Глава 29

Что я чувствовал? Лишь разочарование. Позже пришла пустота. Не раз потом я вспоминал зал, залитый светом, дорогую ткань, отполированные латы, мечи, украшенные рунами, — их внешний блеск ослепил меня. Я знал истории о славных подвигах, которые рассказывали в каждой таверне, — красивые слова оглушили меня. Я мог наизусть пересказать кодекс паладинов — его пьянящее содержание затмило мой разум. Я стал калекой и понял, как сильно ошибался.

Элидар Хенуэй (утерянный дневник)

Расталкивая прохожих, я несся сквозь толпу, не разбирая дороги. «Куда угодно — лишь бы не оставаться в ордене, лишь бы не стать таким же, как они…» — думал я. То и дело я слышал ругань; кто-то сильно толкнул меня, я споткнулся и едва не упал, задев рукой прилавок. В разные стороны полетели корзины с иноземными фруктами, торговец в негодовании что-то закричал. Забыв о встрече с Шероном, я прокладывал себе путь через оживленную площадь, затем бежал по пустынным переулкам; слезы жидким огнем текли по щекам. Наконец крики позади меня стихли. Я осмотрелся — вокруг никого не было. Я замедлил шаг, пытаясь унять дрожь в теле; сердце бешено колотилось.

«Такое поведение недостойно паладина», — прозвучал в голове спокойный голос сэра Грегора.

— Я — не ты! — со злостью выкрикнул я. Мои слова эхом пронеслись по безлюдной улице, отражаясь от стен сгрудившихся домов. — Я не такой, как они!

Обессилев, я опустился на землю, лег и закрыл глаза, не обращая внимания на холод камней. Молча наблюдавшее за мной с высоты солнце поблекло и скрылось во тьме. Исчез мрачный город, исчезла земля, исчез и я…

— Одаренный… — услышал я шепот. Устрашающий и пронзительный, он наполнял уши, отравлял разум, просачивался в самое сердце. — Ты — Одаренный… — утверждал голос. — Я расскажу… Найди меня…

Я открыл глаза. Слова исчезли — немой ветер унес их. Я поднялся с земли. Приходя в себя, я отряхнул грязную одежду, проверил закрепленные на поясе ножны и бесцельно побрел по запутанным улочкам Мистхельма. Понемногу город стал напоминать лабиринт. Солнце стояло в центре небосклона, но его лучи почти не грели. Стены высоких домов бросали на дорогу прохладные тени. Вдруг до меня донеслись обрывки разговора.

— Смотри, еще и сопротивляется! — воскликнул чей-то голос.

— А ты пырни его промеж ребер, — отозвался другой, — у него сразу отпадет охота дергаться!

Я остановился и прислушался: шум доносился из-за угла.

— Сдурел, что ли?! — удивился первый. — А как же стража?

Послышался смех. Я подошел ближе.

— Заканчивай с ним, — буркнул второй.

Завернув за угол, я увидел троих. Двое — явно грабители, а вот о третьем сказать что-либо было трудно — выглядел он странно. Старик, одетый в белую рясу; лицо закрыто капюшоном, видна лишь седая борода. Он опирается на узорчатый серебряный посох, символы на котором будто вычерчены пером. Старец не похож на жителя Мистхельма — кажется, он прибыл издалека. Разбойники загнали его в угол, однако он совершенно спокоен.

— Гони деньги, фигляр! — требует грабитель, поправляя помятую шляпу.

В руках у него нож, направленный на шею странника. Его приятель опасливо озирается по сторонам, однако окна домов в этом районе заколочены, и свидетелей не будет. Внезапно он замечает меня.

— Вот как… — хмыкает он.

Этот разбойник вооружен кастетом. Второй, отвернувшись от странника, медленно приближается ко мне, поигрывая ножом.

— Давай лучше заберем у старика посох и свалим отсюда, — предлагает первый.

Другой отмахивается:

— Вся добыча будет нашей. — Он усмехается, но по всему видно, что шутить он не намерен.

Выставив вперед меч, я готовлюсь к атаке. Грабитель быстро подскакивает ко мне и взмахивает ножом. Я отбиваю удар, он вскрикивает, его рука обагряется кровью, и оружие падает на землю. Краем глаза замечаю движение сбоку, но среагировать не успеваю, и удар кастетом заставляет меня рухнуть на землю. Ослабевшие пальцы выпускают рукоять меча. Голова кружится, в висках пульсирует тупая боль. Разбойники встают надо мной.

— Оставь его, — говорит первый, — не будем пачкать руки.

— Ну уж нет, — откликается второй. — Добью, чтобы не мешался.

Я пытаюсь подняться, но получаю пинок в бок. В глазах мутнеет.

— Не старайся, — приговаривает разбойник, — все равно не получится.

Он склоняется надо мной, словно палач, и замахивается для смертельного удара.

Я смотрю на застывшее в небе солнце и задерживаю дыхание. И тут вдруг я отчетливо слышу громкий треск. Мятая шляпа слетает с головы второго грабителя, и он валится на землю рядом со мной. Тут же раздается крик, кастет отлетает в сторону. Я едва успеваю заметить стремительные движения серебряного посоха. Удар — и еще одно тело падает возле меня. Я вновь пытаюсь подняться, на этот раз мне протягивают руку. Я с трудом распрямляю колени; земля покачивается, в голове стоит неприятный гул. Стерев с лица кровь, я поднимаю меч.

— Милосердие — удел сильных, — произносит странник. — Одной силой духа не обойтись. — Он откидывает с лица капюшон.

— Спасибо, — с трудом выговариваю я. Язык не слушается, в горле пересохло.

— Ты настоящий герой, — говорит старик.

Я смотрю в его мудрые глаза: в них ни тени иронии.

— Я не прошел посвящение! — вдруг вырвалось у меня.

Старик засмеялся:

— Разве оно нужно, чтобы быть героем? — Он удивленно поднял бровь. — На твоем клинке нет рун, но это не помешало тебе ринуться в бой. — Странник опустил руку мне на плечо. — Не так важны доспехи, как тот, кто их носит.

Он накинул капюшон и неспешно направился вдоль улочки. Словно вспомнив что-то, старик вдруг обернулся:

— Будешь в Азарии — обязательно посети древние кузни. Тебе понадобится оружие, подходящее по духу.

Я кивнул, посмотрел на лезвие, лишенное рун, и убрал меч в ножны. Силы возвращались.

Отправить