15. Воздушный шарик

Андрюша очень обрадовался, когда бабушка вчера сказала, что придёт папа и поведёт его в зоопарк.

Папу он теперь видел всё реже и реже, последний раз, кажется, папа приходил на день рожденья, когда Андрюше исполнилось пять лет. Вообще тогда собралось много народу, человек, наверное, семь, даже дедушка заехал, правда, совсем ненадолго.

И ещё в тот день было очень холодно, а папа пришёл нараспашку, без шапки, сказал, что шапку где-то потерял. Но папа ничуть не выглядел огорчённым, наоборот, сильно веселился и Андрюшу здорово смешил, щекотал его под мышками.

Бабушка, правда, потом на что-то обиделась, это уже после того, как дедушка уехал, и папу выгнала.

Андрюша тогда очень расстроился, долго потом плакал. Папу он любил, хотя пахло от папы всегда нехорошо, чем-то острым.

Спал Андрюша этой ночью скверно, ему снились разные звери, одни ему улыбались, а другие хотели на него наброситься.

Он метался во сне, отбивался от них, убегал и в конце концов проснулся очень рано, когда бабушка даже ещё не встала.

Пришлось скучно лежать и ждать, когда окончательно наступит утро.

Утром Андрюша не капризничал, всё быстро сделал, что положено, помылся, надел чистую новую майку с зайцем из мультфильмов «Ну, погоди!», аккуратно поел, чтобы её не запачкать, и сел ждать папу.

Так он просидел ужасно долго.

Он знал, что папа должен уже давно прийти, но его всё не было. Бабушка несколько раз предлагала Андрюше встать, посмотреть телевизор или даже пойти с ней гулять, но он наотрез отказывался, упрямо сидел на стуле. Решил дождаться папу во что бы то ни стало.

И дождался в конце концов. Вдруг настойчиво затрезвонил звонок, открылась дверь, и появился папа, большой, толстый, румяный. По запаху Андрюша сразу понял, что и сегодня тоже папа очень весёлый.

Папа подхватил Андрюшу на руки, пощекотал ему пузо. Бабушка стояла рядом, укоризненно покачивала головой.

– Чего, вы, тёща, головой мотаете? – бодро спросил её папа. – Смотрите, она ещё открутится, да, Андрюха? Будет у тебя безголовая бабка, во прикол!

И, подмигнув Андрюше, он громко рассмеялся.

– Бесстыдник ты! – укоризненно сказала бабушка. – Ребёнок вон заждался. Сколько уже сидит, с места не сдвинулся. Ты же в десять обещал, а уже полпервого. Ни стыда у тебя нет, ни совести!

– Дела у меня были! – заявил папа, поставив Андрюшу на пол.

– Знаю я твои дела! – заворчала бабушка. – Все твои дела в стакане. Глаза бы мои тебя не видели! Ребёнка вот только жаль! Эх, Гаврилин, Гаврилин! До чего ты дошёл! Посмотри на себя только! А ты ведь когда-то артистом был…

– А вот жалеть нас не надо. Мы ни в чьей жалости не нуждаемся, да, Андрюха? – Опять подмигнул ему папа.

Андрюша не знал, что делать. Он чувствовал, что всё снова может кончиться плохо, и, нервничая из-за этого, стал тянуть папу к двери.

– Как только бедную Аллу угораздило за тебя замуж выскочить!.. – совсем расстроилась бабушка и полезла за носовым платком.

– А вот Аллу трогать не нужно, – строго сказал папа. – Мы, может, с ней ещё на том свете встретимся. Любовь у нас была, понятно вам?

– «Любовь»… – всхлипывая, повторила бабушка, – Какая же это любовь…

– А вот это уж не ваше дело, извините меня, конечно, – окончательно рассердился папа.

– Папа, ну пойдём! – громко заныл Андрюша, почувствовавший, что ему необходимо вмешаться.

– Ладно, тёща, мы пошли, – усмехнулся папа.

Он немного успокоился, глаза опять обрели весёлое выражение.

– Нам с вами, Ревекка Аронна, делить нечего. Что было, то было.

Бабушка молча повернулась и пошла на кухню.

– Погодите минутку! – крикнула она оттуда.

Папа, заметно повеселев, снова подмигнул Андрюше. Из кухни появилась бабушка, держа в руках полиэтиленовый мешочек, в котором лежал небольшой, завёрнутый в бумагу пакетик.

– Вот, возьмите с собой, – сказала она, протягивая пакетик папе.

– Что это? – заинтересовался он.

– Пирожок я спекла. Лимонный, с корочкой. Проголодается, угостишь его, – кивнула бабушка на Андрюшу. – Ну и сам попробуешь.

– Лимонный, это хорошо, конечно, спасибо, – обрадовался папа.

– Ну, пойдём уже! – опять заныл Андрюша.

– Сейчас, сынок.

Папа почему-то мялся у двери, не уходил.

– А вы, это… денежек-то не дадите нам? – спросил он у бабушки. – А то у меня сейчас знаете, того…

– Эх ты! – укоряюще покачала головой бабушка, но больше ничего не сказала, а достала кошелёк и, порывшись в нём, молча протянула папе несколько купюр.

– Когда он дома-то будет? – строго спросила она, кивая на Андрюшу.

– Когда будет? – задумался папа, пряча деньги. – А когда нагуляемся, тогда и будет, а что?

– А то, что у ребёнка режим должен быть. Он в восемь часов спать идёт.

– «Режим!» – передразнил окончательно развеселившийся папа. – А мы сами решим, какой нам режим!

Он громко захохотал, открыл дверь и вышел с Андрюшей на лестничную площадку.

– Чтоб тебя разорвало, ирода! – В сердцах сказала ему вслед бабушка и громко, на всю лестницу, хлопнула дверью.

– Во даёт тёща! – Опять хохотнул довольный папа. – Характер у нашей бабуськи извини-подвинься! Как ты только, Андрюха, с ней живёшь! Ну чего, двинули?

– Двинули! – c облегчением отозвался Андрюша.

Ревекка Аароновна вернулась на кухню, достала из шкафчика сердечные капли. Как всегда после встречи с бывшим зятем, заныло сердце.

Все годы, с тех пор как бедная Алла первый раз привела его в дом, она не могла примириться с её загадочным выбором. Гаврилин когда-то был хорош собой, спору нет, и даже вроде бы не без способностей, но во всём остальном…

Что могло объединять его с тонкой, возвышенной Аллой?!.

Это был типичный мезальянс, как говорил её опять-таки уже бывший муж Миля. Говорил с умыслом, намекая на то, что и у них с ним тоже типичный мезальянс.

Ещё бы, они познакомились, когда Миля уже был студентом юрфака, а она только оканчивала школу. Довольно быстро поженились, а потом пошли дети, ей казалось, что семья – это самое важное, она всю себя отдавала им.

Так никуда и не поступила, никем толком не стала. Понятно, что делавший блестящую карьеру Миля в конце концов от неё ушёл, она его даже не упрекала всерьёз, понимала, что никак не соответствует ему.

Он и женился-то на ней главным образом из-за секса, потерял голову на время, а она, глупая, думала, что это навсегда, полагала, что полностью привяжет его детьми.

Как же она ошибалась!.. Никого ещё ни секс, ни дети не удержали.

Вот и Алла довольно быстро ушла от своего Гаврилина, хотя сама признавалась, как ей с ним хорошо в постели. Может, кстати, если бы не бросила его когда-то, то он ещё тянулся бы за ней, старался быть наравне, он же получал предложения, даже снялся в каком-то бездарном фильме…

А без Аллы быстро покатился по наклонной, ничего от того молодого красавца не осталось, полный распад личности, будто это и не он вовсе был…

Господи боже…

Если бы не Андрюша, она бы даже на порог его не пустила.

Если бы только не Андрюша…

Они вышли на улицу и зашагали по ней, поглядывая по сторонам.

Андрюша радостно сжимал папину руку. Осадок от неприятного разговора папы с бабушкой быстро исчез, и он с удовольствием думал о том, как они скоро окажутся в зоопарке и каких удивительных зверей там увидят.

– Ты как, маму-то вспоминаешь? – спросил папа.

Андрюша поначалу замялся, не зная, что ответить. Маму он помнил очень плохо и от этого вспоминал её крайне редко. Но чтобы сделать приятное папе, всё же решительно кивнул головой и сказал:

– Вспоминаю.

– Молоток! – похвалил папа. – Мать забывать нельзя!

Он тяжело вздохнул.

– Жили мы с ней, конечно, не очень, – доверительно сообщил папа Андрюше, – но я не в обиде, ты не думай!

Андрюша вежливо промолчал.

Он, собственно, и не предполагал, что папа за что-то обижается на маму.

Некоторое время они шли молча, каждый думая о своём.

– Знаешь, – прервал молчание папа, – у меня вот какая мысля… Он нахмурился, в глазах у него появилось озабоченное выражение.

– Маму-то помянуть надо… Ты как, не возражаешь, сынок?

Андрюша задумался. Он не совсем понял слово «помянуть», а переспросить папу отчего-то стеснялся. Было только ясно, что как-то это слово связано с мамой и поэтому лучше согласиться.

– Не возражаю, – осторожно сказал Андрюша.

– Вот и хорошо! – обрадовался папа. – Ты у меня молоток! Настоящим мужиком растёшь! Вон там и помянем!

И папа ткнул пальцем куда-то на другую сторону улицы, где виднелся пивной ларёк.

Загадочное слово постепенно стало проясняться. У таких ларьков они с папой уже не раз останавливались во время их прошлых редких прогулок.

– А когда в зоопарк? – забеспокоился Андрюша.

– А потом, – беспечно ответил папа. – Никуда твой зоопарк не денется. Ты что, думаешь, зверьё оттуда сбежит, что ли? Оно там в клетках сидит, понял?

– Понял, – вздохнул Андрюша.

Про клетки он и сам знал. Бабушка как раз недавно прочла ему книжку «Детки в клетке».

– Так что не волновайся, сынок, всё там на месте будет! – бодро заверил его папа. – Логично?

– Логично, – согласился Андрюша.

Это слово он опять не очень понял, но стал уже уставать от разговора.

Они перешли улицу и встали в очередь к ларьку. Очередь двигалась медленно, однако ничего не поделаешь, другого ларька поблизости не наблюдалось, так что приходилось ждать.

– Конечно, пивком поминать не очень, – сказал папа, – но, как говорится, на бесптичье и жопа соловей, правильно, Андрюха?

Он опять хохотнул и хлопнул Андрюшу по плечу.

Андрюша на этот раз ничего не сказал. Фраза звучала совсем мудрёно, никакого смысла он в ней не уловил. Слова «жопа» и «соловей» он знал хорошо, но связь между ними никак не прослеживалась.

Спустя какое-то время папа наконец отошёл от ларька с огромной кружкой пива, покрытой большой шапкой белой пены.

– Ну-ка дунь, – предложил он. Андрюша дунул.

От пены оторвался маленький кусочек, упал на землю и растаял.

– Эх ты! – усмехнулся папа. – Ты же мужчина. Мужик! Гляди, как надо!

И дунул со всей силы.

Пена разлетелась в разные стороны, в том числе попала и на Андрюшину майку. Андрюша растерялся. Зайцу на майке залепило всю мордочку.

– Ерунда, не бери в голову! – Сказал папа и рукавом вытер пену. – Видишь, на меня тоже попало.

Это правда, на папиной майке тоже в трёх местах виднелась пена. Но папина майка совсем не была такая чистая и нарядная, как Андрюшина. А на его майке теперь остался мокрый грязный след. И ещё она начала плохо пахнуть.

– Подумаешь, майка! – усмехнулся папа, увидев огорчённое Андрюшино лицо. – Я тебе новую куплю, хочешь?

Андрюша не знал, что сказать. С одной стороны, ему очень нравилась эта майка с зайцем, но с другой – новая тоже не помешает.

– А когда? – подумав, спросил он.

– Скоро! – пообещал папа. – На днях. Хорошо?

Андрюша кивнул, хотя ответ его не совсем удовлетворил. Какая-то в нём была недоговорённость.

– Ну и всё. Ладно, за мамку! – объявил папа. – За Аллу, за нашу дорогую маму! Как говорится, пусть земля ей будет пухом!

После чего сделал большой, показавшийся Андрюше ужасно долгим, глоток.

– Хорошо, – выдохнул папа, оторвавшись от кружки.

Он удовлетворённо подмигнул Андрюше, поглядел по сторонам.

– Жену-покойницу поминаем, – пояснил папа стоявшему рядом молодому хмурому парню.

– Это правильно, – кивнул парень. – Дело хорошее. У меня вот тоже кореш погиб на той неделе. Толик Филимонов. В Чечне без вести пропал. Это они так всегда говорят – «без вести», а на самом деле ясно, что погиб. Просто мозги пудрят, чтоб статистикой не пугать.

И оба они – папа и парень – углубились в совершенно непонятный, подробный разговор об ушедших близких.

Андрюша отошёл чуть в сторонку, подобрал листик, сделал из листика кораблик и пустил его по бежавшему из-под ларька ручью.

Кораблик отважно пустился в опасное путешествие по мутной воде, преодолевая бесчисленные препятствия с Андрюшиной помощью.

Солнце пекло уже со всей силой, когда рядом появился папа.

– Ну, ты чего тут делаешь? – полюбопытствовал он.

– Вот, кораблик пускаю… – начал было объяснять Андрюша, но тут папа громко икнул.

– Извини, – засмеялся он. – Вот оно как, без закуски-то пить. Закусить бы, конечно, не помешало… Ну да ладно…

– А вот же, есть, – вспомнил Андрюша. – Бабушка же нам пирог дала.

– Точно, – обрадовался папа. – Ты у меня молоток!

Он достал пакет и развернул его. Пирог был небольшой, круглый, с поджаристой коркой.

– Ну чего, пополам? – предложил папа.

– Не, я не буду, – отказался Андрюша.

– А чего так?

– Мне не нравится с лимоном, – объяснил Андрюша.

На самом деле он не пробовал пирог, но его отвращал сам факт использования лимона, который он терпеть не мог и считал ужасной кислятиной.

Бабушке, когда она пекла, он об этом не стал говорить. К тому же она бы его всё равно не послушала, и в конце концов заставила бы пробовать. С папой было другое дело.

– Ты уверен? – уточнил папа.

– Ага, – подтвердил Андрюша.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами папа и стал быстро есть пирог.

Андрюша, скучая, смотрел на уносившийся вдаль кораблик.

– Мы потом тебе мороженое купим, – не очень внятно сказал папа с набитым ртом.

– Эскимо? – оживился Андрюша.

– Ну, – односложно подтвердил папа. Кораблик окончательно скрылся из глаз.

– Ну чего, пошли? – предложил папа, вытирая крошки со рта.

– В зоопарк? – обрадовался Андрюша.

– Ну, – снова лаконично и несколько туманно ответил папа.

Потом взял Андрюшу за руку, и они зашагали дальше.

– А далеко в зоопарк? – спросил Андрюша через некоторое время, когда они уже подходили к зданию метро.

– Далеко, – задумчиво ответил папа. – Отсюда не видно.

Он вынул из кармана деньги и пересчитал их. Андрюша понял, что какая-то мысль тревожила его.

– Слышь, Андрюха, – произнёс папа каким-то необычным сладким голосом, – а может, ну его, этот зоопарк? На хрен он нам сдался, чего мы там не видели-то! Давай вот лучше я тебе шарик куплю. Смотри, какие шарики классные!

Действительно, прямо у метро за столиком сидела продавщица воздушных шаров.

Андрюше, однако, папино предложение активно не понравилось.

Губы у него надулись, глаза повлажнели.

– А когда же в зоопарк? – спросил он.

– А в зоопарк в следующий раз. Сейчас всё равно уже поздно. Звери скоро спать пойдут. Ну чего, покупаем шарик? Ты какой хочешь?

Андрюша нехотя взглянул в сторону продавщицы. Голубой, устремлённый вверх шарик был привязан к столику, на котором лежала кучка разноцветных резинок. Резинки эти продавщица мгновенно надувала с помощью какого-то особого надувательного приспособления, ловко обвязывала горлышко надутого шарика ниткой и вручала эту нитку покупателям.

Удивительный процесс моментального превращения резинок в шарики так заинтересовал Андрюшу, что он невольно подошёл поближе.

– Ага, сообразил, что к чему? Расчухал? Вот и молоток! – похвалил его папа. – Ты у меня настоящий мужик. Шарик – это же вещь. Можно в волейбол играть. Так какой берём?

– Такой, – сказал Андрюша, шмыгнув носом, и показал на болтавшийся на ниточке шарик.

– Дайте вот этот, – попросил продавщицу папа.

– Рубль, – равнодушно отреагировала продавщица и, выбрав из разноцветной кучки голубую резинку, подвинула её к папе.

– Не, нам вон тот, надутый, – поправил её папа, выкладывая на столик рубль.

– За надув ещё полтинник, – также равнодушно произнесла продавщица.

– Ничего себе! – возмутился папа. – Во, обдираловка! Да я сам надую без проблем.

– Как хотите, – сказала продавщица и протянула папе нитку.

Папа раздражённо взял резинку и нитку и отошёл в сторону.

Андрюша последовал за ним.

– Ты, сынок, не переживай, – сказал ему папа. – Я его тебе сейчас надую за милую душу.

– Только чтоб он не лопнул, – забеспокоился Андрюша.

Он видел однажды во дворе, как погиб такой шарик из за неосторожного с ним обращения.

Шарик делался всё больше и больше, а дядька всё дул и дул, и шарик очень громко лопнул. Взрослые сильно смеялись, а девочка, для которой его надували, горько плакала.

Андрюше было жалко шарика и ещё больше жалко девочку, но в то же время ему не понравилось, что она так рыдала.

Андрюша решил тогда ни за что не плакать в подобных случаях.

Пусть девчонки плачут!

А он, Андрюша, – мальчик, и слёз от него не дождутся. Хотя, ясное дело, ужасно неприятно, когда чего-то лопается.

– Не боись, у меня не лопнет, – пообещал папа и вручил Андрюше нитку. – Держи, помогать будешь.

Он сунул резинку в рот и начал дуть. Тут же на месте резинки появился шарик и стал расти.

Андрюша с большим любопытством следил за ним. Было, конечно, не так интересно, как у продавщицы, но всё равно хорошо.

Внезапно Андрюша обратил внимание, что шарик перестал увеличиваться в размерах. Мало того, он почему-то стал сокращаться, как резиновый насос, которым сосед накачивал круг для плавания.

Папа, державший шарик обеими руками, сильно покраснел, щёки его раздувались, по лицу потёк пот. Он громко сопел, как будто выполнял какую-то тяжёлую работу.

Андрюша очень удивился поначалу, но потом вдруг понял, что происходит. Это вовсе не папа надувал шарик. Наоборот, шарик надувал папу.

Папа, и без того толстый, постепенно становился ещё толще. Это было очень смешно, и Андрюша весело расхохотался.

Папа услышал, как он смеётся, и скосил на него глаза. Глаза у него были такие необычные, что Андрюша испугался.

Внезапно он догадался, что папа уже не хочет играться с шариком, но по каким-то причинам не может отпустить его. Шарик же, наоборот, явно хотел и дальше надувать папу. Он упорно продолжал сокращаться.

Папа что-то промычал, но Андрюша из этого мычания ничего не разобрал. Глаза у папы сильно покраснели и вылезли из орбит.

Что-то вдруг посыпалось и покатилось по тротуару. Оказалось, что это с треском отлетели пуговицы на папиных брюках.

Брюки съехали вниз, из них вывалился невероятных размеров живот, обтянутый рвущейся по швам майкой.

Андрюша в страхе увидел, что из носа, из ушей и даже из глаз у папы потекла кровь. Он скривил губы, пытаясь сообразить, что делать, но в это время раздался ужасный хлюпающий звук, и папа лопнул.

Что-то мокрое и тёплое залепило Андрюше лицо. Он с отвращением сбросил это что-то с себя.

Он понял, что это была часть папы, и на остальное теперь боялся посмотреть.

Андрюша хотел зарыдать, но в следующее мгновение вспомнил горько плачущую девочку и решил во что бы то ни стало удержаться от слёз.

Потому что всё-таки он был мальчик. Мужчина. Мужик. Молоток.