Часть II

Гибель богов

Город встретил их гудками машин, деловой суетой вечно куда-то спешащего чиновного люда и приветливой зеленью весенних парков, на аллеях которых цвели магнолии, по-прежнему чинно гуляли пенсионеры и под неусыпным надзором важных чернокожих бон играли дети. Война здесь совершенно не чувствовалась. На Висконсин-авеню и М-стрит все так же сияли витринами дорогие магазины, шумели наполненные посетителями уличные кафе, а на ступенях Капитолия мирно ворковали стайки сизых голубей.

Несмотря на то что он возвратился туда, где жил до войны, Ланселот выглядел не радостным, а озабоченным.

– В чем дело, Ланс? – внимательно посмотрев на него, спросил Томпсон. – Впрочем, понимаю – я тоже чертовски соскучился по нормальной еде. Этот бодрящий напиток атлантов – вещь, безусловно, хорошая, но, честно говоря, я бы на нем долго не протянул. Мне известны здесь несколько ресторанчиков, там великолепно готовят, ммм… пальчики оближешь!

– Нет, мистер Томпсон. Дело не в этом. Я думаю, как мне поступить. Я ведь военнослужащий, офицер, и должен сразу заявить о своем прибытии начальству. Но что я ему сообщу? Что после нескольких месяцев отлучки меня забросила сюда из Антарктиды, куда я добрался на попутной вражеской подлодке, летающая тарелка?

– Да, и в Антарктиде, где все жители по десять футов ростом, вас еще приодели в прекрасный немецкий костюм, – слегка подтрунивая над ним, добавил Томпсон.

– Вот вы смеетесь, а мне не до смеха. Меня же точно сразу арестуют, ведь формально я дезертир.

– Друг мой, иногда самое лучшее – это сказать чистую правду. Весь вопрос в том, кому ее рассказать. Но не переживайте, я думаю, нам это дело удастся уладить.

– Каким образом?

– У меня еще остались кое-какие связи в правительстве, а главное, не забывайте, с какой целью мы сюда прибыли. Вы все доложите как есть, но только не своему непосредственному начальству, а прямо министру обороны, ну или, в крайнем случае, его заместителю.

– А они нам поверят?

– Видите ли в чем дело, Ланс, на самом деле наши военные уже давно собирают сведения о летающих тарелках и уверены в их существовании, хотя и не афишируют это свое знание, больше того, пытаются всех убедить, что ничего такого не существует. Если же мы предложим им установить контакт, причем не с марсианами или другими пришельцами из космоса, а с неизвестной, но все же земной и могущественной расой, то, будьте спокойны, они ухватятся за это обеими руками. Но только нам надо быть осторожными.

– Почему? Опасаетесь немецкой агентуры?

– И ее тоже. Но здесь есть и другие силы, которым не очень понравятся такие переговоры. Остерегайтесь людей с циркулем и угольником.

– На нас что, ополчились учителя геометрии?

– Нет, учителя тут ни при чем. Циркуль и угольник – главные масонские символы. Так же как и человеческий череп, который вы видели на перстне у Штокхаузена. И точно такой же, как я подозреваю, имеется у нашего приятеля Броссара, да и в американском правительстве у многих тоже.

– Даэрон толковал еще о каком-то тайном ордене – кажется, «Детях богов». Он еще подозревал в работе на него одного из нас.

– Точнее, Rex Deus – «короли-боги». Я давно подозреваю, что именно они и есть самая верхушка масонского братства, причем тайная, о существовании которой не догадываются большинство и самих масонов. Хотя это не мешает им в точности выполнять все приказания этих таинственных «королей».

– Получается, что «короли» в курсе существования внутриземного мира, если уж они засылают туда шпионов. Интересно, чем атланты им так насолили?

– Я точно не знаю, но, скорее всего, это какая-то очень древняя история. А сейчас «короли» были бы, наверное, не прочь обзавестись техникой и оружием подземных цивилизаций. И конкуренты им в этом деле не нужны. Теперь понимаете, откуда ветер дует?

– Да уж, прямо скажу, повеяло холодком. То есть нам, возможно, придется схлестнуться с мощной, хорошо законспирированной организацией, которая попытается оставить нас с носом?

– Ну, остаться с носом – это был бы еще не самый худший из вариантов. Как бы нам головы не лишиться! Насколько мне известно, эти сукины дети не гнушаются никакими средствами. Раньше они больше всего любили жечь людей на кострах, но также не забывали о кинжале и яде.

– А теперь?

– О, нынче у них есть средства пострашнее – биржевая паника, например, или финансовый кризис. Если в старину их жертвами были тысячи, то теперь – миллионы.

– То есть сейчас они – денежные тузы с Уолл-стрит?

– Да, или с Пятой авеню. Но и здесь, в Вашингтоне, их или, по крайней мере, их слуг тоже хватает. И я чувствую, скоро нам придется познакомиться с ними поближе.

– Вот теперь, мистер Томпсон, вы действительно напугали меня так, что жутко захотелось есть, – попытался пошутить Ланселот.

И оба джентльмена своими дальнейшими действиями убедительно доказали, что политика, в сущности, есть младшая сестра гастрономии. Немного отойдя от центра города, они нашли небольшой ресторанчик, где Ланселот отдал должное огромному телячьему стейку с кровью и картофельным чипсам, утопив свои сомнения в пинте холодного лагера.

Когда покончили с обедом, Томпсон предложил остановиться где-нибудь в центре, откуда рукой подать до всех главных правительственных учреждений. Выбор пал на «Уиллард Интерконтиненталь» – двенадцатиэтажный отель в самом центре Вашингтона, прямо на Пенсильвания-авеню, в пятистах ярдах от Белого дома. Отель впечатлял своим аристократизмом, напоминая с виду какой-нибудь старинный австрийский замок. И внутри обстановка была пафосной: красивый холл, полы и колонны из охристого мрамора, богатая роспись на потолках. Томпсон, демонстрируя широту души и глубину кошелька, снял люкс, состоящий из гостиной и двух спален, в котором было бы не стыдно принять и самого президента.

Подождав пока сопровождавший их менеджер, просто источавший любезность и щедро вознагражденный за свои труды целым квотером, удалится, Томпсон комфортно расположился в мягком кресле рядом со столиком из красного дерева с роскошным, инкрустированным бронзой и слоновой костью телефонным аппаратом, взял трубку и попросил телефонистку соединить его с кем-то по номеру, который отыскал в своей потрепанной, прошедшей огни и воды записной книжке.

– Хелло, Гарри! Это Перси Томпсон… Да, да, точно! Мы не виделись с тобой, кажется, целую вечность. Как поживаешь, старина? Неплохо? Рад слышать… Я? Да никуда не пропадал, просто кое-где путешествовал. Я слышал, ты теперь важная птица, возглавляешь целый специальный комитет? У меня к тебе есть одно важное дельце, кстати, как раз по твоему профилю. Не могли бы мы с моим компаньоном – он военный – где-нибудь с тобой встретиться и немного поболтать? Да, можешь мне поверить, оно того стоит, но только информация крайне секретная, так что вряд ли ее можно обсудить по телефону… Что?.. Ладно, попытаюсь уложиться… О’кей, значит, сегодня, ровно в пять.

Это мой старый знакомый, сенатор Гарри Трумэн, – объяснил Томпсон, обернувшись к Ланселоту. – Я когда-то давно, еще в начале двадцатых, помог ему встать на ноги, когда он, приехав с войны, надумал заняться бизнесом и, как водится, сразу обанкротился. Но сейчас он председатель сенатского комитета по расследованиям в области обороны, наводит порядок в производстве и поставках в армию новых вооружений. Это именно то, что нам нужно, ведь Гарри наверняка на короткой ноге со всеми военными и разведкой и в два счета может нас с ними свести. Да и сам он сейчас в Конгрессе в большом авторитете и, думаю, пойдет еще дальше. Конечно, говорят, что всякое доброе дело наказуемо, но все же я надеюсь на его помощь. Он очень занят, но сказал, что для нас пару минут выкроит. Так что в пять пополудни мы должны быть в Сенате.

– Сдается мне, – с сомнением покачал головой Ланс, – что за две минуты мало о чем можно переговорить.

– Ну, «пара минут» – это просто фигура речи. Не волнуйтесь, друг мой, как только он услышит о чудо-бомбе, то сразу найдет для нас не то что пару минут, а все сорок часов… Вообще-то, – добавил он задумчиво, – я не удивлюсь, если Гарри Эс Трумэн посвятит этому делу жизнь. И не обязательно свою…

Ровно в пять они были в северном крыле Капитолия, где располагался Сенат. У входа уже ждал молодой клерк, державший в руке лист бумаги с написанной на нем фамилией «Томпсон», который сопроводил их на третий этаж. Ланселот и раньше не раз бывал в этом здании, построенном в имперском стиле, но и сейчас, идя по его обширным залам и галереям, он не уставал удивляться, как точно величественная строгая архитектура и помпезное внутреннее убранство отражают дух великой державы.

Молодой человек, оказавшийся помощником сенатора, осторожно открыл перед пришедшими дверь в кабинет и также тихо растворился. Помещение, отведенное сенатору Трумэну, не поражало ни своими размерами, ни особенной роскошью. Большой стол красного дерева, кожаное кресло, два таких же дивана, несколько книжных шкафов да камин, отделанный белым мрамором, по сторонам которого стояли флаги США и штата Миссури – вот, пожалуй, и все. Ничего примечательного, если не считать стоявшую на столе на деревянной подставке табличку с начертанном на ней белыми буквами девизом, заимствованным из покера: «the buck stops here» – «фишка дальше не идет». Очевидно, этим хозяин кабинета хотел сказать, что окончательное решение всегда остается за ним. Сам он сидел за столом, сняв пиджак, и перед ним высились целые горы бумаг, из чего было сразу ясно, что работы у него невпроворот. Тем не менее, увидев гостей, он вышел из-за стола им навстречу, а улыбка, игравшая на его тонких губах, оказалась на редкость приветлива, взгляд же из-за стекол очков в тонкой оправе был внимательный, одновременно и серьезный, и чуточку насмешливый. На вид ему можно было дать лет шестьдесят, а довольно редкие, седые волосы лишь подчеркивали возраст. Однако в целом сенатор производил впечатление вполне энергичного и обаятельного человека. Поздоровавшись с обоими за руку, он сказал:

– По телефону ты, кажется, говорил, Перси, что твой спутник – военный, но что-то по его костюму я никак не могу разобрать род войск!

– Разрешите представиться, сэр, – Ланселот— лейтенант морской пехоты, – вытянулся он. – Просто моя форма пришла в негодность и пришлось срочно переодеться в штатское. Надеюсь, что временно, сэр.

– Вот теперь я вижу, что военный. На лице у вас, как я заметил, еще остался тропический загар. Прибыли с тихоокеанского театра?

– Не совсем так, – мягко вмешался Томпсон. – Собственно, об этом-то мы и хотели с тобой поговорить, Гарри. Дело касается национальной безопасности.

– Да? Тогда присядем. – И Трумэн жестом пригласил их располагаться на диване. – Я весь внимание.

– То, что я тебе сейчас сообщу, Гарри, как бы это сказать, – несколько выходит за пределы обычного, а откровенно говоря, даже далеко за них перехлестывает. Поэтому прошу пока поверить нам на слово, хотя это будет и нелегко. Впрочем, проверить это будет возможно уже в самое ближайшее время. Пожалуй, начну с главного: у немцев скоро может появиться новое оружие страшной силы, которое, если сейчас не принять мер, сразу переломит в их пользу ход войны.

– Что за оружие?

– Изготовленная из урана бомба огромной мощности.

– Большой мощности, говоришь? И что, она может уничтожить, к примеру, целый квартал?

– Не квартал, Гарри, а большой город, такой как Чикаго или Нью-Йорк, да еще сделать смертельным пребывание там на много лет вперед.

– Что-то я никогда не слышал о таком боеприпасе, хотя и сам артиллерист. А откуда у вас такая информация, вы что, эту бомбу видели?

– Честно говоря, мы видели и кое-что похуже, но угроза для Америки пока исходит именно от этой бомбы. Мы оба были на подводной лодке, которая везла для нее сырье.

– На чьей лодке?

– На японской, в качестве пленных. Если быть кратким, то седьмого декабря судно, на котором мы плыли, потопила в Тихом океане японская торпеда. Японцы нас подобрали, а потом мы оказались на другой большой субмарине, шедшей с грузом золота и урана на немецкую базу в Антарктиде.

– В Антарктиде?!

– Скажи-ка, Гарри, ты ведь наверняка знаешь о таинственных летающих блюдцах, за которыми наши военные наблюдают уже несколько лет.

– Вообще-то, это секретная информация, и я не могу об этом распространяться.

– И не надо. Я сам тебе расскажу. Так вот, эти блюдца вылетают именно оттуда, из района Антарктиды. И немцы уже успели завести дружбу с теми, кто на них летает. Это никакие не инопланетяне, а две очень древние расы, которые обитают внутри Земли, которая на самом деле пустотела, и где скрывается другой, неведомый людям мир. Я бы тоже никогда не поверил, но мы сами там были. И немцы, которые в этом подземном мире нашли пристанище, получают от его обитателей некоторые новые, невиданные у нас технологии. Боюсь, что одна из тамошних рас предоставила им сведения, необходимые для создания бомбы.

– Ну, предположим, что все это так. Только предположим! Как мы тогда сможем этому помешать?

– У этих двух древних рас тоже есть между собой трения. И одна из них, которая обеспокоена перспективой создания бомбы, готова вступить в контакт с нашим правительством. Мы уполномочены вести от ее имени предварительные переговоры.

– Что представляет собой эта, как ты говоришь, раса?

– Они похожи на нас, только намного выше ростом, живут очень долго и знают и умеют неизмеримо больше, чем мы. Я понимаю, то, что я сейчас рассказал, звучит весьма странно. Но есть простое средство это проверить. Я могу свести с ними лично полномочных представителей правительства.

– Как и когда?

– Да хоть завтра. Их судно приземлится прямо у вас на глазах. Конечно, не на лужайке перед Белым домом – это было бы немного преждевременно, – а где-нибудь в уединенном месте за городом.

Трумэн долго сидел молча, осмысливая услышанное и напряженно размышляя, как поступить. Наконец он сказал:

– Конечно, все это звучит совершенно невероятно. Но не настолько, чтобы я мог просто отмахнуться от вашего заявления. Я переговорю кое с кем из правительства и военных, и, если ваша посудина действительно прилетит в назначенное вами время, я думаю, разговор может состояться. Позвони мне завтра, Перси, ну, скажем, в час пополудни. И имей в виду, я ставлю на тебя всю свою политическую репутацию!

* * *

Как же хорошо было наконец проснуться в чистой мягкой постели, в своей стране, в привычной обстановке! Ланселот открыл глаза, но никак не мог заставить себя подняться и долго просто лежал в кровати, наслаждаясь блаженным чувством покоя и безмятежности. Он вспомнил события вчерашнего дня. Похоже, дело идет на лад, раз уж глава влиятельного сенатского комитета обещал им свое содействие. Так что о проблемах с восстановлением на военной службе, по-видимому, можно особо не беспокоиться. Другой вопрос, как он тогда сможет вернуться во Внутриземье, где он оставил Джейн? Тут он вообразил себя в роли некоего военного атташе, в которой будет выступать, прибыв в Асгард с американским посольством. А что? Было бы совсем неплохо снова оказаться в столице атлантов, но уже не в качестве жалкого беглеца, а представителя могучего государства!

К его удивлению, Томпсона на месте не оказалось, но на столе обнаружилась от него записка: «Дорогой друг, у меня с утра есть в городе кое-какие дела, так что завтракайте без меня. Вернусь к обеду». Ну что ж, иногда полезно быть предоставленным самому себе. Надев костюм, завязав галстук и водрузив на голову купленную вчера в магазине модную фетровую шляпу с широкими полями и тремя элегантными вмятинами на тулье, он посмотрел на себя в зеркало и остался полностью доволен тем, что там увидел. Посмотрев на лежавшие на столе часы, тоже приобретенные им вчера, он увидел, что уже десять. Спустившись в ресторан, он сел за свободный столик на открытой террасе. Тут же подошел официант в форменном белом кителе с золотыми пуговицами. Ланселот заказал традиционный американский завтрак: омлет с поджаренным беконом, панкейки с кленовым сиропом и кофе. После еды он попросил принести сигару и, наслаждаясь ее ароматом, долго сидел на террасе, рассеянно наблюдая за потоком людей и машин, ежедневно протекающим по широкому руслу Пенсильвания-авеню. Погода в Вашингтоне стояла прекрасная: легкий теплый ветерок лениво шевелил листву, солнечные лучи играли на изумрудной траве, а в весеннем воздухе разливался тонкий аромат цветущих магнолий.

Уличная толпа невероятно толерантна. Составляющие ее особи заняты исключительно собой и своими делами, не обращая ровно никакого внимания на тех, кто рядом. Так продолжается до того момента, пока мужской взгляд не задержится на малую долю секунды, дольше, чем обычно, на каком-нибудь примечательном женском личике, выделив его из общего потока. Женщины реагируют на такую задержку мгновенно, каким-то шестым чувством, даже если этот взгляд брошен сбоку или сзади. Они сразу же принимают вид неприступный и оскорбленный, если уставиться на них дерзнул явно недостойный предмет, немного растерянный и удивленный, когда не избалованы вниманием, невозмутимо-победительный – те, кто знает себе цену. Лишь изредка они одарят невольного соглядатая откровенным понимающим взором, заставляющим задуматься о половинках людских душ, навеки обреченных сновать друг мимо друга, чтобы не соединиться никогда. Но элегантная дама, неторопливо прогуливающаяся по панели напротив отеля, одетая в серый приталенный жакет и узкую юбку, с кокетливой шляпкой на голове, против обыкновения, никак не реагировала на заинтересованные взоры проходивших мимо нее мужчин. Однако Ланселот вдруг обостренно почувствовал, как его мимолетный взгляд, устремленный в ее сторону, заставил объект наблюдения неуловимо замедлить движение и как бы напряженно замереть на мысленном моментальном снимке, воспринимаемом лишь каким-то необъяснимым внутренним чутьем. Такая реакция была нетипична, и он списал ее на внезапную смену обстановки и свое разыгравшееся воображение. Докурив сигару, он подозвал официанта, расплатился и решил подняться к себе, вспомнив, что забыл там свои часы. Когда он шел к своему номеру, коридор был почти пуст, только горничная убирала в соседних номерах, а ее тележка с чистым бельем стояла неподалеку. Однако как только он открыл дверь, то по мимолетному шороху и скользнувшей внутри гостиной тени сразу понял, что там кто-то есть, причем этот кто-то явно не хотел быть обнаруженным. Поэтому Ланселот сильно и резко толкнул полуоткрытую дверь на тот случай, если за ней спрятался человек. Тяжелая створка с глухим звуком ударила во что-то мягкое, и тут же за нею раздался сдавленный крик. Из спальни выскочили двое, оба в форме военной полиции, и в тот же момент он почувствовал приставленное к его затылку холодное дуло пистолета. Из-за двери выбрался еще один, подняв голову и зажимая разбитый в кровь нос.

– Лейтенант Ланселот? – спросил один из военных со знаками различия капитана. – Военная полиция корпуса морской пехоты. Вы арестованы как дезертир. Прошу не оказывать сопротивления и следовать за нами.

С этими словами он подошел ближе и, приказав протянуть вперед руки, защелкнул на запястьях Ланселота наручники. Поняв, что объяснять что-нибудь сейчас бесполезно, Ланселот решил подождать, как развернутся дальше события, и лишь попросил капитана, чтобы тот позволил ему оставить на рецепции записку для Томпсона о том, что задержан, объяснив это тем, что его друг пригласит для него адвоката. Однако полицейский в этой просьбе отказал, что не могло его не насторожить, ибо право подозреваемого на помощь защитника в Штатах еще никогда и никем не отрицалось. Когда они вышли на улицу, его усадили в подкативший черный бьюик на заднее сиденье между двумя дюжими полицейскими и неожиданно натянули на голову черный мешок. Все это его весьма озадачивало, потому что начинало напоминать не столько арест, сколько похищение. Машина рванула с места и помчалась вперед. Ланселот, хорошо зная город, попытался угадать, куда они направляются. Сначала это явно была Пенсильвания-авеню, по которой можно проехать на северо-запад, затем, кажется, пересекли по мосту Рок-крик, из чего стало понятно, что его, скорее всего, везут в Джорджтаун. Наконец машина остановилась, Ланселота вытащили наружу и, не снимая с головы мешка, повели куда-то вверх по ступеням. Когда голову освободили, он увидел, что военных полицейских рядом уже нет, а он сидит на стуле посреди хорошо обставленной комнаты какого-то особняка, где кроме него находятся еще двое атлетического вида мужчин в штатском, но явно с военной выправкой и вооруженных, поскольку пиджак под мышкой у каждого топорщился от кобуры с пистолетом. Кажется, они были полностью уверены в себе, поскольку один из них вытащил из кармана ключ и разомкнул на нем наручники.

– Что все это значит? – разминая затекшие запястья, сказал он. – Кто вы, черт возьми, такие? И что вам от меня нужно?

Он машинально говорил это хранившим молчание охранникам, понимая, что ждать от них какого-нибудь ответа бессмысленно. Между тем мозг с бешеной быстротой прорабатывал различные варианты: «Эти парни явно не из военной полиции. Кто они? Контрразведка? Но зачем им было меня похищать, если я сам вчера пришел в Сенат и все рассказал? Что-то не похоже на их стиль работы. С другой стороны, военная полиция вроде бы была настоящая. Как это друг с другом совместить? Стоп! Томпсон ведь предупреждал, что у нас на хвосте висит тайное общество – Rex Deus, которое пронизывает изнутри все правительство, Конгресс и орудует через масонов. Вот я, похоже, с ним сейчас и столкнулся. Убивать меня не будут, иначе давно бы убили. Значит, кто-то хочет со мной говорить. Как странно, история повторяется – точно так же было и на подводной лодке, когда я сидел в карцере. Видимо, как и в тот раз, я им для чего-то необходим. Значит, можно еще будет поторговаться».

Один из молодчиков снял телефонную трубку и сообщил кому-то, что все готово. Через минуту в коридоре послышались тяжелые мерные шаги, словно ожила каменная статуя Командора и явилась спросить с Ланселота за все его грехи. Скоро в дверях появился и сам «Командор» – очень высокий, прямой и еще крепкий старик, глаза которого вместе с частью лица скрывали большие темные очки. При ходьбе он слегка опирался на самшитовую трость с серебряной рукоятью в виде человеческого черепа. Он с достоинством сел в кресло, которое почтительно пододвинул ему охранник, и некоторое время молча рассматривал Ланселота через свои черные очки.

– Вы что, притащили меня сюда, чтобы разглядывать? – взорвался Ланселот. – Говорите, что вам от меня понадобилось, и я пойду! У меня и без вас дел полно.

– У тебя теперь только одно дело, сынок, – улыбнувшись, сказал «Командор», – живым остаться. А это зависит от того, насколько ты умен. Если у тебя есть мозги, то расскажешь нам все: кто тебя прислал, откуда, с какой целью? Тогда, может, и выйдешь отсюда целым и невредимым. А если нет и будешь упираться, как буффальский бизон, тогда не взыщи, придется тебя потом собирать по кускам. Так что подумай сам.

«А ведь старичок-то врет! – соображал Ланселот. – Все он про меня уже знает, иначе откуда интерес к моей скромной персоне, тем более от такой важной шишки. А то, что он здесь большой босс, видно сразу, вон как эти двое перед ним стелются. Утечка же могла быть только из Капитолия. Только вот от кого? Помощника Трумэна? Но он сразу ушел и нашего разговора не слышал. Кабинет сенатора вряд ли прослушивают. Тогда получается, что проболтался кому-то сам Трумэн. Ведь Гарри как раз хотел переговорить с военными. Значит, или он сам, или кто-то из вояк работает на Rex Deus. Тогда этот старый хрен должен быть, как минимум, в курсе, на чем мы прилетели, а может быть, даже откуда и зачем. Вряд ли Трумэн, не удостоверившись в существовании дисколета, сразу стал бы рассказывать военным о бомбе, слишком уж он осторожен. Если же старичок о бомбе знает, то тогда его информатор и есть сам Трумэн! Итак, знает обо всем, но пугает. Это чтобы я заранее обделался и был посговорчивее… Ну, так, сейчас мы тебя тоже прощупаем».

– Сэр, кто я и как сюда прибыл, вы и так наверняка знаете, по глазам вижу, – сострил Ланселот. – А отвечу я вам или нет, это зависит от того, что вы хотите узнать. Спрашивайте, а я посмотрю.

«Командор» едва заметно кивнул, и на голову Ланселота обрушился страшный удар кулаком от стоявшего сзади охранника, отчего он слетел со стула и на несколько секунд потерял сознание. Когда очнулся, то почувствовал, что лежит на полу, а оба охранника усердно молотят его ногами.

– Пока хватит, – приказал «Командор». – Заруби себе на носу, сынок: здесь все решаю только я, и никто другой.

– То есть «фишка дальше не пойдет»? – корчась от боли, прохрипел Ланселот.

Секунды три помолчав, старик сказал:

– А я вижу, ты не дурак, Ланселот, считать умеешь. Но я тебе скажу вот что: ты прилетел на корабле с существами, намного превосходящими людей. Я очень давно живу на этом свете и знаю, кто они и откуда. И ты прибыл вместе с мистером Томпсоном. Что ж, это известная фигура! Бывший картежный шуллер, а теперь человек, называющий себя финансистом, который больше всего на свете любит деньги и готов продать за них кого угодно. Хороша же компания для морпеха и патриота! Значит, те, что с диковинного корабля, наняли вас обоих, чтобы вы помогли им вступить в переговоры с правительством. И ты, конечно, думаешь, что ты сейчас на стороне добра, а вот мы, значит, плохие парни. Но ты многого не знаешь. А что, если я тебе скажу, что тебя используют втемную? Что эти твои «атланты», как они себя называют, черт их возьми, сами устроили всю эту войну в Европе и Африке, обеспечив поддержку Гитлеру? Ведь так? Не немецкая ли база спряталась под их крылом в Асгарде? А теперь скажи, зачем «атлантам» нужна эта война? Да чтобы расчистить себе площадку для высадки, для колонизации Земли! Чтобы столкнуть лбами великие державы, которые уничтожат друг друга вовремя подсунутым им адским оружием. И чтобы сделать оставшихся людей своими рабами, как они когда-то сделали рабами серых карликов. Правда, те нашли в себе силы и сбросили ярмо. Но все равно им и сейчас продолжает грозить опасность. Поэтому именно они, «серые» и есть естественные союзники людей. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь: что мне, мол, все врет этот старик, атланты же такие хорошие и добрые парни! Да, они умеют очаровывать, но дела их черны, как и их души…

– Посадите его на стул, – обратился он к охранникам, которые тут же привели Ланселота в первоначальное положение. – Ты спрашивал, кто мы такие? Так вот, мы те, кто веками сдерживал нашествие железной саранчи, не по праву зовущей себя атлантами. И твоя страна, Ланселот, Америка – теперь наш главный оплот в этой борьбе. Мы с ней заодно, больше того, это мы ее создали и взрастили для великой цели. Скажи, ты ведь не хочешь пойти против своей страны, предать ее интересы? Если нет, то помоги ей и всему человечеству. Нам нужно знать планы врагов, ведь кто предупрежден, тот вооружен. Вернись в Асгард, а мы тебе поможем. Вместе мы помешаем демонам вырваться наружу. Но имей в виду: если ты не согласишься и предашь всех нас, самое место тебе будет на электрическом стуле, как изменнику и дезертиру, и случится это очень скоро. Так что же ты ответишь на мое предложение, Ланселот?

Ланселот молчал, а мысли в его голове скакали, словно табун мустангов. «Он все-таки знает про бомбу, раз вспомнил «адское оружие», а мои слова про фишку тоже попали в цель. Значит, все-таки Трумэн. Томпсон и в самом деле непобедим в покер, сорит деньгами направо и налево. Об атлантах и их планах я, правда, мало что знаю, и они умеют читать мысли, а уж свои скрыть от посторонних, если захотят, и подавно смогут. Но я никогда не поверю, чтобы такие ребята, как Даэрон и Араторн, строили коварные замыслы. И Томпсон, я уверен, человек хороший. Да и на кой черт атлантам захватывать внешнюю часть Земли, когда их самих мало и внутри у них и своей земли больше чем надо? А главное, «серые» знаются с фашистами, вместе завозят уран, и именно они, а вовсе не атланты, для нас действительно опасны. Он гонит мне про мой патриотизм, а сам грозит пересадить с этого на электрический стул. Так что не слишком-то сходятся у тебя, старина, концы с концами! Не знаю насчет стула, но упрятать меня за решетку, а то и убить прямо сейчас, если я откажусь, он действительно может. Значит, для вида придется согласиться, а там посмотрим».

– Мне надо подумать, – сказал он чистую правду, хотя размышлять собирался совсем по другому поводу.

– Хорошо, я дам тебе такую возможность, но, надеюсь, ты уже понимаешь, что улизнуть от нас тебе не удастся. И не сделай какую-нибудь глупость, она будет для тебя последней.

Ланселот отметил, что управление и взаимодействие у них было налажено отлично. Стоило «Командору» лишь двинуть пальцем, как подручные подхватили его под руки и вывели во двор, не забыв по дороге снова натянуть на голову мешок. Затем он снова оказался в машине, которая, прежде чем остановиться, некоторое время петляла по городу, потом мешок с его головы стащили и без церемоний вытолкнули его на улицу. Глядя вслед удаляющемуся бьюику, Ланселот постарался запомнить его номер, хотя и понимал, что, скорее всего, это мало чем ему поможет.

До отеля он добрался на такси, в их апартаментах его ждал Томпсон.

– Что случилось, Ланс, где вы были? Вид у вас какой-то помятый.

– Вот именно, бока мне помяли изрядно.

Тут он рассказал Томпсону в деталях о случившемся с ним происшествии, не утаив от него и обвинений, прозвучавших от «Командора» в его адрес.

– Надо же, судя по всему, вами занимался лично Михаил Архангел собственной персоной, поздравляю! Я сам его никогда не видел, но говорят, он самая главная персона в Rex Deus. Значит, они придают этому делу самое первостепенное значение. Что до меня, то, надо признать, старая лисица умеет путать карты, мешая правду с ложью. В свое время я действительно знал несколько карточных фокусов, за что имел неприятности, но эти времена давно прошли. И золото от Асгарда я получал, сам же вам рассказывал. Контакты атлантов с нашими врагами нацистами тоже нельзя отрицать, так что человек, чуть менее искушенный, может легко попасться на его удочку. Но, зная вас, друг мой, я уверен, что вы раскусили его сразу, не так ли?

– Ну, сразу не сразу, – иронически протянул Ланселот, – учитывая, что вы-то все утро не знаю где прохлаждались, в то время как вашего покорного слугу тузили ногами две здоровенные гориллы, но, когда мне перестали вышибать мозги, я сразу сообразил, что меня хотят околпачить. А если серьезно, то будь вы в заговоре с атлантами против Америки и всех прочих людей, то вели бы себя со мной и Джейн совершенно иначе – оставили гнить наши кости еще на острове. Да и немцев атланты должны были бы в таком случае сразу вооружить до зубов, чтобы те шли перед ними в атаку первым эшелоном. Так что, да, вас из списков подозреваемых я вычеркнул сразу же.

– Спасибо за доверие, хотя я сегодня вовсе, как вы говорите, не прохлаждался, а решал весьма важные вопросы. Во-первых, похоже, насчет Трумэна вы правы, информация ушла именно от него – не знаю, правда, по злому умыслу или нет. Я, естественно, и раньше знал, что он масон, поскольку присутствовал при его посвящении еще в 1909 году в ложе «Белтон». Но один хороший парень из ФБР шепнул мне, что он и в этом деле сильно преуспел – был избран недавно Великим мастером Великой ложи штата Миссури, а следующий его этап будет, по-видимому, высший, тридцать третий градус и ранг Державного верховного генерального инспектора по шотландскому уставу, для носителя которого в масонстве, да и не только в нем, уже никаких тайн нет. Но только и он не может держать от высших братьев в секрете столь важные вещи. Поэтому, во-вторых, я продублировал наше предложение через других моих старых знакомых, сидящих прямо в Белом доме, так что, надеюсь, скоро нас ждет новая встреча, прямо с людьми президента… Кстати, у них нам надо заручиться и серьезной охраной от нашего святого Архангела, а то, боюсь, он укоротит нас сразу на две головы. У вас есть какое-нибудь оружие?

– Пока только вот это, – сказал Ланселот, доставая из-под шкафа завернутый в носовой платок переданный ему Джейн браунинг, который он спрятал там сразу по приезде. – Слава богу, военная полиция его не нашла, а я не взял с собой на прогулку в Джорджтаун. Только там осталось мало патронов.

С этими словами он вынул из пистолета обойму, в которой оставалось три патрона, показал ее Томпсону и вставил обратно. В эту секунду браунинг случайно выскользнул из его пальцев и упал на пол. От удара одна из перламутровых щечек, украшавших его рукоятку, отвалилась, а за ней обнаружилось какое-то странное устройство, состоявшее из крошечных деталей – лампочек, проводов и крошечного элемента питания, – которого не должно было быть в обычном пистолете.

– Это еще что такое? – озадаченно спросил Ланселот, поднимая с пола пистолет.

– Похоже на какое-то радиоустройство, – взяв у него оружие, сказал Томпсон. – Смотрите, мигает красная лампочка. Не иначе, сигнальное приспособление. При вынимании и возврате назад магазина оно автоматически включается. Что-то вроде моей «волшебной» кнопки, но только не столь совершенное, на уровне современной людской радиотехники, хотя такого миниатюрного я еще не встречал. Откуда у вас этот браунинг?

– Мне дала его Джейн. На всякий случай, – растерянно произнес Ланселот.

– А у нее он откуда?

– Ей дал его перед последней поездкой на лайнере Броссар… Араман был прав: один человек из нашей компании был шпион. Получается, это действительно Броссар, как мы тогда с вами и предполагали, особенно если учесть, что он тайный масон. Я думаю, это радиомаяк, с помощью которого он должен был передавать сообщения. Из Внутриземья его сигнал не проходит, поэтому расчет был прост – дать мне пистолет с собой. Купив недостающие патроны, я выну и вставлю обойму, и заранее закодированный сигнал получит тот, кто его ждет. Наверное, это он посоветовал Джейн дать пистолет мне.

– Быть может, быть может… – задумчиво пробормотал Томпсон.

* * *

Вечером Томпсону позвонили. Встреча с представителем президента была назначена на девять утра в рабочем офисе правительства на одной из соседних улиц. Офис оказался монументальным сооружением в классическом стиле, как, впрочем, почти все правительственные здания в Вашингтоне. На входе, у поста охраны, их встретили и проводили по широким коридорам на второй этаж, где за дверями большого квадратного кабинета, обставленного весьма скромно, их уже ждали двое. Один из них, лет шестидесяти, с круглым лицом и довольно плотного телосложения, был в военной форме со знаками различия генерал-майора. Второй – штатский, в серой в полоску тройке – казался несколько моложе, однако его хрупкое телосложение, тонкие редеющие волосы и кожа, имевшая нездоровый желтоватый оттенок, выдавали в нем какой-то скрытый недуг. Контраст с этой болезненной внешностью составляли чрезвычайно живые и умные карие глаза, резко выделявшиеся на его бледном лице.

– Как дела, мистер Томпсон? – воскликнул генерал. – Вы настолько заинтриговали меня своей информацией, что я притащил с собой мистера Хопкинса, который, когда я ему рассказал о нашем телефонном разговоре, тоже этим делом заинтересовался. – Не правда ли, Гарри? – обратился он к кареглазому, который в ответ лишь сдержанно кивнул.

– Это мой давний друг, генерал Уотсон, – представил Томпсон военного. – Правда, я знавал его еще тогда, когда он был простым лейтенантом, служившим на Филиппинах, но с тех пор утекло много воды, а он стал очень большим человеком. Я же хочу представить вам, господа, моего молодого напарника, который предпочитает, чтобы его звали просто – Ланселот. Кстати, он тоже военный, лейтенант, но по некоторым причинам, которые вы потом, возможно, поймете, пока что вынужден быть в штатском.

– Ну, ближе к делу, Перси, – заявил Уотсон. – Как я понял, вы можете сообщить нам о каком-то новом летательном аппарате и еще о сверхмощной бомбе, которые скоро могут оказаться у немцев? Зная вас и то, что вы слов на ветер никогда не бросаете, я очень надеюсь, мы не зря потратим здесь свое время.

– Чтобы быть более убедительным, господа, я сначала хотел бы показать вам в действии летательный аппарат, а потом уж можно будет потолковать и о сверхоружии. Что вы скажете о том, чтобы встретиться завтра, например, в десять часов вечера, на площадке для строительства нового военного аэродрома, которую мы недавно видели с воздуха. Правда, оттуда надо будет заранее удалить всех рабочих, так как лишние свидетели нам вовсе не нужны. Можете ли вы это устроить?

– Ха! Да мы в силах удалить к чертовой бабушке всех рабочих Мэриленда, Вирджинии и округа Колумбия, вместе взятых, если только это будет в интересах Соединенных Штатов, – продемонстрировал Уотсон грубоватый солдатский юмор.

– Подожди, Па, – прервал его, впервые подав свой тихий голос, Хопкинс. – А нельзя ли сначала узнать у наших гостей, чей это самолет, о котором мы никогда не слыхали, и чем он так примечателен? И почему нужно делать это в столь уединенном месте?

Ланселот вовсе не желал оставаться на этой встрече лишь тенью своего напарника. А главное, он опасался, что Томпсон опять, как это было на встрече с Трумэном, сразу огорошит собеседников рассказом о неизвестной чудо-цивилизации, что может сразу вызвать с их стороны недоверие. Поэтому он счел необходимым вступить в разговор.

– Если позволите, сэр, – сказал он, обращаясь к Хопкинсу, – я бы мог пояснить. Этот аппарат вовсе не самолет, как вы только что выразились, хотя, конечно же, тоже летает. Он движется с огромной скоростью, которая превышает скорость звука, вертикально взлетает и приземляется, может мгновенно менять свою траекторию и даже перемещаться под водой, причем так же быстро, как и по воздуху. Я знаю все это, потому что мы с мистером Томпсоном прибыли на нем в Вашингтон. Выглядит он, как бы это помягче сказать, довольно необычно, так что наблюдать его лучше вдали от посторонних глаз, чтобы не вызвать тревожных слухов или даже паники среди населения. Но я должен сразу кое-что прояснить. Мы вряд ли можем рассчитывать в ближайшем будущем на получение в свое распоряжение такого аппарата или технологий для его изготовления. Да и вряд ли наша промышленность сейчас была бы готова произвести что-либо подобное и, боюсь, даже понять, как он устроен. Демонстрация аппарата – это лишь доказательство возможностей его хозяев. И они готовы вести с нами переговоры – на данный момент о своей помощи в создании нового оружия, способного сдержать немцев, которые сейчас тоже к нему изо всех сил рвутся. Речь идет о бомбе, взрывающейся при делении ядер атомов урана с выделением необычайно большого количества энергии, которое в тысячи раз превышает взрывную мощь обычных боезарядов. Вам, конечно, интересно, кто такие эти хозяева. Пока что мы уполномочены сказать только одно: это некое другое, настроенное к нам весьма дружелюбно государство. Какое именно, должен сообщить вам сам его представитель.

– Благодарю вас, мистер Ланселот, – слегка наклонил голову Хопкинс, – я понимаю вашу дипломатичность. Мы будем завтра в десять вечера на военной авиабазе на юго-востоке от Вашингтона, что возле поселка Кэмп-Спрингс. Она еще строится, и лишних людей, кроме охраны, там не будет. Вам, наверное, придется поехать с нами, так как иначе вас туда не пропустят – это же военный объект. Машина заедет за вами ровно в восемь.

Томпсон внимательно посмотрел на своего напарника и, немного замявшись, сказал:

– Господа, есть еще один деликатный вопрос.

– Слушаем вас, – ответил Хопкинс.

– Дело в том, что сегодня утром Ланселот был похищен людьми, одетыми в форму военной полиции. Потом его отвезли, предположительно в Джорджтаун, – я говорю «предположительно», потому что на голову ему надели мешок, – и там допрашивали с пристрастием. Некое влиятельное лицо потребовало от него служить возглавляемой им тайной организации против тех, кто нас сюда послал, в противном случае угрожало смертью.

– То есть вам нужна защита, я так понимаю? – встрепенулся Па Уотсон.

– Что-то вроде того, если, конечно, завтра мы хотим посмотреть авиашоу.

Хопкинс, который явно играл в этой паре первую скрипку, задумчиво вертел перед собой на столе листок бумаги, что-то из него складывая.

– Надеюсь, вы понимаете, господа, – сказал он, – что пока мы во всем не разберемся и президент не одобрит всей этой затеи, мы не можем предпринимать никаких официальных шагов. Мы ведь пока даже не знаем, что за иностранное государство вы представляете. Но неофициально я могу поговорить с мистером Гувером, чтобы он прислал кого-нибудь из своих парней, чтобы они за вами присмотрели. Как только мы увидим этот ваш чудо-самолет, или что там еще будет, дело получит ход.

С этими словами он запустил в воздух бумажного голубя, который, описав по комнате плавный полукруг, приземлился в самом ее центре.

* * *

– Как вы это делаете? – сидя в ресторане за завтраком, решился задать своему компаньону долго мучивший его вопрос Ланселот. – Ну, как вы связываетесь с Асгардом? Что за волшебная кнопка, о которой вы несколько раз упоминали?

– О, это как ваш браунинг, который, кажется, и навел на нас Rex Deus, – тоже сигнальное устройство, указывающее мое местонахождение. Только оно не в рукоятке пистолета, а во мне.

– Как это, «в вас»?

– В моем теле. Это называется имплант. Передатчик находится в золотом зубе, украшающем мою верхнюю челюсть. При определенном на него нажатии, он посылает сигнал.

– Да, но откуда он тогда получает энергию, ведь не вставлена же в вас еще и батарейка, которую иногда ведь еще надо и менять?

– Я сам и есть батарейка. Не случайно устройство смонтировано именно в коренном зубе. Когда я жую, оно пополняет свою энергию. Я, так сказать, совмещаю приятное с полезным. Вот прямо сейчас и займусь его подзарядкой.

Сказав так, Томпсон с удовольствием впился зубами во внушительный чизбургер, заказанный им на завтрак.

– Значит, вы уже вызвали дисколет? Когда он прибудет?

– Ну что вы, Ланс, он ведь никуда и не улетал! Об этом мы условились с атлантами еще в Асгарде.

– Как так? Я же сам видел, как он поднялся в воздух и исчез в небе.

– Вот именно, исчез. Просто Араторн включил невидимый режим, и корабль завис где-то неподалеку, ожидая нашего возвращения, или совершает инспекционный полет.

– Инспекционный полет?

– Да, ведь атланты постоянно наблюдают, что делается на поверхности. Они редко вмешиваются в наши дела, но иногда, когда Земле угрожает опасность, им приходится это делать.

– Например?

– Вот сколько вам лет, Ланс, какого вы года рождения?

– Девятьсот восьмого.

– А в какой именно день вы родились?

– Тридцатого июня, в семь тридцать, а что?

– Любопытное совпадение! Ведь именно в этот день и час в России, в самом центре Сибири, упал, как принято считать, Тунгусский метеорит. Взрыв был такой силы, что на две тысячи квадратных миль вокруг были повалены и сожжены все деревья, однако никакой воронки или осколков небесного тела так и не обнаружили. Уже после взрыва аборигены видели в небе еще один светящийся шар, который быстро исчез. Это и был дежурный корабль атлантов, уничтоживший метеорит в шести милях над землей. Сначала они пытались его отклонить с опасной траектории, воздействуя излучением, вызвавшим белые ночи над всем Северным полушарием, но по какой-то причине это не удалось, и астероид пришлось сбить. Если бы они этого не сделали, то, возможно, на Земле снова случилась катастрофа, подобная той, что привела к Великому потопу. Кстати, атланты говорят, что с такой же силой может взрываться и ядерная бомба, если сделать ее максимально мощной.

К столику подошел хостес и сообщил, что «мистера Томпсона просят подойти к телефону». С сожалением посмотрев на свой недоеденный чизбургер и пообещав через пару минут вернуться, тот вышел из зала. Прошло минут пять, но Томпсон не появлялся. Зато в зал вошел незнакомый человек лет сорока, в аккуратном черном костюме, внешне ничем особенным не выделявшийся – настолько, что, случайно увидев его на улице, было бы трудно потом описать его внешность. Обычно так выглядят сотрудники спецслужб, которым не следует быть заметными в толпе. Однако на этот раз все было иначе, потому что незнакомец направился прямо к столу, где сидел Ланселот, и тихо сказал:

– Мистер Ланселот? Я Джереми Пелхэм, агент ФБР. Меня прислали, чтобы обеспечивать вашу безопасность. Могу ли я присесть?

– Да, мистер Пелхэм, если ненадолго, – это место моего друга, а он скоро вернется.

Пелхэм улыбнулся, но как-то не очень натурально.

– Может быть, тогда, мистер Ланселот, я могу пригласить вас для небольшого разговора в бар?

– Если это необходимо, – ответил Ланселот.

Он фактически уже закончил свой завтрак, выяснить же, что ему собирается сообщить Пелхэм, было все равно необходимо, поэтому он пересел с ним за столик в баре, который располагался в углу ресторанного зала, сев лицом к входу. К удивлению Ланселота, его новоявленный телохранитель сразу направился к стойке и заказал два пива, которые потом сам и принес, сказав, что сегодня с утра слишком жарко и пропустить по пинте холодного лагера им вовсе не повредит. Повернувшись к Ланселоту, агент еще раз изобразил на своем лице фальшивую улыбку. Он явно хотел казаться своим парнем, хотя у него это и не особенно хорошо получалось.

– Давайте выпьем за нашу встречу, – предложил он, приподняв стакан с пивом, – а также за наших отсутствующих друзей!

Тост для данной обстановки был довольно-таки странным, но Ланселот счел за благо тоже слегка приподнять свой бокал. В этот момент он бросил беглый взгляд на руку агента, когда тот, отпивая пиво, немного ее приподнял, и тут его будто ударило электрическим током – на мизинце нового знакомого блестел перстень, с которого скалился серебряный череп, только он был повернут внутрь ладони.

«Что-то этот агент совсем мне не нравится, – лихорадочно соображал Ланселот. – Конечно, вчера Хопкинс обещал прислать охрану из ФБР, но эта информация точно так же могла утечь к Михаилу Архангелу, как давеча от Трумэна, ведь именно после визита к нему на меня налетела военная полиция. Почему бы таким же оборотням не быть и в ФБР? Вот только я ослушался предупреждения, и теперь тащить меня обратно в масонское логово уже не станут, а, скорее всего, попытаются кончить прямо на месте. Как? Стрелять здесь они не рискнут, да и вообще, глупо с их стороны было бы привлекать внимание, все-таки центр города. То есть моя смерть должна быть тихой и по возможности напоминать естественную. Значит, яд! Вот почему он пригласил меня в бар и сам забрал со стойки пиво».

– Что ж вы не пьете? – проявляя нетерпение, поинтересовался Пелхэм, окончательно укрепив против себя подозрения. Кажется, он даже злился на то, что жертва почему-то медлит со своим отбытием в мир иной. Ланселот же олицетворял само благодушие:

– Я вырос на юге, мистер Пелхэм, почти что в Мексике, а у нас принято непременно закусывать пиво чем-нибудь остреньким. И если уж вы любезно взяли на себя труд меня угостить, не могли бы вы довершить начатое и принести для нас из бара какую-нибудь снедь, ну, что ли, типа картошки фри?

В глазах Пелхэма на миг плеснулась тревога, но, взглянув на безмятежную физиономию объекта, он все-таки встал и направился к стойке бара. Когда агент повернулся к нему спиной, Ланселот быстро плеснул часть пива из своего бокала, примерно равную той, что отпил Пелхэм, под стол, а затем поменял их местами, поставив бокал агента перед собой.

Пелхэм принес тарелку с картофелем фри, поставил ее на стол и взял бокал, который только что подменил ему Ланселот, который произнес «чиас», после чего отпил ровно половину. Агент тоже стал медленно пить, при этом внимательно наблюдая за своим подопечным. Потом он поставил на стол свой пустой бокал и, довольно улыбнувшись, сказал:

– Что ж, пиво с утра бывает не только вредным, но и полезным… Да, кстати, скажите-ка, мистер, вы рассказывали кому-нибудь еще об обстоятельствах вашего недавнего похищения? Я имею в виду, может, вы запомнили маршрут, по которому вас везли, улицу или дом в Джорджтауне? Если да, то скажите, это будет очень важно для расследования.

– Какого расследования? Кажется, вас должны были прислать сюда лишь для моей охраны. И потом, с чего вы взяли, Пелхэм, или как вас там, что похитители отвозили меня именно в Джорджтаун? Я ведь об этом еще никому не говорил!

На лице агента отразилось замешательство. Достав сигарету, он закурил и, выпустив к потолку струйку дыма, устремил на Ланселота оценивающий взгляд. Кажется, он понял, что прокололся, но как это часто бывает с людьми не очень умными, но решительными и побывавшими во всяких переделках, где от опасности нередко спасают лишь наглость и напор, тут же перешел в наступление, тем более что был полностью уверен в своем превосходстве и близком конце противника.

– Послушай, Ланселот, в твоих интересах мне все сейчас рассказать, потому что жить тебе осталось ровно на одну затяжку. А так я еще, может быть, что-нибудь успею для тебя сделать.

– Что, например? – со смехом отвечал ему Ланселот. – Врача вызвать или сразу уж катафалк? Тогда поспеши, потому что он скоро понадобится, причем не мне, а тебе!

Сказано это было как нельзя вовремя, потому что в этот момент лицо лжеагента вдруг пошло красными пятнами, глаза налились кровью и выкатились из орбит. В них застыл невыразимый ужас перед непоправимостью того, что сейчас должно произойти. Он схватился руками за горло, из которого вырывался предсмертный хрип, несколько раз судорожно попытался вдохнуть воздух, который уже не принимали его легкие, и, наконец, опрокинулся навзничь вместе со стулом, испустив дух. Но Ланселот уже этого не видел, потому что бежал по направлению к своему номеру, думая только о том, чтобы успеть. Промчавшись по лестнице на второй этаж, а затем по устланному ковровой дорожкой коридору, он остановился у дверей апартаментов. Учитывая свой печальный опыт, когда в первый раз его застала врасплох военная полиция, он сначала внимательно осмотрелся вокруг и, благословив себя за предусмотрительность, достал из внутреннего кармана браунинг. Затем тихонько толкнул дверь, она легко поддалась, Ланс ринулся внутрь, нырнул на пол и, перекатившись через себя, чтобы увернуться от возможной пули, вскочил на ноги. Держа в вытянутой руке пистолет, он обвел вокруг стволом, готовый всадить пулю в любого врага при малейшем замеченном движении. Однако никакого нападения не последовало, зато в центре зала на стуле сидел связанный по руками и ногам Томпсон, изо рта которого торчал кляп, сделанный, по-видимому, из куска оконной портьеры. Он был жив и явно пытался ему что-то сказать, но вместо слов из его разбитых губ вырывалось лишь нечленораздельное мычание.

Ланселот шагнул к товарищу, чтобы его развязать, но Томпсон почему-то замотал головой и, продолжая мычать, страшно таращил глаза. Однако при этом он устремлял взгляд не на своего избавителя, а на что-то позади него, явно пытаясь предупредить. Ланселот вдруг осознал, что сзади уже подкрался убийца и вот-вот нанесет смертельный удар. В общем-то ситуация для морпеха штатная. Отработанным движением Ланселот наклонил туловище параллельно полу и, опираясь на прямую левую ногу, резко выпрямил правую, нанеся ею назад сокрушительный удар по человеческой фигуре, которую благодаря такому маневру заметил прямо за собой. Судя по раздавшейся грязной брани, попал он в цель точно. Нападавший отлетел на некоторое расстояние, что подарило жизненно важную секунду, необходимую для разворота и оценки обстановки. Противником на сей раз оказался старый знакомый – один из вчерашних охранников Михаила, тот самый, который сбил его со стула на пол жестким боксерским ударом. На сей раз он держал в руке кинжал, которым, изготовившись к новому броску вперед, уже замахнулся над головой. Ланселот не стал дожидаться, когда тот кинется вперед, вскинул руку с браунингом и выстрелил. Пуля попала бандиту прямо в лоб, и он рухнул, как бык на чикагской бойне. Ланселот снова удивился смертоносной эффективности этой дамской игрушки, которая во второй раз спасала ему жизнь. Жаль только – в ней осталось теперь всего лишь два патрона.

Тут ему пришло в голову, что поверженный им бандит не мог явиться сюда с одним лишь холодным оружием, тем более что в доме в Джорджтауне он точно видел у того под мышкой кобуру с пистолетом. Быстрый обыск дал результат – великолепный кольт М-1911 сорок пятого калибра с целыми семью патронами в магазине.

Сунув оружие за пояс, он обратился к Томпсону и вынул кляп у него изо рта, немедленно разразившемуся потоком таких отборных ругательств, которых, наверное, Америка не слышала с самой Войны за независимость, так что он даже засомневался, стоит ли его сейчас развязывать, хотя бы ради его же собственной безопасности. Однако он все же рискнул это сделать. Сбросив узы, Томпсон, вопреки ожиданию, не стал исполнять джигу на трупе врага, а лишь потер затекшие запястья и сказал:

– Спасибо, Ланс, теперь вы спасли мне жизнь. Не сказать, что я так уж ей дорожу – слава богу, пожил на этом свете немало, – но нам многое надо еще успеть. Например, спасти человечество.

– Да, – ответил Ланселот, – но боюсь, этим спасителям надо самим срочно уносить ноги, а то сейчас сюда в очередной раз явится военная полиция, а мне бы не хотелось снова встречаться с нашим приятелем Михаилом, хотя у него теперь стало и на одного бойца меньше.

– Как говорят финансисты, если ты обманул меня один раз – ты негодяй, а если во второй – я дурак. Поэтому не будем повторять прежних ошибок и бежим. Кстати, я еще вчера выяснил, где тут черная лестница и достал к ней ключ, а попросту говоря, спер. Слава богу, американцы удивительно беспечны – они держали его прямо на пожарном стенде.

Упомянутое средство спасения, путь к которому был расчищен представителем финансовых кругов столь непрезентабельным образом, оказалось решетчатой металлической конструкцией, укрепленной на внешней задней стене отеля. На нее выходила массивная противопожарная дверь в конце коридора, которую ни за что было бы не открыть, если бы не предусмотрительность Томпсона. Однако, спустившись по лестнице на три пролета вниз, они обнаружили, что до земли от последней ее ступени остается еще футов десять, так что пришлось прыгать. Ланселот сначала на руках повис на нижней лестничной перекладине и затем благополучно опустился вниз, а вот грузный Томпсон с этой задачей справился хуже. Он неловко упал на землю и вскрикнул, подвернув ногу.

– Идти сможете? – подскочив к нему, спросил Ланселот.

– Смогу, но, кажется, я немного растянул сухожилие, так что вам придется побыть моей временной опорой.

Томпсон обхватил Ланселота за плечо и, ковыляя на поврежденной ноге, как подстреленная утка, поспешил вместе с ним выбраться с территории отеля, который во второй раз чуть было не стал для них западней.

* * *

На последнем, девятом, этаже гигантского зиккурата, возведенного в пригороде американской столицы – городке Александрия, в просторном зале, стены которого покрыты янтарным ливанским кедром, на постаменте из белого мрамора высится трон царя Соломона. В час, когда теплое мартовское солнце через двери, распахнутые на открытую террасу, бросало свои лучи в самые дальние уголки святилища, здесь находились двое.

– Никак не могу привыкнуть к этой дешевой поделке, – говорил высокий седой старик, медленно поднимаясь по ступеням, ведущим к престолу. – Жалкое подобие оригинала! Вместо двенадцати гордых животных на ступенях – какие-то кошки, вместо львов – подлокотники в виде дурацких золоченых бегемотов. А что взамен меноры? Полосатый американский флаг! Ни тебе задника из слоновой кости, ни полога из золотых виноградных лоз, ни лалов, ни смарагдов. Одна только белая бычья голова на спинке этого кресла, смахивающая на объеденный бродячими муравьями череп бизона. Да, зря царь Александр увез когда-то подлинный трон в Египет, где он в конце концов и пропал.

– Ну, Михаил, что ты хочешь, это же американцы, – ответил его собеседник – кряжистый гигант с увесистой тростью в руке. – Они стремятся иметь все, что есть в Старом Свете, но только чтобы все это было с иголочки.

Однако взятый им шутливый тон, плохо вязавшийся с его суровой внешностью и низким рокочущим голосом, казался наигранным, а сам он выглядел несколько смущенным.

Михаил, не торопясь, уселся на трон.

– Вот так и мы с тобой, Гавр, – продолжал он, – сидим на фальшивом престоле и при этом мним себя царями мира, а на самом деле не можем справиться с простейшей задачей. Скажи-ка мне, как получилось, что они от нас ускользнули? Я же дал тебе своих самых лучших людей, и вот теперь мой личный телохранитель Сет мертв, а хитроумный Уроборос отравлен собственным ядом.

Грубое, будто каменное лицо Гавриила пошло бурыми пятнами.

– Толстяка наши люди сразу же заманили в номер отеля и там схватили, так что он был полностью под контролем. Но тот, молодой, Ланселот – прямо-таки настоящий хитрый дьявол. Непонятно как, но он догадался о яде и подменил нашему агенту бокал, примчался в номер и застрелил Сета, который хотел все сделать по-тихому. Потом они вдвоем каким-то образом смогли обмануть расставленную внизу охрану и сбежали.

– И где же они теперь? – спросил Михаил тихо и вкрадчиво, что не предвещало ничего хорошего.

– Неизвестно, но зато мы знаем, где они скоро должны появиться.

– Да, на стройке военной базы, куда должен прилететь корабль из Асгарда. Хорошо еще, что Трумэн проболтался об этом другим шрайнерам, и мы узнали обо всем заранее. Кстати, там может оказаться чуть ли не половина кабинета президента Рузвельта. Может быть, ты хочешь, чтобы все узнали о нашей Тайне? Ты, вообще, понимаешь, что мы сильны лишь до тех пор, пока владеем Секретом?! А теперь придется всю эту братию там же и положить! И эта ноша снова ляжет на тебя, Гавриил. Имей в виду – на этот раз я провала не потерплю… Но и это еще не все. Главное, попытайся захватить сам корабль! Бери сколько хочешь людей, какое угодно оружие, но добудь нам победу. Ведь если у нас в руках будет настоящая вимана, мы сможем быстро возродить все свои знания и все наше могущество!

– Я понял тебя, экселенц. Клянусь, никто оттуда живым не уйдет, и без корабля я к тебе не вернусь! Есть у меня один план.

С этими словами Гавриил ударил себя кулаком в грудь, которая от этого загудела, словно боевой барабан, повернулся и твердым тяжелым шагом вышел из зала вон. Он был похож на закованного в латы крестоносца, давшего своему королю обет или погибнуть, или одолеть Саладина. Михаил же, устало поднявшись с трона, спустился по ступеням вниз и вышел на смотровую площадку, откуда как на ладони видна была вся Александрия, а если внимательно присмотреться, то и Вашингтон с огромным куполом Капитолия. Он долго и неподвижно стоял, напряженно всматриваясь в даль, будто хотел пронзить своим взглядом не простертое перед ним земное пространство, а незримую завесу времен.

* * *

После бегства из «Интерконтиненталя» нечего было и мечтать о том, чтобы их забрала оттуда обещанная машина из правительства. Следовало подумать, как можно самостоятельно добраться до места встречи, чтобы не нарваться на засаду. О том, что все их намерения сразу становятся известны противнику, догадаться было нетрудно. Сидя в укромном уголке одного кафе в Джорджтауне, приятели обдумывали план действий. Вариант с такси даже не рассматривался, потому что более надежного способа не увидеть завтрашнего утра просто не существовало.

– Может, мне позвонить «Па» Уотсону и попросить прислать танк? – полушутя сказал Томпсон. – Хотя нет, не дадут, конечно. Ведь если ничего не произойдет, они будут выглядеть идиотами, а случись перестрелка, это дело, что еще хуже, сразу приобретет скверный для администрации оборот.

– Да, танк не годится, тем более что и его при желании не так уж трудно спалить, – потерев в раздумье виски, ответил Ланселот. – Но нас учили, что в разведке, для того чтобы остаться незамеченным, иногда надо от противника не прятаться, а, наоборот, ему показаться, но совершенно не в том обличье, в каком он тебя ожидает… Короче, мистер Томпсон, нам нужно два комплекта одежды для дорожных рабочих и один мотоцикл.

– Ланс, вы гений! – расплылся в улыбке Томпсон. – В самом деле, на базе же идет строительство, и никто не заподозрит двух рабочих, которые спешат туда среди бела дня. А что бы не узнали в лицо, мы наденем защитные очки. Мотоциклистам ведь положены очки?

– Несомненно. Но все-таки хотя бы один кольт на двоих нам тоже не повредит.

Исполнить принятое решение оказалось неожиданно легко. Старый мотоцикл удалось сторговать за пятьдесят долларов прямо возле кафе у не очень трезвого представителя угнетенных классов. Затем Ланселот сел за руль, после нескольких неудачных попыток завел двигатель, и на тарахтящем и испускающем клубы вонючего дыма техническом чуде времен Великой депрессии оба джентльмена добрались до ближайшего магазина рабочей одежды, который указал им бармен, и там быстро превратились в заправских строительных работяг. Свою же одежду сложили в заплечный мешок, который надел на себя Томпсон, внушительно смотрящийся с ним на заднем сиденье. В том же магазине нашлась и пара защитных очков, которые частично скрывали их лица.

Около семи вечера они выехали из Джорджтауна, откуда путь до Кэмп-Спрингс пролегал через весь город. Центр, чтобы не привлекать внимания, пришлось объехать. На юго-востоке снова они снова выскочили на Пенсильвания-авеню, проехали по мосту через Анакостию, а затем дорога почти сразу свернула направо, на Бранч-авеню. Миль через пять-шесть показался Кэмп-Спрингс, а в самом поселке на перекрестке с Аллентаун-роуд пришлось повернуть налево. Еще примерно через полмили впереди и справа показались прямоугольники строений авиабазы, однако на повороте к ней обнаружилось препятствие – военный блокпост с опущенным шлагбаумом, возле которого с винтовкой на плече прогуливался один караульный, а рядом, в фанерной будке, раскрашенной черными и белыми полосами, скучал второй. Солдат сделал им знак остановиться.

– Эй, парни, вы куда? – удивленно спросил он. – Всех ваших час назад унесло отсюда, как подштанники ветром с забора. Был приказ на эту ночь очистить территорию стройки. Автобус давно уже уехал.

– Да мы в курсе, – ответил Ланселот, стараясь выглядеть своим парнем. – Сами поехали вместе со всеми, да только пришлось вернуться. Понимаете, только подошли к дому – мы с Перси снимаем на двоих одну квартиру, – и тут выясняется, что ключи от двери этот растяпа отставил в бытовке! Ну, сами посудите, нежданно-негаданно выпал джекпот, появился свободный вечерок, и нет бы сходить в бар, попить пивка, расслабиться с девочками. Так нет, в рабочей одежде никуда не пускают… Да вы не волнуйтесь, мы быстро, вот даже мотоцикл у соседа одолжили.

Из будки вышел второй солдат в чине капрала.

– Ладно, Джон, пропусти их. Не видишь, парни в беде. Я бы тоже не отказался пропустить сейчас в баре стаканчик-другой с моей подружкой. Кстати, не угостите ли нас сигаретами?

– Это без проблем, – приветливо улыбнулся Ланселот, который предусмотрительно запасся пачкой, хорошо зная, что в караул брать курево уставом строго запрещено, а потому солдаты маются без него всю ночь и, когда поблизости нет начальства, а объект не очень-то и секретный, нередко позволяют себе стрелять сигареты у проезжего люда.

– Ну, хорошо, – сдался первый караульный. – Езжайте, только возвращайтесь побыстрее, а то нам за вас может влететь от начальства. И, надеюсь, вы договоритесь с охраной на аэродроме. Там сегодня тоже была смена караула.

Ланселот взглянул на часы. Было без десяти минут восемь, и уже скоро должно начаться представление, после которого солдатики забудут об их существовании навсегда.

– Не волнуйтесь, джентльмены, вам точно за нас ничего не будет, это я вам обещаю.

Шлагбаум поднялся, и через три минуты они уже подъезжали к ангарам.

Машины, которая привезла бы Хопкинса и Уотсона, еще не было. Ланселот заглушил двигатель.

– Что будем делать? – спросил он своего напарника.

– Дисколет появится, как только мы выйдем на взлетное поле, – ответил Томпсон. – Не хотелось бы объясняться с новой аэродромной охраной, которую, как сказал тот солдат, сегодня заменили. Наверное, это люди генерала Уотсона, но все равно, надо подождать, когда те двое приедут.

В этот миг на дороге, ведущей к ангарам, засветились автомобильные фары. Вскоре к ним подкатил черный лимузин, из которого вышли Хопкинс, Уотсон, а вместе с ними неожиданно и сам Гарри Трумэн. Увидев поджидающую их парочку в костюмах строительных рабочих, он воскликнул:

– Привет, парни. Так мы что же, будем достраивать с вами здесь посадочную полосу? Без нее ваш аппарат разве сесть не может? А то, боюсь, я забыл на Капитолийском холме свою лопату.

– Извините за этот маскарад, господа, – ответил Томпсон. – Просто кое-кто, похоже, открыл на нас сегодня сезон охоты, поэтому нам, чтобы добраться сюда в целости, пришлось слегка изменить внешность.

– Не беспокойтесь, мистер Томпсон, я вчера попросил Гувера прислать к вам в отель лучших ребят из ФБР, а сегодня поменял здесь военную охрану, распорядившись прислать самых надежных, – сказал Уотсон.

– Да уж, ребята из ФБР были этим утром выше всяких похвал, – горько усмехнулся Томпсон. – Надеюсь, сейчас охрана тоже не подкачает.

– Где же ваш чудо-самолет? – сказал Хопкинс, подняв глаза к вечернему небу, на котором уже начали зажигаться первые звезды.

– Уверяю вас, он уже близко, и чтобы его увидеть, давайте выйдем на взлетное поле, – предложил Томпсон.

На взлетно-посадочной полосе, которая простиралась здесь в обе стороны на несколько миль, их уже ждало военное оцепление, состоящее из рослых солдат, экипированных новейшими автоматами системы Томпсона и, вообще, имевших весьма бравый и внушительный вид. Командующий же ими сержант просто был настоящим колоссом, ростом не менее семи футов и сложенным, как Геракл. Он направился прямо к генералу Уотсону и, отдав честь и представившись, четко отрапортовал о полной боевой готовности возглавляемого им подразделения.

– Где вы их откопали, Уотсон? – восхищенно сказал Трумэн, указывая на солдат. – С такими молодцами нам и сам черт не брат, особенно если командуете ими вы. Когда бы все наши призывники были под стать этим, Гитлеру быстро пришел бы капут.

Было заметно, что генерал находится в некотором замешательстве, хотя грубоватая лесть сенатора и была ему приятна.

– В чем прелесть генеральского звания, мистер Трумэн? В том, что, отдавая приказы, ты уверен, что, не ударив палец о палец, тут же получишь все самое лучшее… – попытался отшутиться он и хотел было еще что-то добавить, но слова вдруг застряли у него в горле.

– О, господь всемогущий! Что это?! – вскричал в ужасе Трумэн.

Однако это был глас вопиющего в пустыне, потому что все остальные, кроме, пожалуй, Томпсона и Ланселота, оцепенели и утратили дар речи от того, что увидели. Прямо над ними на высоте около двухсот ярдов как бы из пустоты внезапно появился огромный светящийся диск. Он отливал серебристым металлом, а из его центра падал вниз луч плотного желтого цвета, расширяющийся к земле в виде конуса. В образованном этим лучом световом круге оказались все собравшиеся внизу люди. Затем от корабля отделилась фигура, которая начала медленно спускаться по лучу вниз. Это был Араторн. Надо было признать, что для своего появления атлант избрал максимально эффектный способ. Когда он достиг поверхности земли и встал во весь свой гигантский рост рядом с людьми, каждому из них показалось, это бог в сияющих одеждах сошел к ним с небес. Кое-кто из солдат, похоже, даже попытался в священном трепете бухнуться пред ним на колени, но под грозным взглядом своего сержанта вынужден был оставить это благочестивое намерение.

Опасаясь, что явление Араторна народу может закончиться повальным бегством последнего, Томпсон сделал шаг вперед и прервал воцарившуюся тишину.

– Мы приветствуем вас, благородный Араторн, и благодарим за визит, – произнес он подчеркнуто торжественным тоном, стараясь поддержать тот евхаристический настрой, что явно был создан только что случившимся сошествием на землю сверхсущества. – Здесь находятся представители правительства Соединенных Штатов Америки, которые хотели бы познакомиться с вами и уверить в глубоком почитании земными народами вашего великого народа.

Ланселоту на миг показалось, что в глазах Араторна мелькнула искорка смеха, но ответил он на приветствие в том же велеречивом тоне, приличествующем этому историческому моменту:

– И я приветствую вас от имени моего народа. Мы всегда жили с вами на одной планете, и, возможно, пришло время для установления между нами контактов. Мы хотим только мира, но с сожалением видим, что среди ваших народов нет согласия и, как это происходит сейчас, ведутся жестокие войны, способные уничтожить не только людей, но и саму Землю. Обычно нам претит вмешиваться в чужие дела, однако ради спасения нашего общего дома мы готовы оказывать посильную помощь Соединенным Штатам, равно как и некоторым другим странам, с тем чтобы навеки прекратить глобальные конфликты.

По-видимому, Хопкинс уже отошел от первого шока, вызванного лицезрением «чудо-самолета». Состоявшийся обмен приветствиями, которыми бы удовлетворился самый строгий ревнитель дипломатического протокола, окончательно привел его в рабочее состояние, заставив почувствовать себя в родной стихии международной политики. В общем, Гарри Ллойд Хопкинс, похоже, решил срочно приступить к исполнению служебных обязанностей в качестве ближайшего помощника президента.

– Вы поразительно хорошо владеете английским языком, мистер Араторн, – громко сказал он. Наверное, ему казалось, что с высоты своего гигантского роста тот может его не расслышать. – Да. И это я рассматриваю как залог того, что мы и в дальнейшем сможем отлично друг друга понимать! Я Гарри Хопкинс – помощник президента США. Могу ли я спросить, как долго вы планируете здесь пребывать?

– Недолго, досточтимый Гарри Хопкинс, – вежливо ответил атлант. – Надеюсь, вы понимаете, что время для открытых контактов между нами еще не пришло. Условия для них надо готовить, и в этом деле я просил бы вас полностью доверять вот этим двум людям, – указал он на Томпсона и Ланселота. – Можете считать их нашими полномочными представителями. Сейчас же я должен вам сообщить то, зачем сюда прибыл. У вашего противника в этой войне скоро появится грозное оружие, которое может стать опасным для всей планеты. Вам должны были уже рассказать об этом.

– Да, мистер Араторн, в основных чертах мы уже в курсе.

– Хорошо. Мы хотим, чтобы и у Америки, и у ее нынешних союзников появилось такое же. Только в этом случае оно не будет применено в этой войне, да и в будущих тоже.

– И вы готовы помочь нам с этим оружием без всяких предварительных условий?

– Нет, одно условие есть: Америка не должна применять это оружие первой.

– … Ну что же, – прикинув что-то в уме, сказал Хопкинс, – я могу твердо вам обещать, мистер Араторн, – президент Рузвельт никогда этого не сделает.

– Но, насколько мне известно, у Америки могут ведь появиться и другие президенты?

– Тогда этого не допустит Конгресс, который я здесь неофициально представляю, – вдруг вмешался сенатор Трумэн. – Мы никогда не станем наносить удар по Германии, если будет хоть какая-то малейшая возможность этого избежать. Даю вам в этом свое честное слово.

– Но когда и каким образом мы сможем получить секрет производства этой бомбы? – снова взял в свои руки бразды правления Хопкинс.

Араторн с сомнением посмотрел на стоявших в оцеплении солдат, которые могли слышать этот разговор, и ответил уклончиво:

– Откровенно говоря, физические принципы и основные технические параметры для ее изготовления давно уже были переданы нами одному из ваших известных ученых. Но мы просили его до поры не разглашать эти сведения, как и многое другое, что он от нас получил. Имя я сейчас называть не буду, его сообщат вам немного позже наши доверенные лица.

– Те, что присутствуют сейчас здесь?

– Возможно, они, а возможно, и нет. Этого я тоже вам сейчас не скажу, потому что, да будет вам известно, среди вас здесь скрываются предатели.

Услышав это шокирующее заявление, Хопкинс и Уотсон недоуменно переглянулись, а Ланселот, хорошо зная о паранормальных способностях атлантов, напрягся и положил ладонь на рукоять трофейного кольта, торчавшего у него за поясом. И оказалось, что как раз вовремя, потому что, повинуясь некоему тайному знаку, охранники быстро взяли собравшихся в круг, тесно сомкнувшись и угрожающе наставив на них дула автоматов. Их командир выступил на шаг вперед и, нехорошо ухмыляясь, произнес следующую довольно наглую речь:

– Сдается мне, мистер, как вас там, Араторн? Придется вам сейчас имя этого вашего ученого гения все-таки нам назвать. Иначе никто живым отсюда не выйдет, да и ваша кровь, будьте уверены, непременно прольется, и мы еще посмотрим, правда ли она такая голубая, как говорят легенды. Хотя нет, вас-то мы как раз, может быть, и оставим, ведь надо же кому-то поднять в воздух это летающее блюдце и следовать на нем с нами туда, куда я скажу.

Ответом ему было гробовое молчание. Трумэн, собравшийся было что-то возразить относительно подозрения в предательстве, прозвучавшего перед неожиданным демаршем сержанта, так, открыв рот, и застыл. Уотсон нервно пытался расстегнуть срывающимися пальцами висевшую у него на поясе кобуру с пистолетом, а Хопкинс лишь с вызовом выставил правую ногу вперед и стоически скрестил на груди руки, показывая всем своим видом, что презирает измену, а исходящую от предателей опасность игнорирует.

– Не советую доставать пистолет, генерал, – насмешливым тоном предостерег сержант Уотсона. – А то он, не дай бог, еще выстрелит и убьет кого-нибудь! Забери у него оружие, – уже серьезно приказал он одному из своих подручных, который стоял у Уотсона за спиной. – И у этого тоже, – указал он на Ланселота.

Ланселот почувствовал, как в спину между лопаток уперся ствол, и из-за пояса у него ловко вытащили кольт, взятый им утром у убитого в отеле бандита.

– Я жду имя, – нетерпеливо воскликнул сержант, обращаясь к Араторну. – Или мне начать расстреливать по одному ваших конфидентов?

– Не говорите ему ничего, Араторн, – спокойно сказал Хопкинс. – Если даже нас сейчас убьют, это будет меньшим из зол.

Однако, несмотря на весь драматизм ситуации, атлант сохранял полнейшее спокойствие и, кажется, даже с некоторым интересом разглядывал сержанта.

– Гавриил, – сказал он неожиданно, – у меня есть другое предложение: я приглашаю тебя на корабль вместе с двумя моими друзьями. А потом мы с тобой полетим домой. Ты ведь не против, не так ли?

«Сержант» после этих слов замер, растерянно оглянулся на своих головорезов, что как-то не вязалось с его звероподобной внешностью и предыдущим брутальным поведением, а затем нерешительно сделал несколько мелких, семенящих шагов в центр светового круга, где стоял Араторн. Несмотря на свои габариты, рядом с атлантом он выглядел как ребенок.

– Хорошо, – сказал тот. – А теперь все остальные положат свое оружие вот сюда, – указал он под ноги генералу Уотсону. – И впредь будут всегда подчиняться только этому человеку.

Тотчас «солдаты» медленно, точно зомби, стали подходить к генералу и складывать перед ним на землю автоматы.

Уотсон, Хопкинс и Трумэн с изумлением взирали на эту полную и безоговорочную капитуляцию.

– Вы верите в милость Божью, Па? – тихо спросил Хопкинс.

– Ну, – серьезно и тоже почти шепотом ответил ему Уотсон, – вообще-то, я всегда считал, что это вещь довольно туманная, но сейчас, кажется, верю, приходится верить. Особенно когда бог живьем стоит прямо перед тобой!

– Даже если это сам дьявол во плоти, то, что он сейчас сотворил, здорово походит на божью милость.

Араторн кивнул Ланселоту и Томпсону, и они также вошли в центр светового круга. Затем все четыре фигуры оторвались от земли и стали медленно, торжественно подниматься по лучу вверх, к ожидающему их кораблю. Оставшиеся внизу молча, с благоговением наблюдали картину нового вознесения, а среди бывших подручных Гавриила была снова замечена попытка принять молитвенную позу, пресеченная на сей раз уже бдительным Па Уотсоном.

– То, что позволено Юпитеру, ребята, не позволено быку, – наставительно, хотя и не совсем понятно, пояснил он бывшим бандитам, а теперь своим новым подчиненным.

* * *

Дисколет быстро набрал скорость и, оставив за собой в ночном небе Вирджинии лишь светящийся след, уже мчался высоко над черной бездной Атлантического океана. На его экранах были видны лишь яркие звезды, однако Араторн не слишком утруждал себя управлением, он лишь изредка смотрел на приборы и нажимал на пульте какие-то кнопки. По-видимому, умный корабль сам знал, куда следовать, подчиняясь заложенной в нем программе. В остальное время атлант, развернувшись на своем монументальном кресле к взятым на борт пассажирам, вел с ними неспешную беседу. Точнее, только с двумя из них, потому что плененный таким неожиданным образом Гавриил, продолжая находиться в заторможенном гипнотическом состоянии, смотрел в одну точку и хранил молчание.

– Через час мы будем в Германии. Там мы расстанемся, и вы сойдете, как мы и решили еще в Асгарде, чтобы встретиться с одним из вождей государства тевтонов, или, по-вашему, немцев. Он уже извещен о вашем прибытии и той роли, которую вы играете в нашей внешней дипломатии. Этот человек имеет прямое отношение к Новой Швабии и тем исследованиям, которые проводит там «Аненэрбе». Очевидно, он в курсе и их ядерной программы. Как мы и договаривались с вами, Томпсон, мы ждем, чтобы вы убедили тевтонов ее не форсировать, иначе у американцев с нашей помощью тоже скоро появится такое же, если не более мощное, оружие. Вы оба здесь очень важны как прямые свидетели тайного ввоза урана в Асгард, так что им от этого факта никак не отпереться. А главное, надо, чтобы они отказались в этом деле от содействия «серых», потому что иначе мы ликвидируем на нашей территории всю их базу. Хотя я подозреваю, что ядерные технологии уже переданы, иначе откуда немцам и японцам известно, как быстро обогащать уран до оружейного состояния. Американские же ученые, насколько мне известно, пока этот вопрос для себя еще не решили.

– То есть господа Хопкинс и Уотсон напускали нам в глаза туман, когда делали вид, что впервые слышит о ядерной бомбе? – удивился Ланселот.

– Конечно, – ответил ему Томпсон. – Об этом из-за секретности проекта мог не знать еще сенатор Трумэн, но только не ближайшие помощники президента. Ведь при правительстве еще с тридцать девятого года действует Урановый комитет, который Рузвельт приказал учредить после того, как отец теории относительности Альберт Эйнштейн прислал ему письмо с предупреждением о работах немцев, ведущихся в этом направлении. Правда, большого успеха деятельность этого учреждения пока что не имела. У американцев не было для этого ни достаточного количества специалистов, ни урана, ни технологий.

– Нужные сведения по ядерным технологиям мы уже предоставили другому нашему доверенному лицу в Америке, он хорошо разбирается в технических вопросах. Может быть, скоро придет время передать эту информацию вашим ученым, – пояснил Араторн.

– Никогда раньше об этом не слышал, – оживился Томпсон. – Постойте, дайте-ка я угадаю.

Он с некоторым сомнением посмотрел на безучастно сидевшего в своем кресле Гавриила, который, казалось, все еще пребывал в прострации.

– Надеюсь, наш мнимый сержант больше не опасен? Тогда я, пожалуй, скажу: на эту роль годится лишь один человек – это «повелитель молний», инженер-изобретатель Никола Тесла, таинственный гений, с необъяснимой легкостью выдающий массу оригинальных идей и не раз будораживший своими электрическими опытами весь Нью-Йорк. Я наконец понимаю, откуда берутся все эти его удивительные технические фокусы.

– Вы все угадали правильно, Томпсон, – сдержанно улыбнувшись, ответил Араторн. – Мы уже давно работаем с Теслой, и в той мере, в какой люди к этому способны, допустили его к единому информационному полю. Оттуда он извлек довольно много идей, часть из которых сумел реализовать. Его опыты с глобальным электрическим резонатором были интересны даже для нас и в принципе могли привести к объединению всего человечества в единую информационно-энергетическую систему, но, очевидно, время для этого еще не пришло. А вот с теорией эфира он справился не слишком блестяще, видимо, не хватило фундаментального образования, а жаль, потому что ваши ученые совершенно напрасно от нее отказались. Как это у вас говорят: вместе с водой выплеснули и ребенка? Например, этот корабль передвигается именно благодаря нашим знаниям об эфире. Правда, нельзя сказать, что ваши физические представления совсем не верны, просто они еще весьма фрагментарны.

– Почему же вы не дали Тесле уже готовой, полностью разработанной теории, которая бы убедила всех? – удивился Ланселот.

– Потому что у вас в ней никто ничего не поймет. Мы же используем совсем иной математический язык. Вообще, у атлантов науки в вашем понимании не существует. Знание о многих вещах приходит к нам сразу, в готовом виде из информационного поля Вселенной. Люди же изначально в этом отношении глухи, слепы и познают все на ощупь, будучи связаны по рукам и ногам своими «научными», а на самом деле весьма ограниченными методами. Поэтому мы можем объяснить вам лишь исходные принципы, подтолкнуть на правильный путь, а дальше, чтобы понять изнутри и усвоить тот или иной природный закон, вам надо кропотливо работать самим.

– Но Тесле же вы разрешили почерпнуть из вашего единого информационного источника? – не унимался американец. – Он ведь, наверное, не один такой у нас гений?

– Не знаю, поймешь ли ты меня Ланселот, если я скажу, что огромное и неожиданное знание убивает?

– Как ядерная бомба?

– Именно так.

Тем временем экраны уже посветлели, так как дисколет летел на восток, навстречу стремительно наступающему дню. Скоро показалась изрезанная береговая линия Франции, очерченная белыми кромками пляжей, внизу угадывались песчаные отмели в устье Луары, контуры портовых сооружений и трех огромных док-бассейнов города Сен-Назера на правом берегу реки. Там что-то явно происходило. То и дело мелькали огненные сполохи орудийных залпов, из чего можно было понять, что внизу идет жаркий бой. Чтобы получше рассмотреть картину, Араторн снизил высоту полета, и в этот момент на входе в угловой док случилась яркая вспышка от мощного взрыва.

– Похоже на рейд десанта, – со знанием дела сказал Ланселот, внимательно наблюдая отраженную на экране картину сражения. – Не иначе, англичане взорвали знаменитый супердок Жубер, чтобы немцам негде было чинить свой суперлинкор. Что ж, разумно, если они хотят дать Гитлеру на море укорот. Хотя, сдается мне, мы с этим Сен-Назером еще намучаемся, потому что немцы его просто так, за понюх табаку не отдадут, – ведь он ключ ко всей Северной Атлантике.

Больше признаков военных действий внизу заметно не было, напротив, всюду расстилалась на вид вполне мирная равнина, где леса чередовались с полями, холмами и тонкими голубыми нитями рек. Через полчаса полета корабль стал быстро снижаться и совершил посадку на зеленом лугу, на берегу петляющего по нему ручья, перед поросшей густым лесом горой, на вершине которой возвышались серые стены и башни старинного замка. Имевший в плане вид треугольника или наконечника копья, он вписывался в кольцо сооружений, обнесенных по окружности тройной крепостной стеной.

– Вот мы и прибыли на место, – сказал Томпсон. – Очень надеюсь, что хозяева были предупреждены о нашем прибытии и не откроют огонь без предупреждения. Кстати, Араторн, вы по-прежнему не хотите пойти с нами?

– Нет, дорогой Персиваль, вы же знаете, мы не вмешиваемся напрямую в ваши земные дела, и прямые контакты с людьми, за исключением таких экстренных ситуаций, какая случилась в Вашингтоне, нам разрешены только в Асгарде. Но владелец замка ждет вас, с ним мы связались через известное вам отделение «Аненэрбе» в Новом Берлине.

– Но вы еще не сказали, как этого таинственного владельца зовут, – заметил Ланселот.

– Разве? – удивился атлант. – Впрочем, мистер Томпсон знает: его имя Генрих Гиммлер.

– Черт возьми! – чуть не поперхнулся Ланселот. – Теперь у меня такое чувство, будто я Кот в сапогах, который наведывается в замок к людоеду!

– Насчет кота, я не знаю, но про людоеда это вы, Ланс, заметили довольно точно, – мрачно пошутил Томпсон.

На всякий случай решили пока не выходить и посмотреть, какую реакцию вызовет появление дисколета. Оказалось, что ожидаемую, потому что по полю к нему приближался восьмиместный хорьх девятьсот первой серии. Подъехав, он остановился в двадцати метрах от корабля, и из него вышел офицер в форме СС, который, хотя и разглядывал приземлившееся чудо круглыми от изумления глазами, все же явно был в курсе визита, потому что внешне спокойно ожидал появления гостей. Дверь дисколета открылась, откинувшись вниз в качестве трапа, Томпсон с Ланселотом сошли на землю и направились к машине. Корабль же плавно, почти беззвучно поднялся в воздух и исчез в вышине.

– Пожалуйста, господа, прошу вас сюда, – сказал офицер по-немецки, вежливо открывая перед гостями заднюю дверь. Через несколько минут они уже подъезжали к воротам замка, над которыми на весеннем ветру полоскалось красное полотнище с заключенной в белый круг свастикой, а по краям стояли вооруженные автоматами часовые в касках.

Выйдя из машины, они в сопровождении офицера, миновав арочный мост, направились внутрь замка. Пройдя через внутренний двор, затем несколько сумрачных коридоров и поднявшись по лестнице, ведущей, по-видимому, в одну из башен замка, они оказались возле тяжелых дубовых дверей, перед которыми путь им преградили двое часовых. Сопровождающий офицер извинился за то, что придется соблюсти некоторые формальности, и предложил сдать оружие, если, конечно, оно имеется у прибывших господ. Ланселот передал ему свой трофейный кольт, который ему вернули на летном поле после усмирения бандитов, однако офицер этим не удовлетворился и, еще раз извинившись, быстро ощупал обоих с боков, спереди и сзади, чтобы убедиться в отсутствии других предметов, после чего открыл перед ними дверь внутрь помещения. Вопреки ожиданию, там оказался не кабинет, а большой мрачный зал с несколькими узкими бойницами под самым потолком, со стенами и полом из грубого серого камня. В его середине было устроено круглое углубление с выложенным на полу магическим символом «черного солнца», в центре которого ярко пылал огонь, вырывающийся из-под кованой железной решетки, однако он не в силах был рассеять залегшую по углам густую тьму. По периметру помещения располагались двенадцать пустых постаментов, видимо ожидающих тех, чьи посмертные изваяния будут достойны их занять. В общем, зал напоминал скорее могильный склеп или языческое капище, чем помещение для переговоров.

В центре круга возле пылающего огня стоял невысокий человек с пухлым лицом и в очках, ни ростом, ни чертами лица не напоминавший «истинного арийца» и вождя СС. Гиммлер был элегантно одет, ладно сидевшая на нем серая форма поблескивала орденами, а на петлицах красовались по три дубовых листа. Вид у него был весьма ухоженный, и внешне он мог бы производить впечатление не садиста, каковым и являлся, а добропорядочного немецкого учителя, если бы не его пронзительный и беспокойный взгляд, странным образом фокусируемый стеклами очков, в которых отплясывали красные отблески языков огня. Он что-то тихо произнес, но в то же мгновение его шепот многократно усилился, отражаясь от стен и потолка, ясно и гулко прозвучав сразу во всем помещении:

– Добро пожаловать в «Вальхаллу», господа!

Надо признать, что дипломатический прием начался как нельзя более эффектно, ибо сначала даже показалось, что более инфернального впечатления, наверное, не смог бы добиться и сам дьявол.

«Вот, значит, каков нацистский рай, – подумал Ланселот, – что черти построили для себя прямо в аду».

И тут ему пришлось вздрогнуть, потому что, словно отвечая на его тайные мысли, из темноты стал медленно возникать чудовищный лик, похожий на хищную птицу, только на нем горели, как угли, совсем не птичьи глаза. Загадочное существо на миг показалось из тени, а затем отступило в нее вновь, однако Ланселот готов был поклясться, что у него были и крылья, хотя и растущие как бы из человеческого туловища. Никакой одежды на этом исчадии ада не наблюдалось.

Гиммлер явно наслаждался тем впечатлением, который произвел на американцев его необычный гость. Однако, как выяснилось, на сцене появились еще не все участники действа, поскольку из другого угла появилась новая фигура. К огню подошел человек, являвший собой – ввиду своей обыденности – полную противоположность предыдущему персонажу. У него была густая рыжеватая шевелюра, на плечах твидовый пиджак, на шее галстук-бабочка, а на носу модные роговые очки. По правде сказать, в мрачной Вальхалле этот франт смотрелся абсолютно чужеродным элементом, поскольку по виду напоминал скорее профессора университета, чем нечистую силу.

– Позвольте вам представить, господа, сначала моего уважаемого гостя, повелителя расы Кабирим. Он предпочитает, чтобы его называли «Элейна», хотя люди нередко обращаются к нему Ваал-Фегор. Выглядит он довольно экстравагантно, однако, да будет вам известно, он по долгу службы, так сказать, умеет легко изменять свою внешность. А это герр Синклер – наш, скажем так, советник. Я думаю, этой аттестации вам будет достаточно. Меня вы, конечно, знаете: я рейхсфюрер СС Генрих Луйтпольд Гиммлер. Вас же я представлять не буду, мы уже информированы, кто вы такие… Я не слишком хорошо говорю по-английски, поэтому, если не возражаете, будем общаться на немецком. Ведь вы, герр Томпсон, выучили его еще лет сто назад, а герр Ланселот, насколько мне известно, вообще наполовину наш соотечественник, не так ли?

– Только до некоторой степени, – ответил тот по-немецки. – Моя мать – этническая немка, хотя никогда и не покидала Америку.

– Вот и славно, – обрадовался Гиммлер. – Значит, мы друг друга, я надеюсь, поймем. Итак, вы прибыли сюда таким экстравагантным способом, чтобы сказать: друзья, не делайте атомной бомбы, не так ли? Иначе атланты помогут американцам быстренько соорудить свою, и весь мир полетит в тартарары.

– В общем-то, да, – ответил Томпсон. – Вы прекрасно осведомлены, господин рейхсфюрер. И очевидно, ваш гость Ваал-Фегор здесь для того, чтобы дать нам понять: бомбу вы сделаете быстрее, чем американцы. Что ж, может быть, так оно и есть. Однако должен вам заметить, что ни на земле, ни под землей такое оружие еще никто не создавал, а это значит, что завтра мы его не увидим и послезавтра тоже. Для этого в самом лучшем случае нужна, ну, хотя бы пара лет. Правда, вступление в войну Соединенных Штатов сделало перспективу скорой победы Германии в этой войне, мягко говоря, довольно туманной, и за время, пока вы работаете над бомбой, многое может перемениться. Положим, вы еще, возможно, сумеете сбросить ее на Англию, но, чтобы доставить заряд через океан, нужна сверхдальняя авиация, которой у вас нет. На ее разработку уйдут годы. И единственный ваш недостроенный авианосец «Граф Цепеллин» этой проблемы тоже не решит. А у Штатов уже сейчас есть и авианосцы и «летающие крепости». В итоге при первой же попытке применить атомное оружие Германия гарантированно перестанет существовать, а Штаты, да и Россия с ее бескрайней территорией, так или иначе выживут. Кроме того, я должен заявить, что Россия, ради соблюдения в мире стратегического равновесия, тоже рано или поздно получит ядерное оружие.

– И вы, то есть атланты, намерены ей в этом помогать?! – взвизгнул, потеряв всякое самообладание, Гиммлер.

– Асгард будет помогать всем, кто не хочет погубить планету. В крайнем случае, атланты не исключают и возможности своего прямого вмешательства для принуждения к миру.

– То есть они готовы выступить на стороне России?! Ну тогда передайте вашим хозяевам, так же как и американцам, что они плохо разбираются в наших делах. Ведь рано или поздно Штаты поймут, что именно мы сегодня служим последним оборонительным валом западной цивилизации против большевизма, а национал-социалистическое решение – единственная общественно-политическая форма, которая могла бы ему эффективно противостоять. Ваши солдаты, придя в Европу и общаясь с русскими, заразятся бациллами большевизма и вернутся домой разносчиками красной чумы. Но СС и вермахт готовы продолжать битву с Россией, если англо-американцы согласятся с нами на перемирие. Пойти же на мир со Сталиным для нас невозможно; любое соглашение с ним ничего не стоит, потому что коварный азиат, одержимый своими собственными демонами, презирает всякие договоры и считает тех, кто им верит, просто дураками. Поэтому, чтобы отразить большевистские орды, мы обязаны продолжить борьбу. Постарайтесь убедить их, что истинный враг человечества и всей планеты – это советская Россия, и сражаться с ней по-настоящему готовы только мы, немцы.

Сделав короткую паузу, он добавил:

– Фюрер, как и я, согласен даже на то, чтобы уступить победу западным союзникам. Дайте нам только время, чтобы сломить Россию. И мы сможем это сделать, если нам позволят обратить против нее наше оружие возмездия, которое вот-вот будет создано.

– И при этом должны сгореть в огне миллионы? – возразил Томпсон. – Ради какой цели? Простите, но ваш национал-социализм и большевизм не так уж сильно между собой и различаются. Не хотите ли вы просто убрать в лице русских большевиков конкурента в борьбе за мировое господство? Если так, то, боюсь, дай вам волю, и мировая ядерная война будет неизбежна. Что же до соблюдения соглашений, то позвольте вам напомнить, господин Гиммлер, про разорванный Германией Версальский договор, да и про Пакт о ненападении, заключенный вами с большевиками, через который вы также легко переступили, первыми напав на Россию. Как мы после всего этого можем доверять вашим обещаниям?

– То есть вы отказываетесь? – грубо сказал Гиммлер.

– Нет, о перемирии или даже мире никто говорить пока не отказывается. Но тогда в качестве жеста доброй воли сперва выпустите всех узников концлагерей, прекратите преследования евреев и масонов.

– Концлагеря – это необходимое зло, без них невозможно предотвратить эпидемии болезней, прежде всего тифа, которые разносят военнопленные. Евреям мы с самого начала предлагали эмигрировать из нашей страны в Палестину, но, вместо того чтобы возвратиться на историческую родину, они остались, чтобы саботировать экономические планы германского правительства и стрелять в спины немецким солдатам в Чехии, Польше и России. Но наш фюрер великодушен, если союзники их примут, то мы готовы освободить всех евреев, пусть на здоровье себе уезжают. Что же касается масонов, то этот вопрос сложнее. Конечно, за масонством стоит весьма притягательная идея, идея Французской революции с ее требованиями свободы, равенства и братства, гуманистическими идеалами и правами человека. Еще больше людей привлекает возможность посещать своего рода социальный клуб, познакомиться на масонских приемах с людьми своего круга за бесплатной выпивкой и закуской, чтобы потом воспользоваться этими связями. Но все это только камуфляж, дьявольски хитроумный трюк, благодаря которому под влиянием масонов оказались тысячи людей, большей частью достойных и респектабельных. Однако правда в том, что в каждой ложе есть тайные вожди, которые управляют теми масонскими лидерами, что появляются открыто. Помимо Великого магистра, необходимого как публичная фигура, в каждой ложе есть и никому не известный человек – «серый кардинал», в действительности занимающий куда более высокое положение во всемирном масонстве и заправляющий всем и вся через послушных ему «братьев». Этот узкий круг тайных властителей – действительно серьезная сила. Именно они спровоцировали Первую мировую войну, а в нынешней снова объединили против нас полмира. Но масоны для них – лишь средство, а цель – господство над миром людей благородной голубой крови, унаследованной от древних королей. Такую цель я признаю и уважаю, потому что я и мои СС – сами новый рыцарский Тевтонский орден чистой арийской расы. Миром для его же блага должна править элитная каста, а мы можем добавить к древней царской породе наш генетически безупречный арийский материал – белокурых и голубоглазых бестий.

Тут прежде молчавший «профессор» выступил вперед:

– Если позволите, рейхсфюрер! Вы правы – этим миром может эффективно управлять лишь благородная наследственная каста, способная как примером собственного величия, так и твердой отеческой рукой заставить косный и вечно недовольный охлос идти по пути совершенствования. Как вы на самом деле хорошо знаете, я и представляю здесь клуб тех, так сказать, тайных властителей, о которых вы только что упомянули. И мы согласны, что наши цели в главном схожи с вашими. Нам действительно нужен могучий союз, чтобы отстоять цивилизацию от гибели под ударами восточных варваров. Но это должен быть союз крови. Лишь те, в которых течет голубая кровь древних королей, достойны править миром. Вы ведь сами мне говорили, что мистическим образом чувствуете себя реинкарнацией Генриха Первого Птицелова. А ведь все мы – потомки царей, которые происходят от древних богов. Поэтому главную задачу мы сейчас видим в том, чтобы склонить Америку с Англией прекратить войну с Германией и заключить союз против России, в которой власть захватил торжествующий хам. И если древняя и великая раса Кабирим окажет нам в этом помощь, прежде всего своими знаниями, мы вернем Земле ее золотой век, когда людьми правили боги. Мы же в свою очередь желаем, чтобы Кабирим восстановила свое положение во Внутриземье.

Гиммлер слушал «профессора» с живым интересом, а в конце так и просто развеселился.

– Дорогой Рафаэль, это, конечно, очень похвально, что вы желаете Кабириму победить своих врагов. Правда, вы не сказали, чем сможете им в этом помочь. Ну, да ничего, мы что-нибудь потом придумаем. Но если я не ослышался, вы предлагаете употребить все свое влияние на масонов, чтобы помирить англосаксов с немцами, не так ли?

– Можно сказать и так, рейхсфюрер.

– Да, но вы не пояснили, каким образом? Дьявол ведь, как известно, кроется в деталях. Англосаксы, надо признать, всегда уважали только силу и никогда не верили пустым обещаниям. Я такой подход разделяю, но как же нам тогда достичь союза? Ведь если у них будет атомная бомба, они ни за что не согласятся разговаривать с нами на равных.

– Мы через наших людей в правительстве и научных кругах можем затормозить разработку американцами ядерного проекта, по крайней мере до тех пор, пока Германия не реализует свой.

– Вот это уже речь не мальчика, но мужа, дорогой Раффи! – восхитился рейхсфюрер. – Если мы первыми успеем подвергнуть показательной атомной бомбардировке английские города, то сразу же создадим невыносимое давление на западных союзников. Тогда в политическом плане почти невероятно, чтобы коалиционное правительство Черчилля смогло продолжить войну. Вероятнее всего, оно просто падет. А без английских баз и французских морских портов, которые уже и так наши, американцы не сумеют перебросить сюда значительные войска. Следовательно, первыми применив бомбу, мы делаем им шах и мат и, несмотря на общий перевес в силах союзной коалиции, гарантированно выигрываем всю войну!

Ланселот наклонился к уху своего товарища и прошептал:

– По-моему, нам пора что-то предпринять, Томпсон, иначе нам крышка. После этих откровений, нас отсюда живыми не выпустят.

Томпсон, по-видимому, и сам понимал эту неутешительную перспективу, потому что немедленно нанес встречный удар в единственное уязвимое место.

– Раффи, Рафаэль… Рафаил! – повторив на разные лады имя «профессора», воскликнул он, как будто о чем-то вдруг догадавшись. – Ну конечно: Михаил, Гавриил, Рафаил! Этими именами ведь звали не только библейских архангелов, но, по легенде, и троицу верховных жрецов при храме Соломона, которые, будучи сами потомками Авраама, передавали его кровь по наследству послушницам, специально отбираемым из самых знатных родов Израиля. А затем, после разрушения Соломонова Храма римлянами, эти потомки Авраама в конце концов оказались в Европе и создали там Приорат Сиона – могущественный тайный орден – хранитель королевской крови, действовавший сначала под прикрытием тамплиеров, а потом и масонов… Интересно, господин рейхсфюрер, а одобрит ли Гитлер такой ваш союз с тайными сионистами? И не поставит ли это под сомнение вашу верность национал-социализму?

– Не беспокойтесь о моей преданности национал-социализму, Томпсон. Если Гитлер прикажет мне застрелить родную мать, я сделаю это без колебаний и буду горд оказанным мне доверием. Но вам будет трудноватенько доказать еврейское происхождение господина Рафаила Синклера – или Сен-Клера? – и его божественных королей. Скорее уж фюрер поверит в тамплиеров, к которым он и так благоволит… И потом, кто сказал вам, что мы дадим вам возможность что-то кому-то доказывать? Вы столько здесь уже наслушались лишнего, что отпускать вас было бы с моей стороны преступной глупостью. Пожалуй, единственное, что я могу для вас сделать, – так это удовлетворить ваше любопытство относительно состояния наших изысканий в области ядерной энергии. Кстати, герр Синклер как раз вам все и покажет, тем более что именно он занимается у нас здесь всей технической частью этого проекта… Раффи, – добавил он, обращаясь к «профессору», – будьте так любезны, покажите господам из Америки «святая святых», так сказать наш «Ковчег завета».

– Непременно, господин рейхсфюрер, – довольно усмехнулся тот. – Тем более это то, чего как раз не хватает американскому проекту, чтобы стать успешным!

Гиммлер сделал знак рукой, и тут же за спиной у пленников возникли два рослых эсэсовца с автоматами, а Рафаил издевательски вежливым жестом пригласил американцев выйти в дверь и сам последовал за ними.

Но прежде чем за ними закрылась тяжелая дверь, Ланселот вдруг явственно услышал необычный шепот, отзывавшийся, благодаря чудесной акустике, во всем зале: «Ихь атмээ ти-иифь унд оне ангст – я дышу глубоко и без страха». И хотя эта странная фраза была произнесена по-немецки, она напоминала скорее змеиное шипенье, чем человеческую речь, да таковой и не являлась. Мельком оглянувшись, Ланселот внезапно ощутил на щеке сильный укол, как будто его ужалила змея. В провожавшем его взгляде горящих глаз Ваал-Фегора бешено металось черное пламя.

В коридоре в голове процессии заняли место еще два охранника, и в этом составе они отправились в путь по бесконечным коридорам замка, спускаясь по ним все ниже и ниже. Когда они были, наверное, уже глубоко под землей, узкий коридор сменился обширной сетью помещений, напоминающих экспериментальные лаборатории. «Профессор» явно чувствовал себя здесь как рыба в воде. Он с видимым удовольствием примеривал на себя роль радушного хозяина, который рад похвалиться перед гостями всеми теми улучшениями, которые он успел произвести за время их отсутствия в своем доме. Остановившись перед тяжелой, обитой свинцом дверью с надписью «Осторожно, радиация» и маленьким оконцем с толстым стеклом, он приказал охране ее отворить. Она оказалась не запертой, и за ней обнаружилось не слишком просторное помещение с низким потолком, в центре которого стояло несколько темных колонн, с потолка свисали какие-то металлические стержни, а по стенам вились снабженные датчиками трубы, приборы и провода в свинцовой оболочке. Внутри помещения находились двое рабочих, которые заканчивали закручивать тяжелым разводным ключом фитинг одной из труб. Рафаил спросил, закончили ли они работу, те ответили, что да, и торопливо покинули помещение. Хозяин обернулся к своим спутникам:

– Прошу вас, заходите! Здесь вы можете лицезреть наш «Ковчег завета», первый в мире ядерный реактор. Правда, в нем еще не все доведено до совершенства, но тем не менее он уже находится во вполне рабочем состоянии. Понимаете, – принялся объяснять он с увлечением, – чтобы ядерная реакция была контролируемой, надо регулировать число участвующих в ней нейтронов. Мы добиваемся этого с помощью стержней, изготовленных из бора и кадмия, которые хорошо поглощают нейтроны. Другая проблема заключалась в том, как замедлить нейтроны. Американцы думают, что мы пытаемся делать это с помощью тяжелой воды, которая содержит дейтерий, – пусть и дальше так думают, – но мы давно поняли, что такой путь бесперспективен. Замедлителем нейтронов у нас служат графитовые кирпичи, из которых сложены вон те колонны. Видите? Между ними установлены блоки с рабочим материалом – окисью урана. Если вытащить все контрольные стержни, начнется цепная реакция… Но не волнуйтесь, нейтронные счетчики пока молчат. Но если они оживут, тому, кто здесь окажется, не позавидуешь. Впрочем, сейчас вы сами убедитесь. Желаю вам приятных впечатлений.

С этими словами Рафаил быстро вышел наружу. Стоявшие за спиной у Ланселота и Томпсона охранники грубо толкнули их вперед, а сами, также без промедления выскочив за дверь, налегли на нее все вчетвером. Она с грохотом захлопнулась, оставив две жертвы в смертельной западне. В дверном окошке была видна улыбающаяся физиономия наблюдающего за ними Рафаила. Через несколько минут все вокруг ожило: ярко вспыхнул свет электрических ламп, что-то загудело, стержни на потолке пришли в движение, медленно уползая в свои норы на потолке. Счетчик на стене защелкал, убыстряя темп.

Придя в себя от первого шока, Ланселот оценил обстановку:

– Томпсон, кажется, нас хотят тут поджарить. Надо срочно придумать, как заставить их открыть дверь, иначе мы погибли!

– Слышите, как трещит счетчик, – радиация усиливается. Спрячьтесь от реактора за мою спину.

– И что я там буду делать? Радоваться, что меня зажарят вторым по счету?

– Я знаю, что говорю, Ланс! Мой организм прожил уже полтора века и, хвала Асгарду, более устойчив, чем ваш. Но сперва найдите какой-нибудь тяжелый предмет.

Ланселот мгновенно понял план своего старшего товарища. Он был не слишком обнадеживающим, но никакого другого у них не было. Вдруг у стены он заметил здоровенный разводной ключ, чуть ли не в ярд длиной, который в спешке оставили здесь рабочие. Он схватил его и спрятался за широкую спину Томпсона. И вовремя, потому что счетчик на стене начал уже буквально захлебываться.

– Ломайте теперь все, до чего сможете дотянуться! – крикнул Томпсон, невольно пятясь от реактора к двери.

Ланселот не заставил себя просить дважды. Оставаясь под прикрытием Томпсона, он размахнулся тяжелым ключом и изо всех сил стал бить им по трубам и приборам на ближайшей стене. Во все стороны полетели стеклянные осколки, зашипел белый пар, вырывавшийся из разорванной трубы.

– Этого мало, – воскликнул Томпсон, – лупите по стержням на потолке. Радиация тогда должна, конечно, усилиться, но реактор пойдет в разнос.

– Ага, и тогда мы, по крайней мере, сможем поднять на воздух все это чертово гнездо, а вместе с ним и половину Вестфалии. Продадим же свои жизни задорого! – заорал Ланселот и в каком-то диком восторге начал крушить стержни, которые убрались в отверстия не полностью и на половину длины оставалась свисать с потолка. Громко запел зуммер сигнала тревоги, замигала красная лампа.

– Нет, Ланселот, – прокричал Томпсон, – сейчас они остановят реактор и откроют дверь, чтобы прикончить нас из автоматов. У нас есть один шанс из ста, но постарайтесь им воспользоваться.

Он как в воду смотрел: свет в зале потух, гул прекратился, счетчик частить перестал. Дверь начала открываться. В это мгновение Ланселот благословил свой импровизированный дипломатический иммунитет, который немного ослабил внимание охраны при его обыске, что не позволило ей найти заветный браунинг, удерживаемый ремнем на его лодыжке. Беда в том, что он не успел купить к нему новую обойму, и сейчас в его распоряжении оставалось только два патрона. Однако это уже был все-таки не один шанс из ста, как сказал Томпсон, а целых два. Дверь тем временем окончательно открылась, и на пороге на фоне освещенного коридора Ланселот увидел фигуры Рафаила и двух эсэсовцев, которые уже поднимали стволы автоматов. Время как бы остановилось, движения солдат казались ему замедленными, он видел искривленный в крике рот Рафаила, который командовал «пли», однако никаких звуков не слышал. Внутри же реактора было темно. В своей вытянутой руке он в этот момент вдруг обнаружил заветный браунинг. Тело действовало само по себе, выбирая самый короткий и эффективный путь. Он дважды нажал на курок, и тела двух солдат медленно стали оседать на пол, глядя перед собой удивленными, пока что живыми глазами. Отбросив бесполезный уже пистолет, он бросился вперед, мощным хуком в челюсть привел в бессознательное состояние Рафаила и поднял выроненный убитым им охранником автомат. Двое других эсэсовцев, очевидно, были отосланы Рафаилом прочь, когда он запустил реактор, но, услышав выстрелы, могли в любой момент прибежать с подмогой, поэтому надо было спешить. Он оглянулся на Томпсона, тот казался в порядке и даже успел обзавестись автоматом, который снял со второго мертвого солдата.

– Я бы прикончил этого негодяя, да жалко расходовать на него патроны, они нам сейчас еще как потребуются, – с сожалением сказал он, указывая на лежавшего без сознания Рафаила. – Бежим отсюда скорей, а то через минуту сюда прибежит целый батальон во главе с самим Гиммлером. Только дай нам бог найти какой-нибудь выход наружу.

– Я знаю, где он может быть, – осенило Ланселота. – Когда мы сюда шли, я в последнем коридоре заметил боковое ответвление, в конце которого вроде бы видел дневной свет.

Они поспешили к этому месту. Метрах в двадцати, в конце Т-образного ответвления от основного коридора, действительно обнаружилась дверь, однако она не была отперта, и на ней висел большой замок. Свет, который заметил Ланселот, имел своим источником узкое, забранное железной решеткой окно, почти бойницу, находящееся рядом с дверью.

Ланселот попросил своего напарника отойти на насколько шагов назад и сбил замок выстрелом из автомата. Дверью, по-видимому, давно не пользовались, потому что отворить ее удалось лишь с большим трудом. Зато выход был расположен с обратной стороны здания замка, прямо на уровне земли. Перед ними открылась ровная, покрытая серым бетоном площадка, похожая на небольшой аэродром, которым она, собственно, и являлась, потому что на ней, к их изумлению, стояли два дискообразных корабля, очень похожие на тот, который встретил их подводную лодку в Асгарде, на подходе к Новому Берлину. Эти аппараты не были виманами атлантов, они больше походили на дело рук человеческих. На их бортах чернели кресты, а из амбразур торчали стволы орудий. Тем не менее не вызывало сомнений, что это воздушные суда. Возле одного из них, размером побольше и с надписью на борту «Ханебу», который стоял в некотором отдалении, ходили люди в пилотках и черных комбинезонах, вероятно готовя его к полету. Второй аппарат стоял ближе к замку, и рядом с ним не было ни души.

– Посмотрим, сможем ли мы совладать с этой летающей тарелкой, – сказал Ланселот. – Самолетом я несколько раз управлял, наверное, и это будет не слишком сложно. По крайней мере, я не раз видел, как Араторн на своей лишь жал на рычажки и кнопки, и она прекрасно летала, а эта явно сделана людьми, значит, еще проще.

Они, пригибаясь, побежали к ближайшему, меньшему по размеру кораблю. На его борту была другая надпись – «Вриль». Он стоял на телескопических опорах, а под его днищем нашелся люк. К счастью, он не был заперт, и они, открыв его, по вертикальной лестнице, похожей на ту, что бывает на подводных лодках, проникли в кабину. Она освещалась расположенными по кругу иллюминаторами и была пуста. В ее середине находился пульт, весьма напоминавший приборную панель самолета. Однако, подергав на нем рычажки и понажимав кнопки, Ланселот так ничего и не добился. На панели лишь зажглись несколько лампочек, но двигатель молчал.

– Надо отсюда выбираться, – хриплым голосом сказал Томпсон. – Без пилота нам не улететь. Предлагаю захватить второй аппарат вместе с экипажем – другого выхода нет.

Ланселот посмотрел на него и поразился произошедшей в его соратнике перемене. Из него как будто выпустили воздух, его трясло, а лицо отекло и приобрело нездоровый синюшный оттенок, который с каждой минутой все усиливался.

– Перси, вам плохо? – спросил Ланселот, взяв его за руку.

– Да, друг мой, мне что-то нехорошо, – вымученно улыбаясь, отвечал тот. – Видно, я все-таки схватил слишком большую дозу радиации, да и вам, наверняка, тоже досталось, ведь я все-таки сделан не из свинца. Но ждать нельзя, и добежать сотню ярдов до второго корабля я, надеюсь, еще сумею.

Опираясь одной рукой на плечо Ланселота, а другой, волоча автомат, он принял участие в реализации намеченного плана. То ли люди у дисколета не сразу заметили, что их атакуют, то ли их ввел в заблуждение болезненный вид Томпсона, и они приняли ковыляющую к ним пару за спешащих к ним за помощью, но факт остается фактом – сопротивления они никакого не оказали. Всего у корабля оказалось три человека. Ланселот, когда до судна оставалось уже совсем немного, поднял свой автомат и приказал им поднять руки вверх. Затем, оставив их под прицелом Томпсона, он подошел и вытащил из кобуры одного из них, который больше всего походил на пилота, пистолет, остальные оказались не вооружены. На его вопрос, подкрепленный приставленным к голове дулом автомата, тот подтвердил, что именно он отвечает за судно, может им управлять и оно полностью готово к полету. Ланселот отпустил двоих техников, которые что есть мочи помчались к замку, а пилоту велел пройти с ними внутрь корабля. В это время со стороны замка послышались крики и отрывистые команды, а затем загрохотали выстрелы. По взлетному полю по направлению к ним бежали десятка два эсэсовцев. Ждать было некогда. Дав по приближающимся длинную очередь, которая заставила их залечь, Ланселот последним поднялся на борт и закрыл за собой люк. Внутри корабля они были в относительной безопасности, потому что вряд ли автоматные пули были страшны для его брони. К счастью, аргумент в виде MP-38 «Шмайсер» оказался для пилота весомее, чем верность присяге, и, оказавшись в кабине, очень похожей на ту, что была на первом корабле, он быстро нажал несколько кнопок, двигатель завелся и загудел. Затем пилот потянул на себя рычаг, и дисколет стал плавно подниматься вверх. Внизу гремели очереди выстрелов, пули барабанили по обшивке, но не причиняли кораблю никакого ощутимого вреда.

Внезапно судно сильно тряхнуло, потом еще раз. Выглянув в иллюминатор, Ланселот увидел, что за ними, примерно в двухстах ярдах, летит «Вриль», ведущий по ним огонь из крупнокалиберного пулемета. В его иллюминаторе он разглядел знакомую рыжую шевелюру и проблеск стекол очков. Тут он пожалел о своей оплошности, когда лишь оглушил Рафаила ударом, но не добил его, хотя для этого тогда была возможность. Теперь же тот успел очухаться и поднять в воздух второй дисколет на их перехват.

– Эй, Джерри! – прокричал Ланселот пилоту, указывая в иллюминатор на преследователя, – видишь, нас сейчас продырявят. Если хочешь жить, срочно прибавь газу и стряхни его с нашего хвоста. И не давай ему прицелиться.

Оказалось, что немец жить хотел, и даже очень, потому что тут же обнаружил блестящие навыки пилотирования. Выжав рычаг управления до отказа вправо, он, накренив корабль на девяносто градусов, уверенно выполнил боевой разворот и при этом еще умудрился вписаться в самый минимальный радиус. От этого маневра неимоверно возросла сила перегрузки, но скорость дисколета резко упала, и противник, не успев вовремя отреагировать, пронесся мимо. Пилот не упустил своего шанса и, продолжая разворачиваться по кругу, оказался сзади. Теперь дичь и охотник поменялись местами.

– Как из этой штуки стрелять?! – заорал Ланселот.

– Здесь есть ракеты, надо просто нажать вон на ту красную кнопку, – прокричал пилот, указывая на пульт.

– А как я могу прицелиться?

– Не надо, – замахал рукой пилот, – они самонаводящиеся, реагируют на тепло.

Ланселот не совсем понял, что это значит, но нажал на кнопку, и по тому, как дисколет качнуло, понял – ракеты вышли. В иллюминатор он увидел, как сразу два сигарообразных тела, оставляя за собой белесый след, рванулись, нацеливаясь на летевший впереди «Вриль». Но и Раффи оказался не промах. Видимо, он учел, что ракеты летят быстрее, чем дисколет, и потому радиус разворота у них больше, а значит, единственная возможность от них уйти – это тоже совершить крутой разворот по дуге, которая впишется внутрь более широкой окружности, по которой будут разворачиваться, охотясь за ним, самонаводящиеся ракеты. «Вриль» заложил крутой вираж, и обе ракеты пролетели мимо. Не найдя цели, они устремились в сторону черневшего вдали замка, вероятно среагировав на дым, кое-где поднимавшийся из его печных труб.

Ланселот так и не успел как следует порадоваться этому обстоятельству и проследить за результатом, ибо теперь «Вриль» развернулся, но, не рискуя заходить сзади к более скоростному «Ханебу» и больше не надеясь на свои бессильные против него пулеметы, решился пойти в лобовую атаку. Оба корабля на большой скорости неслись друг на друга, расстояние между ними стремительно сокращалось, и столкновение казалось неизбежным. Это была война нервов. Вдруг Ланселоту почудилось, что он снова видит в иллюминаторе лицо Рафаила. Оно неузнаваемо изменилось: теперь ничто не напоминало в нем о недавнем интеллектуале и интеллигенте; рыжие волосы встали дыбом и извивались словно щупальца горгоны Медузы, безумный взгляд источал нелюдскую злобу, рот же ощерился в ужасной плотоядной гримасе. Казалось, его лицо разрасталось, наплывало, заполняя впереди все пространство, и ничто уже не могло остановить этот сгусток первобытной ненависти. Однако в последний момент оказалось, что ни один из соперников все же не желает погибать так скоро. Когда до столкновения оставалась, казалось бы, уже менее секунды, оба дисколета одновременно, почти под прямым углом свернули влево, почти зацепившись бортами. Пилот и тут блеснул истинным мастерством аса. Он предпринял серию поворотов, контрповоротов и благодаря этим маневрам сумел быстро снизить скорость, в результате чего пропустил противника немного вперед. Теперь тот находился так близко, что промахнуться было просто невозможно. Пилот ударил по кнопке, и две новые ракеты вырвались из чрева «Ханебу», который, чтобы избежать поражения от взрыва, отвернул в сторону. На сей раз обе небесные хищницы быстро нашли свою жертву. В ясной синеве прогремел гром, а «Вриль» превратился в ужасный огненный цветок, распускающий во все стороны ослепительные лепестки, и через мгновение прекратил свое существование, увлекая в небытие и одного из потомков древних королей.

* * *

«Ханебу», набрав высоту, стремительно летел на северо-запад. Ланселот приказал пилоту держать курс на Англию, потому что у него не было уверенности, что немецкий дисколет сможет преодолеть Атлантику, да и внешний вид Томпсона внушал ему большие опасения. Убедившись, что преследования за ними больше нет, Ланселот первым делом занялся его состоянием. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – дела плохи. Персиваля рвало, на лице и шее появились красные пятна, переходящие в болезненные пузыри. Скоро к этому прибавились судороги конечностей и сильная головная боль.

– Держитесь, старина, – говорил Ланселот, – скоро мы прилетим в Англию, и там вам сразу же окажут всю необходимую помощь.

– Это лучевая болезнь, Ланс. – грустно сказал Томпсон. – Ее еще не умеют здесь лечить.

– Тогда надо срочно вызвать Араторна, уж он-то наверняка найдет средство.

Томпсона сотряс очередной приступ рвоты. Отдышавшись и выпив воды, которая была в большой фляге, обнаруженной Ланселотом тут же в кабине, он тихо сказал:

– Ланс, я где-то потерял свой волшебный золотой зуб, – наверное, он выпал из десны под воздействием радиации. Нам будет не так-то просто связаться с Асгардом, если теперь это вообще возможно. Так что придется рассчитывать лишь на свои силы. Хотя, откровенно говоря, надежды мало. Я не врач, но изучал физику и биологию, поэтому могу предвидеть, что будет дальше. Доза ионизирующего облучения, полученная мной в реакторе, мгновенно убила бы и быка, однако атланты так укрепили мое тело, что оно выдержало излучение и даже не дало ему поразить вас, а я, как видите, до сих пор еще жив. Однако я чувствую, что патологические сдвиги прогрессируют быстро и скоро должны привести к смертельному исходу… Мне становится трудно говорить, поэтому уясните сейчас самое важное: во-первых, вам надо будет срочно сказать американцам, что немцы вот-вот сделают атомную бомбу. Во всяком случае, реактор у них есть, и он, к сожалению, действует. А это значит, что можно быстро сделать оружейный плутоний. Во-вторых, мы окончательно удостоверились, что наци предали атлантов, перекинувшись к «серым», которые им наверняка помогают в ядерной программе, а это пахнет войной уже в самом Асгарде. Поэтому свяжитесь, если успеете, с Теслой, чтобы все проекты, которые ему передали атланты, попали по назначению.

– Почему вы сказали: «если успею»?

– Потому что, боюсь, нас могут опередить… Рексы наверняка уже пронюхали об этих бумагах и не замедлят нанести упреждающий удар…

Он на минуту замолчал, затем схватил Ланселота за руку и горячо заговорил:

– Генерал, генерал, нельзя дать красномундирникам возможность занять Бруклинские высоты, нам срочно нужно подкрепление…

Речь Томпсона стала несвязной, последние же слова были уже явным бредом. Сознание больного затуманилось, мысли спутались. Похоже, он воображал, что снова под началом Джорджа Вашингтона бьется с англичанами за независимость в сражении при Лонг-Айленде.

– С какой скоростью мы идем? – спросил Ланселот пилота. – И через какое время мы будем в Англии?

– Скорость у нас около девятисот километров в час, – ответил тот, и мы скоро можем достигнуть побережья Северного моря, однако, я боюсь, перебраться через него нам не суждено.

– Почему же? Не хватит горючего?

– Нет-нет, – усмехнулся немец, – этой крошке, хотя она только экспериментальная модель, горючего хватит, чтобы обогнуть весь земной шар. На ней установлен практически «вечный двигатель» – тахионатор, а управление осуществляется посредством импульсного генератора магнитного поля.

– Что такое «тахионатор»? – переспросил Ланселот, который никогда не слышал о подобном устройстве.

– Это двигатель, который использует энергию гравитации.

– И эти штуки вы тоже получили из Внутриземья?

– Не понимаю, о чем это вы. Их изобретатель – наш знаменитый инженер Вальтер Штауберг. Это технологии будущего века. Но в этом-то вся и загвоздка.

– Почему?

– Вы думаете, нам дадут возможность доставить этот аппарат англичанам? Да никогда! Я уверен, что Геринг уже поднял в воздух все истребители Люфтваффе, чтобы сбить нас любой ценой уже на побережье. А если даже случится чудо, и мы мимо них проскочим, то в проливе полно английских военных кораблей, которые все тоже немедленно откроют по нам огонь. Не забывайте – на борту у нас очень заметный немецкий крест. Лучшее, что мы можем сейчас сделать, это приземлиться. Я обещаю, что не буду сообщать об этом командованию в течение трех часов. Этого будет достаточно, чтобы вы сумели скрыться.

«Так я тебе и поверил, – думал Ланселот. – Конечно, риск быть сбитыми есть, и немалый, однако куда я денусь с Томпсоном в таком его состоянии? Нас же сразу поймают. Да и не имею я права, имея в руках такую железную птичку, выпустить ее на волю. Попробуем увеличить высоту и скорость».

– Джерри, – обратился он к немцу. – Ты, конечно, хитрец, но одного не учел – мой друг очень болен, и мне надо быстро доставить его в госпиталь. Ради этого я готов рискнуть многим. Скажи-ка, на какую максимальную высоту и скорость рассчитан этот аппарат?

– Вообще-то, его штатный потолок – сорок километров, но, по-моему, после боя у нас поврежден руль высоты, так что сильно мы подняться не сможем. Скорость сейчас тоже почти предельная. Конечно, можно попытаться выжать дополнительно еще километров сто в час, но это, пожалуй, все.

– Ну, так выжимай! – с досадой сказал Ланселот, прекрасно понимая, что, совершенно не разбираясь в управлении этим чудо-аппаратом, он вряд ли сможет уличить пилота во лжи и заставить его показать все, на что способен секретный дисколет. – Но имей в виду: или мы приземлимся в Англии, или сдохнем вместе – других вариантов нет.

– Яволь, – ответил пилот.

К несчастью, его худшие предсказания вскоре стали оправдываться. Когда впереди показалась береговая линия, наперерез им с обеих сторон, словно стая волков на охоте, выскочили две группы «Мессершмиттов» Bf-109, каждая не менее эскадрильи. Судя по черному выхлопу их двигателей, они шли в форсированном режиме, пытаясь на скорости триста миль в час поспеть за своей целью. Уже издали они стали поливать «Ханебу» огнем 20-миллиметровых пушек и пулеметов. Броневая капсула дисколета выдержала это испытание, а два залпа ракет в сторону истребителей несколько охладили их пыл. Четыре машины, пойманные в тепловые ловушки, разлетелись на куски, которые стали падать вниз, оставляя за собой густой черный дым. Два «Мессершмитта», оказавшиеся на самом близком к «Ханебу» расстоянии, не видя других способов его остановить, попытались пойти на таран, но разница в скорости была слишком велика, и вместо встречи с бортом дисколета их пропеллеры вспороли лишь воздух. Вскоре вся волчья стая, щелкнув зубами, осталась позади. Однако, оглянувшись вокруг, Ланселот понял, радоваться рано: в одном из иллюминаторов появилось круглое отверстие от пулеметной пули, а «Джерри» сидел на кресле, запрокинув назад окровавленную голову, половины черепа у него не было. Мертвая рука по-прежнему сжимала штурвал, и только поэтому дисколет все еще продолжал лететь по прямой. Ланселот освободил рычаг, положил тело на пол и попытался разобраться с управлением. Оказалось, что это не слишком сложно. Поворачивая рукоять в разные стороны, можно было менять направление полета, снижаться и подниматься. Рядом располагался рычаг, двигая который вперед-назад можно было регулировать скорость. Компас на панели приборов показывал направление движения. Однако приземлиться с таким багажом знаний все равно было нереально. Для этого дисколет надо было заставить остановиться, зависнув в воздухе, и плавно опуститься на землю. Какая из многочисленных кнопок или рычагов на панели управления отвечает за эти действия? Ни одной поясняющей надписи под ними не было, а тыкать все подряд наугад было опасно, так как можно было ненароком заглушить двигатель.

А между тем «Ханебу» уже мчался над морем, стремительно приближаясь к английским берегам с юго-востока. Ланселот, используя свою феноменальную географическую память, прикинул, что дисколет должен достичь земли где-то в районе между Ипсуичем и Колчестером. В передний иллюминатор на горизонте уже была заметна темная береговая полоска. Ланселот решил, что, не имея возможности посадить аппарат, он максимально снизит высоту и скорость полета, и они с Томпсоном прыгнут в воду. Однако сделать это надо было непременно возле берега или какого-нибудь английского судна, чтобы не успеть замерзнуть в холодной воде. Вдруг, взглянув в нижний иллюминатор, он заметил вдали на море черную точку. На панели управления мигало табло, сообщая о том, что дисколет находится в зоне радиолокации. «Значит, это военный корабль, почти наверняка английский», – подумал Ланселот. Он сбавил скорость и пошел на снижение. Через несколько секунд дисколет приблизился к судну настолько близко, что смог определить его тип и принадлежность – английский эсминец из состава сил береговой обороны. На его борту можно было даже различить название «Спрай». Неприятной неожиданностью явилось то, что с его борта доносился пронзительный звук сигнала воздушной тревоги, а на палубе занимали свои места орудийные расчеты.

– Они принимают нас за немцев, что, впрочем, неудивительно, – вдруг донесся до него шепот Томпсона, который очнулся и смотрел на эсминец в нижний иллюминатор, который был с ним рядом. Томпсон говорил это без тени страха, спокойно, но в голосе его сквозила глубокая грусть. – Не хотелось бы принимать смерть от рук союзников. Правда, англичане пытались укокошить меня и раньше, и вот теперь их день, похоже, настал…

В это мгновение с борта эсминца действительно грянул залп. Стреляли одновременно из спаренного зенитного 102-миллимитрового орудия и двух 20-миллиметровых автоматических пушек «Эрликон». Дисколет сильно тряхнуло и подбросило вверх. Очевидно, снаряды угодили в его нижнюю часть, откуда повалил густой едкий дым, проникавший в кабину. Однако запас прочности у «Ханебу» был велик, он не упал сразу, а продолжил движение, медленно теряя высоту. Поразивший его эсминец остался позади, и в иллюминаторы было видно, как стремительно приближается береговая черта. Однако на пути дисколета между ним и берегом неожиданно выросло новое препятствие – огромная, величиной с футбольное поле платформа на двух толстых бетонных основаниях. На ней можно было заметить зенитные орудия, радиолокаторы и мощные прожекторы. Это был один из морских фортов Маунселла, сооруженных на подступах к английскому побережью для защиты от вражеской авиации. На платформе собралось около сотни человек, которые, несмотря на опасность, вовсю глазели на приближающееся к ним чудо. Впрочем, это отнюдь не мешало действиям расчетов около дюжины зенитных орудий, которые споро разворачивались в их сторону.

«Ханебу» летел прямо на платформу. Чтобы предотвратить катастрофу, Ланселот пытался отвернуть дисколет в сторону, но сделать это ему не удавалось, – по-видимому, после попаданий с эсминца в механизме что-то заклинило. Воздушный корабль не мог больше поворачивать ни вправо, ни влево, он утратил прежнюю скорость и неуклонно снижался, а для того чтобы заставить его хоть немного подняться вверх, приходилось всем телом налегать на рычаг управления. Таким образом, он мог рассчитывать только на то, что, приложив усилие, сумеет поднять дисколет выше платформы и пронестись прямо над ней. Однако в этом случае на них в упор обрушится вся мощь артиллерии форта с заранее предсказуемым результатом.

В этот момент на его руку, держащую рычаг, легла чья-то ладонь.

– Ланс, – спокойно сказал Томпсон, нашедший в себе силы добраться до пульта управления, – уберите скорость до самого минимума и немедленно прыгайте в воду. А я постараюсь удержать руль высоты, чтобы перепрыгнуть платформу и не забрать с собой на тот свет еще сотню-другую людей, что там собрались.

– Я вас не оставлю, Перси, – сказал Ланселот, глядя ему прямо в глаза.

– Бросьте, я уже труп. Только вы теперь можете донести правительству то, что мы слышали и видели, а потому обязаны выжить. Быстрее, времени нет!

Кинув взгляд в иллюминатор, Ланселот понял, что тот прав. Он в последний раз с благодарностью коснулся плеча человека, который сначала был его случайным знакомым, потом спасителем и наставником, а теперь – настоящим другом. Жаль только, что время, отведенное этой дружбе, стремительно утекало в черную бездну небытия.

– Не грустите, дружище, о такой смерти я мог только мечтать, – в ответ на этот душевный порыв пытался усмехнуться своими распухшими губами Томпсон. – Единственное, о чем я вас попрошу, – позаботьтесь о моей жене и сыне, они живут в Сан-Франциско, и у сына неважно со здоровьем.

– Обещаю, – сказал Ланселот.

Так с ним простившись, Ланселот метнулся к выходу, рывком распахнул на себя люк и прыгнул наружу, навстречу тугому воздушному вихрю, который сначала прижал его к борту дисколета, но потом отшвырнул в сторону. Чтобы не разбиться при падении с высоты о поверхность воды, Ланселот постарался, используя все свои навыки, сгруппироваться и нырнуть в нее по возможности вертикально, головой вниз, вытянув вперед руки. И хотя это ему удалось, удар был настолько силен, что, упав в воду, он на какое-то время потерял сознание, а потому не мог видеть, как удерживаемый слабеющей рукой Томпсона дисколет достиг форта. У тех же, кто наблюдал эту картину, было полное ощущение того, что он всей своей металлической массой вот-вот снесет платформу вместе с собравшейся на ней толпой. Раздался всеобщий вопль ужаса, люди бросились врассыпную, а пушки открыли по кораблю беспорядочный огонь. Однако в последнюю секунду «Ханебу» судорожно подскочил в воздухе и перемахнул через платформу буквально в нескольких метрах от ее поверхности, снеся своим истерзанным брюхом радиомачты, после чего накренился набок и, подергиваясь в смертельной агонии рывками то вверх, то вниз, еще некоторое время летел, но затем камнем рухнул в воду. В то же мгновение то ли от удара о ее поверхность, то ли от повреждений, вызванных прямыми попаданиями снарядов, на его борту прогремел чудовищной силы взрыв, высоко вздыбивший белый водяной столб, который затем с шумом рухнул вниз. Через минуту лишь мертвая зыбь напоминала о случившейся здесь катастрофе. Так море с помпой похоронило останки невиданного воздушного корабля, а вместе с ним и того, чья долгая жизнь и славная смерть казались еще большим чудом.

* * *

Он очнулся от того, что его всего выворачивало наружу. Это извергалась вода, заполнившая легкие. Слава богу, он жив и лежит на какой-то твердой поверхности. Затем он увидел над собой большие рыжие усы, над которыми возвышался сизый нос, также весьма выдающихся размеров, бывший, по всей видимости, постоянным участником задушевных встреч его владельца со стаканчиком джина или виски. Завершало картину красовавшееся на этом видавшем виды носу старомодное пенсне, впрочем вполне победно поблескивающее своими круглыми стеклышками.

– Ну, вот! – удовлетворенно сказал обладатель всех этих впечатляющих атрибутов. – Я же говорил, что у меня-то он очнется, еще не таких отхаживал. Эти Джерри – конечно, мерзавцы, но мерзавцы крепкие: для них свалиться с высоты ста футов и в течение десяти минут болтаться в ледяной воде, пока мы плыли за ним на катере, вовсе не смертельный номер – не то что для нашего брата англичанина или какого-нибудь лягушатника с той стороны Канала. Правда, пришлось повозиться, делая ему искусственное дыхание, но другой бы на его месте давно отправился к праотцам.

– Эй, постойте-ка, док, – произнес слегка надтреснутый голос, принадлежавший другому человеку. – С чего это вы взяли, что он немец?

– Как это «с чего», мистер Джонсон? – удивился усатый, которого назвали доктором. – Мы же все видели, как он вывалился из этой чертовой штуки, которая чуть не снесла нам половину форта. И если вы успели заметить, на ней был намалеван черный немецкий крест!

– Так-то оно так, да вот только одежда на нем больно странная, на военную форму, тем более немецкую, совсем не похожа, – согласился Джонсон, наклоняясь над лежащим на палубе платформы Ланселотом. Судя по трем ромбам на погонах, этот англичанин имел чин капитана. – Он скорее какой-то рабочий или техник… Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что у нас тут такое, – сказал он, разглядывая маркировку, заметную на подкладке рабочей куртки, приобретенной Ланселотом в пригороде Вашингтона с целью пробраться на строящуюся авиабазу. – Смотрите-ка, да здесь по-английски написано: «Рабочая одежда, сделано в США». Вот вам и «Джерри»!

– Хоть я его и откачал собственноручно, но вот, что я вам скажу, капитан: этого, как вы сказали, «рабочего» надо немедленно передать в армейскую контрразведку. Написать ведь что угодно по-английски можно и в Германии. Думается мне, это шпион. Огнем с эсминца подбили их летающую тарелку, вот он и сиганул в воду, чтобы вместе с ней не взорваться. Кстати, я таких летательных аппаратов отродясь не видел. Проклятые немцы, скоро будут пулять в нас вообще черт знает чем!

– Э-э, да, кажется, он уже почти пришел в себя. Эй, вы, как вас там? Вы хоть понимаете по-английски? – громко, как будто обращается к глухому, спросил капитан.

– Я американец, – ответил Ланселот, – лейтенант корпуса морской пехоты США. У меня очень важные сведения, и мне надо срочно связаться с нашим командованием или посольством.

– А как вы оказались на этом чертовом немецком самолете?

– Мы его захватили на территории Германии как секретный объект нацистов и гнали сюда, но ваш эсминец оказался слишком уж «проворным».

– Ха! – оценил шутку Джонсон, – это точно, стрелять они умеют, впрочем, как и мы здесь. Тоже ведь всадили в ваш летающий гроб с полдюжины снарядов. Ну, да ладно, потом достанут это чудище со дна морского, тут не очень глубоко… Да, надо признать, что говоришь ты, приятель, действительно, с акцентом, как у настоящего янки. Сумеешь подняться? Вот так, хорошо… Может, парень, ты и в самом деле герой и разведчик, но пока посидишь у меня тут под стражей, так что уж извини, надеюсь, как военный, ты меня понимаешь.

Его отвели в какую-то маленькую камеру без окон, с запирающейся снаружи стальной дверью и освещаемую одной тусклой электрической лампочкой, зато дали сухую одежду – солдатскую форму без знаков различия, а через некоторое время принесли и поставили на стол еду – тарелку бобов с большим куском бекона, ломтем хлеба и кружку горячего чая. Только теперь Ланселот понял, как голоден. Он жадно набросился на еду и съел все до последней крошки. Потом, попивая крепкий чай, думал:

«Почему-то в последнее время, как только я попадаюсь на глаза военным любой из сторон, меня непременно тут же суют в карцер. Может, я что-то немного не так делаю? – усмехнулся про себя Ланселот. – Кстати, пока я был в отключке, браунинг у меня, кажется, отобрали. Если, конечно, он не вывалился, когда я летел в воду. Надо будет предупредить, что потом, когда все прояснится, я его заберу, все-таки он не раз меня выручал, да и хотелось бы лично вернуть его Джейн… Интересно, как она там? Все-таки зря я оставил ее одну. Нет, не одну, а наедине с мужем – вот что намного хуже!.. Так, ладно, к черту о грустном, надо подумать о деле. Сейчас они вызовут контрразведчиков, те меня заберут, допросят, конечно, потом свяжутся с представителями американских сил на острове. Те, естественно, ничего из того, что я сказал, подтвердить не смогут, зато запросят Штаты. А там свидетелей, как мы улетали на очень похожей с виду тарелке, сколько угодно, разве что не сам президент Рузвельт. Главное, правильно назвать адресата. Надо вернуться домой как можно скорее, ведь у Рексов щупальца есть буквально везде, вон даже в ставке у Гиммлера, так что можно и не успеть».

Ночь Ланселот провел в своей камере, уснув как убитый. За ним приехали ранним утром, даже раньше, чем он ожидал. Когда его вывели на платформу, он на миг зажмурился от лучей поднимающегося над морем яркого весеннего солнца, порывов свежего морского ветра и, вообще, от радостного ощущения молодой жизни, которая продолжается вопреки всему. Однако удовольствие длилось недолго, потому что было подпорчено видом прибывших. Офицеров было двое: один – лет сорока, высокий, с длинным скучным лицом, отягощенным «лошадиной» челюстью, – был в звании капитана, второй – лейтенант – являл собой его полную противоположность: невысокого роста коренастый крепыш с круглой веснушчатой физиономией, на которой лишь при ближайшем рассмотрении можно было заметить сивые брови и ресницы. Впрочем, несмотря на столь несхожую внешность, обоих отличал особый, запоминающийся взгляд, который бывает лишь у представителей спецслужб – демонстративно отстраненный и одновременно внимательный, примечающий каждую мелочь. «Армейская контрразведка», – определил он. Вместе с офицерами прибыл также конвой из двух вооруженных винтовками солдат, а внизу у причала качался на воде доставивший их сюда катер.

– Куда меня повезут? – спросил Ланселот у капитана.

– Мы следуем в Лондон, – ответил тот. – Вам придется надеть вот это, – сухо добавил он, достав из кармана пару наручников. – Протяните вперед обе руки.

– Сэр, уверяю вас, это лишнее, – возразил Ланселот. – Я офицер армии Соединенных Штатов, и меня ждут в моей стране.

– Ну, кто вы такой, нам только еще предстоит выяснить. Пока же вы лишь подозреваемый, прибывший в Британию нелегальным образом, на вражеском летательном аппарате.

Позволив застегнуть на себе наручники, Ланселот вслед за офицерами спустился вниз по винтовой лестнице. Позади него по металлическим ступеням грохотали солдатские ботинки двух дюжих конвоиров. Рискуя сломать себе ноги, Ланселот спрыгнул со скованными наручниками руками в прыгающий на волнах катер, но никто даже не удосужился ему при этом помочь. Вопреки ожиданию, они взяли курс не налево, по направлению к устью Темзы, а прямо к заросшему камышами и ограниченному дамбой низкому берегу, где у пирса их уже ожидал легковой автомобиль. Ланселота усадили на заднее сиденье, а по бокам устроились два конвоира. За руль же сел лейтенант, рядом с ним, на переднем пассажирском сиденье – капитан.

Путь до Лондона был долгим и утомительным. Везде бросались в глаза следы войны. В кварталах промышленных городов, которые они проезжали, зияли провалы рухнувших домов, напоминавшие о рейдах Люфтваффе. В нескольких местах виднелись сооруженные из фанеры и выкрашенные серой краской огромные макеты заводов, которые, по-видимому, должны были принимать на себя удары вражеской авиации, однако особых разрушений в них заметно не было: то ли работала немецкая резидентура, то ли пилоты слишком хорошо знали, где и что им нужно бомбить. В маленьких городках, также остававшихся относительно невредимыми, на главных улицах теснились витрины мелких лавок и магазинчиков, которые, словно боясь бомбежки, в страхе сбивались в кучу. По дороге они сделали пару остановок, и на второй из них офицеры отвели Ланселота в небольшое придорожное кафе, заказав на всех троих завтрак. С удовольствием поглощая омлет с ветчиной и кофе, ради чего с него даже сняли наручники, Ланс попытался установить психологический контакт со своими охранниками, которые доселе всю дорогу сохраняли истинно английскую невозмутимость, не проронив ни единого слова.

– Как вас зовут, парни? – стараясь выглядеть как можно более непринужденно, спросил он. – А то мы уже несколько часов едем, но я даже не знаю с кем. Вы случайно не из контрразведки?

– Я капитан Макалистер, он лейтенант Нэш, а большего вам знать не положено, – отрезал длиннолицый.

– Ну, что же, это меньше, чем я надеялся, но больше, чем ожидал, – улыбнулся Ланселот. – Но не были бы вы столь любезны больше не надевать на меня эти ваши браслеты? Я даю слово джентльмена, что не сбегу и не буду причинять вам каких-либо неприятностей. Мне самому надо как можно скорее попасть в Лондон, чтобы встретиться с моим командованием.

– Возможно, оно и так, и вы нам не враг, но оставить вас без наручников мы не можем, не положено, – заявил капитан.

– Понимаю, – сказал Ланселот, – но в таком случае, пока их не надели снова, не угостите ли вы меня хотя бы сигаретой?

– Это можно, – согласился офицер, – и дал знак лейтенанту, который только что сам достал пачку сигарет, чтобы закурить.

– Берите, это «Кэмел», ваши американские, – сказал тот, улыбнувшись, из чего Ланселот заключил, что его американское произношение сделало свое дело и его, скорее всего, принимают не за немецкого шпиона, а за попавшего в какую-то передрягу союзника.

В Лондон они въехали лишь поздно вечером, через Ист-Энд, где расположены многочисленные заводы и доки. Ланселот поразился царящей на улицах темноте. Светомаскировка здесь все еще соблюдалась неукоснительно, хотя ежедневные жестокие бомбардировки, терзавшие город в прошлом году и оставившие на улицах память о себе в виде черных скелетов разрушенных домов, почти прекратились. Тем не менее фары машин, закрытые шторками, через узкие прорези бросали свет вниз, едва освещая перед собой дорогу. На фонарные столбы, стволы деревьев, бордюрные камни белой светящейся краской повсеместно были нанесены широкие горизонтальные полосы, чтобы их можно было различить в темноте. На улицах было не только темно, но и тихо, потому что сирены больше не разрывали ночной покой своими душераздирающими воплями. Но это тишина казалась обманчивой и опасной, таящей в себе угрозу каких-то новых вражеских козней.

Путешествие по темным улицам завершилось у неприметного четырехэтажного здания, в котором, как можно было предположить по его внешнему виду, вполне могли бы размещаться офисы каких-нибудь страховых или ритейлинговых компаний. Окна его, закрытые маскировочными жалюзи, были темны. Капитан Макалистер вышел из машины и открыл ключом дверь. Конвойные остались снаружи, а Ланселот в сопровождении обоих офицеров вошел внутрь. В вестибюле здания царил таинственный полумрак. На площадке рядом с ведущей наверх лестницей за столом, на который падал лишь свет зеленой настольной лампы, сидел дежурный. Капитан показал ему свое удостоверение и какие-то бумаги, вероятно документы на арестованного, после чего они смогли подняться по лестнице на второй этаж, где по обеим сторонам длинного мрачного коридора виднелись двери служебных кабинетов. Ланселота ввели в один из них, где из-за письменного стола навстречу им поднялся человек в форме майора, среднего роста и возраста. На его круглом бульдожьем лице с отвислыми щеками-брылями и красными от бессонницы глазами можно было прочитать лишь безмерную усталость, однако, увидев Ланселота, он оживился, проявив неподдельный интерес.

– Так, так, так, – сказал майор, бесцеремонно разглядывая Ланселота. – Это, значит, и есть наш немецкий шпион?

– Говорит, что он американец, сэр, – пояснил ему капитан, – был в Германии на каком-то секретном задании. Просит срочно передать его американской стороне.

– Так, так, так, – снова повторил майор. – Ну-ка, посадите его вон на тот стул, наручников пока не снимайте, – распорядился он. Капитан взглянул на лейтенанта Нэша, тот подвел Ланселота к столу и усадил в стоявшее напротив деревянное кресло. Майор же занял свое прежнее место напротив, направив свет лампы прямо в лицо задержанному.

– Я майор Олдридж, начальник отдела контрразведки. Ну, американец, потрудитесь мне объяснить, кто вы и почему, как говорят очевидцы, буквально свалились нам на голову с какого-то странного летательного аппарата, который к тому же, кажется, еще и напал на корабли флота Его Величества?

– Не напал, а сам был атакован английским эсминцем, отчего и потерпел крушение, – ответил Ланселот, щуря глаза от неприятного яркого света. – При этом погиб мой друг и напарник, мистер Томпсон… Послушайте, сэр, я правда лейтенант армии США, меня зовут Ланселот, и у меня есть сведения чрезвычайной важности, от которых, возможно, зависит исход этой войны, и мне надо срочно передать их моему командованию. Все, о чем я прошу, это связаться с американским посольством, чтобы они запросили помощника нашего президента Гарри Хопкинса или генерала Уотсона, которые в курсе моего задания.

– Так, так, так. Интересно, что же вы такое узнали, мистер Ланселот, от чего зависит прямо-таки исход всей войны? Гитлер вдруг решил сдаться? Или Гиммлер готов продать фюрера союзникам за миллион фунтов? Ну, не стесняйтесь же, говорите!

Олдридж весело посмотрел на своих подчиненных, как бы ища у них поддержки в таком очевидном вопросе. Те всем своим видом подтвердили, что, да, задержанный должен сейчас же им все выложить, ничего не тая.

«Что мне им сказать? – думал Ланселот. – Что мир совсем не таков, как им представляется, что в нем есть силы, рядом с которыми все величие наших земных империй лишь пыль и прах? Стоит мне лишь приоткрыть даже частицу правды, как они решат, что я или издеваюсь над ними, или сумасшедший. Зря я сказал, что у меня важные сведения, пока они не узнают какие, меня могут держать здесь сколько угодно долго. К тому же они знают о немецкой летающей тарелке – чем не доказательство того, что я просто набит секретами? Придется сочинить что-нибудь похожее на правду, но не слишком шокирующее и к тому же делающее опасным держать меня здесь под арестом».

– Я входил в состав одной из двух диверсионных групп, которые должны были захватить новое секретное оружие немцев – скоростной металлический дирижабль. Моей группе удалось это сделать, мы взяли его прямо с пилотом, но оказалось, что дотянуть до места в Атлантике, где нас ждал американский крейсер, мы не можем, поскольку в оболочке дирижабля немецкий истребитель проделал несколько дырок, поэтому мы направились в Англию. Дальше вы знаете сами.

– А вторая группа, что сталось с ней?

– Не знаю, она была в резерве. Но они в курсе, что мы отправились сюда и где нас искать.

– Ну, если все, о чем вы сказали, правда, тогда не о чем и волноваться, мистер Ланселот. Очень скоро ваше командование запросит наше, не занесло ли к нам диковинный летательный аппарат с американскими командос на борту. Тогда я вам и поверю. А пока вам придется посидеть здесь и подождать.

Тут Ланселот понял, что дал маху и попался в ловушку.

– Я бы так не шутил, майор, – предпринял он отчаянную попытку вырваться. – Это задание исходит от самого президента Рузвельта, которому не понравится такая ваша самодеятельность. В конце концов, ваша выходка может повредить нашим союзническим отношениям!

– Союзники… – иронично усмехнулся Олдридж. – Да, мы англичане с вами, американцами, близкие родственники, хотя прежде всякое между нами случалось, но кому эти родственные связи теперь выгодны прежде всего? Дяде Сэму! Так было и в Первой мировой войне, так будет и теперь. Как вы думаете, кто потеряет в этой войне больше всех? Немцы, французы, русские, американцы? Нет, больше всех потеряет Британия! Немцы, конечно, проиграют, потому что нельзя одним выстоять против всего мира, французы быстро оклемаются, поскольку они сразу же сдались противнику, который их пощадил, русские никогда не считались с людскими потерями и заглотят изрядный кусок пирога, но после войны и победители, и побежденные – все надолго окажутся должниками Америки, а Британия потеряет не только свои заморские владения, но и ведущие позиции в экономике и финансах…

Что сейчас вообще значит быть англичанином? – перешел он на совсем философский тон. – Раньше я надеялся, что под этим подразумеваются гольф и крикет, ирония по отношению к себе, отсутствие злобы к другим, честное обращение с женщинами и рыцарское отношение к врагам. Однако в англичанах стало слишком много угрюмости, каждый из нас убежден, что стакан, из которого мы отхлебнули виски, наполовину уже не полон, а пуст. Наш нынешний символ веры состоит в том, что Англию ждет полное разорение, а преобладающее настроение можно выразить так: «Летим ко всем чертям»…

Внезапно Олдридж вскочил со своего кресла и возбужденно стал мерить шагами кабинет, зло поблескивая глазами и жестикулируя руками.

– Так вот, я этого не хочу и не допущу! – почти кричал он. – Не дело, когда за нашей спиной проворачивают какие-то тайные дела. К черту все политесы! Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц, а еще у нас говорят: держи своих друзей близко, а врагов еще ближе. Поэтому вы, мистер Ланселот, кем бы вы там ни были, выложите мне все, что знаете, хотите вы того или нет. Думаете, я поверю вашим сказкам про немецкий дирижабль? Похожие диски не раз уже летали над нашей территорией, и у них так же мало общего с дирижаблями, как у клячи старьевщика с племенным жеребцом-производителем. Я чувствую, что у немцев наклевывается что-то серьезное в вооружениях, потому вы, американцы, и забегали: то кидаете к нам через океан восьмую воздушную армию стратегических бомбардировщиков, то засылаете в Германию целые толпы диверсантов. Короче, вы, Ланселот, официально погибли при крушении вашего «дирижабля», поэтому мы можем держать вас под замком хоть всю жизнь, и никакой президент о вас вовек не узнает! Подумайте сами, стоит ли игра свеч? Так вы будете говорить? Да или нет?!

В нетерпении майор сильно топнул ногой. И тут произошло нечто странное: пол заходил ходуном, а за окном раздался ужасающий грохот. После наступившего после этого краткого мига тишины особенно явственно и страшно прозвучал шум тысяч одновременно осыпающихся в окрестных домах стекол. В недоумении майор посмотрел себе под ноги, как будто это его несдержанность послужила причиной случившегося.

– Кажется, взорвался газопровод, – предположил капитан. – Не иначе, диверсия!

Однако это был не газопровод. Над городом раздался вой сирен воздушной тревоги. За первым взрывом прогремел второй, потом третий. В темноте за оголенными окнами с неба вдруг послышался звук, похожий на тарахтенье мчащегося мотоцикла. Через несколько секунд в здание со страшной силой что-то врезалось, от чего все оно заходило ходуном, а внешняя стена кабинета Олдриджа превратилась в скопище кирпичей, ввалившихся внутрь. Вместе с ними в помещение влетело веретенообразное металлическое тело длиной около двадцати футов, по бокам которого виднелись остатки срезанных при ударе о стену крыльев. Его можно было бы принять за небольшой самолет, если бы не полное отсутствие кабины и пилота. Скорее это была ракета, и, судя по размерам ее передней боевой части, выкрашенной в желтый цвет, она несла заряд весом не менее полутонны, которого с лихвой бы хватило, чтобы уничтожить весь дом. Ланселота при ударе швырнуло на пол к противоположной стене, и потому он оставался невредим. Он завороженно смотрел на стальное чудовище, ожидая неминуемого взрыва. Но его не последовало. Очевидно, взрыватель на сей раз не сработал. Впрочем, смерть успела собрать свою жатву и без взрыва. Майору Олдриджу отлетевшим от стены кирпичом проломило голову, и он неподвижно лежал на полу в луже крови, а капитан Макалистер, находившийся до катастрофы именно в той стороне помещения, в которую угодила ракета, попросту исчез. Остались только Ланселот и лейтенант Нэш, который каким-то чудом оказался под массивным письменным столом, видимо и спасшим ему жизнь. Однако концом деревянной балки, обрушившейся вместе с частью потолка, ему зажало и раздробило ногу, а все его попытки из-под нее выбраться были безуспешны. Ланселот поймал его взгляд, в котором читалась немая мольба о помощи. Встав на ноги, он уже собирался прийти лейтенанту на выручку, как здание потряс очередной взрыв нового снаряда, очевидно разорвавшегося где-то неподалеку. От этого сотрясения обрушилась оставшаяся часть внешней стены, а пол накренился, едва балансируя на одной нижней балке, каждое мгновенье рискуя сорваться в образовавшийся проем. Ланселот осторожно попробовал ногой половицу, пытаясь найти путь к столу, но от этого крен только увеличился, а сам стол, вместе с лежащим под ним лейтенантом, стал медленно съезжать вниз. Стало ясно, что еще одно малейшее движение в его сторону – и они оба выпадут наружу. Нэш с тоской посмотрел в глаза Ланселоту и хрипло произнес:

– Лейтенант, прочь! Мне уже не помочь, а вам погибать нельзя. Делайте то, что должны, и будь что будет. Надеюсь ваши сведения того стоят…