Август

С первым днем августа наступила долгожданная прохлада. От резкого перепада температуры двадцать в тени вызывали у еще не разбежавшихся по морям и дачам горожан живительный озноб. Осунувшиеся деревья безмолвно молили о дожде.

Последние пару недель, прошедшие с последней встречи, Вера и Андрей не общались. Он коротко написал ей, что ему до конца месяца (надо понимать, июля) дали отгулы и он уехал к отцу на дачу, где тот обычно пропадал целое лето. Похоже, он звал с собой Машку, но у нее явно был более мощный интерес в городе.

Никаких компрометирующих Андрея роликов или текстов в Сети Верины подруги больше не обнаружили. Брат Алексы сказал, что сейчас мертвый сезон, весь педколлектив их вуза в отпуске, а он дал указание надежному человеку следить за тем, что появляется на сайте, и сразу удалять всякую ерунду. Он также предупредил, что ближе к концу августа все вернутся из отпусков и тогда разбор полетов наверняка будет, так что расслабляться окончательно не стоит.

Лето (с захватом мая и сентября) – сезон свадеб, а июнь – июль – выпускных, поэтому к августу с работой у Веры становилось посвободнее, ведь для столь важных случаев к ней обращались месяца за два-три до назначенной даты. Наталья, которая занималась организацией праздников, периодически подкидывала подруге состоятельных клиенток, что сейчас было весьма кстати. Сегодня Вера ждала одну из таких.

Обычно невесты приходили заказывать наряд с матерью или подругами и подолгу не могли определиться с тем, чего именно хотят. Натальина протеже была совсем не похожа на них. Она явилась вдвоем с женихом и вела себя так, будто бы вовсе не нуждалась в советах портнихи. Молодые люди были лет двадцати трех-двадцати пяти, высокие и стройные, стильно одетые, вежливые и какие-то почти безэмоциональные, что весьма странно для будущих молодоженов. Скорее, они производили впечатление коллег, которые вместе трудились над общим проектом, рассматривая предложенные им каталоги и журналы, разместившись в креслах у камина.

– Вы вместе работаете? – поинтересовалась Вера.

– Какое это имеет отношение к делу? – холодно, но вежливо спросила девушка, не поднимая головы от журналов.

– Никакое. Хотя мне показалось, что вы выбираете что-то в офисном стиле, если так можно сказать про подвенечное платье.

– Не подвенечное, а свадебное, – поправила ее невеста, продолжая пролистывать фотографии, – и не в офисном, а в минималистичном.

Вере захотелось спросить ее: «Вы не родственница Софьи Исааковны, случайно?», потому что девушка вызывала такое же желание испариться и не контактировать, что и соседка.

– Хорошо, давайте назовем его так – свадебное платье в минималистичном стиле, – согласилась Вера и добавила. – Если вам не нужна моя помощь в выборе фасона, я оставлю вас на полчаса, чтобы вы досмотрели каталоги и выбрали, что вам надо. А потом мы быстро нарисуем эскиз и снимем мерки.

Парочка впервые посмотрела на Веру:

– Хорошо.

– Вот и отлично. Через час у меня следующий клиент. Чай? Кофе?

– Нет, спасибо. Воды, пожалуйста.

Сдержанно улыбнувшись, хозяйка дома удалилась на кухню. Впервые она соврала клиентке, чтобы ограничить по времени ее присутствие.

Когда через четверть часа Вера вернулась с графином воды и высокими стаканами на подносе, невеста уже крутилась около зеркал в кружевном черном белье, бросив свою одежду на кресло. Жених продолжал рассматривать журналы.

Вера поставила поднос на столик и выслушала пожелания клиентов. Пожелания выражались в обычной манере: они тыкали пальцами в разные фотографии, сообщая, что им нужны «рукава отсюда», «на груди вот так», «на бедрах собрать, как здесь», а «по низу точно как тут, но порке и с разрезом». Вера мысленно сложила детали друг с другом и спросила:

– Вы уверены, что все вместе получится минималистично?

– Почему нет? – подняла бровь невеста.

– Ну… смотрите, – Вера взяла карандаш, несколькими линиями обозначила на листе бумаги женскую фигуру и быстренько одела ее «по желанию заказчика».

Наступила пауза.

– Вот поэтому я предпочитаю начинать работу с выбора пропорций будущего наряда, а уже потом добавлять детали. У вас отличная фигура, поэтому фасоном ее испортить невозможно, но можно неудачно поделить непропорциональными деталями, – произнесла Вера. – Свадебное платье должно издалека поражать силуэтом, а вблизи – восхищать отделкой.

Девушка молча налила себе воды. Парень наполнил свой стакан.

– На подавляющем большинстве фотографий с вашего торжества будет виден лишь белый контур, – продолжила Вера, – он должен быть изящным во всех ракурсах. Изысканность отделки запечатлят лишь портретные снимки. Поэтому, если у вас ограниченный бюджет, замысловатые детали лучше располагать ближе к лицу, то есть на плечах или груди.

– У нас нет ограничений по бюджету, – сказала девушка. – Но мы хотим то, чего ни у кого еще не было. И в чем удобно двигаться. И чтобы сильно не вспотеть.

«Обычное дело, – чуть не ответила Вера вслух, – женщина хочет такое платье, чтобы на торжестве сразить всех наповал, но потом каждый день носить на работу»

– Давайте сформулируем, – предложила она, – в пределах какой суммы у вас нет ограничений по бюджету?

– В пределах разумного. А вы давно шьете свадебные платья? – вдруг проявила человеческий интерес к Вере невеста.

– Шестнадцать лет. Первое сшила подруге, второе себе, – Вера впервые назвала свое простенькое платьице, в котором расписывалась, свадебным.

– Себе? Разве это не плохая примета – шить себе свадебное платье? – удивилась девушка.

– Плохая примета – верить в приметы, – отшутилась Вера и вспомнила, как однажды этой же фразой аргументировала свои доводы Наталье…

Да… Все-таки свадебные наряды – это большая ответственность, которую всякая портниха чувствует на себе многие годы. Не только счастливое будущее ждёт молодоженов, случаются и разводы, и смерти…

А эта девица пришла с женихом на пару и в черном белье – и опасается примет. Забавно.

– Вы в этом бюстгальтере будете? – спросила Вера, повернувшись к клиентке с сантиметровой лентой в руках.

– Какая разница?

– Если платье будет облегающего силуэта, то может быть очень большая.

– Да? Я не подумала об этом.

– И правильно. Об этом должна думать я.

– Ну, на свадьбу я бы надела с пуш-апом, наверное. Он так красиво грудь приподнимает.

– То есть нам нужен лиф практически на размер больше.

Парень, молчавший все это время, произнес:

– Я, наверное, пойду подожду в машине, – и направился к выходу.

«Эх, молодой человек, до самого интересного-то вы и не досидели», – подумала Вера и, закрыв за ним дверь, обратилась к заказчице со следующим вопросом:

– Какой у вас период цикла?

– Какого цикла?

– Женского. В конце – грудь у многих увеличивается. Так что если мы снимем мерки на максимуме ваших объемов, а свадьба будет на минимуме или наоборот, платье будет сидеть, как с чужого плеча. Плюс надо учесть, что в разных бюстах грудь приобретает разную форму, а пуш-ап добавляет ей объема.

Девушка впала в задумчивость.

– Еще важно знать, когда именно свадьба, – сказала Вера.

– Я пока не решила.

– Что не решили?

– Не решила, когда свадьба, – спокойно произнесла девушка, – думаю, недели через две-три. Если с этим молодым человеком. Если с другим – то значительно позже.

«Нормально…» – подумала Вера, пытаясь сохранить покерное лицо, и спросила:

– А разве заявление не надо подавать заранее?

– Это решаемо. Как это влияет на выбор платья, не понимаю.

«Господи, и как Наталья с такими работает… Все у них решаемо», – вздохнула Вера и объяснила:

– В течение нескольких месяцев подготовки к торжеству невесты и выпускницы часто худеют, иногда на целый размер.

– И что с этим можно сделать?

– Учесть. Или сразу запланировать решение, шнуровку, например. Но в вашем случае будем считать, что все случится быстро, и не будем на этом заострять внимание. Я предлагаю так… – Вера глянула на часы, – давайте мы сначала выберем фасон, поймем степень облегания и открытости платья, определимся с бельем, которое вы наденете под него, и подберем по образцам ткань. Тогда станет ясно, есть смысл сейчас снимать мерки или лучше в следующий раз.

– Хорошо, – смирилась невеста и села на край пуфика, готовая выслушать предложения от профессионала.

Через полчаса клиентка поставила свою подпись на новом эскизе и спросила:

– Значит, в следующий раз я прихожу уже в том белье, в котором буду на свадьбе?

– Да. Его можно взять с собой и надеть только на примерку.

– Черное будет просвечивать, лучше купить белое?

– Лучше телесного цвета. Больше всего под белым просвечивает именно белый цвет. Еще вы хотите, чтобы спереди платье было довольно закрытым, с длинными рукавами, а сзади предлагаете всю спину до талии оставить голой, значит, вам нужен особый бюстгальтер.

– О, такой без бретелей и без вот этой планки под грудью, да? Я видела, бывают вообще только чашки, они клеятся просто к телу.

– Можно и их. Но вы вроде говорили про пуш-ап, значит, есть цель приподнять грудь, а она у вас, слава богу, хорошего размера…

– Спасибо, – вставила девушка.

– …не за что, это правда. Высокий рост, грудь – «двойка», у вас прекрасные пропорции. Линией выреза на груди можно зрительно увеличить или уменьшить грудь, а вашу мы полностью закрываем до шеи, значит, важно изнутри задать желаемую форму. Выбирайте гладкий бюстгальтер, базовый, без всяких украшений и кружавчиков, они будут проступать сквозь ткань. Важно, чтобы форма чашек была идеальная, сверху надевайте гладкую майку или водолазку и смотрите, как это будет выглядеть – лифчик должен быть незаметен, – все это Вера произносила на автомате, складывая в стопку разбросанные клиенткой журналы.

– Понятно.

– Пуш-ап приподнимет грудь, бретели будут надежно удерживать ее на нужной вам высоте, а застежку со спины мы перенесем на талию, добавив дополнительный пояс, до которого я продлю бретели по спине. Таким образом, спина останется голой, грудь не опустится (как это может случиться с лифчиком-наклейкой), и фигура будет идеальнее идеальной. И вы легко сможете двигаться и танцевать.

– Отлично.

– Трусики, или стринги, возьмите такие, которые не будут впиваться в тело под животом и на боках, иначе будет казаться, что есть лишний объем даже там, где его у вас нет.

– Хорошо.

– Вы выбрали бархат, это сложная ткань. Она не прощает распарываний даже наметки (остаются дырочки от игл), поэтому я сошью так называемый «пробник» из другой ткани, более дешевой, но похожей по фактуре. Мы примерим его, подгоним по фигуре, начертим прямо на нем вставки для вышивки. Потом я внесу все изменения в выкройку и сошью платье еще раз уже без примерок.

– Ничего себе.

– Да, это цена кажущейся простоты, – улыбнулась Вера и снова глянула на часы, давая понять невесте, что на сегодня встречу пора заканчивать. – Но должно получиться очень эффектно. Добавим прозрачных вставок с вышивкой – на плечах и в качестве шлейфа. У вас на юбке сзади суперглубокий разрез, шлейф его подчеркнет и слегка завуалирует ноги, которые будут видны при ходьбе. Будет одновременно целомудренно и сексуально.

– Это то, что надо. Вы знаете, я бы хотела еще какой-нибудь эффектный графический акцент. Такой мощный, со смыслом.

– С каким смыслом?

– Ну… что это все… про очень большую и страстную любовь.

«Ах, так это у нее страсть такая. С возможной вариативностью. Ясно».

– Хорошо, я подумаю, – пообещала Вера, убирая листы с эскизом и мерками этой невесты в папку. – Давайте решим это в следующий раз на примерке. Она, кстати, может, быть довольно долгой, учитывайте это. А сейчас я быстро сниму мерки для пробника.

Смеркалось. Вера сидела на балконе своей кухни и с высоты птичьего полета наблюдала за мерцанием бело-красных огоньков в ожерелье, обнимающем высокий дом неподалеку. Свежевыжатый апельсиновый сок, который она по своему обыкновению пила мелкими глотками, казался ей безвкусным.

Целыми днями она работала, и пасы руками над тканями и манекеном разгоняли тоску, но по вечерам одиночество, смешанное с нарастающим чувством вины, брало верх. Повторный анализ крови на RW в районной поликлинике оказался отрицательным, окончательно подтверждая ошибочность первого, история с обвинениями в сексуальных домогательствах начала забываться, с каждым днем Вера все больше скучала по мужу и сомневалась в своем праве на подозрения, которые так прямолинейно озвучила любимому человеку, нуждающемуся в поддержке.

Дочь много времени проводила вне дома, а возвращаясь, перекидывалась с матерью парой слов и запиралась у себя, чтобы продолжить виртуальное общение с друзьями. Инициировать разговоры или встречи с мужем было боязно: слишком свежа память о том, чем это закончилось два последних раза. Родителям в кои-то веки тоже было не до Веры: мать выписали из больницы, и она занималась восстановлением подмоченного имущества, то взывая к помощи отца, то сердясь на него за нерасторопность, так что в итоге он снова вернулся в квартиру своей матери.

Хлопнула дверь. Шаги прошлепали на кухню, покружили вокруг холодильника.

– А! Мама! – закричала Маша, заметившая Веру на балконе. – Ты здесь? Напугала меня!

– Я такая страшная?

– Нет, конечно. Я думала, ты шьешь.

– Да спина уже не гнется, и глаза устали. Вот выходила подышать, – сказала Вера, возвращаясь на кухню.

– Подышать? Здесь? Чем? – усмехнулась девушка, указывая рукой в сторону дорог и автомобильных развязок, по площади превосходящих небольшой сквер около их дома.

– Ты голодная? – спросила Вера. – Там йогурт есть. И фрукты. Мармелад еще принесли клиенты.

– He-а… Мы в пиццерии были.

– Да? Откуда деньги?

– Меня угостили.

Вера посмотрела на Машу и по-дружески улыбнулась:

– Может, уже раскроешь карты и расскажешь, кто этот таинственный незнакомец, похитивший твое сердце?

– Не скажу.

– Почему, разве это секрет?

– Тебе не понравится мой выбор.

– Разве когда-то такое было? – искренне удивилась Вера. – Я готова принять любой твой выбор.

– Не уверена, – Маша изучающе посмотрела в глаза матери и после долгой паузы медленно протянула: – Ну, ок. Допустим, это Николай.

– О-о, – улыбнулась Вера. – Редкое имя для твоих сверстников.

– А он и не сверстник, – Маша, не отрываясь, следила за ее реакцией. – Ему сорок…

Вера поперхнулась соком.

– Ну вот, – засмеялась девушка, – а говорила, готова принять любой выбор.

Вера откашлялась, сделала еще глоток, не поднимая глаз на Машу. Как актриса, напрочь забывшая слова, она чувствовала на себе пристальный зрительский взгляд и не знала, как себя вести. Мать сильно побледнела. Дочь перестала смеяться:

– Я… пошутила…

– Ему шестьдесят? – натянуто игриво спросила Вера.

Маша оценила шутку и, улыбнувшись, села за стол:

– Нет. Ему семнадцать.

– О… – обронила Вера с интонацией, в которой читалось: «Конечно, это не такая жуть, как сорок, но тоже жуть».

– Я же говорила, тебе не понравится, – иронично произнесла Маша.

– Почему же не нравится. Просто неожиданно немного. Ему семнадцать, тебе – четырнадцать.

– Что неожиданно, мам? Что у меня с кем-то может быть такая же разница в возрасте, как у тебя с отцом – три года?

– Нда… три года, – вынуждена была признать Вера.

– Но вы ведь познакомились уже в универе, поэтому там три года – это норм, а для нас слишком много, да?

– Я такого не говорила.

– Но ты так подумала.

– Ты умеешь читать мысли? – устало спросила мать, уже жалея, что затеяла этот разговор.

– Нет… но я была права, что есть вещи, которые тебе лучше не знать. Тем более когда еще непонятно, чем все закончится.

– В смысле «чем закончится»? – не смогла скрыть беспокойства Вера.

– Блин, мама! У тебя сейчас даже выражение лица, как у бабы Тани! Я прямо слышу ее голос «Ой, Верочка, говорила тебе, не доведет до добра эта ваша свобода воспитания!».

Девушка сгребла в горсть мармеладки из пакета и, не оглядываясь, вышла из кухни.

Вера смотрела ей вслед. «А может, моя мать и права…»

Вера дала себе слово больше не совать нос в дела дочери, чего бы ей это ни стоило. За последние два года, получая образование психолога, она твердо усвоила: эмоциональную пуповину с подростком должны «перерезать» сами родители, постепенно отпуская его в самостоятельный мир, иначе ребенку придется рвануть самому, со своей стороны, и, возможно, даже выдрать ее с кровью. В теории это было так понятно и логично, а в действительности, когда за предыдущие десять – пятнадцать лет ты только и делал, что постоянно приглядывал и обслуживал растущего человека, изменить свое восприятие и поведение по щелчку было крайне сложно. Глаза-то видели, что человек уже вырос, вон, выше матери уже ростом, но сердце болит – ведь совсем еще ребенок мозгами!

Утро после разговора было спокойным. Мать работала в мастерской, дочь еще не выходила из своей комнаты. Вере потребовался каталог вечерних платьев, на привычном месте его не было. Она порыскала по полкам – нет, у нее закралось подозрение, что журнал опять утащила к себе дочка и забыла вернуть его на место. Вера поразмыслила, стоит ли идти к ней в комнату, и решила, что это хороший повод поздороваться этим утром и сгладить вчерашнее недоразумение.

Подойдя к Машиной комнате, Вера услышала, что дочка с кем-то разговаривает. Чтобы не подслушивать, мать постучала и заглянула внутрь. Девушка прикрыла рукой телефон и кивнула матери:

– Привет. Что-то случилось?

– Нет, доброе утро. Каталог мой не у тебя?

В трубке активно хотели продолжить разговор, и Маша, указав маме на стол, мол, поищи там, вышла из комнаты и закрылась в ванной.

«Наверное, с ним секретничает», – подумала Вера.

На столе, как обычно, был хаос. Поверх книг, открытых журналов, пустых упаковок от печенья и шоколада, лежал Машин планшет, открытый на переписке с друзьями ВКонтакте. В поисках нужного каталога Вера скользнула взглядом по столу, по экрану, и ее взгляд моментально выцепил из потока информации хорошо знакомую ей статью с двусмысленным названием и откровенной картинкой. «Боже! Она это читала? Я прочитала всего лет пять назад, и то неделю приходила в себя, а она…» – Вере стало плохо.

Она нагнулась к планшету и увидела, что статью кто-то прислал в личном сообщении. С кем можно обсуждать такие вещи в четырнадцать лет? На аватарке красовался незнакомый герой в стиле аниме и значилось имя NIKo. NIKo… это же Николай! Вера зажала себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть на всю квартиру.

Вот подлец! Все же три года разницы очень даже существенны в этом возрасте! Как загипнотизированная, Вера провела пальцем по экрану и побежала глазами по строчкам: «Ты хочешь попробовать?», «Не знаю. Не уверена», «Я не тороплю».

– Вот спасибо! – сквозь зубы процедила Вера.

Ей показалось, что она сейчас потеряет сознание. Приближался голос Маши. Надо срочно вернуться. Вера суетливо замахала руками над столом в поисках журнала и задела экран – переписка с NIKo уехала выше, мелькая фотками татуировок на руках: мелкие и крупные, черные и цветные, со смыслом и без, аккуратные и безобразные… «Ищи, ищи каталог! – приказала себе Вера. – Не отвлекайся, ты уже достаточно увидела!»

Журнал с платьями выглянул из-за планшета, и Вера схватила его в тот момент, когда дочка уже входила в комнату. Ошарашенная мать слишком резко обернулась, прижимая к груди свой трофей. Маша с удивлением на нее посмотрела и подошла ближе.

– Подглядывать, между прочим, нехорошо. – С укором произнесла Маша, поняв, что страница ВКонтакте оказалась открытой для обозрения.

– Я не подглядывала! Ты сама направила меня к столу. Я случайно увидела эти… татуировки…

– Случайно увидела и засунула туда нос по уши? – Маша взяла в руки планшет и выключила.

– Вообще-то, до восемнадцати лет я за тебя отвечаю, – промямлила Вера.

– Где? На экзамене? Хорошо бы, – так же нагло, как вчера, усмехнулась Маша.

«Откуда это у нее? Она же такая добрая, нежная девочка».

– Ты пойми, я волнуюсь…

Девочка закатила глаза:

– Я не собираюсь делать тату. Успокоилась? Журнал нашла. Что-то еще?

Вера повернулась и молча вышла из комнаты.

«Что теперь будет! Или уже было? Подумать страшно. И сказать нельзя, что я знаю про эту статью. Она вон за татуировки как взъелась. А про ЭТО и не заикнешься».

«Что и когда я сделала не так? Я всегда была с дочерью открытой, она обо всем могла поговорить со мной, – грызла себя Вера, дожидаясь на летней веранде кафе подругу, которая давно и успешно работала в частной школе исключительно со старшеклассниками. – И как, как Алекса общается с этими монстрами?».

Алекса приехала на велике, пристегнула его рядом с верандой и подошла к Вере.

– Что случилось? Андрей? – обеспокоенно спросила она, присаживаясь в деревянное кресло напротив.

– Нет. Маша.

– Маша? Она увидела ролик с отцом?

– Слава богу нет. Я… я не знаю, как сказать. Она… В общем, я – совершенно случайно – увидела у нее статью. Про кунилингус, – смущаясь, произнесла Вера.

– Ну и что? – запросто спросила Алекса, кивнув официанту на его вопросительный взгляд, означавший «Вам как обычно?». – Ты же сама ей покупала сексуальную энциклопедию для подростков, еще года два или три назад.

– Ал, это не одно и то же! Здесь все в таких подробностях, и с фотографиями, это писал взрослый человек – взрослому. По-моему, автор, вообще, женщина.

– Ты так подробно изучила статью?

– Нет. Точнее, да. Но не сейчас. Я давно ее читала, эту статью. Она очень запоминающаяся.

– Понятно. Непонятно, почему это тебя так взволновало-то. Ты же вся такая прогрессивная мама, у дочери самый бунт гормонов.

– Ал, это ей в личку прислал парень. Ему семнадцать. И еще спрашивал, не хочет ли она попробовать.

– А она что?

– Написала «нет».

– Ну вот. Видишь, нет повода волноваться.

– Ну как же нет? Сегодня сказала «нет», а завтра…

– Никто не знает, что будет завтра, Вер. И похоже, ей повезло – заботливый: спрашивает – что и как она хочет.

– Алекса, ты меня добиваешь. Я как представлю ее с ним… – привычным движением Вера покрутила обручальное кольцо на пальце.

– Ты его видела? Он так ужасен? – Алекса невозмутимо отпила только что принесённый официантом кофе.

– Не видела…

– Ну, а чего тогда заранее боишься? Может, это интеллигентнейший мальчик из хорошей семьи? – подтрунила над подругой учительница. – Если говорить серьезно, то не факт, что там пойдет дело дальше разговоров.

– Думаешь?

– Вероятность велика. Они сейчас все говорят больше, чем делают. Как, впрочем, и во все времена. Они еще даже меньше социализированы, чем мы в свое время. Они только в вирте и спецы.

– В чем?

– В вирте. В виртуальном общении. А это совсем не одно и то же, что говорить, глядя человеку в глаза. Поэтому вроде смелые, а при живом общении – беспомощные. Да и, может, он живет в другом городе. Или другой стране. Ты не посмотрела его аккаунт?

– Нет. Только аватарку успела увидеть и имя. Думаешь… она может лично его вообще не знать?

– Вполне такое возможно. Любителей попереписываться знаешь сколько.

Вера задумалась. Подошел официант, спросить не нужно ли что-то ещё и записал в свой блокнотик названия заказанных блюд.

– А если он педофил? – нашла новый повод для тревоги Вера.

– Так ты говоришь ему самому семнадцать?

– Так это Машка сказала. А кто он на самом деле? Может, ему и правда сорок.

– А может, он вообще баба, – пошутила Алекса.

– Ой, ну тьфу на тебя!

– Что тьфу? По-твоему баба страшнее, чем сорокалетний мужик?

– Ты меня решила окончательно запугать? Нормальные варианты-то могут быть?

– Конечно, могут. Наверняка, он и есть такой вариант. Ну, парень – постарше, и что? Хорошо, хоть не давит на девочку.

– А присылать такие статьи ей – это нормально?

– Вер, ну вот тебе бы в четырнадцать или семнадцать лет попалась на глаза такая статья, ты бы ее не прочитала? С нами не обсудила бы?

– Прочитала бы. И обсудила бы. Но не с парнем же!

Вера умолкла, наблюдая за тем, как расставляет на их столике посуду вернувшийся официант. Алекса, не обращая на него внимания, продолжила:

– Так это всего лишь из-за условностей того времени, в котором ты росла. Вот баба Даша твоя и читать бы не стала. Не то что обсуждать с подругами.

– Ну… Может, ты и права. Ох… Да я бы, разговаривая с другим человеком, такие же бы доводы приводила, как ты мне сейчас. Но самой-то как трудно, Ал!

– Понимаю.

– Думаешь, зря дергаюсь?

– Думаю, да. По крайней мере до тех пор, пока не увидишь, что он существует в реале, – Алекса с аппетитом принялась за принесённый ей овощной салат.

Вера, немного успокоенная, откинулась на спинку кресла.

– Знаешь, – сказала она, – там еще у них в переписке была куча фотографий татуировок. Вдруг он подбивает ее сделать?

– Ну, это ты ко мне не по адресу точно, – Алекса изогнулась, показывая одну из своих изящных татушек. – Да и для несовершеннолетних нужно разрешение от родителей.

– Правда? Это хорошо.

– Правда. Это если делать в нормальных местах, а не на дому где-нибудь.

– О господи…

Алекса поняла, что сказала лишнее, добавив новых тревог, и скорее постаралась отвлечь от них:

– Давай нормально поедим, а? Я голодная – страх!

– Я еще обратила внимание, что все тату были на руках, – сказала Вера, ковыряя вилкой свой нетронутый салат. Тема ее не отпускала.

– Почему именно на руках? На руке же будет сразу заметно. Подростки обычно тайком бьют на незаметном каком-то месте. Некоторые родители годами не замечают, – опять не к месту ляпнула Алекса.

– Серьезно? Как можно не заметить?

– А ты что, каждый день осматриваешь все тело почти взрослого ребенка, что ли?

– Нет, конечно. Но все равно… Это какие же отношения должны быть в семье, чтобы не замечать.

– Отношения разные бывают. Но руки в данном случае – это странно…

– И причем на всех фотках было по две руки.

– Две?

– Но будто от двух разных людей. Стоящих рядом.

– А! Так это, видимо, парные татушки для влюбленных. Сейчас модно делать. Одинаковые рисунки делают или разные, но в едином стиле. Бывает даже один на двоих: на теле одного начинается, на теле другого – продолжается.

Вера уставилась на подругу, которая беззаботно доедала салат. Именно такие варианты и были на тех фотографиях!

– Парные? Для влюбленных? То есть у них все настолько серьезно?

– Вер, спокойно. Тут мы возвращаемся к тому, с чего начали. Говорить можно о чем угодно. Это не значит, что это будет реализовано в жизни. Лучше скажи мне, какие новости об Андрее.

– Никаких. Мы не виделись.

– У вас там еще терки, помимо этого ролика, да?

– Да… накопилось.

– Понятно. А за Машку не переживай. Во-первых, скорее всего, не о чем. А во-вторых, даже если что случится, Вер, ну это же ее жизнь. Ты за нее не проживешь ее.

– Не проживу… Свою не знаю, как прожить…

После разговора с Алексой Вере стало немного спокойнее, но все равно материнское сердце требовало увезти дочку от греха подальше. И срочно. Например, на море до конца лета, а там, глядишь, и пойдет эта любовь неземная на спад.

Вера заглянула в шкаф с заказами – осталось только парочку раздать (надо позвонить сегодня же!), штук пять-шесть – это «вялотекущие» от постоянных клиенток (они часто, забирая одну вещь, сразу же заказывали следующую и были готовы ждать, чтобы не переплачивать за срочность), из неотложного – только платье для невесты в черном белье. В принципе пробник уже готов, можно сегодня на примерке довести его до ума и потом за несколько дней упереться и сшить из бархата.

Вера впервые с середины июля написала мужу сообщение: «Андрей, если будешь в ближайшее время в городе, я бы хотела с тобой кое-что обсудить относительно Маши». Он сразу же обеспокоенно спросил, что случилось. Вера отделалась расплывчатыми фразами, мол, лучше все обговорить при встрече. Она понимала, что ее слова могут быть истолкованы как повод для встречи. Ну и ладно. Она на самом деле уже очень соскучилась, страсти в ее душе поулеглись, и хотелось, чтобы все рассосалось само собой. Андрей обещал вечером приехать.

Днем пришла невеста – одна, но в том же комплекте белья. Она принесла с собой еще один, подходящий по всем критериям, которые в прошлый раз озвучила Вера.

– А почему так хорошо село на груди? – спросила Левушка, надев «пробник» своего платья. – Вы же говорили, что мой бюстик рисует совсем другую картину?

– Я кроила с учетом того, что вы хотели добавить груди объема и приподнять ее. Для сравнения можете потом надеть платье на прошлый свой бюст. Как вам силуэт?

– В целом я довольна. Но мне не хватает эффектных акцентов.

– Сейчас мы их добавим: я приметаю к разрезу сзади прозрачный шлейф, плюс из такой же ткани мы сделаем вставки на плечах. Давайте я их цветным мелом нарисую прямо на вас. Такой формы нравится?

Девушка посмотрела на себя в зеркало, вытянув губы в трубочку, и поводила длинными ухоженными пальцами по свежим зеленым линиям:

– Хм… Всё равно чего-то не хватает…

– Давайте сформулируем чего именно, и я предложу варианты.

– Я… хочу какие-нибудь графичные вставки.

– Хорошо. Здесь, на плечах? Или в другом месте?

– Не знаю…

– Хорошо, давайте зайдем с иной стороны. Какого эффекта вы хотите добиться своим образом?

Этот вопрос клиентке понравился больше, она оживилась:

– Чтобы это было и современно… и в то же время будто черно-белая ретрофотка.

– Черно-белая? Вы уверены?

– Да! Уверена! Такого точно ни у кого еще не было.

– Не хочу вас расстраивать, но если вы наберете в интернете «черно-белые свадебные платья», – Вера подошла к своему ноутбуку и застучала по клавишам, – вот… То увидите массу вариантов.

Девушка сникла, разглядывая бесконечную фотогалерею. «И как теперь соригинальничать?» – читался на ее лице вопрос.

– Нет повода для расстройства. В этом мире все уже было. Нужно лишь выбрать элементы, которые подойдут именно вам, и из них собрать ваш неповторимый образ. Что из увиденного запало вам в душу?

– Ничего, – ответила клиентка, давая понять, что ей нужно именно то, чего не увидишь на других.

– Хочу обратить ваше внимание, что силуэта, который выбрали вы, здесь на фотографиях нет. Полностью облегающий, закрытый спереди до шеи, зауженный книзу – такой больше присущ вечерним, а не свадебным платьям.

– Мне нужны акценты. Контрастные, – твердо повторила девушка.

– Я поняла. Мне кажется, если мы просто вставим черные плотные фрагменты, то будет отсыл к графическим платьям семидесятых. Но это будет плохо сочетаться со струящейся фактурой бархата. Тогда лучше выбрать другую ткань, менее пластичную.

– Но мне нравится бархат. Я его ни в жизнь больше никуда не надену.

– Тогда у меня такая идея. Мы оставляем бархат, оставляем наши прозрачные вставки, но на них выполняем необычную вышивку.

– Что значит «необычную»?

Вера распахнула дверцы своих тайных шкафов и достала коробку с рисунками и образцами вышивки.

– Думаю, в вашем случае нужны не цветочные узоры и не геометрические, а со смыслом.

– А что тогда это может быть?

– Например, слова.

– Узор из слов?

– Не просто из слов! – Вера извлекла из принесенной коробки рисунок и протянула невесте. – Что вы тут видите?

– Линия извивается… – девушка покрутила листок в разные стороны, – не пойму, по какому принципу повторяется узор.

– Вот! Сам узор вам нравится?

– Ничего так. Но в чем смысл-то?

– Смысл в том, что если вглядеться, то можно различить буквы, которые складываются в слова, точнее в одно слово – «love». Слово это, многократно повторяясь, сплетается в узор.

Клиентка проследила за пальцем портнихи и одобрительно кивнула:

– Класс. Это может подойти. Только вышить эти слова надо черным.

– Черным по прозрачному? – спросила Вера и стала показывать образцы вышивок, по очереди вынимая из коробки. – Вы уверены в черном цвете? Черная любовь, получается?

– Нет, любовь – на контрастах, – поправила невеста.

– Интересная идея. Здесь, наверное, уместнее всего машинная вышивка…

– Нет-нет! В «любви» должна быть видна ручная работа. Наши чувства – это handmade, это что-то уникальное.

– Хорошо.

– Мне нравится этот образец, – девушка указала пальцем.

– Трудоемкий вариант… – произнесла Вера, прикидывая, что такую вышивку будет сложно успеть сделать за несколько дней. – Это выложено толстой нитью по вуали. Сама толстая нить пришивается к ткани более тонкой, обвивая ее.

– Отлично! Решено.

Андрей приехал около восьми. Он немного осунулся, его рыжие волосы не были уложены, борода отросла длиннее обычного, утратив четкий контур, а зеленый оттенок глаз почти полностью сменился на серый.

– Здравствуй, ты как? – нерешительно спросила Вера, встретив мужа в дверях.

– Нормально, – ответил он и ткнулся ей в щеку дежурным поцелуем.

Она в последний момент отвернулась, и он попал ей в шею. Оба потоптались в прихожей, не зная, что делать.

– Проходи. Ты ведь у себя дома.

Андрей разулся и молча проследовал за женой на кухню.

– Какие у тебя планы на август? – спросила она, наливая ему чай в большую, пустовавшую без него две недели чашку.

– Меня через три дня отправляют на другой континент до конца лета.

– Зачем?

– На всякий случай. В целом, издание пока выбрало тактику бездействия. Надеются, что инцидент не дойдет до СМИ. Ведь нет никаких доказательств. Это же очевидно.

Вера сжала губы, чтобы ненароком не прокомментировать этот факт.

– Стажеры – всегда морока, – добавил Андрей.

Вера сделала круг по кухне и начала разговор на волнующую тему:

– Знаешь… у нашей дочери парень.

– Да? Не знал.

– Хотела с тобой посоветоваться, как быть, пока Маша не вернулась.

– Есть проблемы?

– Не знаю. Честно говоря, не знаю… Но ему семнадцать, и, похоже, они собираются сделать парные татуировки.

– Это она тебе сказала?

– Нет…

Андрей посмотрел на жену, хотел что-то сказать, но передумал и только с сожалением покачал головой, отворачиваясь к окну.

– Я вот думаю, может, ее от греха подальше увести куда-нибудь на время? – продолжила гнуть свою линию Вера.

– Куда?

– Я могу с ней на море поехать. Как вариант.

– Это можно, конечно, организовать. Я всеми руками за. Что вам сидеть в городе? Но согласится ли она?

– А разве она сможет остаться, если мы решим, что едем?

Супруги посмотрели друг на друга.

– Что вы едете, – внес поправку в последнюю Верину фразу Андрей, – я не могу с вами поехать.

– Я это и имела в ввиду.

В двери защелкал ключ. Родители резко замолчали и сели по разные стороны стола, будто нашкодили.

Маша пришла с раскрасневшимся лицом – то ли от перевозбуждения, то ли от расстройства. Она коротко поздоровалась, удивившись присутствию отца, который в силу своей работы крайне редко бывал дома, и прошмыгнула к себе.

– Что это с ней? – спросил Андрей у жены.

– Не знаю…

Вера заглянула к дочке в комнату – та лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Общаться с матерью Маша наотрез отказалась и попросила позвать отца.

Уже больше часа отец и дочь беседовали за закрытыми дверями, из-за которых иногда доносился нечленораздельный гул их голосов. Вера не находила себе места.

«Почему сейчас она позвала его? Что там могло случиться? Надо ли было предупредить Андрея о статье, которую Маша читала? Но как объяснить, что я в курсе?»

Мучительно долго длился еще час. За окнами начинало темнеть. Из комнаты дочери больше не доносилось никаких звуков. Уснули они там, что ли, оба? Или по своему обыкновению сидят, просто прижавшись друг к другу плечами и молчат?

– Она задремала, – вдруг совсем рядом произнес Андрей, и Вера подскочила от неожиданности.

Он устало опустился на стул.

– Ну что там? Она рассказала?

– Рассказала… У нас есть что-нибудь выпить? – вдруг спросил Андрей.

Вера схватилась за сердце: муж не любил алкоголь даже по праздникам.

– Говори, что случилось! – громким шепотом приказала она.

– Да в принципе ничего страшного. Выросла дочка. Вот что.

– Не томи. Хватит говорить загадками.

Андрей встал и заглянул в холодильник. Там стояла начатая бутылка вермута. «Слишком сладко для сегодняшнего случая», – решил он, закрывая дверцу, и достал из шкафа коньяк и пару пузатых коренастых бокалов.

– Если в двух словах, – сказал Андрей, глотнув янтарного напитка, – то она уже сделала татуировку, и парень ее уже бросил.

– Что?.. – Вера с недоверием посмотрела на мужа и залпом выпила свой коньяк.

– Но все не так страшно, как может показаться на первый взгляд. Подожди, не паникуй, – Андрей отнял у жены пустой бокал и бутылку, из которой она пыталась плеснуть себе еще порцию. – Успокойся. Они общались по Интернету, влюбились. Договорились сделать одинаковые татуировки…

– Где? Где она ее сделала? – перебила Вера.

– Не знаю, в салоне каком-то.

– Я не об этом. На теле в каком месте?

– A-а, это. На шее сзади, почти совсем у волос. Звездочка такая малюсенькая, – Андрей продемонстрировал расстояние на пальцах, – меньше сантиметра точно.

– Она показала тебе?

– Да.

– А ты что? Что ты сказал?

– А что теперь скажешь?

Вера обхватила голову руками.

– Когда она это сделала? – продолжила допрос.

– Говорит, примерно неделю назад. А ты ничего не заметила?

– Нет… – Вера склонила голову, вспоминая слова Алексы.

– Сказала, что тайком дней пять постоянно мазала кремом от ожогов, – продолжил Андрей. – Болело сначала.

– Вот дурочка… Да, точно, я видела у нее мазь на столе. Она еще объяснила, что это от царапин на ноге. Врушка. А с ним она встретилась? С этим Николаем?

– Каким Николаем?

– Мне она говорила, что его зовут Николай.

– Нет, не знаю. Я не спросил, как его зовут. Да и какая разница.

– Как какая? А что еще мы о нем знаем? У них что-то было?

– Она сказала, что нет. Они переписывались только, а потом встретились один раз, погуляли по городу, и он сказал ей, что она ему не понравилась и чтобы она больше ему не писала.

– Так и сказал? Вот гадёныш. И что она теперь?

– Переживает, конечно. Подруга ее поддерживает, Катя какая-то.

– Кит, наверное.

– Да, правильно, Кит. Я сообщил ей, что на море хочу вас на днях отправить. Она вроде как обрадовалась.

– Да? Это хорошо.

– Только спрашивала, можно ли взять с собой Кит.

– Ты разрешил?

– Я сказал, что с тобой надо посоветоваться. Тебе же с ними ехать.

Вера с благодарностью посмотрела на мужа и встала, он подошел к ней поближе. Они оперлись друг на друга и долго неподвижно стояли, будто два дерева, надломившихся во время урагана. Потом она что-то прошептала, уткнувшись ему в грудь, и он, как ребенка, погладил ее по волосам, глядя поверх ее головы в окно.

Андрей старался дышать как можно ровнее и спокойнее, чтобы не прожечь бушующим внутри огнем грудную клетку себе и жене. Он не готов был сейчас делиться этим пожаром со своими домашними. Ярко, стремительно и безмолвно пламя полыхнуло в ту ночь только в спальне супругов.

Утром Вера проснулась в обнимку с Андреем и долго лежала не шевелясь, чтобы не разбудить его. Она закрыла глаза и погрузилась в приятное ощущение спокойствия, разливающееся по телу вместе с теплом спящего рядом мужчины. Все переживания об отношениях с ним и дочерью улетучивались с каждым выдохом, становясь почти забытым дурным сном.

Вчера супруги забыли задернуть в комнате шторы, и теперь солнце беспрепятственно скакало по их кровати расшалившимся дитем, норовя растолкать заспавшихся взрослых. Вскоре проснулся Андрей и, обнаружив голову жены на своем плече, продолжил лежать неподвижно, наблюдая за переливами яркого света на стенах спальни. Так бы они, наверное, и провалялись до обеда, будучи уверенными, что оберегают сон друг друга, если бы случайно не встретились взглядами.

В ванной лилась вода, значит, дочка уже встала. Также это означало, что родителям можно еще понежиться в постели, все равно санузел занят. Они перекинулись несколькими фразами на отвлеченные темы, и их мысли снова вернулись ко вчерашним событиям.

– Андрей, как думаешь, эта история с Николаем как-то отразится на Маше?

– Как-то отразится, конечно.

– А как именно?

– Ну, как отражается первая влюбленность на человеке? У всех по-разному.

«Похоже, складывается удачная ситуация, чтобы между делом разузнать про отношения мужа и старшей сестры той самой Аси», – подумала Вера и как можно непринужденнее спросила:

– А ты помнишь, как это было у тебя?

– У меня?

– Угу…

– А при чем здесь я?

– Ну… просто интересно.

– Ничего там интересного не было. Да и не помню я никаких подробностей.

Вера почувствовала, как муж в очередной раз отгораживается от нее, и попыталась ухватиться за последнюю соломинку:

– Раз не помнишь подробностей, то откуда знаешь, что там не было ничего интересного?

– Не цепляйся к словам. Зачем ворошить прошлое, если оно уже бесповоротно ушло?

– Уверен, что ушло?

– Вер, я не понимаю, куда ты клонишь.

Она, немного поколебавшись, решилась все-таки задать вопрос напрямую: другой возможности может не представиться очень долго.

– Андрей, ты ведь в курсе, что эта девушка… которая обвинила тебя… это… сестра Инны, с которой ты встречался, когда учился в университете.

– Что? – Муж вскочил с кровати, как ошпаренный.

«Неужели попала в самую точку?» – испугалась Вера.

– Что? Ты копалась? Ты рылась в этой истории?!

– Не я…

– A-а, ну, конечно, это ваша святая троица: Вера, Наталья, Александра!

– Не кричи, пожалуйста. Я ничего не копала. Но мы все живем в одном городе и общаемся между собой. Вообще-то, люди обычно делятся друг с другом переживаниями, воспоминаниями, сомнениями… Ты ничего не хочешь мне рассказать? – Она внимательно следила за его реакциями.

– О чем рассказать? – нервно огрызнулся он.

– О том, что ты знаешь, чувствуешь… Все-таки все эти странные события и совпадения… на фоне того, что последнее время наша сексуальная жизнь была… не очень. Должно же быть этому какое-то объяснение?

– Объяснение?

– Да. Что по этому поводу думаешь?

– Что думаю? Тебе честно сказать?

– Конечно.

– Хорошо. Если честно… – Он почему-то не смотрел жене в глаза. – Если совсем честно, то сексуальная жизнь никогда не была у нас «очень». Ну… вот так сложилось. Что поделать? В мире много других классных вещей.

«А вот сейчас было обидно, тем более после сегодняшней ночи, – подумала Вера, сжимая губы. – Черт возьми, я столько раз пыталась ему угодить, училась всяким штукам-дрюкам, а оно, оказывается, было «не очень». Есть с чем сравнивать, выходит? Да и если было «не очень», можно было бы вежливо сказать, что так и так лучше не надо делать, а вот так и так – надо. Разве не для этого люди придумали речь?».

– Достаточно честно? – Андрей лег на кровать и, уставившись в потолок, тихо процедил: – Хоть совсем домой не приходи…

«Ах! Так тебя здесь напрягают вопросами? А может, потому, что ты не даешь внятных ответов ни на какие из них?!» Обида уже побежала по Вериным венам, отравляя организм недоверием и неконтролируемым желанием сделать больно в ответ.

– Я не понимаю тебя, Андрей. Давно не понимаю, – сухо сказала она и встала, накидывая халат. – И для меня загадка, почему Маша вчера доверилась тебе.

– Реально не понимаешь?! – почему-то взбесился муж и снова вскочил на ноги. – Не понимаешь, почему?

– Не понимаю.

– Да потому что ты… ты – танк, Вера! Как твоя мать. Ты давишь и не замечаешь этого.

– Я? Танк? Как моя мать? – беззвучно переспросила она дрожащими губами.

Для женщины, положившей жизнь на то, чтобы не быть такой жесткой и прямолинейной, как Татьяна Александровна, это было самое страшное, что только можно было услышать. «Как мать? Я? Да я… я каждое свое слово продумываю, постоянно боюсь кого-нибудь обидеть… Я после тридцати все-таки выучилась на психолога. Потому что устала искать причинно-следственные связи в одиночку! А ты… ты все никак не можешь назвать вещи своими именами и объяснить наконец, что происходит в твоей душе! Я все терплю, терплю, надеюсь, что ситуация исправится… но не вижу никаких встречных шагов…»

Вера села на кровать и закрыла ладонями уши. Не может быть! Не может быть, чтобы это говорил мужчина, к которому она второй десяток лет ищет подход, ищет бережно и местами в ущерб себе. Не может этого быть… В ее глазах-зеркальцах все помутнело и исказилось. Первые набухшие слезы сорвались по щекам вниз и за ними по проложенным влажным дорожкам покатились другие, набегая друг на друга. Еле успевая промакивать их пододеяльником, она шептала:

– Я? Танк? Я?

– Да, Вера, танк, – Андрея трясло, будто плотину под натиском потока, которому невозможно больше противостоять. – Мягкий такой. В розовых тапках. Ты же со спины подходишь, неслышно совсем, ласково так говорить начинаешь, в глаза заглядываешь с таким… участием… что и не отвертеться, не деться никуда от тебя. Ты со своей искренностью везде ведь достанешь… ты… ты встанешь вплотную и… ложку свою стерильную в нутро человеку засунешь, поглубже так пропихнешь… и давай шарить там в поисках ответов на свои вопросы. Может ли это человек выдержать, больнее ли ему от этого или легче – тебе плевать! Тебе ответы вынь да положь. А если человек сам не понимает, что у него внутри происходит? Или чувствует такой стыд и ужас, что рассказать о своей боли никому не может, а? Что если так, Вера? Как тогда быть?

«Какой стыд? За что? – застучало у нее в ушах. – Что за ужас у него в душе, о котором рассказать мне не в силах?»

– Вера, родная, я не знаю, что делать… Не знаю… Не знаю, какие слова найти, чтобы только тебе и Маше больнее не сделать.

«Все-таки не бывает дыма без огня, ох, не бывает. – Злость и решимость моментально высушили ее лицо. – Выходит, ему все-таки есть, что скрывать. Опять все вокруг да около, чтобы только себя не выдать. А зачем тогда эту ночь тут провел? Почему я доверилась ему, а он – как всегда? Чем я заслужила такое к себе отношение?»

– Итак, – Вера встала и решительно запахнула халат. – Получается, ты мучаешься со мной, а я – с тобой? Наверное, пора эти мучения прекратить.

Самолет ожидал разрешения на взлет. Вера поглядывала вперед, где через пять-шесть рядов кресел мелькали рыжеволосая макушка дочери и завязанные странным пучком разноцветные дреды ее подружки. Андрей покупал билеты в Черногорию за пару дней до вылета, заранее зарегистрироваться на рейс не успели, и трех свободных мест рядом уже не оказалось, поэтому сейчас Вера сидела отдельно от девочек, между пожилой дамой, обмахивающей себя веером около иллюминатора, и полным мужчиной, нашептывающим молитвы и тайком отхлебывающим из фляжки алкоголь. Несчастный явно боялся летать, и Вера наверняка поддержала бы его беседой на отвлеченные темы, если бы сама не находилась в жутком состоянии.

После того злосчастного утра, когда они с Андреем проснулись вместе, она словно прыгнула в пропасть и до сих пор летела, поражаясь своей внезапной смелости и не зная, сможет ли когда-нибудь достигнуть дна, чтобы оттолкнуться от него и начать подъем наверх в одиночку. Пока же она только боролась с потоками собственных сомнений, которые бросали ее то в одну, то в другую сторону, сбивая с внезапно выбранного пути.

В то утро, уничтоженная словами мужа, Вера быстро привела себя в порядок и пошла в ЗАГС, чтобы подать заявление на развод и вечером сообщить супругу радостную весть – он может больше не опасаться быть раздавленным танком. Но все оказалось не так просто: при наличии несовершеннолетних детей и совместного имущества нужно было обращаться в суд, где оперативно вопрос мог быть решен только при обоюдном желании супругов расторгнуть брак и достижении договоренности о разделе имущества и опеки над дочерью.

Андрей был обескуражен новостью. Он не мог понять, зачем жена это делает и именно сейчас, в такой трудный для него период. Он уверял ее, что она просто погорячилась, что неправильно его поняла и что ей срочно нужен отдых, который он как раз и организует в данный момент для нее и дочери. Он уговорил Веру отложить подачу заявления на месяц и дал слово, что если и после возвращения с моря она будет настаивать на разводе, то они вместе подадут заявление в мировой суд, потому что силой никто никого удерживать не собирается.

В принципе Андрей говорил все правильно: конечно, Вера поддалась эмоциям и действовала поспешно, но ей не давала покоя его настойчивая просьба никому ничего не говорить пока о возможности их развода. Это наталкивало на мысль, что на самом деле муж больше всего переживает из-за разрушения своей карьеры, а не семьи. В любом случае, сейчас надо было взять себя в руки, за трое суток закончить работу над свадебным платьем и уехать из города, чтобы помочь восстановиться дочери после расставания с мальчиком, а также разобраться в самой себе.

В салоне самолета было душно, взлет задерживали, и Вере начало мерещиться, что плотная, поблескивающая на солнце черная нить вынырнет сейчас из-под соседнего кресла и извивающейся лианой поползет по ее ногам и рукам к горлу, лишая возможности дышать и двигаться. «Довышивалась», – подумала Вера. Последние трое суток она день и ночь выкладывала пряжей одно и то же слово – «LoveLoveLove», впадая в состояние безумной медитации под аккомпанемент раздирающих душу обид и размышлений, периодически прерывающихся на срочные сборы в отпуск. И снова, снова черным по белому – «LoveLovelove» – будто прописывая нитью по ткани аффирмацию, которая должна что-то вбить в подсознание Веры.

Утром в день вылета клиентка позвонила и запросто сообщила, что решила перенести свадьбу на сентябрь и платье заберет попозже.

– Прошу прощения, – сказала ей Вера, – замуж вы можете выходить, когда угодно, но платье будьте любезны забрать, как договаривались, сегодня, потому что я уезжаю.

– Да вы не волнуйтесь, я заберу, когда вы вернетесь. Что с ним случится? Пусть повисит у вас.

– Случиться может, что угодно, – ответила Вера, твердо решив изгнать из своего дома эту «черную любовь» как можно быстрее. – Например, мою маму недавно затопили соседи, сильно затопили.

– Ну, хорошо, заеду, как обещала, – нехотя согласилась заказчица и забрала свой шедевр с акцентами в самый последний момент, когда Веру с девочками уже ждало такси в аэропорт.

«Вот, платье отдала, а вынуть узор из головы пока не получается», – подумала Вера, стряхивая с себя невидимую нить. Самолет пошел на взлет, и дама справа энергично затрясла своим веером, практически задевая свою соседку:

– Вот, знаете, в целом летать не боюсь, но вот этот момент взлета и посадки всегда щекочет нервы.

Мужик, сидящий слева, вытер пот со лба и снова отхлебнул из своей фляжки. Не обращая на него внимания, дама продолжила:

– Все, как в жизни. Пока нужную высоту не наберешь, так и будешь трястись от страха. А потом выходишь на орбиту и все – полет нормальный.

– Как точно вы подметили, – согласилась с ней Вера. – Это и про отношения с людьми верно.

– Что вы, – дама сложила веер и положила себе на колени, – про отношения с людьми тем более! Я вот, знаете, сейчас развожусь, и пока не приняла решение, было очень тяжко.

Вера посмотрела на собеседницу внимательнее – на вид ей не менее семидесяти точно. И она разводится!

– И долго вы принимали решение? – Вера искренне заинтересовалась спутницей.

– На этот раз – да. Марго. – Дама протянула руку, на каждом пальце которой красовались замысловатые перстни.

– Вера… – Она неловко пожала ладонь незнакомки, разглядывая украшения.

– Драгоценности – моя слабость. И еще шляпы! У меня целая гардеробная под них отведена. Люблю очень. К косметике, одежде – равнодушна абсолютно, но вот кольца, браслеты, на шею что-нибудь… есть не буду, а коллекцию свою пополню.

Профессиональный взгляд Веры не мог не оценить элегантность покроя просторного брючного костюма новой знакомой.

– Несмотря на это, одеты вы очень стильно.

– Ох, ну что вы, спасибо. Это у меня от мамы, порода, знаете ли.

– Да, гены – сильная вещь.

– Самая сильная, я вам скажу, – дама расплылась в улыбке.

Вера покосилась на ее лицо, чуть тронутое сеткой мелких морщин, и была вынуждена согласиться.

– Как вы думаете, сколько мне лет? – вдруг спросила Марго, поправляя густые темно-рыжие волосы, прихваченные заколкой за ухом.

Так, надо сообразить… Когда женщина просит угадать ее возраст, всегда наступает неловкая пауза, во время которой нужно прикинуть, на сколько реально выглядит дама и сколько надо из этого числа отнять, чтобы, озвучивая результат, не обидеть ее.

– Ну… лет шестьдесят.

– Семьдесят пять!

– Ничего себе!

– Знаете, Верочка, наступает момент, когда возраст надо уже не скрывать, а гордиться им. Потому что немногие до таких лет доживают. Вот, к примеру, ни мужья мои некоторые, ни сын не дожили.

– О… – Вера не нашлась, что ответить и попыталась перевести разговор на другую тему. – Вы на отдых или по делам летите?

– Я – к подруге на день рождения. А потом прокачусь по побережью, проведаю свои дома. – Довольная произведенным эффектом, Марго разъяснила: – Предпоследний муж оставил мне коттедж в Хорватии, я его сдавала удачно и потом прикупила еще небольшой домик в Черногории, там было дешевле. Сначала сама жила в нем, а теперь тоже сдаю: не люблю, знаете ли, отдыхать в одних и тех же местах.

– Здорово. А где же вы остановитесь сейчас?

– Сначала у подруги, потом… у меня поклонник есть состоятельный. Это я из-за него как раз сейчас развожусь.

Вера немного запуталась: кто умер, с кем она разводится, но сформулировала вопрос иначе:

– И сколько же раз вы были замужем?

– Замужем? Четыре. Пока. С первым и последним разлучил развод, с остальными – смерть. И сын вот меня оставил, давно уже. Но я решила, раз осталась жива, то надо радоваться каждому дню, ходить, ездить, пока могу.

Вера все больше пропитывалась симпатией к своей спутнице. Сама она не обладала столь выраженным жизнелюбием и не смогла бы так стойко переносить утраты. Наверное, это врожденное качество. У одной из ее близких подруг тоже такое было: невыносимое страдание сразу после трагедии, но затем довольно быстрое возрождение из пепла.

– Знаете, как говорится, один раз замуж выходят только ленивые, – пошутила Марго.

– Значит, я ленивая, – усмехнулась Вера.

– О! Какие ваши годы, еще можно всё наверстать.

Женщины посмеялись, а потом та, что моложе, спросила:

– Марго, а как вам удается так легко относиться ко всему? Это даруется при рождении, как цвет глаз? Или вы этому научились?

Дама открыла веер, сделала им несколько махов и снова сложила.

– Посмотрите в иллюминатор, – предложила она. – Видите, мы летим выше облаков? Поэтому здесь всегда солнечно. Мой секрет – чтобы ни случилось, оставаться над проблемами, дистанцироваться от них. Зачем пытаться рассмотреть то, что находится далеко от вас, к чему все эти мелочи и детали? Тучи загораживают реальную картину мира? Да и бог бы с ней. Главное – я всегда на солнечной стороне. И потому – счастлива.

– Мудро.

С восхищением и благодарностью Вера поглядывала на свою соседку весь остаток пути. В ярком свете мраморная кожа с тонкими красными прожилками и еле заметным синеватым отливом в местах близкого расположения вен казалась прозрачной. Никаких следов косметики или агрессивных омолаживающих процедур заметно не было. Эта женщина с породистым профилем была старше Вериной бабы Даши в последний год жизни, но назвать ее бабкой или бабушкой язык не поворачивался.

«Интересная мысль – жить над облаками, над проблемами… Попробовать что ли?» – подумала Вера.

Из аэропорта добрались быстро и без приключений.

Дом, который Андрей снял на месяц, располагался на второй линии от моря. Первый этаж был цокольным и состоял из санузла и просторной кухни-гостиной, которая в отсутствие жильцов превращалась в гараж. Вся внешняя стена первого этажа была полностью закрыта прочными жалюзи. Открыв их, Вера и девочки увидели за прозрачными раздвижными дверями небольшой автомобиль. Андрей предупреждал, что ключи и документы от него нужно будет искать на полках рядом с входом. У Веры были права, но она крайне редко и неуверенно водила, поэтому возить детей по узким приморским улочкам, конечно, не собиралась. Даже выехать на машине из дома, освобождая кухню, для нее стало настоящим испытанием.

Полчаса под руководящие возгласы Маши и Кит предельно сконцентрированная Вера перемещала автомобиль микроскопическими рывками на двадцать метров в сторону, чтобы припарковать его во дворе на весь отпуск под пальмой. Шум привлек внимание соседей, с беспокойством вышедших познакомиться с новыми курортниками – пришлось вежливо откланяться и поскорее скрыться в доме.

Планировка коттеджа была непривычной: оба этажа полностью изолированы друг от друга, и вход на каждый осуществлялся только через улицу. На втором этаже, куда вела лестница, расположенная снаружи дома, находилась гостиная и несколько малюсеньких спален, межкомнатные двери в которые отсутствовали, лишая всех жильцов возможности уединиться. Но для «трех одиноких девушек» это вряд ли могло стать проблемой, тем более что все неудобства компенсировались близостью моря и шикарным видом на него с уютной террасы верхнего этажа.

Пляж был полудиким – узкая полоска гальки вдоль автомобильной дороги без всяких удобств и развлечений: ни кабинок для переодевания, ни душа с пресной водой, ни музыки, но зато и без назойливых продавцов и зазывал на аттракционы! Вера и девочки ходили плавать по очереди: сразу в купальниках, потом три минуты пешком до дома, а там – душ, кремы, персональные шезлонги под ребристой тенью пальмовых ветвей, напитки, фрукты – все, что твоей душе угодно и что ты сам себе заранее организуешь. Вера была любительницей плавать в море подолгу, поэтому такой вариант ей понравился с первого дня, но и дочка с подружкой тоже вскоре поняли, что так комфортнее, потому что вода в бухте была не самой теплой даже в августе. Близко к берегу били холодные ключи, и заходить лишний раз в море и привыкать к перепаду температур не хотелось. Девчонки нашли в доме разные надувные прибамбасы и подолгу барахтались с ними вдоль берега.

По утрам Вера плавала вдоль безлюдного пляжа, потом, накинув парео, заходила за фруктами, йогуртом и мороженым в лавку к улыбчивому сербу, вернувшись домой, приводила себя в порядок, накрывала завтрак и будила девчонок. Ближе к полудню молодежь добиралась до моря, а Вера поглядывала на них с террасы, расположившись там с чтением или вязанием.

Самую жару пережидали в прохладе цокольного этажа, обычно за просмотром фильмов или готовкой какого-нибудь сложного блюда – кухня в доме была шикарная и грех было не попрактиковаться в кулинарии. Ближе к вечеру еще раз плавали или, принарядившись, ехали на великах в ближайший городок побродить по старинным каменным улочкам, накупить ерунды в сувенирных магазинчиках и поужинать в местных кафешках.

Сложившийся режим дня плюс «солнце, воздух и вода» в правильных пропорциях сделали свое дело: уже через несколько дней Вере перестало казаться, что ее жизнь кончена. Отсюда, из маленькой черногорской бухты удалось посмотреть на события последних дней и лет со стороны. То, что представлялось дома ужасным и безысходным, теперь не выглядело таковым, а всплывающие в памяти пазлики вставали на свои места, картинка проявлялась целиком, намекая на то, что сюжет-то можно было уловить давно.

Так, например, Машина татушка перестала быть зловещим символом несчастной любви и неповиновения родителям – при ближайшем рассмотрении она оказалась всего лишь малюсенькой, обведенной тонкой черной линией по контуру звездочкой. Еле заметной родинкой она пряталась на самой границе роста волос, будто кто-то с хорошим чувством юмора поставил отметку в месте прикрепления головы к шее. Заметить звездочку можно было только, когда Маша собирала свою роскошную рыжую гриву в высокий тугой хвост, но стоило резинке чуть ослабить хватку – и татушка пряталась под наплывающими на шею волосами. В какой-то момент Вера даже поймала себя на мысли, что рисунок на коже изящен и мил, но, конечно, не стала озвучивать это дочке, тем более в присутствии Кит, опасаясь, что это будет выглядеть как одобрение длиннющих дред и множественных проколов в ушах подростка.

Представлять дочку с разноцветными спутанными локонами и гирляндой мелких колечек и гвоздиков по краю ушной раковины, как у Кит, Вере не хотелось. Она ловила себя на том, что с настороженностью думает о родителях Машиной подружки, хотя не раз с ними общалась и они производили впечатление совершенно нормальных, хорошо образованных людей, при этом экстравагантно выглядящих.

Теоретически понятно, что это все предрассудки – у Веры самой тоже проколоты уши, и нормальными ее серьги считаются только в силу моды в настоящий момент. Она помнит, как с одноклассницами смеялась над шарообразными из-за мелкой «химии» головами своих мам и бабушек, как им казалось странным осуждение молодежных коротких юбок и облегающих шорт толстыми тетками, сверкающими на лавочках у подъездов адскими панталонами до колена. Интересно, что бы сказала сейчас баба Даша про папуасские украшения современных школьников и студентов?

Все это ерунда, главное – Машке интересно с Кит, они не просто целыми днями в гаджетах, они читают классику, смотрят хорошие фильмы и обсуждают их, рисуют, танцуют, много двигаются. Вера удивлялась и радовалась тому, как быстро дочь восстановилась после драмы первой любви, казалось, что она совсем не вспоминает о Николае.

Наблюдая за девчонками со стороны, нельзя было не признать, что Маша намного красивее и женственнее своей подруги. Все чаще Вера замечала, как парни провожают взглядом длинноногую фигурку дочери. Поэтому присутствие рядом с ней коренастой экстравагантной подруги, резко и даже грубовато отшивающей всех активно интересующихся, вполне устраивало Веру. Иногда действия Кит выглядели как попытка перетянуть внимание на себя, и несколько раз у Машиной мамы екнуло сердце – не поссорятся ли из-за этого подруги? Но Кит как-то в шутку обронила фразу: «Теть Вер, не переживайте, мальчики нас не интересуют» и тем самым рассеяла тревогу. Это хорошо, что интерес к противоположному полу еще не проснулся в полной мере, хоть одной проблемой сейчас меньше.

В целом, общение с подростками было интересным и поучительным для Веры. Порой оно давало возможность увидеть мир с той стороны, на которую взрослая женщина не заступала. Это проявлялось в самых неожиданных мелочах. Например, выяснилось, что Кит родилась во Франции, где ей официально дали несколько имен, и Вера поинтересовалась, каким из них девочку зовут дома.

– Китти, – ответила неформалка.

– О, твои родители так любят Толстого? Тебя назвали в честь Китти Щербацкой?

– Почему Толстого? Это же кошечка, японская.

– Какая кошечка? – опешила Вера.

– Вы что, не слышали про бренд «Hello Kitty»?

– Нет……..

– Да не может быть! Вы, наверняка, сто раз видели ее изображение – на сумочках, на майках, да на всем, что угодно.

– Не припоминаю…

– Мам, ты чего? Конечно, ты ее видела, – включилась в разговор Маша. – Помнишь у меня такой пенал был в начальной школе? Ну, такая кошка белая, схематично нарисованная, с вытянутой в ширину мордочкой? Черным контуром обведена. И красный бантик сбоку около уха.

– А-а-а-а-а… В честь этой Китти тебя назвали?

– Китти – в честь этой, – пояснила девочка. – У родителей для каждого имени целая легенда есть.

Каково же было удивление Веры, когда по первому же запросу в интернете она узнала, что бренд «Hello Kitty» старше нее! Значит, на нем уже выросло несколько поколений, к одному из которых относилась и сама Вера, не подозревая об этом до сегодняшнего дня. «Сколько всего в жизни проходит мимо нас, оказывается! Живем, будто в параллельных вселенных, и не пересекаемся. Даже когда облака не закрывают обзор! Удивительно».

Часто с террасы второго этажа в просвет между пальмовыми листьями Вера наблюдала за проплывающими по зеркальной рябой глади шустрыми шумными корабликами и огромными медлительными лайнерами, которые, аккуратно выруливая из бухты, издавали протяжный утробный гудок. Горы гигантскими декорациями окружали море с трех сторон, отгородив жителей и гостей побережья от внешнего мира, чтобы солнце, ветер и соленая вода ласкали их тела и заставляли жить «здесь и сейчас».

После долгих, по часу, заплывов, когда мышцы еще приятно гудели, а нутро в районе желудка все еще волнообразно покачивалось, Вера садилась в шезлонг на террасе перебирать в руках петли, а в голове – мысли. Вся ее прошлая жизнь казалась ей полотном, которое день за днем, петля за петлей она тщательно вывязывала, забывая порой о том, что же именно она хотела сделать, сосредотачиваясь на идеальном исполнении каждого этапа и элемента. Потом, совсем уже вымотавшись, она оглядывалась назад и понимала, что упустила из виду что-то важное, не заметила, как, задумавшись, провязала некоторые фрагменты по несколько раз.

Так и в реальности – то, что происходило сейчас между Верой и Андреем, увы, не было для нее новостью… Холодность со стороны мужа, в постели в том числе, она уже переживала. Этот период тянулся с ее лет двадцати семи примерно до тридцати трех, потом было небольшое просветление и снова тьма.

Привычка беспрерывно анализировать свою семейную жизнь, пытаясь отследить момент возникновения проблем, сформировалась у Веры уже давно и не отпускала ее даже здесь, на отдыхе. Она снова и снова вспоминала отношения с Андреем с самого начала.

Возможно, первые звоночки прозвенели уже через неделю после свадьбы (так в семье называли скромный ужин у родителей невесты после росписи в ЗАГСе), но прислушаться к ним означало согласиться с мнением матери, поэтому Вера всеми силами игнорировала их.

В тот день Андрей пришел домой сильно пьяным, точнее, даже не пришел, а его под руки привели друзья. Вера была в шоке: она никогда не видела Землицына в таком состоянии. Но этого было мало, и как только огромная рыжая туша закрылась в ванной, молодоженов пришли проведать новоиспеченные тесть с тещей. Честно говоря, Татьяна Александровна хотела лично убедиться, что ее дочь совсем не готова к самостоятельной жизни и к переселению в съемную квартиру мужа, а также намеревалась еще раз объяснить, что целесообразнее оставаться под крылом отца и матери хотя бы до окончания университета. Вера же всеми силами хотела доказать обратное, но в тот день это сделать было крайне сложно, потому что Андрей уснул в наполненной ванне и затопил соседей снизу которые явились на разборки в присутствии Вериных родителей и выломали дверь в санузел, чтобы закрыть воду. На одного спящего актера оказалось слишком много зрителей, и все они были благодарны ему за обильное использование пены. Молодая жена была готова провалиться сквозь землю.

Проводив с извинениями соседей, Землицына, еще не успевшая и привыкнуть к новой фамилии (и теперь не уверенная, что привыкать вообще стоило), вынула затычку из ванны и оставила благоверного отсыпаться в тающей пене, а сама вынуждена была как-то объясняться с отцом и матерью.

– Какой ужас! – произнесла Татьяна Александровна тоном человека, похоронившего всех родственников в один день. – Ты вышла замуж за алкоголика.

Мать, как всегда, вещала от лица обоих, отец молчал.

Аргументов для возражения не было. По щекам Веры лились слезы, и с каждой минутой она все больше убеждалась в том, что родители правы – с пьянством мириться нельзя. Как, как после этого баба Даша может предлагать всем выпить? Она просто обыкновенная деревенская дура!

К утру Вера твердо решила разводиться и начала морально готовиться к шуткам окружающих о том, что она сходила замуж на неделю. Мать ее горячо поддержала и порекомендовала принимать решение срочно, пока нет детей.

– Ты не представляешь, как дети от этого страдают! – сказала она. – Сколько ночей – в любую погоду – мы провели на улице! Мама даже спать ложилась всегда в нескольких платьях, надетых друг на друга. И узелок для нас готовила, чтобы в любой момент ночью вскочить, побежать и при этом не замерзнуть с нами на улице. Ты не можешь представить, как… как после этого надо было идти в школу, отвечать что-то. А как отец однажды ударил по голове брата, тому года три всего было. Это не человек. Это животное. Нет, даже животное детей своих не обижает. А мать? Я говорила ей: «Брось его, мы справимся!» Я уже классе в восьмом была. Говорила, пойду в техникум, буду подрабатывать, обойдемся без него.

– А она что? – утирала слезы Вера.

– А она сразу в ноги бухнулась: «Ой, девка, только учись! Разве я одна вас выдюжу? Я же вас не подниму!» Будто он поднимал кого. Только мешал. Она две ставки берет, а он все из дома тащит, пропивает. Это что – помощь? А дети? Как можно допустить, чтобы кто-то твоих детей бил?

Вера поняла, что Татьяна Александровна, в памяти которой в полный рост распрямился ее собственный отец, увидела во вчерашнем вечере весь сценарий дальнейшей жизни дочери.

– Это зверь. Как можно было его выбрать? Не нас – а его?

– Ты думаешь, она выбирала между вами? – спросила Вера, ошарашенная такой постановкой вопроса.

– Я не думаю, я видела, как она каждый раз выбирала жить с ним…

В тот же день молодая жена испытала мощный натиск и с другой стороны – объяснения и извинения от мужа, который под утро очнулся в пустой ванне, продрогнув до костей. Вера разрывалась, но в итоге поверила Андрею, прислушавшись к советам бабы Даши.

Татьяна Александровна впервые была разочарована в дочери. А вскоре – и во второй раз, когда та через восемь месяцев родила Машу и взяла академ. Тогда новоиспеченная бабушка однозначно истолковала его как «начало конца» обучения дочери. Впрочем, оказалась права: через год молодая мать бросила университет, потому что сидеть с дочкой было некому: Татьяна Александровна еще работала, а Андрей строил карьеру.

«Вот что значит сменить фамилию с Небовой на Землицыну! – заключила она. – Нет, ну в самом деле, Вера – девочка из приличной семьи, с первого раза, как и ее подруги Наташа и Алекса, поступившая в педуниверситет на факультет русского языка и литературы, прилично там учившаяся – и вдруг бросила учебу! И из-за чего, точнее – кого?! Я в свое время тщательно выбирала супруга, не поддавалась мимолетным эмоциям, думала о будущем своего ребёнка, а что сделала Вера? Бездумно принесла себя в жертву».

Сейчас Землицына во многом была согласна с матерью – никто не оценил ее поступка. Андрей еще до их знакомства уже бросал вуз – юридическую академию, куда поступал, чтобы доказать своим родителям, что может стать серьезным профессионалом. Мать Андрея, красавица, певица, постоянно отсутствовала дома, но в итоге не состоялась ни в семейной жизни, ни в искусстве. Поэтому, став постарше, Землицын всеми силами душил в себе творческое начало и всерьез занялся спортом. Лет с четырнадцати он активно участвовал в соревнованиях по бегу и спортивному туризму, наматывая километры колесами велосипеда или собственными ногами по оборудованным трассам и пересеченной местности. Походы и чемпионаты закаляли парня, но явно мешали учебе: поняв, что не сдаст на юрфаке первую же сессию, он ушел на год в академ, а потом, вернувшись, все равно вылетел после второй.

Пришлось признать, что стезя Андрея Землицына – это спорт, и поступить на факультет физической культуры педагогического университета, где через полтора года его впервые увидела первокурсница Вера Небова, а еще через полтора, не веря своему счастью, – вышла за него замуж. Ей было двадцать, ему – двадцать три, через восемь месяцев родилась Маша, и стало ясно, что вскоре им обоим придется бросить вуз: ей – чтобы сидеть с малышкой и шить на дому, ему – чтобы зарабатывать тренером.

Андрей сначала пытался совмещать работу и учебу, но быстро понял, что даже при самой успешной карьере в фитнес-клубах прокормить семью будет сложно. Нужно было кардинально решать, чем заниматься дальше.

Случай подбросил возможность: давний друг по походам предложил на выгодных условиях поучаствовать в организации больших соревнований по ориентированию на местности, в ходе проведения которых Андрей поспорил с корреспондентом, освещавшим событие. Землицына взбесило, что журналист сляпал статью, совершенно не разбираясь в данном виде спорта. Тот, в свою очередь, в сердцах предложил «такому умному» самому написать заметку и выслать в редакцию. Андрей это сделал, статья понравилась, и его пригласили на работу в крупный медиахолдинг внештатным корреспондентом. Неожиданно для себя молодой отец сменил вид деятельности и быстро начал взбираться по карьерной лестнице. Он посоветовался с женой, и они решили, что журналистика – хороший вариант, ради него стоит в третий раз попробовать получить высшее образование.

Поскольку Андрей бросил спортфак на четвертом курсе, то ему удалось собрать документы о переводе на журфак того же вуза сразу на третий, доедав нужные дисциплины. В итоге Землицын получил диплом лишь в двадцать семь, уже будучи довольно известным в спортивных кругах журналистом.

Маше было в то время три года, Вере – двадцать четыре, она так и осталась домохозяйкой. Верина мать была оскорблена: почему одному члену семьи дозволялось трижды пытаться добиться цели, в то время как второго лишили и первой попытки? Она злилась и на зятя, и на дочь, сдавшуюся без боя. Какой пример она этим показывала своей девочке? Татьяна Александровна тоже родила, будучи студенткой, но ничего же, окончила институт! Вера все больше огорчала свою мать. А через несколько лет начала и сама в себе разочаровываться, чувствуя потерю интереса со стороны мужа.

Примерно в двадцать семь – двадцать восемь Вера впервые почувствовала, что у нее есть тело, со своими потребностями и желаниями – состояние непривычное для женщины, выросшей в пуританской семье. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Сложно сказать точно, почему тогда Андрей не откликнулся на всплеск сексуальности у жены, но Вера для себя объяснила это так: все дело в неурядицах на работе и проблемах с его здоровьем. Мужу уже перевалило за тридцать и он как раз неудачно упал с велосипеда, сломав обе ноги в разных местах. Восстановление заняло много месяцев, за которые он набрал вес, впал в уныние и чуть не потерял работу. Вера с пониманием отнеслась к его состоянию и ни на чем не настаивала. Хотя подруги и намекали, что активная интимная жизнь, наоборот, должна придать сил всем участникам процесса. Но насильно мил не станешь, да и куда деть гордость – навязываться Вера не привыкла.

Обсуждать свои проблемы Андрей не любил: в принципе он – человек неразговорчивый, поэтому в журналистике поначалу ему было ой как трудно. Первые годы семейной жизни жене казалось, что она понимает, о чем молчит ее муж, но потом начали закрадываться сомнения: так ли это? Она стала искать причины зарождающегося непонимания исключительно в себе, в своих отношениях с родителями, дочерью, подругами – в общем, увлеклась психологией. Поначалу этот интерес сводился к чтению женских журналов и научно-популярных текстов.

Прочесывая интернет, Вера не могла не заметить обилие статей и тренингов, которые уверяли женщин, что сексуальная энергия – основа любых благополучных отношений с мужчиной, да и успеха в жизни в целом, потому что эта энергия обеспечивает и связь с космосом, и с денежными потоками, и вообще всего со всем. Когда сильно болит, ты готов согласиться на любое средство, обещающее облегчение. У Веры болело сильно, и в тот период она не брезговала никакими советами. Раз красивые и счастливые дамы уверяют, что главное – быть послушной, красивой и загадочной, иначе для мужчин будешь невидимкой, то почему бы не попробовать? Вдруг, правда, все дело в этом?

Двадцативосьмилетняя Вера рассматривала себя в зеркало и видела совершенно обычную женщину средних лет, с прямыми волосами и грустными глазами. Собственная фигура никогда ей не нравилась. Дизайнеры называют такой тип треугольником, или буквой «А»: тяжелый, основательный низ и узкий верх. Как портниха, Вера это прекрасно знала и даже умела компенсировать дисбаланс в пропорциях, правда, лишь когда работала с другими: себя стеснялась с детства. Но пришло время изменить отношение к себе!

И она начала искать плюсы, представляя, как бы рассуждала, глядя на клиентку Веру Землицыну, желающую заказать себе что-нибудь умопомрачительно женственное: «Во-первых, у вас хорошее соотношение роста и объема тела, во-вторых, отличное состояние кожи, поэтому можно открывать руки, ноги, спину, зону декольте – что угодно, в-третьих, бедра и попа плотные, без всякого целлюлита, значит, облегающие фасоны и ткани в этой части вполне приемлемы, в-четвертых, грудь небольшая, но отличной формы. Если хочется добавить объема в плечевой пояс, то можно начать с подбора себе белья, которое зрительно немного приподнимет и увеличит грудь. Многим женщинам приходится отказываться от фасонов, зрительно расширяющих плечи, у вас в этом плане никаких ограничений».

Вера обнаружила, что, регулярно помогая другим женщинам стать королевами и погрузиться в сказку (пусть всего на день или вечер), она совершенно не умеет наряжаться сама – ни на праздники, ни в будни. Подруги подтвердили, что это так. Наталья и Алекса потратили тогда несколько дней на совместный шопинг с Верой, строго-настрого запретив ей себе шить и экономить на покупке готовой одежды, иначе опять все сведется к скромненьким юбочкам и блузкам. Так в Верином гардеробе появились джинсы, майки, кроссовки и прочие актуальные для конкретного сезона вещички, с которыми было бы не жалко расстаться на следующий год. Однако образ училки раз и навсегда убить не удалось.

О, как тяжело было наступать на горло собственному перфекционизму и смиряться с кривоватыми строчками и неидеальной изнанкой изделий! Но только так можно было приучать себя к легкому отношению к жизни, и одежде в частности, иначе снова десятилетиями проходишь в очень качественных, собственноручно сшитых вещах, которые давно вышли из моды. Пора, пора уже переключаться на свои собственные «хочу» и «нравится»!

Впервые тогда Вера решилась на короткую стрижку и вся измучилась с ежедневными укладками. Лаки, муссы, пенки, фены, плойки – ничего не помогало: уже к обеду волосы снова были прямыми и стремились строго вниз. Вера с отчаянием ждала, когда они отрастут и их опять можно будет собирать в привычный хвостик.

Но самое обидное, что ни новые прически, ни сексуальное белье, ни смена гардероба в целом, ни зарядки и массажи никак не повлияли на отношение мужа к Вере – как женщина она продолжала оставаться для него невидимкой. Как к заботливому отцу и главе семьи к Андрею претензий не было. Приходилось признать: дело не во внешности.

В двадцать девять Вера возобновила свои копания в области психологии. Все чаще она стала задумываться о судьбах своей матери и бабушки, задаваясь вопросом, почему первая из них была так безжалостна ко второй в оценке ее отношений с мужем?

Однажды, наблюдая, как Татьяна Александровна в очередной раз отчитывала кого-то за попытку отрезать кусочек от пирога или торта, заготовленного для всеобщего застолья, Веру осенило: у бабы Даши и ее дочери было разное отношение к семье!

Для Татьяна Александровны семья – это не столько люди, сколько правила общежития, по которым пирог полагалось вначале предлагать гостям, а уже потом угощаться самим. А для бабушки семья и была тем самым пирогом, который невозможно поделить на части! Для нее дети и муж были одним целым. И потому нельзя было изъять из жизни ни одну из частей – отказаться от первых или развестись со вторым. Пирог этот мог быть не самым вкусным, не до конца пропеченным, подгоревшим, но резать его было ни в коем случае нельзя, и поэтому баба Даша никогда не выбирала между мужем и детьми. Такая постановка вопроса не приходила ей в голову!

Но почему же для Татьяны Александровны была так очевидна неделимость пирога до застолья и так не очевидна неделимость семьи в сознании бабы Даши? Почему взрослая женщина, сама давно мама и бабушка, продолжала думать, что ее мать променяла их с братом на мужика? Как она не могла догадаться, что баба Даша просто выбирала семью? Всю целиком. Какая есть. Какая досталась.

Интерес к проблемам взаимоотношений полов и поколений был настолько велик, что Вера, недавно отметившая свое тридцатилетие, решила поступать на психологический факультет. Параллельно с этим она все активнее старалась контактировать с мужем, говорить с ним о своих переживаниях, вызывая на обсуждение наболевших вопросов. Но Андрей лишь сильнее закрывался и отдалялся от жены. Вера была в растерянности: почему изучение теории психологии не помогает решать практические задачи в собственной жизни? В итоге она спасовала и не явилась на последний экзамен.

Она помнит, единственное, чему тогда порадовалась, – что не сказала о своей затее матери: слишком хорошо Вера помнила ее уничтожающий взгляд, когда бросала литфак. На этот раз Татьяна Александровна была не в курсе событий, но дочь все равно боялась смотреть ей в глаза и была уверена, что никогда больше не вернется к психологии. Однако через несколько месяцев потребность найти причины непонимания в отношениях с мужем снова взяла верх.

Теперь внимание Веры привлек другой аспект: все проблемы – родом из детства. Она анализировала поколения до и после себя: «Что я унаследовала от бабушки, что – от мамы? Что передам своей дочери?» Вера осознала, что является неотъемлемым звеном цепочки «бабушка-мать-дочь-внучка», которую невозможно разорвать.

Во всяком случае, и баба Даша, и Татьяна Александровна, и сама Вера жили всю жизнь с одним и тем же мужчиной, при этом первая из них никогда не задумывалась, кто прав – кто виноват в отношениях, всегда подстраиваясь под мужчину, каким бы он ни был. Вторая считала во всем виноватым мужа, «подстраивая» его под себя. А третья постоянно испытывала вину за то, что никак не может найти способ, чтобы не приходилось ломать ни мужа, ни себя.

Вера мечтала о встречном движении супругов друг к другу, о возможности спокойно обсуждать, что и кто из них думает и чувствует, чтобы обиды и недомолвки не копились, не разрывали всех в клочья, достигнув критической массы. Но больше всего Землицыной хотелось, чтобы ее дочь стала самым свободным звеном цепочки и научилась, как сейчас модно говорить, «выстраивать партнерские отношения», чтобы ни она не тяготилась мужем, ни он ею – ни на каком из этапов их совместной жизни. Чтобы Маша никогда не оказалась в такой тактильно-эмоциональной изоляции, как Вера после десяти, а потом и после пятнадцати лет брака.

Честно спрашивая себя «Счастлива ли я, будучи замужем? Любима ли я?», Вера, к своему ужасу, однозначно ответить «да» не могла ни в первом, ни во втором случае. Наверняка подобными вопросами никогда не задавалась ее бабушка. Не по своей воле в молодости вырванная из деревни, она была брошена в одиночку барахтаться в непонятном ей городе. Такие бабы даши, как она, ничего не выбирали, просто брали ту кость, что досталась, и грызли до конца жизни. Ее с детства напитанная смирением душа могла приспособиться к любым условиям и при этом совершенно не озлобиться.

Настоящая и сильная, бабушка всегда знала, что справится со всем, что бы ни случилось. И при царе, и при коммунистах, и при демократах ее существование мало чем отличалось бы – она также рано вставала бы и трудилась до глубокой ночи, заботясь о своей семье. Ее внутренняя, почти не осознаваемая ею самой жизнь была простой и здоровой, как вековое дерево, корни которого проросли в глубь земли и так прочно слились с ней, что никакие ветры извне не могли пошатнуть мощный ствол.

Вера, напротив, чувствовала себя слабой, измученной, слишком сложной и хрупкой для реальной жизни. Ей казалось, что она делает для достижения желаемых отношений в семье все, что только возможно: постоянно контролирует и анализирует свое состояние, отеле-живает эмоции каждого члена семьи и осознает связь переживаний с поведением, за которым обязательно должна стоять какая-нибудь неудовлетворенная потребность… Но почему почему все равно не возникает взаимопонимания с мужем, почему не удается вернуть его влечения к себе, почему рушится их последний оплот – доверие? Как можно доверять человеку, который отказывается объяснять свои поступки, а супругу обвиняет в том, что она на него давит, как танк? И что теперь делать с озвученным Андрею желанием развестись с ним? Хотела ли Вера этого на самом деле?

Как всегда во время раздумий, она покрутила на пальце обручальное кольцо. Вот уже пятнадцать лет она не снимала его и почти забыла, какой секрет оно скрывает. Вера надела кольцо на другую руку, представляя себя разведенной женщиной. Посмотрела на растопыренные пальцы. «Так странно… Из-за этой метки я навсегда останусь будто и замужем, и в разводе одновременно», – подумала она и потерла родинку в виде горизонтальной полоски на безымянном пальце правой руки.

В детстве Вера считала родимое пятно волшебным и мечтала, будто принц уже надел ей кольцо, когда она спала, и скоро обязательно приедет за ней. Скоро (по юношеским меркам) не получилось. И ждать пришлось аж до девятнадцати лет, когда она познакомилась с Андреем. Через год он надел ей на палец обручальное кольцо, более широкое, чем диктовала тогдашняя мода. «Это чтобы навсегда скрыть им следы от ненастоящей помолвки с принцем», – объяснила себе Небова, только что ставшая Землицыной.

Вера улыбнулась милым воспоминаниям, вернула кольцо на правую руку и продолжила вязание, сидя на террасе черногорского коттеджа. Терзаемая тяжелыми раздумьями, читать она даже не пыталась – все равно через полстраницы мысли возвращались к собственным проблемам, а не чужим, пусть даже талантливо описанным на бумаге, а вот вязание действовала умиротворяюще. Монотонные движения спицами или крючком вводили в транс и немного снимали внутреннее напряжение, несмотря на вязкую рефлексию.

Все-таки рукоделие – мощная, отработанная веками вещь: начинаешь что-то делать руками, и желание убивать и крушить тех, кто тебя не понимает, постепенно гаснет, от агрессии и отчаяния намечается путь к спокойному принятию и поиску выхода из неразрешимой ситуации. Вся жизнь начинает восприниматься как собственное творение, полотно, которое день за днем, петля за петлей ты создаешь сам. И тебе становится не так страшно, потому что ты видишь результат, ощущаешь его пальцами: движение руками – вот петля, и еще, и еще. Ты полностью контролируешь процесс, можешь придумать и воплотить любую вещь, любой узор, сама решить, когда хватит, а если что-то не получилось – распустить и слегка помятую пуповину нити снова намотать на клубок, из которого опять может родиться что-то новое и прекрасное. Никто и не заметит твоих неудавшихся попыток. И не осудит.

Конечно, как опытная рукодельница Вера знала, что ограничения существуют, например, не из всякой пряжи сделаешь то, что хочется, ее может быть недостаточно или она не подойдет к фасону по толщине или фактуре. Вот и в жизни надо осознавать свои ресурсы и грамотно их распределять, чтобы хватало на все задуманное. Поэтому Вера-психолог продолжала копаться в истории предыдущих поколений и старалась распутать все нити, чтобы ее дочери досталось поменьше узлов.

Сейчас Вера понимала свою мать – ужасно видеть, что твоего ребенка ущемляют, а он не хочет защищаться. Когда стало известно, что мальчик подбил Машку сделать татутировку и потом бросил, Вере было так обидно за нее, что в первые минуты хотелось ринуться на него с кулаками, написать заявление в полицию. Да ужас какие планы мести рисовало воображение! Но в чем парень виноват? Он же не силой волочил Машу делать то, что она не хотела, тем более он сам еще несовершеннолетний. Вере вон уже тридцать пять, и то она не может со всей определенностью сказать, что хочет, что чувствует и как нужно поступить дальше. И это несмотря на то, что в итоге она добилась своего – повторно поступила на факультет психологии и окончила его этим летом, буквально за месяц до отпуска получив диплом.

Отпуск подходил к концу. Вера загорела и окрепла, с Андреем они общались в основном письменно и исключительно по делу, вежливо осведомляясь о здоровье друг друга, история с трижды подтвержденными отрицательными анализами забылась, никаких новостей об обвинениях журналиста Землицына не было. С Машей отец созванивался регулярно, чаще всего по скайпу. Вера старалась не подслушивать их разговоры, но их дружный смех доносился даже с другого этажа и некоторые, впрочем, ничего не значащие слова долетали до ее ушей.

За несколько дней до отъезда, возвращаясь после утреннего заплыва, Вера услышала возле дома возбужденные голоса, один из которых показался ей знакомым. Подойдя ближе, около самого входа на кухню она обнаружила разъяренную толпу, в центре которой сверкали разноцветные дреды громко спорившей с кем-то Кит. Маша тоже была тут – она стояла, оперевшись на пальму, и щурилась на солнце, загораживая ладонью заспанное лицо.

Выяснилось, что в соседний дом прибыли новые отдыхающие и их водитель слегка задел автомобиль, который Вера с таким трудом перепарковала в начале отпуска, сработала сигнализация и разбудила девочек. Пока они вскочили, сообразили, что происходит, спустились со второго этажа, открыли кухню, нашли ключи от машины и выключили сирену, они уже услышали о себе много нового из категории «18+» от водителя такси, возмущенного тем, что кто-то посмел оставить машину на пути его следования. Пассажиры оказались людьми воспитанными, поэтому они орали не на Машу и Кит, а на своего шофера, который, как выяснилось, всю дорогу «несся как сумасшедший». От вызова полиции агрессивный водитель отказался и неожиданно для всех резко запрыгнул в свой тарантас и уехал. Народ, собравшийся на шум, высказал предположение, что у него были не в порядке документы. Новые соседи долго извинялись и спрашивали, чем могут помочь.

Царапина была еле заметной и после созвона с Андреем, который, в свою очередь, связался с хозяевами дома и переслал им фото «черногорской трагедии», по указанию владельца транспортного средства было решено признать факт ерундовым и не требующим никакого ремонта. Вера, облегченно выдохнув, пошла в душ, девочки – на море, новые соседи скрылись в своем доме.

Через полчаса Землицына со стаканом свежевыжатого апельсинового сока сидела на террасе и взглядом отлавливала в море огромный надувной матрас с двумя знакомыми девицами на борту, далековато отплывших от берега. На веранде соседнего коттеджа раздались голоса недавно прибывших туристов – видимо, распределившись по комнатам, они вышли передохнуть под тенью средиземноморской растительности. Среди них была одна женщина, которая долго поглядывала на Веру, а потом спросила ее:

– Прошу прощения, мы с вами не знакомы? Я вот все смотрю на вас…

Землицына внимательно на нее посмотрела и пожала плечами:

– Нет, вроде.

– А вас, случайно, не Вера зовут?

– Да…

– Небова?

– Иринка?!

Женщины сорвались навстречу друг другу с объятиями и возгласами радости.

– С ума сойти! Не виделись с того самого лета! Какой это был год?

– Господи, так сразу и не вспомнишь, но в прошлом веке – точно.

Они совсем девчонками были, может, немногим младше Машки сейчас. Вот это встреча! Первым делом выяснили, что по-прежнему живут в одном городе и теперь уж точно не потеряются, что Вере уезжать через трое суток, а Ирина завтра с утра уходит с группой на два дня в поход в горы, так что здесь, на море, на общение можно выкроить только последний Верин вечер или постараться пересечься сегодня попозже. Сейчас – нет никакой возможности: Ирина теперь успешно практикующий психотерапевт, более того, она обучает других специалистов, например, сейчас привезла на семинар целую группу.

– Да ты что! Невероятно! Я тоже недавно выучилась на психолога. Но практику еще не начала. Боюсь…

– Так это тема для обсуждения! Дам тебе волшебный пинок!

Надо же! Вера напрочь забыла, что на самом деле впервые увлеклась психологией не около тридцати лет, а еще в подростковом возрасте! Но ведь тогда это так нелепо закончилось.

В тот же день, ближе к вечеру Вера с Ириной сбежали в кафе на берегу, чтобы поболтать без посторонних ушей: информация, которой они хотели обменяться, точно не предназначалась ни для детей, ни для учеников. Первые часа два подруги детства взахлеб рассказывали о своей взрослой жизни и вспоминали ту удивительную смену в летнем лагере, где им довелось познакомиться.

На самом деле, смена была ужасной: они попали в отряд к истеричной воспитательнице и вожатым-забулдыгам, которые даже общими усилиями никак не могли противостоять браваде тинейджеров. Было впечатление, что нормальных в отряде всего двое – тихая Вера и бойкая Ирина. Уже через несколько дней со скандалом и привлечением полиции и руководства лагеря были отправлены домой несколько подростков, показавших себя с самой аморальной стороны. Оставшиеся дети были совершенно безопасны и так же не интересны. Единственной отдушиной в этом болоте для Ирины и Веры стало общение друг с другом. Благо, в девяностые пионерская организация уже развалилась, и досуг детей оставался полностью на усмотрение руководителей конкретной организации. В данном случае усмотрение состояло в тотальном недосмотре, что позволяло новоиспеченным подружкам не ограничивать себя в длительности общения.

Девочки уходили подальше от всех, садились на облупившееся гимнастическое бревно, с которого была видна излучина реки за покосившейся оградкой лагеря, и никак не могли наговориться. Впервые каждая из них встретила собеседника, которому в такой же степени была интересна внутренняя жизнь человека, его переживания, загадки взаимоотношений и влияние мыслей и эмоций на судьбу. Вера узнала от Иринки, что на эту тему оказывается, написаны тонны книг! Одну из них девчонки нашли в местной библиотеке, и Вера проглотила ее за ночь. Это был бестселлер Дейла Карнеги «Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей».

О! Подругам было что обсудить! Они не просто теоретизировали – они проверяли советы автора на живых людях, отрабатывая техники общения на подростках из отряда и воспитателях. Круть-круть-круть! Это работает! На самом деле, если к людям проявлять искренний интерес, чаще называть их имена и больше улыбаться, то они почти всегда делают то, чего ты хочешь от них добиться. Однако стремительное и глубокое единение душ оборвалось на полуслове.

Трагедия произошла в родительский день. Пока Вера гуляла с мамой и папой вдоль реки, которую уже две недели разглядывала лишь из-за забора, Ирину срочно увезли из лагеря – у них что-то случилось в семье. Ни мобильных, ни соцсетей тогда не было, и единственной надеждой был адрес, который Вере удалось выудить у воспиталки, как раз с помощью советов Карнеги. Вера упорно писала письма по этому адресу, и даже съездила туда через неделю после возвращения из лагеря, но никто из соседей ничего не хотел ей говорить, ограничившись фразой «такие здесь больше не живут».

Через несколько месяцев Вера Небова потеряла надежду найти подругу и вернуть веру в психологию – без Иринки советы Карнеги перестали работать: не получалось улыбаться людям и проявлять к ним искренний интерес, когда на это не было ни сил, ни настроения. Когда же развитие технологий уже могло позволить найти друг друга, и Вера, и Ирина давно жили под другими фамилиями, да и время стерло их детскую дружбу из памяти. И вот прилетел неожиданный привет из прошлого!

Вере было трудно оценить, насколько сильно она сама изменилась за эти годы, но, глядя на подругу, приходилось констатировать, что двадцать лет – не шуточный строк. Ирина, будучи высокой, раздалась вширь, и стала дамой весьма заметной. Такую фигуру портниха называла «пограничной пышностью» – еще немного, и тесто бесконтрольно полезет из кастрюли, но пока его ровно столько, чтобы сформировать в нужных местах аппетитные объемы.

– Что же тогда случилось? – спросила Вера, когда они сделали заказ и официантка отошла от их столика. – Почему тебя тогда так срочно забрали?

– За мной приехала мама… Она спасалась бегством от мужа.

– Спасалась?

– Да. Он снова ударил ее. А милиция отказалась принимать заявление. Не хотели портить показатели… они у них в те годы и так были не ахти.

– Сволочи…

– Сказали ей, мол, женщина, вас же не убили, вы вон и идти сами можете. А она уже понимала, что ждать больше никак нельзя, дальше – точно грохнет. – По выражению лица и интонациям Ирины было видно, что тема уже не доставляет ей боли.

– Какой кошмар! – не сдержалась Вера.

– А я ведь тогда оставила тебе свой адрес. Я же не знала, что меня сразу повезут в другое место. И даже бабушкин телефон указала: она не с нами жила. Я написала записку и положила тебе под подушку.

– Там ничего не было, клянусь! Я знала, что ты не могла уехать просто так. Я обыскала все.

– Наверное, это пучеглазая сперла, помнишь, странная такая у окна спала? Злющая и трусливая? Она еще боялась пацанам, которых отчислили из лагеря, слово сказать, а на слабых наезжала. Я когда вещи из палаты выносила, она как раз заходила и так покосилась, помню, на меня… Да я и сама сглупила, попросила ее передать тебе, что уезжаю…

– Нет, мне никто ничего не передавал… – разочарованно протянула Вера. – А отец остался жить в той же квартире? Он не мог тебе передать мои письма? Я долго писала.

– He-а, он к тому времени уже полный невменько был. Мама, кстати, вовремя сбежала. И меня, можно сказать, спасла. Он же потом соседа убил в пьяной драке.

Ирина замолчала, давая возможность официантке поставить на стол корзинку с хлебом и напитки. Вера, переваривая услышанное, повторила:

– Какой кошмар!.. Жуть просто.

Официантка, хорошо понимавшая по-русски, дернулась, испугавшись, что это относится к тому, что она принесла.

– Это она не вам, – успокоила девушку Ирина и продолжила, когда та отошла: – Психотерапевтами, как видишь, на пустом месте не становятся.

Она рассказала, что сразу после школы поступила в медицинский и прошла специализацию по психиатрии, потом поняла, что только таблетки – это еще не все, и углубилась в психотерапию, осваивая метод за методом. Да, собственно, и сейчас все еще продолжала учиться, правда, совмещая уже с обучением других.

Вера в самых общих чертах поведала о себе. Ей было очень интересно мнение единомышленницы, но вот так с порога рассказывать о самом личном (отношениях с мужем и тем более проблемах в интимной сфере) она была не готова. Все-таки они знали друг друга только в детстве и всего две недели… Поэтому Вера предпочла больше спрашивать, чем говорить.

– На чем сейчас специализируешься в терапии?

– Разводы. Как пережить измену, – Ирина с аппетитом закидывала себе в рот кусочки, которые отщипывала от хлеба из корзинки и запивала их соком, – стоит ли расходиться или есть шанс остаться вместе – и все такое.

– Правда?

– Угу, сейчас целую супервизорскую группу привезла, ты же видела.

– Какую группу? – не расслышала Вера.

– Супервизорскую. Ну, супервизия – поддержка практикующих терапевтов и психологов…

– А, поняла. Я не расслышала просто. Я знаю, это закрытые группы или индивидуальное консультирование для самих психотерапевтов, разбор сложных случаев…

– Да-да, именно это. Ты, кстати, сама-то ходишь? В наших профессиях без этого никак, загнешься за полгода только так.

– Да я еще не начала практиковать… – смутилась Вера.

– А, ну смотри, если что – обращайся, посоветую кого-нибудь. У меня, например, наставник – очень сильный мужик.

– Спасибо, буду иметь в виду. Слушай, Ирин… – Вера осторожно забросила удочку на интересующую ее тему, – что можешь посоветовать в плане разводов? Ну, если клиенты будут с этой темой обращаться.

– Тут много аспектов. Ты, кстати, сама разводилась?

– Нет еще, – Вера поперхнулась водой, которую только что отпила, – в смысле, нет. Но мысли иногда посещают, если честно.

– А сколько ты в браке?

– Пятнадцать лет.

Ирина восхищенно присвистнула как раз в тот момент, когда уже пуганая официантка принесла огненные порционные сковородочки с аппетитным содержимым.

На этот раз польщенная девушка широко улыбнулась и пояснила:

– Это плескавица, местная плоская котлета из фарша. Приятного аппетита! – сказала официантка на чистом русском и удалилась.

– Разве пятнадцать – это так уж много? – спросила Вера, возвращаясь к разговору.

– Ну, ты даешь! Это срок, я тебе скажу! Я лично за это время уже третий раз замужем. И каждый раз всё удачнее и удачнее, – Ирина так хитро улыбнулась, что было непонятно, шутит она или говорит серьезно.

– А можно спросить из-за чего разводилась? – Вера не могла устоять от соблазна задать этот вопрос и тут же добавила: – Если не хочешь, не отвечай, конечно.

– Да ладно тебе, все нормально. У нас же профессиональный разговор. У меня в обоих случаях была классика жанра – первый жадный до денег, второй – до секса.

– В смысле – «жадный до секса?»

– В смысле все, что вижу – надо трахнуть. Вот в этом.

– А…

– Так что я, можно сказать, живой пример из учебника. Сначала папаня алкоголик и абьюзер, спец по домашнему насилию, и к нему в пару мать с синдромом жертвы, затем – мужья как на подбор. Я про первых двух, сейчас нормальный – как в сказке, на третий раз выбирать научилась.

– То есть ты хочешь сказать, развод – это не конец света? – Вера отправила в рот первый кусочек аккуратно отрезанной плескавицы.

– Ну, это у кого как. Все зависит от особенностей психики конкретного пациента, от его социально-нравственных установок, условий воспитания. Так что кому – трагедия, а кому – и облегчение, – Ирина откинулась на спинку стула, расправившись со своей котлетой.

– Понятно… Хочешь еще? – Вера предложила только начатую плескавицу.

– Не, спасибо. Я еще жареного карпа заказала, – объяснила Ирина и вернулась к теме разводов. – Но совсем безболезненно ни у кого не бывает. Ты же понимаешь, что у людей, которые жили вместе, особенно если долго, уже сформировались связи даже на уровне нейронов в головном мозге. Поэтому, конечно, нужно время, чтобы, грубо говоря, эти связи разорвались и образовались новые.

– То есть, к примеру, у клиентов с таким стажем брака, как у меня, это в любом случае будет тяжело?

– Вер, ну а в каких ситуациях резкой смены условий или этапов жизни бывает легко? Вопрос в другом, иногда развод – это единственный способ сохранять нормальные отношения и дальше. У меня, кстати, этот выездной семинар так и называется «Развод как выход».

– Интересно.

– Проблема ведь не в том, что люди стали чаще разводиться, а в необходимости сохранять и дальше нормальные отношения, особенно если есть общие дети.

– Ты серьезно думаешь, что более частые разводы – не проблема для общества?

– Если не учить людей адекватно относиться к расставанию, то будет проблема – миллионы травмированных несчастных людей. А так… Нельзя же не признавать, что в современных условиях и для мужчин, и для женщин официальный брак перестал быть самой удобной формой существования – и в плане финансов, и выращивания потомства, и социальной защищенности, и всего остального. Теперь каждый может безбедно прожить и в одиночку. Более того, теперь мало, чтобы партнер всего лишь «не пил, не бил, не гулял…»

– У меня так бабушка говорила, – вставила Вера.

– Вот именно, это психология предыдущих поколений. Они не ждали от брака в обязательном порядке глубокого взаимопонимания, невероятной сексуальной совместимости… Раньше годами с алкоголиками и насильниками жили, терпели, а сейчас другая крайность – чуть что, сразу разбегаться и потом снова находить то же самое. Вот ведь в чем собака порылась – если ты не проработаешь проблему, ты ее принесешь в следующие отношения, хоть официальные, хоть гражданские, хоть мимолетные.

Вера задумалась. Ирина принялась за подоспевшего карпа.

– Брак теперь рассматривается как проект, – Ирина умудрялась и жевать, и говорить одновременно, – который может быть признан успешным или неуспешным и, соответственно, в любой момент завершен. И трагедии в этом нет. Сейчас и профессии одной на всю жизнь мало кому хватает, слишком быстро все меняется.

– Это точно.

– Есть мнение, и я его разделяю, что за целую жизнь каждый человек проживает несколько браков. Просто у кого-то это происходит с одним и тем же партнером, а у кого-то – с разными. И кому больше везет – сложно сказать.

– В смысле?

– Вер, ну человек же меняется в течение жизни. Вот смотри, ты замуж вышла, получается, лет в двадцать…

– Да, в двадцать.

– Ну вот. Но ведь ты в двадцать лет и ты сейчас – это два разных человека. Ты же менялась.

– Пожалуй…

– И в какие-то периоды еще изменишься. Но сложность в том, что в отношениях вас двое. И партнер – тоже меняется! Так вот эти два новых человека на каждом этапе должны быть совместимыми… Иначе как оставаться вместе? И главное – зачем?

– Да… действительно зачем… Ирин, ну а как же дети?

– А что дети? Они по-твоему не замечают, что на самом деле происходит? Они не считывают эмоции и реальное состояние родителей? Они же не дурачки. Если видят, что взрослые им врут, говорят «все отлично», а сами уже друг на друга смотреть не могут, думаешь, это на детях будет хорошо отражаться? В таких случаях дети, особенно подростки, начинают закрываться от родителей или врать им в ответ. А еще могут вести себя по-разному с отцом и матерью, использовать, так сказать, конфликт между ними в собственных интересах.

Вера была поражена – подруга будто рассказывала об ее Маше. Так вот почему она стала скрытничать! Она чувствует, что что-то между родителями происходит…

– Ты, конечно, профи, Ирин. Сижу слушаю тебя и поражаюсь, как ты все грамотно по полочкам раскладываешь, – Вера немного помялась, но все же решила спросить. – А как вот ты считаешь… если жена подозревает измену… А муж не подтверждает свою неверность, но и не отрицает. И она думает, разводиться или нет с ним. Что в таких случаях ты бы посоветовала?

– Ну, я так понимаю, ты о себе сейчас? – Ирина внимательно посмотрела на Веру, которая не смогла отвертеться и молча кивнула. – В таком случае главный вопрос не в том, разводиться или нет, а в том – подходит тебе этот человек для совместной жизни или нет. Если да, то и измену можно пережить. Если, конечно, при этом оба будут идти навстречу друг другу.

– Вот! А он не идет. Спрашиваешь в упор – обижается и уходит.

– Это плохо. Один из партнеров не может наладить отношения за двоих. Каждый должен внести свой вклад в строительство общего дома. Так что по моему опыту, и консультационному и личному могу сказать: нет смысла бороться за отношения с человеком, который демонстрирует абсолютно неприемлемое для тебя поведение. Будь это алкоголизм или просмотр сериалов в одиночку – неважно, тут каждый сам решает, с чем не готов мириться. И если при этом партнер игнорирует твои четкие послания о том, что тебя не устраивает, то как ты будешь с ним дальше? Или смиряться и продолжать жить так же… или расставаться, – Ирина положила нож и вилку поверх рыбных костей.

– Ну да… – согласилась Вера.

– И еще. Если тебе с ним хуже, чем без него, то, даже если там нет никаких измен, зачем оставаться с ним и мучиться? Зачем вообще мучиться, если можно не мучиться? Жизнь-то одна. А о детях можно заботиться и вне брака. Поверь мне.

Следующие два дня, пока Ирина была в походе, у Веры не выходил из головы состоявшийся между ними разговор. Он повернул размышления о ее отношениях с мужем в иное русло: «Пожалуй, Ирина права, Андрей – не тот человек, с которым я хочу продолжать жить вне зависимости от того, как дальше будет или не будет развиваться история с обвинениями его в домогательствах к кому бы то ни было. Какое счастье, что Алекса не откопала ничего новенького! Ну, сестра и сестра. Не хочу знать подробностей. И кстати, здесь, без него, я уже почти целый месяц и действительно чувствую себя намного легче. Так что я не погорячилась в тот день, когда он назвал меня танком – это наружу вырвалось то, что давно зрело внутри. Надо расставаться.

Кстати, не надо забывать, что в универе он был таким ловеласом, что про него легенды ходили. Жил всегда один в съемной квартире, чтобы точно никто не видел, кто к нему ходит, кто на ночь остается. Не может же быть, чтобы такой харизматичный молодой человек до меня сидел девственником взаперти. Секс, говорит, у нас всегда был не очень… Конечно, после оргий, к которым он, поди, привык по молодости, не очень. Да и я бы не сказала, что очень. Что-то не припомню я дикого восторга у себя. Куда все навыки-то подевались?

Конечно, станешь тут танком, когда пехота бессильна! Рассказывал бы что и как, так, мол, и так, ничего не было – не возникало бы никаких подозрений с моей стороны. А то телефон кладет дома всегда экраном вниз, а ноутбук так вообще вырубает, даже когда на десять минут в туалет идет, потом сам же по паролю его и включает, время теряет. Не паранойя ли? Или есть, что скрывать, не иначе. Будто я бы стала там что читать.

Ну, перестала тебе нравиться жена, так и скажи. Зачем годами издеваться над живым человеком? Почему я должна постоянно чувствовать себя неполноценной, нежеланной? Не первый год ведь бьюсь над разгадкой. Ирина права, тот брак, который мы заключили пятнадцать лет назад, закончился. Мы стали другими людьми. И этим людям стало тяжело вместе.

И какая же я все-таки дура… Ведь два года назад, когда я поехала с Натальей в Барселону, я уже доходила до края и летела туда с твердым намерением, что пора разводиться. И это еще без всяких историй с заявлениями молодых девиц! Но… там все пошло не по плану… и привело вот к таким печальным последствиям – стало еще хуже».

После двух дней подобных рассуждений Вере ночью приснился странный сон. Она ехала куда-то в такси на заднем сиденье и очень плохо себя чувствовала: у нее болел то ли живот, то ли голова. Дорога предстояла еще долгая, боль усиливалась, и Вера отстегнула ремень безопасности и скрюченным эмбрионом завалилась на сиденья. Она лежала с закрытыми глазами, обхватив себя руками, и чувствовала, как ее мотает из стороны в сторону, будто водитель едет все быстрее и быстрее, не снижая скорости на ухабах. Вскоре стало ясно, что такая езда небезопасна, и Вера приподнялась, чтобы попросить таксиста вести машину аккуратнее, но к своему ужасу не обнаружила его на водительском месте. На переднем пассажирском его тоже не было. Это был какой-то сюр: Вера металась по салону несущегося по загородному шоссе автомобиля, в котором никого, кроме нее, не было. Рассуждать, как такое случилось, было некогда, и она стала протискиваться к рулю между передними креслами. Но ведь она не водит! Она давно не практиковалась, сможет ли она в потоке машин вырулить на обочину и безаварийно остановить ее?! В глазах все мелькало, в ушах стучало, руки тряслись. Вера проснулась в холодном поту. Оглядевшись, села на кровать. Слава богу – сон.

Босиком она вышла на террасу. Звенящая тишиной влажная ночь облепила Верино вспотевшее тело. Захотелось принять душ или окунуться в море, но его было совсем не видно в темноте. «Только что спаслась от автокатастрофы, – усмехнулась женщина, – так что вряд ли стоит подвергать себя новой опасности – плаванию в кромешной тьме».

Фу… жуткий сон. Что бы он мог означать? Вера пошла вниз на кухню, ступая босиком по прохладным кафельным ступеням, усыпанным крупными увядающими цветками, постоянно осыпающимися с растущего рядом дерева. «Господи, будто тут гроб проносили, – подумалось ей. – Тьфу ты, черт! Какая ерунда лезет в голову! Целый месяц подметала эти ступени, и такая мысль ни разу не приходила в голову».

Вера выпила воды и посидела в темной пустой кухне. «Что означает этот сон? Ведь был таким реальным, сразу и не сообразишь, что неправда. Может, с Андреем что-то? Да вряд ли, уже сообщили бы. Да и не было его в этом сне. Не-е-ет, этот сон не про него, а про меня. Это такси – моя жизнь, мой брак, я сама села на заднее сиденье, полностью доверилась водителю, устранилась от принятия решений и поставила себя в ситуацию, когда от меня ничего не зависит. Я всем телом чувствую, что теперь автомобиль стал неуправляемым, что пришло время брать руль в свои руки и ехать туда, куда надо мне, а не куда привезет машина. Иначе так всю жизнь и проживешь под облаками и не увидишь солнца».

Вера опять вспомнила себя после Барселоны: «Если я повторю ошибку и снова останусь с Андреем, то просто еще раз буду надеяться на чудо, которого в принципе быть не может. А ведь за два прошедших с тех пор года я могла бы уже пережить самые тяжелые стадии расставания… Сколько еще лет я хочу отнять у себя? И Машка ведь все чувствует, вот уже и врать мне стала. Что дальше от нее ждать в таких условиях?»

Ждать пришлось недолго.

Последний день на море был распланирован по часам: утром – плавание и упаковка чемоданов, вечером – поездка в соседний город на концерт какого-то обожаемого девочками музыканта, на выступление которого еле удалось достать билеты в самом начале отпуска, а обеденное время Вера выделила для общения с Ириной, которая накануне поздно вечером должна была вернуться из похода.

На следующий день надо будет прибыть в местный аэропорт ни свет ни заря, чтобы сначала отправить Кит одним рейсом, а Вере с Машей полететь домой другим, гораздо более поздним. Отправка несовершеннолетнего ребенка без сопровождения взрослых – дело хлопотное, не каждой авиакомпанией допустимое, но возможное. Поскольку поездка в Черногорию возникла довольно спонтанно, а родители Кит давно уже планировали вместе с дочкой на весь сентябрь улететь на очень важный для них фестиваль на другом конце земного шара, то родился такой план: Вера с девочками едет в Черногорию, а оттуда они уже разлетаются в разные стороны.

Машка завидовала подруге – у той на весь сентябрь, считай, продляются каникулы. Кит, правда, обещала выполнять все задания дистанционно, но, согласитесь, учиться в гамаке на пляже и в стенах школы – совсем не одно и то же. Предстоящая на целый месяц разлука нагоняла на девчонок волнение. Они с беспокойством ждали концерт на адриатическом берегу под открытым небом, поэтому не стали валяться до полудня и поднялись сразу, как только Вера ушла плавать.

Когда она вернулась обратно с пакетом свежих фруктов, Машка была в санузле, Кит готовила завтрак. Ее отяжелевшие от воды дреды, упакованные в большое подоткнутое наверх полотенце, оттягивали голову девушки назад, отчего ее профиль походил на профиль Нефертити.

– Ты помыла целиком все волосы? – удивилась Вера.

Уже четыре недели она наблюдала, как девушка лишь промакивает после моря корни своих красочных колбасок разными примочками, чтобы соль не разъедала кожу.

– Угу, – ответила Кит, запихивая в рот обрезки от сооружаемых бутербродов. – Мы же на острове будем жить в походных условиях, там не помоешь.

– А как часто надо мыть дреды?

– Можно раз в неделю. Можно раз в месяц. Или даже реже. Я летом мою раз-два в месяц, как испачкаются. Зимой реже – сушить долго.

– А феном?

– Феном плохо – пушатся сильно, лучше пусть сами сохнут. Ща похожу немного в полотенце, а потом – на солнце. Кстати, от соленой воды дреды классно сваливаются.

– Это хорошо или плохо? – не поняла Вера

– Конечно, хорошо, – засмеялась девушка. – Дреды – это и есть спутанные локоны.

Кит выдернула конец полотенца из сползающего ей на лоб тюрбана и наклонилась вперед, чтобы потуже затянуть ткань вокруг головы. Когда девушка выпрямилась, подтыкая край полотенца в районе лба, Вера впервые увидела ее шею сзади – место, которое всегда было скрыто под дредами – и обомлела. Откушенный кусок персика вывалился из ее разомкнувшихся зубов на стол.

– Что с вами? – засмеялась Кит.

– Подавилась… – Вера натужно закашляла и поспешила отвернуться.

Она засуетилась и направилась к выходу из кухни.

– Теть Вер! – вдогонку ей крикнула Кит. – А у вас есть тонкий крючок?

– Какой крючок?

– Обычный, для вязания.

– Есть. Зачем тебе?

– Дреды подплести у корней. Крючком удобно.

– А… да, есть. Я сейчас принесу.

Вера опрометью взлетела на второй этаж и застыла там посреди гостиной, тараща глаза: «Может ли это быть правдой? Померещилось? Надо посмотреть еще раз. Но незаметно, чтобы не спугнуть ее. Так. Крючок. Она просила крючок».

Собравшись с силами, Вера заглянула в тумбочку около своей кровати в поисках инструментов для вязания и наткнулась на документы Кит. Они лежали в отдельном прозрачном файле – паспорт, разрешения от родителей, билеты и прочее. «Кит. У нее же много имен. Неужели подсказка все это время лежала здесь? Черт! – Стараясь не помять страницы паспорта, Вера вытащила его из файла и с нескольких попыток открыла на первой странице. – Никита Сабрина Китти Оффенбаум. Никита. Произносится с ударением на последний слог, как в фильме с Жаном Рено. Но каким бы ни было ударение, имя начиналось с «Ник». NIKo… По идее, должно было быть NIKI… Но, может, имелось в виду – Ник-ита О-ффенбаум?..»

Вера впала в ступор. В невесомом состоянии она нашла крючок и вернулась на кухню как раз в момент, когда Кит перекидывала свою свалявшуюся гриву от лица к спине, чуть ли не задевая потолок своими спутанными колбасками. На мгновение мелькнув, основание шеи снова было погребено под разноцветными веревками. Да, сомнений быть не могло – это была она: точно такая же звездочка, как у Маши. Ровно на том же месте. «Не переживайте, теть Вер, мальчики нас не интересуют», – пронеслось в голове и потемнело в глазах.

Надо дождаться, пока девочки уйдут на пляж. Они будто назло собираются неспешно.

И Кит берет с собой планшет?

– Не боишься, что сопрут? – пытается остановить ее Вера.

– Так я же сегодня не плаваю. Буду сушить дреды и ждать Мэри на берегу.

– Ясно.

«Ничего не ясно! А вдруг я ошибаюсь? Пожалуйста, господи, пусть я ошибаюсь! Может, это просто модно сейчас? И все девочки делают одинаковые татуировки?» – Вера глянула с террасы – пока не видно. Наверное, они еще не дошли до пляжа. Как бы не вернулись! Заглянула в спальню подружек: две кровати, разделенные окном и тумбочками, были не заправлены, на полу лежали полусобранные чемоданы.

«Хорошо. Машкин планшет валяется на кровати. Обычно девчонки плещутся в море часа полтора плюс-минус полчаса. Значит, у меня час», – шептала Вера.

Спасибо доверительным отношениям – дочь не паролила вход в планшет. Но неужели мать Веры права, и эта свобода доводит черти до чего? «Так, сейчас не до условностей. Надо узнать правду во что бы то ни стало, – Вера открыла «ВКонтакте». – Так, вот сообщения. Ага, одно из последних – переписка с NIKo. Значит, либо он ее не бросил, либо это – не он. И не знаешь, что хуже!»

Вера ткнула на аватарку с картинкой в стиле японских мультиков. Сердце бешено долбилось в грудь. Да… это она – NIKo, Ник-ита О-ффенбаум. Чуть прокатилась по хронике вниз – замелькали фотки… «Слава богу, их нет в кадре вместе. Зато есть частями. Вот снимки с нашей террасы, вот из старого города, где мы ужинали… и ведь ни одной нормальной фотки, портретной или пейзажной! Одни куски изображений, фонари, травинки – художница хренова! Машкино плечо. Черт… А это девичьи запястья с браслетами, купленными в сувенирной лавке, коленки… и знакомый край юбки… А вот и рисунки, которые создавались на днях на Вериных глазах, половина из них – Машины портреты. И как это понимать?»

Вера одним разом выдула все содержимое своих легких и отвела взгляд от экрана. «Ах, да, что же я теряю время! Надо смотреть переписку».

Сколько времени? Обеспокоенная мать схватила в гостиной какой-то журнал и вложила в него планшет, вышла на террасу. Вдалеке плескалась фигурка дочери в ярком купальнике. «А вдруг Кит неожиданно нагрянет? Но не за планшетом же, зачем он Маше в море? Спокойно. Я тут читаю на шезлонге, надо еще взять свою книгу, вязание. Вот, все здесь – все, как обычно. Отсюда я увижу любого, кто приближается к дому. Если что, помашу девочкам рукой, спокойно встану и отнесу планшет в их комнату.

Итак, у меня еще полчаса. Переписка. Господи, а вдруг они уже того… У меня под носом! О боже, получается ту статью про кунилингус еще до отпуска Машке присылала Кит. Вот поганка! Она же ведь почти на год старше… Так, не нагнетать! Надо читать переписку, пока есть возможность».

Глаза галопом поскакали по строчкам, пропуская ничего не значащие фразы. А какие из них ничего не значащие? Понять бы, да некогда. Воспаленный мозг матери выхватил «обещай, что в последний день точно», «я буду скучать», «у тебя красивые глаза», «как думаешь, она догадывается».

Вера хотела найти ту статью, чтобы понять, что после нее происходило между девочками, но боялась, что пока будет скролить до нее, потеряет время, поэтому читала в обратном порядке, чем еще больше себя запутывала.

Совсем рядом раздался смех Маши и Кит. Шпионка подпрыгнула вместе с шезлонгом, чуть не уронив планшет, и молнией рванула в спальню девочек, чтобы вернуть все на место. «Черт! Надо было закрыть «ВКонтакте»!» Вернулась, снова включила, вышла из ВК, закрыла. Вернулась на шезлонг, вцепилась руками в вязание и уставилась вдаль, закрыв глаза очками от солнца.

– Мам, что с тобой?

– А что со мной?

– Бледная какая-то.

– Что-то живот прихватил, – с ходу соврала шпионка.

– Блин, ну вот. Поездка на концерт накрывается?

– Нет. Я уже таблетку выпила. Скоро пройдет.

Девочки пошли на кухню. Вера лежала на солнцепеке посреди террасы, забыв передвинуть шезлонг под пальму, и слушала доносившиеся снизу девичьи голоса. Голоса… А зачем они вообще переписывались в августе, если были все время вместе и могли все обсуждать устно?

Только теперь до Веры дошло, что весь отпуск подружки переписывались у нее на глазах лишь в те моменты, когда не могли говорить друг с другом вслух. Вот поэтому сообщений за последний месяц было так немного! Теперь Вере стало казаться, что все фразы, которые она запомнила из переписки, носят определенный подтекст. Сейчас будет солнечный удар… Надо зайти в дом, в тень.

Вера переползла в свою комнату на кровать.

«А может, это всего лишь дружеские татуировки?» – Вера взяла свой ноутбук и стала набирать: «парные татуировки», но не успела она допечатать словосочетание, как поисковик предложил варианты его продолжения: «…эскизы», «…для сестер», «…для пар», «…для подруг» и далее. «Всё не так безнадежно. О! Тут даже есть “парные татуировки с мамой”! Это просто я от жизни отстала, выходит? Может, у них у всего класса такие рисунки на шее? Хорошо, не “во лбу звезда горит”…»

Вера уже хотела закрыть ноутбук, но черт дернул ее набрать «однополая любовь школьниц», и она чуть не потеряла сознание от обилия информации, картинок и видео на заданную тему. Это тебе не вязание – назад не распустишь, чтобы развидеть уже увиденное! А жаль.

Внезапно проснулась злоба на родителей Кит: «Всё-таки от этих неформалов ничего хорошего не жди! Нормальные люди заберут ребенка из школы на целый месяц в начале девятого класса? Нет, конечно! Экзамены же сдавать. Господи… А я нормальный родитель? А Андрей? Как ловко Машка обвела его вокруг пальца! Он еще просил, чтобы я согласилась взять эту подружку с собой… Где грань между строгостью и свободой?.. Получается, мы с ним, как дураки, поругались из-за того, что дочь доверилась ему, а не мне, а на самом деле она обманула нас обоих! Все произошло ровно так, как объясняла Ирина – подросток, чувствуя проблемы между родителями, ловко манипулирует каждым из них. Но можно ли Машу винить за это? Она же тут тоже жертва обстоятельств. Пока мы бьемся друг с другом, она чувствует себя одинокой и ищет понимания и ласки у посторонних людей. У ровесников. Это нормально для ее возраста…»

Размышления прервал приход Ирины. Глядя на Веру, она сразу поверила, что та приболела. Посиделки на сегодня отменялись, и подруги пообещали обязательно связаться друг с другом по возвращении домой.

До выезда в аэропорт оставалось менее суток. Вера старалась все это время не оставлять девочек вдвоем ни на минуту. Она контролировала их сборы, придумывала все новые дела по дому, на концерте, чуть не оглохнув, скакала рядом с ними, а потом легла спать на диване напротив дверного проема в их комнату, соврав, что якобы случайно пролила на свой матрас воду из вазы с цветами. Завтра Кит улетит, и за месяц можно будет спокойно все обдумать и что-то предпринять. Сейчас же Вера действовала в горячке.

Кит улетела. Вера с Машей ждали в аэропорту свой рейс. Машка с унылым лицом нацепила наушники и уселась на полу рядом со своим рюкзаком. Послезавтра ей в школу, а Кит к этому времени с многочисленными пересадками только доберется до маленького острова посреди океана.

Бессонная ночь и напряжение склеивали глаза Веры. Несмотря на свою страсть к свежевыжатым сокам, она сейчас заказала самую большую чашку кофе и устроилась за столиком закусочной с вязанием, чтобы не уснуть.

– Верочка? – вдруг окликнул ее знакомый голос.

– Марго?

Дама была неизменно в шляпе с большими полями и с веером в руках. Месяц на побережье затонировал ее кожу сдержанным равномерным загаром. Такой бывает только от контролируемого пребывания на солнце.

– Можно? – спросила она, выдвигая свободный стул из-под Вериного столика.

– Да, конечно! Присаживайтесь.

Марго расправила сарафан, куполом накрывший сиденье, и между делом заметила:

– С отдыха едете, а выглядите уставшей. Что-то случилось, Верочка?

– Да… дочка чудит. Подросток.

– О-о-о! У вас девочка? Это прекрасно! Девочку нужно сразу, с младых ногтей, приучать думать всегда о себе. Женщина должна знать, что она – центр Вселенной, что все должно крутиться вокруг нее. Потом этому научиться крайне сложно. Но возможно. Больших усилий требует.

– А… зачем это?

– Как зачем? А как же она будет строить отношения с мужчинами?! – искренне удивилась дама, обмахивая себя веером.

«Ох, дай бог чтобы с мужчинами, – подумала Вера. – Но не сейчас! Не в четырнадцать!»

– Святые угодники! Какая красота! – Марго обратила внимание на то, что делала собеседница. – Вы профессионально вяжете?

– Да. И вяжу, и шью, и вышиваю, – вздохнула мастерица.

– Это судьба, Верочка! Вы должны дать мне свой телефон. Мне скоро понадобится свадебный наряд, – хитро улыбнулась опытная невеста, разглядывая вязаное полотно. – Верочка, у вас такое прелестное качество! Спасибо небесам! Знали бы вы, сколько я искала мастерицу, которая в одном стиле мне сделает весь свадебный комплект. Этот раз может стать для меня последним, поэтому все должно быть безупречно. Представьте, брючный костюм цвета слоновой кости, такой, знаете, не старой безжизненной кости, а ближе к освежающему оттенку шампанского. Жакет мягкого покроя я не буду застегивать – должна быть видна полочка топа. Его надо связать вручную из тонкого, чуть поблескивающего ириса. Узор должен быть изысканный и повторяться в зонтике. Хочу, знаете ли, ажурный зонтик от солнца.

Вера поразилась точности деталей будущего наряда, клиенты редко видят такие подробности, и спросила Марго уже как будущую заказчицу:

– А когда у вас свадьба?

– Ближе к Новому году, думаю.

– Зимой ажурный зонтик? – удивилась Вера.

– Ну что вы, такой наряд не для заснеженных пейзажей. Жених уже ищет красивые виды для торжества и достойные апартаменты для медового месяца где-нибудь в Сингапуре или на Окинаве. У меня проблема одна – наряд. Верочка, умоляю, возьмитесь за этот заказ.

– Но… не знаю… Это большая работа.

– Средства есть, уверяю вас. Я умею ценить качество, поверьте.

– Хорошо, – сдалась Землицына и продиктовала свой телефон. – Потом она посмотрела на статную даму и осмелилась задать вопрос: – Марго, у вас такая осанка, фигура. Вы занимаетесь спортом, особое питание?

– Ну что вы, зачем? Это отношение к себе и порода.

– Породу, к сожалению, не выбирают, – вздохнула Вера, вспоминая свою бабу Дашу.

– Тем тщательнее надо формировать отношение к себе, Верочка. Если есть, пить, носить только самое лучшее, то со временем сама становишься этим лучшим.

– Хм… Как же научиться это делать?

– Надо, прежде всего, думать о себе, тогда и мужчина будет думать о тебе. А если ты всегда в первую очередь думаешь о нем, то и он тоже – «о нем же», о себе любимом.

– А разве нельзя думать друг о друге?

Марго снисходительно улыбнулась:

– Сказки с детства любите? Звучит красиво, но так не бывает.

– Но… не знаю…

– Сомневаетесь? Давайте так. Сколько за вашу жизнь мужчин всерьез думали о вас?

– Один… наверное.

– Бывает, – сочувственно произнесла Марго и тут же успокоила Веру: – Но всё еще наладится, вы молоды и недурны собой. Так этот ваш мужчина, он о ком больше думает – о вас или о себе?

– Ну, он заботливый, щедрый…

– Верочка, я не о том. В постели он о ком в первую очередь думает?

– Если честно… то не обо мне.

– Вот видите. А теперь я свою статистику приведу. У меня было четыре мужа и один мужчина, которого я любила больше жизни.

Вере хотелось спросить: «А мужей вы не любили?», но она не успела.

– И это был единственный раз, когда я думала о мужчине больше, чем о себе. И чем все закончилось? – Марго вдруг хлопнула по столику сложенным веером.

– Чем?

– Моей беременностью и его нежеланием на мне жениться – вот чем. Пришлось срочно найти другого – это был мой второй муж. Так вот он и следующий любили меня до последнего вздоха в самом прямом смысле! И каждый супруг оставил неплохое наследство. Нынешний вот оказался жадноват. Но так я и развожусь с ним. – Дама поправила рыжие волосы и начала энергично обмахивать себя веером.

– А с первым почему разошлись?

– С первым… Дай бог памяти… С первым почему… потому что молодая была очень, и сдуру схватила первое, что попалось.

Вера мысленно спросила себя, не поступила ли она так же по молодости. У нее ведь не было других вариантов.

– Знаете, Марго, если честно, – призналась она, – я последнее время тоже подумываю про развод.

– И что же вас останавливает?

– Страшно как-то. Я всегда с ним была…

– Поверьте, Верочка, это не так страшно. Развод – не смерть, при взаимном желании процесс обратимый.

– Обратимый?

– Да. Если потом вы выстроите правильные отношения, хоть бы и с тем же мужчиной, то все может сложиться чудесно. Вот как думаете, за кого я собираюсь теперь замуж? – Марго игриво подняла бровь.

– За… того состоятельного господина, о котором мне рассказывали в прошлый раз?

– Да! А знаете, кто он? Мы ведь с ним очень давно знакомы. Можно сказать, с молодости!

– Как? И он вас всю жизнь ждал? – отложила вязание в сторону Вера.

– Нет, сначала, пока я была дурочка и заботилась о нем, а не о себе, он и думать обо мне не хотел. А потом, когда я правильно расставила приоритеты, он снова ко мне и приплыл.

– Вы хотите сказать, что это…

– Да-да. Это отец моего сына. Он, правда, его при жизни не застал. Ну так и поделом ему. Это в наказание за то, что меня бросил тогда. А сын был чудесный… про настоящего отца так и не узнал.

«Вот тебе и чувствуют все дети», – подумалось Вере.

– Но его тоже хороший человек вырастил. Настоящим отцом ему был.

– Он знал, что сын не его?

– Зачем? Нет, конечно. Да он и умер, когда сын еще школу не окончил. А мы в его генеральской квартире продолжили жить. Так вот, возвращаясь к моему нынешнему жениху, – последние лет десять этот безобразник неотступно следует за мной. Вот намучила его, теперь готова принять. Он тем временем значительно приумножил свои капиталы.

– А семьи у него все эти годы не было?

– Как же, была, конечно. Хорошую партию себе нашел. Только брачный договор не потрудился составить, так вот при разводе половину и потерял.

– А дети?

– Не дал ему бог больше. И нашего не увидел. Вот она где справедливость высшая.

– А сколько же ему лет теперь?

– Семьдесят семь. Красивое число, правда?

– Красивое, – уже ничему не удивляясь, подтвердила Вера. – Вы его любите?

– Всегда любила. Но теперь могу поставить на второе место, после себя. Без этого нельзя в брак вступать – обязательно страдать будешь. А жизнь – одна. Так зачем страдать, если можно организовать себе возможность не страдать?

Где-то Вера это уже слышала совсем недавно.

Объявили рейс в Белград, через который Марго летела на бархатный сезон в Грецию.

– Вы одна летите?

– Да, у меня там встреча с адвокатом по поводу развода.

– А почему не вместе с женихом? Нет ощущения, что теряете время?

– Намекаете на мой возраст?

– Нет, ну что вы!

– Да не смущайтесь. Все верно. Но если судьба нам быть вместе, то что решат недели и месяцы? Ведь помереть, Верочка, можно в любой день в любом возрасте, как мой драгоценный сын, например. Потому особенно важно ценить каждый час и наслаждаться им. А в Греции у меня хорошая компания по сентябрям, я там месяц-полтора провожу обычно. Зачем же отказываться? А жених мой соскучится – приедет, куда денется. А как вернусь домой, сразу к вам, начнем готовиться. Так, я не ищу больше никого, вы возьметесь за меня, обещаете?

– Обещаю.