ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
25.06.2068
Я пропустил в своих записях целый день. Сейчас постараюсь наверстать.
Итак — мама, Нота и Тинка без всякого предупреждения приехали ко мне. Не ногу передать, что я почувствовал, когда увидел их. В голове все смешалось, помутилось. Показалось, что происходит нечто нереальное, словно я призраков увидел из другого мира (собственно, так и есть). Даже не думал, что со мной может такое произойти.
Сейчас буря чувств улеглась. Я просто рад, что они приехали, что они рядом, что у них все в порядке.
У девчонок каникулы, у матери отпуск. Передают приветы от старых знакомых, друзей. А я, стыдно сказать, многих уже забывать начал. А ведь с того момента, как я покинул дом, прошло-то всего ничего. По календарю. А вот по ощущениям — словно целая жизнь позади осталась. Кажется, я уже писал об этом…
Они нашли меня в темном дворе, пьяного, побитого, увели из компании моих не менее жутко выглядящих товарищей. Привели в гостиницу, где остановились сами. Только там разглядели как следует, ужаснулись. Мама плакала даже.
Спать легли под утро. Номер у них был как раз на четверых. Я лежал на соседней с Тиной кровати и не мог заснуть. Она была рядом, я видел ее лицо, меня так и подмывало протянуть к ней руку, коснуться, обнять… Сколько же прошло времени!.. Но рядом Нота и мать…
Проснулись рано. За завтраком говорили и говорили, еда успела остыть. Потом пошли в город, Натаха в приказном порядке велела отвести ее на панорамное кино. Но фильм никто толком не смотрел. Разговаривали. Тинка жалась ко мне, как когда-то, давным-давно. В той самой прошлой жизни…
Сейчас вот думаю: вроде столько всего переговорили, где только не были, а писать не о чем.
После обеда мама забрала с собой Ноту и ушла по каким-то выдуманным делам, пообещав вернуться ровно через два часа. Она умница, все понимает. Мы с Тиной остались вдвоем. И времени зря не теряли. Но уж об этом я точно писать не буду!
Поужинав, они пошли меня провожать. Гостиницу мы покинули задолго до назначенного сержантом Хэллером времени, собираясь без спешки прогуляться по городу, поесть мороженого, договорить, что еще не сказано.
В половине восьмого были на месте. Ждали на остановке остальных. Сержант с командой появились минута в минуту — приехали на ободранном старом самосвале. Оказывается, они уже договорились с водителем, что он за небольшую плату подбросит нас всех к Форпосту. Как выяснилось позже — тридцать километров в раскачивающемся, прыгающем, грохочущем кузове — нелегкое испытание даже для опытных десантников. Но об этом я писать тоже не буду — об этом меня очень просили сержант Хэллер и Ухо.
Попрощались без слез. Ведь расставались ненадолго. Знали, что встретимся в Форпосте.
Документы я выправил еще утром. Так что мама, Тинка и Нота сейчас где-то на полпути ко мне. Лейтенант Уотерхилл лично ходил договариваться насчет гостиницы для них.
Три дня они будут здесь! Жаль только, что видеть их я смогу лишь по вечерам.
И еще одно не дает мне покоя — они могут прийти на мой бой с Некко. Я ничего не говорил им об этом. Но, боюсь, кто-нибудь проболтается.
Да! И вот еще что: болтаясь в кузове грузовика, я наконец-то выяснил, что такое Игра. Оказывается, каждое подразделение ведет счет своих побед. Большая часть очков начисляется за убитых экстерров. Не пойму только, какой от этой самой Игры прок…
1
Форпост вооружался.
С утра до ночи гудели двигатели прибывающих воздушных и наземных транспортов, дрожала земля под ударами реактивных струй, и дребезжали оконные стекла. Дымился бетон посадочной площадки, где опускались тяжелые космические грузовики, доставляющие топливо, роботов и боевые машины. Поднявшаяся пыль сделала небо серым, превратила солнце в мутное пятно — словно осенняя туча опустилась на Форпост.
Склады стали похожи на железные муравейники. Десятки грузовых роботов таскали опечатанные контейнеры и заколоченные ящики с прибывшим оборудованием. Громыхая колесами, раскатывались погрузочные кары. Лязгая роликами, текли бесконечные ленты транспортеров. Бегали люди — самые суетливые и самые громкие создания.
Техники доделывали коммуникационные системы. На антенном поле разворачивалась сетка заземления. По растяжкам и креплениям, словно по парусной оснастке, ползали люди, крепили болтающиеся кабели, что-то варили, затягивали, закручивали. Огромные тарелки космических антенн связи медленно поворачивались, отыскивая геостационарные спутники, наводясь на них, подстраивались, в автоматическом режиме тестировали цифровые каналы.
Где-то на обширной территории Форпоста бродила прибывшая ранним утром комиссия, состоящая из трех полковников и двух генералов.
В учебных классах шли занятия. Снова и снова разбирались уставы, зубрились пособия по тактике и стрельбе. На мониторах крутились виртуальные модели экстерров, показывая анатомию тварей, обозначая жизненно важные органы и уязвимые для обычного оружия зоны. Бесконечно терпеливые компьютерные преподаватели разъясняли классификацию пришельцев, обращали внимание на особенности монстров: у некоторых тварей пасть была окружена ядовитой бахромой, другие впрыскивали в место укуса токсин, третьи были полностью защищены хитиновым панцирем, длинные хвосты четвертых оканчивались тонкими иглами, способными пробить легкую броню.
На полигонах за территорией Форпоста обкатывалась техника. Начиненные взрывчаткой миниатюрные роботы-камикадзе, созданные для того, чтобы отыскивать в подземных норах затаившихся экстерров, рыскали по лабиринтам искусственных кротовин, условно поражали условные мишени. Малогабаритные самолеты-разведчики буравили воздух крохотными винтами, носились над сопками словно метровые стрекозы, снимая все вокруг себя, в реальном времени передавая на спутник изображение с камер. Кибернетические штурмовые танки, каждый размером с микролитражный автомобиль, несущие на себе полный набор тяжелого вооружения, включая огнемет и многоцелевой гранатомет, прыгали по кочкам, рокоча мощными двигателями, в пух и прах разносили учебные цели, перестраивались в боевые порядки согласно командам управляющего модуля. Одна такая чудо-машина могла заменить целый взвод, но стоила она как гиперзвуковой самолет-перехватчик, да и слишком мало их было, этих машин, потому-то в реальных боях они почти никогда не участвовали.
Из учебных классов бойцов везли на стрельбище. За каждым было закреплено оружие, и его требовалось пристрелять до того, как подразделения Форпоста пойдут в настоящий бой. У каждого солдата была своя узкая специализация, которую два раза в год требовалось подтвердить. Огнеметчики, выглядящие горбунами из-за своих заплечных ранцев, превращали пластмассовые фигуры экстерров в пылающие факелы. Стрелки короткими очередями штурмовых винтовок разбивали в щепу поднимающиеся из травы фанерные мишени. Гранатометные расчеты, состоящие из двух человек, прижимая к земле подпрыгивающие станковые гранатометы, устраивали ад на указанных в качестве цели квадратах…
Форпост готовился к войне.
Уже много лет атаки экстерров не носили массированного характера, но боеготовность сил UDF всегда была на высоте. Ведь враг был совсем рядом. Каждый мог его увидеть: для этого надо было только посмотреть на ночное небо.
Планета людей уже несколько десятилетий была окружена противником.
Ближайшие базы, с которых велось вторжение, располагались менее чем в четырехстах тысячах километров.
На Луне.
2
В медицинском модуле было тихо, пусто, светло и чисто. Пахло спиртом и озоном. Матово светились панели люминесцентных ламп, вмонтированных в белый потолок. Тянулись чередой одинаковые двери палат, будто застывшие в трауре часовые: железные ручки — словно бляхи на поясах, номерки — кокарды на фуражках…
Павел шагал по коридору, невольно тая дыхание и стараясь производить как можно меньше шума.
Его вызвали после обеда. Сняли с занятий, ничего не объяснили, велели немедленно идти к медикам.
Впрочем, объяснения не требовались. Павел не прошел стандартной для всех военных процедуры биоактивации, и вот теперь пришло время.
Он шагал, стараясь думать о чем-нибудь приятном. Например, о том, что сегодня вечером увидит своих, поговорит с мамой, с Натой, пригласит Тину в кафе… Но в голову лезли разные жуткие истории о безымянных жертвах биоактивации: один человек, если верить неоднократно слышанным рассказам, переварил сам себя; другой постарел за считаные часы, третий просто сошел с ума и расковырял себе голову, пытаясь вытащить из черепа воображаемых червей.
Глупости, конечно. Пустые разговоры. Страшные сказки.
Но вдруг?..
Он ускорялся, словно хотел убежать от неприятных мыслей. Цокот подкованных ботинок делался громче, тревожа нездоровую больничную тишину, пробуждая эхо, и Павел, втягивая голову в плечи, вновь сдерживал шаг, старался ступать мягче, осторожнее.
А коридор все тянулся. Новые таблички появились на однообразных дверях: “Ординаторская”, “Операционная”, “Лаборатория”, “Смотровой кабинет”.
Павлу была нужна процедурная.
На какую-то секунду ему вдруг почудилось, что в этом холодном стерильном коридоре, кроме него, ничего нет — даже воздуха. Даже времени.
Одна пустота.
Он кашлянул, почти уверенный, что не услышит ни звука. И услыхал нечто совершенно неожиданное:
— Голованов?
Вздрогнув, Павел остановился.
— …ванов? — прокатилось вперед эхо. Он обернулся.
В приоткрытой двери — и как он прошел мимо ее? — стоял пожилой человек в белом халате, вопрошающе смотрел на Павла.
— Да, это я.
— А я слышу — вы торопитесь мимо. — Доктор подергал себя за седой клинышек бородки. — Процедурная здесь, заходите.
— Сам не знаю, как пролетел, — смутился Павел. — Тихо тут у вас, пустынно.
— Да, я всех распустил. Работаем в первую половину дня, ведем прием. Но что-то никто к нам не торопится. Так что персоналу сейчас делать нечего, пациентов совсем нет, палаты пустуют. Один лежал со сломанной рукой, но вчера его в отпуск отправили. Да еще один был недавно. В коме, — доктор вздохнул. — Но мы ничем помочь не могли. Умер.
— Ниецки?
— Да. Так его и звали, я хорошо помню. Чех или поляк. Или венгр. Вот это уже не помню. А вы были знакомы?
— Нет. Но я видел, как его убили.
— И как это было? — Казалось, врач задал этот вопрос из вежливости.
— Его избивали на ринге.
— Конечно, — припомнил старичок. — Я слышал об этом, но мне такие вещи не интересны. Плохо, очень плохо, что так получилось. Но было уже поздно. Внутричерепная гематома, смещение позвонков шейного отдела, ушиб… — Доктор осекся, поняв, что заболтался, махнул рукой. — А что с его противником по рингу?
— Ничего… — Павел помолчал. Добавил неохотно: — Завтра мне предстоит с ним драться.
Доктор осуждающе покачал головой:
— Зачем? Не понимаю, зачем?.. — развел он руками.
Процедурная по сравнению с мертвым коридором выглядела по-домашнему обжитой. Здесь тихо мурлыкала классическая музыка, теплилась ненужная при свете дня настольная лампа, рифленые оконные стекла были задернуты кружевными занавесками, на стенах висели кашпо с цветами, а над кушеткой красовался календарь, больше похожий на анатомический атлас.
— Вы знаете, зачем вас вызвали? — поинтересовался доктор, моя руки.
— Догадываюсь, — ответил Павел, осматриваясь, замечая не только цветы и календарь, но и упаковки ампул в застекленном шкафу, блистающий хромом инъекционный пистолет на тумбочке возле кушетки, щипцы устрашающего вида…
— Мы проведем стандартную процедуру. Бояться ничего не надо, все нехорошее, что вы слышали, — это пустые страшилки.
Павел уже понял, что старичок-доктор любит поговорить. Наверное, не будь здесь слушателя, он все равно нашел бы с кем пообщаться: с цветами, с мебелью, с инструментами.
— …Биоактивация проводится уже много лет. Вся процедура отработана, и ничего хитрого тут нет. Обычно все манипуляции проделывает сестра, но, поскольку пациентов нет, я совсем заскучал без дела, вот и решил сам вами заняться. Вы не против?
— Нет. — Павел покачал головой.
— Вот и хорошо. А вы раздевайтесь, одежду оставьте на вешалке, сами проходите на кушетку… — Доктор звенел обоймой ампул.
— Совсем раздеваться? — спросил Павел, оставшись в нижнем белье.
— Нет, вовсе не обязательно, — отозвался доктор, заряжая инъекционный пистолет. — Мы вам сделаем два укола внутримышечно, два внутривенно — с паузой минут в двадцать, а потом я угощу вас сладкой пилюлей. Надеюсь, вы никуда не спешите?
— Нет, — ответил Павел, укладываясь на холодную кушетку вниз животом.
— Сначала мы чуть-чуть подправим вашу иммунную систему, — ласково, словно разговаривая с ребенком, проговорил доктор. — Больно не будет, не бойтесь.
— Я не боюсь боли, — сказал Павел.
— Все боятся боли. Просто некоторые больше боятся в этом признаться.
Ледяное сопло хромированного пистолета прижалось к ягодице Павла, присосалось к коже, словно пиявка. Доктор, лопоча что-то доброе, нажал на спуск. Пистолет вздрогнул, свистнул, зашипел. Павел дернулся, ощущая, как немеет ягодичная мышца.
— Уже все! — радостно объявил доктор. — Осталось три укола. Вы крови не боитесь?
— Нет, — сказал Павел, чувствуя себя едва ли не оскорбленным. — Я же солдат.
— Ну и что! Я знал многих солдат, которых тошнило от вида крови. Солдату это простительно. А вот для хирурга неприемлемо… — Доктор потряс новую капсулу, наполненную какой-то мутной жидкостью, перезарядил громоздкий пистолет. — Я почему про кровь вас спросил? Просто два укола в вену придется делать по старинке, обычным шприцем. Так надежней, да и мне привычней.
— Хорошо, док. Как скажете.
Металл прижался к коже. Тонкая, как игла, струя сыворотки, не повредив кожу, вонзилась в мышцу.
— А это что было? — спросил Павел.
— Вирус, вырабатывающий гемоглобин, — охотно ответил доктор. — Можете забыть про усталость и одышку. Теперь ваш организм будет получать столько кислорода, сколько ему потребуется… Так-с… — Доктор отложил пистолет, потер руки. — Переворачивайтесь на спину. Нам осталось два раза уколоться. Дайте руку. Ага. Вены у вас хорошие. Замечательные вены. На таких венах можно обучать сестер…
Павел уже не слушал бормотания старика. Он следил, как доктор набирает приготовленный раствор в большой шприц.
— Слушайте, док, у вас там пузырьки.
— И что? — Доктор уставив иглу шприца в потолок, пощелкал по нему пальцем.
— Я слышал, это опасно. Воздух может попасть в кровь.
— Ерунда, молодой человек! Впрыснуть воздух в вену очень непросто. Уж поверьте моему опыту.
Павел усмехнулся, подумав, что слова доктора можно истолковать по-разному. Сказал:
— Значит, вы уже пытались ввести воздух в вену? Не получалось?
— Да что вы такое говорите! — возмутился старичок.
— Извините…
Шутка получилась неудачной. Павел смутился. А доктор, видимо, обиделся. Он уже ничего не говорил, не бормотал под нос. Он быстро делал свое дело: жгутом перевязал пациенту руку над локтем, велел поработать кулаком, воткнул иглу в надувшуюся вену, чуть оттянул поршень, впустив кровь в шприц, потом медленно стал вводить раствор. Закончив, прижал место укола ваткой, смоченной в спирте, отбросил использованный шприц. Сказал сухо:
— Через пятнадцать минут уколем другую руку.
— А это что был за укол, док? — спросил Павел, надеясь, что обиженный старичок смягчится.
— Стандартная процедура, — равнодушно сказал доктор, отворачиваясь. — Обычно мы ничего не объясняем солдатам. — Он отошел от кушетки, сел за письменный стол, придвинул к себе какую-то папку, зашуршал бумагами. Нашел что искал, нахмурился, вдумчиво что-то читая. Потянулся к компьютеру, пощелкал клавишами, почесал в затылке, хмыкнул, покачал головой. Стал что-то черкать на полях, то и дело посматривая на монитор.
Павел наблюдал за стариком. Доктор увлекся, забыв о пациенте. Видимо, что-то в разложенных бумагах не давало ему покоя. Вновь послышалось бормотание.
— Док, — негромко позвал Павел. На него не обращали внимания.
— Док! — Павел повысил голос.
— Что?
— Пятнадцать минут прошло. Пора делать укол. Доктор фыркнул:
— Уж позвольте мне об этом судить, молодой человек. Он снова зарылся в свои бумаги, отгородился ими от пациента. Насупился. Потер лоб ладонью.
Павел разглядел, что на папке написана знакомая фамилия. Сказал:
— А я его знаю.
— Что? — Доктор выглянул из-за бумаг.
— Я знаю этого человека… С ним что-то не так, док? У него что-нибудь с мозгами не в порядке? Я это заметил.
Доктор помолчал, словно раздумывал, простить солдата за его неумную шутку или же еще немного подуться. Решил простить. Спросил с интересом:
— А что у него с мозгами?
— Не знаю. Но, похоже, он немного не в себе.
— В чем это выражается?
— Ну, хотя бы в том, что он недавно убил человека.
— Да? Кого?
— Рядового Ниецки. Того самого, что умер здесь. Доктор полистал бумаги. Нашел фотографию, долго ее разглядывал. Вслух прочитал:
— Рядовой Порт Некко. Возраст — тридцать один год. Коэффициент интеллекта… — Доктор глянул на Павла, пожал плечами: — Не знаю. С головой у него все в порядке, хотя, конечно, не блещет.
— А что там вас так заинтересовало? — Павел был рад, что разговорил доктора. Ему было безразлично, что нашел в этих бумагах старик, он просто хотел хоть как-то загладить свою вину.
— Кровь, — сказал доктор. — У него очень странная кровь. А именно гемопоэз. Да и состав очень интересный. Миоглобин в два раза выше обычной нормы. И лизин… Странно — это же незаменимая аминокислота, но анализ показывает… — Доктор вновь забормотал что-то совершенно непонятное. — Либо анализы неверны, либо он прошел биоактивацию какими-то новыми препаратами, о которых я ничего не слышал. Почему, однако, никто не замечал этого раньше?..
— Док, укол, — напомнил Павел, уже начиная скучать на жесткой, неудобной кушетке. Да и прохладно было.
— Да, сейчас, — встрепенулся старик, откладывая бумаги.
Второй укол в вену он сделал так же молча и сосредоточенно, как и первый, и Павел не решился спросить, что же теперь после этой процедуры изменится в его организме. Сможет ли он легче переносить радиацию, или раны его станут лучше заживать, или же нервные импульсы будут быстрей скакать по всяким там дендритам и аксонам.
Он решил, что выяснит это позже. Ведь в его распоряжении были книги и Сеть.
А вот продолговатую полосатую таблетку, что напоследок протянул ему доктор, Павел опознал сразу. Такие таблетки давали не только военным. Их целыми контейнерами доставляли в беднейшие страны Африки.
— Зачем мне это, док?
— Обычная процедура, — доктор положил таблетку Павлу на ладонь.
— Нас неплохо кормят.
— Выпейте, молодой человек. Вы обязаны.
— Хорошо. — Павел поднес таблетку ко рту, слизнул ее, подав голову вперед, проглотил. Полосатая капсула прошла не сразу, застряла в пересохшей гортани. Павел почувствовал, что на глазах выступили слезы. Он протянул руку, попытался сказать, что ему требуется вода, поперхнулся. И таблетка проскочила. Но неприятное колючее чувство в горле осталось.
— Теперь я смогу переваривать опилки? — откашлявшись, отхрипевшись, спросил Павел.
— Не сразу, — ответил доктор. — Где-нибудь через недельку. Когда микрофлора кишечника разовьется. Не забудьте: если вам когда-нибудь назначат антибиотики, обязательно повторите прием.
Павел кивнул.
Полезная штука — эти полосатые таблетки. Генетически измененная кишечная палочка, способная перерабатывать клетчатку в усваиваемые организмом вещества так же, как делают это простейшие жгутиковые в кишечнике термитов и мокриц.
— И не увлекайтесь опилками и бумагой, — чуть улыбнулся доктор. — Помните: организму нужны витамины, белки и еще много чего.
— Я не люблю отруби, — отшутился Павел и подумал, что есть еще в мире люди, которые только за счет отрубей и выживают.
Они поговорили о пустяках — Павел уходить не торопился, ведь занятия еще не кончились. А пожилой доктор, уже забыв о неудачной, обидной для него шутке, был рад общению с живым, неглупым, кажется, человеком. Он посоветовал обратить самое пристальное внимание на свои ощущения в ближайшие несколько дней. Сказал, что возможны повышение температуры, головокружение и тошнота. Успокоил, что это нормально. И тут же предупредил, что возможны неприятные и даже опасные сюрпризы: обмороки, слабость, временное ухудшение слуха и зрения, болезненные ощущения, зуд. Посоветовал ограничить физические нагрузки, пока организм будет перестраиваться.
Павел напомнил доктору, что завтра ему предстоит схватка на ринге. Доктор только покачал головой.
Они расстались почти друзьями.
А когда улыбающийся Павел вышел за дверь и его уверенные шаги заглохли где-то в самом конце длинного гулкого коридора, доктор, привстав, достал из шкафа еще одну пластиковую папку, положил ее перед собой, рядом с бумагами рядового Некко. Раскрыл, пролистал. Вздохнул, признавая, что чего-то недопонимает.
Состав крови двух новобранцев был идентичен.
Миоглобин, лизин — один к одному. Значительно выше нормы. Вдобавок к этому какие-то необычные антитоксины…
Значит, анализы верны. Такая ошибка не может повториться дважды.
Доктор хмурился, досадуя, что нет у него сейчас нормальной лаборатории, нет возможности заняться наукой, как когда-то.
А ведь все было! В свое время он вел целое научное направление, у него была своя школа и мировое имя, он получал премии, награды, участвовал в международных симпозиумах, конференциях. А что теперь? Кто он сейчас? Военный доктор! Бывший ученый, ставший ненужным, неугодным и сосланный в Сибирь делать уколы, назначать таблетки, учить молоденьких медсестер штопать рваные раны…
Вот они — перед ним. Два солдата, две загадки.
Материал для научного исследования.
Рядовой Некко.
И рядовой Курт.
Кроме странного состава крови, у них есть еще нечто общее.
Один год рождения.
А даты рождения отличаются только на три дня.
Кто же они?
3
Медицинский модуль располагался довольно далеко от прочих строений Форпоста, в тихом углу, где воздух был чище и свежее, где было больше солнца, куда не доносилось гудение дизелей, а рев идущих на посадку транспортов не глушил щебета птиц.
В казарму Павел пошел пешком, хотя мог бы воспользоваться скоростной кабиной подземки. Транспортная система Форпоста уже работала. Все удаленные районы Форпоста, его основные постройки были связаны системой туннелей, в которых скользили по монорельсам десятиместные вагончики, похожие на комфортабельные гробы.
Павел никуда не спешил. У него еще было время. Только после ужина он становился свободным человеком, и только тогда он мог покинуть казарменную часть Форпоста и отправиться в его жилой сегмент, в военный городок, где в номере гостиницы его ждали мама, сестра и любимая девушка.
Пока же торопиться незачем. Занятия закончатся через полчаса, впрочем, возможно, лейтенант Уотерхилл отпустит всех пораньше. Но в любом случае все вернутся в казарму, а уж там сержант Хэллер найдет занятие для каждого…
Помня наставления доктора, Павел прислушивался к своим ощущениям. Ничего особенного он не чувствовал, ну разве только ягодицы болели.
Жаль, что не расспросил доктора о последних уколах. Старичок словоохотлив, даже чересчур, возможно, и выболтал бы то, о чем не положено говорить.
Павел знал, что информация о биоактивации является служебной, не подлежащей разглашению. Конечно, особой тайны нет, что-то можно найти в Сети, о чем-то прочитать в книгах. Но хотелось бы получить достоверные сведения, а не мешанину реальных фактов, слухов, догадок и домыслов… Павел предполагал, что доктор, делавший ему уколы, не обычный военный костоправ, каких немало в гарнизонах. Возможно, старик этот из тех ученых, что оказались не у дел во время длительного противостояния с пришедшим из космоса врагом. Возможно, доктор этот многое мог рассказать…
Кончились зеленые насаждения. Придвинулись вплотную бетонные кубы складов. За ними уже виднелись казармы. В небо тянулась башня на посадочной площадке, щетинились острые иглы антенн. Сверкал стеклянный купол спортивного комплекса.
“Завтра бой!” — вспомнил Павел.
Вдруг биоактивация поможет справиться с противником?
Но доктор говорил, что первое время возможны слабость, вялость, тошнота.
Пока же никаких неприятных ощущений — лишь тупая боль в ягодицах…
Забетонированная дорожка сворачивала направо, уводя к корпусу офицерского профилактория. Казармы были впереди, и Павел решил срезать путь, не желая встречаться сейчас с кем-нибудь из командного состава и отвечать на вопросы, обязательные в подобных случаях.
Павел сошел с тропы и двинулся к складам напрямик через пустырь, поросший низким редким кустарником.
Было заметно, что люди здесь ходят нечасто. Павел словно оказался на маленьком кусочке заповедной нетронутой земли, той самой земли, что была здесь испокон веков, до того момента, как прибыли сюда военные строители и стали грохочущими экскаваторами сдирать тонкую почву, заливать обнаженную землю бетоном, вбивать в нее сваи, рыть котлованы, возводить стальные скелеты каркасов.
Просто удивительно, почему не пострадал этот участок. Скорее всего, по проекту здесь должен был разместиться небольшой парк. Но, торопясь сдать работу в срок, строители забыли засыпать плодородную почву, посадить деревья и вечнозеленую траву. А принимающая комиссия не раметила недоделку. Или посчитала это мелочью — зачем солдатам парк?
В пыльной жухлой траве стрекотали кузнечики; щелкая коричневыми брызгами разлетались у Павла из-под ног. Если смотреть в небо, если не обращать внимания на гул двигателей, на перестрелку, доносящуюся со стороны стрельбища, то может показаться, что нет здесь никакого Форпоста. Есть лишь жаркое солнце и покатые вершины далеких сопок. Шуршащая трава и цепляющие одежду кусты. Лето!..
Павел ударился обо что-то ногой, зашипел от боли в ушибленном пальце. Опустил глаза.
Из травы торчал ржавый коленчатый вал. Чуть подальше валялась разодранная покрышка. Громоздились изжеванные листы жести. Блестели острые бутылочные осколки. Растекся черной лужей давным-давно растаявший гудрон.
Неприметная удобная свалка в самом центре Форпоста. Если забредет сюда какая-нибудь комиссия, будет папе-командиру изрядная головомойка.
Он осмотрелся. Заметил какое-то движение возле самых складов, привстал на цыпочки, выглянув из-за кустов.
Там, спрятавшись за глухими стенами от всего мира, дрались два человека. Должно быть тренировались, спарринговали. Но почему не в зале? Почему здесь, на пустыре, за безлюдными складами, словно таясь ото всех?
Павел обогнул мешающие обзору заросли, подошел чуть ближе, всмотрелся внимательней.
Нет! Они не тренировались!
Павел замер, не смея поверить очевидному.
Один солдат безжалостно избивал другого!
— Эй, — нерешительно сказал Павел, не зная, как себя вести.
Его конечно же не услышали.
Один человек корчился на земле. Другой вяло топтал его ногами, словно хотел проучить, унизить, но не собирался уродовать, оставляя заметные следы избиения.
Павел наклонился, выворотил из земли ржавую арматурину. Выпрямившись, гневно крикнул во весь голос:
— Эй, там!
Избивающий остановился, оглянулся.
И Павел, разглядев знакомое лицо, задохнулся от неожиданно накатившей ярости, стиснул железный прут, шагнул вперед.
— Некко! — прохрипел он, сам путаясь своей лютой злобы. — Ты! Подлец!..
Здоровяк, кажется, испугался. Он попятился, взгляд его заметался. Сейчас он походил на гиену, которую лев отгоняет от законной добычи.
— Гаденыш! — Павел, занеся руку с тяжелой арматуриной, так и сыпал проклятиями и ругательствами. — Мерзавец!..
Ослепленный солнцем Некко не видел, кто там направляется к нему со стороны пустыря. Его застигли на месте преступления, и здоровяк растерялся. Тяжело дыша и озираясь, он отступал в тень. Потом он развернулся и бросился наутек.
Павел не стал за ним гнаться. Он остановился возле распростертого на земле человека. Присел на корточки, отложив металлический прут, спросил, с ненавистью глядя вслед бегущему Некко:
— Все в порядке?
— Да. — Человек не двигался, голос его дрожал.
— За что он тебя так? — Павел опустил глаза. Узнал лежащего бойца, но не смог вспомнить его имя.
— Это наше дело, — угрюмо сказал солдат и стал медленно подниматься: сначала сел, потом подтянул колени к животу, оперся о землю руками, подался вперед. Павел хотел было ему помочь, но боец оттолкнул протянутую руку. Пожав плечами, Павел сказал:
— Я буду свидетелем. Я все видел.
— Нет! Ничего ты не видел! Ничего не было!
— Да что тут происходит? Он что, запугал тебя? Солдат хмуро разглядывал Павла, дрожащей рукой утирая разбитый нос. Поинтересовался:
— Ты что, из молодых?
— Да, — признался Павел.
— Понятно… — Боец отвернулся, посмотрел в сторону казарм. Пригладил волосы, ладонями выколотил пыль из одежды, кончиками пальцев осторожно ощупал одутловатое лицо и сказал нехотя:
— Я сам его сюда привел. Хотел поговорить с ним по-мужски. Некко последнее время стал чересчур зазнаваться… И я хотел выбить из него эту дурь, поставить его на место… Но он оказался сильней… Черт возьми!.. — Боец стиснул зубы. Он был немолод, и ему было больно признавать, что какой-то здоровяк из молодых одержал над ним верх.
Павел отвернулся.
— И запомни, — добавил боец. — Грязное солдатское белье должно оставаться в казармах. Понимаешь, о чем я?
— Да, — сухо сказал Павел. — Догадываюсь.
— Надеюсь, мы поняли друг друга, — сказал боец. — Здесь ничего не произошло, а ты ничего не видел.
— Не видел, — согласился Павел.
— Вот и ладно… Кстати… Спасибо тебе.
— За что?
— Как за что? За то, что ты его спугнул.
Павел кивнул. Помолчал, глядя, как боец, запрокинув голову, пытается остановить идущую из ноздрей кровь. Сказал:
— Приходи завтра вечером в спорткомплекс.
— Зачем? — невнятно спросил солдат.
— Я буду бить Некко.
Боец хмыкнул. Пробормотал что-то неразборчивое.
— Не веришь? — спросил Павел. — Приходи — сам убедишься.
4
В семь часов вечера он был в гостинице.
Дверь в номер оказалась не заперта, Павел, постучавшись, вошел и едва не столкнулся с сестренкой, роющейся в стенном шкафу.
— Паша пришел! — радостно завопила Наташа, бросившись брату на шею. Он подхватил ее, приподнял, подбросил, поймал, поставил на пол.
— Паша! — Мама и Тина торопливо шагнули к нему из комнаты, словно боялись, что он сейчас исчезнет.
Они затараторили все вместе, спеша выговорить все накопленные за день переживания, впечатления. Павел, улыбаясь, замахал руками:
— Тише, тише!
— Надолго, сынок?
— До утра. Я должен быть на первом построении.
— А вам можно покидать казармы?
— Можно, если не оставлять территорию Форпоста и если командир знает, где меня искать.
— Хорошо как! У отца твоего не так было… Ты проходи, сынок, не стой в дверях. А то как не свой, прямо как будто в гостях…
Потом они дотемна пили горячий чай, любовались друг-другом и беседовали. И Павлу стало казаться, что он вернулся домой, в тот самый мир, с которым уже распрощался. Но Тинка, вдруг посерьезнев, стала расспрашивать о службе, об экстеррах, о его боевых товарищах, и мама, осекшись, разом осунувшись, вспомнила о том, как погиб отец и, всхлипнув, замолчала, а нахмурившаяся сестренка, опустив голову, принялась пальцем чертить на скатерти, обводя вышитые узоры.
— Все хорошо, — сказал Павел. — Я здесь, и у меня все хорошо.
— Ты здесь, сынок, — сказала мать, вытирая глаза. — Значит, и у нас все хорошо.
После они молчали. За окнами светили яркие фонари. Настенные часы показывали полночь.
— Мы пойдем, — просительно сказал Павел.
— Куда? — подняла на него глаза мама.
— Прогуляемся. С Тиной. На часик. И вернемся. Здесь неподалеку есть бар, посидим там.
— Поздно уже. Как-то боязно мне вас отпускать.
— Ну что ты, мама. Здесь безопасно. Никаких хулиганов, бандитов. Никаких бродячих зверей. Форпосты — самые спокойные места на планете.
— Да, конечно… — Она вздохнула. — Идите. Подышите воздухом.
— А вы ложитесь спать, не ждите нас. Утром поговорим, время еще будет.
На улицу вышли все вместе: спустились по лестнице, прошли мимо спящего вахтера, постояли на крыльце, глядя на звезды. Потом Павел и Тина ушли.
— Пошли-ка спать, Ната, — сказала мама, крепко прижав к себе дочку.
— Давай постоим еще минутку, ма.
И они стояли целый час, слушая доносящиеся из ночи странные звуки этого непривычного места, совсем не похожего на обычный город.
— Может так получиться, что завтра я прийти не смогу. — сказал Павел.
— Почему? — спросила Тина.
Простой вопрос, на который так непросто ответить.
— Дела, — ответил Павел.
— Что-то случилось?
— Нет, — сказал Павел. И подумал: “Пока еще ничего”.
— Не хочешь говорить?
Вместо ответа он крепко обнял ее, поцеловал в губы, она не ответила, отстранилась:
— Что случилось?
— Ничего. Честное слово, ничего не случилось.
— Пока еще ничего? — Тинка всегда читала его мысли, он привык к этому и уже не удивлялся, как когда-то.
— Не спрашивай, — сказал Павел. — Не надо. У меня все хорошо, просто я должен сделать одно дело. Завтра вечером… Если все пройдет удачно, я задержусь, но появлюсь. Если же нет — не переживайте. Со мной все хорошо. Просто дело повернулось… не той стороной…
— Это что-то опасное?
— Нет, — соврал Павел, понимая, что Тина чувствует его ложь. — Нисколько.
— Мы можем тебе помочь?
— Да… Чтобы я не волновался, просто ждите меня в номере…
Они стояли перед подсвеченным корпусом гостиницы. Черными прямоугольниками темнели стекла, и только на втором этаже светились два окна. Павел знал, чьи это окна. Там его ждали.
— Я приду, — сказал Павел. — Я обязательно приду.
— Обещаешь? — тихо спросила Тина.
— Да, — сказал он.
— Слово даешь?
— Даю слово.
— Что бы ни случилось?
— Что бы ни случилось.
— Ты вернешься?
— Я вернусь!
Он смотрел в ее встревоженные глаза и сам сейчас верил, что все у него будет хорошо.
— Нас ждут, — сказал он, глянув на светящиеся окна. Подумал мельком, как ему повезло, что есть на свете родные люди, которые будут ждать его всегда, что бы ни случилось. — Пойдем?
— Пошли, — сказала Тинка, вздохнула и крепко взяла его под руку.
