Глава 23

Кто не спрятался

26 день холодных вод, Риль Суардис

Рональд шер Бастерхази

Свеженького, голодного и отчаянно матерящегося лича они с Дюбрайном слегка подкормили воронами и посадили в кладовку, подумать над грехами его тяжкими. А сами отправились в сад наблюдать и корректировать романтический вечер его императорского высочества.

Пока они гуляли по кладбищу, его императорское высочество успело отправить Шуалейде цветы и записку с приглашением в сад, полюбоваться луной. В точности, как Роне и предсказывал.

– Даже скучно, – поморщился он, выслушивая краткий доклад Герашана о содержании записки и о постигшей ее незавидной участи: Шуалейда ее прочитала, бросила в камин, закрыла окно дополнительным щитом и села изучать научные труды. Видимо, для лучшего сна.

Ожидая принцессу под балконом, его императорское высочество потерял не меньше часа и изрядно разозлился.

– Нет чтобы воспользоваться моментом и помедитировать, – прокомментировал перекошенное лицо брата Дюбрайн, с удобством расположившийся бок о бок с Роне на ветке пятисотлетнего дуба. – Погода дивная, луна полная, чего ему не хватает?

Словно объясняя, чего именно не хватает кронпринцу, в башне Рассвета завыл голодный лич. В его вое так явственно слышался северный мат, что Роне даже забеспокоился: не опознали бы шера Кельмаха раньше времени. А то еще в самом деле сбегут из Суарда и испортят все веселье!

Шис. Кто бы мог подумать, что с полковником МБ может быть так весело!

Правда, весело было не всем. Шуалейда мирно читала труды ученых мужей, не подозревая, какой балаган пропускает – и слава Двуединым, вздумай она вмешаться, и Роне бы забеспокоился за сохранность королевского дворца. Императорское высочество караулило невесту у романтично подсвеченного розовым фонтана и репетировало обольстительные речи, лейтенант Диен караулил высочество – на почтительном расстоянии в две сотни локтей, голодный гоблинский шаман подкарауливал вожделенную добычу… Романтично подвывал голодный лич… А шера Лью шныряла вокруг башни Заката, притворяясь, что прогуливается по саду и не замечает развешенных кругом Очей Рахмана. Не зря Роне использовал весь запас, выданный Конвентом на год вперед. И план дворца, на котором Роне когда-то тренировки ради разметил оптимальные точки обзора, пригодился.

Наконец до императорского высочества дошло, что невеста сама не придет. Что сделало высочество первым делом? Спустило всех собак на лейтенанта Диена, который оказался ближе всех, за то, что записку не передали лично в руки. Как будто это помешало бы Шуалейде ее сжечь!

Голему было плевать на все, кроме обеспечения безопасности, о чем голем и сообщил высочеству. Поэтому высочество быстро заткнулось, приказало нести еще цветов, гнать музыкантов под балкон и начинать уже серенаду.

Роне с брезгливой жалостью смотрел, как высочество пыхтит, самостоятельно забрасывая цветы на балкон: голем помогать отказался. Да уж. До живых звездных фиалок этим несчастным привядшим розам было далеко. О том, насколько высочеству было далеко до самого Роне или Дайма, и вовсе говорить не стоило.

– Он что, вообще ничему не учился, твой братец? Довести цветы до такого состояния, это ж надо быть полным упырем.

– Это надо быть полным идиотом. Он же не контролирует собственные артефакты.

– Дери его… он что, пьет из всего, до чего дотянется?

Такая небрежность не укладывалась в голове. Пользоваться запрещенными артефактами типа «упырь» (тюремное заключение до двадцати лет) и «манок» (от пяти до пятнадцати лет) – укладывалось. Ничего другого от бездарщины, притворяющейся истинным шером, Роне и не ожидал. Блестящую обманку-ауру, сотворенную Саламандрой на основе другого запрещенного артефакта (пятнадцать лет тюрьмы за использование, тридцать за изготовление) надо чем-то поддерживать, и «упырь» подходит идеально. Но надевать сильный артефакт, который не можешь полностью контролировать, это же верх глупости! Впрочем, как и доверять Саламандре.

– Сдается мне, он поставил на брак с Шуалейдой слишком много, чтобы осторожничать, – пожал плечами Дайм, который тоже наверняка прикинул, на сколько лет тюрьмы потянет запрещенный арсенал кронпринца. – Любопытно, как он собирается избавиться от тебя, мой темный шер.

– С твоей помощью, разумеется. Мы ж с тобой – злейшие враги. А что тебе пообещали за эту авантюру, мой светлый шер?

– Брак с Ристаной, разрешение на наследников и право служить Люкресу и его детям до конца моих дней. Как видишь, я в полном восторге от монаршей щедрости.

О да. Восторг можно было ложкой черпать. Как и очередную порцию боли – которую Роне тут же забрал, так что Дайм едва ли успел ее почувствовать. Зато благодарно улыбнулся Роне.

За разговором они чуть не пропустили начало представления. Музыканты заиграли нечто сладкое и явно очень популярное в столице, Люкрес запел – против ожидания, вполне пристойно. Не оперный прим-тенор, но в целом ничего так. Почти не фальшиво. Но главное – за занавесками обозначился тонкий девичий силуэт. Несколько более соблазнительных очертаний, чем настоящая Шуалейда, но гоблину простительно. Он же тварь простая и прямая: что Люкресу нравится, то ему и показывает.

По окончании серенады из-за занавески высунулась рука в чем-то кружевном и поманила ухажера, а заодно мелькнули черные кудри, манящие округлости в декольте и лукаво блестящие очи.

Смотреть, как пыхтит и старается высочество, поднимаясь к балкону, без слез было невозможно. Да любой первогодок Магадемии взлетает на балкон к деве (или в окно общежития) на счет «раз», даже если он не воздушник. А этот, простите Двуединые, светлый шер? Даже аура-обманка слегка потускнела от невероятного напряжения сил.

– Он серьезно считает, что Шуалейда не заметит кряхтения? – задал Роне риторический вопрос.

Впрочем, Шуалейда в исполнении гоблинского шамана видела лишь прекрасного, желанного до капель слюны на полу светлого шера, который идет все ближе и ближе… Глаза морока лилово светились, и весь он буквально истекал соблазном. Чуть-чуть с гастрономическим привкусом, но вряд ли Люкрес заподозрит подвох прямо сейчас.

Не заподозрил. Под гитарные переборы и флейтовые вздохи ангажированных на весь вечер менестрелей он взлетел на балкон, отпустил «деве» за полупрозрачной занавеской комплимент, потянулся к ручке. Ручка тут же убралась, зато занавеска приглашающе распахнулась.

– Вот же тварь, – восхитился Дайм и тут же накинул на покои Шуалейды пелену молчания. Причем не «свою», а «авторства Саламандры». Не увидел бы Роне этого собственными глазами, ни за что б не поверил. – Ставлю динг, что без посторонней помощи Люкрес от Тюфа не удерет.

– У меня лишних дингов нет, – фыркнул Роне и активировал спрятанное в покоях Око Рахмана. На этот раз контрафактное, не состоящее на учете в Конвенте и МБ.

– Жлоб, – отозвался светлый шер, подмигнул Роне, взял его за руку – и переместился на балкон, одновременно укрепляя их общую пелену невидимости.

Они переместились вместе, легко и мягко. Каких-то две сотни локтей по прямой, сущий пустяк. Конечно, если ты не бездарное недоразумение вроде Люкреса. И успели вовремя. Люкрес был настроен решительно, но «Шуалейда» – еще решительнее. Сверкая голодными мертвенно-синими глазищами и не дослушав витиеватый комплимент, «дева» смело повалила своего кавалера на ковер и впилась ему в губы страстным поцелуем.

Ошалелый кавалер даже не сразу понял, что происходит, и почему вместо юного девичьего тела и нежных губ он чувствует острые кости и еще более острые зубы. А гоблин тем временем не терял времени даром. Целую секунду, а то и полторы он нагло жрал добычу: кровь вместе с даром и жизненной силой. Роне даже приготовился его одернуть, не хватало еще угробить кронпринца и потом иметь дело с гневом императора и лейтенантом Диеном. Пожалуй, лейтенанта Диена он опасался больше императорского гнева, ибо император далеко, а натасканный на шеров голем – вот он, под окошком торчит, серенады слушает. Но не пришлось.

Люкрес активировал один из своих амулетов, и сердито шипящее умертвие отбросило на пару локтей.

И тут Люкрес наконец увидел, что именно целовал, и заорал. О добрые боги, как он орал! Такой паники, смешанной с недоумением обиженного дитяти, Роне давно не пробовал! Гоблинский шаман тоже. Он радостно распахнул пасть и тоже заорал, копируя Люкреса – и забирая себе весь поток вкуснейших эмоций вместе с остатками силы. Вот же тварь жадная! Ни капельки не упустил! Роне и не знал, что Тюф так может.

– Какой экземпляр, – снова восхитился Дюбрайн, с научным интересом разглядывая орущего кронпринца и на глазах обрастающего плотью гоблинского шамана.

– Придурок, что он орет? Бежать надо, – лениво прокомментировал Роне.

– До него не дошло, что его никто не слышит.

– Кстати да, где там наша спасительница? Пора бы.

– Пора, – согласился Дайм.

Они синхронно отошли к дальней стеночке, и только тогда Дайм ослабил пелену молчания. Двойной ор тут же резанул по ушам. А через три секунды в комнату через окно влетела шера Лью во всем блеске и великолепии защитных и атакующих заклинаний.

Появившегося следом за ней лейтенанта Диена на ее фоне никто бы и не заметил. Впрочем, он и сам не спешил вмешиваться. Ему хватило одного взгляда на панически орущего Люкреса, жрущее умертвие и защищающую патрона шеру Лью, чтобы остановиться перед окном и скрестить руки на груди. Роне даже ощутил к нему нечто вроде уважения и симпатии.

А тем временем гоблин и Саламандра…

О, это была битва гигантов! Один гигант кидался боевыми заклинаниями и ловчими сетями, а другой это все жрал. Вот так просто ловил и жрал! И Саламандра поняла это далеко не сразу, потому что гоблин при этом корчился, прыгал, метался и всячески показывал, как ему больно и страшно, но он никак, ну просто никак не может сбежать от ужасной огненной шеры!

До нее дошло, что здесь что-то не так, только когда бедняга Люкрес вконец охрип, заткнулся и начал отползать к окну, а она сама потратила почти весь резерв. Совершенно впустую! И как-то слишком быстро.

– Кажется, нам пора, – еле слышно шепнул Дайм.

Роне согласился. Быть рядом, когда Саламандра поймет, что ее одурачили, а гоблин откусит последний самый жирный кусок и слиняет, им явно не стоит. А то еще кто-нибудь додумается поискать тут кого-то кроме гоблина и, упаси Двуединые, найдет.

– Ах ты, тварь!

– Ай-ай-ай-ай!

– Диен, что ты стоишь как пень! Держи его!..

– Уй-уй-уй!

– Безопасности его высочества ничего не…

Они переместились обратно на ветку дуба, не досмотрев трагикомедию. Впрочем, им и так хватило, чтобы едва не свалиться с этой самой ветки от хохота. Особенно крепко пришлось держаться друг за друга, когда все трое «победителей» покидали ловушку все через тот же балкон. Под нежные звуки серенады, кстати.

Нежные звуки серенады оборвались, лишь когда Люкрес швырнул в музыкантов горшком с геранью, украшающим перила балкона. Он был бледен, перепуган до икоты и ненавидел всех вокруг. Его фальшивая аура мигала и шла плесневело-зелеными пятнами, из прокушенной губы сочилась кровь, шелковый белый сюртук был подран в клочья и замаран какой-то дрянью.

Саламандра ненавидела всех вокруг еще сильнее, чем Люкрес. Потому что ей досталось куда больше. Ее настоящая аура побледнела и съежилась, сама она выглядела морщинистой каргой – седой, горбатой и хромой. Причем сама этого еще не осознала, и потому очень удивлялась отвращению, написанному на принцевой физиономии.

Один лейтенант Диен был свеж, подтянут и невозмутим, несмотря на то что оба, Люкрес и Саламандра, напустились на него с двух сторон.

– …как ты посмел? Не защитить! Не вмешаться!..

– Жизни вашего императорского высочества опасность не угрожала, – раз, наверное, десять повторил голем, пока Люкрес и Саламандра не плюнули и не принялись опять орать друг на друга.

– Я буду пересматривать этот кристалл долгими зимними вечерами, – мечтательно протянул Роне. – И детям завещаю.

– Не спеши кричать «браво», мой темный шер, – не менее мечтательно отозвался Дайм. – У этой оперы будет второй акт. Под названием «Страшный вой в шкафу, или Кто не спрятался, мы не виноваты».

Роне лишь хмыкнул. Лич, некогда бывший светлым шером Кельмахом, наверняка уже соскучился и проголодался. А Роне всегда было интересно, учат ли на Огненном факультете упокаивать личей? И особенно – модифицированных и усиленных по методе Паука личей, которым дали понюхать крови светлой шеры.