Сентябрь

Осень пришла в город одним днем, разлив по дворам прозрачные лужицы, инкрустированные опавшими листьями.

Андрей и Вера встретились около здания суда.

– Ты не передумала? – спросил он.

– Нет, – устало, но уверенно ответила она.

Заявление подали быстро. Пока еще супругам дали месяц на раздумья.

– Тебе надо дома взять что-то из вещей? – спросила Вера, когда они вышли на улицу.

– Нет. Да. Я подумаю…

Землицыны, не сговариваясь, свернули на бульвар. Кроны деревьев местами уже окрасились в цвет волос Андрея. «Андрбсень» – так когда-то студентка Небова называла это время года, гуляя по парку со своим парнем. Теперь она размышляла, оставлять ли его фамилию или вернуть свою.

– Как отдохнули? – прервал молчание он.

– Спасибо, хорошо.

– Как Маша?

– Нормально. Ты же с ней часто общаешься.

– Общаюсь. Но хотел узнать твое мнение. Не факт, что она все отцу расскажет.

– Не факт, – вздохнула Вера.

– Про Николая сильно переживала?

– Нет. Про Николая не переживала совсем, – честно ответила Вера.

– Это хорошо, – произнес не подозревающий подвоха отец.

Вера молча пожала плечами и перевела разговор на другую тему:

– Как дела на работе?

– В целом, как обычно. Или ты спрашиваешь про что-то конкретное?

– Нет, не про конкретное.

– Тогда все по-прежнему, – под подошвой Андрея с хрустом промялась застывшая лужица, спешно зализывая свежие трещины.

– Это неплохо, – сказала Вера.

– Да. Оставить все по-прежнему бывает неплохим решением… Если облака затянули небо, это не значит, что климат испортился. Скорее всего, просто собирается дождь, который надо переждать.

– Или подняться выше облаков, ближе к солнцу, – вставила Вера.

– Зачем? – удивился он. – Там же холодно…

Они не понимающе посмотрели друг на друга и попрощались.

Через несколько дней Татьяна Александровна без предупреждения нагрянула к дочери домой, словно хотела застать ее врасплох. Когда раздался звонок в дверь, Вера подумала, что это клиентка пришла раньше назначенного времени и, поспешно переодевая майку на более приличную, побежала открывать.

– Мама? Что случилось?

– Что случилось? Это ты мне скажи, что случилось, – сухо сказала Татьяна Александровна и, без приглашения проходя в гостиную, посмотрела на дочь так, будто та принесла двойку за экзамен.

– Мама, я не понимаю, – засеменила за ней Вера. – Вы опять что-то не поделили с папой?

Татьяна Александровна резко обернулась и выкрикнула в лицо дочери:

– А надо было сразу подавать на развод, да?! Так теперь делают прогрессивные супруги?

Вера открыла рот:

– Откуда ты знаешь?

– Мир не без добрых людей. – Мать села в кресло и уставилась на дочь, ожидая, что та сама начнет говорить.

Вера молча отвернулась к столу, смахнула с него обрезки ткани, сложила стопкой выкройки, повесила на вешалку платье, подготовленное к примерке.

Татьяна Александровна не выдержала:

– Так ты объяснишься?

– Может, сначала ты? – не оборачиваясь, парировала Вера. – Только, пожалуйста, побыстрее, ко мне сейчас придут. Я работаю.

– Я тоже работаю! Но пришлось все бросить и прибежать к тебе!

– Я не просила, – тихо заметила дочь.

– Ну, конечно! Ты у нас молодец, а я паникерша! – Мать сняла душивший ее шейный платок и бросила на журнальный столик. – Я думала, что тебя уже вырастила, что теперь можно расслабиться. Ну, думаю, теперь если только Маша фортель какой выкинет – надо быть начеку. Так нет же! Дитятко и сейчас, в тридцать пять, умудряется насолить!

– Чем? Чем я тебе насолила? Что я опять сделала не так?

– Что не так? Прихожу я сегодня на работу, готовлюсь к тяжелому дню – предстоит проверка библиотечного фонда. И на тебе! Прилетает, откуда не ждали! Первая же читательница приносит мне весть о дочери – три дня назад она, оказывается, подала заявление на развод! Причем приходила вместе с мужем, значит, по обоюдному согласию.

– У тебя сеть шпионов по городу? – У Веры задрожал голос.

– Нет, я всего лишь общаюсь с людьми, и они мне доверяют. Зоя Михайловна работает в суде. Она видела, в какой кабинет вы приходили.

– Ну что ж, дай бог здоровья Зое Михайловне. Получается, ты все знаешь. Что ты хочешь услышать от меня, мама?

– Как что? Объяснений! У вас дочь растет, вы какой пример ей подаете?

– Какой пример? А такой, что если больше нет сил быть вместе, можно по-хорошему разойтись. А не злится друг на друга десятилетиями, – Вера посмотрела в глаза матери, давая ей понять, кого она имеет в виду. – Я хочу, чтобы моя дочь знала, что семья – это когда люди доверяют друг другу, когда рады быть вместе. А не когда живут по разным квартирам и делают вид, что ничего не происходит.

Татьяна Александровна не ожидала подобных нападок, она даже не нашлась, что сказать.

– Или главное – продолжать носить одну фамилию, мама? И чтобы Зоя Михайловна не застукала, да?

– Ах, вот ты как заговорила… А я тебя предупреждала… Сразу видно было, что Андрей человек ненадежный. Я тебе говорила, что с ним ты будешь всегда как на вулкане! У вас с ним все не как у людей, все не по порядку! То вы траур выдержать не можете, то сначала дите рожаете, потом университет бросаете. А нормальные-то люди наоборот делают!

– Наоборот – это сначала университет бросают, а потом ребенка заводят?

– Ты знаешь, что я имею в виду! – не думала отступать Татьяна Александровна. – Не паясничай!

Вера отвернулась, еле сдерживая слезы: почему мать так жестока к ней?

– Где твоя гордость, Вера? Где она была в твои двадцать? Ты согласилась расписаться с ним без свадьбы, без белого платья… лишь бы скорее к нему в койку прыгнуть! Думаешь, мне как матери не обидно было на это смотреть?

– Разве ты не в курсе тех обстоятельств? И кроме того, это моя жизнь!

– Твоя? А моя где? Когда ребенка заводишь – всё! Это до конца жизни. Ты всегда за него переживаешь.

– Мама, ты серьезно думаешь, что ты обо мне сейчас переживаешь?

Татьяна Александровна непонимающе уставилась на дочь.

– Если честно, ты ведь о себе переживаешь. Что я опять твоих ожиданий не оправдываю. Что скажет Зоя Михайловна… – дрожащим голосом произнесла Вера, по пятому разу перекладывая на столе стопку с выкройками. – Ты так бесцеремонно суешь свой нос в мои дела… ты даже не замечаешь, как рвешь мне сердце. Будто ты не пожалеть, а добить меня пришла. Что ж, у тебя получилось. Только давай побыстрее, пожалуйста. Ко мне сейчас клиентка придет.

– Вот ты меня в каком свете выставила… А я ведь всей душой за тебя болею. Сразу дела все бросила и прибежала. Как только узнала, что ты в беде. На работе подменить меня попросила.

– Спасибо. Я не в беде. Я разберусь.

Вера оставила в покое выкройки и опустилась на стул рядом со столом. Сидя спиной к матери, она пыталась дышать медленнее, чтобы успокоиться.

– Да уж, разберись! У тебя целый месяц, чтобы разобраться и все исправить, – тоном директора школы сказала Татьяна Александровна.

– Исправить? – Вера резко повернулась к ней. – Исправить – в твоем понимании это сохранить брак во чтобы то ни стало, да? А почему же ты тогда своей матери советовала развестись?

– Сравнила! Там была прямая угроза жизни. А у тебя прихоть.

– Прихоть? А ты хоть раз спросила, что у меня в душе происходит? Что я чувствую? Что думаю? Тебе ведь всегда было важно, чтобы я домой в девять приходила. А что там я делаю до девяти, о чем думаю после девяти… Может, я всю ночь уснуть не могла и ревела в подушку…

– Ну, что же, – Татьяна Александровна оглядела комнату, взяла со столика свой шейный платок и стала его завязывать перед зеркалом. – Я – мать плохая. Жена тоже. Угу. Понятно. А ты у нас мать хорошая! О чем дочь плачет, знаешь, значит.

Вера дернулась, будто ударенная под дых, и уставилась в окно. Татьяна Александровна сорвала с шеи непослушную косынку и направилась в коридор. На пороге комнаты она обернулась и язвительно добавила:

– И жена ты отличная! Была.

Вера вскочила и пошла за матерью по коридору:

– А по-твоему, надо продолжать жить в браке и страдать? Я развожусь, чтобы снова чувствовать!

Мать остановилась. Повисла пауза. Женщины впились друг в друга взглядами.

– А по-твоему, – вдруг спросила Татьяна Александровна голосом, полным сочувствия, – ты разведешься и перестанешь страдать? Вера, дочка, подумай о Маше. У нее такой сложный возраст. Совсем неподходящий сейчас момент для развода.

– А когда подходящий, мам?

– Ну, ты же видишь, как она резко выросла. Ей сейчас трудно с собой справиться, сейчас мальчики начнутся… А ей учиться надо. Сейчас надо все силы бросить на то, чтобы ей не до мальчиков было.

Вере хотелось крикнуть: «Зачем? Зачем ее изолировать от мальчиков? Чтобы она интересовалась девочками? Или чтобы она всю жизнь боялась, избегала и не понимала мужчин, как я или ты? Чтобы она тоже была вынуждена всегда страдать – в браке или без – потому что радоваться не научилась?!»

Но она не успела ничего сказать вслух. Звонок в дверь поставил точку в споре между поколениями.

Когда клиентка ушла, Вера продолжила мысленный диалог с матерью, который, по счастью, был прерван делами, иначе неизвестно до чего договорились бы отчаявшиеся женщины.

Настроение было хуже некуда. Ах, если бы мать была бы во всем однозначно неправа, как легко было бы защищать свою позицию. Но в реальности все гораздо сложнее.

К концу отпуска Вере удалось найти решение, которое казалось ей верным: «Надо признать, что Андрей меня больше не любит, смириться с этим и закончить с ним отношения, чтобы затем пройти все этапы расставания, и начать строить свою жизнь дальше, пока я еще не старая».

Теперь же облегчение от наметившейся определенности, которая наступила в душе Веры после подачи заявления в суд, прервалась подкинутым матерью сомнением в том, что страдания после развода могут не закончиться. И про сложный период у Маши, конечно, она права (даже не зная всех подробностей).

Что делать с дочкой, кстати, совсем непонятно. В Черногории казалось, что стоит оттуда уехать, и проблема с Кит останется навсегда там – на дне моря, а за предстоящий месяц разлуки девочек все как-нибудь само собой рассосется или волшебным образом на Веру снизойдет простое решение.

Что касается развода, то до получения свидетельства о расторжении брака Вера обещала Андрею ничего не говорить Маше. Так она и родителям не собиралась сообщать! Но у тех оказалась своя агентура…

Надо бы увидеться с подругами. После отпусков Вере еще не удалось пересечься с ними: начало учебного года – традиционное время суеты и для родителей школьников, и для учителей. Но консилиум «великой троицы» был необходим Вере, и он случился внезапно в тот же день.

Наталья и Алекса пришли через час после клиентки тоже без предварительных звонков, первым делом спросив, не вернулась ли еще из школы Маша.

– Это хорошо. – Подруги прошли в гостиную-мастерскую, заняв свои места в креслах у камина. – Андрей не скоро вернется?

– Не скоро.

– Отлично. Начнем с телевидения, – серьезно сказала Алекса и, включая плазму над камином, глянула на часы. – Через семь минут будет выпуск.

– Какой выпуск?

– Новостей на местном телеканале.

– Пока на местном, Вер, – с тревогой добавила Наталья. – Всё-таки эта история продолжается…

– Брат же предупреждал, что так будет.

– Девочки, я не хочу смотреть, – пыталась остановить подруг Вера.

– Понятно, что неприятно. Но что делать, садись.

– Лучше расскажите, как съездили. Нотя, ты же в Испании была? Ал, а ты где? – спросила Вера.

– Нормально съездила. Как всегда, – буркнула Алекса.

– Кадис прекрасен, но мои все по разу переболели, – ответила Наталья.

– В общем, я выяснила, – деловито сообщила Алекса, – сестра этой Аси живет за границей, она теперь Севостьянова. Адреса и телефона ее пока нет. В соцсетях она не светится.

– Девочки, мне нет до этого дела, я подала… – рвалась объясниться Вера.

– Тихо! Началось.

Диктор местного телеканала затараторила: «Карьера известного спортивного журналиста Андрея Землицына оказалась под угрозой после того, как он был обвинен в сексуальных домогательствах со стороны бывшей студентки факультета журналистки городского университета Аси Хорейн, которая проходила под его руководством производственную практику весной этого года. На своих страницах в соцсетях девушка сообщила, что была направлена на популярный телеканал о спорте, где ей неоднократно пришлось столкнуться с неподобающим поведением известного корреспондента, имя которого она не назвала. Мы связались в Асей по телефону, и она заявила, что «не готова пока раскрывать подробности, но уже вынуждена была обратиться за психологической помощью». Нам не составило труда выяснить, кто именно был ее куратором на практике и о ком идет речь, тем более что к своему эмоциональному заявлению Хорейн приложила видеозапись, которая может подтвердить ее слова. Добавим, что ни сам журналист, ни издание, где он работает уже более десяти лет, не сделало пока никаких заявлений относительно данного инцидента. В июле этого года Ася Хорейн получила диплом журналиста, но пока не начала работать по специальности».

Во время просмотра репортажа Вера почувствовала неприятный холодок в районе желудка.

– Нотя, Алекса, пожалуйста, послушайте, мне теперь нет дела до всего этого. Мы ходили…

– Смотри, – оборвали ее подруги, – репортаж сляпан по следам ролика, который эта сучка выложила у себя. Скорее всего, она сразу после практики разместила эту запись, но под замок, чтобы видеть только самой. А теперь изменила статус на «Доступно всем» и два дня назад дала ссылку на это видео. Типа сначала было страшно, потому что еще училась, а теперь она уже с дипломом, и вот какая стала смелая. Смотри.

Алекса включила видео со своего планшета.

«Меня зовут Ася, я студентка факультета журналистики, и сегодня я получила зачет по последней производственной практике. Да, я немного выпила. Вы думаете это потому, что всё – стажировка закончена, ура? Это так, но дело не только в этом. Вот, – девушка поднесла к экрану листок с печатным текстом, подписью и печатью, – это характеристика, написанная моим руководителем по практике на одном очень популярном тематическом телеканале, на который мне «посчастливилось» попасть… Это известный спортивный обозреватель. Не буду называть его имени».

При этом студентка переложила листок в другую руку и его край загородил половину кадра, демонстрируя разборчивую подпись Андрея Землицына.

«Не спорю, он профессионал своего дела, – продолжила юная журналистка, положив бумагу на стол, она отодвинулась от камеры подальше и на заднем плане стал виден большой экран, на котором Андрей что-то рассказывал в фирменный микрофон телеканала. – Но есть одно маленькое «но»… Я покажу вам фрагмент записи с камер видеонаблюдения гостиницы, в которой мы останавливались, когда ездили освещать очень важные соревнования. Вот, видите, это мы идем в его номер, чтобы дописать подводки для завтрашнего эфира»…

Вместо лица девушки появилась тусклая видеозапись: мужчина, Андрей или очень похожий на него, – в данном ракурсе не определить точнее – и Ася проходят по длинному коридору и скрываются за дверью одного из номеров.

«…вот мы заходим внутрь, видите – время около двадцати часов. А вот запись с той же камеры в двадцать один тринадцать. Это я срочно выбегаю оттуда… потому что больше не могу терпеть происходящее».

Дав зрителям время досмотреть, как она босиком, но в той же юбочке и полностью расстегнутой блузке, добегает до конца коридора, прижимая к груди туфли, журналистка перевела дыхание и продолжила:

«Вы скажете, что это россказни пьяной девушки? А вы смогли бы на трезвую голову рассказать такое? Когда вы – еще никто, а он – уже величина, кому из вас поверят? Ведь внутри камер не было. И да, зачет я получила, видите? Но я плачу. Потому, что знаю, как его пришлось получать. Извините за мой вид и несвязную речь… Завтра я протрезвею и, скорее всего, удалю это видео, но простите мне сегодня этот приступ храбрости».

Вот зачем подруги показали это видео Вере? Конечно, она не смогла остаться равнодушной:

– Думаете, это как-то связано с ее сестрой? – спросила она. – И их давними отношениями с Андреем?

– Сложно сказать. Он сам что говорит?

– Ничего. Я больше не спрашиваю. Мы подали заявление на развод.

– Из-за этого? – возмутилась Наталья. – Ты что! Еще ничего не доказано.

– Если пресса об этом узнает, ему каюк… – почему-то вдруг проявила сочувствие к Андрею Алекса.

– Если он не виноват, почему ему должен быть каюк? – силясь изобразить равнодушие, произнесла Вера. – И дело совсем не в Асе. Я думала история с ней уже закончилась. Да и вообще я устала думать о нем. Учусь думать о себе. Я, кстати, в самолете с такой потрясающей дамой познакомилась! Ей семьдесят пять, и она…

– Да черт с ней, с дамой!

– Вера, что с тобой?

Наталья и Алекса не узнавали подругу.

– Если честно… – начала Землицына, – на отдыхе Маша отожгла по полной программе…

Проверив, не пришла ли дочь, и закрыв входную дверь на защелку, чтобы невозможно было открыть снаружи ключом и неминуемо пришлось бы звонить, Вера вернулась в комнату и, разрыдавшись, рассказала о случившемся.

– Жесть… – подытожила Наталья. – Хотя… Я тебе честно скажу, если бы это обязательно должно было произойти с кем-то из моих детей, то лучше бы уж это была дочь, а не сын.

– Почему? – хором спросили Вера и Алекса, но каждая из своих соображений.

– Потому что для девочки это не так страшно, – объяснила Наталья. – И не так осуждаемо в обществе. Да и скрыть легче.

– Ты сейчас так говоришь, потому что тебя не коснулось, – возразила Вера. – Я тоже чисто теоретически думала, что достаточно толерантна и меня этим не шокировать.

– Может, ты и права, не знаю…

– Ой, да ну вас. Тоже мне, придумали проблему, – поморщилась Алекса. – Из всего, что ты рассказала, нет стопудовых доказательств того, что все уже случилось или что у них там серьезные отношения.

– Но ведь они же не все писали, они большую часть времени общались устно! – горячилась Вера.

– Вот именно, – подхватила Алекса, – и твое воображение и страхи вполне могли дорисовать то, чего не было. Помнишь, месяц назад тебе мерещился то семнадцатилетний парень, то сорокалетний педофил? А оказалась довольно безобидная подружка.

– А мне кажется, что Вера не на пустом месте переживает, – вступилась Наталья. – Не такая уж и безобидная эта подружка. Алекса, ты вообще эту Кит видела?

– Я тебе больше скажу, я каждый день десятки таких вижу. Яркое оперение еще не признак агрессии, иногда это лишь маскировка.

– Ну, не знаю, я бы поступила, как Вера. Я бы тоже сделала все, чтобы в такой ситуации не оставлять их наедине в последние сутки.

– Так вот, мне кажется, я как раз успела предотвратить самое страшное! – с жаром вставила Вера.

– Предотвратить! Самое страшное! Тоже мне мировая война! – закатила глаза Алекса. – Вер, если бы они хотели, они бы уже сто раз это сделали. Поверь мне, достаточно десяти минут в любом месте, где нет посторонних глаз.

– Ты?..

– Ты хочешь сказать? Ты… пробовала?

– Бог мой! Вы будто в другом измерении живете! Хорошо, давайте представим «самое страшное». Каковы последствия?

– Ну…

– Ну…

– Что «ну»? – передразнила подруг Алекса. – Девственности никто не лишился, забеременеть не мог.

Вы же этого больше всего боитесь? Или что им вдруг хорошо было?

– М-м-м… не знаю, – растерялась Вера. – А инфекции? Заразиться чем-нибудь можно.

– Да! – поддержала ее Наталья.

– Не напомнишь, кто у нас тут без всяких странных партнеров носился с анализами на сифилис? – подмигнула Вере Алекса.

– Лекса! – цыкнула на нее Наталья и покрутила у виска – сошла с ума, что ли?

– Вер, ты не обижайся, но она становится взрослой, – продолжила Александра. – Надо переставать так глубоко совать нос в ее жизнь. Правда. Тебе же не нравится, когда твоя мать делает то же самое.

– Но ведь я просто…

– Ты просто думаешь, что отличия во взглядах между тобой и матерью – это нормально, а между тобой и Машкой – ужас-ужас. Поздравляю со вступлением в средний возраст! Молодежь бесят родители, стариков – дети, а людей среднего возраста – одинаково и родители, и дети.

– Слушай, Лекс, тебя на работе, что ли, сегодня передраконили? Что ее добиваешь? – одернула подругу Наталья.

– Нет, ну серьезно, вы на себя со стороны-то посмотрите! – взметнулась Алекса. – Вы хотите, чтобы вас понимали поколения и до, и после вас, а сами-то вы их хорошо понимаете? Дайте людям спокойно жить, отстаньте от них! Тогда и они не будут соваться к вам.

– Так я же Маше ничего не сказала даже. Я хотела с вами посоветоваться, как быть, – промямлила вконец растерявшаяся Вера.

– Ну так вот я тебе и советую – займись собой. У тебя полно проблем в своей жизни. У тебя муж в беду попал, а ты что? Сидишь, копаешься в трусах у дочери?

– Лекса, а ну прекрати! Что с тобой сегодня?! – крикнула Наталья.

– Ну извините. Так бы и сказали, что мы теперь свои мнения держим при себе, просто собираемся послушать нытье друг друга. Мне показалось, что она разобраться хочет.

– Хочу, Ал, хочу. Ты права. Спасибо тебе.

– Ладно, мне пора. В школу надо вернуться, я там сегодня до вечера.

– Вер, не слушай ты ее, – сказала Наталья, когда Алекса уехала. – Я тебя понимаю. Если бы у Алекс была дочь-подросток, тогда бы ее слова можно было бы принимать в расчет. А так…

– Ну что ты такое говоришь? – упрекнула ее Вера. – Я ей очень благодарна за прямоту.

– Да ты всем благодарна. Ох, Вера…

Спор с подругами немного встряхнул Веру: «В чем-то Алекса права. И вообще, меньше знаешь – крепче спишь. Вот я теперь знаю про эту странную влюбленность дочери, и что? Как я могу помочь? Я даже не могу сказать Маше, что знаю об этом. Это все равно, что признаться, что я шпионила за ней. Ни о каком доверии дальше и речи не пойдет.

Господи, но ей же всего четырнадцать! У меня в этом возрасте и мыслей таких еще не было! Или были?

Помнится, пришел к нам в класс новенький мальчик, этакий загадочный красавец. Я тогда даже младше Машки была. О, сколько слез я пролила, когда он вскоре навсегда уехал в другой город! Парадокс: Наташку он, как потом выяснилось, водил в кино, с Алексой даже целовался, а переживала его отъезд больше всех я! Хотя у меня с ним ничего, кроме переглядок и пары записок, и не было. Может, я и впрямь всегда из мухи слона делаю?»

Да, отпускать взрослеющих детей, пожалуй, труднее, чем ухаживать за ними в младенчестве. Самое сложное – справиться с ощущением, что ты больше не нужен. Точнее, ты же понимаешь, что нужен, и очень, но уже по-другому. Научиться выражать взаимную привязанность новыми способами – задачка не из простых. Вера искренне считала, что способ этот – дружба с подростком, доверие и откровенность. Так она себе представляла постепенное отпускание пуповины со стороны родителя. Но почему же это не помогало?

Мать Веры до сих пор не отпустила дочь, и это душит, это не дает дышать свободно, это вынуждает как можно меньше общаться с ней, чтобы снова не выслушивать нотации.

«Так, – сказала себе Вера, – единственное, что я могу сделать для Маши теперь – это сама стать счастливой. Признаться себе, что мой брак не удался, что я с Андреем чувствую себя несчастной, и жить дальше. Так что я все правильно делаю: невозможно наладить отношения с тем, кто не идет на контакт. Этот вопрос закрыт. И пусть он теперь ситуацию с этой Асей сам разруливает, как хочет. Меня это не касается!».

«Меня это не касается. Меня это больше не касается», – как мантру твердила себе Вера целыми днями, чувствуя ледяной ком, забивающийся все глубже за грудину, при любом воспоминании о бегущей по коридору студентке журфака. Надо признать, проблема возникла не вчера, и если бы Вера не тянула с принятием окончательного решения, то сейчас все эти истории с Асями ее уже не касались. А так получается, что мать частично права – Андрей всегда был таким.

«Вы траур выдержать не могли…» – бросила Татьяна Александровна в последнем разговоре. Да, не могли. Андрею было так плохо, Вера должна была быть рядом. Да сама Татьяна Александровна ни за что бы не позволила переехать дочери к любимому человеку, если бы они не расписались! А тогда все было как в страшном сне.

Это случилось в апреле… нет-нет, на майские, точно на майские праздники. Вера оканчивала второй курс литфака, Андрей – третий на спортфаке. Он повез ее за город к отцу, чтобы показать дом, который тот строил втайне от жены. Они долго ехали на электричке, останавливавшейся у каждого столба и переполненной дачниками с рассадой и орущими детьми. Весна еще не успела как следует прикрыть зеленью слежавшиеся за зиму бока земли, но уже то тут, то там благоухала ароматами зацветающих плодовых деревьев. Медовые запахи периодически врывались в открытые окна вагонов и мгновенно таяли в духоте, оставляя сладковатое послевкусие и желание скорее покинуть поезд.

Отец Андрея, Дмитрий Землицын, радушно встретил сына с девушкой. Сам он был некрупным (почти на голову ниже своего взрослого отпрыска), жилистым, с белыми следами от морщин на загорелом лице. Он с волнением провел студентов по огромному двухэтажному коттеджу из натурального дерева: еще никому, кроме сына, он не показывал свое детище – три года строил его день и ночь, продумывал отделку комнат, доводил до ума все удобства, которые должны были поразить его рыжеволосую Лолу. Она была постоянно в разъездах и мечтах стать великой певицей, а он тем временем фактически в одиночку вырастил сына и крепко задумался, чем он, простой парень, за которого она почему-то в юности вышла замуж, может привязать ее к дому. И он придумал чем – домом!

Если не знать о романтическом подтексте идеи, то ее можно было бы посчитать банальной: строитель решил построить дом – ноль оригинальности, правда? Однако задумка состояла в желании провести параллель с «Дневником памяти» Николаса Спаркса, любимым романом Лолы. Она говорила, что это самая красивая история любви, о которой она когда-либо слышала. Героев Спаркса разлучили сначала ее родители, потом – война, и, чтобы вернуть свою любимую, к тому времени уже выгодно обрученную с другим, парень своими руками превратил старинное здание в дом ее мечты, и это сработало.

Отец Андрея надеялся, что сработает и у него. Он ждал возвращения жены с гастролей со дня на день и рассчитывал привезти ее сюда с закрытыми глазами, потом снять повязку с головы и провести по всем комнатам и верандам (зимней и летней), показать кухню в стиле прованс и особую гордость – репетиционный зал, где Лола могла бы реализовывать свои замыслы, не покидая мужа.

Вера была под впечатлением – и от задумки, и от качества ее исполнения. Отец Андрея, заметив ее восторг, осторожно спросил:

– Вы первая женщина, которая видит этот дом изнутри… как думаете, жене понравится?

– Мне кажется, такое не может не понравиться, – искренне ответила девушка.

Андрей при этом еле заметно хмыкнул и вышел во двор. Кстати, еще тогда по этой его реакции можно было понять, что он совсем не романтик. Вера проскользнула за ним на улицу, чтобы спросить, почему он так скептически хмурил брови и молчал всю «экскурсию», но не успела – у коттеджа резко затормозила белоснежная машина. Глядя на нее, младший Землицын обреченно произнес:

– Ну, вот сейчас и посмотрим, понравится ей или нет. Сейчас, небось, сообщат, что она опять на месяц-другой куда-нибудь укатит и можно ее не ждать, – и пояснил Вере, что приехал менеджер его матери, который занимается организацией ее выступлений и записей.

На звук остановившейся машины вышел взволнованный хозяин дома. Увидев автомобиль, он разочарованно улыбнулся: привезти Лолу должен был ее водитель на темном джипе, а не менеджер на своем белом седане. И почему у этого толстого, всегда довольного дядьки сегодня такое растерянное лицо в цвет своей машины?

Дальше все происходило, как в плохом кино. Потный бледный мужчина сообщил, что сегодня под утро Лола разбилась на машине вместе со своим водителем, оба сейчас находятся в морге, он опознал их тела, но в отношении своей родственницы Землицыны могут сделать это повторно. Информация была настолько нереалистичной, что бедному менеджеру пришлось ее повторить несколько раз и в доказательство того, что это не жестокий розыгрыш, продемонстрировать бумаги из морга и фото с места ЛТП.

Отец Андрея будто уменьшился в размерах, застыл на пороге на несколько минут, а потом рванул наверх так, будто собирался сигануть с обрыва. Сын бросился за ним, но тот рыкнул на него, чтобы отстал. Менеджер схватил Андрея за рукав, отвел в сторону и что-то шепнул на ухо, после чего парень стал бледнее собеседника.

Потный дядька устало опустился в плетеное кресло на веранде, надеясь, что самая тяжелая часть его мне-сии уже позади, а младший Землицын решительно пошел в свою комнату, достал стопку фотографий матери и с остервенением стал рвать их на мелкие кусочки. Вере показалось, что он сошел с ума. Но кто знает, что горе может сделать с человеком. После похорон Андрей проделал то же самое с портретами своей матери, которые оставались в его съемной квартире в городе. Это было двумя днями позже, а в тот страшный майский день на даче, пока юная Небова, как могла, успокаивала Андрея и пыталась остановить его приступ вандализма, они почувствовали запах гари и бросились на поиски отца.

Тот с совершенно обезумевшими глазами носился по дому, который теперь не был нужен ни той, для кого он строился, ни тому, кто его строил, и пытался поджечь стены. Новенький интерьер зиял темными подпалинами, но не поддавался – опытный строитель слишком тщательно обработал древесину дома противопожарными средствами. Тогда вдовец догадался поджечь занавески на кухне – огонь быстро поглотил их и начал облизывать окно и стены вокруг рамы, свидетелями чего и стали прибежавшие на запах студенты. Андрей послал Веру в машину к менеджеру за огнетушителем, а сам схватил с пола холщовый ковер, сложил его пополам и стал прибивать им языки пламени.

Когда девушка вместе с толстым дядькой вернулась, держа в руках красный баллон, вокруг окна подергивались лишь несколько небольших желто-прозрачных язычков, а на полу посреди кухни мелькала рыжая шевелюра Андрея, который катался по полу с отцом, отбирая у него спички. Менеджер взял у Веры огнетушитель и обдал всю стену с окном мощной струей белого порошка.

Отплеваваясь от оседающей в комнате завесы, Землицын-старший дергался под прижавшим его младшим:

– Пусти! Пусти, я сказал! – хрипел он. – Я всё равно его спалю. Он не нужен теперь, никому не нужен!

Андрей придавил отца всем телом и закричал ему в лицо:

– Мне! Мне нужен! И ей! – Он указал пальцем на Веру. – Мы собираемся пожениться. У нас будут дети, мы будем сюда приезжать! Или нам нельзя?

Девушка и потенциальный дед, открыв рты, уставились друг на друга. Андрей, чуть привстав, прокричал:

– Если нам нельзя, то давай – спали все к чертям! Если считаешь, что мы не люди и не достойны быть здесь. Давай! На… – и он протянул отцу спички, которые только что отобрал.

Тот в нерешительности смотрел на коробок. Толстый дядька, прижимая к испорченному костюму пустой баллон огнетушителя, молился о том, чтобы сегодняшний день поскорее закончился, ведь еще придется везти сейчас всю эту компанию в морг и что они устроят там, одному богу известно.

В наступившей тишине Андрей встал, отряхнулся, подошел к Вере, сгреб ее ручищей за плечи и снова обратился к отцу:

– Мы тоже люди. Не заметил? Или мы не стоим этого дома?

Отец сидел на полу и смотрел на сына и его девушку.

– Ты прав, прав… – обессиленно покрутил головой он. – Прав. Моя жизнь закончилась, твоя – начинается. Всё так. Этот дом – ваш. Вам же он понравился. По крайней мере, твоей невесте.

Невесте? Серьезно? Вера даже не смогла бы точно сформулировать, что именно между ними происходило. Просто спортфак и литфак на физкультуре плавали в одном бассейне: по четырем дорожкам неслись стремительные фыркающие ракеты, а на остальных двух – бултыхались хохотушки, прибиваемые волнами от профессиональных пловцов к кафельному бортику. Почти год Небова, ни на что не надеясь, издали наблюдала за крупногабаритным рыжим «крейсером» в облегающих ярких шортах. Не было ни четкого дня знакомства, ни ярких эпизодов, врезавшихся в память, – все сложилось как-то плавно и незаметно, будто нарастающая частота случайных встреч превратила их со временем в друзей. Затем они стали пересекаться в общих компаниях, и было непонятно, когда именно началась история их отношений как пары: целенаправленно ходили куда-то вдвоем они всего месяца два-три. И вот – бабах, предложение. Да еще при таких обстоятельствах! Это было сказано всерьез или только чтобы остановить отца? Уточнять тогда было неуместно.

Морг, похороны, запой вдовца, которого сын бережно оставлял в своей съемной квартире, выделив ему комнату, чтобы тот был под присмотром, зачеты и летняя сессия… Вера все время была рядом, Андрей находил утешение только в ней. Ему внезапно пришлось стать старшим в семье и взять под опеку собственного отца.

Родители разрешили остаться дочери у своего, как внезапно выяснилось, жениха только в день похорон, все остальное время Вера разрывалась между необходимостью уходить от Андрея и желанием не расставаться с ним. В начале июня он предложил Вере расписаться и переехать к нему:

– Иначе ведь родители тебя не отпустят ко мне? – спросил он.

– Думаю, нет.

– Ты понимаешь, что свадьбу мы сейчас затеять не можем?

– Конечно, – кивнула Небова.

Через полтора месяца они расписались и отметили это событие в самом узком кругу.

Вера надеялась, что, котла истечет гол траура, Андрей предложит как-нибудь отпраздновать начало их совместной жизни, но этого не случилось, к тому же родилась Маша, и приоритеты поменялись.

Каждый раз, когда Землицына шила очередное свадебное платье на заказ, она в душе надеялась, что когда-нибудь наденет такое и сама (светлое будничное платьице длиной до колена в день росписи – не в счет).

Однако ни на пять, ни на десять, ни на пятнадцать лет муж не предложил ни обвенчаться, ни как-нибудь отпраздновать их свадьбу, хотя возможности уже были. Сама Вера подобную инициативу не проявляла – до сих пор ей казалось, что двадцатитрехлетний Андрей сделал ей предложение сгоряча (в прямом и в переносном смысле), в состоянии аффекта, а потом ему просто неловко было отказаться от своих слов. И ничего, опровергающего эту версию, до сих пор не случилось, в отличие от эпизодов, которые могли подтвердить ее.

Таким образом, вкупе с другими обстоятельствами к тридцати пяти годам Веры недопонимание в отношениях с мужем накопилось и достигло критической отметки.

Сразу после возвращения из Черногории Ирина нашла Веру в соцсетях и постучалась к ней в друзья. Вера, конечно, сразу ее добавила, но от общения первое время воздерживалась и даже побаивалась, что подруга детства увидит репортажи об ее муже или спросит, как дела у дочки, и тогда Вера не сдержится – расскажет, а потом будет казнить себя за излишнюю откровенность с малознакомым ей, по сути, человеком.

Где-то в середине сентября Ирина сама написала Вере. Их переписка выглядела так:

– Привет, у тебя всё нормально? Куда запропастилась?

– Да, всё хорошо, спасибо. А у тебя?

– У меня отлично. Лети теперь при деле – хвала началу учебы! А у меня наплыв клиентов. Все наотдыхались, как следует, наругались с близкими, теперь ко мне – разгребать)) Ты, кстати, начала брать клиентов? Могу подкинуть парочку. Там банальные проблемы, не врачебные точно – надо немного скорректировать отношения с родными. И по бюджету они не мои клиенты. Возьмешь?

– Ой. Спасибо, Ирин. Я, наверное, пока воздержусь.

– Почему? Начинать же с чего-то надо.

– Да мне сейчас самой надо разгрести отношения с родными ((Вот приду немного в норму, а то сейчас даже боюсь за чужие проблемы браться, пока со своими швах.

– Что случилось?

– На развод подала.

– Разговаривать с ним пробовала?

– Нет. Больше нет. Какой смысл, если встретились, а он снова молчит и никак ничего не объясняет?

– Тогда все правильно делаешь. А как все было? Ты его прям застукала с кем-то?

– Нет. Но на его работе девушка одна уверяет, что у них что-то было.

– А он что?

– Ни да, ни нет. Да и в целом, ты права не мой это человек. Отчаялась контакт с ним наладить. Живет в каком-то своем мире. И дочь уже чувствует, что что-то не то.

– Ясно. Крепись, сестра. Не сдавайся, береги себя.

– Ириш, спасибо тебе огромное за поддержку, а то на меня мама наехала, мол, не время разводиться, когда дочь – подросток.

– Забей, у их поколения другой взгляд на брак. Сами будут терпеть до последнего и хотят, чтобы мы тоже мучились до конца дней своих. Ну уж нет)) Ты давай дома не засиживайся, выходи в люди! Кстати, может, тебя познакомить с кем?

– В смысле?

– Ну, с мужчиной.

– Не, не надо.

– А, ну ладно, пока рано. Предложу попозже)) Меня, кстати, после разводов друзья очень удачно всегда знакомили. Отличные были переходные варианты, с теплотой до сих пор вспоминаю. Так что как готова будешь – обращайся. И по клиентам, и по мужичкам. Я серьезно.

– Спасибо, Ирин.

– Кстати! У тебя как с сексом было в универе?

– В смысле?

– Ну, препод толковый был по сексологии? Обычно – фигня, и приходится потом самим добирать. У меня сейчас хорошая знакомая набирает курс по сексологии для психологов. Тетка очень дельная, разбирает все по полкам – женский оргазм, аноргазмия, совместимость партнеров и все такое. Интересует?

– А это дорого? Долго учиться?

– Учеба дистанционная, вебинары плюс задания будут давать для самостоятельного выполнения, месяца на два вся байда, начинают с октября. Для своих она хорошую скидку делает, могу замолвить за тебя словечко. В работе штука нужная, рекомендую.

– Спасибо. Я бы поучилась. Сейчас мозги занять очень кстати.

– Ок, договорились.

Вера закрыла переписку с пылающими щеками – настолько это была для нее животрепещущая тема.

Она уже неоднократно пыталась разобраться в столь деликатной проблеме и какое-то время даже вела дневник, выделив под него розовую тетрадь с пальмами, специально подписав ее «Сложные выкройки», чтобы никому из домашних не пришло в голову в нее заглянуть, если случайно наткнутся. Кстати, есть смысл теперь найти ее и просмотреть свою писанину свежим взглядом.

Чему быть – того не миновать. Через неделю Вере позвонила мать и попросила срочно включить телевизор на местном канале. Значит, все-таки увидела репортаж об Андрее…

Вера нажала кнопку пульта и услышала уже знакомый ей текст. Однако теперь репортаж заканчивался эпизодом, где несколько молодых журналистов нападали с микрофонами на выходящего из здания руководителя спортивного канала с требованиями дать комментарии по данному инциденту.

– Какие комментарии? – сухо ответил солидный мужчина, пытаясь пройти между назойливыми корреспондентами. – У вас есть доказательства – идите в суд. Если вина будет доказана, мы уволим сотрудника. Если нет – мы готовы подать встречный иск о защите чести и достоинства и взыскании компенсации за нанесение ущерба репутации.

Далее сообщалось о том, что сам журналист Землицын никаких комментариев пока не дал.

«А вот это интересный поворот, – подумала Вера. – Возможно, все-таки и не виноват. Хотя какая мне теперь разница».

– Вера, доченька, – защебетала в трубке Татьяна Александровна, – какой ужас! Что же ты мне не сказала в тот раз? Я не подозревала, что все так далеко зашло.

– Я не знаю, мам, что и куда зашло. Не хочу больше с этим разбираться. Можешь не говорить пока Маше и отцу?

– Да, конечно. Не переживай, я – могила. Но ведь это показали по телевизору… и кто-нибудь может им донести.

– Да уж, мир не без добрых Зой Михайловн…

– Вера! А он сам что говорит?

– Ничего не говорит, мам. А я больше не спрашиваю.

– Вот и правильно. Нечего унижаться. Раз молчит, значит, виноват. Господи, какой позор.

– Мама…

– Всё-всё, молчу, прости.

Легок на помине, Андрей позвонил жене в тот же день, спросил, как дела, и сказал, что его опять отсылают в командировку на неопределенный срок, чтобы он был недоступен офлайн ни для каких начинающих журналистов. И ни слова больше. Поздно вечером он перевел на карту Вере большую сумму денег. «На всякий случай» – так было указано в комментарии.

Вера каждый день молилась, чтобы история с обвинениями Андрея не дошла до Маши – она не знала, что говорить и как себя вести, если дочь начнет задавать вопросы. Но, слава богу, современные дети не смотрят телевизор, а свой ролик из интернета Ася Хорейн удалила сама – сразу после заявления руководства спортивного канала о возможности встречного иска в случае клеветы. Корреспонденты местных теленовостей пытались после этого найти зачинщицу скандала, но не смогли – она не отвечала ни в соцсетях, ни по телефонам, не открывала дверь в квартире – будто провалилась под землю.

Подруги Веры рвались в бой, чтобы найти девицу и побеседовать с ней тет-а-тет, но Землицына просила их не делать этого. У нее были дела поважнее: через неделю должна была вернуться с фестиваля Кит, а поговорить по душам с Машей все никак не удавалось. Обещание не сообщать пока дочери о разводе, данное Андрею, мешало Вере устанавливать контакт с Машей – как можно вызвать подростка на откровенность, если сама не можешь быть до конца честной?

Наталья и Алекса дружно (хоть и по разным причинам) рекомендовали Вере вообще не обсуждать с Машей историю с Кит, потому что, если девочка почувствует контроль или запрет со стороны родителей, то ее интерес к однокласснице-неформалке только возрастет, а так велика вероятность, что их привязанность сама по себе вскоре сойдет на нет. Вера то соглашалась с подругами, то давала себе зарок поговорить с дочерью сегодня же, но не знала, с чего начать разговор.

Отпахав смену за швейной машиной, вечером Вера решила пройтись по осеннему городу и заодно купить чего-нибудь на ужин. Маша делала уроки в своей комнате и присоединиться к матери отказалась. Вернувшись, Вера застала дочь в гостиной, в кресле около камина за чтением розовой тетрадки с пальмами… Девушка была так увлечена, что не заметила, как в комнату кто-то вошел.

«Мой дневник! – подкосились ноги у Веры. – Неужели я забыла его на журнальном столике? Или она рылась в моих вещах?» Мать и дочь в полутемной комнате испуганно уставились друг на друга – отнекиваться ни одной ни другой не было смысла. Вера почувствовала себя распятой в кабинете анатомии на глазах всех своих знакомых.

– Я думала, это моя тетрадь, – пояснила Маша. – Еще возмутилась, что ты ее взяла без спроса и поставила себе на полку.

«Черт! Как я могла ее забыть на полке? Ведь зарывала всегда в выкройки».

Маша взяла мать за руку и повела в свою комнату:

– Пойдем, покажу, что я не вру. – Она откопала у себя на столе тетрадь с подобной обложкой и протянула Вере. – Вот, смотри.

Такой же оттенок фона и тоже пальмы, очень похожие. Если обе тетради не положить рядом, то отличий не вспомнишь.

– Но когда ты открыла, ты же увидела, что это не твоя… – произнесла Вера.

– Да, увидела. Но уже не смогла оторваться, – виновато сказала девочка. – Разве у тебя так не бывает?

Вера вспомнила, как сама читала Машину переписку, и промолчала.

– Мама, я не знала, что у тебя такие серьезные проблемы… – с сочувствием произнесла девушка.

– Почему у меня? Ты видела даты? Последние два года я училась на факультете психологии и вела эти записи. У нас был предмет – сексология, – а у самой стучало в голове: «Что, что она успела прочитать? По порядку читала или выборочно? Как я могла оставить тетрадь на полке?!»

– Но тут на внутренней стороне обложки мелко написаны разные определения аноргазмии… – Маша протянула Вере открытую тетрадку, растерянно хлопая глазами. – А на обложке крупно – «Сложные выкройки». Будто ты хотела скрыть от всех… И это не лекции, это дневник.

– Это были практические задания по работе с возможными клиентами, – сквозь зубы буркнула Вера, вырвав тетрадь из рук дочери.

– Мам, прости, я в любом случае не должна была читать это. Прости. Я виновата.

– Тебе не кажется, что у тебя слишком обостренный интерес к теме секса?

– Почему обостренный?

– Потому что ты прочитала всю энциклопедию по сексологии…

– Так она же специально для подростков. Ты сама мне ее купила…

– Это было для общего развития! А вот для чего четырнадцатилетней девочке читать статью про кунилингус… – выпалила Вера и осеклась.

– Что? Какую статью?

– Никакую, – попыталась свернуть разговор мать.

– Погоди-погоди… ты… ты рылась в моем планшете?

– Он лежал на столе открытый, я искала свой журнал. Ты сама сказала посмотреть там.

– А-а-а… И ты не смогла остановиться, да? Прямо как я, да, мам?

Вера сжала губы, не зная, что ответить.

– Много нового для себя узнала, а? – язвительно спросила ее дочь.

– Нет, я эту статью читала гораздо раньше. Просто удивилась, увидев ее у тебя.

– У-у-у. И сразу напридумывала себе черти что, да?

– Не сразу. Я только в конце отпуска заметила такую же татуировку у Кит, как у тебя.

– И что? – с вызовом спросила Маша. – Что это значит?

– Только то, что ты сказала отцу, что сделала ее ради Николая. А никакого Николая не оказалось!

– Откуда ты знаешь, что не оказалось?

– Значит, он есть? И Кит тоже его девушка? И он клеймит всех одинаково – звездочками? – Вера не удержалась, чтобы не уколоть обманщицу.

– Ты… ты… – вдруг сдалась Маша, и из ее глаз брызнули слезы.

– Что? Маша, ты наврала и мне, и отцу. Это была уловка с Николаем, чтобы тебе разрешили поехать на море с Кит. Ведь так? Ведь никакого Николая не существует?

– А разве… – девочка с размаху села на свою кровать и закрыла лицо руками. – Разве, зная правду, ты бы разрешила ей ехать с нами?

Вера молчала. Не так, не так она хотела поговорить с дочерью.

– Я знала, что тебе мой выбор не понравится, – девушка вскочила и начала запихивать вещи со стола в рюкзак, стоявший на стуле. – И была права!

– Маша, обман – не выход. Всегда лучше говорить правду, – как можно дружелюбнее произнесла Вера.

– А что же вы тогда мне ее не говорите?! – взорвалась дочь.

Лицо матери исказилось от испуга:

– Ты о чем? – еле слышно прошептала она.

– О том, что вы разводитесь! – выдала Маша и, схватив со стола резинку для волос, резкими движениями соорудила у себя на голове кривой рыжий хвост.

Вера молча смотрела, как дочь достала второй рюкзак и начала набивать его своим вещами.

– Кто тебе сказал? – спросила мать, будто проваливаясь в пропасть.

– Значит, ты не отрицаешь! – Маша прервала сборы и пошла в наступление. – Хочешь узнать, кто проговорился? А мы… мы, между прочим, одна семья. Не только ты и папа. Есть еще я! Я тоже семья! А вы меня не спросили! Вы все сами за меня решили!

Под всхлипывания, свои и мамины, девушка рывками застегнула рюкзаки, взвалила себе на плечи и направилась к выходу.

– Маша, подожди, – почти без надежды вдогонку ей сказала Вера.

– Чего подождать? Я ухожу, живи тут одна!

– Куда ты собралась?

– К бабушке! – уже в коридоре ответила девочка. – Она добрее тебя. И честнее. Она сказала мне правду.

– Про развод? – испуганно взметнула брови Вера.

– А есть еще что-то?

Землицына-старшая оперлась спиной о стену в коридоре, опасаясь сползти по ней вниз. «Господи, пожалуйста, нет. Этого уже достаточно. Пожалуйста!» – молилась она.

– Маша, давай поговорим спокойно, – собрав все силы в кулак, предложила Вера.

– Я хотела с тобой поговорить спокойно. Но ты начала орать! – прилетело ей в ответ. – Тетрадку ее прочитали! Значит, тебе можно читать мое, а мне твое – нельзя?

– Нет, – сдалась Вера и устало добавила: – Никому чужое без спроса читать нельзя. И рассказывать другим то, о чем обещала молчать, тоже неправильно.

– А она и не хотела рассказывать, – заступилась за бабушку Маша.

– Но ведь рассказала же…

– Она не специально. Мы шли с ней по рынку, и к ней подошла какая-то Зина Михайловна и спросила, не надумала ли ее дочь забрать заявление о разводе.

– Зоя Михайловна, – поправила Вера.

– Может, и Зоя. Какая разница?

– Ты права, уже никакой. А ты не хочешь узнать, почему мы подали на развод?

Задавая этот вопрос, Вера хотела продемонстрировать дочке готовность доверить ей что-то очень сокровенное, но тут же ужаснулась: а вдруг она согласится и как тогда выкручиваться?

Но выкручиваться не пришлось. Ее скрутило физически от слов дочери, которая заявила:

– Да уж теперь ясно! Кто захочет жить с бревном? Бедный папа!

Маша вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь. Верин скрюченный силуэт впечатался в стену коридора и превратился в тень.

Через пятнадцать минут у Татьяны Александровны зазвонил телефон:

– Мама, Маша едет к тебе, мы поругались. Наверное, захочет пока у тебя пожить.

Голос дочери звучал слишком потусторонне, и в ответ не последовало привычных нравоучений.

– Конечно, пусть живет, сколько надо. У меня все комнаты свободны. В школу далековато только ей будет ездить.

– Это не самое страшное, – сказала Вера.

– Это да. Ты ей про развод сказала? – не удержалась, чтобы не осведомиться, Татьяна Александровна.

– Мам, а разве не ты?

– Я не нарочно!

– Я знаю. Это теперь не важно. Попробуй не проболтаться про обвинение Андрея в домогательствах. Больше вроде не было ни новых видео, ни репортажей. Будем надеяться, что пронесет.

– Дай бог. Вера, все наладится. Вот увидишь. За Машу не переживай, я прослежу.

– Спасибо, мам.

Следующую неделю Вера провела в полном одиночестве. О Маше она узнавала от матери, созваниваясь с ней утром, когда дочка уходила в школу, и вечером, тайно обмениваясь эсэмэсками, понимая, что Татьяне Александровне неудобно говорить при внучке. С подругами почти не общалась, опасаясь, что они опять, как сороки на хвосте, притащат новости о скандале с обвинениями. Андрей раз в несколько дней по телефону осведомлялся у жены о ее делах и здоровье, с Машей он общался через Интернет. Сама Вера не писала и не звонила мужу. Честно сказать, вычеркнув его из своей жизни, она чувствовала себя значительно лучше. Расстраивала только ситуация с дочерью. Интересно, она доложила отцу об их ссоре и своем побеге к бабушке?

Ох… Как же все это вышло… Вера ужасно ругала себя за то, что прочитала переписку дочери с подругой. Если бы не это, то наверняка не произошел бы и ответный случай с розовой тетрадкой с пальмами. Землицына верила, что все в мире всегда возвращается – и добро, и зло. Вопрос в другом – можно ли назвать злом сработавший в тот день ее материнский инстинкт? Это ведь он подтолкнул к поступку, который она считала недопустимым. В итоге Маша в свои четырнадцать узнала о том, что ей знать было не нужно совершенно, или, выражалась языком Алексы, Вера засунула нос в трусы дочери, дочь – в ее. Какой кошмар!

Аноргазмия – слово, которое Землицына-старшая до сих пор боялась произносить вслух. Проблема была настолько для нее болезненной, что даже с самыми близкими подругами она никогда не обсуждала ее открыто, позволяя себе лишь изредка задавать им обтекаемые вопросы, будто бы не о себе.

Впервые всерьез данную проблему Вера осознала лет около двадцати семи, когда ее либидо наконец проснулось и стало требовать свое. До этого она не придавала особого значения сексу вообще: партнер у нее был всего один, сравнить было не с чем, через два месяца после начала половой жизни она забеременела, потом на первый план вышли заботы о ребенке… Да и не сказать, чтобы Андрей как-то сильно приставал к жене, видимо, для него это тоже не было предметом первой необходимости.

Когда же Вера дозрела и почувствовала в себе женщину, Андрей уже разменял третий десяток, долго лечился после переломов ног, хандрил, чуть не потерял работу. Это было не самое подходящее время для активизации интимной жизни. Как понимающая супруга Вера сочувствовала ему и окружала заботой со всех сторон, всеми силами подавляя в себе так некстати пробудившееся желание.

Через год-полтора Андрей восстановился и рванул догонять упущенное по работе, он брался за все, что ему предлагали, поэтому дома практически не бывал. Вера тем временем, подогреваемая рассказами подруг и собственными фантазиями, пробовала разные соло-варианты решения проблемы, и к своему ужасу обнаружила, что тело ее не слушается. Нет, на этапе возникновения возбуждения и его нарастания все было отлично, но что бы Вера ни делала потом, преодолевая собственную стыдливость, получить разрядку у нее не получалось. Было ощущение, что вот-вот все близко, но… удовольствие ускользало, как горизонт, до которого добежать невозможно. Разве что уставали руки и ноги от перенапряжения, и еще более расстроенная и обессиленная, она выползала из своего укрытия.

Тогда она впервые всерьез обратила внимание на это неприятное слово «аноргазмия» и узнала о том, что существует небольшой процент женщин (кажется, два или четыре), которые в принципе ни при каких условиях не могут испытывать полное удовлетворение от стимуляции своих интимных зон. Однако, как писали в большинстве источников, отсутствие оргазма – явление многоликое и чаще всего речь идет о том, что женщина терпит фиаско лишь в присутствии партнера, а в одиночку до победного конца доходят практически все. Это была печальная новость, потому что лишала Веру последней надежды.

Конечно, она никому не озвучивала, что поиск решения в этом деликатном вопросе стал для нее одной из причин увлечения психологией, потому что неоднократные посещения врачей разных специальностей не выявили у нее никаких физиологических отклонений, которые могли бы объяснить ее «недуг». Значит, все дело в психике, как это чаще всего и бывает с данной проблемой, и Вера попробовала обратиться к профессиональному сексопатологу.

Таких в городе нашлось всего несколько человек, двое работали в частных клиниках, где отказались принимать клиентку анонимно, ссылаясь на необходимость составить с ней официальный договор об оказании медицинских услуг с указанием реальных паспортных данных, а поход в третье учреждение поставил жирную точку в поисках подобной помощи.

Дело в том, что Вера записалась на прием по телефону, и, обнадеженная возможностью проконсультироваться инкогнито, прибыла ровно за пятнадцать минут до назначенного времени, но и этого хватило, чтобы столкнуться на ресепшн с соседкой своей матери, самой языкастой в округе. Хорошо это случилось до того, как медсестра громко, на весь коридор, спросила у Землицыной, к кому та записана. Пришлось сказать, что еще ни к кому, и, бросив взгляд на табло со списком специалистов клиники, ляпнуть первое попавшееся имя. Доктор оказался свободен и следующие два часа Вера провела в кабинете у кардиолога, описывая несуществующие проблемы и подвергаясь всевозможным исследованиям. Абсолютно здоровое сердце чуть не остановилось только при оплате предоставленных услуг.

Спустя несколько месяцев триднатилетняя Вера попробовала поступить на факультет психологии, но, спасовав на последнем этапе, продолжила самостоятельное изучение своих особенностей. Именно тогда она и завела ту самую розовую тетрадь с пальмами, а не два года назад, как сказала Маше. Точнее, последние два года, пока училась на психолога, она тоже ее вела, но первые определения аноргазмии записала на обороте обложки именно тогда.

Вере давало надежду то, что ее ситуация выглядела довольно типичной для женщины, выросшей в пуританской семье, и прогнозы по проработке проблемы были весьма обнадеживающими. Слава богу, не было никакого опыта насилия и болезней, которые могли бы сильно осложнить задачу, поэтому Вера смело направилась к непокоренным вершинам, тем более что многочисленные источники (особенно женские форумы) убеждали, что многие дамы открыли свою сексуальность именно в возрасте тридцати лет, а то и позже.

Это точно не относилось к Татьяне Александровне. Невооруженным взглядом было видно, что мать Веры всегда тяготилась мужем, особенно его желанием к ней прильнуть. Может, она вела себя так лишь на людях, а за дверями спальни случался взрыв? Вряд ли… Судя по тому, как она растила дочь, как она запугивала ее мужчинами, было совершенно очевидно, что она сама их боится. А как она смущалась при попытке кого-то из присутствующих заговорить на тему интимных отношений или рассказать анекдот с перчинкой! Нет, она не получала удовольствия от близости с мужем, это точно. Да что там с мужем! У нее, несомненно, были сложности в отношениях с собственным телом. Когда дома в присутствии только домашних в разрез ее халата выглядывала коленка, она тушевалась так, будто ее застали обнаженной на городской площади. И это все при наличии любящего нежного супруга!

Что уж тогда говорить о бабе Даше, которую муж бил и временами водил домой любовниц! О каком удовлетворении могла идти речь?

– Это мужики могут удовольствие какое-то получать, – говаривала бабушка. – А бабе какое от этого удовольствие? Это только в кино бывает, а я мужа своего голым ни разу не видела – в темноте же не видно ничего.

– А как же ты предохранялась? Ну, чтобы не забеременеть? – удивлялась юная Вера, слушая ее.

– Как? Аборты делала, – запросто отвечала бабуля. – Двадцать или тридцать, не помню точно. И что? Это бабья доля такая. Муж жену изнасиловать не может: он право законное имеет.

Вот и весь разговор. Кошмар феминистки. И эта женщина жила не в каменном веке, а в двадцатом! И даже каплю двадцать первого захватила. Для нее, если муж ночью на улицу с детьми не выгонял, уже счастье было. А что в постели можно не только долг супружеский героически отдавать, но и ощущения какие-то приятные испытывать – это для нее была совершенно недоступная опция.

Таким образом, неудовлетворенность сексуальной жизнью прослеживалась у Веры, как минимум, в третьем поколении. Бабка, мать и сама она – каждая жила с одним мужчиной и ничего не чувствовала с ним в постели. В общем, разменяв четвертый десяток, Вера точно решила, что молчание тела в их роду должно закончиться на ней, чтобы не передать этот крест дальше – Маше.

Решить-то она решила, рада ли она теперь, в тридцать пять, своим успехам в деле раскрепощения дочери? Ох… Но пять лет назад Землицына загорелась идеей разбудить свое тело, заставить его чувствовать, научить «говорить на языке любви». Раз нет физических отклонений, то все дело – в неумении и в неудачном опыте. Значит – надо учиться!

Возьмем, к примеру, речь. Вот родилась Вера: рот, язык, губы – все на месте, но если бы родные, а потом учителя не развивали в ней умение выражать свои мысли словами, разве само по себе наличие артикуляционного аппарата дало бы ей эту возможность? Так и тут. Мать стращала, да и сама не знала, что делать со своим телом, бабка – тем более, обе использовали свое тело лишь в работе и выполнении домашних дел. А как же радость, удовольствие, наслаждение? Землицына отправилась на их поиски.

Это были два года жадного поглощения информации с курсов и тренингов по развитию женской сексуальности, которые она тайком просматривала в интернете. Конечно, первым делом Вера наткнулась на упражнения Кегеля. Многие тренеры выдавали их за панацею в решении любых постельных и даже медицинских проблем. Сначала все выглядело весьма логичным. Вера прислушалась к своим ощущениям и подумала, что ее интимным мышцам на самом деле не хватает силы: вот вроде она начинает ими двигать, а потом все куда-то теряется и немеет – очень похоже на то, как слабые пальцы разжимаются на турнике после первой же попытки подтянуться. Понято – сделано. Прилежная ученица очень скоро получила обратный эффект в виде постоянных болей в животе и потери всякой чувствительности в проблемной зоне. Это было полное разочарование – не то чтобы раньше чувствительности не было совсем, просто Вера считала ее недостаточной и хотела усилить, а в итоге чуть не лишилась вовсе.

Землицыной посчастливилось попасть к толковому гинекологу который объяснил, что подобные тренировки нередко приводят к усилению гипертонуса, а иногда и к развитию заболеваний, и это бывает даже при абсолютно правильном выполнении упражнений, что уж говорить о неточных рекомендациях.

– В каждом конкретном случае начинать нужно с изучения особенностей анатомии женщины, состояния ее мышц (гипер- или гипотонус), проблем со здоровьем, а не рассказов о волшебном улучшении отношений с мужчиной, – подытожил доктор, тяжело вздохнув. – Перенапряженные участки не способствуют повышению чувствительности и, в свою очередь, получению удовольствия. При выполнении упражнений акцент должен быть на обязательном полном расслаблении после каждого сжатия мышц, а не на том, сколько раз и с какой скоростью вы научитесь их сокращать. Достали уже: то вагинальные шарики учат женщин носить круглыми сутками, то еще какую ересь несут, а мы потом разгребаем. К сожалению, в наше время переизбытка информации кто громче о себе кричит – тот и гуру, независимо от истинной квалификации.

Через несколько месяцев Вере удалось вернуться к «исходному состоянию» и она продолжила поиски в другом направлении, сосредоточившись на развитии не мышц, а чувствительности в нужной зоне. И вот тогда она узнала о целой индустрии различных приспособлений, обещавших неземное блаженство без лишних телодвижений. Постеснявшись попросить подруг составить ей компанию, Вера отправилась в секс-шоп в одиночку, специально выбрав магазин на другом конце города, чтобы наверняка избежать случайных встреч со знакомыми.

Она поехала в дневное время, рассчитывая, что там не будет покупателей, кроме нее. «Если продавцы будут молодые, я просто посмотрю и уйду. Или спрошу что-нибудь в подарок для подруги», – решила она. Но опасения были напрасны. За прилавком стояла женщина хорошо за сорок, и она без надменных взглядов и заискиваний порекомендовала несколько вариантов, которыми сама лично с удовольствием пользовалась.

У игрушек для взрослых были очень взрослые цены, и Вере пришлось выбрать что-то одно, максимально универсальное. «Семь скоростей, приятный материал, многофункциональность. Хоть снаружи, хоть внутри пашет, как конь! Три минуты – и все! Экстаз обеспечен!» Кто устоит перед такой рекламой? Вера не была уверена, что ей нужен именно мощный конь (возможно, было достаточно и юркой мышки), но тут, как с автомобилем, – без тест-драйва не понять.

Землицына, будто бомбу, положила покупку в сумку и вышла из магазина с настороженностью террориста, которого вот-вот должны выследить. До самого дома ей казалось, что за ней наблюдают.

В квартире Вера закрыла входную дверь на ключ и цепочку, чтобы никто не смог зайти без звонка, зашторила в спальне окно, включила погромче музыку – на случай, если не удастся сдержать бурных восторгов. От предвкушения по телу носились стайки мурашек. Неужели сейчас, вот прямо сейчас произойдет ЭТО самое? Видимо, приборчик тоже переволновался – немного пожужжал и затих. Вера открыла глаза, понажимала на обе кнопки, потрясла обновку, встала, нашла новые батарейки, вставила. Чуда не произошло. Н-да. Примерно три минуты и продержался. Как обещали.

Позвонить в секс-шоп и потребовать замену? Вера уже схватилась за телефон, но передумала. Она не хотела оставлять следов, поэтому расплатилась в магазине наличкой и отказалась оставить номер своего телефона даже в обмен на скидочную карту По этой же причине она не заказывала ничего интимного через интернет. Тщательно вымыв и высушив своего обманщика, она вернула его в упаковку и на следующий день повезла обратно в магазин. «Слежки» за Верой было меньше, чем накануне.

Забрать деньги или взять другой? Другой такой же или совсем другой? Обидно, что Вера даже не успела понять, что за «конь» ей достался – борозды не испортил, но и глубже не вспахал. А вдруг, вообще, подобные товары не подлежат возврату или обмену?

Повезло, что тетка была на месте и сказала, что за сегодня это уже третий возврат, видимо, партия бракованная попалась. Вера доплатила и взяла еще более усовершенствованную игрушку и парочку усиливающих эффект тюбиков с гелями.

Несколько недель она тайно экспериментировала. Ну да, какие-то новые ощущения были, но не так, чтобы назвать их экстазом. Через месяц Вера заметила, что вышло, как с мясорубкой: покупала – думала, будет пользоваться постоянно, а потом, как только представляла, что это вот все надо будет доставать, крутить-вертеть, потом мыть, сушить, убирать, то уже и не особо котлет хотелось, проще колбаской с хлебушком перекусить, да и успокоиться. Мясорубку при этом можно хотя бы использовать без стеснения в любое время суток, не дожидаясь возможности уединиться. В общем, мороки больше, чем пользы.

Первое время Вера особенно тщательно прятала свое секретное орудие, и все опасалась, что на него случайно наткнется кто-то из домашних, поэтому старалась закопать как можно глубже в свои портновские закрома, отчего пару раз приходилось перепрятывать свое сокровище чуть ли не во время примерки. Однажды впопыхах Вера засунула игрушку в такое место, куда точно никто не смог бы догадаться заглянуть. Через сутки таким человеком стала и она сама. Две или три недели она тщательно перекапывала все вверх дном, но не могла найти своего «коня». И ведь ни у кого не спросишь! Никто же не знает. Просто анекдот какой-то! То сломает, то потеряет!

Нашлась пропажа случайно – в отрезах ткани, в один из которых была завернута. Кстати, где это чудо теперь? Надо найти и спрятать понадежнее, а то и вовсе выбросить, чтобы не получилось, как с розовой тетрадкой с пальмами. Хотя… что уж теперь? С октября начнется учеба на онлайн-курсах по сексологии от Ирининой знакомой, вдруг пригодится как учебное пособие.

Примерно в тот же период Вере попалась статья про кунилингус, которую спустя несколько лет она обнаружила в переписке у дочери. Текст был написан женщиной, которая не скрывала свой опыт по обе стороны баррикад, отчего ее рекомендации были точны и убедительны. Многое было невозможно опробовать в одиночку. Вера несколько раз намекала Андрею, что можно добавить в их отношения чего-нибудь новенького, имея в виду подсказки из этой статьи или использование «игрушек», но муж будто бы не понимал, о чем речь. Она помнит его удивленные глаза и растерянные жесты, когда однажды пыталась объяснить ему, что именно она предлагает. Все-таки он тоже в этом смысле динозавр. Похоже, на земле их осталось всего двое и каким-то немыслимым образом они нашли друг друга.

В общем, ближе к тридцати трем годам Вере стало ясно: дело не в том, что она не умеет чего-то в постели, а в том, что Андрей утратил к ней интерес как к женщине. Иначе почему он не хочет ни обсуждать проблему, ни пробовать что-то изменить? Неужели не заметно, как она старается? А что в итоге она имеет? Только возрастающее желание, которое не с кем утолить. И мужа, который отдаляется все больше.

«Потому что больше не любит. Увы», – сделала вывод Вера два года назад и с таким упадническим настроением поехала в Барселону вместе с Натальей, находившейся в еще худшем состоянии, чем она. Это была первая поездка Землицыной за все годы ее замужества, когда она на несколько недель отправилась куда-то без Андрея или Маши. Но в самом деле, сколько можно ждать, пока у известного в узких кругах журналиста освободится время в пляжный сезон?

Изначально цель летнего отпуска была – поддержать подругу, которая переживала очередную трагедию. Землицына понимала, что, по сравнению с Натальей, ее неурядицы – сущий пустяк, но то, как глубоко и тщательно Вера умела зацикливаться на своих проблемах, переводило ее страдания в разряд нескончаемых.

Барселона заключила подруг в жаркие объятия и, отполоскав в водах Средиземного моря, за несколько дней затонировала их кожу легким загаром. Утро начиналось с густого какао со свежей выпечкой в какой-нибудь уличной кафешке, потом – несколько часов на пляже, где крупный песок горячим скрабом полировал утомившиеся плаванием тела, затем – неспешная прогулка до отелы в тени платанов пешеходной Ла Рамблы с обязательным заходом на рынок Сан-Жусеп.

О-о-о, вот где весь смысл жизни концентрировался во вкусовых ощущениях! Подруги выходили с рынка с бумажными кулечками тонко нарезанного хамона и пластиковыми емкостями с кубиками сочной дыни – донести это сокровище удавалось максимум до ближайшей лавочки. Там они подцепляли шпажкой кусочки то из кулька, то из стаканчика, с жадностью отправляли их в рот и блаженно замирали, пока соленое мясо пропитывалась сладковатым соком и таяло на языке. После этого ритуала не сразу удавалось вспомнить свои имена – перерождение должно было быть завершено бокалом прохладной сангрии под сыр и фрукты.

В сиесту отсыпались, чтобы затем с новыми силами идти на море или, приведя себя в порядок, бродить по улицами, глазеть на творения Гауди и инсталляции современных художников. А с наступлением темноты, нагуляв зверский аппетит, подогреваемый звоном сотен столовых приборов, доносившихся отовсюду, надо было искать местечко для ужина. Местные, похоже, никогда не ели дома – целыми семьями, от мала до велика, вперемешку с туристами они заполняли все кафе и рестораны. Внутри помещений те же блюда стоили дешевле, но абсолютно все сидели под открытым небом за близко поставленными друг к другу столиками, смеялись и выпивали, отчего целые улицы превращались в сплошное праздничное застолье при свете фонарей.

В теплых странах Вера всегда ощущала свое тело иначе: она переставала его стесняться, походка становилась легче, движения – раскованнее. На родине она одеждой скрывала свои недостатки, на море же все изъяны будто исчезали, архитектурные излишества и недостатки фигуры превращались в пикантные уникальные особенности, которые нет нужды прятать. Солнечные очки заменяли макияж, широкополые шляпы – прическу, парео на бедра – и вперед, на пляж! Лицо, отеками и морщинками бестактно напоминающее по утрам о возрасте, буквально через несколько дней преображалось: кожа разглаживалась и приобретала приятный цвет, волосы становились пышнее и послушнее, глаза – ярче и веселее (и даже не казались Вере непропорционально большими).

Наталья в Барселоне тоже начала оживать, несмотря на жуткие драмы в семье. На третий или четвертый вечер подруги надели наряды, которые брали «на всякий случай», не сильно на него рассчитывая, и отправились в бар. Они были небольшими спецами по выпивке, но испанские вина творят чудеса, особенно под многоликий тапас.

Первый же поход вылился в знакомство с двумя русскоговорящими мужчинами. Они были обходительны и ненавязчивы, завязалась милая беседа, на столе возникли новые закуски и напитки – все вместе это дало потрясающий эффект: как заведенные, все четверо танцевали до утра и расстались с непременным обещанием встретиться снова.

На следующее утро подруги не смогли встать до полуденной жары и добрались до моря в самое пекло. Судя по аншлагу на шезлонгах, так поступало большинство отдыхающих. На обратном пути отказались от сангрии – берегли силы к вечеру. Настроение было приподнятым – неужели будет какое-то продолжение? Вера, которая за всю свою жизнь была всего на нескольких дискотеках, и то лишь в школе, чувствовала себя уже согрешившей. Эта поездка была правильным решением! Перезагрузка произошла. Вера еще в прекрасной форме и запросто сможет найти себе другого мужчину, вот так-то!

Вечер, правда, немного подостудил ее пыл: вчерашний ухажер при повторной встрече не вызвал ничего, кроме немедленного желания с ним расстаться. Зато последующая неделя, которую Вера провела практически в одиночестве из-за постоянного уединения Натальи со своим кавалером, все равно способствовала поднятию самооценки.

Землицына расхрабрилась настолько, что в одиночку отправилась на нудистский пляж. Точнее, она целенаправленно туда не собиралась, просто села не на тот автобус, и он привез ее на другую часть береговой линии. «Какая разница, где загорать?» – подумала Вера и, бросив свои вещи на песок, первым делом пошла плавать. Лишь на выходе из воды разглядела, куда попала… Чтобы удержать глаза в орбитах, пришлось делать вид, что в них попала соль, и до уличного душа добираться практически вслепую. Под струями прохладной воды Вера пришла в себя и огляделась. Народ спокойно лежал, стоял, сидел. Почти все были раздеты полностью. Но были и дамы, снявшие только верх. «А что? Не попробовать ли?» – Вера потянула завязку на своем лифчике и тайком осмотрелась. Все – ноль эмоций. Сняла верх купальника, прополоскала его, удерживая руками на уровне груди – вроде как и разделась, и никто ничего не увидел. Неплохой ход! Используя его, пошла к своим вещам, всю дорогу отжимая снятую деталь. Добравшись до места, сразу спряталась за очки и шляпу, и улеглась на живот. «Всегда мечтала загорать без полоски на спине! Обалдеть! Неужели я это делаю? Интересно, что бы сказал Андрей?» – спрашивала себя Вера, разглядывая окружающих сквозь темные стекла. Большинство людей были гораздо старше нее, но абсолютно себя не стеснялись.

Совсем рядом прошлепали старческие ступни с ярко накрашенными ногтями. Вера приподняла голову: перезагорелая бабуся (явно из местных) деловито тащила персональный складной стульчик и огромный сложенный зонт, чтобы воткнуть его у самой кромки воды. Огромный зад в ярко-желтых обтягивающих шортах напоминал наспех собранный рюкзак. Конечно, учитывая парный лик непарного органа, логичнее было бы узреть два рюкзака, но тут был явно один – не новый, побывавший в тысячах походах «рюкзак», в который судорожно в беспорядке заталкивались все вещи скопом. На секунду Вере показалось, что под тканью она может распознать очертания некоторых предметов типа помятого котелка или надкусанной буханки.

Бабка отработанным движением вонзила ножку зонта во влажный песок и, повернувшись к пляжу спиной, к морю – передом, скинула с себя все, что на ней было, а именно: майку-алгоколичку и шорты. Содержимое «рюкзака» оказалось еще более покопанным и антикварным, чем можно было предположить через одежду.

После увиденного Вера перевернулась на спину и без смущения села, продолжая разглядывать контингент через очки. Красивые тела встречались крайне редко. Почти все были котелками, помятыми в тех или иных местах. Но атмосфера!

Атмосфера была обалденной: казалось, время повернулось вспять и среди расслабленной публики инкогнито бродит Рубенс (естественно, тоже обнаженный, чтобы не привлекать к себе внимание) и выискивает новую жертву для своего бессмертного полотна. На сотни метров во все стороны никто ни на кого не глазеет, никто ни к кому не пристает, не шумит (о, точно, тут очень мало детей!), и даже продавцы всякой ерунды не раздражают, скорее всего, потому, что их тут совсем немного.

В общем, если Наталья, проснувшись, сразу убегала к своему ухажеру или еще с вечера оставалась у него, Вера по утрам ходила именно на этот пляж, ибо никогда и нигде ее самооценка так стремительно не поднималась, как здесь. Это было ее тайное место силы и свободы. Пускай снять низ она так и не решилась, но ощутить себя красивой и раскованной ей удалось в полной мере. Зарядившись здесь энергией, Вера потом весь день могла без устали мерить шагами город и наслаждаться им. Она перестала спать в сиесту: заходила на это время в какой-нибудь храм с прохладными стенами или шла в музей. И всюду на нее обращали внимание мужчины: они просто улыбались или пытались с ней заговорить на каком-нибудь языке. Это было приятно, но никто не нравился ей настолько, чтобы продолжить общение хотя бы за чашкой кофе. Впрочем, одних взглядов и улыбок было вполне достаточно, чтобы почувствовать, как внутри зреет желание, готовое в любой момент выплеснуться наружу. «Совершенно очевидно, что я еще очень даже ничего. И чего Андрею надо?» – проносилось в голове.

В один из вечеров возбуждение особенно отчетливо витало в воздухе, и Вера поняла, что готова: если сегодня кто-нибудь прикоснется к ней, она вряд ли сможет остановиться. Как говорится, девочка созрела. Она надела черное платье на голое тело и пошла навстречу приключениям. О-го-го! Такого она сама от себя не ожидала. Тонкий, почти не ощутимый трикотаж второй кожей пробегал по телу и нежно касался коленей при каждом шаге. Но именно в тот день никто не подошел к Вере. Точнее, пару раз ей казалось, что мужчина собрался уже изменить траекторию движения в ее сторону, но она сама отворачивалась и ускоряла шаг в противоположном направлении – нет, только не этот!

Тогда и закрался в голову Веры вопрос – готова ли она реально к близости с кем-то, кроме своего мужа? Однозначного ответа у нее не было, но уверенность в том, что нет смысла просто ждать годами благосклонности Андрея, крепла с каждым днем. Еще и Наталья подливала масла в огонь своими рассказами про внезапно свалившийся на нее роман, она уверяла, что до этого мужчины и сама не знала, что бывает настолько хорошо, а ведь у нее предшествующий опыт поболее Вериного будет.

Вечерами, пока Наталья практиковалась, Землицына изучала вопрос теоретически. Оказывается, на женских форумах огромное количество ее ровесниц жаловались на недостаток внимания со стороны мужей и даже временных партнеров, и многие сетовали, как сложно найти «своего» мужчину в сексе. Хороший любовник – на вес золота. Дамы, как сговорившись, писали, что только каждый восьмой или даже десятый делал все идеально, остальные… «ну такое», как говорит молодежь. Техника, любовь – это все хорошо, но если нет химии, то ничто не зажжет огонь. Да, с такими кавалерами не всегда есть о чем разговаривать вне постели, но с ними и вылезать оттуда не хочется.

Как же так? А любовь? Вера сомневалась, что готова перепробовать столько партнеров, чтобы найти «свое». А если он будем тупым, как пробка? Или злым? Или спать со всеми подряд? Сомнительная удача… Но вот Наталья же убеждает, что на этот раз у нее все совпало в одном лице. Хотя… сколько они знакомы? Неделю? Жизнь еще вполне может внести свои коррективы.

Вера решила довериться судьбе: если что-то должно случиться здесь, в Барселоне, то оно случится. И оказалась права.

Больше половины отпуска было уже позади, когда Андрей обратился к жене с просьбой приехать назавтра к двенадцати на площадь Каталонии, чтобы забрать какой-то документ у его коллеги, который будет проездом в Барселоне. Землицын объяснил, что это крайне важная для него бумажка, но сам он пересечься с товарищем не сможет еще месяц, поэтому и просит Веру обязательно подойти на остановку автобусов, которые следуют до аэропорта и обратно.

Черт. В это время у нее по расписанию нудистский пляж, а не выполнение поручений мужа, который ее не ценит. Видимо, придется вставать ни свет ни заря, чтобы успеть после моря вернуться в отель и переодеться. Не идти же на встречу с растрепанной головой. Ну, ничего, она приведет себя в степень мегапрезентабельности, чтобы знакомец Андрея передал ему, какая она красавица и какой он дурак, что отпускает ее на отдых одну.

На следующий день в назначенное время Вера стояла на площади Каталонии в платье цвета фуксии с глубоким круглым декольте, уравновешивающим ее тяжеловатый «низ». В кои-то веки ей удалось удачно подвести глаза (что делала она очень редко, потому что начинала казаться себе героиней японского мультика), поэтому она не стала прятать их за солнечными очками и встала в тени огромного козырька нал выходом из торгового центра, чтобы оттуда наблюдать за автобусами, прибывающими из аэропорта. Выхолившие из кондиционируемых салонов с тонированным стеклами люди щурились и с опаской ступали на площадь, раскаленной сковородой встречавшей своих гостей.

Вера искала высокого человека в красной майке с папкой бумаг в руке. Господи, как он издалека похож на Андрея. Только бейсболка надета залом наперед и очки слишком темные и большие – Андрей такие не носит. Их что, на канал отбирают по внешним данным, чтобы все как один были?

Мужчина вышел, огляделся и сел на скамью внутри стеклянной остановки – таков был уговор: Вера сама должна подойти и забрать бумаги. Она обогнула остановку и, натянув отрепетированную перед зеркалом миловидную улыбку, протянула незнакомцу руку, да так с ней и застыла… Это был Андрей… Он пожал ей ладонь, снял очки и, запихнув бумаги в полупустой рюкзак, болтавшийся у него на плече, произнес:

– Вот, был пролетом в Чикаго. Рейс только завтра рано утром, решил тебе сюрприз сделать.

– Получилось… – Вера разглядывала мужа, забыв про отрепетированную улыбку.

– Шикарно выглядишь, – наклонился он к ней, – соскучилась? Я – очень.

Неожиданный поцелуй показался Вере самым нежным за все годы, что она прожила с этим мужчиной, словно все это время он копил в себе эмоции и чувства, чтобы сейчас вложить их в ее уста, разогретые солнцем и ожиданием. Это была та самая химия. Совершенно точно!

Первым делом Землицыны отправились в Саграда Фамилиа – гигантский песчаный замок снаружи и невероятный храм «всех религий» внутри. Они обошли его вокруг, разглядывая не похожие друг на друга фасады. Запрокинув головы, долго изучали интерьеры. Уникальные разноцветные витражи, практически незаметные снаружи, калейдоскопом бликов окрашивали стены каждую минуту по-новому. Игра света и цвета, колонны-деревья, многочисленные природные детали превращали здание в живой, непрерывно движущийся лес, не оставляя сомнений, что главный Творец всего сущего – природа. По крайней мере, Андрей и Вера поняли задумку архитектора именно так.

Восторженные, они отошли от храма Святого Семейства на несколько кварталов и отобедали в маленьком семейном ресторанчике. Простая тортилья из картофеля и яиц с салатом из помидоров в оливковом масле с ароматом пряных трав казалась вкуснейшей едой на земле.

Море! Андрею надо обязательно поплавать! Взяли такси и помчали к ближайшему пляжу. Вспомнили про плавки и купальник – заскочили в первый попавшийся магазин, чтобы не терять время на крюк до отеля. Хорошо, что Вера не постоянно загорала на своем секретном пляже и следы от верхней части четко прослеживались на ее теле, пусть и менее ярко, чем на нижней. В плохо освещенной примерочной, огороженной от потолка до пола плотными шторами, не смогли сдержаться. Все случилось быстро, под разговоры других покупателей и фоновую музыку. Прелюдии уже не требовались. Андрей был в восторге. Вера не успела. «Но ничего, – подумала она, – еще не вечер».

Плавали долго и шумно, как тюлени, периодически выбрасываясь на берег, и, не успев обсохнуть, снова плюхались в воду. Когда солнце скрылось за горизонтом, они приняли душ, прямо тут на пляже и вспомнили про поющие фонтаны. А как же ужин? Совместить! Купить чего-нибудь съестного и употребить под просмотр фонтанов прямо на ступенях площади, как делает половина зрителей.

В магазине Вера поймала себя на мысли, как приятно снова выбирать продукты, а не готовые блюда, к чему она уже привыкла тут на отдыхе. Прежде всего – вино! Красное или белое? Белое или красное? Вопрос почти политический. В результате взяли с самой красивой этикеткой и максимальным литражом. Сыр, нарезка хамона, багет длиной с размах крыльев альбатроса, персики… Так, стаканчики, ножи-вилочки, салфетки. Скорее в такси – и на Монжуик, холм на котором «поют» фонтаны.

В машине сели на заднее сиденье и, совращаемые запахом превосходного сыровяленого окорока, отщипывали от него тонкие полоски и клали друг другу в рот. Поцелуи со вкусом хамона стали визитной карточкой вечера и продолжились на ступенях площади, где Вера и Андрей среди нарядной толпы выглядели самыми счастливыми, несмотря на разводы от морской воды на одежде и песок в сформированных ветром прическах. Они не сводили друг с друга глаз и почти не заметили шоу, на которое так спешили.

На опустевшей площади в тишине им продолжала слышаться музыка, под которую они танцевали. Еще вина! Дрогнувшая рука плеснула мимо пластикового стаканчика и навсегда оставила бордовый автограф на Верином платье. Смеясь, побежали ловить такси.

В отеле рухнули в кровать и сразу уснули в обнимку идеальными пазлами соединившись друг с другом. Будильник разбудил их часа через три.

Еще до рассвета собрались и, держась за руки, с первыми лучами солнца отправились в сторону автобусной остановки. Можно было, конечно, вызвать такси и распрощаться еще в отеле, но так хотелось замкнуть фантастический круг, начавшийся вчера, в той же точке.

В ярком утреннем свете густая шевелюра Андрея казалась еще более рыжей. Вера закопалась в нее всеми пальцами вытянутых вверх рук, обнимая мужа на прощание и уже начиная по нему скучать. Он уезжал в Америку почти на месяц…

Автобус скрылся за поворотом, Землицына продолжала смотреть ему вслед, вжимаясь в прохладную после ночи скамью прозрачной остановки. Слезы катились по щекам. Вот, вот почему ей не нравился ни один мужчина в этом знойном городе! Потому что подсознательно она ждала своего. И он – приехал. Забавно: прикатить за тысячи верст, чтобы снова влюбиться в собственного мужа…

Оставшиеся пять дней отпуска Вера чувствовала себя счастливой и не одинокой: у них с Андреем начался самый романтичный период в отношениях – месяц нежной переписки. Они писали друг другу о вспыхнувшем с новой силой чувстве, о том, что отныне все обязательно будет иначе, что теперь они непременно будут внимательнее и бережнее относиться друг к другу. Наверное, начинался этап, который потом Ирина назовет новым браком с тем же человеком.

Как бы то ни было, Вера приехала из Барселоны обновившейся, довольной и сильной. Сразу по возвращении она отнесла документы на факультет психологии и с сентября начала заочное обучение, за два года получив наконец высшее образование, к безмерной радости ее матери. Но теперь, когда диплом уже был у нее на руках, настроение не было радужным: браку пришел конец, причем по ее собственной инициативе, отношения с дочерью зашли в тупик, вынудив девочку сбежать к бабушке, антиподом которой Вера всегда старалась быть.

А тогда в душе царило такое воодушевление! Казалось, надежды не могут не оправдаться. И первый же заказ после Барселоны был в том же романтическом духе – свадебный наряд из живых цветов. Это было лучшее платье Веры! И образ, и техническое решение – все было идеально. Ей удалось отговорить клиентку от мечты утопать в розах или пионах, которые должны были полностью покрывать юбку и лиф:

– Только представьте, сколько это будет весить! А вы хотите не просто сфотографироваться в этом платье, а легко двигаться и танцевать целый день. И цветы при этом должны оставаться живыми, а не увядшими – иначе символом чего они будут?

Вера создала корсет с открытыми плечами и отдельно под него – длинную колоколообразную юбку на жестком каркасе. Верхний слой ткани был нежно-голубым, чтобы подчеркивать белизну живых цветов. Вера предложила использовать довольно редкие белые герберы со светлыми серединками. Они плотным рядом должны были пройти по верху корсета и второй линией – по его низу, чуть ниже талии, а затем врассыпную разбежаться по юбке, более-менее кучно собираясь лишь по самому подолу.

– Но я мечтала, чтобы цветов было очень много, – возражала невеста.

– Посмотрите на букеты, – убеждала ее Вера, – если цветов слишком много, то каждый из них не разглядеть. Густо покрытая распустившимися бутонами ткань с двух шагов выглядит просто как лохматая. На вашем же платье каждый цветок будет виден отчетливо, полностью, он будет красоваться на вашей юбке, как на поляне. А герберы – это ведь фактически ромашки – которые, кстати, в России являются символом любви и верности – только более крупные и стойкие. В отличие от розы или тюльпана, головка этого цветка легче, но покрывает собой большую площадь, что очень кстати для наших целей. В таком платье вы сможете танцевать целый день!

Наряд получился одноразовым, но запоминающимся. Полупрозрачная ткань нежно-голубого цвета выглядела хрупкой, но на самом деле была прочной (потому что предназначалась для портьер). Вера намеренно остановила свой выбор на ней – она должна была выдержать вес цветов и хорошо приклеиться к ним горячим пистолетом, а значит, – обязательно быть искусственной и плавиться. Конечно, портниха рисковала, собираясь крепить цветы в день свадьбы без права на ошибку. Свежесрезанная головка герберы запаявалась горячим клеем и фиксировалась на лицевой стороне платья: прижмешь слабо – цветок отвалится, слишком сильно – прожжет ткань насквозь. Но игра стоила свеч. В другой период своей жизни Вера, скорее всего, не пошла бы на такой риск, но сразу после Барселоны ей было море по колено.

Чтобы успокоить заказчицу, Вера, на всякий пожарный, всю свадьбу сидела наготове с «пистолетом» и ведром запасных цветов, чтобы в случае необходимости оперативно производить замены, но это пришлось сделать всего один раз, когда невеста, забывшись, не приподняла верхний слой юбки с цветами и села на них, раздавив с полдесятка. Так что сказка состоялась в полной мере – гости были в восторге, фотографии с торжества попали на страницы какого-то гламурного журнала.

Так и испанская сказка Землицыных – была волшебной, но долго не продержалась…

Эмблемой нынешнего положения дел была другая невеста, наряд для которой Вера успела сшить уже после Черногории. Давно работая с женщинами, она еще ни разу не видела, чтобы хоть одна из них полностью была довольна собой. Эта была первой. Несмотря на пятьдесят шестой размер одежды и то, что одна грудь у невесты была больше другой на два номера, девушка вела себя очень раскованно, будто с барселонского пляжа. Она настояла на платье с наполовину прозрачной юбкой и запросто предложила сделать потайной кармашек в одной чашке бюстгальтера, чтобы запихнуть в него что-нибудь для восполнения недостающего объема, например кусок подплечника. При этом невеста покупала себе шикарное кружевное белье, любовалась собой в зеркало и крутила кавалерами до самого дня свадьбы, похоже, и после него не собираясь бросать это дело.

Глядя на нее, Вера поняла, что женщины чаще всего страдают не из-за того, что объективно видят в зеркале, а из-за надуманных недостатков. Сколько выпускниц и невест с идеальными фигурами и лицами стеснялись себя, всех и не вспомнить! «Совсем как я: убедила себя, что сама во всем виновата и годами подстраивалась под Андрея. А стала бы, например, эта невеста пятьдесят шестого размера терпеть не устраивающее ее отношение мужа? – спрашивала себя Вера. – Думаю, нет. Вот и я тоже, слава богу, учусь себя ценить. Так что все я делаю правильно. Через неделю заберу свидетельство о разводе и начну новую жизнь. Единственная реальная проблема на сегодня – Маша. Надо что-то срочно решать, потому что со дня на день должна вернуться Кит».