– Никогда не торопитесь, – сказала Энн, а я украдкой проверила часы: 4:40 вечера. – Проанализируем каждое движение. Хорошо воспитанная молодая леди всегда намечает себе цель, но никогда не спешит.
Третья неделя уроков манер для юных леди проходила в скромном одноэтажном доме Энн на Эдмонсон-авеню, в дальнем конце Парк-сити, на той стороне платной дороги Северного Техаса. Формально у нее был правильный почтовый индекс, но если ты был хорошо знаком с местной географией, то тебе сразу же становилось понятно, Энн зарабатывала на жизнь, а не была одной из местных беззаботных дамочек, на которых деньги сыпались как из рога изобилия, потому что никто, у кого водились деньжата, не купил бы себе дом к западу от платной дороги.
Мы с девочками сидели за обеденным столом, накрытым для чая. Энн очень серьезно относилась к чаепитиям. На столе лежали серебряные вилки и ложки, белые льняные салфетки, стояли фарфоровые китайские блюдца, чайник, молочник и сахарница, из которой торчала крошечная изящная ложечка, конечно же тоже серебряная.
– Для приготовления хорошего чая требуются три вещи: высокого качества чай, желательно листовой, горячая вода, но не кипяток, и правильное помешивание, – продолжала просвещать нас Энн.
Я волновалась. Скоро уже надо было отправляться на все выходные к Лорен, а мне еще надо было принять душ и собраться. А ведь у меня еще была курсовая, которую я уже и так задержала на неделю. И теперь мне предстояло просидеть над ней всю ночь, чтобы рано утром отправиться за город. Я снова посмотрела на часы. Прошла всего минута, и я громко вздохнула.
– Есть место, где вы должны быть прямо сейчас? – многозначительно спросила Энн.
Я знала, что веду себя грубо, но у меня была тысяча дел и миллион мест, в которых мне было бы предпочтительнее находится прямо сейчас. Гостиная Энн в этот список точно не входила.
– Подготовка является ключевым моментом, поэтому обо всем, что вам нужно, позаботьтесь заранее, – продолжила Энн, указывая на приборы на столе. – Узнайте, сколько гостей придет. Приобретите подходящую заварку. Убедитесь, что порция, которую вы отсыпали, помещается в заварочный чайник. Вам также потребуются лимон, мед, сахар и сливки. Некоторые люди любят пить чай с лимоном и медом, а кто-то предпочитает добавить немного сахара и сливок, поэтому вы должны подать к столу и то и другое. Но никогда не смешивайте лимон и сливки.
– А почему нет? – простодушно спросила Ханна.
– Лимон кислый, и из-за него сливки обязательно свернутся, – терпеливо объяснила Энн. – Итак, необходимо насыпать заварку, по одной чайной ложке на каждую чашку. – Она продемонстрировала, как следует засыпать заварку, двигаясь мучительно медленно.
Затем Энн пошла на кухню, и мы последовали за ней. Вскоре чайник оказался на плите. Я стояла сзади, постукивая от нетерпения ногой. Ну давай же быстрее!
– Будьте очень внимательны, не доводите воду до кипения. Сразу же снимайте чайник с огня, когда начнут подниматься маленькие пузырьки.
Я снова вздохнула, когда Энн выключила плиту, взяла прихватку и медленно сняла чайник. Девочки отошли в сторону, и мы все потащились обратно в столовую, где расселись вокруг стола и принялись наблюдать за тем, как Энн осторожно переливает воду в заварочный чайник.
– Заваривается листовой чай ровно четыре минуты, – сказала она. – Больше не надо. Время от времени, очень осторожно, поднимайте и опускайте фильтр.
Я готова была заорать!
В течение четырех минут Энн рассказывала о бутербродах, которые следует подавать к чаю, а также о том, где в Далласе следует покупать хлеб и настоящие английские сливки. Потом Энн перешла к выпечке. В какой-то момент я отключилась и принялась фантазировать о том, как рано уйду с вечеринки Лорен вместе с Хэнком, и напомнила себе, что нужно заранее договориться с Джулией, чтобы она не помешала в самый неподходящий момент.
– После того как чай заварится, разлейте его по чашкам. Держите чайник правой рукой и помогайте себе левой, чтобы удержать крышку на месте.
Энн уверенно наклонила чайник, из носика которого полилась ароматная жидкость. Мне даже показалось, что чай сейчас перельется через край, но Энн остановилась в самый последний момент, не пролив ни капли. Она спросила каждого из нас, как мы предпочитаем пить чай, и внимательно выслушала ответы. Сливки она налила так же ловко, как и чай, а сахар зачерпывала идеально ровными, одинаковыми горками.
Потом она показала нам, как следует держать блюдце и брать чашку. Мы все сделали глоток. Я поморщилась.
– Мисс Макнайт, вам есть что добавить?
– Просто… я хочу сказать, это ведь чай. Никто на самом деле не любит чай. На вкус он как вода из ванны. – Девчонки вздрогнули, а Изабель и вовсе пролила чай на блюдце. – Я уверена, что никогда за всю свою жизнь никого не стану поить чаем, так зачем мне знать, как его подавать?
– Чай, как и любой другой напиток, приготовленный для гостей, это повод, чтобы провести время за разговором с теми, кто вам небезразличен. Чаепитие создает приятную, расслабляющую атмосферу, а ваше внимание к деталям отражает ваше отношение к гостям. Если же гость вы, то ваше внимание свидетельствует о вашем отношении к хозяину.
В 4:59 вечера я бросилась к дверям:
– Спасибо, Энн, отличный был урок.
– Мисс Макнайт?
Я остановилась у выхода:
– Да?
– Не могли бы вы остаться и помочь мне прибраться?
Она что, шутит?!
– Мне очень жаль, Энн, но я не могу. Я уже опаздываю в одно место.
– О, я так и поняла. Впрочем, вы так явно демонстрировали свою нервозность на протяжении последнего часа, что мы все это поняли. Вообще-то я не должна была формулировать свою просьбу как вопрос. Просто останьтесь и помогите мне прибраться.
И что мне оставалось? Я положила обратно свою сумочку и с тоской посмотрела вслед девчонкам, выходящим из дома.
Я помогла Энн сложить тарелки и ложки и отнести их на кухню. Когда все лежало на стойке с раковиной, я наконец психанула и слетела с тормозов:
– Ну, и что дальше?
– Их нужно помыть.
– Разве это не то, для чего нужна посудомоечная машина?
– Это, – указала Энн на тарелки, чашки и блюдца, – двухсотлетний английский фарфор, доставшийся мне в наследство от матери. Его моют только руками и вытирают полотенцем.
Я раздраженно включила воду и взяла губку, а Энн достала из ящика маленькое полотенце. Когда вода стала горячей, я выдавила на губку моющее средство, и Энн, стоявшая рядом со мной, протянула мне первую чашку. Я взяла ее… и тут вдруг поняла, о чем она говорила. Чашечка была такая легкая и… нежная, как безе. Я посмотрела ее на свет, фарфор был почти прозрачным. Дизайн был выдержан в китайском стиле, ярко-синий. Я мыла ее осторожно, внезапно испугавшись, что могу нечаянно разбить или отколоть ручку. Я передала чашечку Энн так же аккуратно, как если бы держала в руках новорожденного.
– По какой-то причине, совершенно для меня неясной, я подозреваю, что внутри вас, Меган, живет прекрасная молодая женщина, – сказала Энн после того, как вытерла третью чашку. – Вот только я понятия не имею, как до нее добраться.
– Извините, – вздохнула я. – Просто у меня на этой неделе действительно очень много дел.
– У всех нас бывают ситуации, когда мы хотим находиться где-то еще, но проявлять нетерпение – значит вести себя грубо. Поспешность и мудрость вообще никогда не идут рука об руку.
Энн замолчала, я тоже не проронила ни слова, домыла чашки и перешла на блюдца.
– Быть любезной – значит вести себя так, словно нет на свете другого места, в котором бы ты сейчас хотела находиться сильнее. Даже если это неправда.
Я ополоснула молочник и теперь трудилась над чайником.
– Вы понимаете, что все эти маленькие девочки смотрят на вас?
– В самом деле? – Я замерла.
– О да, слышали бы вы их. Вы, Меган, именно та девушка, которой они все хотят быть, когда вырастут, – спортивная, но вместе с тем женственная, вы одеваетесь так, как нравится вам самой, но при этом вы будете танцевать на балу «Блубонет». Они следят за вами, ищут в вашем поведении подсказки, что следует говорить и как себя вести. И я не думаю, что раздражительность – это тот пример, который вы хотите подать им, не так ли?
– Да, вы правы, Энн.
– Я понимаю, что она вам не нравится, но обратите все же внимание на Лорен в эти выходные, на то, как она себя ведет, что делает. Она может быть очень обаятельной и любезной. – Энн закончила вытирать молочник. – Хотя я не уверена, что это естественное ее состояние.
О, МОЙ БОГ! Неужели Энн только что подколола при мне Лорен? Впрочем, шутила ли она? Я ничего не могла прочитать по ее спокойному, непроницаемому лицу. Не было ни улыбки, ни легкого мерцания в глазах, ни на секунду наморщенного носа… Но все же я была уверена, что только что услышала колкость.
– Я обращу на нее внимание. И… спасибо, Энн.
Она больше ничего не сказала. Вскоре вся посуда была перемыта и высушена, а я стала собирать свою сумку.
– Фарфор вашей матери прекрасен, – сказала я на прощание.
– Большое спасибо за то, что ничего не разбили. – И снова нельзя было понять, шутит Энн или нет.
В тот вечер мой чемодан – собранный, выпотрошенный, собранный снова и снова выпотрошенный, замененный на больший и собранный снова – стоял у двери, как собака, ожидающая прогулки. Завтра мы поедем на выходные к Лорен, целых два дня унылых пафосных разговоров, охота на фазана, приготовление еды на открытом воздухе… И в центре всего этого светского буйства – принцесса Лорен, представляющая сценку «джинсы и бриллианты». Я закончила смазывать и чистить свой дробовик, положила его в чехол и поставила у двери рядом с чемоданом. А потом вдруг решила перепроверить, все ли молнии на нем застегнуты, да и вообще все ли в порядке.
– Что с тобой? – спросила Джулия.
– Я не знаю! Но могу думать только о Хэнке! – воскликнула я.
– Добро пожаловать в мир, где у тебя есть парень, – спокойно сказала сестра.
– У меня был парень и до этого!
– Когда?
– Фред, младше меня на год, помнишь? – ответила я.
– Фред был не настоящим парнем.
Это было правдой. Я не думала о Фреде так много за те несколько месяцев, которые мы встречались, как о Хэнке за пять дней с тех пор, как мы лежали на диване в нашей гостиной.
– Итак, мы обо всем договорились? – спросила я. – Я не хочу, чтобы вы с Заком вошли в самый неподходящий момент.
– Да. Эмодзи «красное сердце» означает, что вы заняты.
Я придвинула чемодан ближе к двери и проверила, что его ручка надежно закреплена.
Воооу!
«Могу ли я зайти?»
Было девять часов, и Хэнк хотел «зайти». Я подумала, что могу упасть в обморок.
«Конечно!»
Я ответила и сказала Джули, что Хэнк уже в пути.
Я не знала, как далеко он был от моего дома, и забеспокоилась, не стоит ли мне переодеться.
– Она милая, правда? – спросила я, указывая на свою пижаму.
– Ты выглядишь великолепно, – заверила меня сестра.
– Она не выглядит неряшливо? – снова забеспокоилась я, и Джулия бросила на меня полный жалости взгляд:
– Нет, все хорошо.
– Нет, не хорошо! Я гуглила его!
– И что ты нашла?
– Ничего особенного! Всего лишь миллиард Генри Уотерхаусов, среди которых один-единственный человек носит звание капитана. Я нашла его – он работает в сфере недвижимости, в офисе на Центральной скоростной автомагистрали.
– Тогда он может быть уже недалеко, – сказала Джулия.
Я побежала в ванную и накрасила губы, попытавшись сделать их чуть больше, чем они были на самом деле, затем подошла к окну и посмотрела на парковку. Прямо напротив нашей двери место пустовало, но я еще не видела машину Хэнка. Тогда я метнулась в свою спальню и яростно принялась копаться в шкафу, за минуту перебрав десятки вариантов, но так и не придумала, что бы такое особенное мне надеть. Когда Хэнк постучал, я на полном серьезе раздумывала, не снять ли мне пижамные штаны, оставшись в одной рубашке, но, глядя на себя в зеркало, я так и не смогла решить, будет ли это выглядеть сексуально или все же нелепо. Но так или иначе тянуть дальше было некуда. Я кинулась в гостиную и развалилась на диване, делая вид, что увлеченно читаю историю Римской империи. Джулия подошла к двери, и как только она повернула ручку, я поняла, что держу книгу вверх ногами.
– Привет, Хэнк, – улыбнулась Джулия.
Я как можно более медленно произнесла про себя «Один Миссисипи», а затем подняла голову.
– Привет, – сказал он нам обоим.
– Привет, – отозвалась я и подумала, не кричала ли слишком громко.
– Извините, что пришел так поздно…
– Все в порядке, – слишком быстро ответила я.
– Я надеялся, что мы сможем поговорить. – Было ясно, что он имел в виду меня одну.
– Конечно, – кивнула Джулия и пошла в свою спальню, плотно закрыв за собой дверь.
– Хочешь что-нибудь выпить? – спросила я.
– Нет, спасибо.
Он подошел и сел рядом со мной на диван.
– Послушай… – начал он и замялся. – Ладно, все равно я не смогу подобрать удачных слов. – Он положил руку мне на бедро, и мне показалось, будто меня кипятком окатили. – Я не смогу поехать.
– Ох… Ты имеешь в виду, что ты не сможешь поехать…
– Я имею в виду эти выходные. У меня появилась работа, которую я должен сделать к понедельнику. Мне очень жаль.
– Все в порядке, – промямлила я, чувствуя себя так, будто меня выбросили в открытый космос без скафандра.
– Поверь, я пытался сделать все, чтобы отказаться, но я обычный сотрудник, а это чрезвычайная ситуация, очень важная для всей компании.
– Я понимаю…
– Так… Я хотел сказать тебе это лично, а не просто позвонить или написать, потому что я действительно хочу пойти, я на самом деле ждал этих выходных. – Он был таким добрым, таким чертовски красивым, таким искренним и таким близким, что мне почти полегчало.
– Я на самом деле понимаю, – вздохнула я и почти что не соврала. – Я рада, что ты рассказал мне это лично.
Хэнк подался вперед и притянул меня к себе, коснувшись своим лбом моего. Я изо всех сил пыталась сдержать слезы, но у меня ничего не вышло, и они ручьем полились из глаз. Я начала всхлипывать.
– Я обязательно буду сопровождать тебя на следующую вечеринку, обещаю.
Один его запах сводил меня с ума. Хэнк поцеловал меня, и я поцеловала его в ответ. Я прижалась к нему, наслаждаясь объятиями, и чуть не попросила его остаться, но, прежде чем я смогла сказать хоть слово, он отстранился и, прервав поцелуй, посмотрел на меня:
– Мне пора. У меня рейс в Остин в шесть.
– Хорошо, – покорно согласилась я.
На самом деле ничего хорошего во всем этом не было, но что я могла сделать?
Через несколько секунд он ушел, и только мой чемодан все еще стоял на своем месте, будто специально дразня меня. Дверь в комнату Джулии открылась, и когда я увидела сестру, то не смогла больше сдерживаться и разрыдалась в голос. Она бросилась ко мне и крепко обняла. Всхлипывая, я рассказала ей о том, что произошло.
– Это было очень мило с его стороны, – сказала она, обнимая меня.
– Я знаю! – И это признание сделало мои слезы еще горше.
– Я не поеду, – заявила я на следующее утро, мешая овсянку в тарелке.
– Ты должна, – возразила Джулия.
– Я скажу, что заболела. Я пришла на вечеринку Эбби с подбитым глазом и травмой головы. Все решат, что со мной и правда что-то серьезное, если я все-таки не пришла.
Джулия выпила кофе, я же полностью проигнорировала завтрак. Отпустить ситуацию не получилось. Я чувствовала себя… опустошенной. Всю ночь я жалела себя и теперь находилась на грани истерики. Я даже подумывала бросить тарелку на пол, как двухлетний ребенок.
– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказала сестра, – но…
– Никто не знает, как я себя чувствую! Это будет катастрофа, все всё поймут, и это будет… О боже, это будет ужасно!
Примерно в двенадцатый раз с тех пор, как Хэнк ушел, слезы обожгли мне щеки. Со вчерашнего вечера я почти полностью опустошила коробку с салфетками.
– Меган, ты должна пойти.
– Почему это? Вот папа, например, не идет. – Я знала, что веду себя как капризный подросток, но ничего не могла с собой поделать.
– Я знаю и это беспокоит меня. Так что скажи что-нибудь новенькое?
– Все плохо, очень плохо…
Джулия вздохнула.
Конечно, она была права. Если я не подхватила Эболу, мне придется пойти. Поэтому я вытерла слезы, в назначенное время запихнула чемодан в багажник, сестра села за руль, а я устроилась на сиденье рядом, закинув ноги на приборную панель. Я уткнулась лбом в стекло, всем своим видом выражая глубокую печаль. Все мои планы рухнули, и я решила для себя, что запрусь в своей комнате и не стану участвовать в развлечениях. Я взяла с собой учебник истории и планировала все выходные работать над курсовой.
– Значит, мы договорились – или заколдованный лес, или венецианский маскарад? – спросила Джулия, когда мы выехали центр города.
– Похоже на то…
– Я скажу маме. Теперь давай поговорим о нашей благотворительной деятельности, потому что мы должны решить и эту проблему тоже.
– Если хочешь.
– Как насчет рака молочной железы?
– Банально.
– Как насчет Общества защиты животных от жестокого обращения?
– Эшли заняла.
– Какая еще Эшли?
– Какая разница? А Лорен работает с детской больницей. Так предсказуемо и выше всяких похвал. Может, станем спасать тюленей? Или…
Джулия, не отвечала, позволяя мне упиваться своими страданиями.
– Ну, Меган, а что бы ты хотела сделать? – спросила она, когда я наконец выдохлась.
– Как насчет Техасского государственного исторического общества?
– Это не очень сексуально.
– А почему это вообще должно быть сексуально? Знаешь, вот поэтому я и ненавижу всю эту чушь. Люди обращают внимание не на то, что по-настоящему важно, а на антураж. Грустные маленькие котятки в клетках, дети в инвалидных колясках. Пожалуйста! Дайте два! – Я вздохнула. – Кроме того, я думаю, мы бы хорошо справились с этим. А техасцам останется здание или парк, которыми они и их дети смогут еще долго гордиться. Во имя Техаса!
Это звучало глупо даже для меня. Но Джулия была пацифисткой, всегда избегала конфликтов и прямой конфронтации, поэтому сделала вид, что обдумывает мое предложение, и, когда прошло достаточно времени, ответила:
– Хорошо, мы посмотрим на историческое общество, но продолжим обдумывать и другие варианты. Помни, мы должны продать много билетов.
Мы свернули на И-35 и направились на север мимо Центра американских авиалиний. Ранним субботним утром машин на дороге почти не было, и уже через десять минут мы оказались на северо-западном шоссе. До начала оставался еще час.
– Зак говорит, что Лорен думает, будто Эндрю собирается сделать ей предложение на выходных, – сказала Джулия.
– Я полагала, они уже помолвлены, – ответила я.
Я знала, что сестра просто пытается пересказом сплетен отвлечь меня от грустных мыслей.
– Да все так думают, – хмыкнула Джулия. – Бэттлы и Гейджи – старые друзья. Мне кажется, их отцы вместе отправились в Эксетер.
– Эндрю, должно быть, старше нас, верно?
– Да, на несколько лет. Мы заканчивали школу, когда Зак и Эндрю уже начали свой бизнес.
– Почему она решила, что это произойдет на этих выходных?
– Его мама летит сюда на частном самолете. А все, что связано с предстоящей вечеринкой, с этими «джинсами и бриллиантами», было идеей мамы Лорен. – Сестра подняла руку, показывая мне безымянный палец. – Получите распишитесь. Ну разве не алмаз?
– Какая тонкая ирония, – фыркнула я.
Я не могла объяснить почему, но этот разговор заставил меня чувствовать себя еще хуже, и я окончательно спряталась в своей раковине и всю оставшуюся часть поездки просидела молча, уткнувшись носом в стекло и глядя на дорогу. Джулия несколько раз пыталась вызвать меня на разговор, но своими односложными ответами я не оставила ей шанса. Наконец всего в миле от главных ворот она остановилась, припарковала машину и посмотрела на меня.
– Ты ведь знаешь, он хотел пойти и тоже очень расстроился. Ему пришлось остаться и работать, – сказала Джулия.
Мы остановились в парковочном кармане двухполосной заасфальтированной дороги, идущей к северу от Дентона, через маленький городок Пайлот-Пойнт. Это была страна лошадей, деревянных заборов и колышущейся под ветром травы.
– Дело не в этом, – с грустью ответила я.
– То, что это вечеринка Лорен, не означает, что не будет здорово. Эбби будет там, а вы всегда классно веселитесь.
– Наверное…
– И еще, я действительно ценю, что ты поехала. Ты нужна мне здесь.
– Я знаю.
– Я уверена, что Хэнк позвонит тебе на следующей неделе.
– Я тоже.
– Ну что еще не так? – Джулия начала раздражаться. – Я пробовала всю поездку подбодрить тебя, но ты совершенно не идешь на контакт.
Я хотела как-то объяснить ей, что на самом деле эти выходные означали для меня, какие планы я строила, какими надеждами жила, но у меня не было слов. Я хотела объяснить Джулии, как сильно хотела отдаться своим романтическим фантазиям, и никак не могла.
– Я, я…
– Что? – спросила она уставшим голосом. – Ты же знаешь, что можешь сказать все что угодно.
– Я… о боже…
– Ну что?
– Я побрилась! – Я опустила взгляд и уставилась на колени. – Ты понимаешь? Там… внизу…
Сестра ошарашенно посмотрела на меня, я наконец посмотрела на нее, и внезапно мы обе рассмеялись.
– О, Меган.
– Не все, просто… понимаешь… я оставила узкую посадочную полосу, – сквозь смех выдавила я.
Прошло несколько минут, прежде чем мы смогли успокоиться. Джулия с любовью посмотрела на меня, и я была страшно ей благодарна за то, что она у меня просто есть и я могу с ней делиться всякими глупостями.
– Теперь ты просто обязана повеселиться, – решительно заявила она.
Джулия продолжила путь, а затем, когда мы поднялись на последний холм, мы увидели их – стаю папарацци, разбившую лагерь перед воротами. Несколько человек подняли головы при звуке подъезжающей машины, но синий «субару» их не интересовал. Глаза их алчно сияли.
– Какой же этот Эндрю все-таки мерзкий, – пробормотала я себе под нос.