Глава 8

Потихоньку, не спеша набрал высоту, дабы не потерять скорость, полетел вдоль береговой черты на запад. Прикинул по карте — лететь почти по прямой, самое главное, чтобы море по правому борту не потерять. А то ещё придётся потом зигзаги закладывать да время с топливом терять. Солнышко радовало, ветер дул в правый борт, лети да по сторонам поплёвывай. Лучше, конечно, в левую сторону. А ещё лучше вовсе не плевать за борт — примета плохая, из флота к нам пришла.

Часика через полтора в небе появилась пока ещё небольшая кучёвочка. Белые и прозрачно-пушистые шапки облаков вспухали чуть выше, висели клоками раздёрганной ваты. Ещё час-другой, и они начнут уплотняться и разрастаться, засверкают снежно-белыми оттенками, заклубятся макушками, чётко показывая активную турбулентность внутри себя. Не нужно в них попадать. А пока можно не обращать особого внимания.

Ещё через час проявил первые признаки активности мой пассажир. До этого сидел тише воды ниже травы, только макушка шлема и торчала впереди. Так думаю, что воспользовался оказией и заснул. А что, полёт спокойный, не трясёт, не болтает по воздушным волнам — можно и поспать. Даже позавидовал и хорошо так позавидовал. Наверное, эта зависть мне чуть позже и подкузьмила.

Так вот, очнулся мой пассажир, выпрямился на сиденье, руками за борта ухватился, головой завертел, вниз поглядывает. А на что там смотреть? Это у меня карта, и я точно знаю — где сейчас летим, а ему-то что разглядывать? Если только просто так красотами полюбоваться? Замер, глянул вниз один раз, второй, сплюнул, про себя, само собой разумеется. Ещё чего не хватало через борт плеваться — говорил же, что примета плохая.

Эх, а баран ведь я, баран! Вот сидит у меня в кабине большой начальник, генерал целый, перед которым местное начальство на цирлах бегает. И почему я не подсказал ему идею с фотоаппаратом? Ведь приходила же мне эта мысль в голову совсем недавно? Немного в другом исполнении, но ведь приходила? Не сообразил. Ничего, сегодня и наверстаю упущенное. Даже самому будет интересно, получится ли такой эксперимент? На современной технике, фотографической. Я ведь даже не знаю, что за фотоаппараты сейчас используют. А тут всё-таки высота не одна сотня метров. А почему не получится? Обязательно получится!

От этакой идеи даже лететь веселее стало. Опустился чуть ниже, чтобы уйти под активно, почти на глазах разрастающиеся облака. Начал выбирать маршрут так, чтобы по возможности не пролетать под ними, потому что в таком разе начинало ощутимо потряхивать на восходящих потоках воздуха. В этом случае хорошо, что скорость полёта небольшая. И дымка пошла по горизонту, смазывая очертания далёких ориентиров. Но пока с определением местоположения проблем не было. Да и какие проблемы могут быть при такой-то погоде? Внизу дорога вьётся, словно небрежно брошенная бельевая верёвка, справа вдалеке берег через марево дымки просматривается со всеми его изгибами. По очертаниям мысов и заливов уже можно определяться. Да ещё характерные сдвоенные острова справа, так похожие на фасолины и расположенные почти на половине пути, ни с какими другими их не перепутаешь.

Ещё полчасика лёту, и берег резко ушёл влево почти под прямым углом. А за широким проливом прямо по курсу можно было сквозь дымку разглядеть огромное тёмное пятно большого острова. Если верить карте, то это Вормс, где-то за ним должен находиться и Даго. Но наша цель не они, нам левее нужно, приблизительно вон в ту сторону. И я начал доворачивать градусов на тридцать влево. А что сложного-то? Вот она, карта, передо мной, острова визуально строго по курсу, береговая линия читается, всё понятно. И курс понятен, на который встать требуется. Вот так и буду держать, точно не промахнусь.

Пассажир активность проявил. Похоже, тоже заметил острова впереди. Даже привстал над кабиной, наклонился, сопротивление ветра преодолевает, вперёд всматривается.

Потом ко мне развернулся и лицом вниз клюнул, чуть нос не разбил. Или очки. В отличие от меня, у него они как раз имеются. Почему не разбил? Так развернулся резко, а встречным ветром-то его и придавило. Хорошо, что успел руками упереться, а то осколками стекла могло глаза порезать.

— Поручик, держите курс на проливы! Нужно над ними пройти! — и направление одной рукой показывает.

Во, как кричит, даже за треском мотора его отлично слышно. Ну, если нужно, значит пройдём. Только кричать в ответ не стал, просто кивком обозначил, что услышал и понял команду. Ну и довернул, куда указывали.

А над морем лететь хорошо. Сразу пропало лёгкое постоянное потряхивание, самолёт пошёл ровно, одно удовольствие от такого полёта.

Пассажир, да какой он мне пассажир? Начальник и командир, что уж себя-то обманывать? Так вот, мой начальник в этой командировке головой то вниз, на берега и проливы под крылом смотрит, то куда-то себе под ноги.

Или зарисовывает увиденное, или с картой сверяет. Что там сверять-то? Всё соответствует, всё точно.

О, рукой машет, новое направление полёта показывает, просит остров обогнуть. Обогнём, что же не обогнуть. Только сначала на время глянем, сколько нам приблизительно ещё можно в воздухе находиться? Минут сорок-пятьдесят? Где-то так, плюс-минус. Лучше бы плюс, минус мне совсем не нужен, особенно когда начались полёты над морем. Как-то не вдохновляет меня перспектива аэроплан по-глупому потерять. А ещё стоит лишь подумать о возможном купании в холодной морской воде, то руки сами непроизвольно начинают самолёт к берегу разворачивать. Нет, над морем нужно с полным баком летать… А ещё лучше на гидросамолёте…

Всё, пассажир рукой машет в противоположную сторону. Слава богу, что-то я начинаю дёргаться и всё чаще поглядываю на часы, прислушиваюсь к звуку работающего «Рона» за спиной. Разворачиваюсь влево и держусь вдоль берега острова Даго курсом на Эзель. Начальник снова рукой показывает держаться ещё правее, ближе к берегу. Точно, рисует или пометки делает, у него в пальцах карандаш зажат.

Вот так будет нормально, как раз на пролив между Эзелем и Мооном нацелился. А мелко тут. Сверху хорошо видны более тёмные места и более светлые. Тёмные — это где глубоко, ну а светлые… Светлые — это и так понятно. Понятно, почему инспектор так возбудился. Говорю же, фотоаппарат нужно было брать с собой. Или я этого ещё не говорил? Да какая разница. Пора бы и о посадке думать. Не над сушей летаем, над морем. И где этот катер сопровождения потерялся? Ну и что, что лето на дворе, солнышко сверху греет, и вода вроде как должна быть тёплой? Холодная она, я сам лично не далее как вчера проверил. Нет, приводняться мне как-то не хочется, поэтому ну его к чёрту, моего начальника, с этими его просьбами и разворотами. Хорошо ещё, что рыбаков внизу много, лодок и баркасов под нами хватает. Вот сядем, дозаправимся и можно крутиться над островами, сколько пассажирской душе будет угодно.

Куда там мой начальник показывает? Влево, на Моон довернуть? Доверну. И руку тянет. Записка? Давай, прочитаю. Так, что тут? В Куйвасте будем садиться? Отлично, наконец-то, даже легче стало. Умница! И моторчик сразу как-то веселее запел.

Прошли со снижением к намеченному острову, идём вдоль его левого, относительно нас, берега, вот сейчас этот самый Куйваст и должен показаться. Но сначала глаз зацепился за большое скопление разномастных кораблей впереди, среди которых можно было сразу определить военные по характерной окраске и силуэтам. Стоят себе группками возле берега. И только потом осмотрел само поселение.

Садиться в поле как-то не хочется — опасно, потому как сверху мне прекрасно видно высокие каменные изгороди вокруг огородов, хуторов и выпасов. Отсюда и делаю вывод, что камней здесь в полях хватает. На дорогу? А почему бы и действительно на неё не сесть? Движение внизу не то чтобы активное, его сейчас совсем нет, ни пеших, ни конных не наблюдаю. Зато ровненько будет. Относительно, конечно. И ширины вполне хватит. Снизился, прошёл над дорогой на небольшой в несколько десятков метров высоте по направлению к пристани, развернулся над морем, вызвав заметный переполох на судах. Даже до нас отдельные громкие команды снизу долетели. Правда, не совсем всё понятно, флотская терминология подробности разобрать не позволяет, но зато слышно, что на великом и могучем командуют.

Пролетел над поселением, увидел, как забегали по дворам селяне, как начали выскакивать из домов на дорогу, побросали работу на огородах и как провожают аэроплан поднятыми кверху головами. О, за нами вслед побежали. Чёрт! Не хватало ещё, чтобы они мне всю дорогу загородили. Придётся садиться чуть дальше от домов. Как раз вижу подходящий участок сразу после кромки леса. Подходящий-то он подходящий, да вовремя заметил несколько небольших деревьев слева и справа. Ветрозащитные посадки. И здесь не сесть. Да и ладно, буду садиться прямо на толпу встречающих селян. И селянок, что гораздо приятнее. Надеюсь, увидят снижающийся прямо на них самолёт и разбегутся в стороны — инстинкт самосохранения никто не отменял.

Прибрал обороты, чуть толкнул ручку вперёд, даже показалось, что легонечко чиркнул колёсами по верхушкам сосен и спланировал к бело-серой дороге. Щебёночное покрытие? Ну и хорошо, колёса не провалятся. Самое главное — это успел заметить, что видимых ям и выбоин на ней нет.

Перед касанием убрал газ до упора, погасил скорость и потянул ручку на себя. Хорошо, что ветра нет. Касание, пробег с поднятием тучи бело-серой пыли за хвостом самолёта и остановка. Хорошо потрудившийся мотор за спиной потрескивал, остывая, чуть в стороне над берегом суетливо и противно кричали, а скорее что-то скрежетали чайки, а вокруг моего самолёта мгновенно образовалась большая толпа набежавшего народа. Хотя откуда она здесь будет большая? Селение с виду невелико, но, похоже, сбежались почти все способные к самостоятельному перемещению жители. Самолётов никогда не видели, что ли? И почему-то все молчат. Ни звука никто не произнёс, стоят и смотрят. И пассажир мой молчит. Придётся первому нарушать эту тишину.

Отстегнул ремни, привстал на сиденье, оглядел сверху жителей и громко так, от всей души приветливо поздоровался. Но в ответ та же самая тишина. Ступор у народа, так понимаю. Как-то начинает напрягать это безмолвие. С облегчением увидел на подходе знакомые флотские мундиры.

— Разойдись! Что столпились? Разойдись, кому говорю!

Через толпу пробилось несколько морских офицеров во главе небольшого отряда матросов. Быстро растолкали толпу в стороны, освободили место вокруг аэроплана.

А тут и мой пассажир выбрался из кабины, шлем с головы стащил, комбинезон расстегнул, с плеч сбросил, погонами сверкнул. Точно, генерал-майор, угадал я.

Ишь, как военные при виде большого начальника удивились. Но быстро оправились, тут же подсуетились, доложились, самолёт в сторону убрали, развернули, пообещали дозаправить, а нас вежливо, но настойчиво пригласили на миноносец. Отобедать. Я сразу согласился, можно было и не уговаривать. Ну и генерал не отказался. Возле самолёта осталось в карауле трое морячков, а мы направились к пристани через опять же молчаливо расступившуюся толпу. Идти-то тут всего ничего и осталось.

Вот тут я по косвенным и догадался, чем это мы занимаемся. То есть не я, само собой разумеется, а мой пассажир. Инспектирует и проверяет местоположение частей и подразделений на возможных и вероятных направлениях вероятного противника. Это я так своими словами завернул, чтобы более понятно было, а так летаем, сверху смотрим на местность под крылом, определяем наиболее удачные места будущего расположения береговых батарей и фортификационных сооружений. Об этом, конечно, в кают-компании не говорилось напрямую, но мне хватило уточняющих вопросов флотских офицеров. Кстати, я сверху не разглядел, что за конкретные корабли стоят на рейде в проливе и у пристани. Теперь только из объяснений понял. Глубины в проливах Моона никакие, по самому глубокому фарватеру может лишь миноносец или канонерка проскользнуть, да и то с особыми предосторожностями. Именно они и составляют основную часть местного флота. Остальное — гражданские кораблики с малой осадкой да разнообразные местные посудины.

За столом в процессе степенного и солидного разговора я больше помалкивал. В кают-компании умных и знающих голов хватает, а у меня по большому счёту лишь некоторое, слишком поверхностное знание истории, да и то общей, к конкретным местам абсолютно не привязанной. Ну, читал я в далёком детстве книгу Валентина Пикуля, в более зрелом возрасте кино просмотрел про оборону этих проливов и островов, и что? И ничего. Впрочем, даже из моих скудных знаний можно понять, что атака на наши батареи, ну, когда их тут развернут, обязательно будет. И про измену команды какого-то миноносца ещё смог вспомнить. Потому что сильно меня тогда этот момент зацепил. Какие бы политические завихрения в головах моряков не крутились, но во время войны не подчиняться приказу командиров и действовать на руку противнику является прямой изменой. Расстрелять надо было изменников и предателей, и всё. А ведь такие дела не только здесь произошли, но и на других флотах и флотилиях, а среди сухопутных частей сколько подобных случаев было? Это как же промыли мозги солдатикам, что они с врагом мирились и братались, а своих офицеров на штыки поднимали? В голове не укладывается. И я ещё что-то намереваюсь за месяц с небольшим сделать? Бред сивой кобылы. Тут годы нужны, организация и солидные денежные вливания в пропаганду. Так что нужно правильно оценивать свои возможности и шансы. Мизерные они у меня на фоне грядущих катаклизмов. И даже не мизерные, а микроскопические. Скажу я сейчас о предстоящем здесь через три года сражении и какую реакцию в ответ получу?

В лучшем случае заработаю клеймо весьма странного, хоть и уважаемого по роду своей профессии, человека. И даже если назову точную дату начала войны, всё равно никто мне не поверит. Да я бы и сам лишь посмеялся на месте этих людей над такими уверениями и прогнозами.

А что тогда я могу? Чем помочь? Даже фотографию по зрелому размышлению здесь, за этим разговором не решился предложить. Потому что на картах обозначен и подробный рельеф местности с высотами, и глубины проливов. Не поймут и не оценят. Но чуть позже обязательно с генералом поговорю. Самое главное начать разговор, а дальше кривая куда-нибудь да вывезет.

После обеда всё так же в сопровождении группы офицеров направились к самолёту. Правда, дождались ответной телеграммы из Ревеля. Доложили о нашей посадке в Куйвасте. Узнали про катер сопровождения, который после двух часов безуспешного преследования давно скрывшейся из виду цели решил вернуться на базу. Ну и сообщили о времени нашего возможного возвращения. А что? Пусть готовятся к встрече.

На телеге доставили бензин, и я с помощью аж целого капитан-лейтенанта осторожно перелил его из бочки в бак. Нет, бочку мы наверх не поднимали, сначала переливали бензин в ведро, а уже из него через воронку в бак. Свои банки пока решил приберечь на крайний случай. Запас — он карман не тянет, пусть будет. Да и смысл его сейчас использовать, когда бензином снабжают без проблем.

После взлёта облетели остров, прошли вдоль береговой черты и направились к южному мысу острова Даго, потом ещё пролетели над Кассарским плёсом и взяли обратный курс на Ревель. А я-то думал, что в Ригу полетим, над ней покружимся. Видимо, в следующий раз. А вообще, перелёты получаются очень уж большие, на пределе дальности. И нагрузка на мотор опять же огромная. Выдержит ли? Посмотрим. Но сегодня обязательно поменяю масло, проверю сальники и прокладки на предмет подтекания. Больше, к сожалению, я ничего не смогу сделать.

Прислушался к пению двигателя за спиной, успокоился. Работает ровно. Поживём ещё.

А при заходе на посадку на уже знакомую площадку вляпался. Сглазил. Как раз на снижении почти перед самым приземлением где-то на высоте порядка метров двадцати поднял с озера большую стаю птиц. Кого там только не было. И вся эта хаотично мечущаяся куча не придумала ничего лучше, как ломануться в мою сторону. Правда, повезло, что не в центр влетел, хвост этой стаи задел. Но и этого хватило. Несколько сильных ударов по крыльям, от которых сотрясся весь корпус, звонко лопнула какая-то расчалка. Самолётик опасно накренился, клюнул носом, тут же его попытался задрать. Кое-как справился с возникшими моментами, на пределе возможностей и эффективности рулей удержал самолёт от катастрофы, убрал газ, снизился быстро и плюхнулся на траву. Тут уж не до красоты и мягкости приземления было. Но в последний момент перед касанием вспомнил про хрупкие и ненадёжные стойки колёс и поддёрнул ручку на себя, тут же перекладывая её влево, чтобы убрать мгновенно возникший крен. Да куда в сторону, она уже и так до упора завалена. Так и сел на одном колесе, с вывешенным вторым, чудом не чиркнув плоскостью правого нижнего крыла по земле. Хорошо, что оно короткое, и поэтому расстояния от него до земли хватило. И стойки колёс не подломились, выдержали. Зарулили на знакомую стоянку, ткнулся носом прямо в стену кирпичного здания, заглушил мотор и замер, расслабляя занемевшие от напряжения руки и ноги. Прикрыл глаза, сижу, дышу, прокручиваю в голове свои действия. Всё правильно сделал. Вновь вернулось, казалось бы, давно забытое воспоминание — летящие в лицо мохнатые кроны и золотистые стволы сосен. Ну и что, что скорость маленькая? Зато высоты достаточно. Если даже с пяти метров просто грохнуться о землю — костей не соберёшь. Да плюс ко всему работающий мотор с пропеллером за спиной. И кабина фанерная с деревянным реечным каркасом до кучи. Влетит в тело какой-нибудь острый отщеп, и всё. Прощай, моя вторая жизнь. Только сейчас и понял, насколько рискованно летать на такой технике. А то расслабился, понимаешь. Красота — скорости и высоты полётов невеликие, вес маленький. При отказе мотора можно почти без проблем спланировать и сесть практически на любую поверхность, даже на лес… При известной сноровке и наличии хоть какого-то опыта.

— Поручик, вы целы? С вами всё в порядке?

Ничего со мной не в порядке. Устал я, словно чёрт, который без перекуров в котлах с грешниками кипяток шурует.

Открыл глаза — пассажир мой в мою сторону перевесился, наклонился, руку к плечу протянул. Заметил, что я глаза открыл, убрал ладонь.

— Нормально всё. Вас-то птицы не зацепили?

— Бог миловал. Вам помочь вылезти?

— Благодарю, не нужно. Я сам.

Спрыгнул на землю, пошёл вокруг самолёта, рассматривая повреждения. Несколько дыр в верхней плоскости ободранными краями лохматятся, клочья перьев и пятна крови на переднем нижнем лонжероне, причудливой спиралью короткий обрывок расчалки из плоскости торчит. Длинный же конец свободно свисает и за крылом тянется по земле. Покачал крыло вверх-вниз, пошёл дальше. Внимательно и тщательно осмотрел мотор и винт. Здесь повезло, никаких повреждений. А если бы оборванный трос в двигатель попал? Брр. Мне вот интересно, почему-то раньше птицы с озера не взлетали. Ни при взлёте, ни при посадке. А тут словно кто вспугнул их. Не на моего ли пассажира покушались? Жаль, не посмотрел в ту сторону, может, и заметил бы кого в кустах камыша? Вряд ли. Не дураки же там сидели. Если сидели, конечно. А мысль интересная, стоит над ней хорошо подумать.

— Никак отлетались, поручик?

Мой генерал не отходит, хвостом за мной следует, все движения в точности повторяет, даже крыло так же покачал.

— Почему? Ничего страшного.

— И починить сможете? Или флотские мастерские придётся привлекать?

— Конечно, смогу. Трос у меня есть. Нам повезло, что крепления не вырвало. Вот тогда бы пришлось что-то придумывать. Да всё равно выкрутились бы. Только тогда мастерские бы и понадобились, помогли бы с ремонтом. Главное — винт и мотор целые. И колёса со стойками не поломались.

— А ловко вы управились с посадкой. Я уж перекреститься успел разок да начал молитву читать. Думал, всё, отлетался раб божий Сергей. Теперь понимаю, почему именно вас ко мне откомандировали. Вы отличный пилот.

— Ваше превосходительство…

— Голубчик, после сегодняшнего можете меня просто по имени-отчеству называть. Наедине само собой. Понимаете? Честь имею представиться. Остроумов Сергей Васильевич, военный инженер, инспектор Морской строительной части адмиралтейства.

— Благодарю. Понимаю. Так вот, Сергей Васильевич, с ремонтом понятно. Пока есть такая возможность, хочу свои соображения высказать. Почему бы нам в полёт фотоаппарат не брать? Ведь сверху можно прекрасно всё фотографировать.

— Интересные у вас соображения. Сами придумали?

— Слышал от кого-то. Не помню уже и от кого. Но идея заинтересовала.

— Да, идея интересная и, главное, своевременная. Сколько вам времени на ремонт потребуется? День? Не преувеличиваете? — обернулся на высыпавшую из-за угла казарменного здания группу офицеров. — Ну, наконец-то! Вот и встречающие объявились. Может, всё-таки лучше будет насчёт мастерских распорядиться?

— Мастерские ни к чему. Масло поменяю да залатаю прорехи в крыльях сам. А вот для натяжки тросов мне бы лучше помощника какого-нибудь толкового прислать.

В свете пришедших мне в голову подозрений лучше обойдусь своими силами. Так оно надёжнее будет…

— Сейчас же и распоряжусь, — развернулся к группе встречающих Остроумов. И сразу же, не обращая никакого внимания на вытянувшихся в струнку офицеров, прерывая доклад старшего из них, начал командовать:

— Господа, форменное безобразие у вас тут творится. Развели натуральный курятник на озере. Инспектора и аэроплан чуть не угробили. Если бы не умение господина поручика, то не знаю, что бы со всеми вами было. Полетели бы головушки с плеч после такого разгильдяйства. Где это видано, инспектора во время проверки не уберечь! — покачал головой, оглядел недоумевающих от неожиданной и, казалось, незаслуженной выволочки офицеров, усмехнулся. — Вы их хоть распугивайте перед нашей посадкой. Постреляйте в воздух, что ли. Фёдор Карлович, что с моими просьбами?

— Всё исполнено. Компас подобрали. Вот инженер порта с механиками, они всё и установят. И потребный для работы инструмент у них с собой имеется.

— Хоть в этом не подвели. Направьте всех в распоряжение господина поручика. Пусть и в ремонте потребную помощь окажут. И с этими птицами придумайте уж что-нибудь, Фёдор Карлович…

Самолёт мы отремонтировали быстро. И компас установили. Флотские нам самый маленький подобрали. Но всё равно по мне так очень большой. И хорошо, что я с собой из Пскова на всякий случай всё самое необходимое для срочного ремонта прихватил. Здесь-то ни материала на заплатки, ни клея с лаком не найти. Хотя воздухоплаватели в Ревеле точно есть. Но идти и налаживать нужные связи сегодня точно нет сил.

И с тросом разобрались, заменили оборванный на новый из моих запасов и натянули его должным образом. Заодно поменяли масло в моторе и полностью дозаправили бензином. Ещё раз, более тщательно, вдвоём с инженером осмотрели весь самолёт, особенно стойки колёс. На удивление, больше никаких поломок не обнаружилось. Легко отделались. А на винте всё-таки нашлось несколько размазанных бледных и оттого незаметных мазков крови. Инженер их нашёл, обратив внимание на прилипшие к лакированному дереву пёрышки. На моё счастье — маленькая птичка попалась. Если бы что-то вроде чайки или утки, винт бы разлетелся. Наверное. Это лишь предположение, но пусть оно таким дальше и останется. На практике проверять его как-то не хочется.

Солдатики принесли несколько вёдер тёплой воды и под моим строгим присмотром отдраили аэроплан. Смыли и засохшую кровь, и налипшую мошкару.

Наконец-то я остался один. Отступил на десяток шагов в сторону, оглядел со стороны самолёт — всё-таки красивый для этого времени аппарат.

Развернулся и пошёл в сторону знакомой гостиницы, кивнул вытянувшемуся часовому:

— Охраняй, братец.

И ушёл, завернул за кирпичный угол приземистого строения. В том же самом номере переоделся в чистое, спустился в ресторан, заказал маленький графинчик и употребил его содержимое под хороший кусок отлично прожаренного мяса. И под гарнир, само собой. Вот, к моему огромному сожалению, солёного огурчика здесь не было. Не трактир, как мне объяснили, а приличное заведение. Глупости какие. Не может такого быть, чтобы на кухне и солёных огурцов не было. Настаивать не стал, ещё раз внимательно изучил меню и на самом деле не обнаружил ничего, где бы они использовались. Странно, ну да и ладно. И так хорошо сижу. Гостиничка маленькая, соответственно и ресторанный зал небольшой, десяток столиков насчитал. Кроме меня никого больше и нет, поэтому и позволил себе озвучить удивление по поводу отсутствия солёных огурчиков. Так бы точно промолчал.

Значит, мой пассажир инспектирует строительство. И деньги здесь замешаны просто огромные. Может быть, попытка его устранения? Может, почему бы нет? Если всё на самом деле так, что мне делать? Генерала предупредить? Вряд ли он в такое поверит. Но попробовать можно. И самому внимательнее стоит быть. Аэроплан перед вылетом тщательно проверять. Можно ещё на горловину бака метки нанести, лишь одному мне понятные. Сразу будет видно, открывали её в моё отсутствие или нет. Качество самого бензина? С этим сложнее, но можно первую бочку возвращать назад под предлогом некондиции. Паранойя? Да и ладно.

Через день снова полетели на Эзель. В этот раз нас там ждут. Не на острове, в Куйвасте. Отправили предварительно радиограмму. Так что полетим, пофотографируем, сядем на знакомую дорогу, дозаправимся и вернёмся назад, в Ревель. Проявим снимки, посмотрим на получившийся результат. Да, вчера полдня та же самая группа во главе с тем же самым инженером устанавливала фотоаппарат в кабину под моим чутким руководством и присмотром. Прикидывали и так и эдак, ломали головы, а потом просто прорезали в полу кабины отверстие, сняли точные размеры, в мастерских порта сварили жёсткую конструкцию каркаса, всё это надёжно закрепили и тут же проверили, щёлкнули траву внизу. Не удержался от соблазна, поднялись с инженером в воздух, сделали несколько снимков сверху и тут же приземлились. Довольный и раскрасневшийся от обилия новых впечатлений после полёта инженер ушёл с кассетами в фотолабораторию. Мне и самому интересно. Посмотрим, что получится.

Получилось. На самом деле получилось. Хоть и был вроде как уверен в положительном результате, а некий червячок сомнения точил. Если всё сегодня с этими снимками над Эзелем пройдёт хорошо, то следующий мой вылет будет в Ригу. То ли генерал наконец-то начал мне доверять, то ли наше столкновение с птицами так неожиданно положительно на него подействовало. Начал понемногу со мной разговаривать. По крайней мере, теперь я хотя бы заранее знаю о предстоящем нам маршруте и пункте назначения, а не получаю задание в последний момент. Есть время и возможность подготовиться к полёту, наметить и изучить линию пути, определить поворотные точки и выделить характерные ориентиры. Не заблудимся. Тем более теперь у меня есть компас. И я высчитал магнитные курсы, прикупив в городской лавке что-то вроде транспортира и линейки.

Дальше началась обычная рутина. Ничего интересного не происходило, просто работа. Вылет, посадка, обслуживание самолёта, отдых и снова вылет. После Риги мы побывали в Либаве, фотографировали линию укреплений сверху, ждали результаты съёмки, после чего я почти два дня отдыхал. Ревель остался далеко позади, можно было немного расслабиться. Генералу я пока ничего не сказал о возникших подозрениях. Не было подходящего для такого разговора момента.

А здесь гораздо теплее, чем в Риге и тем более в Ревеле, поэтому рискнул и залез в море. Искупался. Отвёл душу. Отогрелся на раскалённом песке, всё-таки вода холодная, не выдержал и залез в море ещё разок. В кафе неподалёку вкусно пообедал, потом тут же чуть позже и поужинал. Хорошо выспался в такой же маленькой гостинице.

Самолёт и мотор вели себя просто отлично, нареканий никаких не было. Была лишь одна проблема, с моими капиталами. Носить на себе постоянно пояс было очень неудобно, особенно на море, поэтому приходилось рисковать и оставлять его в гостинице, сдавать на хранение в гостиничный сейф. От прежней внешней пошлой оболочки пришлось избавиться, заменить засалившиеся и потёртые от постоянной носки на голом теле кальсоны на небольшой кожаный кофр. Его и сдавал. Волновался, конечно, не без этого, но на удивление, никто на его содержимое не покушался. Со временем немного успокоился, но всё равно решить бы мне эту проблему побыстрее. Но придётся ждать. Наверное, до Варшавы. Там будет завершающая часть нашего затянувшегося пути, оттуда мы напрямую полетим в Петербург. Не в Псков, а именно в Петербург, в столицу. Инспектора же нужно до места доставить? И только после этого я вернусь в расположение роты.

Почему отдыхал почти два дня? Потому что пришлось ещё раз подняться в воздух и пролететь вдоль береговой черты над оборонительными укреплениями. Сверху всё выглядело внушительно, настораживало некоторое запустение бетонных казематов и фортов. Удивился такому факту и после посадки постарался аккуратно полюбопытствовать о причинах такого запустения.

На этот раз ответ я получил сразу, и этот ответ вверг меня в ступор. Оказывается, согласно новой военной доктрине Либавская крепость была упразднена. Здесь даже орудия стояли выпуска ещё прошлого века. И тех было немного, можно было пересчитать по пальцам обеих рук. Бред какой-то. А летали мы над ней для того, чтобы более эффективно продумать схему подрыва укреплений крепости на случай войны. От услышанного я малость подзавис. Как такое вообще может быть? Оказывается, может. Зачем строить, вкладывать миллионы и потом подрывать? На моё законное возмущение никакого вразумительного ответа я не получил. Да и то правда, он-то тут при чём? У него своё поручение, так что я зря на генерала насел с претензиями. И так Остроумов на меня с удивлением поглядывает во время моей пылкой эскапады. Наверняка про себя удивляется моей горячности, если не сказать больше. А я вовремя спохватился и рот свой прикрыл. Да, отношения между мной и генералом после той аварийной посадки перешли на более доверительный и откровенный уровень, но всё-таки ещё не настолько высокий, чтобы простой армейский поручик мог позволить высказывать подобные мысли перед его превосходительством.

Теперь я несколько по-другому смотрел на проплывающие под крылом массивные бетонные сооружения.

А укрепления Ревеля сверху были больше похожи на разворошенный муравейник. Огромные кучи разрытой земли и снующие по ним, словно муравьишки, длинные вереницы людей. Строятся укрепления, благо генерал обмолвился, что деньги на это выделены немалые. Размахнулись широко — должна получиться в итоге вторая после Владивостока по своей мощи крепость. И название для неё подобрали соответствующее, громкое, по имени великого царя реформатора, прорубателя окон в Европу.

Рига же удивила формой своей небольшой крепости в виде почти правильной шестилучевой звезды. Здесь мы не задержались. Пролетели разок над крепостью, сделали снимки, дозаправились, переночевали и утром полетели дальше.

Сколько потом было таких же похожих и не очень крепостей, поражающих своей внешней мощью, даже устал запоминать. Где-то это были полноценные фортификационные сооружения, а где-то обветшавшие, ныне переделанные под складские помещения. Даже в Варшаве строящиеся укрепления уже начали срывать, сравнивать с землёй. Это же сколько вложенных казённых денег выброшено на ветер?

Зато теперь хорошо представлял себе систему оборонительных сооружений. Неманский укрепрайон со своими тремя крепостями прикрывал северное направление и путь на Санкт-Петербург.

А самым впечатляющим был Варшавский — с его огромными и мощными крепостями. Увидел и Осовец, и Новогеоргиевск, и многие другие. Правда, собственными ногами довелось походить не везде, в основном лишь сверху посмотрел. Но вот насчёт Новогеоргиевска повезло. Пробыл я там три дня. И своего пассажира-инспектора за эти дни ни разу не видел, чем довольно-таки успешно воспользовался. Занимался по своему личному плану. Познакомился с офицерами воздухоплавательной роты, они и подсказали мне выход на тех, кто мог помочь в разрешении моего вопроса. Всего-то нужно было предварительно прогуляться в город, прикупить кое-что горячительное и провести один вечер в тесной офицерской компании за дружеским застольем. Совместное распитие — оно, знаете, быстро сближает совершенно незнакомых ранее людей. Зато наутро, несмотря на лёгкую головную боль, пришёл, как вчера и договаривались, на склад. Там и разжился, наконец, пулемётом Мадсена под наш русский винтовочный патрон. Сколько мне это удовольствие стоило, говорить не буду, всё равно не поверите, но честно сказать, ожидал и готовился к значительно большим ценам.

Удивился, когда мне тут же предложили приобрести ещё один, про запас, так сказать. Зря я засветил прихваченную с собой пачечку ассигнаций. Подумал и приобрёл. Пригодится. Тем более самому всё новоприобретённое имущество тащить не придётся. Пообещали доставить сегодня же вечером всё купленное прямо к аэро плану. Почему вечером? Да чтобы никто из тех, кому видеть не положено, не увидел.

После этой значительной и значимой для меня покупки меня соблазнили ещё одной. А всё началось с банального предложения отметить моё приобретение и немного, самую малость, поправить пошатнувшееся после вчерашних возлияний здоровье.

Откуда-то из-под стола появилась знакомая бутылка, словно по мановению волшебной палочки вынырнула из патронного ящика тарелка с нарезанными солёными огурчиками, чёрным ржаным хлебом и нарезанным пластами салом.

Пришлось соглашаться и поправлять здоровье. А потом ещё разок и ещё. После третьей поправки наше здоровье приобрело железную крепость, весь мир вокруг расцветился яркими красками. Вот тут внезапно расщедрившийся начальник и предложил заменить мой казённый наган на что-то более современное, подходящее по статусу столь замечательному лётчику и другу-офицеру. Удалился в глубь склада и быстро вернулся, выложив на стол передо мной два тяжёлых промасленных свёртка. Небрежно сдвинув при этом в сторону всю нашу немудрёную закуску.

Из стоящего рядом ящика с чистой ветошью небрежно выдернул подходящий лоскут, подстелил его под свёртки и барским жестом разрешил осмотреть их содержимое.

Маузер и браунинг. Две почти одинаковые по весу тяжёлые воронёные игрушки с пристёгиваемыми кобурами. И как-то стало всё равно, что руки сразу запачкались в оружейном масле. Покрутил один пистолет, другой и понял, что ни за что с ними не расстанусь.

— Нравится? То-то. Вижу, что нравится. Какой выбираешь?

— Сколько?

— Ну-у… Пистолеты новые, в деле ещё не были…

— Да ладно, всё равно они у тебя просто так кому-то достанутся. А я у тебя их за живые деньги куплю, — и похрустел ассигнациями, выложив на стол несколько крупных купюр.

— Ты оба купить хочешь?

— Конечно. А зачем ты их тогда принёс?

— Думал, что-то одно выберешь, — почесал затылок начальник склада, не сводя глаз с ассигнаций на столе. — Только здесь на оба не хватит.

— Вот так достаточно будет? — добавил ещё одну бумажку и перебил что-то собиравшегося сказать собутыльника: — И коньяк с меня. Больше всё равно не дам.

— Без ножа режешь. Эх, ладно! Забирай!

И бумажки самым волшебным образом испарились со столешницы.

А я потянулся к уже своим пистолетам.

— Погоди, — остановил моё движение кладовщик. — Сейчас солдатика кликну, пусть расконсервирует, почистит. Вот только пострелять тебе не удастся.

— Почему?

— Комендант наш стрельбы не любит. Ему бы всё по старинке — штыком работать.

Я только руками развёл. Даже и сказать нечего. Хотя, может быть, таким образом, мой продавец и собутыльник опасается привлечь ненужное внимание к моему приобретению? Да и ладно, какая мне разница? Дома пристреляю или ещё где-нибудь по дороге.

Коньяк или казённую выставлять не стал, выложил ещё одну цветную бумажку к немалому удовольствию кладовщика. Но зато вытребовал взамен немного патронов к пистолетам. Мне же всё равно пристреливать их нужно.

Да, растёт вес груза на моём самолёте. И никуда не денешься, всё вещи жизненно необходимые приобретаю.

Поздно вечером принесли прямо на стоянку мои новые покупки. Честно сказать, сначала у самолёта дожидался, потом устал стоять — присел на поперечину стоек колёс. Затем и в кабину забрался, чуть было там не заснул. Но придремал, точно. Даже вздрогнул, когда над ухом кто-то приглушённо похлопал раскрытой ладонью прямо по фанерному борту. И с трудом вынырнул из этой сладкой дрёмы.

С помощью тех же складских солдатиков плотно перепаковал пулемёты, обвязал и убрал в кабину. Перед вылетом привяжу снаружи, а пока пусть здесь лежат, от чужих глаз подальше.

На следующий вечер в той же компании офицеров всё равно пришлось проставляться за приобретение. Как-то быстро слух разошёлся, и точно не по моей вине. Я-то молчал, как рыба. Но пришлось поддаться на провокацию и поучаствовать в мероприятии. Иначе бы меня не отпустили. Но старался пореже прикладываться к бокалу, чуйка, что ли, сработала. В основном налегал на закуски. Поэтому наутро особых проблем со здоровьем не было. Некий сушняк присутствовал, и всё. А подошедшего с пакетом вестового воспринял как спустившегося с небес ангела-спасителя. Что-то подустала моя печень от местного гостеприимства. Разорвал толстую бумагу, вчитался в текст короткого послания. После обеда вылетаем. Наконец-то.

Проверил, насколько тщательно упакованы в брезент мои приобретения, крепко привязал свёртки к наружному борту кабины. А куда ещё их деть? Под ногами будут мешаться, устанавливать же на облюбованное и намеченное для эксплуатации место пока не могу — не поймут, да и негде устанавливать. Креплений-то нет. Так что пусть снаружи свёртками висят. Сопротивление от них невеликое, тем более что магазины я сложил отдельно. Кстати, магазинов я с запасом набрал. Различной ёмкости. Брал и на двадцать пять патронов, короткие, и длинные на сорок. Можно было обойтись и золотой серединой, на тридцать, да подумал и отказался, ни к чему. Пусть уж лучше так будет. Так и улетели…

Остроумов тихонько посмеивается каждый раз, когда к самолёту подходит, но больше ничего не говорит. Мы с ним хорошо пообщались в тот раз, когда он впервые эти свёртки увидел. В том разговоре и коснулись причин моего приобретения. К удивлению, высказанное предположение о скорой войне ничуть не удивило генерала. Только внимательно при этом поглядел на меня, словно в первый раз увидел, но говорить ничего не стал, перевёл разговор на моё приобретение, заинтересовался, что я буду с ним делать. Пришлось кое-что рассказать, поделиться своими соображениями, сильно удивив этим Сергея Васильевича. Осторожно коснулся и своих воспоминаний о Моонзундском сражении, выдав их за только что пришедшие в голову мысли. На этом разговор сразу увял, Сергей Васильевич как-то подозрительно на меня посмотрел и предложил готовиться к взлёту.

И мы продолжили облёт. Чем дальше и больше мы летали, тем сильнее я нервничал. Ресурс мотора подходил к концу. Иной раз прямо-таки одним местом чувствовал его скорый конец. И запускался он уже не с первого раза, и тянул слабее, не с той весёлой мощью, и стал как-то по-старчески иной раз похрипывать. Лишь бы до дома дотянул, а там я за ним присмотрю, самые лучшие запасные части выбью, в руки лучшего моториста определю.

А, вообще, впечатление от всей этой кирпично-бетонной мощи укрепрайонов было двояким. С одной стороны, дух захватывало, стоило только увидеть эти грандиозные сооружения, а с другой — было очень больно. Больно за предстоящие потери, больно за собственное бессилие, потому что точно знал — никому мои пророчества не нужны.

Даже вроде бы как и появившиеся хорошие знакомцы на все мои осторожные предсказания о будущих катастрофах реагировали… Да никак не реагировали. Отшучивались — мол, Сержу больше не наливать. И всё! Вот такой настрой всеобщего благодушия царил в офицерской среде. Единственное, что порадовало, так это серьёзное отношение к моим пророчествам малой группы офицеров в Новогеоргиевской крепости. И в Осовце рассказал о производящемся в Германии отравляющем газе. И ничего, что мне никто не поверил, осадочек-то в мозгах остался. Глядишь, кто-то да задумается и в нужный момент вспомнит о моих предостережениях и советах. Ну да, я же и посоветовал, как от него можно уберечься в этих условиях. Какие меры принять…

Поэтому и давило на меня тяжким грузом послезнание. То, что ни одна из этих крепостей должной роли в скорой войне так и не сыграет. Почему? Можно назвать множество причин, и все они будут верными, а можно не назвать ни одной, и это так же будет правильно. Война…

А с деньгами я так и не смог решить вопрос. Негде было — из Варшавы не удалось никуда вырваться — общий недостаток времени не позволил. Мотались от крепости к крепости по всем трём укрепрайонам, словно белки в колесе, спешили и торопились успеть всё облететь, словно инспектор и впрямь что-то знал о грядущей войне…

Мотор не выдержал уже на обратном пути, при возвращении домой, когда впереди показались окраины столицы. И ведь почти рядом с Псковом пролетали, можно было и на своём аэродроме сесть. Наверняка самолёт инспектора давно отремонтировали, мотор заменили. Пересел бы он спокойно на свой аэроплан и улетел, а теперь…

А что теперь? Вот она, Гатчина, подо мной. Можно же на учебное поле сесть! Лишь бы никто в этот момент по закону подлости не собирался взлетать или садиться.

И снова мысль о парашютах в голову пришла. Вот же она столица. Совсем рядом. Неужели я время не найду её посетить и лично с изобретателем договориться? В лепёшку разобьюсь, но сделаю. Нет, про разбиваться в лепёшку — это несколько несвоевременно и совершенно не к месту. Просто постараюсь всё для этого сделать. Так-то оно правильно будет.

И я решительно заложил плавный вираж влево, планируя в сторону знакомого лётного поля. Внимательно осмотрелся — никаких помех, никого в небе и на земле нет. На моё счастье. Впрочем, можно было бы и прямо у ангаров сесть, в случае чего. И вообще, что это я так разволновался? Сесть можно где угодно, лишь бы живыми остаться. А заволновался я лишь по одной причине. За пулемёты свои запереживал. Отберут ведь, если прознают.

Планируем под посвист ветра в расчалках, непривычная уху тишина заглохшего мотора давит на нервы. Уголок снижения приходится держать чуть больше, потому как широкая лопата замершего винта изрядно нас тормозит.

Определился с ветром, прикинул траекторию захода, удостоверился, что точно попадаю на полосу. Тут и Сергей Васильевич обернулся, рукой вниз показывает, на лице вопрос огромными буквами нарисован. Страха в глазах не видно, настолько уверен в благополучном исходе? Радует такой оптимизм, греет моё профессиональное самолюбие.

Метрах на пятидесяти испугали летевшую в попутном направлении огромную чёрную ворону. От испуга старая оглушительно каркнула, чуть нас не обгадила — промахнулась, к счастью. Заложила резкий вираж и убралась в сторону, заполошно махая крыльями и постоянно оглядываясь на непонятное и почти бесшумное нечто в воздухе.

Сели мягко, прошуршали колёсами по траве, легко коснулись земли и быстро остановились. Несколько долгих мгновений сидели. Молчали оба и не шевелились. Первым я прервал паузу. Отпустил ручку управления, расслабил напряжённые плечи, убрал ноги с педалей. Встал в кабине, облокотился руками на округлые края, перекинул тело наружу и скользнул по фанерному борту вниз, на землю.

Жёсткий удар по пяткам тут же напомнил о бренности бытия, об отказе двигателя, о совершённой посадке, о везении. Или о мастерстве? Раз есть место для шутки, значит, всё хорошо.

Помог спуститься Сергею Васильевичу, с недоумением смотрел, как он пыхтит, стараясь стащить с плеч зацепившийся за погоны комбинезон.

— Не поможете, Сергей Викторович?

Конечно же помогу. Укоряя себя за нерасторопность, кинулся освобождать так не вовремя зацепившуюся ткань.

Остроумов расправил мундир, надел фуражку, глянул куда-то мне за спину. Развернулся и я. Понятно. Наконец-то встречающие показались.

Генерал откашлялся:

— Сергей Викторович, никуда не уезжайте, обязательно дождитесь сообщения от меня. Поняли, голубчик? А я распоряжусь, чтобы вас приняли должным образом. И об имуществе своём не беспокойтесь, никто на него не позарится, — кивнул на свёртки.

— Слушаюсь, ваше превосходительство! — козырнул, получив в ответ небрежный кивок. И остался один. Генерала тут же увезли прочь со всеми его портфелями и бумагами, а я присел на поперечину колёс под кабиной. Тут хоть тенёк небольшой. И что дальше делать? В мотор лезть никакого резона нет. Я его сразу быстренько первым делом осмотрел. С виду всё в порядке, но винт колом стоит и не шевелится. Клин поймал. Так что с ним тщательно разбираться нужно. И не мне, а специалистам. Надеюсь, в Гатчине моему «Фарману» помогут.

Минут через двадцать из-за того же угла показалась и направилась в мою сторону небольшая группа солдатиков под командованием одного из слушателей авиашколы. «Фарман» оттолкали дружными усилиями к крайнему ангару, привязали канатами к вбитым в землю кольям, чтобы ветром не сдуло, и снова оставили меня в одиночестве. Никаких указаний относительно моей персоны у них не было. И что мне дальше делать?

Полез в кабину, вытащил мешочек с припасами, достал оттуда бутерброды. Хорошо, что я перед вылетом позаботился об этом. Так, на всякий случай, но ведь пригодилось же. Только вот воды нет. Как только вспомнил о воде, так сразу и жажда со всей силой навалилась. Даже бутерброд с салом в горло не пролез, застрял, вынудив сильно закашляться.

Обошёл ближайшие ангары, всё время краем глаза приглядывая за своим оставленным имуществом. Ну и что, что сейчас я никого вокруг не вижу? А вдруг кто-то как раз и ждёт, когда я в сторону отвернусь, и утащит мои пулемёты? Бред? Нет, скорее перестраховка и разумная предосторожность.

Ангары закрыты, замки на каждом висят. И часовой вскоре в далёком далеке обнаружился, в мою сторону торопится-поспешает. От греха подальше вернулся к своему самолёту, присел на жёрдочку под кабиной, словно воробей. Жду.

Повезло, от нарождавшегося конфликта с караульным избавил как нельзя вовремя появившийся грузовичок. Протарахтел вдоль стоянки, запылив и притормозившего немного часового, и меня. Развеялась тяжёлая пыль, распахнулась дверь, и на землю спрыгнул очередной курсант-слушатель, довольный, как слон от доверенного ему поручения. Первым делом осадил часового, не дав ему рта отрыть:

— Вон начальник караула идёт. Сейчас всё тебе и объяснит.

Интересно у них здесь караульная служба поставлена. Что, вот так любой слушатель со стороны может часовому указывать? Для чего нужна такая служба?

И только после этого слушатель обернулся ко мне:

— Господин поручик, прошу собрать личные вещи и пожаловать на борт вот этого сухопутного корыта.

Из флотских, похоже. Но уточнить кое-что не помешает.

— Поможете загрузить?

Что, удивился? Не ожидал, что у меня столько вещей? Погоди, сейчас начнём свёртки от кабины отвязывать, ещё больше удивишься. И я потянул за свободный конец верёвки.