Уэсли казался точно таким же, как прежде.
Он думал, что стать Сосудом для магии Мастеров означает получить возможность стрелять льдом из глаз и убивать кого-то одним щелчком пальцев.
Увы, это оказалось не так.
Вместо этого он почувствовал себя… заряженным. Не иным, но усиленным. Как будто всю жизнь жил с половинной энергией, а теперь наконец получил недостающую часть. Юноша ощущал себя так, словно впервые пробудился.
Что бы ни жило внутри Уэсли, оно было создано для магии.
Всего через день он понял, как призывать удачу – не очень сильную, но достаточную, чтобы выигрывать в карты у Тавии, – и создал талисман невидимости. Этот талисман заставил его шрамы исчезнуть на целый час.
Юноша не стал насылать на мир бедствия, как все явно ожидали от него. Он собирался использовать свою новую силу, чтобы исправить ужасную ошибку, как только они доберутся до Главы.
Если бы только это было так легко!
Уэсли позволил теплому ветерку овеять шею и затылок.
Он лежал, болтая ногами, на крыше поезда. Состав стоял на реке Сирте в ожидании отправления. Вместо рельсов путями ему служила извилистая полоса воды.
Уэсли по-прежнему предпочел бы корабль – наподобие того, о которых он читал в книгах. Парень вообразил, как поднимает черный парус на старом пиратском судне – однако в действительности все оказалось совсем по-другому.
У них был грузовой поезд для коммерческих перевозок. На нем не нашлось ни паруса, ни пушек. Поскольку все автоматически управлялось магией, не было ни руля, ни кресла машиниста. Уэсли мог просто стоять в стороне и притворяться, будто что-то знает о навигации.
Сплошная механика и магия – все это вызывало у юноши некоторое разочарование. Это транспортное средство совершенно не подходило для войны.
И все же это было лучше, чем добираться на остров Главы вплавь. Билетные кассы вокзала были закрыты – Уэсли и Тавия при помощи нескольких связывающих амулетов удерживали кассиров в дальнем помещении. До прибытия пассажирского поезда оставалось еще изрядно времени, так что вряд ли кто-то вмешается в их затею.
Уэсли выдохнул.
Они ждали полчаса, пока Карам попрощается с матерью и друзьями. Уэсли считал, что это слишком долго, учитывая, что Арджун пытался убить ее. Пусть даже причиной тому стало зелье – по мнению Уэсли, это не обеспечивало приятного прощания.
Смотрящий выпрямился и раскинул руки, чувствуя, как от нетерпения у него буквально сводит все мышцы. Затем неспешной походкой двинулся по крыше поезда.
Фокусники в задних вагонах смеялись и перебрасывались мешочками с магией, дымя сигаретами. Время от времени они поглядывали на пассажиров передних вагонов – опытных смертоносных преступников. Те молча ждали, почти не моргая; вертели в руках ножи или со зловещими ухмылками поглаживали кукол вуду.
И еще Фальк – он держался в стороне от остальных, почти незаметно, и нашептывал что-то дельгу, которого держал на сгибе руки. Все в нем раздражало Уэсли. Быть стукачом – это одно дело. Однако вообще не иметь верности – совсем другое. За человеком, которого можно подкупить такой незначительной суммой денег, следовало присматривать внимательно.
– Я отдам тебе огненный талисман за заклинание, которое препятствует кому-либо быть идиотом, – сказала Тавия. Уэсли повернулся и увидел: она карабкается по лесенке на крышу поезда. Когда он сел, девушка устроилась рядом. Волосы коснулись ее подбородка. Тавия качнула висящими на поясе кошельками с заклинаниями.
– Ты только скажи, какой тебе отдать, – сказала она.
– Другие фокусники тебе совсем надоели? – поинтересовался Уэсли.
– Они без конца задают вопросы и бегают за мной, словно щенки. Как будто в твое отсутствие им кажется, что я должна знать все ответы.
– Ты моя лучшая фокусница, – пояснил Уэсли. – Они смотрят на тебя снизу вверх. Это комплимент, так что попробуй хотя бы притвориться, будто ты не ненавидишь их.
– Да, да. – Тавия достала один из своих ножей и воткнула его в крышу между ними. – Но если я скину с поезда одного-двух, как только мы тронемся, это же не сильно уменьшит наши шансы победить Главу?
Уэсли улыбнулся, хотя знал: Тавия говорит не всерьез. У нее было обыкновение сначала сулить всем ужасные кары, а потом становиться жуткой моралисткой.
– Потерпи, – посоветовал он. – Когда мы свергнем Эшвуда и вернемся в спасенный Крейдже, тебе больше никогда не придется разговаривать с кем-либо из них.
– Вот только когда мы победим человека, владеющего моим жизненным долгом, это все потеряет смысл, – отозвалась Тавия. – Когда все закончится, я распрощаюсь с Крейдже и уеду куда-нибудь далеко, очень далеко.
В голосе девушки прозвучала нотка грусти. Она заставила Уэсли на некоторое время замолчать. Обычно разговоры об отъезде приводили Тавию в приподнятое настроение. Менее всего – не считая жизненного долга – она желала быть связанной отношениями с кем бы то ни было. Уэсли понял, что каким-то образом стал для нее якорем, хотя и не понимал, когда это могло случиться.
– Являлся ли Крейдже когда-либо домом для тебя? – спросил он, не успев как следует обдумать свои слова. – Или ты всегда грезила об отъезде?
Тавия покусала нижнюю губу. Девушка делала так всегда, когда долго и напряженно размышляла над чем-нибудь, словно боль от укуса, ритмично возникавшая и исчезавшая, могла подсказать ей ответ. Так Уэсли постоянно трогал шрамы, испещрявшие половину тела, будучи уверен: отголосок прошлой боли заставит его сосредоточиться на настоящем.
– Не знаю, – ответила Тавия искренне и почти угрюмо.
– Не знаешь?
Тавия произнесла, пожав плечами:
– У грез есть кое-что общее со снами – они приходят по ночам.
– А потом исчезают, – дополнил Уэсли. Тавия бросила на него странный взгляд.
– Моя мама всегда говорила, что следует прислушиваться к тем, которые остаются с тобой и требуют, чтобы ты за ними последовала.
– Звучит как-то банально.
– Предполагалось, что это вроде как утешает. Так и поступают родители, Уэсли. Они придумывают красивые слова и истории, чтобы нам самим не пришлось додумываться или выискивать где-то еще. В какой-то момент ты начинаешь верить этим словам, тебе становится лучше.
Уэсли поерзал и отвернулся.
Он был рад, что у Тавии остались подобные воспоминания. Банальности и притчи, которые утешали ее, когда мир вокруг становился слишком мрачным. Юноша был рад, что она запомнила добрый материнский голос и даже сейчас старалась держаться за эти воспоминания.
Но Уэсли никогда не мог сделать то же самое. Единственная мудрость, которой научил его отец: никогда не создавай себе больше одного врага разом. Иначе тебе придется повернуться к кому-то из них спиной, присматривая за остальными.
По правде говоря, Уэсли почти не помнил своего отца – прежняя жизнь казалась ему настолько чужой, что парень не озаботился сохранить из нее хоть что-то. Однако подобные предупреждения ему запомнились. Если что-то и любил его отец – а Уэсли он не любил точно, – так это изрекать предостережения.
Уэсли попытался стряхнуть с себя это ощущение, но Тавия не сводила с него взгляда. Под этим взглядом странное чувство усиливалось, доходя едва ли не до тоски. Фокусница сидела рядом и целеустремленно молчала – как будто задала ему вопрос и знала, что парень не ответит, но на всякий случай хотела оставаться здесь.
Уэсли вытащил из крыши нож Тавии и со вздохом протянул обратно ей.
– Воло и не подозревает, что его ждет, – изрек он.
– А почему ты думаешь, что я отправлюсь туда после отъезда из Крейдже?
– Это все, о чем ты говорила, когда мы были детьми.
Тавия задумчиво улыбнулась:
– Ты запомнил.
По правде говоря, Уэсли помнил все, что кто-либо когда-либо говорил ему. Однако особенно хорошо смотрящий помнил все, что касалось Тавии. Если кого-то впускаешь в душу, выдворить его оттуда уже никак не получится.
Он знал, что должен оставить это в прошлом. Только вот Уэсли уже избавился от своего прежнего «я» до такой степени, что хотел сохранить хотя бы это. Когда Тавия покинет Крейдже, все будет кончено. Уэсли больше никогда ее не увидит. Рано или поздно они забудут друг друга – девушка, вероятно, раньше, а он позже.
Уэсли станет Главой, а Тавия – странницей. Быть может – так же, как это случилось с его родными, – в один прекрасный день они встретятся на улице и пройдут мимо, не узнав друг друга.
Уэсли понимал: им не суждено стать чем-то большим, нежели временные союзники, которые остаются рядом лишь до тех пор, пока судьба не даст Тавии возможность отправиться куда-то еще.
Но сейчас Уэсли хотел помнить все – до тех пор, пока может.
– Ты когда-нибудь вспоминала о том, как несколько лет назад мы удирали от миростражников? – спросил он. – Мы тогда еще оказались заперты в том тупике у моста.
Тавия фыркнула:
– И у нас не было ни одного ножа. Не оказалось даже защитной магии или чего-то, способного заставить их потерять нас из виду хотя бы на минуту.
– Ничего, кроме дешевого талисмана преобразования.
– Во имя Сонма Богов! – Глаза Тавии вновь заискрились озорством. – Мы применили его для того, чтобы пройти через ближайшую стену.
– И прямо в бордель, – дополнил Уэсли. Тавия широко ухмыльнулась.
– Должно быть, выражение наших лиц было неописуемое. – Она едва удерживалась от смеха. – Я никогда не видела так много голых людей.
– Предпочитаю думать, что мы неплохо справились с этим потрясением, – сказал Уэсли. – И кроме того, это лучше, чем угодить в тюрьму. Прежний смотрящий избил бы нас в кровь, если бы мы попались миростражникам.
– Особенно если бы это случилось потому, что у нас по нашей же глупости закончилась магия, – согласилась Тавия. – Полагаю, тебе больше нет нужды тревожиться об этом. – Она посмотрела на Уэсли, все еще улыбаясь. – Теперь у тебя есть сила Мастеров. Ты чувствуешь себя как-то иначе?
Уэсли поднял голову, чтобы девушка могла как следует рассмотреть его.
– Разве я выгляжу как-то по-другому?
– Не заставляй меня говорить о твоем внешнем виде.
– Полагаю, я достаточно красив, чтобы лишить тебя дара речи, – хмыкнул он. Тавия состроила гримасу.
– Ты определенно несешь в себе силы Мастеров. Твое самодовольство распухло как на дрожжах. Честное слово, это многое объясняет относительно Саксони.
– Ты будешь скучать по этому, когда переберешься в Воло, – сказал Уэсли. – Так же, как начнешь тосковать по такому количеству магии. Наверняка там фокусникам не дают развернуться.
– Придется освоить другую профессию. – Тавия прикусила губу, как будто напряженно размышляла над возможными вариантами профессий. Никто из них никогда не занимался ничем, кроме магии. – Может быть, я займусь чем-то, из-за чего меня не будут пытаться убить пять дней в неделю.
– Звучит скучно.
– Мне всегда нравилась обыденность.
Уэсли пожал плечами:
– Именно об этом я и говорю. В любом случае у тебя появится больше свободного времени, если тебе не придется залечивать раны от драк.
– Это не очень-то много значит при наличии старых шрамов.
– Шрамы изглаживаются, – возразил Уэсли. Улыбка Тавии дрогнула.
– Не все.
Хотя Уэсли знал, что девушка говорит не только о телесных шрамах, он не смог удержаться от взгляда на ее руку. И правда, на тыльной стороне кисти Тавии белели старые отметины от ножа. Некоторые тянулись до самого запястья, скрещиваясь между собой.
В горле у Уэсли встал комок.
Он вспомнил те ночи, когда они вместе занимались ремеслом фокусников, торгуя амулетами и бодрствуя до самого утра. Ребята сочетали технику с магией и создавали что-то из ничего, словно были Мастерами. Потом юноша вспомнил те времена, когда его не было рядом с нею – Уэсли был слишком занят тем, что карабкался вверх по иерархической лестнице и завоевывал доверие смотрящего. Он гадал, скольких шрамов Тавия могла не получить, если бы друг оставался рядом с нею на улицах.
Тавии не нужно было ничего говорить – Уэсли знал и сам. Она стала его лучшей фокусницей не потому, что девушку легко напугать. Однако если бы юноша остался с ней – может быть, Тавия и передумала бы уезжать из Крейдже. Это эгоистичная мысль, но Уэсли всегда был эгоистом, когда дело касалось Тавии.
Вот почему он считал себя мерзавцем.
Не потому, что развивал в Крейдже торговлю черной магией. Не из-за всего того, что сотворил, обагрив кровью руки, а из-за Тавии. Уэсли заботился о ней и позволял девушке заботиться о нем в ответ. Это в большей степени делало Уэсли отпетым мерзавцем.
Он положил ладонь на руку Тавии, скрывая порезы и царапины, как будто это что-то могло исправить.
Кто-то из них всегда уходил прочь.
– Для смотрящего Крейдже ты не так уж и страшен, – произнес чей-то голос. Рука Тавии скользнула в карман. Желудок Уэсли сжался. Он перегнулся через край крыши, чтобы увидеть лицо новоприбывшего.
Арджун казался напыщенным идиотом в куда большей степени, чем когда-либо выглядел Уэсли – от четырехклинкового меча в ножнах до ухмылки на лице. Позади него, улыбаясь, стояла Карам и как минимум пара десятков гранкийских Мастеров.
– Полагаю, твоя репутация – просто пустая болтовня, так? – продолжил Арджун, глядя на Уэсли снизу вверх. Тот спрыгнул на берег, приземлившись с кошачьей грациозностью.
– Вот так проживешь всю жизнь, не видя ни одного Мастера. И вдруг у твоих ног появляется целая толпа, – произнес Уэсли. Тавия спрыгнула и встала рядом с ним, поправляя капюшон.
– Обычно так действует зараза, – хмыкнула она.
– Не хватало нам только эпидемии, – возразил Арджун. Уэсли напрягся. Ему уже слегка надоело, что люди сравнивают его работу с болезнью.
– Все, кроме дуайенны Шульце, ведут дела с подпольными торговцами, – сказал он. – Даже твои святые-пресвятые гранкийцы. Я не какой-то придуманный демон, который отхватил себе уголок на магическом рынке.
– Я не обсуждаю нравственность с убийцей, – заявил Арджун.
– Значит, это лишь пустословие.
Арджун фыркнул:
– Ты искусный мошенник.
– Но тем не менее искусный.
– Ты зарабатываешь на чужом горбу, – не сдавался Арджун. Уэсли улыбнулся.
– Предпочитаю все-таки убивать. Что ты вообще здесь делаешь?
Арджун буквально выпятил грудь и объявил:
– Мы едем с вами.
Уэсли попытался сохранить невозмутимое выражение лица.
– Мне казалось, что ваша Госпожа не намерена оказывать нам какую-либо помощь. Особенно после того, как Лой сделал из тебя безумца, жаждущего крови одной из моих людей.
Арджун откашлялся. Вид у него был такой, словно юноша пытается скрыть, насколько ему не по себе от такой мысли: Карам – одна из людей Уэсли. Однако это заместителю Госпожи удавалось чрезвычайно плохо.
– Асиз мудра. Ее решение остаться в убежище вполне понятно, – сказал Арджун. – Но среди нас есть несогласные с тем, что это единственно возможный путь.
Весьма дипломатичный способ сказать, что парень не намерен слушаться приказов.
– Так она просто позволила тебе ехать с нами? – спросил Уэсли. – И взять с собой половину ее Рода?
– Мы сами приняли собственное решение, – ответил Арджун. – Мы не допустим, чтобы еще больше Мастеров стали жертвами Глав и их темной магии.
– Поэтому ты вместе со своими приятелями-бунтовщиками удрал, чтобы явиться к большому и злому смотрящему. – Уэсли почти впечатлился. – Полагаю, твоя измена мне только на руку.
Арджун зарычал. Последняя фраза ему явно пришлась не по душе.
– Наше согласие сражаться в этой войне не означает, что мы примкнули к тебе. Мы здесь потому, что наш народ в опасности. Едва мы поможем освободить всех Мастеров, которых захватил ваш Глава, мы оставим тебя на произвол судьбы.
Уэсли ухмыльнулся. За пару минут он сумел расколоть Арджуна.
Праведный до упрямства, верный до глупости – потому что слепая верность всегда глупа – и несущий тяжесть, к которой его плечи были слишком непривычны.
– И может быть, не только мы, – продолжил Арджун. – Возможно, все твои драгоценные фокусники покинут тебя. В отсутствие настоящей угрозы, которую являет собой Эшвуд, у них не будет необходимости оставаться с тобой.
Он оглянулся на Тавию. У Уэсли что-то дрогнуло внутри.
– Преступники не отличаются верностью, – заключил Арджун.
Уэсли не обманывал себя и не считал, будто наделен многими добродетелями, но никогда не сомневался в своем большом запасе терпения. Однако этот запас только что иссяк.
– Когда Эшвуда не станет, я сделаюсь новым Главой, – сказал Уэсли. – И кто сказал, что я просто не заберу себе все, что останется после него? Мастеров и все прочее.
Рука Арджуна взметнулась с неожиданной стремительностью.
Белая вспышка понеслась к Уэсли. Тот мгновенно понял: это молния. Смотрящий дернул плечом. Разряд вонзился в воду. Уэсли сделал мысленную пометку: если он тоже наделен силой Мастера Духа, то должен научиться этому приему.
Арджун выхватил меч. Уэсли вскинул руку, сжав ее в кулак. Его новообретенная магия повлекла Арджуна к нему. Мастер застыл в нескольких дюймах от Уэсли, сопротивляясь удерживавшей его мощи. Смотрящий протянул вторую руку. Магия перенесла нож Тавии из ее кармана в его ладонь. Уэсли прижал клинок к горлу Арджуна.
– Пусти его! – воскликнула Саксони, выскакивая из вагона. Карам уже была рядом с ней. Уэсли видел, что рука девушки находится в опасной близости от ее собственного ножа.
– Он второй после Госпожи в своем Роду, – напомнила Карам. – И этот Род здесь.
Краем глаза Уэсли видел, что это действительно так: гранкийцы собирались вокруг него. Люди ворчали, не сводя глаз с Уэсли. И юноша чувствовал, как их магия обжигает его. Только вот его фокусники тоже были здесь – а уж они-то всегда готовы к бою.
– Я отпущу его, как только мы придем к пониманию.
– Ты сделаешь это сейчас, – возразил Арджун.
Уэсли склонил голову набок, любуясь тем, как меняется высокомерное выражение на лице Арджуна, словно произведением искусства.
– Уэсли… – Тавия стояла рядом. В ее голосе звучало предостережение. – Не делай того, что может лишить нас огромного преимущества, которое мы только что получили.
Уэсли отвел глаза от Арджуна, чтобы взглянуть на нее. Однако это оказался глупый шаг. Мгновенная невнимательность ослабила магию смотрящего. Арджун воспользовался этой возможностью, чтобы мотнуть головой вперед и неуклюже ударить Уэсли лбом по губам. Уэсли ощутил во рту привкус крови и ухватил Арджуна за воротник.
– А теперь-то я могу убить его?
Но Арджун уже размахнулся, чтобы нанести удар кулаком в челюсть Уэсли. Тот вздрогнул и с силой впечатал локоть в нос Арджуну. Мастер отшатнулся, моргая от внезапного головокружения, и рухнул на песок. Пусть он и был Мастером, но смотрящим он не являлся.
Помотав головой, Арджун попытался приподняться.
«Проклятье, а он не из слабаков», – подумал Уэсли и пнул Арджуна по рукам, на которые тот опирался.
– Довольно, – сказала Карам, опускаясь на колени рядом с Арджуном. Тавия встала перед Уэсли, прежде чем смотрящий успел нанести новый удар.
– Хватит идиотничать! – прошипела она.
Ее ладонь уперлась в грудь Уэсли. Он задумался: чувствует ли девушка, как бьется его сердце? И бьется ли оно еще.
– Если не начнешь вести себя по-умному, то развяжешь войну совсем не с теми людьми – и это даже до того, как мы доберемся до Эшвуда, – продолжила Тавия. – Арджун теперь на нашей стороне.
Уэсли пожал плечами:
– Вообще-то начал он. Это была честная драка.
Во имя Сонма Богов, как же по-детски это прозвучало!
Саксони бросила на него сердитый взгляд.
– Ты никогда в жизни не дрался честно. Все, что ты делал – это забирал то, что тебе не принадлежит.
Уэсли сжал зубы.
А Саксони только и делала, что обращалась к нему так, словно смотрящий грязь, которую Мастерица соскребла с подошвы своего башмака. За что? Он же был ей союзником. Им всем.
– Ты полагаешь, что раз мы уже не в Крейдже, то и порядок соблюдать не нужно, – произнес Уэсли достаточно громко, чтобы это услышали все – и Мастер, и фокусники. – Но мой запас доброй воли ограничен. Происходящее почти истощило его. Если кто-то еще хоть раз посмеет пойти против меня – с оружием, магией или просто косыми взглядами, – то я сделаю все, чтобы оправдать свою репутацию. Ясно?
Гранкийцы оскорбленно фыркнули, но ничего не сказали. Даже Саксони – у нее дрожали губы, когда девушка сдерживала заклинание или проклятие, которое хотела метнуть в него.
Уэсли выждал несколько секунд, проверяя, не сделает ли она этого. Однако Саксони продолжала хранить молчание. Глаза ее пылали. Она нуждалась в нем для того, чтобы добраться до Главы. Уэсли знал это. Если кто-то из них намеревается получить желаемое, они должны работать вместе.
Они должны быть командой.
– Я рад, что мы поняли друг друга, – сказал он наконец. Саксони покачала головой:
– Я никогда тебя не пойму.
Но Уэсли вполне способен это пережить.
Быть может, все остальные и участвовали в этом деле ради благородных целей. Однако целью Уэсли являлась империя. Сберечь созданную им империю и сделать из нее еще более великую. Быть может, его иногда и одолевала сентиментальность и желание по старой привычке защищать Тавию, но это ничего не меняло.
Возможно, они и намеревались спасти мир. Только вот ничто не могло спасти Уэсли от самого себя.
И теперь, когда юноша был наделен истинной магией, ничто не могло и остановить его.