Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Они приехали в самый разгар жары.
Я сделала глубокий вдох и велела себе не раздражаться, не злиться и не огорчаться из-за того, что Макс обещал – обещал! – приехать к двум.
На часах было шесть вечера.
Зазвонил телефон:
– Ну что, приехали? – спросила Сэсси.
– Нет, – ответила я, скрежеща зубами. – Час назад выехали из города.
– Они же собирались утром выехать?
– Собирались, только палатки еще не привезли.
– Чего?
– Палатки. Оказывается, Макс заказал их вчера поздно вечером. Ну кто так делает – в последнюю минуту? Он же давно планировал поездку!
– Детка, что ты хочешь – это же мужчины! – посочувствовала Сэсси. – Если станет совсем невмоготу, вези их к Китти или Куини. Мы все поможем.
– Спасибо, – благодарно выдохнула я.
– А как сына зовут, я забыла?
Я замерла.
– Какое-то исландское имя…
– Ты не знаешь? – изумилась Сэсси.
– Не помню, – призналась я.
Ну вот, пожалуйста – они еще не приехали, а я уже чувствовала себя лузером, оттого что не помнила имя ребенка.
– Ему всего восемь, он почти не говорит по- английски, – добавила я в качестве оправдания. – Ничего, все будет хорошо.
«Все будет хорошо» – моя новая мантра. ПСВ прошел, и жизнь вроде бы устаканилась. Я занималась тем, что ожидается от людей среднего возраста: «сохраняла активность», «следила за питанием» и «проявляла умеренность в потреблении алкоголя» (всегда старалась наполнять свой бокал розе кубиками льда). А еще я работала – по пять-шесть часов в день, с восьми до двух.
Я была спокойна и счастлива, поэтому, когда позвонил один из бывших – назовем его Максом – и попросил разрешения разбить лагерь у меня на участке, согласилась. Его сыну ужасно хотелось испытать прелести «дикого» туризма: ночевать в палатке, ловить рыбу, наблюдать за животными в лесу и так далее.
У меня во дворе достаточно места, даже что-то вроде «хижины» имеется – старый амбар. Там новый цементный пол, коммуникации проведены. Правда, после сильных дождей затапливает, но это пустяки. Любой ребенок захочет там остаться.
Я была уверена, что смогу выдержать визит. Пока Макс проводит время с сыном, я буду соблюдать привычный распорядок дня. Правда, имелась одна проблема: у Макса нет машины. Вообще-то у него и прав нет: будучи типичным городским жителем, он привык к общественному транспорту.
– Ничего страшного! – воскликнула я. – У нас в деревне машина вовсе не обязательна, можно ездить на велосипеде. Сколько мальчику лет?
– Восемь, – ответил его отец.
Мы согласились, что в этом возрасте он наверняка умеет кататься.
Итак, мы разработали план, который я, как обычно, отодвинула на задворки сознания и благополучно забыла о нем до тех пор, пока до приезда не осталось меньше недели.
– Так они и вправду приедут? – спросила Сэсси.
Я пожала плечами.
– Да кто их знает… Ты же помнишь Макса – он может передумать в любую минуту.
У Макса очень расслабленное отношение к жизни. Ему пятьдесят пять, не работает, ни разу не был женат. Вопросы «откуда он берет деньги?» и «как он зарабатывает на жизнь?» оставались без ответов. Насколько я поняла из его эсэмэсок и редких писем, Макс путешествует по миру, посещая фестиваль искусств «Горящий человек», где тусуются миллионеры-технари с младенческими лицами.
«Поехали со мной в Африку на фестиваль?»
«Нет, спасибо, куча работы. Повеселись там хорошенько!»
Я начинаю нервничать, когда друзья спрашивают, как такой человек умудрился стать отцом, особенно учитывая, что это вышло «случайно».
Макс принадлежит к той категории людей, что избегают традиционного жизненного уклада, и не скрывает этого. Он честно предупреждает своих партнерш, что не верит в брак и не хочет детей. Макс прекрасно понимает, что черты его характера и образ жизни никак не подходят для воспитания маленьких зависимых людей.
И все-таки он стал отцом. На вечеринке в Италии Макс встретил исландку; они провели вместе пять дней. Два месяца спустя женщина позвонила и сообщила следующее, по пунктам:
а) она беременна;
б) собирается рожать;
в) о ребенке позаботится сама;
г) от него ничего не требуется.
Прошло шесть лет, в течение которых его сын рос в маленькой северной стране и говорил только по-исландски. Иногда Макс упоминал о сыне.
– Ты с ним виделся? – удивленно спрашивала я. – И как он?
– Да вроде ничего. Мы ведь не общаемся – он почти не говорит по-английски.
Мальчик вел простую жизнь на свежем воздухе. У него была сводная сестра, чей отец – прямая противоположность Максу – местный рыбак. Парень много времени проводил на берегу моря; возможно, однажды он тоже стал бы местным рыбаком, если бы его мать не решила искать лучшей жизни для себя и детей. Она взяла все свои сбережения и переехала в Верхний Ист-Сайд на Манхэттене, где ей удалось устроиться риелтором. В общем, на жизнь хватало.
Разумеется, поскольку Макс иногда все-таки появлялся в Нью-Йорке, они с сыном стали видеться чаще. В свои пятьдесят пять, без малейшего опыта, Макс пытался понять, что это значит – быть родителем.
Я решила ему помочь. В конце концов, он ведь старается! Это хороший знак, такие порывы надо поощрять. Именно поэтому – так я объяснила друзьям – я предложила Максу помочь осуществить мечту об идеальном палаточном отдыхе с сыном.
Правда, не все верили.
– А тебе не кажется странным, что какая-то женщина отправляет к тебе своего ребенка? – спросила Тильда Тиа.
Вот она, как мать, ни за что не оставила бы восьмилетнего ребенка у какой-то незнакомой женщины!
У меня нет детей, я в этом ничего не понимаю, однако могу представить обстоятельства, при которых мать может отослать своего ребенка, – так было, например, в «Хайди».
– Это совсем другое дело! – возразила Тильда Тиа. – Вы ведь с ним больше не вместе.
– Может, именно поэтому, – встряла Китти. – Она больше не представляет угрозы.
– Ты вообще понимаешь, во что ввязываешься?
Тильда Тиа – настоящий вожак. Когда она гостила у Китти, то всегда ездила в супермаркет за продуктами, готовила еду и орала на других гостей, чтобы те убирались в своих комнатах.
Впрочем, она права: я понятия не имею, во что ввязываюсь, – однако уже согласилась и была готова ко всему. Поскольку своих детей у меня нет, возможно, я получу интересный жизненный опыт.
Я взяла телефон и проверила время и погоду. В течение часа ожидаются сильные грозы. Значит, палатки устанавливать нельзя: существует опасность поражения электрическим током.
Я написала Максу эсэмэску: «Где вы?»
Наконец около десяти вечера гости прибыли на такси. Хотелось бы сказать, что я была в хорошем настроении, но это не так. Их опоздание порядком вывело меня из себя.
И все же прибытие гостей сродни рождению ребенка: ты так рад их видеть, что все раздражение проходит.
Демонстрируя манеры хорошего родителя, отец поспешно отвел сына в ванную, пока я тащила их чемоданы в гостиную.
Оглядываясь в поисках места, куда бы поставить сумки мальчика, я вдруг поняла, что Тильда Тиа права: действительно, как-то неловко получается… Вроде я ему не мать, и все же он будет жить у меня. С его отцом я давно не встречаюсь – и опять же он будет жить у меня.
С другой стороны, они ведь не собираются жить прямо в доме, а поставят палатки на заднем дворе и будут зависать в амбаре. У них своя территория, у меня своя.
Правда, оставалась еще одна проблема: надвигающиеся грозы, из-за которых житье в палатке представлялось не только малоприятным, но и попросту опасным.
Однако мальчику вовсе не хотелось оставаться в доме. Ему обещали палатку, и все тут! Мы с его отцом наперебой стали убеждать его, что в сарае гораздо лучше, там просторно и даже есть маленький кондиционер: будет прохладно, меньше насекомых, а главное – сухо!
Ни в какую! Мальчик недвусмысленно велел отцу ставить палатку. Я предложила помочь, но он меня отогнал.
Я вернулась в дом, налила бокал розе со льдом и мысленно поздравила себя с удачей. У мальчика определенно имелись планы, и эти планы не включали меня, а значит, наши отношения будут предельно просты: я для него что-то вроде вожатого лагеря или хозяйки, сдающей квартиру в аренду.
На следующее утро я проснулась в тишине. Макс с сыном сидели на диване и молча рылись в сумке ребенка. Я налила себе чашку чая и присоединилась к ним. Максу так и не удалось толком поспать, и к шести они уже поднялись, дошли до закусочной и позавтракали, судя по замасленным бумажным пакетам и пластиковым контейнерам, разбросанным по столу.
– Вот, держи, – сказал Макс, протягивая мне конверт.
– Что это?
– Записка от Глотис.
– От кого?
– От Глотис, его мамы, – прошипел Макс.
Ах да…
«Дорогая Кэндес, – писала она, – спасибо за то, что присматриваете за сыном. Для него это будет настоящее приключение».
«Ой как мило! Вот видишь, Тильда, – мысленно продолжила я спор, – мама мне доверяет! Уж не знаю почему. Может, ей материнский инстинкт подсказывает, что ребенку будет полезно общение со мной?»
Мы с его отцом перебрали одежду мальчика.
– А почему у него только две пары шорт? – спросила я.
Макс пожал плечами.
– Наверное, у Глотис не так много денег.
В детях я, может, и не разбираюсь, зато в одежде знаю толк, будьте уверены. Итак, Макс с ребенком поедут в магазин, а я помогу им с выбором.
К счастью, у нас в центре куча детских магазинов. А также – я вдруг впервые это заметила – куча детей. И родителей.
Наблюдая за ними, я невольно задумалась: а как бы сейчас выглядела моя жизнь, если бы мы с Максом и вправду были женаты и с ребенком? Конечно, идея притянута за уши, и все же вполне реальна, думала я, следуя за парой симпатичных родителей в возрасте за сорок и их очаровательными детишками. Была бы я счастлива и довольна жизнью больше, чем сейчас?
Уверенный, что шопинг – дело женское, Макс немедленно уселся на диван и принялся строчить эсэмэски.
Я не обиделась: его вмешательство только усложнит ситуацию, – к тому же в моде разбираюсь гораздо лучше.
– Эй, смотри! – Я сняла с вешалки желтую футболку и призывно помахала ею, надеясь подманить мальчика поближе к разноцветному вороху одежды.
Он потерянно уставился на меня, не произнося ни слова.
– Ладно, – бодро продолжала я. – А как насчет… кроссовок?
И снова недоуменный взгляд: чего я к нему пристала? Что мы вообще тут делаем? В его глазах ясно читалось отторжение: «Ты не моя мамочка!»
Увы, это правда. Я не имею к ребенку никакого отношения, не имею над ним никакой власти, и мы оба это прекрасно понимаем.
К счастью, на помощь нам пришла продавщица, воскликнув:
– Какой славный мальчик! Какой у него размер?
На мгновение я почувствовала себя польщенной: надо же, я выгляжу достаточно молодо, чтобы меня приняли за его мать! Тут я вспомнила, что настоящая мать должна бы знать размеры своего ребенка. Если я признаюсь в своем невежестве, она подумает, что я ужасная мать и невнимательно отношусь к сыну.
Пришлось рассекречиваться. Я отвела продавщицу в сторону и честно призналась:
– На самом деле я ему не мать. Я вообще с ним только что познакомилась, а его отец видится с ним раз в год. И еще мальчик не говорит по-английски.
Слава богу, она все поняла. Как позже выяснилось, покупка одежды – одно из многих занятий, которые дети не способны осуществить самостоятельно.
Разумеется, я ни на секунду не рассчитывала, что справлюсь с отцом и сыном в одиночку. В конце концов, даже людям, у которых есть собственные дети, кто-то помогает, правда же? Например, иногда они берут в поездки своих нянь.
Эту мысль мне напомнил кто-то из знакомых на одной вечеринке. В ответ я заметила, что идея отличная, кто бы спорил, только мы с Максом не можем позволить себе няню. А если бы и могли, куда мы ее поселим? Не в палатку же!
К счастью, у меня есть друзья. Как и Тильда Тиа, они были уверены, что визит закончится крахом и меня надо будет спасать.
С самого детства у меня отсутствует так называемый материнский инстинкт. Когда у кого-нибудь поблизости рождался ребенок, все соседки маршировали туда стройными рядами, прихватив дочерей, чтобы посмотреть на новорожденного. Мать брала ребенка на руки, поднимала на всеобщее обозрение, а затем передавала какой-нибудь девочке; так его пускали по кругу и умиленно ворковали. Когда же очередь доходила до меня, я отказывалась брать ребенка на руки. Кроме того, что я попросту боялась – а вдруг уроню? – этот момент ощущался чем-то вроде идеологической обработки. Девочки, которые умели держать на руках детей, в итоге попадали в ловушку – их вечно использовали в качестве бебиситтеров.
Нет уж, спасибо.
Именно поэтому все мои друзья вызвались помочь мне играть роль мамочки. Куини с Китти, у каждой из которых имелся бассейн, приглашали заезжать после обеда и даже обещали посидеть с мальчиком. Сэсси планировала заниматься спортом: устраивать всякие игры вроде бадминтона и бриджа.
Одно дело – быть плохой мамой в теории, другое – в реальности, даже если ты фактически не мать этому ребенку.
Создается впечатление, что большинство женщин – не важно, детных или нет – инстинктивно знают, как себя вести, если поблизости появляется чужой ребенок без матери. Нужно немедленно предложить ему сок, отвести в туалет, дать печеньку… – словом, обращаться с ним, как администратор со звездой на голливудской площадке.
Ровно так и случилось, когда мы приехали к Куини поплавать в бассейне. Куини моментально перехватила ребенка и отвела в туалет, а я тем временем подверглась бичеванию со стороны подруг.
– Почему ты сразу не сказала, что он такой хорошенький? – воскликнула Сэсси.
– Как это ты не помнишь его имя? – упрекнула меня Китти.
– Эй, полегче! Я уважаю личные границы. Если он запомнит, как меня зовут, то и я запомню его имя!
Я попыталась объяснить им свою теорию вожатого, однако никто не купился.
– Даже вожатые знают имена своих подопечных – это часть их работы, милая, – сказала Мэрилин, словно я была чудаковатой старухой.
Мгновение спустя на веранду впорхнула Куини, держа мальчика за руку. Она выглядела гламурно, шикарно и собранно. Как ни странно, рядом с ней ребенок казался счастливым и расслабленным. Впервые за целый день я тоже расслабилась.
Увы, ненадолго. Еще одна проблема с детьми: их нельзя развлекать пару минут, а потом ждать, что они уйдут и займутся своими делами, – или вы уйдете и займетесь своими. С детьми так не работает, это вам не коктейльная вечеринка. Их нужно развлекать постоянно.
Будучи матерью, Куини об этом знала. Она предложила мальчику вместе поплавать в бассейне, а мы сидели вокруг и снимали их на телефоны. Куини приговаривала, какой он умный, какой хороший, и мы все согласились, что Куини – лучшая мама на свете. У нее к этому талант.
Однако тут ее позвала настоящая дочь, и эстафету приняла Мэрилин.
Она родилась в Австралии и выросла на берегу океана; это помогло ей разговорить мальчика, и тот стал на ломаном английском рассказывать, как жил у моря, как там зимой темно и ужасно холодно. Однако тут Мэрилин, которая сидела на жарком солнце, уступив маленькому гостю место под зонтиком, перегрелась и прыгнула в бассейн, чтобы охладиться. Тогда он присел рядом с Китти (матерью-одиночкой с юности), и та обняла его, а Сэсси начала рассказывать всякие забавные истории.
А где же был Макс все это время, спросите вы? Дома у Куини, дремал на диване под кондиционером.
Наконец мальчик заскучал. Сэсси бросила на меня выразительный взгляд, намекая, что наступила моя очередь его развлекать.
– Слушай, парень, – сказала я, отведя его в сторону.
– Да? – Мальчик улыбался, не подозревая подвоха.
– Хочешь научиться нырять?
– Как?
– А вот так!
И я показала, чему научилась в детстве на уроках плавания, когда мне тоже было восемь лет.
Сработало! Наконец-то мальчику со мной интересно!
Надо отдать ему должное, он схватывал на лету. Не сдавался, не жаловался, не хныкал. Минут сорок упорно тренировался, и наконец у него получилось.
Может, мне все-таки удастся роль вожатой?
Итак, гостям пора обрести мобильность. Проще говоря, мальчику нужен велосипед.
Я надеялась разобраться с этим вопросом с самого утра, чтобы осталось время поработать. План был прост: доехать до магазина велосипедов, высадить Макса с сыном и вернуться домой.
Однако едва мы сели в машину, откуда ни возьмись нарисовался длинный список необходимых гостям вещей. Я мысленно застонала: теперь это растянется на целый час, не меньше.
Сперва была двадцатиминутная остановка в хозяйственном магазине, где мы спорили насчет удочек и откуда вышли в итоге с пустыми руками. В супермаркете закупились кучей еды, которую я в жизни не стала бы есть, вроде картофельных чипсов, цукатов и зефира. Я уже заранее раздражалась, представляя всю эту ерунду, распиханную по моей крошечной кухне.
Наконец добрались до великов. Мальчику отчего-то не хотелось заходить внутрь, однако я напомнила себе, что это не моя проблема, и осталась в машине. Я ему не родитель.
Протянув руку назад, я нащупала пакетик с чипсами и пару минут наслаждалась тишиной и покоем.
– Ты тут? – позвал Макс, выходя из магазина.
– Чего? – высунулась я из окна.
– У нас небольшая проблема… – Он замялся. – Ты не могла бы зайти?
В магазине царила неловкая атмосфера. Мальчик зажался в угол, подняв плечи, словно хотел провалиться на месте.
Бедняжка! Оказывается, он не умеет ездить на велике, а отцу не признался, потому что боялся разочаровать.
Душераздирающе грустная сцена, с одной стороны, а с другой – мне придется по-прежнему исполнять для гостей роль таксиста, а это никак не входило в мои планы.
Надо было что-то делать.
– Может, он еще научится?
Я отметила, что у нас есть все возможности, ведь дом идеально расположен для таких целей: через дорогу парк, позади дома – тупик, а у ближайшего пожарного депо имеется огромная парковка, где можно тренировать повороты. Я и сама там упражнялась в начале лета.
– Пап-па? – встрепенулся мальчик. – Ты научишь меня кататься?
– Конечно, сынок! – ответил Макс.
«Ура! Или нет…»
Похоже, с детьми никогда и ничего не бывает просто. В магазине не оказалось тренировочных великов, пришлось заказывать в Интернете. Процесс отнял еще больше времени, и я уже начала нервничать из-за того, что пренебрегаю другими аспектами своей жизни, не включавшими обслуживание гостей.
В итоге я заявила Максу, что у меня срочная работа, которую нужно сделать до завтра, поэтому он должен чем-то заняться и оставить меня в покое часа на три.
– Ла-адно, – протянул Макс, закатывая глаза.
– Макс, ну пожалуйста! Я не хочу показаться грубой, я очень рада вас видеть… Мне просто нужно поработать!
– У тебя всегда так! – парировал Макс обвиняющим тоном, словно пятнадцать лет назад мы расстались именно из-за этого.
Я прикусила язык. При мысли о том, что нужно садиться за стол, я испытывала смесь тошноты и беспомощности, как бывает, когда болеет любимое животное. Назревал дедлайн, книга не получалась, а значит, надо прикладывать еще больше усилий.
Вдобавок мне нужны деньги.
Не хотелось посвящать Макса в детали, однако дом давно требовал ремонта, а средств на это не хватало. Такими темпами я никогда не смогу позволить себе ремонт. Разумеется, я не собиралась говорить Максу, что меня посещают видения полуразвалившегося дома тридцать лет спустя, а на веранде я, с клюкой и в лохмотьях, – и это еще оптимистичный вариант!
И тем не менее я испытывала чувство вины.
Наконец прибыл велосипед!
Продавцы в магазине волшебным образом умудрились его собрать, и через три минуты безо всякой отцовской помощи мальчик резво крутил педали вокруг парковки.
А его улыбка! Даже не то чтобы от уха до уха, как говорится, но гораздо больше. Эта улыбка окупала все: неразбериху, суету, неудобство, необходимость кормить, одевать, развлекать, сопровождать и, главным образом, постоянно думать о маленьком человеке. Ничто не сравнится с радостной улыбкой ребенка.
Глядя на нее, ты понимаешь, что живешь не зря.
И тут, совсем как настоящая мать, я бросилась к машине, схватила телефон и принялась снимать историческое событие на память.
Говорят, дети меняют человека к лучшему. Как я и надеялась, это произошло и с Максом.
Заметив, что мальчик схватывает на лету, Макс вознамерился научить его и другим полезным занятиям: ловить рыбу, играть в теннис, заводить новых друзей, улучшить чтение.
Сказано – сделано. Макс с сыном отправились в центр на велосипедах и вернулись, нагруженные книгами Роальда Даля, ножницами и картоном для диорамы. Слава богу, они утащили все это добро в амбар.
Прошло полчаса. В доме ощущалась странная пустота.
Из любопытства я отправилась посмотреть, что они там делают: может, совет какой понадобится…
Меня прогнали.
Я была им не нужна.
И тут меня осенила простая истина бездетного человека: ты никому не нужен, ну разве что друзьям и собаке, но это ведь не одно и то же.
А если подумать на пару шагов вперед, кто будет жалеть о твоей кончине? Ну да, друзья опечалятся, но ненадолго. И хотя они придут на твои похороны, вряд ли кому-то сильно захочется их организовывать. И наконец, кому ты оставишь свои пенсионные накопления?
При условии, что они у тебя вообще есть.
В тот вечер, готовясь ко сну, я размышляла о Максе и о том, как он внезапно обрел смысл в жизни: своего сына.
Закрывая глаза, я подумала: а что, если я упустила в жизни главное?
Поэтому на следующее утро, когда Макс заговорил о своих планах, о том, как им тут хорошо и как было бы здорово остаться еще на несколько дней, я с радостью согласилась.
– Ну давай, шевелись! – рычала я сквозь зубы на медленно ползущую впереди машину.
Вот зачем я опять села за руль, а?..
Конечно же, ради мальчика: его нужно было отвезти в спортивный лагерь, который устраивала местная школа, а поскольку на велосипеде туда ехать слишком далеко, я взялась их с Максом подвезти.
Мальчик не доставлял хлопот, а вот Макс – другое дело: болтал без умолку о какой-то дурацкой свадьбе в Калифорнии, на которую собирался надеть костюм полярного медведя, но до сих пор не заказал его на Амазоне.
Я сделала глубокий вдох и оглядела площадку, где ребята начинали свой день. Иногда они пускали воздушные шарики, иногда надевали маски. Сегодня дети играли на музыкальных инструментах. В высоких окнах виднелись плакаты веселеньких расцветок.
Дети и несколько взрослых оживленно хлопали в ладоши.
– Почему они всегда такие радостные? – спросила я.
– А? – рассеянно отозвался Макс.
– Да, – подхватил ребенок. – Пап-па, почему?
По контрасту с родителями и их подопечными мы с Максом были похожи на два чучела. Макс ходил в той же футболке, в которой спал, и кроссовках на босу ногу, да и я выглядела не лучше в заляпанных шортах и мешковатой застиранной рубашке – так удобнее.
Исчезли прелести спокойной жизни одинокой домохозяйки средних лет: неторопливо выбирать зелень на рынке, гулять с собаками по пляжу, искать красивую оранжевую ракушку, любоваться закатом; накуриться и танцевать под какую-нибудь попсу… Словом, мирное созерцание, свойственное людям среднего возраста, рассчитывающим прожить еще лет тридцать. Идея заключается в том, чтобы у человека оставалось время на себя, чего настоящие родители, как правило, лишены.
Теперь и я просыпалась со списком длиной в руку: сделать, купить, починить, почистить.
Но главной заботой оставался мальчик.
Несмотря на то что мы с ним не были близки, едва обменялись парой слов и не испытывали друг к другу особой симпатии, мой долг – обеспечивать его безопасность, и не только. Главным образом, я должна следить за тем, чтобы он был счастлив.
Исподволь у меня сформировалось «мамское мышление», как я это называю.
Например, два дня назад, когда мы забирали ребенка с пристани, где он провел утро в школе рыболовов-любителей, я внезапно поймала себя на том, что исподтишка разглядываю других детей. Как они относятся к нашему мальчику? Общаются с ним или игнорируют?
У него вообще-то есть друзья?
Мальчик явно отличался от остальных детей: даже не столько худобой, сколько замкнутостью, особой восприимчивостью, – отчего выглядел менее социализированным. А может, это все оттого, что он вечно носил мятую одежду, которую отец стирал самолично и, конечно же, забывал в сушилке на ночь.
«Ну и что, – подумала я, снова изучая детей, – зато наш мальчик умный и все схватывает на лету. Уже научился кататься на велике, играть в теннис, нырять и даже ловить рыбу. Если бы мы были семьей и жили в глуши, он бы нам пригодился. Чуть ли не каждый день приносит с рыбалки как минимум две рыбки, чтобы накормить родителей. По-вашему, многие дети на такое способны, а?»
Прибыли какие-то посылки. Макс вскрыл их и принялся выкладывать упаковочный пенопласт в большую чашку для салата. Не самое подходящее место, однако я не стала возражать – он ведь старается ради ребенка! К тому же я некоторым образом проживаю бесценный семейный опыт. Остается лишь надеяться, что моя жизнь не развалится к чертям, поскольку я не успеваю закончить работу в срок и двигаюсь все ближе и ближе к перспективе бедности.
Тем временем Макс достал из коробки одну из своих покупок, развернул и поднял на свет.
– Смотри, сынок, это бонсай.
– А что такое «бонсай»? – спросил мальчик.
– Это карликовое дерево. Знаешь, бывают люди-карлики, а это дерево такое.
Не самые подходящие выражения, однако я не стала критиковать Макса на глазах у ребенка. Если я позволю себе критические высказывания в его адрес, мальчик расстроится.
Вчера, например, пока я пыталась отмыть сковородку, а Макс заливал порезанные сливы и персики алкоголем, я неосторожно назвала его чудаком. Мальчик немедленно ощетинился и поманил меня на террасу.
– Что такое, парень? – поинтересовалась я.
– Не смей говорить плохо про пап-пу! Мой пап-па не чудак!
– А разве это плохо? Я думала, чудак – это хорошо, – вывернулась я.
Мальчик бросил на меня подозрительный взгляд.
– А что ты скажешь про пап-пу?
Я сразу поняла, что вопрос с подвохом.
– Ну… Он много путешествует, и значит, похож на Джеймса Бонда.
Пауза.
– А может, он ботаник?
– Пожалуй, есть немножко.
– А это плохо или хорошо?
– Хорошо, – заверила я.
– Тогда почему ты назвала пап-пу чудаком, а не ботаником?
Шах и мат.
Пока мои гости рылись в коробках, я достала цветные карандаши и принялась набрасывать портрет своего пуделя. Соскучившись, мальчик подошел ко мне посмотреть, затем присел рядом и стал рисовать верблюда.
В доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь скрипом карандашей.
Как здорово, подумала я, вот так сидеть тихонько всем вместе. Если бы у меня был ребенок, стала бы я пытаться возобновить свои упражнения? Скомкав бумагу, я решила нарисовать лошадиную голову.
Интересно, что было бы, если бы мы с Максом и ребенком проводили больше времени вместе? И что обо всем этом думает его мать? В конце концов, я бывшая подруга Макса. Разве она не боится, что мы можем снова сойтись и воспитывать ее ребенка?
– Она красивая? – спросила я как-то Макса.
– Кто?
– Его мать.
Макс пожал плечами.
– Ну так, симпатичная, в исландской манере. Они там все симпатичные.
Я выспросила ее фамилию и нагуглила в Сети фотографии. Разумеется, Глотис оказалась потрясающе красива.
Я взяла новый листок и попыталась набросать профиль мальчика. Тот заметил и наклонился ближе, чтобы рассмотреть.
– Это что, я? – обиженно воскликнул он. – Нос слишком большой!
– Да, ты прав, – признала я. – Пропорции что-то не удались.
Мальчик вздохнул. Я тоже.
Я ушла к себе в кабинет, а он вернулся к отцу – наверное, пошел на меня жаловаться.
Ночная гроза размочила землю, на которой стояли палатки, а еще затопила амбар. Пришлось убирать воду вручную, шваброй. Вот так всегда: почему-то никто, кроме меня, этого сделать не может. Мужчины занялись палатками.
Закончив, я вернулась в дом.
Сюрприз! Макс приготовил восхитительные сандвичи с беконом на всех и еще парочку запасных на перекус попозже. Кажется, он действительно становится хорошим отцом!
За едой мы обсудили вчерашнюю грозу. Макс пытался объяснить сыну принципы работы электричества. Я слушала и улыбалась.
После завтрака Макс вызвался убраться на кухне, чтобы я могла спокойно поработать.
Спокойствия хватило на десять минут.
– Иди сюда! Скорей! – крикнул Макс.
– Что? – Я в панике выбежала из дома. – Что такое?
Макс отогнул края палатки, и я заглянула внутрь.
Оказывается, палатка вовсе не была водонепроницаемой, и теперь повсюду валялась мокрая одежда – то есть надо все бросать и целое утро заниматься стиркой.
– Так, ладно, ребята! – заявила я нарочито бодрым голосом тренера детской команды. – Несите все это на крыльцо, а я буду загружать в машинку.
Макс бросил на меня сердитый взгляд и заявил, что собирался воспользоваться моментом и объяснить сыну опасность мокрой палатки в грозу, а я тут лезу со своей стиркой.
Полчаса спустя я вышла посмотреть. Так и есть: ничего не изменилось. Уж не знаю, чем они там занимались, но мокрую одежду так и не принесли.
– Эй, – позвала я. – Ну вы чего?
Внезапно Макс вызверился на меня:
– Я и не знал, что у тебя тут все по расписанию, как на военной фабрике! Я вообще-то с сыном разговариваю!
– Да-да, это все замечательно, – огрызнулась я в ответ, – только меня ждут четыре порции стирки!
И я вернулась в свой кабинет, кипя от ярости.
У мужчин и детей много общего. К примеру, начнут какое-нибудь дело и забросят, оставив после себя хаос и бардак, и даже не заметят, а разгребать другим.
И все бы ничего, если ты в отношениях не берешь на себя львиную долю ответственности: нянчишься, прибираешь, помалкиваешь, ставишь нужды других на первое место, даже если – особенно если! – их нужды отнимают слишком много твоего личного времени.
Другими словами, ты добровольно вызвалась играть роль человека второго сорта: выполняешь всю тяжелую работу, а тебя за это не благодарят и не ценят. Как по мне, женщинам стоит отобрать День матери у компаний (организованных мужчинами!), которые своими сердечками и цветочками наживают миллионы на наших чувствах, и вернуть их в руки настоящих матерей, ведь это им нужна настоящая помощь!
Пять минут спустя Макс наконец принес охапку мокрой одежды и помог мне загрузить ее в стиральную машину.
Я снова сделала глубокий вдох. Все будет хорошо.
По пути в кабинет я заметила, что Макс оставил на столе последний сандвич, и стащила кусочек бекона. Может, день еще сложится…
Спокойствия хватило на три минуты.
– О нет! – воскликнул Макс.
– Что такое? – всполошилась я, выбегая на кухню.
– Твой пес съел мой сандвич!
Уже конец месяца! Как быстро летит время! А сколько всего произошло!
В два часа пополудни воскресным солнечным днем мы с Максом кое-как угнездились на высоком краю трибуны, ожидая вручения наград в спортивном лагере. Другие родители явно чувствовали себя в родной стихии: сидели общей кучкой, знали по именам не только своих детей, но и чужих. Если бы у меня были дети, наверное, и я приобщилась бы к подобному образу жизни – сидеть на трибуне в бейсбольной кепке, ощущать себя частью большой семьи… Родители в массе очень славные (есть что-то такое в детях, что облагораживает родителей), только значительно моложе нас с Максом, лет на десять минимум: на лицах еще читалась надежда, что когда-нибудь все это окупится.
Мы с Максом явно выделялись из общей массы: не знали, куда сесть, что делать. Не будучи настоящей родительницей, я предположила, что у настоящих в принципе не возникает подобной проблемы. Я завидовала тому, что их жизнь подчинена определенному распорядку – возможно, предсказуемому и в то же время комфортному. Когда у тебя есть дети, жизнь практически расписана наперед: ты знаешь, что должно случиться и когда. У одиноких и бездетных никакой схемы нет. Никогда не знаешь, как жизнь сложится.
Дожидаясь, пока тренер объявит фамилию ребенка, я вся извелась.
А если он вызовет мальчика последним? А если забудет и вообще не вызовет? А если призы кончатся? У меня же сердце разорвется!
Надо поговорить с тренером. Надо стукнуть его по носу…
– Эй! – крикнула я.
– Эй, – подтолкнул меня Макс. – Ты вроде собиралась снимать на камеру?
Мальчик и его отец уехали во вторник в побитом жизнью сером фургоне. Я опасалась, что развалюха до города не дотянет, но, как водится, больше это никого не волновало.
Впрочем, и выбора особого не было: надо же куда-то загрузить две палатки, велосипед и законченную диораму, которую Макс с сыном заботливо упаковали в коробку.
Я проводила фургон взглядом, помахала им с крыльца, но задерживаться не стала, а вернулась сразу к компьютеру и запустила видеофайл, который смонтировала для мальчика.
Видео оказалось неожиданным откровением. Со стороны все выглядело так, как мы и мечтали. Задний двор походил на самый настоящий кемпинг: палатки, гриль, сетка для бадминтона. Вот мальчик учится кататься на доске с одним из пуделей; вот он в гавани, только что сошел с лодки, демонстрирует две пойманные рыбины. И наконец, идет по футбольному полю за своим призом. Видно, что ребенок счастлив: улыбается, смеется, шутит – словом, хорошо проводит время.
А вот и Макс, старый добрый Макс. Он тоже отлично проводит время: стоит, горделиво уперев руки в бока, и наблюдает, как мальчик впервые едет на велосипеде без тренировочных колес.
Интересно, вспомнит ли он меня? Вряд ли. А если и вспомнит, я буду той странной теткой, у которой он провел лето, когда научился кататься на велике.
Может, и не самый бесполезный персонаж в чьей-то жизни…
Я озаглавила файл именем мальчика – Дагмар – и нажала «Сохранить».
Войти с помощью соц. сетей: