Ты — это не твои грехи. Да, грехи у тебя есть, но ты не состоишь только из них. Например, один человек пьет или курит. Другой пробовал наркотики. Кто-то делает еще что-то нехорошее. Но эти страсти не суть мы, они не являются нашим «я». Да, возможно, они сформировали наш характер, из-за них у нас появились какие-то плохие, ужасные, страшные качества, но все это — не мы. Бог смотрит на нас и видит прекрасные, замечательные души. А мы часто отождествляем свои дела со своей сущностью. Я солгал — значит, я лжец. Украл — значит, вор. Но ведь это не свойство человека. Это — одномоментный отпечаток, который накладывает жизнь. Например, если мой автомобиль попал в дорожно-транспортное происшествие, столкнулся с другим автомобилем и получил различные повреждения, то это не значит, что данные повреждения нанесены мне. Да, автомобиль мой, но я — это не мой автомобиль. Так же и грехи: они мои, но сам я не являюсь грехом. В противном случае, для чего нам тогда дано Крещение, Миропомазание? Для чего Евангелие?

Однажды один ученик в школе сказал мне:

— Знаешь, вот эту радость в Церкви, про которую ты говорил, я никогда не видел. Моя мама всегда грустная и подавленная.

А ведь, по сути, мальчик хотел сказать следующее: моя мама ведет себя «в стиле» вашего Бога и потому считает очень правильным постоянно вздыхать: «Горе нам, окаянным! Да смилостивится над нами Господь!»

Это чувство подавленности… Разве к нему должно приводить нас Христово благовествование? Господь принес нам радость, но где в нас эта радость? Где надежда? Где вдохновение и оптимизм? Да, сейчас в стране кризис, у нас масса экономических, личных и других проблем, и иногда, приходя в Церковь, мы, вместо того чтобы получить стимул к жизни, начинаем испытывать страх, уныние, чувство собственного недостоинства и греха. Некоторые считают, что все это признак высокой духовности. Такие люди, например, скажут смешливому человеку: «Смех — это не духовно!» А почему? Сегодня я как раз спросил об этом одного мужчину, пришедшего на исповедь. И он ответил:

— Я знаю некоторых отцов на Афоне, которые никогда не смеются!

Я ответил ему:

— А я знаю некоторых отцов на Афоне, которые смеются очень часто, так же как и некоторые отцы за пределами Горы Афон!

А если подумать о всех шести миллиардах людей на Земле? Господь над нами не для того, чтобы мучить или презирать нас. И я уверен, что на Земле много христиан, которые и смеются, и плачут, и при этом пребывают в мире и душевном равновесии.

Я не хочу сказать, что глупый смех — это хорошо (хотя иногда из-за нервов и такое бывает). Но не надо впадать в другую крайность — болезненное самобичевание. Оно не лечит. Вспоминаю одну даму, очень церковную и благочестивую, которая, когда звонила своей подруге, сразу забывала о всяком благочестии и начинала страшно всех осуждать и сплетничать. Где же в те моменты была ее печаль, память о собственных грехах, самобичевание? Получается, все это она демонстрировала лишь священнику?

И как после всего этого мы можем приходить в Церковь со смиренным видом, демонстрируя страх Божий и повторяя: «Я ничего не могу, пусть Господь просветит меня!» Ведь наше жестокосердие передается всем вокруг, и таким образом мы мешаем людям испытывать радость. И самое ужасное: мы считаем это «здоровым духовным климатом».

Духовное здоровье не есть данность. Мы должны искать его, стремиться к нему.

Одни люди приходят в Церковь, потому что им нужно место для своих страхов, неуверенности, страстей. Такие люди просто ищут пространство, где можно приспособиться и найти что-то свое. Другие приходят в Церковь, чтобы спрятаться. Третьи начинают выражать в церкви свою агрессию. Эти люди в принципе агрессивны и, придя в храм, начинают воевать — находят подходящий объект и вступают с ним в бой, как с врагом.

Когда я встречаю людей, которые еще совсем недавно дрались на футбольных матчах, были анархистами, ломали и крушили все вокруг, а теперь, придя в Церковь, ищут и находят других людей, с которыми снова можно драться и быть агрессивными, я говорю им:

— Уж не думаете ли вы найти в Православии какую-то формулу, по которой можно продолжать жить так же агрессивно, как и раньше, но как бы «под прикрытием»?

Каждому из нас нужно стремиться к тому, чтобы увидеть истинные мотивы своего поведения.

Человека парализуют угрызения совести и чувство вины. Мучимый ими, он вредит и своему телу. Начинает болеть. У кого-то появляются заболевания нервной системы, у кого-то — эндокринной, у кого-то — иммунной. Но чаще всего заболевания связаны с нервами. Они возникают из-за сильного чувства вины и угрызений совести. Испытывающий эти ощущения с детства, человек в конце концов заболевает и телесно. У тех, кто радуется, кто счастлив, кто ощущает на себе любовь Господа, весь организм функционирует лучше. Такие люди дышат спокойно, спят спокойно — потому что в их душе мир. Да, я согрешил, но теперь поступлю правильно. Как? Я покаюсь, поплачу и почувствую облегчение, выпустив свою боль наружу. Пойду к духовнику и получу отпущение грехов. Священник допустит меня до Причастия, и когда я причащусь, то успокоюсь.

И если ты поступаешь таким образом, но при этом по-прежнему не имеешь мира в душе и мучаешься угрызениями совести, значит, что-то не так. Но ведь с Богом не может быть «не так», потому что Он обещал оставление грехов и держит Свое обещание! Скорее всего, мы сами не хотим получить Его прощение, вместо этого продолжая бояться и болеть. Мы просто не ощущаем по-настоящему Божественной любви! Не чувствуем ее, потому что в противном случае нас бы не интересовало, кто что о нас скажет. А так мы ищем у других людей то, чего недополучили у Бога.

Когда ты носишь в себе чувство вины, ты не можешь оторваться от прошлого. Ты все еще продолжаешь жить там. И тебе сложно или страшно шагнуть в настоящее.

В «Патерике» описывается случай, когда два монаха, подойдя к реке, встретили на берегу странно одетую женщину, которая плакала и говорила:

— Перенесите меня на тот берег!

Тогда один из монахов, ученик строгой духовной школы, сказал:

— Как же мы прикоснемся к этой женщине, чтобы перенести ее?

А другой ответил:

— Ничего, я ее перенесу!

— Отче, что ты делаешь? Это грех!

Таким образом монах попытался вызвать у другого угрызения совести. Но тот взял женщину и перешел с ней реку, думая только о том, как бы им обоим не утонуть. А первый монах все это время стоял и думал: «Что он делает? Зачем он прикасается к ней?»

Затем оба продолжили свой путь, и, когда почти дошли до монастыря, первый монах сказал второму:

— Отче! Все-таки то, что ты сделал, — большой грех! Нам нельзя прикасаться к женщинам, а ты взял ее на руки!

— Хорошо, отче. Успокойся. Это уже прошло.

И вот они уже входят в монастырь, а первый опять:

— Отче, а если игумен узнает… Давай вдвоем расскажем ему о том, что ты сделал!

Видишь, он начал принуждать своего брата к «покаянию», стараясь вызвать чувство вины; при этом сам бы он испытал чувство удовлетворения от своего поступка.

А монах, перенесший женщину через реку, ответил:

— Хорошо, мы скажем игумену так: я посадил эту женщину к себе на спину, чтобы перенести через реку, и затем оставил ее на берегу. А ты нес ее всю дорогу до самого монастыря и вместе с ней вошел в ворота. Кто же из нас дольше нес эту женщину — я или ты? Я ее взял и оставил, а ты все продолжаешь нести ее. Наверняка она тебе еще и постоянно мерещится. Разве это хорошо?

Вот как бывает. Мы не только сами недовольны своей жизнью, но и у других пытаемся вызвать недовольство своей.

В течение недели мы смотрим сериалы, а по воскресеньям становимся церковными, строгими, духовными. Из-за такого раздвоения мы получаем внутреннее напряжение. По сути, мы очень привязаны к земной жизни, а в духовной не видим наслаждения. Будучи не в состоянии достигнуть этого наслаждения, мы стараемся вызвать у других угрызения и чувство вины.

Вот что рассказал мне один мальчик, чья мать постоянно постилась:

— Я говорю маме, что не хочу поститься, не могу. Я хожу на фитнес, занимаюсь спортом по три часа ежедневно, и если не поем мяса, то просто упаду. Я прошу ее приготовить мне немного мяса, а она, когда готовит, начинает нервничать и кричать на меня. И я ем это мясо под ее крики. Скажи, разве таким образом мясо не становится постным? Я ем, а она все кричит. Почему бы ей не есть спокойно свою чечевицу, а меня оставить в покое, чтобы мы оба не нервничали?