Глава 26,

в которой Меган противостоит воротилам бизнеса

К несчастью, завтра наступил другой день, или, точнее, следующий день был другим днем, потому что я не вставала с постели до двух. После всей шумихи врач «скорой помощи» в Паркленде наложил мне на руку гипс только в четыре часа утра. У меня оказался поперечный перелом пятой пястной кости – травма боксера.

– Это уже третий гипс, который я накладываю сегодня вечером, – сказал мне врач. – Но вы первый мой пациент в старинном бальном платье.

Мама, папа и Джулия похмелялись за кухонным столом, потягивая кофе и пытаясь смириться с обрушившейся на их еще хмельные головы реальностью. «Энерджи ЭКСТИ» теперь владела ранчо и планировала его уничтожить. Мы были богаты, но потратили бы миллионы долларов на то, чтобы вернуть все как было. Хэнк Уотерхаус обвел нас вокруг пальца, обманул меня и теперь страшно собой гордился. Я думаю, он уже не занимал никчемную должность и не сидел в крошечном кабинетике. Как бы мне того не хотелось, поганец добился успеха.

Я налила себе кофе и села.

– Я не могу поверить, что втянула вас во все это дерьмо, – вздохнула.

– Меган, – сказал папа, – это мое ранчо, и любая сделка – моя ответственность. Хэнк обманул всех нас, включая меня.

– Если бы я не давила так сильно, – чуть не плача, сказала мама. – Я так хотела продать ранчо, но не хотела избавляться от него так… – Папа потянулся к ее руке. – Я не хотела, чтобы все вышло так плохо…

– Я знаю, – улыбнулся папа.

Прозвенел дверной звонок. Джулия подошла к двери, а затем вернулась на кухню с широко раскрытыми глазами:

– Меган, Эндрю Гейдж здесь, хочет увидеть тебя.

– Здесь?

– В холле.

Мама, папа и Джулия с изумлением посмотрели на меня.

– Понятия не имею, зачем он заявился, – фыркнула я и встала из-за стола.

Я ничего никому не рассказывала о своей встрече с Эндрю в «Плазе», даже Джулии. Да и что бы я могла рассказать? Эй, я говорила, что Эндрю Гейдж тайно был влюблен в меня с самого начала дебютов и все это время он пытался сказать мне, что Хэнк на самом деле конченый гаденыш, но я упорно игнорировала его предостережения?

– Эндрю.

– Извини, что пришел без приглашения, но я хотел поговорить с тобой лично.

– Конечно. Хочешь присесть? – Я указала на гостиную.

– Хм… а как насчет прогулки? – спросил он.

– Что, фотографы уже собрались? – поддразнила я его, и он засмеялся, покачав головой:

– Я не звонил им.

– Я тоже, – вздохнула я.

Мы спустились в двор, прошли по подъездной дорожке к сараю, затем двинулись через пастбище, никуда особо не направляясь, просто хотели уйти подальше от дома. Это был типичный декабрьский полдень, прохладный, но солнечный, и мы постепенно увеличивали темп. Вскоре дом остался далеко позади. Никто из нас не сказал ни слова, однако молчание не было тягостным, скорее уютным.

– Это был замечательный удар, – наконец сказал Эндрю.

Я остановилась:

– Ты был там?

Он кивнул.

– Маска коня?

Он снова кивнул.

– Джорджи позвонила мне после того, как поговорила с тобой по телефону. Когда она сказала, что ты подозреваешь Хэнка в обмане, я… Я должен был прийти.

От его слов мое сердце затрепетало, а к горлу подступил комок.

– Ты пришел, чтобы защитить меня? – тихо спросила я.

– Меган Макнайт, тебе не нужен защитник. Но я был очень… обеспокоен.

В течение нескольких месяцев я отталкивала этого парня, но он все еще старался прикрыть мою спину. Это было потрясающе.

– Эндрю, мне очень жаль. Я не слушала тебя. Ты пытался предупредить меня о Хэнке, а я тебя игнорировала. И все, что я наговорила о тебе в Нью-Йорке… В общем, я была неправа.

Он пристально посмотрел на меня, а затем рассмеялся. Не та реакция, которую я ожидала.

– Что тут смешного?

– Да нет, не смешно, конечно, – сказал он. – Просто… странно.

– Что ты имеешь в виду?

– Я пришел сюда, чтобы извиниться перед тобой, а ты опередила меня.

– Извиниться? Но почему?

– Во всей этой ситуации была во многом моя вина, вина моей семьи.

Я по-прежнему не понимала.

– Мы знали, кто такой Хэнк, какой он человек, и молчали. Хуже того, мы тогда дали ему много денег, потому что боялись огласки, скандала, который на самом деле никак бы нам не повредил. Но мы всегда были слишком… гордые. Мы должны были разоблачить его. Возможно, если бы мой папа был еще жив, мы бы справились с произошедшим лучше, но мы испугались. Мы просто попытались оттолкнуть его как можно дальше, и он взлетел и приземлился во дворе твоей семьи. Я так виноват, прости меня.

Искренность его извинений приятно поразила меня.

– Вот это да. Конечно же ты прощен. Прямо здесь и прямо сейчас.

– Спасибо, – улыбнулся он.

Мы повернули обратно к дому. Этот парень был абсолютно не тем, кем я его считала. Он был искренним, добрым, умным. И я… любила его.

– Я ревную, ты знаешь. – Мы стояли на дороге. – Я давно хотел ударить Хэнка.

– Что? – спросила я, смеясь. – Ты хочешь сказать, что после того, как я подготовила для тебя плацдарм, ты не ринулся в бой?

– Нет! Я пытался, но по пути столкнулся с каким-то другим мудаком. Но я должен сказать тебе, что так не веселился с самого детства. Боже, да я вообще почти никогда не дрался – не хотел, чтобы на следующее утро о моих подвигах написали все газеты.

– Тебе просто нужно больше общаться с моей семьей. Моя двоюродная бабушка сражалась во времена Мексиканской революции!

– Ты явно унаследовала ее характер. – Эндрю посмотрел на луга. – Здесь так красиво. То, что эти ребята собираются сделать, просто мерзость.

Когда он уехал, я стояла на дороге, долго махала вслед и думала, что я совсем не знаю Эндрю.

Я не вернулась домой после того, как Эндрю ушел. Вместо этого я некоторое время гуляла по Абердину, пока не добралась до сарая. Несколько лет назад, не выдержав жалоб мамы на то, что я постоянно порчу дверь гаража футбольным мячом, папа нарисовал на боковой части сарая ворота, чтобы я могла тренироваться там вволю. Это было далеко от дома, и он решил, что, с какой бы силой ни била, я все равно не смогу сломать мощную деревянную стену сарая.

Я нашла старый мяч и начала пинать его. Линии, обозначающие ворота, почти исчезли, но их все еще можно было различить. Это был мой способ успокоиться, чтобы как следует обо всем подумать. И чем больше я думала, тем злее становилась. Мы не можем просто так взять и бросить ранчо на произвол судьбы! Попинав по мячу еще полчаса, я наконец придумала план. Нужно каким-то образом заставить власти штата Техас признать Абердин исторической ценностью. Тогда, возможно, проклятое «ЭКСТИ» не сможет разрушить здесь все до основания. Во всяком случае, я на это надеялась. Я знала кое-кого, кто уже прошел похожий путь. И я поняла, что, хотя Эндрю совсем недавно покинул ранчо, мне уже нестерпимо хочется снова услышать его голос.

– Это не так-то просто, – сказал Эндрю.

Я связалась с ним еще до того, как он вернулся в Даллас, и мы договорились встретиться в «Старбаксе» в Хайленд Парк Виллидж. Он сразу понял, к чему я клоню.

– Даже если Абердин признают исторической ценностью, это вряд ли помешает бурению, но формулировки в таких случаях всегда очень двусмысленны, поэтому мы можем чуть что грозить им судом, ставить всяческие препоны. В конце концов такой проблемный участок перестанет их интересовать.

– Что я должна для этого сделать?

– Ты должна спросить свою семью, готовы ли они к битве, – сказал Эндрю. – Это рискованно и дорого, и нет никакой гарантии, что вы выиграете. Вы можете использовать все свои ресурсы и все равно проиграть. Я не раз видел, как это происходило.

– Я понимаю и не прошу тебя совершить чудо. Просто мне нужно немного… помощи.

– От меня? – спросил Эндрю после непродолжительного молчания.

– Да. – Я вздохнула. – От тебя. Не мог бы ты помочь мне объяснить родителям мою идею?

– Ничто не сделает меня счастливее.

Итак, во второй раз за этот день Эндрю Гейдж поехал в Абердин, и мы сели за кухонный стол и рассказали маме и папе о моем плане.

– Итак, сначала ваше ранчо признают исторической ценностью, – подытожил Эндрю. – Затем вы заявляете владельцам «Энерджи ЭКСТИ», что у вас есть соответствующие бумаги. И это очень важно. Потом говорите им, что вернете деньги, если они разорвут контракт. А если они этого не сделают, вы подадите в суд.

– Я должен еще уговаривать этих мерзавцев? – фыркнул папа.

– Да, к сожалению. Если вы сразу же броситесь в бой, то им ничего не останется, кроме как принять вызов и биться до победного. Предложите им разумный выход из ситуации.

Папа кивнул, и Эндрю прямо заявил, что эта игра может затянуться и мы должны быть готовы к финансовому Армагеддону, которого только что счастливо избежали. Почти что неподъемный долг, большие счета и смутное будущее. Но мы можем вернуть Абердин.

Эндрю и я ждали, пока мама и папа все как следует обдумают. Мое предложение застало их врасплох. Папа растерянно посмотрел на маму, оценивая ее способности к драке.

– Ты ведь знаешь, что я скажу? – Мамин голос прозвучал на удивление бодро. Мы все повернулись к ней и ждали продолжения. – Я скажу, что Макнайты столкнулись с самыми серьезными проблемами в своей жизни, но, если мы будем держаться вместе, мы их счастливо переживем.

– Но Люси, – сказал папа, – а как же счета, долги?

– А что счета и долги?

– Дорогая, ты рассчитывала на эти деньги, хотела вытащить нас всех из финансовой ямы. А теперь наше будущее под угрозой.

– Да, но теперь я знаю кое-что, чего не знала раньше. Ты заботишься о нас больше, чем об этой земле. Так что, если ты хочешь драться, я буду рядом с тобой до конца. Кроме того, в морозильнике полно говядины – пройдет много времени, прежде чем мы начнем голодать.

– Боже, как же я люблю эту женщину! – воскликнул папа, и родители страстно поцеловались.

В тот момент я поняла всю глубину их чувств, и мне стало плохо оттого, что я когда-то так сурово осуждала свою маму. А ведь в эти мрачные времена она лучше всех нас сохранила присутствие духа.

– Девочки? – Папа посмотрел на меня и Джулию.

– Я «за», – решительно заявила я.

– Я тоже, – поддержала меня Джулия.

– Это будет нелегко, – предупредил папа.

– Но за это стоит бороться, как ни за что другое, – ответила ему мама.

«Энерджи ЭКСТИ» занимала верхние три этажа офисного здания из стекла и стали, которое стояло возле Северо-западной дороги, недалеко от Центральной скоростной автомагистрали. Из конференц-зала можно было видеть торговый центр, а вдали – центр Далласа. Я ездила мимо много раз, но никогда не была внутри.

За прошедший час дядя Дэн ясно и четко изложил нашу позицию молчаливому и спокойному Сэму Лэнхэму, четырем каким-то незнакомым мне мужчинам, одетым в скучные строгие костюмам, и мерзкому Хэнку Уотерхаусу. У Хэнка все еще заклеен нос, а под глазами разливались два прекрасных синяка. У Сэма и его мальчиков на щеках были ссадины, а разбитые губы, похоже, только-только зажили. Впрочем, дядя Дэн и папа выглядели не лучше. Я провела всю встречу, уставившись на Хэнка, который старательно пытался не встречаться со мной взглядом.

У нас был документ, подтверждающий, что Абердин имеет реальную историческую ценность. Он запрещал любые «кардинальные изменения», и мы были готовы подать в суд в тот момент, когда что-то большее, чем обыкновенный пикап, проехало бы на территорию. Однако, закончили мы, если они захотят расторгнуть договор, мы готовы вернуть деньги.

– Нам надо подумать. А пока мы будем на связи, – сказал Сэм и встал.

Дядя Дэн кивнул и стал не спеша собирать бумаги.

– Все хорошо? – спросила я в лифте дядю Дэна, который выглядел довольным.

– Пока тяжело сказать. Но они, так же как и мы, знают, что судебные разбирательства тянутся годами и опустошают даже самые тугие кошельки.

Мы спустились на подземную парковку.

– Как долго они будут принимать решение? – спросила я.

Дядя Дэн пожал плечами:

– Они будут тщательно обдумывать наше предложение. Постараются найти лазейку для маневра, проконсультируются со своими адвокатами, попытаются выяснить, действительно ли мы настроены серьезно.

Впереди рождественские каникулы. Сколько они займут? Десять дней? Значит, они появятся где-то через месяц.

– Тьфу! Как долго. А нам что, нужно просто ждать?

– Боюсь, что так, – вздохнул дядя Дэн.

Несколько недель, прошедших после нашей встречи с руководством «Энерджи ЭКСТИ», были, пожалуй, самыми мучительными в нашей жизни. Даже Рождество не помогло отвлечься. Мы с Джулией умоляли маму с папой отказаться от подарков. Нам ничего не было нужно, мы уже и так позволили себе слишком много. В любой момент мы рисковали столкнуться с огромным долгом.

Родители с облегчением согласились, и мы тихо отпраздновали Рождество на ранчо. Мы приготовили праздничный завтрак и отправились на дневную прогулку, совсем как в детстве. В одном мы уступили маме: позволили ей купить нам подходящие к случаю рождественские пижамы, так как это было семейной традицией. Мы открыли подарки в канун Рождества. Мама купила самые глупые пижамы на свете – красные фланелевые с танцующими снеговиками и пингвинами. Мы надели их, устроились под елкой и пили горячее какао с мини-зефиром, а потом рано легли спать. Джулия и я всегда спали в одной постели в канун Рождества. Когда мы были девочками, то долго не засыпали, хихикали и болтали, ожидая, когда же наконец копыта оленей Санта-Клауса застучат по крыше. Наконец приходил папа и притворно-строгим голосом велел нам спать, иначе Санта вообще не придет. Вот и той ночью мы лежали под одеялом лицом к лицу, в нескольких дюймах друг от друга, наслаждаясь семейным уютом и общими воспоминаниями обо всех рождественских праздниках, проведенных на ранчо.

– Я так горжусь тобой, – прошептала Джулия. – Ты такая смелая.

– На самом деле я ужасно трушу. Все это время я испытываю самый настоящий ужас.

– Быть смелой не значит ничего не боятся. Быть смелой – это значит испугаться, но все равно сделать то, что правильно.

– Я не могу поверить, что тебя не будет рядом со мной на следующей неделе, – вздохнула я. – Ты должна быть там. Обещай мне, что в следующем году точно дойдешь до конца.

– Эй, ну ты чего? Если все пойдет так, как мы спланировали, мы не сможем позволить себе в следующем году ничего подобного.

– Это правда. Но Бабушка Роуз оставила нам прилично.

– И тем не менее. Не думаю, что пойду на это, – сказала Джулия.

– Почему? Мне казалось, вся эта суета тебе нравится.

– Я тоже так думала. Но сейчас поняла, что уже получила от сезона все, что мне было нужно.

– Я так сильно люблю тебя, Джулия. – Я протянула руку и сжала ее ладонь.

– Я тоже люблю тебя, Меган. – Сестра сжала мою руку в ответ.

Я держала ее за руку, и через несколько минут ее дыхание стало глубже, она спала. Задолго до того, как на нашу крышу приземлилась запряженная оленями повозка, я тоже заснула.

На следующее утро вместо подарков мама приготовила нам шикарный завтрак – яйца по-ковбойски, чилакилес (острый соус с сыром на тортилье), бекон, печенье, мясной соус и галлон темного кофе. Мы объелись вкусной едой, а затем завалились на диван.

– Я подарю вам, девочки, одну маленькую вещь, – сказал папа.

– Папа! Вы обещали же, что обойдемся без подарков! – воскликнула Джулия.

– О, этот подарок не стоил мне ничего, кроме времени, – улыбнулся он.

А вот теперь мы были заинтригованы. Он протянул каждой из нас плоскую коробку размером около фута.

– Весит, как толстый свитер, – пошутила я.

Мы с Джулией открыли коробки, внутри каждой лежала небольшая статуэтка, сделанная из двух больших подков, составлявших букву «М». Вместе они образовали буквы МК. Наши имена были выгравированы в верхнем левом углу.

– Ты сделал это сам? – спросила Джулия.

Папа кивнул:

– Мне понравилось тогда в музее Нашера. Должен признать, что пока еще далеко от настоящего искусства, но…

– Они потрясающие, – выдохнула я, и мы бросились обниматься.

Я думала обо всем том дерьме, которое хотела получить в подарок все эти годы, и обо всем том дерьме, которое в итоге получила. Все это барахло было для меня ничем, пустой тратой денег. Единственным подарком, который я бы хотела сохранить на всю жизнь, была эта статуэтка.

Позже Джулия помогла мне попрактиковаться в техасском поклоне в гостиной. Когда мое колено опускалось на пол, неизменно раздавался хорошо слышный стук, и, даже держась за стул, я не могла изящно опуститься на пол. Моя другая нога в какой-то момент почему-то просто отказывалась сгибаться. Я боялась, что это происходит из-за моих перетренированных мышц: слишком уж много приседаний я делала, слишком много бегала и теперь была неспособна на легкие, почти танцевальные движения.

– Опять, – вздохнула Джулия.

Я наклонилась вперед, положив руку на стул. Пока я мучила свою деревянное тело, раздался звонок в дверь, и через мгновение на пороге появился Зак Бэттл в сопровождении нашей мамы.

– Привет, Джулия, Меган, с Рождеством, – сказал Зак, в руках он держал маленькую коробочку.

– Счастливого Рождества, Зак, – улыбнулась я.

– Счастливого Рождества, – промямлила Джулия.

Повисла неловкая пауза.

– Хочешь позавтракать? – спросила мама.

– Нет, спасибо. Хм… не могли бы вы… Могу ли я поговорить с Джулией наедине?

– Конечно, – сказала я и потащила маму на кухню.

Потом, правда, мы тихонечко пробрались обратно и замерли у дверей, намереваясь… да, совершенно верно, подслушивать.

– Я принес тебе кое-что, – сказал Зак и протянул Джулии коробочку.

Она открыла ее и вытащила маленького танцующего эльфа, который снова и снова повторял: «Извини».

– Во-первых, давай решим раз и навсегда, я – осел.

– Согласна, – сказала Джулия, скрывая улыбку.

– У меня даже слов нет, чтобы сказать, как я сожалею. Я хотел дать тебе немного пространства, чтобы ты уладила все так, как тебе будет лучше, и отправился в Нью-Йорк. Прежде чем я понял, в какое ужасное положение ты попала, прошло три дня, и я почувствовал себя полным придурком и испугался, что теперь ты не хочешь со мной разговаривать. А потом меня и вовсе парализовало от страха. Наконец Эндрю позвонил мне и сказал: «Перестань трусить и иди к ней». Я никогда не хотел причинить тебе боль и очень надеюсь, что ты дашь мне еще один шанс.

– Ты мне нравишься, Зак. И я ценю твой поступок, верю, что твои извинения искренни. И возможно, у нас могло бы что-то получиться. Но не сейчас. Мне нужно время, чтобы решить свои собственные проблемы, и только потом я впущу в свою жизнь парня.

– Я подожду, – улыбнулся Зак.

– Это может занять какое-то время, – ответила Джулия, тоже улыбаясь.

– Все в порядке, – сказал Зак. – У меня полно времени!

– Хорошо, тогда я тоже пойду тебе навстречу. – Джулия улыбнулась.

Зак вскинул голову, глаза его горели надеждой.

– Мне нужна пара для бала «Блубонет» в эту субботу. Как насчет того, чтобы после этого мы попытались все начать с чистого листа?

– Можешь на меня рассчитывать.

И тут мама, расчувствовавшись, обняла меня.

Когда Джулия, стоя в дверях, помахала Заку на прощание, к ней подошел папа. Он сунул телефон в задний карман джинсов и выглядел задумчивым.

– Что? – спросила мама.

– Сэм Ланхэм звонил. Мы можем вернуть Абердин.

– Ты шутишь! – воскликнула мама.

Но он не шутил. Мы с недоумением смотрели друг на друга, не зная, то ли радоваться, то ли печалиться. Готовы ли мы вернуть деньги и забрать ранчо обратно со всеми его долгами, тяжелой работой и вечным беспокойством обо всем на свете? «Да уж, не легкая задачка», – подумала я.

– Ну, с Рождеством! – крикнула вдруг я и обняла маму, а она меня.

Вошла Джулия и обняла нас всех.

Я уже облачилась в платьем с узким белым, расшитым ярким бисером лифом и длинной, в пол, струящейся юбкой. Мой волосы украшали крошечные желтые розы, искусно вплетенные в прическу. И теперь я изо всех сил старалась натянуть длинную белую перчатку на гипс, все еще сковывающий мою правую руку. Я потянула. И потянула снова. И снова, и снова… Но она упрямо отказывалась налезать.

– Я не могу этого сделать! – горестно вздохнула я.

– Брось, – небрежно сказала Марго.

– Но я должна надеть перчатки!

После двухчасовых сборов, в самый последний момент, когда лимузин уже был подан к двери, я не могла потерпеть поражение. Я просто хотела, чтобы весь этот кошмар поскорее закончился.

– Но твой гипс и так выглядит как перчатка. Я думаю, это символ твоей борьбы.

– Я планировала, что идеальный техасский поклон станет символом моей борьбы.

– Перестань беспокоиться об этом несчастном поклоне. Какая, в сущности, разница, как ты его сделаешь? Что произойдет, если ты присядешь не полностью, а лишь на три четверти или все увидят, что твое левое колено плохо сгибается? Тебя что, в тюрьму посадят?

– Нет, конечно, ничего такого не произойдет.

– Или от этого ты перестанешь быть женщиной?

– Нет.

– Тогда забудь об этой чепухе. Делай все, что можешь, и будь собой довольна. Быть взрослой женщиной не значит все время себя ругать, это значит принять себя такой, какая ты есть на самом деле, наконец-то познакомиться со своим истинным «я» и осознать, что ты – это не только твои успех и достоинства, но еще и недостатки и ошибки. Посмотри на меня. – Тут Марго указала на свое хипповое платье – ситцевое, в сине-белый цветочек, доходящее до колена, прекрасно подходящее для прогулки по прерии. А еще на ней были видавшие виды ботинки из мятой кожи с красными шнурками, а ноги… О боже, они были непобриты, и я отчетливо увидела волоски. – Все ли хотят так выглядеть? Нет. Но я совершенно точно хочу, и это делает меня счастливой. Так что, будь собой.