допросы перестали быть тягостной обязанностью. Каждый раз, когда кого-то вели в конец коридора к железной двери, он надеялся встретить там добрых знакомых.
И все же чаще всего в неуютной комнате поджидали враги.
Теперь сомнений практически не осталось ни у кого — суровое наказание было неотвратимо.
Вся вина возлагалась на десантников.
И они уже почти смирились с этим.
3
— Рядовой Голованов!
— Я, — нехотя откликнулся Павел.
— На выход! — Охранник уже открывал замок…
На этот раз Павла вел один конвоир. То ли людям из службы внутренней безопасности надоело бродить по голому коридору и они решили, что тюремщик справится и без них, то ли они были заняты сейчас чем-то неотложным, то ли еще что случилось…
В комнате для допросов стоял все тот же высокий шаткий стул, и все так же остро бил в глаза свет, и стояли охранники, похожие на истуканов. Но вот голос, звучащий из-за стола, с незримой половины комнаты, был другой:
— Здравствуйте, присаживайтесь.
Павел забрался на стул. Он уже привык к нему и больше не опасался потерять равновесие; теперь, сидя на этом стуле, он ощущал себя вполне комфортно.
— Вы можете убрать эту иллюминацию? — сказал голос, обращаясь явно не к Павлу.
Направленный в лицо свет погас, но ослепленный Павел все равно не мог разобрать, кто там сегодня сидит за столом.
— Спасибо, — удовлетворенно сказал голос. — И пожалуйста, уберите охрану.
Тотчас в белой стене открылась узкая неприметная дверь. Истуканы ожили, шагнули в темный проем. В комнате сразу сделалось просторно.
— Ну вот и хорошо, — удовлетворенно сказал голос. Павел, понимая, что происходит что-то необычное, вновь ощутил неудобство. Стул под ним опять сделался шатким. Неуверенность заставила сжаться сердце, волнение высушило горло.
Глаза постепенно привыкали к новому освещению.
— Вы знаете, зачем вас вызвали? — спросил голос.
— Боюсь ошибиться, — осторожно сказал Павел.
— Мы хотим поговорить с вами о капрале Некко и о рядовом Курте.
— Да? — Павел насторожился. Он уже видел, что в мягких креслах напротив него восседают два высоких человека. Одеты они были в строгие костюмы темно-серого цвета. На рукавах — белые круги — крупные, сразу бросающиеся в глаза. На середине столешницы лежали очки с дымчатыми стеклами.
И Павел вдруг услышал голос Зверя:
“…И теперь эти самые яйцеголовые умники из Невады зачем-то прибыли к нам. Для чего? У тебя есть какие-то мысли по этому поводу, Писатель?..”
Голос звучал в голове так явственно, что Павел вздрогнул.
“…их совсем не интересовало мое дело. Они спрашивали лишь о Курте. О том, как он себя вел. Не заметил ли я чего-то странного в его поведении…”
— Что-то не так? — поинтересовался один из незнакомцев.
— Все нормально, — сказал Павел. — Просто здесь прохладно.
— Хорошо, тогда начнем. Вас зовут Павел?
— Да. Рядовой Голованов. Павел Голованов.
— Меня зовут доктор Смит. Джон Смит. Моего товарища — агент Смит. Джозеф Смит. Конечно, эти имена я придумал только что. Вы ведь должны как-то нас называть.
— Мне нравятся ваши имена, — сказал Павел. — Их очень легко запомнить.
Доктор Смит весело рассмеялся, словно услышал великолепную шутку. Агент Смит, напротив, нахмурился.
— Я не буду задавать риторические вопросы, — отсмеявшись, сказал Джон Смит. — Нам известно, как давно вы знакомы с капралом Некко и рядовым Куртом, мы представляем, какие у вас с ними были отношения. Нас интересует лишь то, что мы не знаем. Вы готовы помочь нам?
— Это первый риторический вопрос, — сказал Павел. И Джон Смит опять залился смехом.
Павел внимательно разглядывал своих необычных собеседников. Гадал, кто они. Ученые из какой-то организации, стоящей выше UDF? Агенты какой-то засекреченной спецслужбы? Несомненно, эти люди преисполнены уверенности в себе. Они отдают распоряжения, не сомневаясь, что все будет тотчас исполнено. Значит, за ними стоит какая-то реальная сила, значит, у них есть власть.
— Скажите, вы заметили что-то странное в поведении рядового Курта? — успокоившись, спросил Джон Смит.
— Он весь был странный, — сказал Павел, не собираясь особенно распространяться на эту тему. Мало ли что вытянут из него два незнакомца?
— Он мог заглядывать в будущее?
Павел помедлил. Вспомнил, что уже говорил об этом на самом первом допросе, решил, что противоречить себе нет смысла.
— Возможно.
— В чем это выражалось?
— В его предсказаниях.
— Вы можете пояснить подробней?
— Мне не нравится поднятая вами тема, — честно при знался Павел.
— Почему?
— По двум причинам. Во-первых, я начинаю чувствовать себя предателем, когда рассказываю что-то о своих товарищах. Во-вторых, я никогда не верил в пророчества, волшебство и прочую чушь. И мне сложно рассказывать то, во что я сам не могу поверить. Морально сложно, понимаете? Тяжело. Факты противоречат моим убеждениям.
Смиты переглянулись.
— Послушайте, Павел, — сказал Джон Смит. — Нас не интересует преступление, совершенное вами или вашими товарищами. Мы допускаем даже, что вы не виноваты. Нам нет до этого дела. Мы стоим несколько выше, понимаете, о чем я?
— Не совсем.
— Я просто хочу, чтобы вы поняли: рассказанное вами не повредит никому из ваших друзей.
— Но и не поможет, — сказал Павел.
— Мы работаем на все человечество, — сказал Джозеф Смит. Он выдержал паузу, давая понять, что это не просто слова. — Мы — те, кто заботится о планете. И вы должны нам помочь. — Он двумя пальцами коснулся белой круглой нашивки на рукаве. Сказал торжественно, словно клятву давал: — Мы делаем общее дело. Великое дело.
— Так что давайте разговаривать откровенно, — подхватил Джон Смит. — И не бойтесь, предателем вы не станете. Я вам это обещаю…
Несколько минут Павел молчал, глядя на лица загадочных агентов. Его не торопили. Ему дали время на обдумывание.
И он решился. Кивнув, сказал:
— Хорошо. Вы спрашивали о Курте, о его предсказаниях. Я отвечу. Он предугадывал нападения экстерров. Он предсказал смерть бойца на ринге. Он много чего предчувствовал. Его прозвали Прорицателем.
— Скажите, он отличался чем-то от обычного человека? Бросалось ли что-то в глаза?
— Он был какой-то… неловкий…
— А что более глубинное, коренное? — осторожно спросил Джон Смит.
— О чем это вы?
— Не возникало ли у вас сомнений, — Джон Смит покрутил в воздухе пальцами, — что Курт… эээ… не обычный человек… или, скажем, не совсем человек…
— Постойте! — Кажется, Павел начал понимать, к чему клонят эти люди. — Уж не хотите ли вы сказать, что Курт — это… — Он подался вперед, пытаясь в глазах собеседников прочесть ответ на неоконченный вопрос.
— Так вы можете вспомнить что-то необычное в его поведении, в его внешности?
— Но он же предупреждал нас о нападении! — Павел уже не обращал внимания на собеседников, сейчас он спорил с собой. — Курт был на нашей стороне! Он не хотел, чтобы мы шли в ту пещеру, потому что там нас ждала смерть!
Или потому, что том было нечто более ценное, чем колония безмозглых экстерров.
Он был отличным парнем! Мог выпить, мог поддержать разговор, мог вместе со всеми посмеяться над анекдотом. Да, он был со странностями. Но он был человеком! Несомненно! Одним из них!
Но он поднялся с простреленной ногой и пошел, не прихрамывая. Словно огнестрельная рана затянулась. Словно не было у него никакой раны.
А когда в него ударили шнуры плазмы, он вспыхнул, но был жив. Обугленный, пылающий, он еще как-то шагал. И кричал. Потом полз на четвереньках, уже ни на что не похожий.
Он был нечеловечески живуч.
Как экстерр.
— Курт — экстерр? — растерянно спросил Павел. Смиты посмотрели друг на друга.
— Мы этого не утверждаем, — сказал Джон Смит.
— Мы просто хотим знать, что в нем было необычного. — сказал Джозеф Смит.
— Ничего! — Павел возбужденно заерзал в кресле. Воображение уже рисовало ему ужасающие картины нового вторжения экстерров. На этот раз неотличимых от настоящих людей. — Некко! Вы должны допросить капрала Некко!
— У них с Куртом было что-то общее?
— Да! — Павел закивал. — Некко тоже предчувствовал! И у него заживали раны! Он протыкал себе руку, а через несколько минут рана рубцевалась! Он не чувствовал боли! А когда я его душил! На ринге! Он не задыхался! А кровь! Док что-то говорил про кровь Некко! У него были какие-то необычные анализы!
— Успокойтесь, рядовой, — сказал невозмутимый Джон Смит. — Успокойтесь и начните рассказывать все по порядку. Подробно. Не торопясь.
Павел кивнул, прикрыл глаза, вдохнул глубоко, задержал дыхание. Заставил себя успокоиться. А потом стал рассказывать. Подробно и не торопясь.
4
Экстерры — страшные существа. Плодовитые, прожорливые, стремительные. Настоящие биомашины смерти.
И все же они неэффективны в войне против человечества. Армия монстров — не самое лучшее оружие из возможных. Например, крохотный микроорганизм или вирус способен быстрее очистить планету от людей, чем полчища тварей самого ужасающего вида.
Конечно, можно допустить, что инопланетные агрессоры не способны создать смертоносную бактерию или вирус. Но что мешает им распылить в атмосфере ядовитый газ? Уж если они способны создавать космические корабли с ядерным движителем, если они смогли застроить своими базами Солнечную систему, то синтезировать какую-нибудь отраву они наверняка сумеют.
Так почему они воюют так неэффективно?
Ответов может быть несколько.
Возможно, они не умеют воевать иначе.
Возможно, они не хотят превращать планету в пустыню.
Возможно, они давно покинули Солнечную систему. Несколько десятилетий тому назад они прилетели из глубокого космоса, создали автономные базы на соседних с Землей планетах, на их спутниках и убрались домой, уверенные, что армия чудовищ рано или поздно изведет весь человеческий род. И вот тогда — лет через сто — хозяева безмозглых тварей вернутся…
Но, быть может, инопланетные захватчики помимо прямого вторжения реализуют еще один план захвата Земли? Может быть, они способны создавать разумных существ, похожих на людей, — немного чудаковатых, странных, необычных — как Курт, как Некко, — но практически от настоящих людей неотличимых. А быть может, они никого не создают, а сами перевоплощаются — просто меняют форму, внешность. Или же похищают настоящих людей и на своих космических базах изменяют их, перепрограммируют, превращают в слуг, в рабов, в агентов. А потом отправляют назад, на Землю…
Псевдолюди, растворившиеся в человечестве, затерявшиеся среди настоящих людей, — вот реальная страшная угроза.
А экстерры… Зачем они?
Для отвода глаз.
Для страховки.
Гадать можно бесконечно.
Наиболее вероятным выглядит предположение, что псевдолюдей не так много и воевать они не собираются. У них другая задача. Они должны внедриться в правительства стран, в UDF, в Гвардию, взять на себя часть управления, изнутри разрушить оборонную систему землян. А уж потом экстерры сделают то, для чего и были предназначены…
И все же не верится, что Курт — не человек.
Не верится, что Некко — чужак, имитация.
Враг должен быть страшным. С врагом нельзя пить водку, ему нельзя рассказывать анекдоты и смеяться вместе с ним. Враг не может делиться с тобой переживаниями, а ты не можешь делиться с врагом тушенкой из сухпая. Враг не может лежать на соседней с тобой кровати, в одной казарме, храпеть, мучиться от кошмаров, бормотать во сне. Враг не может стоять рядом с тобой и поливать огнем твоего врага, своего союзника.
Враг, похожий на друга, — это идеальный враг.
Самый страшный враг…
Так всю ночь размышлял Павел, лежа на жесткой тюремной койке и глядя в потолок.
Они проснулись от грохота, повскакивали с постелей, подбежали к решеткам, прижались к холодным прутьям, пытаясь разглядеть, что творится в длинном тюремном коридоре.
— Эй! Я спать хочу! — проорал кто-то из заключенных. И его крик словно послужил сигналом для прочих арестантов. Тотчас загудели тревожные голоса:
— Что происходит? Кто видит?
— Гнутый! Ты как там?
— Охрана! Охрана!
— Черт возьми! Неужели всё?..
По чистому тюремному коридору, звонко печатая шаг, колотя дубинками по прутьям решеток, звеня наручниками, двигался целый отряд охранников. За ними следовали другие — одутловатый гражданский судья с девушкой-секретарем, подтянутый молодой человек из службы внутренней безопасности, хмурый дознаватель, сосредоточенный представитель военного трибунала со своим зажатым секретарем-очкариком. И два высоких человека в серых костюмах, в дымчатых очках: доктор Смит и агент Смит.
Охранники рассредоточились по всему коридору: одни встали возле решеток, ударами и руганью отогнали узников в глубь камер. Другие заняли места рядом с электронными замками.
— Открывайте, — прозвучал приказ.
Щелкнули запоры. Открылись, откатились в сторону решетки дверей.
— Выходи!
Притихших арестантов вывели из камер, вытолкали, построили в шеренгу.
— Привет, — шепнул Рыжий Павлу, украдкой пожимая руку.
— Как сам?
— Нормально.
— Тихо там! — шагнул к ним охранник, замахиваясь дубинкой. Павел невольно зажмурился. Рыжий вскинул голову, подался вперед, словно специально подставляясь под удар.
— Не шевелиться!
Охранников было много, человек двадцать. Вооружены они были дубинками и электрошокерами. Те, что стояли в отдалении, держали наизготовку гладкоствольные многозарядные ружья, стреляющие резиновыми пулями. Оружие это убивало редко. Обычно оно уродовало.
— Аббас! — началась перекличка.
— Здесь, — отозвался Шайтан.
— Геккель!
— Я, — нехотя сказал Маркс.
— Голованов!
— Я…
Их было шестнадцать человек; семеро — из взвода сержанта Хэллера
— Ваши дела рассмотрены, — завершив перекличку, объявил представитель военного трибунала. Он выдержал долгую паузу, мучая заключенных ожиданием и неизвестностью, видимо, получая от этого удовольствие. Потом откашлялся, взял у своего секретаря папку, раскрыл ее. Сказал.
— Начнем!
И снова зазвучали фамилии — на этот раз их жидким голоском выкрикивал очкастый секретарь:
— Аббас!
— Я.
Представитель трибунала, заглядывая в папку, объявлял приговор:
— Виновен! Пятнадцать лет в частях особой комплектации!
— Геккель!
— Я.
— Виновен! Пятнадцать лет в частях особой комплектации!
— Голованов!
— Я.
— Виновен! Пятнадцать лет…
Пол качнулся у Павла под ногами, накренились стены. Все звуки вдруг отдалились, заглохли:
— Ягич!
— Я.
— Виновен! Восемнадцать лет в частях особой комплектации!..
Павел уже ничего не слышал. Он был оглушен своими мыслями, буря эмоций терзала его душу.
Пятнадцать лет! Штрафником!
“…Я хочу, чтобы ты вернулся…”
“…Обещай!..”
Невозможно!
Пятнадцать лет! Целая жизнь! Но за что?! Почему?!
“…гнилые они люди, Паша…”
Он шагнул вперед и вывалился из строя. К нему бросились товарищи и охранники. Друзья оказались быстрей — они подхватили Павла под руки, подняли, поставили на место, сжали с боков, не давая упасть.
— Стой, Писатель! — яростно шептал Рыжий — Держись!
— Тихо! Тихо! — успокаивал Гнутый. — Да не дергайся ты!
— Отпустите! — стонал Павел, делая слабые попытки вырваться. — Отпустите меня! Я не могу! Не могу!..
Охранники остановились в двух шагах от арестантов. Они еще не решили, что им надлежит сделать в этой ситуации. Они посматривали на офицеров и гражданских, ожидая от них если не прямого приказа, то хотя бы намека, хоть какой-то реакции. Но те молчали, таращились на постепенно приходящего в себя Павла.
— Ну что, продолжим? — сказал представитель трибунала, когда восстановилось подобие порядка.
И охранники отступили, вернулись на свои места, замерли, не сводя глаз с притихшего Павла и не оставляя без внимания прочих арестантов.
— Кринис! — отрывисто прозвучала очередная фамилия.
— Я! — откликнулся на правом фланге здоровяк в рваном хэбэ.
— Виновен! Лишение свободы сроком на три года.
— Кориа!
— Я.
— Разжалован. Дело передается в гражданский суд.
— Куфельд!..
Пятнадцать фамилий уже прозвучало. Десять человек трибунал направлял в части особой комплектации. Последним выкликнули Некко.
— Я! — бодро отозвался арестованный капрал.
— Не виновен, — прозвучал неожиданный вердикт. — Вы свободны, капрал.
— Да, сэр! — козырнул Некко.
— Вот пес! — заскрежетал зубами Рыжий. — Да он же предал нас! Купил себе свободу!
Два высоких человека в серых костюмах с круглыми белыми нашивками на рукавах и в дымчатых очках подошли к улыбающемуся капралу. Шепнули ему что-то. Похлопали дружески по плечу.
— Да тут и приятели у него нашлись! — Гнутый толкнул Павла. — Видишь, Писатель, что творится? Эх, надо было его пристрелить!
— Заткнуться там! — рявкнул ближайший охранник. Павел счел за лучшее промолчать. Тем более что мысли его все еще путались.
Он просто скосил глаза и смотрел, как высокие серые люди — доктор Смит и агент Смит — ведут довольного капрала к выходу.
Павел был уверен, что больше никогда он не увидит капрала Некко.
6
Им дали пятнадцать минут на сборы. Но собирать было нечего.
Угрюмые и подавленные, они сидели в открытых камерах на жестких нарах, опустив руки, повесив головы. Сейчас эта тюрьма казалась им домом, и они не хотели покидать ее. Ведь впереди их ждала неизвестность.
Ровно через пятнадцать минут охранники вошли в камеры. Одно мгновение потребовалось им, чтобы сковать руки осужденных преступников наручниками. Еще несколько мгновений потратили они на то, чтобы освободить камеры.
— Выровняться! С левой ноги! Марш!
Под крики остающихся в камерах арестантов, под топот, хлопанье и стук пятнадцать недавних заключенных уходили по чистому коридору в сторону выхода.
— А я все же сделаю то, о чем мечтал здесь все дни, — сказал Гнутый и смачно харкнул на стерильно чистый пол.
