Глава пятая

Наташа, 16 марта

Место для встречи Михаил выбрал идеально. В кафе не было вообще никого, кроме скучающего официанта. Завидев единственного гостя, официант кинулся к Наташе как к родной.

– Доброе утро! Позавтракать зашли?

– Доброе утро, – ответила Наташа. – Я хочу выпить кофе. У меня здесь встреча.

– Присаживайтесь за любой столик, я сейчас принесу меню.

– Не нужно меню, мне двойной американо, спасибо!

Наташа заняла столик возле окна. На часах было 07.54. Ночью она почти не спала, терзалась переживаниями за Катюшу, хоть и знала, где сейчас ее дочь. Наташа пыталась себя успокоить тем, что своего спутника дочь назвала «молодым человеком», что, по мнению Наташи, должно давать хоть какую-то гарантию наличия отношений и уважения. Хотя этим загадочным «мч» вполне может быть Рустам. Тогда ничего хорошего от этой поездки ожидать не стоит.

Еще Наташа переживала по поводу встречи с Михаилом. Когда Дима был жив, ей не раз приходилось работать с Мишей, и его вчерашние слова «некому больше доверять» не выходили у нее из головы. Но ведь Миша презирал ее! Считал одной из многочисленных любовниц министра, считал чуть ли не павшей женщиной и даже не пытался это скрыть. Что же заставило его обратиться именно к ней?

Официант принес кофе, Наташа сразу с ним расплатилась и дала пятьдесят рублей на чай. Колокольчик у двери звякнул, и в кафе вошел Миша.

– Доброе утро, Наталья, спасибо, что пришли.

– Доброе утро, – ответила Наташа.

Пока он делал заказ – яичница с беконом и черный кофе, Наташа наблюдала за ним, пыталась не раскрыть своего удивления. Молодой человек в мятой рубашке и с трехдневной щетиной не выглядел как работник министерства, где все покрыты лоском и блеском с утра и до самого вечера. А еще Миша выглядел уставшим: красные белки глаз, опущенные уголки губ и весь какой-то сникший, как будто всю ночь разгружал вагоны, причем в этой самой одежде. От него пахло немытым телом, усталостью и дымом сигарет.

– Прошу прощения за мой внешний вид, – сказал Миша, когда официант удалился, – у нас проходит внеочередная проверка, аудит, и спущено десятка два распоряжений. Работаем круглосуточно. Но я после нашей с вами встречи все же собираюсь показаться дома, чтобы принять душ и переодеться.

– С чем связан такой аврал? – поинтересовалась Наташа.

– С проверкой деятельности министерства, – ответил Миша. – Дмитрий не успел подготовить отчет и сдать его. Черновики отчетов готовы, безусловно. Но их версий двадцать, если не больше. Имею в виду финальные версии, с разными развитиями событий. Но ни один из них министром не подписан, а значит, вся информация должна быть перепроверена его исполняющим обязанности. Новый министр желает получить министерство с точной переписью состояния дел на дату приема. Вот и работаем.

– Сочувствую.

– Не стоит, это работа, какой бы она ни была.

– Проблемы будут?

– У вас? Или у меня?

– У меня могут быть проблемы?

– Возможно, но это не предмет нашей встречи.

– И все же, если дело касается меня…

Миша прервал ее:

– Вам ведь известно, каким человеком был Дмитрий. Его не станут подставлять. О вашем тесном сотрудничестве никакой информации не будет, но прокуратура и ФСБ обязательно проверят причастность вашего агентства к распространению информации. И мне ли вам говорить, что вдумчивый анализ ваших материалов ясно покажет, что к вам информация поступала намного раньше, чем в остальные СМИ. Я не знаю, насколько тут криминальная ситуация, это вам виднее.

Наташа кивнула. Да, об этом она думала. Несмотря на то что ее материалы никогда не выходили из печати до официального пресс-релиза, в ее статьях всегда был подробный анализ ситуации и столько оперативно собранных авторитетных мнений по тому или иному информационному поводу, что становится понятно: так быстро подобный материал можно собрать, только если получить инфоповод напрямую из министерства намного раньше выпуска пресс-релиза.

На этот случай у Наташи есть план-график каждой статьи, куда подшивается аналитическая справка экспертов. В этой справке указано несколько сценариев развития ситуации и подготовлен тот или материал, собраны разные мнения. Да, эти документы изготовлены уже после публикации, но это уже детали.

– Хорошо, я сама с этим разберусь, – ответила Наташа. – Давайте ближе к предмету нашей встречи.

Миша рассчитался с официантом и в один миг проглотил завтрак. Он так аппетитно ел, что Наташе тоже захотелось яичницу, но она позавтракала дома овсяной кашей и никаких гастрономических развратов допустить не могла.

Официант забрал пустую тарелку. Горячая еда не расслабила Михаила, он все так же был напряжен.

– Вы помните ту поездку в Дубаи?

– В январе две тысячи четырнадцатого года? Да, помню.

– Нас интересует последний день, – сказал Миша и внимательно посмотрел Наташе в глаза. – Вернее, ночь и утро. Что вы помните?

– Я в тот вечер позволила себе лишнего, помню сильное опьянение вечером и очень сильное похмелье утром. И Дмитрий вич, похоже, перебрал так же, потому что выглядел он хуже меня. Помню вас, вы были как будто тоже больны похмельным синдромом, однако я знаю, что вы не пьете вообще.

– Верно, я не пью.

– Это, пожалуй, все, что я помню.

– И ничего необычного?

Не без труда Наташа вспомнила, что когда у нее разыгралась мигрень, она пошла искать лед и на лестнице наткнулась на двух мужчин, которые тащили чемодан вниз. Тогда ей было так плохо, что она тут же выбросила этот эпизод из головы. А сейчас подумала, что это было немного странно. Во-первых, чемоданы никто не таскает по территории отеля, вещи просто оставляют у выхода, откуда их забирают сотрудники отеля и доставляют к автобусу. Во-вторых, зачем переть чемодан шестнадцать (или сколько там было?) этажей вниз, когда можно воспользоваться лифтом? А если лифт не работал, почему бы не вызвать сотрудников отеля через ресепшн?

– Чемодан, – сказала она. – Я видела, как двое мужчин тащили по лестнице огромный чемодан.

– Вы помните этих мужчин?

– Нет, у меня сильно болела голова, я не разглядела их. Хотя они были близко.

– Значит, двое мужчин азиатского типа тащили синий чемодан вниз…

– С чего вы взяли, что это были азиаты? Нет, обычные европейцы. И чемодан не синий, а темно-коричневый, стилизован под змеиную кожу.

Миша скупо улыбнулся. Наташа охнула – надо же как! А ведь она была уверена, что не помнит вообще ничего.

– Чемодан был обмотан пленкой? Ну такой, которой обычно обматывают чемоданы, прежде чем сдать в багаж?

– Нет, никакой пленки не было.

– Давайте вернемся к мужчинам. Это были невысокие худощавые парни в джинсах и футболках?

– Нет, наоборот, высокие, мощные парни в черных костюмах.

– Я почти уверен, что это были эти люди.

Миша показал Наташе на мобильной фотографии двух мужчин. Наташа всмотрелась в лица. Один с короткой военной стрижкой, белобрысый, в возрасте за пятьдесят, с большим носом и сухими потрескавшимися губами, типичный вояка в отставке. Второй значительно моложе, лет тридцати, с ярко-зелеными глазами без признаков интеллекта, брюнет, с сильно выдающимся подбородком. Она их где-то раньше видела. Вот только где?

– Я не уверена. Кто это?

– Тот, что моложе, – Денис Солодовников, второй – Олег Пивоваров. Это охранники министра, бывшие охранники. Денис уволился спустя месяц после поездки в Дубай, его коллеги говорят, что он устроился в нефтяную компанию охранять одного из вице-президентов и уехал на Байкал. Но мне не удалось его найти. А Пивоваров в прошлом году застрелился у себя на даче во время отпуска. Теперь вы понимаете, что дело плохо?

– Нет, – честно ответила Наташа, – не понимаю.

– Действительно не понимаете! Позвольте, я расскажу вам события той ночи, чтобы вы наконец-то поняли. Я не знаю, по какой причине я оказался в Дубае. Министр должен был посетить выставку, но никаких важных процессов в ходе этой поездке не планировалось, а значит, я, ассистент министра, мог спокойно остаться в Москве и решать куда более важные дела, чем сидеть там среди пьяной политической и медийной богемы. Но я был там…

Миша, 10 января 2014 года

Нажравшиеся люди одинаковы везде – что в родной деревне Миши, что в Москве в модном ночном клубе только для людей высшего сорта, что здесь, на закрытой вечеринке в Эмиратах. И ведь даже пить нельзя в этой стране, но все равно все надрались.

Миша отправил сообщение своей девушке, которая ждала его в Москве. Они встречались уже год, и совсем недавно Маша переехала к нему. Маша была очень хорошей девушкой, положительной во всех отношениях. И у нее не было никаких корыстных мотивов, она искренне любила Мишу.

Сам же Миша даже себе в глубине души не признавался, что не испытывает к Маше каких-то сильных чувств. Она была просто хорошим другом, страстной в постели и очень удобной. Она не вызывала у него приступов ревности, как его бывшая Алина, не требовала доказательств любви, выраженных в дорогих подарках, не заставляла его смущаться от того, что его пальцы похожи на женские, а член мог быть и побольше, не критиковала его внешний вид и совсем-совсем не выносила мозги в особые женские периоды. Она убиралась в их теперь уже совместной квартире, готовила, поддерживала уют и всегда знала, как они будут развлекаться вечером – выбирала фильмы, которые нравились им обоим, планировала прогулки на велосипеде или роликах… В общем, с ней было настолько хорошо, что Миша был готов немного солгать и заставить Машу чувствовать себя любимой. А больше ей было и не нужно.

– Ну а что ты хотел? – раздался очень знакомый, не совсем трезвый голос рядом. – Это и есть министерская работа, бывать на таких мероприятиях, созерцать всех этих людей и делать вид, что тебе весело.

Миша терпеть не мог Олега. Больше всего на свете он хотел, чтобы Шелехов уволил своего советника, отправил его в ссылку и там похоронил где-нибудь. Ну до чего противный мужик! Надоедливый, мерзкий, неприятный… Брр-р! И Олег Иванович Мороженков был аналогичного мнения о Мише, только не пытался это скрыть.

– Миша, ну чего ты так откровенно демонстрируешь свою неприязнь? – спросил он. – Что я тебе плохого сделал? Ты ведь не метишь на мое место, тебе на нем делать нечего. Ты же знаешь, чем я занимаюсь, и никто другой на моем месте по-другому мою работу выполнять не сможет. Даже ты. А я не мечу на твое место, потому что у меня врожденная безграмотность.

– Я не демонстрирую свою неприязнь, Олег Иванович, – ответил Миша. – Мне просто неприятно находиться в обществе пьяного человека.

– Ну тогда вон из политики, – заржал Мороженков, расплескивая коктейль из высокого стакана.

Миша нахмурился, встал с дивана и ушел, оставив советника в одиночестве помирать со смеху от своей остроумной шутки. Неправда, не все политики упиваются до поросячьего визга, полагая, что это единственный способ времяпрепровождения. Только такие свиньи, как Мороженков.

А министр-то опрокинул не один стаканчик… Миша заприметил большую грузную фигуру Шелехова возле туалета. Он стоял, преграждая путь, и что-то тихо, с улыбкой пытался объяснить иностранному журналисту. Миша поспешил на помощь боссу.

– О, Миша, где ты был? Мне нужна твоя помощь: объясни, пожалуйста, этому господину, что в туалет сейчас нельзя, там дама делает свои дамские дела, а меня поставила сторожить.

Миша объяснил, журналист проникся пониманием. Ну конечно, ему было непонятно, отчего министр российской юстиции запрещает ему пройти в туалет, когда ему так надо. Он уже думал, что нашел повод для статьи и политического скандала, а оказывается, дело-то житейское. И действительно, вскоре из туалета показалась Наташа Добронравова, весьма, по мнению трезвого Миши, нетрезвая, со смущенной улыбкой поблагодарила министра и удалилась.

Шелехов еще некоторое время побыл на мероприятии и засобирался. В путешествие он приехал со своей пятнадцатилетней дочерью Викторией, ее старшим братом Виктором и их гувернанткой Анной Ивановной.

Прилетела вся делегация накануне, и в первый же день семнадцатилетний Виктор попал в неприятности – сначала напился до невменоза, а потом арендовал аквацикл и со всего маха въехал в лодку, на которой плавали расслабленные арабы со своими женами. Обошлось без жертв, только Виктор расшиб лоб, вывихнул руку и, кажется, повредил ребра. Ситуацию удалось уладить, но Виктора госпитализировали, и с ним сейчас гувернантка Анна Ивановна, а дочь министра, Виктория, девушка приличная, и в свои пятнадцать лет в девять часов вечера находится у себя в номере.

Нянчить министра и его детей в обязанности Миши не входило, но для своего успокоения Миша проводил Шелехова до его номера. В соседнем номере раскатисто храпел Олег Мороженков. Охрана, присутствующая на этаже и охраняющая номера российской делегации, расположилась неподалеку – в лаунж-зоне, пристально просматривая всех, кто входил на этаж.

Министр вышел из номера дочери, кивнул Мише и скрылся в своем.

Миша попрощался с охраной, пожелал им спокойной ночи и вошел в свой номер, смежный с номером дочери министра. Он принял душ, выпил чашку ромашкового чая, проверил почту, ответил на несколько важных писем и лег в постель.

Засыпая, он в который раз поблагодарил судьбу за то, что мама не дала ему сгнить в глубинке. Побывал бы он здесь, в Эмиратах? Да нет, конечно. Работал бы в администрации района (в самом лучшем варианте развития карьеры – в Городской думе), ездил бы в отпуск в Геленджик и не знал бы, что существует жизнь куда ярче и красивее, чем есть у него. За это он был благодарен не отцу, а маме. За то, что она набралась смелости и попросила за него перед отцом. С самого раннего детства Миша знал, что отец у него есть и когда-то он недолго был здесь, а теперь он где-то далеко, занимается важными делами и поэтому не может жить с ними, в их доме, с мамой и с ним. Когда Миша стал взрослее, он узнал, что все эти годы отец помогал деньгами, но его жизнью не интересовался. А повзрослев совсем, Миша понял, что это не жизнь так сложилась, это отец у него такой: он живет в Москве вместе со своей семьей и другими детьми, которые успешнее и лучше Миши по определению, потому что они там, в Москве, рядом с отцом, который может все, а Мишина мама не может ничего в своей деревне. И это грызло Мишу, не давало ему жить спокойно, покуда мама не взяла себя в руки и не попросила за него. И отец, на удивление, откликнулся, помог ему переехать в Москву и занять пост в министерстве. Видимо, все же чувствовал в тот момент свою ответственность за внебрачного ребенка, родившегося от недолгого командировочного романа. Конечно, Мише хотелось, чтобы отец сам помнил о нем, сам забрал его вместе с мамой из деревни и сам интересовался его жизнью, но не судьба… С этими мыслями Миша уснул, надеясь, что завтра сможет урвать несколько часов, чтобы сбегать искупаться в море и поваляться с книжкой на пляже.

Проснулся он от дикого женского крика.

Миша пулей вылетел из номера. Кричала дочь министра, Виктория. У дверей уже собралась охрана, но никто не входил, все ждали появления министра. Виктория продолжала кричать.

– Чего вы ждете? – закричал Миша и рванул дверь на себя.

Дверь оказалась не заперта, свет в номере был выключен. Миша нашарил включатель, свет зажегся.

– Я не хотел… Я думал, это моя девушка…

На полу возле окна сидел абсолютно голый парень, которого Миша не знал. На кровати, запутавшись в огромном одеяле, билась Виктория – ее пижама валялась на полу. Оголенная грудь внушительных размеров, совсем не для пятнадцатилетней девочки, дергалась, подпрыгивала. Миша замер, переводя взгляд с груди дочери министра на сжавшегося в комок парня у окна.

Что делать? Что, черт возьми, делать?!

Охранники, два здоровых лба, ориентировались не быстро. Они стеснялись подойти к Виктории и не знали, как реагировать на сидящего голого парня. Первым отмер Миша, он подошел к кричащей Виктории, выпутал ее из одеяла, после чего накрыл и сказал:

– Вика, успокойся, тихо, мы тут, ты в безопасности.

Виктория вцепилась в Мишину руку и закричала еще громче. В номер вбежал Шелехов в халате. У него были взъерошенные волосы, которые показались Мише седыми. Вместо лица – белое пятно с огромными испуганными глазами.

– Что? Что тут…

Он перевел взгляд с бьющейся в истерике дочери на сидящего на полу ревущего парня.

– Я не хотел, – бормотал он. – Я думал, это моя девушка и мы играем, ведь она совсем не кричала, не отбивалась… Я вошел в нее, и мы занимались сексом… А она, что ли, спала? Ты спала?

Виктория, голос которой сел и лица которой было не видно, затряслась всем телом. Миша обнял ее и прижал к себе, чтобы хоть как-то успокоить.

– Миша, уведи Вику ко мне в номер и оставайся там, – ледяным тоном велел министр.

– Вика, пойдем со мной, пойдем, – тихо сказал Миша и потянул девушку за собой.

Вика, прижавшись к Мише заплаканным лицом, натянула одеяло на себя. Миша помог ей укутаться и встать и, все так же прижимая к себе, вывел из номера. За ними с грохотом закрылась дверь. Миша провел Вику в номер отца и уложил на кровать. Налил ей стакан воды и подал. Она выпила, стуча зубами о край стакана.

Волосы у нее были растрепанные, лицо заплаканное. Мишу трясло от страха. Зря парень сказал, что он вошел в нее. Если у него и был шанс, то сейчас он точно упущен.

Из соседнего номера не доносилось ни звука.

– Вика, тебе что-нибудь нужно? Вызвать врача?

Она помотала головой из стороны в сторону и сказала сиплым, прокуренным голосом:

– Пусть отец решает.

Миша кивнул. Да, быть дочерью министра нелегко. Даже если тебя изнасилуют, отец решит, узнает об этом общественность и врач или нет. На одеяле были капли крови, значит, Виктория была девственницей.

Миша еще не раз вспомнит этот случай, чтобы попытаться понять: действительно ли он видел своими глазами то, что видел, или у него разыгралась фантазия? Через полгода эту ситуация уже выглядела совсем по-другому даже для тех людей, у которых, казалось бы, самая правдивая информация.

Наташа, 16 марта года

Наташа не поверила своим ушам. Значит, Вику, дочь министра, изнасиловали?! Она вспомнила, что не видела Вику очень давно, и последний раз это было в Дубае, накануне той самой пьянки.

И Дима после того дня про нее ничего не рассказывал, хотя раньше то и дело говорил что-то такое, отцовское. Наташа знала, что Вика сейчас учится в Лондоне, об этом ей рассказала Катюша, с которой Вика дружила на фейсбуке.

– Миша! Какой ужас! Но почему никто не заявил в полицию? Почему?

– Потому что, – просто ответил Миша. – Видимо, вопрос был решен как-то по-другому.

– На что ты намекаешь?

– Вы сами видели чемодан. Я не знал об этом. Я мог только предположить.

– Ты хочешь сказать, что Дима… убил насильника?

Миша глубоко вздохнул.

– Я ничего не хочу сказать. Я всего лишь предполагаю. Но подумайте сами, если обоих охранников нет в живых…

– Постой, ты сказал, что жизнь самоубийством покончил только Пивоваров, а Солодовников жив-здоров, работает на какого-то нефтяника.

– Это мне сказал его коллега, – ответил Миша. – И сказал так: Дэн собирался уехать на Байкал работать на нефтяника. Там, в Восточной Сибири, зарплаты выше, условия легче, криминала практически нет. Но связь с Денисом он не поддерживал с тех пор, как тот уволился из министерства.

– Вы пытались его разыскать?

– Да, социальные сети прошли мимо Дениса, возможно, он ими пользовался анонимно, но так вообще найти человека невозможно. Имею в виду, в житейских целях. Я звонил по всем известным мне номерам. Правда, не встречался с его родственниками.

– А Пивоваров?

– Его я нашел в «Одноклассниках», – ответил Миша. – И на его странице очень много прощальных слов от друзей – «покойся с миром» и все в таком духе. Я написал его сыну, тот отреагировал спокойно, сказал, что отец умер, но подробности не сообщил. Тогда я пролистал ленту его друзей, нашел тех, кто не высказался по поводу его кончины, и написал им всем. И один мне сказал правду – Олег Пивоваров застрелился. Есть какая-то записка, но ее суть никто не знает. Полиция все забрала.

– В материалах есть, – ответила Наташа. – Нужно только получить доступ. Это сложнее.

– И что вы думаете по этому поводу?

– Я так и не поняла, к чему вы клоните, Миша.

– Дмитрий вич был человеком вспыльчивым, вам это известно. Он быстро выходил из себя, а потом так же быстро начинал соображать здраво. Если он не сдержался и убил того человека и Пивоваров с Солодовниковым ему помогли, то смерти охранников можно считать раскрытыми.

– И все же не говорите, что Солодовников мертв, – поправила его Наташа. – То, что вы не знаете, где он, не значит, что он мертв.

– Но сути не меняет.

– Нет, – отрезала Наташа, – меняет, и в корне! Вы считаете, что Дима убил обоих, чтобы замаскировать убийство насильника его дочери. А если убийства не было? Пивоваров военный, кто знает, что он пережил за годы службы? Возможно, это его грехи и его жизненные трудности толкнули его на суицид. А Солодовников молодой, может быть, женился, осел где-нибудь в глубинке и наслаждается жизнью на природе. Рано делать выводы, не имея четкой картинки.

– Такую версию я не рассматривал, если честно, – сказал Миша. – Я думаю по-другому. Я думаю, что все трое – министр, Солодовников и Пивоваров – мертвы, но сделал это человек, который хочет отомстить за смерть того насильника.

– А кем был тот насильник?

– Журналистом, – ответил Миша. – Я долго пытался выяснить это, не мог вспомнить, но вспомнил. Его зовут Алексей Черепанов.

– И что с ним?

– А вот это я выяснить не успел.

Наташа допила свой кофе.

– Миша, вы не можете делать выводов из той информации, которую собрали. Вы же профессионал, вы понимаете это. Все это – сплошные догадки. Вам нужно обязательно все рассказать следователю, они разберутся сами.

– Нет, – ответил Миша, – это еще не все.

Он снова достал свой телефон и передал Наташе наушники, которые подсоединил к устройству.

– Готовы?

Наташа кивнула. Он включил запись. Сначала раздался какой-то треск, потом писк и она услышала голос Димы.

«Миша, я боюсь, что когда ты услышишь эту запись, я буду мертв. Я не смог справиться с этим. У меня нет времени исправить это все и просить о помощи других людей, которым сначала нужно все рассказать. Я очень тебя прошу – защити Вику, не позволяй, чтобы та история всплыла. Сделай все, чтобы об этом никто не узнал. Обратись к Наташе Добронравовой, она поможет, ей, и только ей можно всецело доверять».

Наташа опешила. То есть Дима знал, что его убьют? Но почему он ничего не рассказал? Почему не попросил о помощи? Почему спокойно ждал?..

– Я все поняла, – сказала Наташа. – У меня остался один вопрос к вам, Миша.

Миша спрятал наушники в карман.

– Зачем это все вам? Вы наверняка знаете, почему Дима мне доверял. Но зачем вам это? Вы можете просто все рассказать следователю, и будь что будет. Вы слишком близки с Викторией?

– Нет, с Викторией мы не близки.

– Тогда я не понимаю причин.

– Зачем вам причина? Разве недостаточно, что я хочу сделать все так, как просил Дмитрий вич?

– Нет, Миша, – сказала Наташа твердо, – недостаточно. Давайте начистоту. То, что вы мне только что сказали, называется воспрепятствованием деятельности правоохранительных органов, возможно, я ошибаюсь в формулировке, но суть такова: это уголовно наказуемое деяние. И вы, и я должны сказать следователю все, что знаем.

– В таком случае история с изнасилованием Вики выплывет наружу.

– А если убийство министра связано с этой историей? Вот найдете вы убийцу и узнаете, что он отомстил министру за убийство того парня, Алексея Черепанова. Как вы передадите его под суд? Что скажете? Что он убил министра просто так? Так не делается, вам ли не знать! Чтобы осудить человека за убийство, обязательно должен быть установлен мотив. Я боюсь, если вы правы, эта история все равно всплывет.

– А если я не прав? И история утечет в СМИ?

– И что вы предлагаете?

– Я предлагаю сделать все, чтобы постараться выполнить последнюю волю Дмитрия вича, – сказал Миша. – Помогите мне. Если мы поймем, что убийца покарал Шелехова за убийство насильника, я пойду и все расскажу следователю под условием сохранения тайны. А если нет, то эта история не должна всплыть.

– Но следователь сможет узнать все намного быстрее!

– И заодно все разболтать, из органов течет, как из дырявого ведра. Вам ли не знать? – ответил Миша. – Это большой риск. Я смогу сделать так, чтобы за информацию они заплатили молчанием. Но если они сами будут расследовать, они все разнесут. Все узнают, что Викторию изнасиловали. Я не могу этого допустить.

– И все же я не понимаю причин, почему вы так яро пытаетесь исполнить волю Димы. Чем он вам помог? Чем вы ему обязаны?

– Когда-нибудь узнаете, – тихо сказал Миша.