ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
23.06.2068
Сегодня суббота, и мы едем в город!
Деньги нам выплатили, все бумаги подписаны. Рыжий ходил к техникам, у него там знакомые, договорился: они после обеда собираются на дальние склады, туда пойдут порожняком и согласны захватить нас. Обратно уж как-нибудь доберемся сами. В понедельник мы должны быть на утреннем построении. Так что все выходные наши.
Смотрели в сети: город молодой, небольшой — сто тысяч населения. Называется Кимора. Звучит как-то по-японски, хотя основан китайцами, получившими российское гражданство. Население пестрое — русские, китайцы, буряты, монголы. Два крупных промышленных предприятия — горнорудный и целлюлозный комбинаты. Город достаточно богатый, так что, думаю, будет где погулять.
Едем всем отделением. Только две вещи несколько омрачают радость. Первая: Зверь не с нами. И вторая: с нами сержант Хэллер.
С самого утра все собираются: отглаживают форму, полируют зубы и ботинки. Гнутый достал коробочку с наградами, нацепил на китель — вся грудь в медалях. Где он столько насобирал? Ухо возится со своим ремнем, чиститофицерскую бляху — для него она лучше всяких медалей. Надо бы расспросить поподробней, что за история связана с этим ремнем. Шайтан занимается садомазохизмом — выдергивает из носа волосы. Цеце ничего не делает. Валяется на койке и рассказывает, что первым делом он закажет в ресторане, если туда попадет.
Гнутый собирается взять с собой кота. Уже припас для него поводок и ошейник. Зверюга, видимо, чувствует общее настроение: сидит в клетке, ничего не жрет, разглядывает нас зелеными кошачьими глазами, будто ждет какого-то подвоха. Занятный зверь.
Культурная программа на эту поездку у нас одна: как следует выпить. Повод — обмывание моего нового прозвища и боевого крещения. Потому основные расходы ложатся на меня.
Вместе с нами в город едут еще три человека из нашей роты: немец Курт, белорус Пекарь и венгр Хорти. Они дрались вместе со Зверем, вместе отступали, прикрывая друг друга, потроша открывшееся яйцо разрывными пулями и сдерживая двух киберов. Но они выполняли приказ, уходя с поля боя, поэтому их лишь несколько раз вызывали на дознание. Что со Зверем, они тоже не знают.
Что со Зверем?
Эта мысль гложет нас всех…
1
Дизельные грузовики повышенной проходимости, сердито рыча, взбирались на склон сопки по дороге, выстланной бетонными плитами. Позади осталась крепость Форпоста, охраняемый шлюз КПП, три линии ограждения. Впереди горбатился сопками горизонт, плыли по небу навалы чистых облаков и жизнерадостно блестело солнце.
Впрочем, ничего этого бойцы, находящиеся в кузове-кунге, не видели. Они сидели на жестких откидывающихся скамьях среди глухих стен и хватались за все, что подворачивалось под руку, когда грузовик начинал трястись и прыгать на разошедшихся стыках бетонных плит.
Когда вездеходы выползли на вершину сопки, впереди в жарком пыльном мареве показался город. Он расположился в небольшой долине, где петляла широкая, но мелководная река, иссеченная мостами, испещренная крапинами голых островов. Казалось, город стек в эту низину по пологому склону горы, оставив на нем редкие россыпи строений — как ползущий и таящий ледник оставляет за собой груды валунов.
Грузовики рявкнули сигналами, давая понять слепым пассажирам, что конец путешествия близок.
Через минуту военная дорога закончилась, и под колесами ускорившихся вездеходов зашуршал раскаленный липкий асфальт.
2
Их высадили на окраине — грузовики в город не заходили. Десять помятых человек в отутюженной форме один за одним спрыгнули на землю — словно десантировались из кузова. Потянулись, огляделись, щурясь.
Они стояли на перекрестке, буквально в трех шагах от остановки городского транспорта. Высокие столбы, увенчанные фонарями, держали на стальных растяжках ажурное плетение проводов. В листве подстриженных едва ли не наголо тополей чернели разваливающиеся корзины вороньих гнезд. На противоположной стороне улицы тянулся вдоль дороги кирпичный забор, разрисованный яркими граффити. За ним, словно жестяное поле, распростерлись плоские, блещущие металлом крыши. Торчали трубы, обвешанные антеннами и оттого похожие на деревья. Высилось не вписывающееся в общий ландшафт здание из стали и зеленого стекла.
— Ну что? — приоткрыв дверь, высунулся из кабины грузовика улыбающийся водитель. — Все сошли? Следующая остановка — армейские склады.
— Все, — откликнулся Гнутый, сутулящийся больше чем обычно. — Спасибо. Удачи вам.
— Отдохните как следует, ребята! — Водитель скрылся в кабине. — Удачи!
Всхрапнул проснувшийся двигатель — из выхлопной трубы вырвался клуб сизого дыма. Грузовики тронулись с места, свернули на Окружную дорогу, на несколько секунд остановились перед светофором. А потом исчезли из вида за вереницей длинных строений — только рев мощных дизелей был еще слышен.
— Ладно, ребята, — сказал Гнутый. — Времени зря терять не будем, оно наше, так что предлагаю без промедления отправиться на поиски приключений.
Сержант Хэллер хотел напомнить, кто тут старший, но, поразмыслив, все же решил, что сейчас для этого не лучшее время.
3
Заблудиться в городе было непросто: прямые улицы вели либо в центр, либо от него. Всюду висели указатели на общепринятом английском. Остановки в транспорте объявляли на двух языках. В этот субботний день город был запружен людьми, и они с радостью могли подсказать дорогу: языкового барьера в цивилизованном мире больше не существовало.
— Вы не подскажете… — обратился Павел к проходящей мимо женщине восточного вида. Обратился по-русски, а она откликнулась на английском:
— Да?
— Здесь есть какое-нибудь место, где обычно собираются военные?
Женщина задумалась ненадолго, улыбнулась, извиняясь:
— Я точно не знаю, особенно не интересовалась. Но в клубе “Экипаж”, кажется, много военных.
— Да-да, — поддакнул стоящий поблизости, прислушивающийся к разговору сухой старичок в старомодной шляпе, с тростью и в солнечных очках. — У меня сын работает на аэродроме, они с товарищами часто там отдыхают.
— Спасибо, — сказал Павел. — А как туда добраться?
— Лучше всего на такси, конечно, — улыбнулся старичок. — Но можно пешком: десять минут — и вы на месте. Идите прямо до третьего перекрестка, потом повернете. Пройдете до трамвайных рельсов, а уж там спросите.
— Спасибо, — еще раз поблагодарил Павел. Старичок улыбнулся ему:
— Сынка моего, если увидите, привет ему передавайте, они с друзьями каждую субботу там. Пусть домой забежит. Володей его зовут, у него пятно родимое под глазом. Сразу узнаете, если увидите.
— Хорошо, — пообещал Павел. — Обязательно. …Клуб “Экипаж” они нашли сразу же, как только перешли трамвайные рельсы, о которых говорил улыбчивый старик. Дорогу повторно спрашивать не пришлось — на фонарном столбе висела приметная вывеска с указателем. Надо было лишь завернуть за угол.
Двухэтажное здание из темно-красного кирпича было словно придавлено корпусом древнего самолета, приземлившегося на плоскую крышу. С распростертых крыльев свисали гирлянды лампочек, по спутавшимся проводам вился плющ. В тени крыльев стояли легкие пластмассовые столики. Три девушки в синих фартуках разносили мороженое, коктейли и пиво, устало улыбались посетителям. Свободных мест почти не было. Гомонили дети, дамы что-то громко требовали от своих кавалеров. Звенели бокалы, дребезжал смех, кто-то завывал под аккомпанемент караоке.
Поднявшись по металлическим ступеням, лестницы, стилизованной под трап, товарищи вошли в клуб. Здесь было не так шумно. Негромко гудели кондиционеры, нагнетая волны прохлады. Под тихую музыку в центре просторного зала, где места хватило бы полку танцоров, вальсировали две парочки — то ли специально приглашенные артисты, то ли простые посетители. Было сумрачно — закрытые жалюзи на окнах не пропускали свет в помещение, и здесь всегда царил вечер. Вращался под потолком зеркальный шар, и белые хлопья света кружились вместе с танцующими. Мягко, словно гаснущие угли, светились фонари над жмущимися к стенам столиками. За длинной стойкой два бармена в летной форме лениво и изящно жонглировали бутылками, фужерами, шейкерами и прочей сверкающей утварью. Девушки-китаянки, одетые стюардессами, высматривали, не понадобится ли кому-нибудь что-либо. Откуда-то доносился приглушенный сухой треск — где-то играли в бильярд. Посетителей было немного. Верней, свободных мест было достаточно. Зал оказался настолько велик, что понять, сколько же здесь сейчас отдыхает людей, было непросто.
— Место — первый класс! — выдохнул Цеце.
— И куда мы? — Гнутый даже несколько растерялся, оказавшись в полутьме перед таким простором.
Практически не сговариваясь, они направились к ближайшему столику. Не самый лучший выбор — у входа, но им было бы неловко бродить сейчас по залу, рядом с танцующими, под взглядами отдыхающей гражданской публики, выискивая более удачное место, словно копытами цокая подкованными ботинками по каменным плиткам пола. Девушка-китаянка уже ждала их. Она протянула меню сержанту Хэллеру, безошибочно угадав в нем старшего. Сержант оценил это, кивнул девушке, улыбнулся ей.
— Поосторожней, красавица, — хитро прищурился Шайтан. — Наш сержант смешки да улыбочки не любит.
Девушка улыбнулась и ему.
Они заказали пиво, им очень хотелось пить. Через несколько секунд десять стаканов с шапками пены стояли на столе.
— Итак, — сглотнул слюну Цеце, — первый тост… — И лица у всех стали серьезными, даже мрачными.
— За тех, кого с нами нет, — сказал Гнутый.
Они свели стаканы вместе, но не чокнулись — первый тост всегда за погибших, тихий тост, без звона.
Утолив жажду, утерев губы, товарищи отставили высокие стаканы. Склонили головы, сцепили руки. Затихли, задумались.
“Со стороны это выглядит как молитва”, — подумал Павел. И тут же поправил себя: — “А это и есть молитва”.
— Я знал многих, — негромко сказал сержант Хэллер. — С Каллаи, Шомовым и Кимом я служил в Польше. Со Стевеном и Бекеши я встречался в ЮАР. Газали спас мне жизнь под Таралгой в Австралии… Их больше нет… — Голос его звучал необычно, проникновенно, и несколько удивленный Павел по-новому взглянул на сержанта. Вспомнил его слова: “Я не настолько туп и не так груб, как выгляжу. Это — роль. Погоны — это как маска. Я надеваю форму и начинаю играть роль”.
— С Ревенко я служил в Иране, — сказал Гнутый.
— Я хорошо знал Перса, — сказал Цеце.
— Шумаха был моим товарищем, — сказал Ухо.
— За них, — сказал Рыжий, поднимая стакан.
Они снова свели полупустые стаканы, пригубили пиво.
Павел посмотрел по сторонам. Все так же кружились под музыку танцующие пары, и пургой метались по полу осколки света, и красиво ложились на веселые лица людей приглушенные багровые отблески светильников. Но все это как-то поблекло, потеряло живость, отодвинулось на задний план.
Настоящим сейчас было одно: их тесный круг, столик, холодные стаканы в руках, горечь во рту.
— Мы бы все остались там, — сказал Хорти.
— Нас вывел капрал Эмберто, — добавил Пекарь.
— За него, — сказал сержант Хэллер.
Стаканы опустели. За спиной Рыжего возникла миловидная официантка, но теперь ее улыбка казалась неестественной и ненужной.
— Водки нам, — сказал Цеце. — И что-нибудь закусить пожирнее и посытнее.
— А мне виски, — придержав девушку за руку, добавил сержант Хэллер.
— Вы в России, сержант, — сказал Цеце. — Здесь надо пить водку… Водки нам всем!..
Они помолчали, ожидая, когда принесут заказ. Цеце кивнул Павлу:
— Ты разливаешь.
Все та же девушка принесла литровую бутылку водки, граненую, запотевшую, опечатанную сургучом, водрузила в центр стола. Расставила искрящиеся гранями рюмки. Сказала, мешая русские и английские слова:
— Из закусок есть холодец, заливная рыба, мясная нарезка, селедка, капуста с клюквой, икра. Что будете?
— А сало есть? — спросил Цеце.
— Есть бекон. Цеце поморщился:
— Давай холодец.
— Я хочу бекон, — заявил сержант Хэллер.
— Нет, сержант, — возразил Цеце. — Бекон вы будете заказывать в Англии. А сегодня мы будем есть холодец, икру и селедку. И горячий борщ на обед. У вас есть борщ?
— Да. Подавать?
— Нет, не сейчас. Позже.
— Хорошо… Еще что-нибудь?
— Принесите это, а дальше поглядим. — Цеце, пальцами сломав сургучную печать, протянул Павлу бутылку, похожую на хрустальную гранату: — Разливай!
Их было десять человек. Бутылка была одна. Павел никого не обидел, выжал последние капли в рюмку сержанта, сказал привычное:
— Самая сила.
На столе появилась закуска: тарелка с серыми кубиками студня, крохотный деревянный бочонок с бусинками красной икры, продолговатое блюдо с селедкой, залитой маслом, притрушенной кольцами лука.
— Наших погибших товарищей мы будем помнить всегда, — сказал Цеце. — Но хватит о грустном. Мы живы, а разве это не повод для веселья? Разве не для того собрались мы здесь, чтобы отпраздновать сей знаменательный факт?..
— Короче! — приказал сержант. Холодная рюмка жгла ему ладонь.
— Извините меня, сэр. — Цеце коснулся пальцами руки сержанта. — Но вы ничего не смыслите в настоящем застолье. Поэтому очень прошу меня не перебивать.
Сержант Хэллер пробормотал что-то сердитое, но тем не менее замолчал. Взял двузубую пластмассовую вилку, с некоторой опаской подцепил на нее кусок студня — блюда для него нового, незнакомого, выглядящего не очень-то аппетитно.
— Выпьем за живых. — Цеце поднял рюмку на уровень глаз, посмотрел сквозь нее на мерцающий светильник. — За всех нас!
Они дружно опрокинули рюмки. Курт поперхнулся, закашлялся. Павел похлопал его по спине. Шайтан пальцами подцепил колечко лука, положил в рот. Рыжий, поморщившись, потянулся к икре. Сержант Хэллер одними губами попробовал студень.
— А вы знаете, что это такое, сэр? — спросил Цеце, украдкой подмигнув Павлу.
— Что? — с подозрением спросил сержант.
— Это соленая лягушачья икра. — Цеце был серьезен. — Национальное русское блюдо.
Сержант с отвращением взглянул на кусок студня, отложил вилку, вытер губы. Сказал неуверенно, догадываясь, что его обманывают:
— Врешь?
— Нет, сержант. Русские любят икру. Лягушачью в том числе.
— Лягушек едят французы, — припомнил сержант.
— А лягушачью икру — русские. И вы, сэр…
Цеце командовал застольем. Павел посматривал на товарищей и видел, что для них это привычно и нормально. “У каждого — своя роль…”
Обстановка несколько разрядилась. Никто уже не вспоминал вслух о недавно погибших товарищах, о пропавшем Звере. Никто не говорил об экстеррах, о киберах и радиоактивных инопланетных кораблях.
Опустела четвертая бутылка. Захмелевший сержант, забывшись, закурил прямо за столиком. Посетители клуба, почуяв табачный дым, закрутили головами, недовольно зароптали. Появившаяся официантка попросила потушить сигарету, стала объяснять, где можно курить, где нельзя. Сержант тупо рассматривал ее, не совсем понимая, что хочет от него эта миниатюрная девушка с тихим, совсем не командным голоском.
Цеце выдернул сигарету из губ сержанта, потушил ее пальцами. Извинился перед девушкой, попросил принести еще водки и в который уже раз поинтересовался, не найдется ли кусочек сала в этом прекрасном заведении.
Гнутый, достав хота из сумки, посадил его на стол и кормил икрой. Хот икру есть не хотел, он норовил укусить за нос Шайтана, лезущего к нему целоваться.
Курт и Рыжий что-то горячо обсуждали. Пекарь, Цеце, Хорти и Ухо спорили, кто из славянских народов старше.
Время расплылось, словно растаявший студень.
Несколько раз прозвучал тост за Павла, получившего новое имя. Сержант Хэллер громогласно объявлял себя крестным и лез обниматься. Испуганный хот по-кошачьи шипел на сержанта, а Гнутый гладил свое ручное животное, пытаясь успокоить, и все тыкал в острую котиную мордочку пальцами, перемазанными икрой.
Они съели борщ, тут же забыв об этом. Сержант все же заказал себе бекон, но хот оказался проворней, и почти весь бекон достался ему. Официантка дважды подходила со счетом, должно быть опасалась, что разгулявшиеся бойцы не смогут расплатиться позже. Павел отсчитывал купюры, ободряюще улыбался девушке.
Людей в помещении прибывало. Танцующие пары давно куда-то исчезли. Музыка сменилась — теперь звучало что-то жесткое, ритмичное. Моргала светомузыка, призрачные лучи лазеров прошивали сгустившийся воздух. Яркие цветные прожектора высветили высокую сцену, на которой терлась о блестящий шест полураздетая девушка. В зале появились новые столы. Публика менялась — все больше мелькало людей в форме, больше становилось пестро одетой молодежи. За стойкой бара расселись девицы В вызывающе коротких юбках. Вышли из подсобных помещений широкоплечие охранники, замерли на своих постах, расставив ноги, развернув грудь. Девушек-официанток сменили молодые люди.
Уютный семейный ресторан постепенно превращался в шумный ночной клуб.
Ушедший покурить сержант вернулся с большеротой блондинкой, забился в угол, посалив ее на колени, угощая икрой, как недавно Гнутый угощал своей хота. Шайтан, пробившись сквозь толпу танцующей молодежи, осоловело разглядывал извивающуюся на сцене девушку. Ухо то ли нашел кого-то из знакомых, то ли только что познакомился с кем-то — он сидел с компанией за соседним столиком и рассказывал анекдоты, вдвойне смешные из-за его гнусавого голоса.
— Везде одно и то же! — говорил Цеце, наклонившись к Павлу. — Где ни окажись, в любом краю, в любой части мира — везде найдешь такое место. Здесь одна и та же музыка, и неотличимые друг от друга девчонки, стриптиз, алкоголь, легкие наркотики. Это наша мировая культура, сплав культур и культурочек. — Цеце был пьян и потому зол. Хмурый Рыжий обнимал друга за плечи и кивал, кивал, соглашаясь с каждым произнесенным словом.
— …Я служил на всех континентах, кроме Антарктиды. И везде, куда бы я ни пришел, было это: танцы и музыка, выпивка и девчонки. И нигде я не мог найти и кусочка сала! А ведь это мое детство! Это память! Это моя история! Меня лишили моей истории, моей культуры, не спросив меня. А взамен дали только это. И здесь я чувствую себя проституткой… — Он кричал, потому что гремела музыка. — Вам русским повезло — у вас большая территория, ваша Сибирь — это болото! Помнишь тех стариков? Тех, которые подобрали яйцо? Это ваши корни! А где наши корни? Я скажу тебе, где! Они в книгах, которые читают лишь такие чудаки, как ты! Наши корни в прошлом! У нас есть только настоящее! И неизвестно еще, есть ли у нас будущее!..
Возле сцены завязалась потасовка — несколько пьяных молодых людей сцепились с охранниками. Толпа раздалась, освободив место для драки. Крики и мат заглушили музыку.
Сержант Хэллер, услыхав шум, повернул голову, вытянул шею — глаза его запылали.
— …Мы ничто! Пустое место! Мы все потеряли, у нас больше ничего нет! Мы сами отдали все! Променяли на сытость и благополучие! — Цеце не обращал внимания на драку. — У нас есть гражданство и национальность, но нет отечества! Ты знаешь это слово, русский? Знаешь? Мы сами не заметили, как остались без Родины…
Разбуянившихся парней наконец-то усмирили, вышвырнули на улицу через “черный” ход. Охранники, заправившись, отдышавшись, снова заняли свои посты. Погас интерес в глазах сержанта Хэллера. Снова он вспомнил о заскучавшей на коленях блондинке, заворчал ей что-то на ушко.
Павлу не нравилось все то, о чем говорил Цеце. Он хотел поспорить, хотел опротестовать злые обвинения в непонятно чей адрес, но пока не находил слов.
— Ты чего головой мотаешь? Не согласен? Скажи — ты не согласен?
— Мы люди! Мы граждане Земли, сыновья нашей общей планеты! — Павел сейчас защищал себя и весь мир от непонятной пьяной злости Цеце. — Неважно, какой мы национальности, неважно, какой у нас цвет кожи и где мы родились! Мы человечество! Неделимое целое! Единое! Человечество!
— Ты говоришь чужими словами! — Цеце сплюнул, повернулся к Рыжему, оскалился: — Ты слышишь, что из него лезет? Чувствуешь, чем у него забиты мозги?
— Пропаганда! — Рыжий выругался.
— Но это правда! — Павел чувствовал себя оскорбленным.
— Правды больше нет! Кончилась правда!
— А что есть?
— Телевидение и Сеть! Вот что есть!..
Они кричали друг на друга, они вышли из себя, они уже не отвечали за свои действия и были готовы сцепиться, но тут в разговор вмешался Гнутый. Он рявкнул так, что сержант Хэллер оторвался от своей блондинки, а перепутавшийся хот рванулся на поводке и свалился в селедку.
— Хватит!
Они подавились непроизнесенными словами, замерли, открыв рты, бешено сверкая глазами. Цеце первым опустил взгляд, поднял руки, словно сдавался. Сказал:
— Успокоились… Все, тихо…
Рыжий усмехнулся. Павел разжал кулаки.
Гнутый хмуро смотрел на них.
— Чего разбушевались, славяне? — спросил он. — Подраться хотите?
— Еще надеремся, — спокойно сказал Цеце, беря в руки полупустую бутыль и подвигая к себе рюмки. — Давайте лучше выпьем за дружбу. — Он разлил водку, не пролив и капли, хотя его нетвердая рука ходила ходуном. — Только настоящий друг может сказать тебе правду в глаза. Поэтому — за друзей!
Они выпили, чокнувшись, — Рыжий, Цеце, Гнутый, Павел, сержант с блондинкой. Курт спал — даже во сне он выглядел нескладным. Остальные куда-то запропастились, должно быть, веселились в толпе.
— А теперь я спокойно продолжу, — сказал Цеце. — И пусть все меня спокойно послушают… — Он посмотрел на Павла. Только на него одного. — Запомни, Писатель, — единого человечества нет и никогда не было. Всегда всем заправляли сильные. И знаешь, кто сейчас заправляет?
— Лига наций, — сказал Павел.
— Точно! — ехидно усмехнулся Рыжий, и Цеце не остановил его. — А вот кто заправляет Лигой наций? Тебе намекнуть? Из чьих солдат формируются элитные отряды, практически никогда не участвующие в открытых столкновениях с экстеррами? Какое гражданство имеет восемьдесят процентов офицерского состава? Чей полосатый флаг развевается на флагштоках Форпостов? Лиги наций?
Павел нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
— Ничего особенного, — сказал Цеце. — Просто не надо говорить мне о равенстве и единстве. Это слова брехуна. А правда такая — и пьяный сержант Хэллер не даст мне соврать: девятнадцать наших товарищей погибли, хотя все могли остаться в живых. На нас экономят. Мы пушечное мясо. Мы солдаты низших каст. Ты не думал, почему у гвардейцев есть самая новейшая техника, самое мощное оружие, а у нас почти ничего нет? Ты не рассуждал, а для чего нас бросили в ту дикую местность, когда яйца могли бы найти с воздуха? Я тебе скажу — топливо с каждым годом дорожает. Топливо в дефиците. А люди плодятся сами. И жизнь одного десантника почти ничего не стоит. Умрет один — призовем другого. Погибнет взвод — призовем еще один. Да, мы защищаем нашу планету от инопланетных тварей. Всю планету! Но равенством здесь и не пахнет!..
— Нами управляют гнилые люди! — Глаза Рыжего потемнели.
Павел катал в ладонях ребристую рюмку. Ему очень не нравились слова товарищей. Да, слова эти были искренни, в них, несомненно, была какая-то часть правды, но правды однобокой, кривой.
Яйца могли найти с воздуха? Если бы могли — нашли бы! Значит, были какие-то обстоятельства, о которых нам неизвестно, не положено знать. Может быть, все доступные силы были задействованы на других участках. Возможно, обломки инопланетного корабля и яйца экстерров невозможно отличить сверху от обычных валунов. А в тайге и вовсе ничего не видно под кронами деревьев.
Почему в частях специального назначения, в элитарной гвардии, где служат граждане США, есть все, начиная от роботизированных бронекостюмов высшей степени защиты и заканчивая портативными системами глобальной связи, а бойцы Форпостов вооружены обычными пороховыми винтовками? Но если средств на всех не хватает? Откуда взять деньги на полное перевооружение? Элитные части выполняют свои функции, они перестанут быть элитой, если у них не будет должного технического оснащения. А у Форпостов свои задачи, и они справляются с ними.
“.Пушечное мясо…”
Штаты с самого начала взяли на себя нелегкую задачу. Они первыми столкнулись с незнакомой страшной опасностью. Они все свои силы, военные и научные, бросили на изучение неведомого ранее врага. Они вложили огромные средства в разработку и формирование новейшей оборонной системы. Сколько своих денег они потратили на благо всего мира!
Да, у них сейчас свои задачи. Они элита. Они мозг.
А мы тогда кто?
“Пушечное мясо…”
Павел хмурился.
— Что, зацепило, Писатель? — с усмешкой спросил Цеце.
— Это все неправильно, — сказал Павел, осуждая слова товарищей.
— Вот именно, — сказал Рыжий, посчитав, что Павел согласился с ними.
Опять возле залитой светом прожекторов сцены затеялась драка. Сорвались с мест охранники, бросились в толпу. Сержант Хэллер, подвинув девицу, приподнялся, жадно вглядываясь в разрастающуюся сумятицу. Ноздри его раздулись, скулы закаменели, кулаки сжались. И вдруг он вздрогнул, пророкотал гневно, выпрямляясь, стряхивая с колен разомлевшую девицу:
— Наших бьют!
Он увидел, как из колышущейся толпы, размахивая руками и ногами, вылетел маленький человечек в разорванной ярко-синей форме с нашивкой “U.D.F.” на рукаве. Упал спиной на стол, расплескав посуду. Поднялся, зажимая ладонью крупный острый нос — кровь из ноздрей лилась на грудь. Покачался немного, приходя в себя, и снова бросился в самую свалку, попутно боднув головой спешащего туда же охранника.
— Наших бьют! — донеслось из толпы. И Павел узнал этот гнусавый голос.
Рыжий схватился за бутылку. Цеце схватился за Рыжего. Сержант перешагнул через ворочающуюся на полу пьяную девицу, опрокинул два стула, двинулся по направлению к толпе, закатывая рукава, тяжело дыша и гневно взрыкивая. Гнутый непослушными пальцами привязывал огрызающегося хота к ножке стола. Курт спал.
— Черт возьми! — вопил Цеце, пытаясь вырвать бутылку из рук товарища. — Я чувствовал! Я знал!
Сержант Хэллер ворвался в толпу, словно разъяренный кабан-секач в стаю волков. Задвигал руками, будто поршнями. Запыхтел, захрипел, заухал. Он не дрался, как могло показаться со стороны. Он усмирял толпу.
Музыка оборвалась. Стриптизерши подхватывали с пола только что сброшенную одежду, торопились убраться со сцены, семеня на своих жирафьих ногах, взвизгивая, хватаясь друг за друга.
— Везде одно и то же! — выкрикивал Цеце, пытаясь удержать рвущегося в драку Рыжего. — Куда ни приди! Везде все одинаково!
Гнутый, наконец-то привязав к столу свою животину, бросился на помощь сержанту. Впрочем, тому помощь не требовалась. Он расшвыривал всех, кто попадал ему под руку. Он грудью рассекал толпу, словно ледокол торосы. Здоровенный вышибала повис у сержанта на плечах, но тот просто повел плечами, и охранник отцепился, повалился на пол, под ноги дерущихся.
Павел слегка оторопел, наблюдая за разворачивающимся побоищем. Все больше людей ввязывалось в драку. Все чаще слышались выкрики: “Наших бьют!”, и уже не разобрать было, кто кого бьет, где “наши”, где “не наши”. В ход пошли пластмассовые стулья. Кто-то скакал по опустевшей сцене, пытался выдрать, вывернуть из пола блестящие шесты, вокруг которых только что танцевали девушки.
Вдребезги разбилась о чью-то голову пущенная тарелка.
Сержант Хэллер выволок из сутолоки мотающихся Шайтана и Пекаря, прислонил их к стене, придавил своим мощным телом, рявкнул:
— Стоять здесь! — и снова бросился в толпу.
Гнутый уже дрался с крепкими парнями в форме американских летчиков. Он был один, их было пятеро. Они оттерли его от общей свалки, они теснили его, зажимали в темный угол, намереваясь сбить с ног, затоптать, раздавить.
Стереть в пыль, размазать…
И Павел сорвался с места, забыв обо всем. Он налетел на этих летчиков, сразу же сбил одного подсечкой, сам получил крепкий удар в грудь, задохнулся, но тут же пришел в себя, коротко ткнул кулаком в подвернувшееся румяное лицо.
— Наших бьют! — заорал он по-русски, уже понимая, что не выстоять им двоим против пятерых. И подмога пришла. Выскочил откуда-то незнакомый парень в летном комбинезоне, со звездно-полосатой нашивкой на рукаве. Павел хотел было ударить его, решив, что еще одним противником стало больше, что еще один американский пилот присоединился к своим товарищам. Но парень, увернувшись, заругался матом на чистом русском, заорал:
— Свой я! Глаза разуй! — и с кулаками кинулся на летчиков.
Трое против пятерых — нормальный расклад.
Они сомкнулись плечом к плечу. А к ним уже бежали нарушившие приказ сержанта Шайтан и Пекарь, оба страшные, перемазанные кровью, всклокоченные. Летчики, получив отпор, попятились. Теперь уже их жали, теснили, давили. Один из пилотов выхватил пистолет, но тут же выронил его, получив удар в лицо. Павел отшвырнул оружие ногой, мельком отметил, что пистолет поднял охранник с разбитым ртом, и тут же об этом забыл.
Они побеждали. Они прижали американцев к стене, и те уже почти не сопротивлялись.
Сержант Хэллер выволакивал из толпы упирающегося Рыжего. Цеце прыгал рядом, он что-то кричал сорванным голосом, но у него выхолил лишь надрывный хрип.
Толпа колыхалась. Мелькали кулаки, залитые кровью лица. На полу корчились люди, отползали подальше от топчущихся на месте ног. Охранники уже не разнимали дерущихся, они дрались вместе со всеми. Летала посуда. С грохотом рухнул массивный ящик акустической системы. Сорвался с потолка зеркальный шар, ударился о пол, разметал острые осколки, словно разорвавшаяся бомба.
А потом прозвучали два выстрела.
Кто-то завизжал по-бабьи. Толпа замерла на мгновение. И в один миг распалась, рассыпалась, растеклась.
Охранник с разбитым ртом держал в подрагивающей руке пистолет. Курилось дуло, устремленное в потолок. Сверху сыпалось какое-то крошево, искрящееся в лучах лазеров, словно волшебный порошок.
— Разойдись! — прокричал охранник, брызжа алой пеной.
Опомнившиеся люди пятились, выпуская из рук стеклянные булавы графинов и бутылок, разжимая ободранные кулаки, вытирая кровь носовыми платками и бумажными салфетками. Несколько человек никак не могли подняться с пола, им помогали молчаливые товарищи, насупленные и испуганные. Меж столиков расхаживали изрядно помятые охранники, задевая плечами притихших посетителей, окриками заставляя всех сесть на свои места.
— Уходим, — сказал сержант Хэллер, собрав своих людей. Это был приказ — приказ из тех, что не подлежат обсуждению, приказ на поле боя. — Быстро уходим!..
Дорогу к выходу им преградили два охранника и официант. По тому, как они держались, было заметно, что они опасаются сплотившихся бойцов в синей форме UDF, но тем не менее они заслонили собой дверь, и официант, немного замешкавшись, словно придумывая причину для задержания, потребовал расплатиться. Он назвал совсем непомерную сумму, видимо, включив в нее всевозможные штрафы за учиненный разгром и не забыв свои чаевые. Сержант Хэллер не стал торговаться, только поморщился.
Он достал деньги, отсчитал несколько крупных купюр, сунул их официанту. Охранники переглянулись. Очевидно, они получили распоряжение никого не выпускать из клуба до прибытия военного патруля и милиции.
— Что еще? — грозно спросил сержант Хэллер, демонстративно потирая свой жуткого вида кулак.
И охранники, отвернувшись, опустив глаза, будто не желая сейчас ничего замечать, расступились.
— Так-то… — удовлетворенно пробурчал сержант и сам отодвинул засов на запертой двери.
4
— Везде одно и то же, — бормотал Цеце, позевывая и сонно щурясь. — Везде и всегда…
Их было одиннадцать человек. Они, прячась в тени, стояли в сотне шагов от блещущего иллюминацией клуба “Экипаж” и наблюдали за кипящей там жизнью. Под крыльями самолета сновали люди: уже давно прибыли военные патрули, и городская милиция, и дружины самообороны, и медики. Там составлялись протоколы, оформлялось задержание, оказывалась первая помощь. Там шла работа.
А они отдыхали. Они пили.
Десять человек в форме UDF и один человек в летном комбинезоне с флагом США на рукаве.
— Владимир? — предположил Павел, только сейчас заметив, что под глазом нового знакомого вовсе не синяк, как показалось ему сначала, а крупное родимое пятно.
— Да, — парень несколько удивился. — Мы знакомы?
— Мы сегодня встретили твоего отца. Он просил передать, чтобы ты зашел домой.
— А, папа, — улыбнулся Владимир. — Вечно он пристает к людям… Спасибо. Обязательно загляну.
Они разместились рядом с чугунной тумбой непонятного назначения, торчащей посреди маленького проходного дворика. Место было очень удобное, отсюда все просматривалось, и здесь было множество путей к отступлению. На плоской шершавой поверхности тумбы стояли две початые бутылки водки — одну прихватил с чьего-то стола Цеце, другую вынул из-за пазухи Владимир. Их новый знакомый оказался поистине незаменимым человеком: предъявив бутылку словно паспорт и водрузив ее на чугунное подобие стола, он из одного кармана достал хлеб, из другого — завернутую в бумагу копченую рыбину. Потом он исчез куда-то на пару минут и вернулся с ворохом пластмассовых стаканчиков. Разлив по чуть-чуть, предложил тост:
— За знакомство!..
Они пили водку, чтобы занять себя чем-то, и понемногу закусывали, отламывая крошки хлеба и отщипывая кусочки пахнущей дымом рыбы.
На ночном, подсвеченном городом небе чуть теплились звезды. В тесную щель меж домов заглядывала нездорово серая луна.
— У вас здесь всегда так весело? — спросил Павел у нового знакомого.
— Нет. Только по выходным. Но до стрельбы дело обычно не доходит.
— И кто гуляет?
— Летчики с нашего аэродрома, те самые, с которыми вы дрались. Связисты из местной бригады. Десантники с триста девятого Форпоста. Теперь вот еще вы…
— Официально нас еще как бы и нет, — усмехнулся Павел.
— Но на задания вас уже посылают.
— Да. Ты слышал об этом ?
— Конечно. Сколько у вас погибло? Двадцать человек?
Павел не ответил. Возможно, это было закрытой информацией. Владимир понял свою оплошность, улыбнулся извиняюще, помолчал, обсасывая рыбий плавник, поглядывая на своих новых товарищей. Сказал негромко:
— Мы за них отомстили.
— Отомстили! — зло фыркнул Рыжий. — Где вы раньше были?
Владимир пожал плечами. Скорее всего, это была закрытая информация. Подумав, сказал:
— Все были на вылете. Как только появилась возможность, мы направили к вам звено, я сам заправлял эти самолеты… Сейчас там ничего нет: ни экстерров, ни обломков — идеально ровная поверхность на многие гектары, хоть транспорты сажай. Сначала вакуумная бомба, потом напалм. Настоящий ад! А через час мы залили пожар пенокремполимером. Теперь там монолит, гигантская могильная плита.
— А что же отправили в урнах? — спросил Павел.
— А то ты не знаешь?! — Гнутый гладил острую морду сидящего на плече хота. — Железные бирки из личных дел и горстки древесной сажи.
— Их даже не похоронят как положено, — покачал головой Шайтан.
— Тихо! — насторожился сержант Хэллер. — Кто-то сюда идет…
От клуба “Экипаж” в их сторону целенаправленно двигались три фигуры. Это были, несомненно, женщины. И только поэтому никто из бойцов не тронулся с места. Все ждали, гадая, что могло привести сюда трех особ противоположного пола.
В какой-то момент женщины оказались в пятне света под фонарем. И Павел дернулся:
— Мама?
Нет, не может быть, откуда?! Но походка и фигура…
— Мама?!
Все посмотрели на него.
— Ната? Сестренка? И…
— Тина? Тинка!
— Это к тебе, Писатель? — спросил Рыжий.
Павел кивнул, порывисто шагнул навстречу женщинам — своим женщинам, родным! — и представил вдруг, как выглядит сейчас: пьяный, грязный, с ободранной скулой, с синяком под глазом. И где! — Рядом с разгромленным кабаком, в ночи, посреди темного двора, в компании собутыльников. Он, словно запнувшись, остановился, шагнул назад. Услышал вдруг:
— Сынок!
“Они! — трепыхнулось сердце. — Они!”
— Мама! Тинка! Натаха! — Он, забыв обо всем, бросился им навстречу. — Откуда вы? Как оказались? Да как же вы меня нашли? Как вы так? А? Ночью! Зачем?!
— Паша! Паша! — Его тискали, обнимали, целовали. — Паша!..
А со стороны, немного смущенные, наблюдали за встречей бойцы. Переглядывались, перемигивались, улыбались неуверенно. Они чуть-чуть завидовали, но ни за что не признались бы в этом.
— А мы только сегодня приехали, — восторженно тараторила сестренка Натаха. — Сразу позвонили тебе. Нам сказали, что ты в городе. Мы и пошли тебя искать, в гостинице только вещи оставили и сразу же пошли…
— Писателю мы больше не нужны, — сказал Гнутый, пряча за тумбой пустые бутылки. — Пойдем?
— Куда? — спросил Рыжий.
— Было бы неплохо тоже найти каких-нибудь девчонок, — сказал Ухо.
— Нет проблем, ребята! — Владимир хлопнул сержанта Хэллера по плечу. — Я знаю все злачные места этого городишки! Куда вас отвести, заказывайте.
— Хочу блондинку, — сказал Пекарь.
— А я бы не прочь как следует перекусить, — похлопал себя по животу Шайтан.
— Лишь бы место спокойное было, — сказал сержант Хэллер. — Устал я что-то.
— А я просто мечтаю о сале, — тихо сказал Цеце, глядя в сторону Павла и его семьи.
— Все будет! — заверил Владимир. — Идем?
— Только Писателю надо сказать, что мы ушли.
— Ага, — согласились все. Но никто не тронулся с места, не решаясь вмешаться в чужой разговор.
— …Все обошли, — говорила Ната. — А под самый вечер, уже темно было, встретили одного старичка, он около дома на лавочке сидел. Разговорились и совершенно случайно выяснили, что он с тобой сегодня разговаривал. Описал — один в один. Сказал, что посоветовал вам в этот клуб сходить. Мы и пошли. Только заблудились немного, транспорт уже не ходил. А когда пришли, нас внутрь не пустили. Мы расстроились, вернулись в гостиницу, уже спать легли, а потом мама решила, что надо еще раз сюда сходить…
Павел обернулся. Увидел, что товарищи смотрят на него, словно ждут чего-то, смутился. Перебив сестру, потянул за собой своих женщин:
— Пойдемте, я вас с друзьями познакомлю. Мы все из одного отделения, вместе служим.
— Паша! — издалека крикнул Владимир. — Мы того… пойдем… Ты отдыхай!
— Встретимся завтра! — пророкотал сержант Хэллер. — В восемь вечера, на остановке, где сошли. Не опаздывай!
— Я сейчас. — Павел приобнял женщин, всех сразу. — Подождите, я только попрощаюсь. Мама, Ната, Тина!.. — Он уже бежал к товарищам. — Я на секунду! Погодите!
Он спешил, он суетился, он разрывался.
— Повезло тебе, Писатель, — сказал Цеце, протягивая руку.
— Удачно отдохнуть, — пожелал Гнутый.
— Не вздумай опоздать. Это дезертирство, — сурово напомнил сержант Хэллер.
— Рад был познакомиться, — крепко пожал руку Владимир.
— Они тебя любят, — сказал Курт, этот странный нескладный немец.
— А вы сейчас куда? — спросил Павел, торопясь назад, к своим родным, к любимым женщинам.
— Знаю я одно местечко, — подмигнул Павлу Владимир. — Твои ребята потом расскажут — обзавидуешься.
— Ну, тогда до завтра. — Павел отступил на шаг, махнул рукой товарищам. Потом вдруг вспомнил что-то, хлопнул себя по лбу:
— Слушай, Володь! — повернулся он лицом к новому знакомому. — Мне все мысль одна покоя не давала, а спросить как-то не получалось.
— Что?
— Ты ведь с теми летчиками вместе служишь? Ну, дрался с которыми?
— Да, — сказал Владимир. — Только они пилоты, а я так — техник. Обслуга.
Они разговаривали по-русски, и все остальные, не понимая, о чем идет речь, терпеливо ждали.
— У тебя проблем не будет? Если что, мы можем дать показания. Договоримся, что говорить, придумаем что-нибудь.
— Да нет, какие там проблемы… А потом, я давно хотел им холеные морды начистить.
— А что так? — улыбнулся Павел.
— Да какие-то они не такие… Носы от всего воротят, не по-человечески как-то с нами… Одно слово — гнилые. Гнилые они люди, Паша.
