12. Лимон

– Короче, вы считаете, что муж вам изменяет? – спросила Анжела, внимательно выслушав сбивчивый рассказ посетительницы.

Наташа замялась. И вдруг поняла, что главного-то этой импозантной красивой женщине, пышно именующейся президентом Академии оккультных наук, магистром белой и чёрной Магии, она так и не сказала.

Анжела терпеливо ждала. На самом деле она давно уже догадалась, о чём идёт речь, и вполне могла бы сама всё назвать своими именами. Но Анжела придерживалась строгого правила – никогда не торопить своих клиентов, давать им полную возможность высказаться до конца. Редко, но бывало, что к концу подобной исповеди клиент вдруг менял своё решение и, извинившись, уходил. Такой вариант развития событий Анжелу тоже вполне устраивал, деньги за визит она всё равно предусмотрительно брала вперёд.

Наташа наконец решилась.

– Дело не в этом, – немного застенчиво произнесла она. – Я хочу сказать, что не его измены меня пугают. С этим бы я как-нибудь сама справилась. Просто мне кажется, что Эдик задумал что-то нехорошее.

Она осеклась, будто испугавшись, что сказала что-то лишнее. Печально и растерянно развела руками, пытаясь улыбнуться при этом. Жест получился какой-то беспомощный, а улыбка совсем жалкой.

– Что вы имеете в виду? – жестоко уточнила Анжела. – Можно как-то поконкретнее?

В подобных случаях она беспощадно заставляла клиентов выкладывать всё до последней детальки. Беседа записывалась на магнитофон, и запись эта навсегда сохранялась в безопасном месте. Никакие неприятности с законом Анжеле были не нужны.

– Ну хорошо, – глубоко вздохнула Наташа. – Вот вам поконкретнее. В последнее время Эдик вдруг стал очень внимателен, даже ласков. До этого сквозь зубы разговаривал, в мою сторону неделями вообще не смотрел, я вам уже рассказывала. А недавно вдруг предложил поехать отдохнуть. При том, что ни о каком отдыхе вроде бы речи не было, никуда он не собирался, и вдруг вот, ни с того ни с сего… И потом, мы с ним тыщу лет уже вдвоём никуда не ездили, понимаете?

– Понимаю, – ответила Анжела, не сводя с рассказчицы пристального взгляда. – Вы не волнуйтесь, рассказывайте. И куда же он вас пригласил на отдых?

– Куда-то в Финляндию, на остров. Он говорит, чудное место, он там даже уже домик снял. По Интернету. По какому-то каталогу выбрал. В принципе, он у меня завзятый рыболов. Но со мной никогда никуда не ездил, всегда только с друзьями или с сыном. А тут вдруг со мной.

– Так, может, это хорошо? – усмехнулась Анжела. – Может, он одумался наконец, понял, что не хочет вас потерять?

– Если бы! – воскликнула Наташа. Голос её зазвенел, глаза повлажнели.

– Нет, здесь что-то не так. Он всю жизнь утверждал, что рыбалка – не женское дело. И вдруг вот – на целых две недели. Говорит, там грибы, ягоды, баня при домике… Я не знаю, что и думать… Он был такой… Ну вы понимаете… И тут эта внезапная перемена… Вчера…

Наташа, не выдержав, разрыдалась. Нервы за последнее время у неё стали ни к чёрту. Всё началось с Аллиных похорон. Ещё тогда, на кладбище, она случайно поймала странный взгляд Эдика.

Ей отчего-то совсем не понравилось, как он смотрел на неё…

Анжела молча подвинула посетительнице коробочку с тонкими салфеточками «Клинэкс».

– Вчера, – повторила Наташа, немного успокоившись, – он меня назвал «Татушка». Он меня так называл, когда за мной ухаживал, уже сколько лет ко мне так не обращался… И глаза у него такие… Необычные, понимаете. В смысле, выражение их. Я знаю его глаза, они другие… Я же помню!.. Я ему не верю…

Она снова судорожно всхлипнула и уткнулась в салфетку.

Плечи её безмолвно сотрясались от рыданий.

– Я боюсь! – наконец с трудом выговорила Наташа и подняла голову. – Извините!

Она достала пудреницу, взглянула в зеркальце. Лицо было зарёванное, опухшее, покрасневшее.

Ужасный вид!

Наташа Рудерман с трудом узнавала себя. Глаза уменьшились, сама похудела. Недавняя хохотушка в считанные недели превратилась в какую-то испуганную курицу…

Просто стыдно перед этой уверенной в себе дамой. Надо взять себя в руки, хватит трястись. Не зря же она пришла сюда, в конце концов. Элла Семакова заверила её, что здесь ей помогут, всё будет хорошо.

– Я боюсь с ним ехать, – уже твёрже произнесла Наташа. – На какой-то остров… Я не знаю, что он задумал. Там больше никого не будет. Сын сейчас на море, в лагере… А не ехать тоже нельзя, муж ужасно обидится. Он уже на работе всех предупредил, готовится… Что мне делать?..

Она судорожно глотнула воздух.

– Не в милицию же бежать… Что я им скажу, они меня просто на смех поднимут… Мы поедем в Финляндию на машине, там в каком-то городе нас встретит агент, даст ключи, карту. На остров переедем на пароме, муж обо всём везде договорился. Мне ужасно страшно…

– Вы с кем-то ещё на эту тему советовались, кому-то рассказывали? – строго поинтересовалась Анжела. – Вы ведь с кем-то из близких общаетесь?

– Нет, что вы! Кроме Эллы мне некому рассказывать. Она, кстати, просила привет передать, сказала, что вы ей очень помогли.

Анжела кивнула.

– Я помню Эллу. Но вы не сравнивайте. Её случай был неизмеримо проще. Её никто убивать не собирался.

Наташа побледнела. Она впервые услышала слово, которое сама боялась произнести.

– Вы, кстати, не знаете, как там у неё дела, у Эллы? – поинтересовалась Анжела. – Разрешились её проблемы?

– Я, честно говоря, не знаю, – смутилась Наташа. – Мы что-то давно не общались.

– Ну и ладно, – Анжела ободряюще улыбнулась. – Если она всё правильно сделала, то у неё уже всё должно быть хорошо.

Наташа пожала плечами. Элла Семакова сейчас волновала её меньше всего.

Хотя нехорошо, всё же подруга, кроме Эллы ей действительно не с кем было поделиться.

Скажем, Наташа очень любила папу, даже девичью фамилию свою, как Эдик ни настаивал, не захотела из-за этого менять, но тем не менее папе никогда ничего на данную тему не говорила. Не хотела обострять, он и так к Эдику относится не самым лучшим образом.

К тому же папа сейчас на месяц уехал в командировку. И потом, вообще, после того как погибла Алла, папа еле очухался. Куда его ещё нагружать…

А маме, с которой папа развёлся сто лет назад, тем более ничего нельзя сказать, бог знает что начнётся!..

Наташа была очень близка с младшим братом Володей, но он тоже сейчас далеко, в горах, занимается альпинизмом под руководством одного из сотрудников мужа, опытного скалолаза Кости Рачихина. Костя этот, между прочим, – разбитной малый, постоянно со значением поглядывает на неё.

Господи, какая чушь лезет в голову!

– Когда вы должны ехать? – мягко спросила Анжела.

– Через два дня, в пятницу.

Анжела задумалась.

– Пару месяцев назад убили мою сестру… – неуверенно начала Наташа. – Поздно вечером, когда она с работы шла… Убийцу так и не нашли. Я не знаю… я понимаю, что это ко мне не имеет отношения… Просто вы так сказали…

Она осеклась.

Анжела участливо положила руку её на плечо.

– Успокойтесь, – сказала она. – Это никак не связано, уверяю вас. Конечно, жалко, что вы немножко поздновато ко мне обратились. Очень мало времени. Вы, Наташа, вообще-то чего хотите в этой ситуации? Ну, в идеале? Только совсем честно, хорошо?

– Ага, – кивнула Наташа. – Хорошо. Я хочу невозможного.

– Давайте уж я сама буду решать, что возможно, а что нет, – опять улыбнулась Анжела. – Так всё-таки? Вы его любите? Боитесь, но всё же любите? Или уже нет?

– Люблю. Я скажу вам, чего я хочу. – медленно заговорила Наташа. – Я хочу, чтобы всё было как раньше. Как в то время, когда мы только поженились. Чтобы Эдик опять любил меня. Но только всерьёз, не притворялся, не врал. И чтоб так было всегда. Но ведь это невозможно, правда?

И она с надеждой посмотрела на магистра белой и чёрной магии.

– Ну почему же невозможно, – устало произнесла Анжела и выключила магнитофон. – В человеческих отношениях ничего невозможного не бывает. Значит, так решаем. Раз поездки не избежать, то поезжайте себе спокойно, ничего не бойтесь. Есть одно средство, должно помочь. Оно, правда, довольно сильное, но мы с вами, к сожалению, очень ограничены во времени, так что выбирать не приходится, я вам его дам. С вас триста долларов.

– Ещё? – удивилась Наташа. – Я ведь уже заплатила двести.

– Это были деньги за визит, – терпеливо объяснила Анжела. – А дополнительные триста я с вас беру за результат. Средство не из дешёвых, но согласитесь, – это совсем ничтожная сумма по сравнению с тем, о чём вы просите.

– А если результата не будет? В смысле, если ничего не получится? Я просто пытаюсь понять, вы что в таких случаях деньги назад возвращаете? А если возвращать уже будет… некому? Что тогда?

Глаза Наташи опять повлажнели.

Анжела смотрела на неё со снисходительной улыбкой. Обычная история с этими дамочками, умоляют их спасти, а как речь заходит о деньгах, тут же всё меняется.

– Да не волнуйтесь вы так, – сказала она вслух. – Всё получится. Вы не первая. Мы уже восьмой год работаем, слава богу, сбоев не было. Как говорится, фирма гарантирует. Если у вас денег нет, тогда, конечно, дело иное. Откажитесь от поездки и приходите, когда будут. Другого, к сожалению, ничего предложить не могу, у нас в этом плане очень строго.

– Нет, нет, что вы, – заволновалась Наташа. – я просто так спросила. Вот деньги.

Она полезла в сумочку и выложила на стол триста долларов.

Анжела спокойно засунула их в ящик стола, потом встала и пошла в угол кабинета, где стоял большой холодильник «Самсунг». Открыв холодильник, она взяла там что-то и вернулась на место.

– Сейчас будьте внимательны, – сказала она. – Ничего не перепутайте. Запоминайте.

И она положила на стол прозрачный полиэтиленовый пакетик. В пакетике лежал лимон. Лимон был самый что ни на есть обыкновенный. Жёлтый, пупырчатый, чуть удлинённый, среднего размера.

– Что это? – поразилась Наташа.

– Вы же видите, лимон, – скрывая раздражение, ответила Анжела. – Не перебивайте, пожалуйста. Лимон этот вы возьмёте с собой. Постарайтесь никаких других лимонов эти дни не покупать, чтобы не дай бог, не перепутать. Ваш муж чай пьёт?

– Пьёт, ещё как. Он любитель.

– Тем лучше. Ваша задача, когда он будет пить чай, разрезать лимон и капнуть ему в чашку. Одной капли вполне достаточно, больше не надо. Сами лимон не ешьте, даже не пробуйте. Когда сделаете, аккуратно положите его обратно в пакетик, горлышко вот так перекрутите и завяжите, а потом выбросьте. Всё понятно?

– Понятно, – ошеломлённо сказала Наташа, с сомнением разглядывая южный фрукт. – И всё, да?

– Да, всё. Ну что, сумеете?

– Конечно.

Наташа всё ещё с подозрением смотрела на лимон. Анжела дождалась, пока она подняла на неё глаза.

– И вот ещё что. Лучше всё сделать незаметно, чтобы муж вам никаких вопросов по этому поводу не задавал. Или в крайнем случае как-то обыграйте, ну, не мне вас учить. Договорились?

– Ага, – сказала Наташа. – Не беспокойтесь, это я сумею. А он что, этот лимон, какой-то заговоренный, да?

– Вы уж позвольте, – опять усмехнулась Анжела, – мы в такие подробности с вами вдаваться не будем. У нас есть свои профессиональные секреты. Для вас ведь главное не причина, а следствие. Сделайте так, как я вам сказала, и всё будет хорошо. Ещё вопросы есть?

Наташа отрицательно мотнула головой, вздохнула и с некоторой опаской положила пакетик с лимоном в сумочку.

– В таком случае желаю вам прекрасного отдыха! – любезно протянула ей руку Анжела, вставая из-за стола.

Как по волшебству в эту же секунду открылась дверь кабинета, и на пороге возникла хорошо вымуштрованная секретарша.

– Проводите нашу гостью, – распорядилась магистр, – и пригласите следующего.

Наташе ничего не оставалось, как только поблагодарить и распрощаться.

Эдуард Филиппович Колышкин, он же Эдик, окончательно решил убить жену около месяца тому назад. Ранее у него ещё были какие-то сомнения, отговорки. Но в конце концов стало совершенно ясно, что другого выхода нет.

То есть, разумеется, существовали выходы, но всё какие-то малоудачные, невыгодные. Этот же со всех точек зрения был наиболее оптимальным.

Во-первых, раз и навсегда исчезали все связанные с Наташей проблемы, начиная с развода и кончая её непредсказуемым послеразводным поведением. Чёрт её знает, что ей может от дурости взбрести в голову. А если не ей, то её влиятельному папеньке.

Во-вторых, которое, в общем-то, и было «во-первых», отпадала необходимость в дележе имущества и денег. А ведь всё это он заработал сам, собственными руками, при чём тут Наташа?!..

Где, спрашивается, тут справедливость? Одной недвижимости сколько! Квартира в Москве, дача в Балашихе, дом на Кипре. К тому же два основных бизнеса записаны на Наташу, сделал он когда-то такую глупость.

С другой стороны, он тогда и не мог на себя ничего оформить, у него в ту пору даже московской прописки не было. Кабы не деньги тестя, известного адвоката, так бы он, может, до сих пор и прозябал в говне. Собственно, если б не тесть, он бы, конечно, и не женился на Наташе, на хрена это ему нужно. Но опять же, выхода в тот момент не было, понятно, что чужому человеку тесть деньги ни за что бы не дал.

Но дело давнее, что ж теперь, всю жизнь расплачиваться!..

Он, может, и рад был бы спокойно развестись, нашёл бы, как её прищучить в конце концов, но тесть же ни в жисть не даст. Тут двух мнений быть не может. С его опытом и связями ничего Эдику Колышкину не достанется, разденет его полностью, оставит таким же голым и босым, каким когда-то он появился в столице.

Эдик хорошо изучил собственную историю развода господина Рудермана. Бывшая жена тестя, родившая ему, кстати, трёх детей, в результате отправилась жить в скромную квартирку в Измайлово. Так что надеяться тут не на что.

И вообще, если только подумать, сколько в подобном случае понадобится сил, нервов на всю эту войну.

Поди ещё выдержи!

А ждать, пока тесть окочурится, развяжет ему руки для каких-то активных действий, тоже уже нет терпения. Кто его знает, сколько он ещё протянет. Даже со всей его гипертонией.

Так что по всему – это самый лучший вариант. Одним махом всё решено. Придётся, конечно, пережить всю возню – похороны, поминки, ну да ничего, даже полезно, хороший повод, много нужных людей придёт, со всеми можно будет пообщаться.

Этот драматический момент Эдик осилит, не вопрос. Актёрских данных ему не занимать. Важно, что освободит она его наконец. Скорее бы уже, больше сил нет смотреть на неё, дуру толстожопую!..

Ещё к тому же и ревностью своей достала.

Вот уж действительно, никчёмное создание, типичная папочкина дочка! Машину водить и то не умеет, её, барыню, всё шофёр возил. Сначала папочкин, потом его, Эдиков.

Хорошо ещё, что у них только один сын, да и тот уже скоро вырастет, не так долго осталось ждать. А пока он вполне может несколько лет в интернате перекантоваться, ему это только полезно, мужчиной станет, а то жена его вконец разбаловала.

Тесть, кстати, внука обожает, в данном случае это очень на руку. Именно из-за Витьки дражайший Эмиль Рафаилович поостережётся что-либо предпринимать против него, даже если ему чего дурное и взбредёт в голову. Прекрасно понимает, что внука тогда больше не увидит.

Есть, конечно, и другой внучок – Андрюха, Наташкин племянник. Но тесть его так не любит, Эдик это точно знает. По крайней мере, особо с ним общаться не стремится, жизнью его интересуется мало. Впрочем, это и понятно, Андрюха мал ещё, с ним ведь и не поговоришь толком.

Вообще же с этими детьми одна морока. Слава богу, у него хватило ума заставить Наташку аборт сделать, когда она вдруг залетела в прошлом году. А то проблема бы сейчас была куда более сложная – маленький ребёнок на руках.

А с этой проблемой он справится, базара нет. Погуляет годик-два и потом спокойненько решит, на ком жениться. Никакой тесть ему уже тогда не указчик.

А ведь есть из кого выбрать!

Пожалуй, особенно ему Олечка подойдёт, переводчица с китайского. Молодая, красивая, в постели – сказка!

И ещё один приятный момент. Наконец-то он сможет собаку завести, ротвейлера, сколько лет мечтает. С Наташкой-то это нереально, у неё на собак аллергия, тут же начинает кашлять, задыхаться, чума, одним словом.

Ну ничего, недолго осталось мучиться.

Эдик всё продумал очень тщательно. Никто ни в чём не мог ему помешать.

Домработница Шура уехала отдыхать в деревню. Сына Витьку он заблаговременно отправил на юг, в лагерь, подальше от Москвы. Наташкиного бездельника-братца Володьку спровадил в те же края по горам лазать вместе со своим порученцем Костькой. Тёща вообще божий одуванчик, от неё никаких неприятностей ждать не приходится, ну, а что касается тестя…

Во-первых, тесть в Екатеринбурге, в серьёзном процессе сидит. Лишних дурацких вопросов: куда едете, да зачем – задавать не будет. Ему вообще сейчас ни до чего.

А во-вторых, если он потом что и заподозрит, то доказать никогда не сможет. Так что подозрения свои пусть засунет куда поглубже. А там, глядишь, от горя, что любимое чадо на тот свет отправилось, и сам побыстрее загнётся. Тем более, что микроинфаркт у него недавно был. Когда младшую дочь, актриску, кто-то в переходе прирезал. Так что смерть второй дочери тестёк может и не пережить.

Вот уж было бы славно! Всё бы сразу и решилось.

Остров Эдик для этого дела подобрал идеальный – «назад к природе». Мало того что за границей, так ещё и изолированный предельно. Телефона там нет. Наташин мобильник они не возьмут за ненадобностью, а свой он спрячет, она и знать не будет.

Классное место, короче говоря! На двадцать километров поблизости ни души. В магазин надо на моторке ездить, вниз по реке.

Ради реки и моторки он всю эту историю с островом и затеял. Наташа ведь плавать-то совсем не умела. Так и не научилась, дура! Воды боится, в детстве чего-то напугалась. И знаменитый папочка тут не помог, он ведь и сам не пловец.

Ну, кто чего боится, тот от этого и погибнет, это ж известно. Так что утонет его жёнушка, как пить дать.

Никуда, милая, не денется.

Эта идея давно засела ему в голову, ещё когда фильм смотрел – «Американская трагедия». По книжке сняли. Он, правда, книжку не читал, ему фильма вполне хватило.

Полезный фильм. Только там этот Клайд Гриффитс всё топорно сделал. Во-первых, свидетели разные были, как они там отплывали на лодке, ну и вообще…

Он, Эдик, всё сделает по-умному.

Без всяких свидетелей.

Однако шёл уже третий день, как они жили на острове, а Эдик Колышкин пока никак не мог приступить к выполнению своего блестяще задуманного плана. Всё чего-то духу у него не хватало.

Предпринял, правда, одну слабую попытку прокатить жену на моторке в первый день, но при этом даже как будто обрадовался, когда та отказалась. Настаивать не стал, решил подождать немного. В конце концов пусть пару дней порадуется напоследок, а потом уж она не отвертится!

Привычку перечить он у неё отбил уже давно, ещё в первый год женитьбы.

А ему на самом деле тоже надо немножко прийти в себя, ощутить прежний тонус. Если признаться, то Эдик как-то неважно себя чувствовал последнее время. С того самого момента, как они выехали из Москвы.

Вечером накануне отъезда он успел заскочить к Олечке, многообещающе поцеловать её на прощанье. Трогательное прощание так затянулось, что она в результате опоздала в аэропорт, где должна была встречать какого-то очередного китайца.

Правда, поцелуи вышли какие-то странные. Олечкины губки всегда такие сладкие, вкусные, не оторваться. А на этот раз он к своему удивлению почувствовал совершенно другое. Вкус у поцелуев был какой-то особенный, будто бы кислый, что ли. Короче, никакого привычного удовольствия они ему не доставили.

Мало того, с тех пор ему стало казаться, что во рту постоянно какая-то кислятина. По крайней мере, всё время такое ощущение. Что бы он ни ел, всё кисло. Ну так же не может быть!..

Всё это просто херня, чушь!

Понятно, что у него какие-то вкусовые галлюцинации.

На что ещё, кстати, Эдик обратил внимание, это на то, что моча у него изменила обычный цвет. Выглядит гораздо светлее, такого бледно-жёлтого, лимонного оттенка.

И даже, похоже, запах у неё немножко изменился. Острее стал вроде бы.

Наташе он ничего говорить на эту тему не стал. Ещё не дай бог переполошится, заистерит, назад его потащит. Всё начнёт срывать, усложнять.

И вообще чем меньше она знает, тем лучше.

Но, конечно, когда он вернётся, после всего, надо будет к врачу сходить, кислотность проверить. Может, таблеток каких поглотать.

Наташа Рудерман эти последние дни незаметно, но пристально наблюдала за мужем. В тот день перед отъездом она всё сделала, как велела Анжела. Получилось отлично, хотя и не без волнений.

Днём к ним ненадолго приехала мама с маленьким племянником – попрощаться. Муж был в прекрасном настроении, даже шутил с ними, что последнее время бывало редко. Потом к нему пришёл посетитель, какой-то человек из санэпидемстанции, и Эдик попросил чаю.

Наташа сказала домработнице, что сама всё подаст, велела той оставаться на кухне. Правда, поначалу растерялась, как быть с лимоном, стоит ли предлагать его мужу при гостях, но вышло в конечном счёте очень удачно.

Мама и этот господин от чая вообще отказались, попросили кофе, а Андрюша с лимоном чай не пьёт, не любит. Так что весь лимон достался Эдику, настоящее везение. Она прямо у него на глазах жёлтый фрукт пополам разрезала и половинку ему в чашку и выдавила. Как следует подавила, чтобы уж наверняка.

Эдик прямо весь передёрнулся, когда пил, но ничего, выпил. Только выругался, что косточку проглотил.

Потом, когда он вместе с гостем ушёл в кабинет беседовать о делах, Наташа, как было сказано, вторую половинку лимона вместе с уже использованной аккуратно завернула обратно в мешочек и отдала его маме, которая уже собиралась домой. Наказала непременно выбросить в помойку, когда будет идти через двор.

Всё, таким образом, было выполнено.

С тех пор Наташа напряжённо ждала, когда же Эдик начнёт меняться, то есть когда он станет таким же нежным и внимательным как раньше, в пору его ухаживаний. Но никаких признаков подобных изменений она в нём пока не замечала.

Разве что обратила внимание, как муж стал сильно кривиться во время еды, хотя она из кожи вон лезла, чтобы его ублажить. Он ведь когда-то обожал грибы, грибной суп. Тут вокруг сплошные белые, вон прямо у дома растут. А ему всё равно ничего не нравится, только морщится.

В постели Эдик к ней по-прежнему не приставал, к этому она уж давно привыкла, но сейчас-то всё должно было быть по-другому!..

А на поверку оказывалось только хуже. Вчера она сама хотела его поцеловать, так муж сказал, что у него насморк, что ему дышать тяжело, и отвернулся к стенке. А никакого насморка у него нет, врёт он всё.

Этой ночью Наташе не спалось. Её одолевали тревожные неприятные думы.

Похоже было, что она сваляла дурака, послушавшись Эллу. Обманула её чёртова колдунья. А ведь деньги забрала! И, в общем-то, не такие уж маленькие деньги, если подумать.

Впрочем, и сама она хороша. Полтыщи выложить за какой-то лимон! Их на базаре по пять штук на рубль продают. Дура она последняя, прав Эдик, когда её так называет. И нечего на это оскорбляться. На себя надо обижаться, а не на него.

Что вообще ей взбрело в голову, какие-то страхи идиотские! Видно же, что муж очень вымотан, явно нуждался в отдыхе, решил и ей заодно устроить праздник, а она уж нагородила бог знает чего, сделала из него монстра. Вон он какой бледный стал, кашлял что-то сегодня долго!..

Наташа вспомнила, как Эдик в первый день предложил ей покататься на лодке. Как-то вяло, без привычного своего императива. А когда она отказалась, он, к её удивлению, даже не стал настаивать, проявил деликатность.

Наташа очень оценила непривычную чуткость мужа. Она в конце концов обязательно уступила бы, потому что всегда ему уступала, а ведь она ужасно боится воды и всего, что с ней связано.

Нет, всё-таки он совсем неплохой!

А то, что изменяет ей иногда, ну так с кем не бывает. Зато сколько он работает, себя не щадит. Всё для дома, для семьи.

Наташа внезапно остро, почти до слёз пожалела мужа. Она пару раз шмыгнула носом и повернулась к нему.

Муж лежал, чуть отвернувшись, сильно сопел. Не совсем храп, а именно какое-то тяжёлое сопение.

Ей стало ещё более жалко бедного Эдика.

Вот уж горемыка.

Видно, лёг неудобно. Надо бы его переложить.

Наташа привстала на локте и нагнулась к мужу, чтобы осторожно переместить его голову. И тут же отпрянула.

При ярком лунном свете, лившемся в комнату сквозь открытое окно, было отчётливо видно, что из носа у него что-то торчит.

Превозмогая брезгливость, Наташа взяла это что-то рукой и потянула. После небольшого сопротивления между пальцами у неё оказалось нечто плоское и липкое.

Она разжала руку и потрясла ею в воздухе, но оно не отлипало.

Эдик по-прежнему крепко спал, даже не шевельнулся, только тихо застонал во сне. Поначалу Наташе показалось, что теперь он дышит свободнее, но, прислушавшись, с огорчением убедилась, что ошиблась. Дышал он всё так же тяжело, сопел очень сильно.

Она протянула руку и зажгла лампу, которая стояла на тумбочке у кровати. И с удивлением уставилась на свой указательный палец. К его кончику, к подушечке, прилип маленький зелёный листочек.

Наташа недоумённо сняла этот листочек с пальца, поднесла к глазам, даже понюхала.

Листочек как листочек.

Пахнул как нужно, как листочки пахнут, чем-то даже неуловимо знакомым.

Наташа снова повернулась к мужу. Теперь при свете лампы она увидела, что с ним что-то не так.

Рот у него был открыт, и он как-то странно подёргивал им во сне. Она обратила внимание, что подушка с левой стороны от него мокрая и, нагнувшись, с отвращением обнаружила, что из левого уха у него сочится какая-то прозрачная влага.

Наташа перевела взгляд на его правое ухо и в ужасе обнаружила, что из него тоже что-то торчит.

Только теперь это был уже не листочек, это была веточка. На веточке она разглядела целых три листика и две ещё нераскрывшиеся почки. Ей стало очевидно, что из них тоже скоро выглянут такие же свежие зелёные листочки.

Наташа помедлила, потом ухватилась за непонятную веточку и потянула, чтобы вырвать её из уха. Однако, веточка не поддавалась. Наташа потянула посильнее, но муж вдруг жутко застонал и открыл глаза.

Наташа тут же испуганно убрала руку.

– Извини, – жалобно сказала она. – У тебя в ухе торчит…

И тут же осеклась, не договорив.

Эдик внезапно резко приподнялся и совсем широко открыл рот, словно пытаясь что-то сказать. Однако вместо этого вдруг захрипел и страшно побагровел.

Ещё через секунду он опять откинулся на подушку и затрясся в жутких конвульсиях.

Наташа, рыдая, пыталась успокоить его, но муж её не слышал, трясся и хрипел всё сильнее. Лицо его из багрового стало почти синим. Хрип внезапно прервался, глаза выкатились, он в последний раз дёрнулся, повернулся к ней и застыл, глядя куда-то мимо.

Наташа в отчаянии завизжала.

Лампа ярко освещала посиневшее лицо Эдика с широко открытым ртом. Лицо было страшное, но оторвать от него глаз она не могла.

Вдруг Наташа отчётливо увидела, как из глубины рта медленно лезет к свету что-то большое и жёлтое, в мелких пупырышках. Ещё через секунду она догадалась, что это лимон, и в это самое мгновение вдруг с мерзким звуком у Эдика лопнул правый глаз, и из глазницы высунулся жёлтый кончик другого лимона.

Наташа истошно закричала.

И продолжала кричать всё отчаяннее и безнадёжнее по мере того, как осознавала, что она абсолютно одна на этом острове, что машину она водить так и не научилась и что она безумно боится воды.