ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ЗАГРОС: ПРИБЫТИЕ

1

Манипуляторы с шипением уползли вверх и вбок, я проводил их остекленевшим взглядом. Крышка капсулы распахнулась с громким чавканьем. Кажется, я еще жив.

Слева послышалась матерная ругань Генриха, справа хихикнула Маша. Я вдруг понял, что не просто жив и здоров, но совершенно не чувствую усталости, ее как будто рукой сняло. А точнее, не рукой, а стимуляторами, что получило мое тело в ходе реанимации.

Я выбрался из капсулы, глубоко вдохнул и потянулся.

– Красавчик, – прокомментировала Маша и снова хихикнула.

Генрих громко заржал, я тоже засмеялся. Маша оттолкнулась от пола и прыгнула в мои объятия, но промахнулась и если бы я не поймал ее за ногу, улетела бы куда-то в верхний угол помещения. Впрочем, в невесомости понятия «верх» и «низ» весьма условны.

Массивное тело Маши потащило меня по инерции вверх и в сторону, я ухватился второй рукой за какой-то выступ на капсуле и ухитрился удержаться на полу. Маша изогнулась, обхватила меня руками за шею и смачно поцеловала в губы.

– Эх, жаль, я не гей, – заметил Генрих. – А то бы я тоже тебя расцеловал.

Маша осторожно выскользнула из моих объятий, повернулась к Генриху, явно желая его поцеловать, но прыгать к нему не решилась, а ползти по полу на четвереньках, видимо, посчитала ниже своего достоинства. Так что она просто послала ему воздушный поцелуй.

– Я тоже люблю тебя, Маша, – сказал Генрих.

– Интересно, куда мы попали, – задумчиво произнес я, ни к кому специально не обращаясь.

К огромному своему удивлению, я немедленно получил ответ от того, от кого меньше всего ожидал его получить – от корабля.

– Мы находимся в системе Икс-ноль, – сообщил корабль.

– А что мы тут делаем? – спросил Генрих.

– Ищем флагмана.

– Зачем?

– Чтобы убедиться, что операция идет по плану.

Генрих удивленно приподнял брови.

– Какая еще операция? – спросил он.

– Уничтожение метрополии гиббонов, – ответил корабль.

Мне показалось, что я ослышался.

– Уничтожение кого? – переспросил я.

– Метрополии гиббонов, – повторил корабль.

– Каких еще гиббонов?

Корабль сделал короткую паузу и сообщил:

– Для получения полной информации рекомендую пройти в рубку. Голосовое изложение может занять более пятнадцати минут.

– Хорошо, мы идем в рубку, – сказал Генрих. – Ты покажешь нам проход?

– По коридору налево.

– Спасибо, – улыбнулся Генрих. – У меня будет к тебе еще одна просьба…

– Слушаю.

– Ты можешь отключить слуховые сенсоры в этом помещении?

– Нет, – ответил корабль. – Внутренние сенсоры не отключаются, это конструктивное ограничение.

– Понятно, – кивнул Генрих. – Ну что ж, пойдемте в рубку.

Люк в стене (не тот, что ведет в вакуум, а другой) больше не был заперт. Когда Генрих к нему приблизился, он с легким шипением уполз в стену. Открылся узкий и низкий коридор.

Коридор был очень коротким, всего метров пять в длину. Дверей в нем было три – по одной в каждом торце и еще одна в середине. Средняя дверь открывалась в жилой отсек, левая – в рубку, если верить кораблю, а правая…

– Что справа? – спросил я.

– Рекреационная зона, – ответил корабль.

– Каков запас автономности? – спросил Генрих.

– Неограничен.

Мне показалось, что в голосе корабля прозвучали нотки гордости. Ерунда, конечно, на самом деле компьютеры не могут испытывать эмоций, даже такие сложные и быстродействующие, как бортовой компьютер большого корабля.

– На борту есть оранжереи? – спросил Генрих.

– Нет, – ответил корабль.

Теперь в его голосе точно не было эмоций.

– Но ты только что сказал, что запас автономности неограничен, – сказал Генрих. – Если на борту нет оранжерей, то откуда берется еда для экипажа?

– При наличии экипажа на борту запас автономности составляет тридцать суток, – сообщил корабль.

– А наша миссия сколько времени займет? – поинтересовался Генрих.

– Девять суток.

– Это ожидаемое время или максимальное?

– И то, и другое. Если возникнут непредвиденные сложности, время миссии может быть сокращено.

– Понятно, – сказал Генрих.

Как раз в этот момент он приблизился к люку рубки и тот распахнулся. Генрих странно хмыкнул и сказал, непонятно к чему:

– Бедненько, но чистенько.

Он посторонился, я вплыл в рубку вслед за ним, окинул рубку взглядом и сразу понял, что он имел ввиду.

Рубка представляла собой совсем маленькое помещение, кубометров примерно на пятнадцать, внутреннее убранство ограничивалось тремя то ли креслами то ли лежаками со шлемами виртуалки на подголовниках. Похоже, управление кораблем полностью виртуальное, никаких обзорных экранов и приборных панелей, как в фильмах, здесь предусмотрено не было.

– Ну что ж, посмотрим, что здесь как, – пробормотал Генрих и стал усаживаться в среднее кресло из трех.

Из потолка зазвучал голос корабля:

– Зафиксирована исключительная ситуация, – сообщил он. – Неизвестно имя бортинженера.

Мы с Генрихом озадаченно переглянулись.

– А кто из нас бортинженер? – спросил Генрих.

– Ты, – ответил корабль.

– Генрих Кобрак, – представился Генрих.

– Генрих, твой ложемент справа, – сказал корабль.

Слово-то какое придумали – ложемент.

– Извини, – сказал Генрих и переместился в правый… гм… ложемент.

– А кто капитан? – спросил я. – Я?

– Ты, – подтвердил корабль. – Твое имя тоже неизвестно.

Я с трудом подавил вертящийся на языке вопрос – с каких это пор я вдруг стал капитаном? Неужто ошибка в операционной системе? Нет, этот вопрос лучше не задавать, а то вдруг корабль задумается над ним слишком серьезно и подумает: «И действительно, почему я считаю этого типа капитаном?» Нет уж, пусть лучше он не задумывается.

– Алекс Магнум, – представился я. – А это, – я указал на Машу, – Маша Грибоедова.

– Мария Грибоедова, – поправила меня Маша. – Мое полное имя звучит именно так.

Я занял средний ложемент и, похоже, не ошибся, по крайней мере, корабль ничего не сказал. Маша разместилась слева.

– Ну что же, – сказал Генрих, – давайте наденем шлемы и посмотрим, в какое дерьмо мы вляпались. Маша, помолись.

Маша перекрестилась и забормотала что-то неразборчивое.

Генрих натянуто улыбнулся и надел шлем. Мгновением спустя я последовал его примеру.

2

Виртуальное управление оказалось удивительно удобным. Можно сформировать вокруг себя привычную по фильмам рубку с экранами и приборами, можно подключить сенсоры корабля напрямую к сенсорам мозга и чувствовать корабль как собственное тело. А если прямо сейчас ничем управлять не нужно, можно визуализировать перед собой обычный персональный компьютер и работать с файлами, как у себя дома. Что я и сделал.

Для начала я изучил план операции, который правильно назывался «боевой приказ». Выглядел он следующим образом.

В операции участвуют три корабля – «Адмирал Кузнецов», «Либертад» и «Адмирал Юмашев». Они должны прибыть в заданный район на периферии системы Икс-ноль, опознать друг друга и установить между собой постоянную связь. С этого момента начинается отсчет времени операции. Так, стоп, корабль что-то говорил про флагмана… Е-мое! «Адмирал Кузнецов» – это и есть тот самый флагман. И его угнал Иоганн… Сдается мне, мы с Иоганном скоро встретимся. А если с ним случилась та же ерунда, что и с нами, а она наверняка случилась, то получается, что он сейчас командует всеми тремя крейсерами…

Неожиданно в виртуальной рубке раздался голос корабля:

– Зафиксирована исключительная ситуация, – сообщил он. – Истек тайм-аут поиска флагмана. Не обнаружено никаких следов «Адмирала Кузнецова», не обнаружено никаких следов «Либертада», не обнаружено никаких следов имевшего места боя. Необходимо срочно принять решение.

– Какое решение? – не понял я.

– Необходимо скорректировать план операции с учетом изменившихся обстоятельств. Предлагаю следующее. Первое – силами оборонительного роя продолжать поиски остальных кораблей эскадры на протяжении всей операции. Второе – немедленно начать отстыковку основных сил ударного роя. Третье – вопрос о необходимости коррекции основного плана решить отдельно в течение ближайших двенадцати часов. Прошу одобрения капитана.

Я немного подумал и решительно заявил:

– Возражаю против первого пункта. Поиски других кораблей эскадры следует прекратить до особого приказания.

– Основания? – спросил корабль.

– Моего приказа тебе мало? – удивился я.

Во всех фильмах корабли всегда беспрекословно слушаются своих капитанов.

– В бортовой журнал необходимо внести развернутое обоснование приказа, – заявил корабль. – Но это можно сделать уже после того, как будет принято решение о коррекции основного плана. Второй и третий пункты приняты без возражений?

– Поясни второй пункт, – потребовал я. – Что такое ударный рой?

Задав этот вопрос, я сразу подумал, не дал ли я маху. Говорят, что бортовые компьютеры больших кораблей очень близки к рубежу искусственного интеллекта. Что, если прямо сейчас он скажет: «Зафиксирована исключительная ситуация. Капитанский доступ ошибочно предоставлен гражданскому лицу. Гражданское лицо необходимо уничтожить»…

Однако компьютер ничуть не удивился.

– Имеющийся на борту ударный рой включает в себя восемь тысяч легких торпед класса «Шершень», – сообщил корабль. – Выдать развернутую справку?

– Да, пожалуйста.

На виртуальном экране виртуального компьютера появился виртуальный документ. Легкая торпеда «Шершень», модификация… гм… тринадцатая. Хорошо, что я не суеверен. Длина полтора метра, диаметр полметра, масса двести килограммов. Боеголовка термоядерная, тротиловый эквивалент – триста килотонн. Антигравитационный двигатель мощностью восемь мегаватт, емкость энергоблока – двадцать пять тераджоулей. Цифровой оптический телескоп. Двенадцать узконаправленных антенн для связи с кораблем-маткой и другими торпедами роя. Двухслойная противолазерная защита с наполнителем, стелс-покрытие. Система отвода избыточного тепла через узкий пучок инфракрасного излучения. Псевдоинтеллектуальный бортовой компьютер, программное обеспечение поддерживает распараллеливание вычислений с другими торпедами роя. Трехуровневая система самоуничтожения на случай, когда невозможно ни поразить цель, ни вернуться на корабль. Стоп. Сколько их у нас на борту? Восемь тысяч?! Да еще оборонительный рой… Что они с этой планетой делать собрались?!

– Покажи-ка мне план операции, – потребовал я.

План операции предусматривал совместную работу трех однотипных крейсеров. Каждый крейсер выпускает свой ударного роя, после чего двадцать четыре тысячи «Шершней» устремляются к планете загадочных гиббонов, чем-то прогневавших правительство федерации. Предполагается, что какая-то планетарная оборона у гиббонов есть, но «Шершни» смогут пройти сквозь нее незамеченными. Через трое суток полета «Шершни» занимают позиции вокруг планеты, а затем одновременно врубают максимальное ускорение и падают вниз, за исключением восьмидесяти «Шершней», которые атакуют спутники и орбитальные базы вокруг планеты. Все боеголовки взрываются одновременно, предполагается, что с таким количеством целей планетарная оборона не справится. Ожидаемые потери противника после первого удара – до восьмидесяти процентов населения и до девяноста пяти процентов промышленной инфраструктуры. Четыреста торпед в атаке не участвуют, они остаются на высоких орбитах, наблюдают за планетой и передают информацию на крейсера, не напрямую, а по цепочкам ретрансляторов, в роли которых выступают другие «Шершни», заблаговременно отставшие от основного роя. По итогам атаки принимается решение о целесообразности повторного удара и выбирается наилучшее решение из двух десятков заранее подготовленных вариантов.

Мощно. Если наши адмиралы нигде не ошиблись, то этим гиббонам остается только посочувствовать. Интересно, чем они так разгневали человеческое адмиралтейство? Может, в памяти корабля есть нужная информация?

Нужной информации в памяти корабля не оказалось. И в самом деле, зачем кораблю знать, кто такие гиббоны и чем конкретно они провинились? Его задача – выполнить приказ и уничтожить заданную цель, а зачем ее уничтожать – уже не его дело, тем более, что планом операции предполагалось, что крейсера будут работать в беспилотном режиме. Интересно, что подумают в адмиралтействе, когда узнают, что все три тяжелых крейсера попали в руки беглых каторжников? Впрочем, достоверно это можно утверждать только в отношении нашего крейсера, остальные два вполне могли просто потеряться. Или… гм… быть уничтоженными. Корабль говорил, что не обнаружил следов боя, но кто его знает, может, никаких следов и не должно быть? Может, оружие гиббонов и не должно оставлять в космосе заметных следов? Кто его знает, какое у этих гиббонов оружие…

– Бортинженер запрашивает голосовой контакт, – сообщил корабль. – Разрешить?

– Разрешить, – подтвердил я.

В виртуальном пространстве материализовался фрагмент поста дежурного по причалу Мимирской станции – стол, компьютер и кресло, в котором сидел Генрих. Он бросил быстрый взгляд на экран моего компьютера и удовлетворенно кивнул.

– Все прочитал? – спросил он.

– Если бы, – вздохнул я. – Ты понял, кто такие эти гиббоны?

– Гады какие-то инопланетные, – пожал плечами Генрих. – Не знаю, почему и за что, но наш корабль собрался уничтожить их метрополию на корню.

– Метрополию? – переспросил я. – У них есть колонии в других звездных системах?

– Должны быть, – сказал Генрих. – Видел данные по их кораблям?

– Нет, – я помотал головой. – Не стал лазить по ссылкам. А что у них за корабли?

– Я не специалист в космонавтике, – опять пожал плечами Генрих. – По образованию я врач, техникой уже на Мимире увлекся. Но на мой дилетантский взгляд, уровень развития техники у гиббонов примерно такой же, как у людей, может, чуть-чуть повыше. Если у них нет колоний, значит, они просто не хотят их создавать.

– Понятно, – сказал я. – А по самим гиббонам какие-нибудь данные есть?

– В памяти корабля – никаких. Но когда рой подлетит поближе, мы сможем посмотреть на планету его глазами.

– Думаешь, за шесть дней что-нибудь разглядим?

– Какие шесть дней? – не понял Генрих.

– Корабль говорил, что на всю операцию выделено девять дней, – пояснил я. – Через три дня торпеды приблизятся к планете. Еще через шесть дней время операции истечет и, боюсь, у нас появятся гости из Солнечной системы.

– Мы не обязаны отвечать на их сигналы, – заметил Генрих. – Если стелс-свойства нашего корабля реально так хороши, как написано в мануале, вряд ли нас скоро отыщут. Особенно если мы сдвинемся в сторону на миллион-другой километров.

– А может, лучше сдвинуться еще дальше? – предположил я. – Не думаю, что в этой войне счет времени идет на часы, если было бы так, крейсер вынырнул бы гораздо ближе к планете.

– Там слишком опасно, – покачал головой Генрих. – У гиббонов космос загажен еще сильнее, чем в Солнечной. Нарвались бы на шальной корабль и что тогда?

– Я предлагаю уходить из этой системы, – заявил я. – Сделаем еще по одной инъекции… кстати, аптечка на борту есть?

– Ты меня спрашиваешь? – ответил Генрих вопросом на вопрос. – Корабль, аптечка на борту есть?

– Да.

– Три шприца в ней найдутся?

– Найдутся.

– Есть тут шприцы, – сообщил мне Генрих. – А что, хорошая идея. Неприятно, конечно, но тут уж ничего не поделаешь, из этой системы все равно рано или поздно придется уходить. Почему бы не уйти сразу? Кстати, надо прервать программу бомбардировки.

– Это точно, – кивнул я. – Если адмиралы хотят, чтобы мы бомбили гиббонов, то пусть хотя бы скажут, за что.

Генрих странно посмотрел на меня.

– Ну да, – произнес он с какой-то непонятной интонацией. – Кроме того, «Шершни» нам самим пригодятся. Если внезапно вынырнуть около Земли… Эх, жалко, в «Шершнях» заряд термоядерный, было бы антивещество – можно было бы по-другому с правительством разговаривать. Нет, пожалуй, у Земли все равно стремно выныривать. Лучше подобрать какую-нибудь колонию из не очень старых, чтобы уже комфортно, но еще анархия… Интересно, координаты человеческих колоний у корабля есть?

– Корабль! – позвал я. – Координаты человеческих колоний у тебя есть?

– Есть, – ответил корабль.

– Выдай полный список.

– Доступ запрещен.

Генрих нервно хихикнул.

– А зачем тебе тогда этот список? – спросил он.

Корабль промолчал.

Я вспомнил курс лекций по информатике и… да, такое вполне может быть.

– Скажи-ка мне, корабль, – начал я, – ты можешь рассчитать курс к человеческой колонии с заданными свойствами?

– Если свойства непротиворечивы, то могу.

– Все понятно! – воскликнул я. – Координаты звездных систем считаются секретными, мы не можем их узнать, но мы можем приказать кораблю совершить прыжок в заданную систему. Корабль! Нас интересует система, в которой есть человеческая колония. Уровень комфортности планеты не ниже ста процентов.

Генрих присвистнул.

– Комфорт любишь, – заметил он.

– Люблю, – согласился я. – По-моему, мы с тобой его заслужили. Далее. Гравитация не выше половины стандартной…

– Противоречие, – заявил корабль. – Минимальная гравитация в заданной выборке составляет 0.85 стандарта.

– Шесть с половиной мимирских, – вздохнул Генрих. – Бедные мои кости…

– Ну, не знаю… – замялся я.

– Ничего, не бери в голову, – махнул рукой Генрих. – Это я так, ворчу. Привыкнем, упражнения поделаем… Корабль, в зоне отдыха есть гимнастический комплекс?

– Да.

– Ну вот, – кивнул Генрих. – Придется нам с Машей размять косточки… Корабль, ты готов проложить курс к этой планете?

– Уже проложил, – ответил корабль. – Прыжок можно совершить через пятнадцать минут, как только все торпеды вернутся на борт.

– А нам надо сделать уколы, – добавил я. – Пойдем, Генрих, позаботимся о здоровье.

3

Человек устроен так, что быстро привыкает ко всему, в том числе и к смерти. Первая смерть во время гиперпрыжка воспринимается как конец света, вторая – просто ужасна, а третья… третья уже вполне терпима. Как говорится в известном анекдоте: «ну ужас, но не Ужас! Ужас!»

Маша нашла шприцы в корабельной санчасти и сделала уколы мне, Генриху и себе. Она посоветовала не уходить в прыжок немедленно, а подождать после инъекции хотя бы час, потому что в Таниных файлах не было написано, как быстро действует сыворотка, так что лучше подстраховаться, а то обидно будет умирать из-за собственной нетерпеливости. Непонятно, правда, нужна ли вообще повторная инъекция или вакцина уже защитила нас от гиперпространства раз и навсегда. Но перестраховаться в любом случае не помешает.

Однако выдержать час нам не удалось. Очень нервировал тот факт, что корабль, внутри которого мы находимся, битком набит термоядом и висит посреди чужой системы с намерением устроить геноцид на планете, населенной разумными существами. Если гиббоны нас обнаружат…

Рекреационная зона корабля на поверку оказалась помещением кубометров в сорок, внутри которого располагался малогабаритный спортивный комплекс, а также голографический проектор, позволяющий превратить комнату в слабое подобие виртуалки. Генератор искусственной гравитации обнаружился только в санузле, в остальных помещениях корабля царила невесомость.

Минут через сорок Генрих заявил, что сидеть дальше и смотреть на часы просто глупо. Против этого заявления никто не возражал и через пять минут «Адмирал Юмашев» отправился в прыжок. А еще через десять минут мы сидели в едином виртуальном пространстве рубки и изучали документацию по планете, в системе которой только что оказались.

Планета называлась Загрос в честь какой-то местности где-то в Азии, это имя присвоил ей некто Ибрагим Фатх-Али, купивший исключительные права на планету шестнадцать лет назад. Я и не знал, что целая планета может быть в частной собственности одного лица.

Солнце Загроса практически неотличимо от земного – обычное дело для земноподобных планет. В планетной системе на порядок меньше металлов, чем в Солнечной, из-за чего все четыре внутренние планеты чуть-чуть меньше своих околосолнечных аналогов. Вторая планета системы Загроса обошлась без парникового эффекта, а на четвертой нет даже следов атмосферы и вопрос «есть ли жизнь на Марсе» в системе Загроса неактуален, в отличие от вопроса «есть ли жизнь на Венере». На местной Венере жизнь есть, хотя и примитивная и совершенно чуждая земной.

А вот на Загросе, третьей планете системы, жизнь вполне развитая и не совсем чуждая нашей. То есть, генотип другой, биологические виды другие, но человек может неограниченно долго находиться на поверхности планеты без защитного снаряжения. Даже специальные прививки не требуются, вполне хватает обычной биоблокады, какую делают всем сетлерам.

Большую часть поверхности Загроса занимает океан. Есть два небольших континента, один чуть больше Австралии, второй – чуть меньше. На первом размещается человеческая колония, второй необитаем. Не в том смысле необитаем, что там нет людей, а вообще необитаем – эндемичная живность Загроса еще не выбралась на сушу. Некоторые виды растений растут в приливной зоне, двоякодышащие пресноводные спруты, обитающие в экваториальных болотах, могут перебираться по суше из одного озерца в другое, но этим и ограничивается сухопутная активность местных живых тварей.

А вот земная жизнь на суше есть. Человеческие сетлеры создали вокруг Лурестана (так называется столица планеты) зеленую зону диаметром почти в двести километров. Деревья еще не успели вырасти, но пройдет всего несколько десятилетий и на Загросе зашумят нормальные земные леса, в которых размножатся земные звери и птицы. Местная биосфера не выдержит конкуренции с земными видами, но это никого не беспокоит. Эндемичная биосфера Загроса не настолько интересна, чтобы создавать ради нее заповедник.

Вся планета находится в собственности одного человека – Ибрагима Фатх-Али. Наследник нефтяных магнатов двадцать первого века, шестнадцать лет назад он выкупил потенциальную колонию, готовую к приему первых поселенцев, и организовал на ней маленький личный рай. Федеральное правительство было только радо: терраформинг планеты – дело дорогостоящее и если нашелся человек, готовый его оплатить из своего кармана, то почему бы и нет? Пусть платит. И пока деньги поступают в казну федерации, этот человек может делать на планете все, что угодно, лишь бы терраформинг шел своим чередом. Хочет построить дворец – пожалуйста, ради бога. Хочет организовать крепостное право или рабовладение – тоже можно. Зато миллиарды, принадлежащие частному лицу, будут вложены в полезное дело, а не растрачены на всякие глупости. А что по этому поводу думают поселенцы – никого не волнует, все равно на Земле никто не узнает нехороших подробностей. Все письма, идущие на Землю, подвергаются цензуре, да и мало их, этих писем. Большинство нынешних обитателей Загроса были на Земле отбросами общества, жили в трущобах, получали государственное пособие, тратили его на наркотики… В самом деле, кому им писать? Они и писать-то не все умеют.

Странно, однако, как много информации об этой планете заложено в корабельный компьютер. Впрочем, если подумать, ничего странного нет. Собрали все донесения Загросских стукачей, сделали из них аналитическую справку, да и заложили в компьютер вместе с другими данными. Памяти в компьютере много, а какая информация в какой миссии потребуется – заранее не угадаешь, лучше сразу забить память под завязку, а потом, когда припрет, глядишь, и найдется что-нибудь нужное.

Вот к такой планете и вышел наш корабль. От точки выхода из гиперпространства планету отделяло двое суток экономного хода или двенадцать часов форсированного.

– Лучше не спешить, – сказал Генрих, поглядев на эти цифры. – Все равно в ближайшие дни нас никто искать не будет, все думают, что мы в системе Икс-ноль. Нам с Машей высаживаться на планету пока нельзя, надо сначала адаптироваться к нормальной гравитации…

– Это займет не меньше месяца, – заметила Маша. – А скорее, месяца два-три. Корабль! У тебя есть препараты для ускоренной реабилитации после невесомости?

– Нет, – ответил корабль, придав голосу печальную интонацию.

– Тогда точно месяца два-три, – вздохнула Маша. – Придется покрутиться на орбите, скучно будет, но что делать…

– Скучно не будет, – возразил я. – Через девять дней на Земле поймут, что крейсер потерялся, и начнут нас искать. Хотя…

– Вот именно, – кивнул Генрих. – Что подумают адмиралы, когда узнают, что целых три крейсера бесследно исчезли? Подумают, что их сожгли гиббоны. Вряд ли кому-то придет в голову, что крейсер могли угнать беглые сетлеры.

– Логично, – согласился я. – Но на всякий случай надо защитный рой развернуть…

– Он развертывается автоматически, – перебил меня Генрих.

– … и систему опознавания перенастроить, – закончил я. – А то первый же грузовой корабль с Земли сразу нас опознает.

Генрих вздохнул.

– Непростое это дело, – сказал он. – Но ты прав, придется этим заняться, причем срочно. Не знаю, получится ли…

– Надо, чтобы получилось, – заявил я. – А к планете мы пойдем форсированным ходом.

– Почему? – удивился Генрих.

– Потому что мне не нужно адаптироваться к местной гравитации, – сказал я. – Я еще не отвык от земной силы тяжести. Я могу высадиться на планету хоть сейчас. Нам надо спешить, чем быстрее мы окажемся на планете, тем…

Генрих улыбнулся.

– Что тем? – переспросил он. – Спешить надо только мне, вам с Машей спешить никуда не надо. Как только я отключу внешнее управления кораблем, нам некого будет бояться. Можем болтаться в космосе хоть вечно, надо будет только за едой на планету спускаться время от времени. Интересно, можно «Шершней» перепрограммировать, чтобы они жратву воровали?…

Маша хихикнула. Я представил себе, как хищный силуэт торпеды вдруг падает с ясного неба, хватает какую-нибудь курицу, и улетает обратно, и тоже захихикал.

– Не смешно, – сказал Генрих. – Вы, ребята, сами еще не понимаете, в какую авантюру вляпались. Скоро поймете. Алекс, я думаю, нам торопиться не стоит. Подойдем к планете не спеша и поимеем все стадо.

– Какое стадо? – не понял я.

– Анекдот есть такой, – пояснил Генрих. – Неважно. Давайте не будем пороть горячку. Осмотримся, к сети местной подключимся… Корабль! Торпеды могут подключаться к планетарной информационной сети?

– Могут, – подтвердил корабль. – При условии, что в сети нет обязательной регистрации абонентов.

– Да пусть даже и есть, – улыбнулся Генрих. – Думаю, если трехсоткилотонная торпеда попросит ее зарегистрировать, ее зарегистрируют.

Я представил себе, как хищный силуэт торпеды падает с неба, влетает в местную мэрию и произносит человеческим голосом: «Хочу неограниченный и бесплатный доступ к сети, а то всех взорву!» Ничего смешного, на самом деле.

– Хорошо, – сказал я. – Летим медленно, смотрим внимательно. Планету я возьму на себя, ты займешься электроникой, Маша займется собственным телом. Возражения есть?

Возражений не было.

4

Два десятка торпед из защитного роя получили приказ и отправились к планете разведывать и вынюхивать, а я отправился спать. Все равно торпедам лететь до планеты почти восемь часов. Можно, конечно, пустить их в форсированном режиме, тогда они долетят быстрее, но зачем?

Спальные места размещались на потолке рекреационной зоны. Довольно странно было висеть в спальном мешке и наблюдать, как над головой скачет по беговой дорожке Маша. Некоторое время я размышлял, не предложить ли Маше другую гимнастику, менее полезную, но гораздо более приятную. Но нет, пожалуй, не стоит, слишком уж я устал за последние сутки. Сколько, кстати, времени я провел без сна? Я попытался подсчитать в уме и сам не заметил, как уснул.

Проснувшись, я позавтракал сухим пайком (плитка чего-то среднего между мясом и шоколадом плюс пакет синтетического сока), посетил санузел, принял душ и убедился, что адаптация тела к нормальной силе тяжести, как и следовало ожидать, пока не потеряна. Искусственную гравитацию в санузле можно регулировать специальной ручкой на стене, я выставил одно же и не почувствовал никакого дискомфорта в течение всего времени, пока занимался гигиеническими процедурами, даже наоборот, приятно стало. Вот и замечательно.

Маша и Генрих все еще спали. Я не стал их будить, а пошел в рубку и стал смотреть, что узнали торпеды-шпионы.

Никакой планетарной обороны вокруг Загроса не было. Да и вообще пространство вокруг Загроса было удивительно пустынным – два десятка легких спутников и все. Что интересно, некоторые спутники принадлежали не хозяину планеты, а службе федеральной безопасности. Эти спутники отвечали на запрос опознавания, сообщали свою ведомственную принадлежность, но категорически отказывались предоставлять какую-то еще информацию. Логично, что федеральная безопасность следит за положением дел в колонии, но для нас это еще одна проблема. Сейчас в системе Загроса единственный корабль – наш, но как только здесь появится какой-то другой корабль, его компьютер сразу получит сообщение, что в окрестностях планеты висит тяжелый крейсер «Адмирал Юмашев». А когда этот корабль вернется на Землю, он передаст сообщение в штаб-квартиру федеральной безопасности, а оттуда оно пойдет в адмиралтейство. И непонятно, как этому можно воспрепятствовать. Посбивать бы все эти спутники… но не поможет. Ну, выиграем мы месяц-другой, а потом безопасники заинтересуются, почему с Загроса перестали приходить сообщения. Направят корабль, придется еще и с ним разбираться… Впрочем, если информация о нашем визите уйдет на Землю, будет еще хуже.

Нет, все-таки спутники службы безопасности надо сбивать. Может, посоветоваться с Генрихом? Но, с другой стороны, он и так уже начинает корчить из себя самого главного. В технике он, конечно, хорошо разбирается, но это еще не повод брать на себя общее руководство. Капитан здесь я, даже корабль признал этот факт.

Я обратился к кораблю и отдал соответствующее распоряжение. Ответ корабля был неожиданным.

– Это невозможно, – заявил корабль. – Спутники опознаны как принадлежащие службе безопасности. Боевая операция против них невозможна.

– Даю вводную, – сказал я. – Все эти спутники находятся под контролем противника.

– Какого противника? – заинтересовался корабль.

– Ну… допустим, гиббонов. Да, вероятно, спутники под контролем гиббонов. Их надо срочно уничтожить.

– Тогда необходимо снять блокировку, – заявил корабль. – У тебя есть нужный ключ доступа?

Нужного ключа доступа у меня не было и проблема отпала сама собой, по крайней мере, до тех пор, пока Генрих не расковыряет мозги корабля. Надо будет сказать ему, чтобы поторопился.

Процедура регистрации абонентов в информационной сети Загроса была стандартной, так что две торпеды без проблем подключились к сети и обеспечили подключение всего крейсера. Ну-ка, посмотрим, что творится на планете…

Судя по открытым данным, население Загроса составляло около десяти тысяч человек, половина из которых обитала в городе Лурестане, а вторая половина – в мелких поселениях и отдельных домах, разбросанных по всей зеленой зоне. И еще было несколько научных поселений за пределами зеленой зоны, в эндемичной части планеты. Обычная картина для недавно колонизированной планеты, терраформинг которой еще далек от завершения. Обычная – если не брать в расчет дворец правителя планеты.

Архитектор, строивший Лурестанский дворец, явно вдохновлялся Тадж-Махалом. Дворец Ибрагима Фатх-Али походил на легендарный индийский мавзолей, только был заметно больше, особенно в высоту. Гигантский белый куб, увенчанный пропорционально огромной луковицей, по четырем углам торчат высокие башни-минареты и все это хозяйство утопает в зелени огромного сада. Когда молодые деревья вырастут до нормальных размеров, над кронами будет выступать только центральная луковица да еще верхушки минаретов. При низкой гравитации обычные сосны, кипарисы и яблони вымахивают почти как секвойи.

Ну да бог с ней, с архитектурой, дворец – он и есть дворец, большой, красивый, но и только. Посмотрим лучше, что творится вокруг. Город Лурестан… маленький какой-то. Даже если учесть, что народу в нем живет всего пять тысяч, все равно маловат. Понятно, что часть населения постоянно живет во дворце, но не подавляющее же большинство! Впрочем, а почему бы и не большинство? Инженеры-терраформеры обитают вдали от столицы, а Лурестан, должно быть, населен в основном рабами его величества. Ну-ка, посмотрим, как они живут…

Информационная сеть Загроса оставляла странное впечатление. Здесь было одиннадцать телевизионных трансляций, девять из которых – копии земных, были газеты, но совсем не было форумов. А в местных трансляциях заметную долю составляли религиозные проповеди, главным образом, исламские. Нет, не главным образом, а полностью исламские, на все сто процентов. Ну надо же! Я и не знал, что религиозные колонии сохранились до сих пор. Да еще и традиционные…

Я вспомнил все, что знаю о традиционных религиях, и решил, что Загрос – не такое приятное место, каким показался поначалу, и что сведения о его комфортности сильно преувеличены. Когда придет время высаживаться на планету, надо будет вести себя осторожно. А то еще распнут на кресте за то, что не молишься пять раз в день – мало не покажется. Впрочем, меня не распнут, трудно распять того, кому подчиняется тяжелый гиперпространственный крейсер, битком набитый термоядерными торпедами. Но осторожность все равно не помешает.

Странно, что в местной сети совсем нет форумов. Запрещено? Или просто не принято? Нет, не может быть такого, это ж как надо извратить человеческую психологию, чтобы в сети пропали форумы… Значит, запрещено?

По-хорошему, сейчас надо высадиться где-нибудь в укромном уголке планеты и не спеша все разведать. Но, с другой стороны, а зачем мне все разведывать? Ближайшая моя задача… а какая, собственно, моя ближайшая задача?

Выбраться с гибнущей станции на Мимире – уже сделано. Добраться до относительно комфортной планеты – тоже сделано. А дальше что? Навечно осесть на этой замечательной планете? Не такая уж она и замечательная. Нельзя, конечно, судить по первому впечатлению, но не верю я, что там, где хозяйничают религиозные фанатики, жизнь может быть хороша и приятна. При наличии тяжелого крейсера на орбите не так уж сложно свергнуть религиозных фанатиков и навести на Загросе нормальный порядок, но это все равно ненадолго. Только в фильме можно угнать боевой крейсер и долго оставаться безнаказанным, в реальной жизни такие номера не проходят, рано или поздно федералы возьмут нас за жабры. Но не сдаваться же прямо сейчас!

То есть, сдаться-то можно, но как бы не попасть в ситуацию, когда сначала расстреливают и только потом уже разбираются. Угон военного корабля, срыв боевой операции – уже более чем достаточно для смертного приговора. А если еще приплюсовать разрушение станции на Мимире… Я-то знаю, что мы не имеем к нему прямого отношения, но у сотрудников службы безопасности может сложиться другое мнение.

Помнится, в какой-то древней книге один человек случайно получил доступ к тайне, которая должна была перевернуть весь образ жизни на Земле. Служба безопасности долго гонялась за этим человеком, но в конце концов он добился своего – передал информацию в большую газету, тайна перестала быть тайной, а человек стал знаменитостью и безопасникам пришлось отступить. Вот только получится ли подобный фокус у нас? Если просто предъявить пробирку и сказать: «Эта сыворотка защищает от последствий гиперпрыжка», нам никто не поверит. Чтобы поверили, надо предъявить не только пробирку, но и пару десятков живых и разумных людей, каждый из которых пережил более одного гиперпрыжка.

Однако достаточно отвлеченных размышлений. Первое, что я должен сделать – позаботиться о Маше и Генрихе, им надо адаптироваться к нормальному тяготению. Есть ли на Загросе нормальная больница? А если нет, сколько времени займет в этом случае их адаптация? Успеют ли они до того, как в небе Загроса появится земная эскадра?

5

Как ни странно, на борту корабля не нашлось ничего похожего на орбитальный челнок или хотя бы спасательную шлюпку. Впрочем, если вдуматься, ничего странного в этом нет – крейсер предназначен в первую очередь для действий в беспилотном режиме, а если на борту вдруг окажется экипаж, то это наверняка будут смертники. А зачем смертникам спасательная шлюпка?

Опуститься на земноподобную планету можно и в скафандре, встроенного энергоблока хватает, чтобы погасить орбитальную скорость, даже небольшой запас остается. Именно небольшой – обратно на орбиту без дозаправки не взлететь. А это меня не устраивает.

Решение, которое меня устроило, оказалось очень простым. Я облачился в скафандр, выбрался из корабля, манипулятор безжалостным пинком запулил меня в открытый космос и едва я успел остановить беспорядочное вращение, как меня взяли в кольцо четыре торпеды.

Зрелище было своеобразное. Я знал, что меня будут сопровождать торпеды, но одно дело знать и совсем другое – внезапно увидеть прямо перед собой бархатно-черное пятно на фоне голубой планеты, повернуть голову и понять, что точно такое же пятно с другой стороны закрывает звезды и как давно оно их уже закрывает – совершенно непонятно. В силуэте торпеды нет ничего хищного, это просто угольно-черный металлический бочонок длиной полтора метра и диаметром полметра, но быстрота и внезапность появления этой зверюги из пустоты космоса немного пугает. Впрочем, тут нечему удивляться – стелс-покрытие для того и предназначено, чтобы торпеда появлялась внезапно.

Четыре термоядерных бочонка выстроили вокруг меня кольцо положительной тяги и аккуратно потащили к планете. Аккуратно – потому что аэродинамика скафандра такова, что быстрее тридцати метров в секунду в плотных слоях атмосферы разгоняться не рекомендуется. В лучшем случае просто потеряешь управление, в худшем – поотрывает руки-ноги потоком набегающего воздуха.

Обычный орбитальный челнок входит в атмосферу на гиперзвуковой скорости, резко тормозит в стратосфере, но все равно опускается очень быстро, гася остаток скорости непосредственно перед посадкой. Мне такой подход не годится, я должен погасить скорость заблаговременно, причем не только орбитальную, но и вертикальную. А это значит – потратить уйму времени и энергии.

Спуск растянулся почти на два часа. Первые полтора часа мне казалось, что я неподвижно вишу между двумя плоскостями – черной со звездами наверху и голубой с белыми облаками внизу. Шар планеты с такой высоты воспринимается не как шар, а как плоскость, и это создает совершенно сюрреалистическую картину. Собственного движения не чувствуется, кажется, что ты неподвижно висишь на стыке двух миров, голубого и черного, и будешь так висеть целую вечность.

А потом в разрыве облаков проглянуло зеленое пятно, а еще через минуту я заметил, что звезды над головой подернулись туманной дымкой. Кажется, вхожу в атмосферу.

Еще через пять минут все сомнения отпали – меня начало трясти. Я знал, что программа спуска рассчитана с большим запасом прочности для скафандра, но все равно было очень неприятно и чуть-чуть страшно. Как положено, я зафиксировал руки на груди, а ноги вытянул в струнку, но все равно потоки воздуха так и стремились развернуть кокон моего тела, ударить всей мощью в беззащитное брюхо, оборвать конечности… брр… Нет, об этом лучше не думать.

Спуск в атмосфере занял около двадцати минут. Все это время я думал только об одном – когда же это мучение закончится. От непрерывной тряски болело все тело, от набегающего воздушного потока шумело в ушах, в довершение всего начала болеть голова. И когда тряска вдруг прекратилась и я обнаружил, что вишу в ста метрах над развалинами небольшого каменного здания, первой моей мыслью было: «Наконец-то это закончилось!» А второй мыслью: «Откуда тут развалины?»

Торпеды аккуратно опустили меня почти до земли, как бы извиняясь за ранее причиненные неудобства. А на высоте трех метров тяга вдруг пропала и я камнем рухнул вниз, запоздало сообразив, что так и должно быть, что я должен был заранее приготовиться к подобному сюрпризу. Антиграв плохо работает вблизи большой массы, поэтому антигравитационные машины перед тем, как взлететь, всегда подпрыгивают, используя какое-нибудь дополнительное устройство. И при посадке антиграв никогда не работает до самого конца, последние метры приходится падать. На тяжелых машинах предусмотрены специальные посадочные опоры с амортизаторами, а человек в скафандре, как принято считать, вполне способен приземлиться на собственные ноги. Или на задницу, как в моем случае.

Если бы сила тяжести на Загросе была такая же, как на Земле, я бы не отделался легким испугом, приземлившись на кучу битого кирпича с трехметровой высоты. Однако здесь мое тело выдержало. Было очень больно, но кости остались целы, я убедился в этом, когда после пары неудачных попыток все-таки поднялся на ноги и сделал несколько неуверенных шагов. Вроде бы ничего не сломано.

– Что такое? – донесся из наушников взволнованный голос Генриха.

– Ничего, – буркнул я. – Все нормально. Расслабился немного, момент приземления пропустил.

– Извини, – смутился Генрих. – Я забыл заложить в программу предупреждение. Извини.

– Ерунда, – отмахнулся я. – Ничего не сломано, вроде даже кровь не идет. А синяки заживут.

Освободившись от скафандра, я обнаружил, что из небольшой раны на левом бедре сочится кровь. Не настолько сильно, чтобы забеспокоиться, но наложить повязку не помешает. Вот только где ее взять?

Заодно обнаружилось, что мы с Генрихом сделали большую глупость – единственное имеющееся у меня устройство связи находилось в шлеме скафандра. Это что, мне теперь придется все время шлем в руках держать и говорить в него, как в микрофон?

– Генрих! – обратился я к шлему. – Отправь торпеды на разведку, пусть поищут, где тут люди есть. И посмотри по карте, где я оказался. Руины какие-то кирпичные… Я и не знал, что из кирпича еще что-то строят.

– В колониях кирпич – самый ходовой материал, – заметил Генрих. – Кирпичный дом любой полевой робот в одиночку построит, а нормальные стройматериалы надо либо из метрополии везти, либо на месте завод сооружать.

– Тогда понятно, – сказал я. – В смысле, понятно, почему здание кирпичное. Но почему оно разрушено? Колония совсем молодая, откуда тут руины? У них война была?

– Землетрясение, – ответил Генрих. – В местной сети есть информация, семь дней назад у них было землетрясение силой до шести баллов. Развалилось несколько халтурных построек. Полного списка в сети нет… впрочем, какая разница? Ого! У тебя кровь на левой ноге, все шорты в крови.

– Знаю, – буркнул я. – Ерунда. Ты лучше скажи, где людей найти.

– До ближайшей окраины Лурестана тринадцать километров, – сказал Генрих. – До дворца – семнадцать. Ближе людей вроде нет. Надевай скафандр и лети, программу я сейчас заложу.

Я тяжело вздохнул и выругался сквозь зубы. Снова облачаться в пропотевший скафандр не хотелось, но альтернативы нет. Пешком я буду топать часа четыре, а то и больше – местность тут не то чтобы сильно пересеченная, но оврагов и каменных осыпей хватает. Да и растительности маловато, гораздо меньше, чем казалось с высоты, не сплошной зеленый ковер, как на Земле, а редкие островки на каменистой почве. Босиком не побегаешь, а обуви у меня нет, не догадались мы взять тапочки с Мимира, а на борту крейсера ничего не нашлось. Если идти – придется идти в скафандре, а тогда уж лучше лететь.

Короче говоря, я облачился в скафандр, взобрался на кучу кирпича, которая раньше была домом, высоко подпрыгнул и врубил антиграв. Посмотрим, как встретит меня Лурестан.

6

Чем ближе я подлетал к Лурестану, тем зеленее становилось вокруг. Чахлая полупустыня постепенно превращалась в нормальную прерию, как на Земле к востоку от Скалистых гор, а потом на моем пути встала стена густого зеленого леса. Километра через три лес плавно перешел в парк, с дубами, кленами и липами, высаженными вдоль ровных заасфальтированных дорожек. Сверху было хорошо видно, что парк прорезает густая сеть ручьев и речушек, явно искусственная. Выглядело это довольно красиво.

– Обнаружен первый человек, – раздался у меня в наушниках голос Генриха. – Поворачивай налево, километрах в двух будет аквапарк. Там вроде кого-то нашли, сейчас передам целеуказание. Или, хочешь, сразу траекторию рассчитаю?

– Рассчитывай, – согласился я.

Меня развернуло влево, порыв ветра попытался разогнуть мою правую руку, но безуспешно. Почти сразу же за молодыми, но уже высокими деревьями открылся аквапарк. Обычный такой аквапарк – каскад то ли прудов, то ли бассейнов, разнообразные горки, вокруг террасы со скамейками и столиками. На одной террасе обнаружилось небольшое летнее кафе на свежем воздухе, моя траектория была направлена именно туда.

На этот раз я не забыл, что приземление на антиграве всегда жесткое. Вовремя сгруппировался, приземлился на ноги и не только не упал, но даже не отбил пятки. Навыки полетов возвращаются, что не может не радовать.

– Ну и где этот человек? – спросил я.

И тут же увидел его, а вернее, ее. Из-за стойки кафе выглядывала молодая женщина лет двадцати – двадцати пяти, худощавая, но с довольно большой грудью, причем непохоже, чтобы это были имплантанты. Либо грудь натуральная, либо операция была не хирургическая, а генетическая, что в колонии маловероятно. Рыжеватые волосы девушки были уложены в затейливую прическу, в уши были вставлены тяжелые золотые серьги, шею обвивало ожерелье из крупного янтаря, одежду девушки составляли узенькие черные трусики-стринги и очень красивые золотистые босоножки на высоком каблуке-шпильке. Ногти на руках и ногах были густо выкрашены ярко-красным лаком. Так обычно выглядят героини анимационных порнофильмов, а иногда, говорят, подобный облик принимают элитные проститутки. Очевидно, мне сейчас встретилась одна из них.

Я поприветствовал девушку взмахом руки и начал отстегивать шлем скафандра. Процедура простая, но довольно-таки утомительная. Если бы девица догадалась помочь… не догадалась.

Через минуту я разобрался-таки со шлемом, а дальнейшее разоблачение проблем не составило. Я вылез из скафандра и направился к девушке, всем видом демонстрируя максимальное дружелюбие.

Кажется, это у меня не очень хорошо получилось. Девушка ахнула, вежливо прикрыв рот ладошкой, и скрылась за неприметной дверью в углу за стойкой. Неожиданная реакция. И что такого страшного она во мне нашла? Что она, космонавтов никогда не видела?

Я подошел к стойке, обвел взглядом бутылки и решил, что сейчас можно пропустить рюмочку-другую. Чуть-чуть передохнуть, немножечко выпить, а потом уже заняться поисками пугливой девицы. Не напиться вдребадан, а просто чуть-чуть выпить, после таких приключений я имею полное право на порцию хорошего коньяка. Или, еще лучше, на кружку хорошего пива.

Я еще раз обвел бутылки взглядом и меня ждало разочарование. В баре не было алкогольных напитков. Соки, морсы, шербеты, тонизирующая синтетика – сколько угодно, а алкоголя нет как такового, даже пива нет. Все-таки религиозный фанатизм – зло.

Пока я предавался раздумьям о вреде излишней религиозности, девушка снова появилась за стойкой, в руках у нее была стандартная портативная аптечка. Я взглянул на свое левое бедро и поморщился – выглядело оно жутковато. Кровь давно уже остановилась, но вся левая штанина шорт превратилась из светло-бежевой в красно-коричневую.

– Все нормально, – сказал я, улыбнувшись. – Помощь не нужна, кровь уже остановилась.

Девушка растерянно улыбнулась и замерла на месте.

– Меня зовут Алекс Магнум, – представился я. – Капитан крейсера «Адмирал Юмашев».

– Лиза Ахат, – представилась девушка.

– Очень приятно, – снова улыбнулся я. – Ты здесь работаешь?

Лиза кивнула. Она смотрела на меня растерянно и с легким испугом, явно не понимая, как ко мне относиться.

– Я должна доложить начальнику, – неуверенно произнесла она.

Я решительно помотал головой.

– Пока не надо, – сказал я. – Для начала мы с тобой немного поговорим. А перед этим будет неплохо чего-нибудь выпить, поесть и принять ванну.

– Да-да, конечно! – воскликнула Лиза. – Только ты… Ты, наверное, алкоголя хочешь?

Я кивнул.

Лиза скорчила печальную гримаску.

– У нас такого нет, – сказала она. – Запрещено. Только гашиш.

Теперь настала моя очередь строить рожи.

– Какая гадость! – воскликнул я.

Лиза пожала плечами.

– А мне нравится, – сказала она. – Под настроение хорошо идет. Это, правда, тоже запрещено… нам, работникам…

Она резко осеклась, как будто вдруг поняла, что сказала что-то не то.

– Лучше налей мне какого-нибудь сока или морса, – сказал я. – Натурального, если можно. И поесть… меню у вас есть какое-нибудь?

– Конечно! – воскликнула Лиза.

Она пошевелила пальцами под прилавком и передо мной прямо в воздухе сформировалась трехмерная виртуальная картинка – традиционное ресторанное меню на глянцевой бумаге и в кожаном переплете.

– Натуральные блюда есть? – спросил я.

Лиза, кажется, чуть-чуть оскорбилась.

– У нас все натуральное, – заявила она, обиженно надув губки.

– И готовится вручную? – поинтересовался я.

– Нет, готовится в автомате. Будет готово минут через пять после того, как закажешь.

Некоторое время я рассеянно листал меню, Лиза терпеливо ждала, но в конце концов не выдержала.

– Ты из Африки или из Америки? – спросила она.

– Из Америки. А что?

– Тогда закажи рыбное ассорти с картофелем фри. Для американца – самое то.

– Давай, – согласился я.

Лиза что-то набрала на пульте, расположенном с обратной стороны стойки, и сказала:

– Будет готово через семь минут. Попьешь чего-нибудь?

– Давай. Что тут есть достойного?

– Медовый чай хочешь? Необычная вещь, на Земле его почти не выращивают, а здесь он даже лучше растет, чем обычный.

– Давай, попробую, – согласился я.

Оказывается, медовый чай не имеет к настоящему чаю никакого отношения. Это тоже настой сухих листьев, но растение совсем другое. По вкусу медовый чай больше похож на горячий компот, чем на чай – сладкий, с легкой кислинкой и заметным медовым ароматом. Необычный, но приятный напиток.

– Можно задать нескромный вопрос? – спросила Лиза.

– Хочешь узнать, зачем я сюда прилетел? – предположил я.

Лиза почему-то смутилась.

– Ну да… – сказала она. – В нашем небе никогда еще не появлялись военные корабли, да еще с экипажем. Что-то случилось?

Я многозначительно пожал плечами.

– Давай лучше я задам нескромный вопрос, – сказал я. – Почему в вашей информационной сети нет форумов?

Лиза хихикнула.

– Так вот в чем дело, – улыбнулась она. – Есть у нас форумы, но только закрытые. Хочешь посмотреть?

– Хочу. Ключ входа дашь?

– Ну… – замялась Лиза, – вообще-то это запрещено…

– Никто не узнает, – заявил я. – А если и узнает… ты торпеды уже видела?

– Такие черные штуки летающие? Что-то такое промелькнуло, я думала, померещилось.

– Значит, видела, – глубокомысленно произнес я. – Одна такая торпеда сотрет с лица планеты весь Лурестан, десяток торпед уничтожат всю зеленую зону. Так что пока ты под моей защитой, можешь ничего не бояться.

– Ты берешь меня под свою защиту? – удивилась Лиза.

– Я хочу знать, что происходит на этой планете, – заявил я. – Моему экипажу придется провести здесь несколько месяцев, а та информация, что есть в корабельной базе… как бы это сказать…

На лице Лизы вдруг появилась непонятная задумчивость.

– Несколько месяцев? – переспросила она.

Я мысленно выругался. Кто тянул меня за язык? Какие, к черту, несколько месяцев? Если ничего не знать о Таниной вакцине, то ни о каких нескольких месяцах и речи быть не может. Любое перемещение в другую звездную систему – переселение навсегда. И если в небе колонии вдруг появляется крейсер с экипажем, это может означать… Кстати, это идея…

– Я имел ввиду – проработать несколько месяцев, – добавил я. – Потом наша миссия завершится и мы превратимся в простых обывателей.

– Простых – это вряд ли, – улыбнулась Лиза. – Это я – девушка простая, но я не такая глупая, как кажусь. Я ведь прекрасно понимаю, зачем федерация может направить к нам боевой корабль. Дядька Ибрагим окончательно всех достал и от него решили избавиться, правильно? У него, наверное, деньги кончились?

Я промычал нечто неопределенное.

– Вот видишь, – снова улыбнулась Лиза, – я ведь все правильно поняла. Давай, я тебе объясню, как лучше всего до него добраться. Какое у вас оружие?

– Погоди, – сказал я. – Не так быстро. Прежде всего нужно решить, стоит ли вообще до него добираться. А перед тем, как думать и решать, я хочу принять нормальную ванну.

Лиза задумчиво наморщила лобик.

– Это надо во дворец идти, – сказала она. Вдруг ее лицо просветлело. – А хочешь, в пруду искупаемся? Вода теплая, чистая, если хочешь, я тебе компанию составлю.

– В каком пруду? В аквапарке, что ли?

– Ну да, – кивнула Лиза. – У нас его прудом называют.

Я немного подумал и сказал:

– Пойдем.

В этот момент в недрах стойки запищал зуммер.

– Ой! – воскликнула Лиза. – А про еду-то я и забыла. Сейчас принесу.

Картофель фри оказался самым обыкновенным, как в любой нью-йоркской забегаловке. Если не знать заранее, то и не скажешь, что натуральный. Зато рыбное ассорти получилось необычным, его сдобрили таким количеством специй, что от вкуса рыбы почти ничего не осталось. Однако это не помешало мне расправиться с едой за пару минут. Давно уже я не ел так вкусно.

– Рыба местная? – спросил я.

– Конечно, – кивнула Лиза. – В прудах выращиваем.

Я подозрительно уставился на пруды аквапарка, Лиза перехватила мой взгляд и хихикнула.

– Нет, не в этих прудах, – сказала она. – Рыбные пруды дальше к лесу.

– А ты почему не ешь? – спросил я. – Не голодна?

– Ну да, – сказала Лиза, почему-то потупившись. – Время обеда уже прошло, а до ужина еще далеко.

– А перекусить между?

– Нельзя, – вздохнула Лиза. – То есть, если очень хочется, то можно, начальник у меня добрый, по мелочам не закладывает. Если не злоупотреблять…

– Вот что, – сказал я. – Сейчас я доем, потом искупаюсь, а потом ты мне все расскажешь, от начала и до конца.

– Все – это что? – уточнила Лиза.

– Все – это все, – серьезно сказал я. – Я хочу знать об этой планете все.

7

Лиза начала свой рассказ не сразу. Вначале я доел и допил, затем сходил к скафандру, по-прежнему валявшемуся на месте приземления, и поговорил с Генрихом. Сказал ему, что у меня все в порядке, убедился, что Генрих с Машей неотрывно наблюдают за мной с помощью висящих в небе торпед и в случае чего окажут помощь. А потом я пошел купаться.

Лиза всерьез решила поиграть в старую игру «пришел (подставить национальность) в баню, заодно и помылся». Я не возражал. Немного раздражало, что за мной наблюдают Маша и Генрих, но, с другой стороны, почему бы не доставить себе маленькое удовольствие? Надеюсь, Маша не такая дура, чтобы ревновать.

Я поддался на незамысловатую провокацию, позволил Лизе помыть себя, а потом как-то само собой получилось, что мы очутились на мелководье, где и занялись феерическим, незабываемым сексом. Лиза оказалась настоящей профессионалкой, она делала все и делала это виртуозно. Немного портило впечатление то, что я понимал, что она играет, замечательно играет, профессионально, но все-таки играет. Ее мотивы были понятны – она разумно предположила, что на Загросе скоро грядут перемены и решила заручиться поддержкой самого вероятного кандидата на пост нового правителя планеты. В самом деле, зачем присылать боевой корабль с экипажем, как не для того, чтобы сменить правителя планеты? И кто может стать новым правителем, как не капитан этого корабля? А новому правителю надо дать, просто на всякий случай, хуже всяко не будет, а если повезет, можно здорово поднять свой социальный статус.

Все эти рассуждения были очевидны, причем Лиза прекрасно понимала, что я тоже их понимаю, но это не мешало ей работать надо мной с неподдельным энтузиазмом. Дескать, вот она я, смотри, какая мастерица, а если это тебя не впечатляет – что ж, ничего не поделаешь, фокус не удался.

Лиза меня впечатлила. С Машей, конечно, никакого сравнения – Маша некрасива и не очень-то умела, но есть в ней какая-то искренность, идущая от сердца, ее, наверное, можно подделать, но девушка, умеющая подделывать это чувство, называется уже не проституткой, а гейшей. Лиза гейшей не была.

– Рассказывай, – сказал я, удобно устроившись за столиком в том же самом кафе. Шлем скафандра стоял на столе, так что Генрих слышал все, о чем говорили мы с Лизой.

– Что рассказывать? – спросила Лиза.

– Начни с самого начала, – сказал я. – Как ты сюда попала?

Лиза задумчиво склонила голову набок, некоторое время пристально рассматривала меня, а затем спросила:

– А ты точно хочешь это знать? Почему все мужики так любят слушать рассказы, как девчонка попадает в бордель?

– Извини, – смутился я. – Не хочешь рассказывать – не надо, это твое личное дело. Меня не интересует, как ты попала в бордель, мне интересно, как ты оказалась на Загросе.

Лиза пожала плечами.

– Обычная история, – сказала она. – Никто меня ни к чему не принуждал, я сама завербовалась. Просто так сложилось, что или в дальний космос или… – она неопределенно махнула рукой и замолчала.

– Ладно, опустим это, – сказал я. – Ты попала на Загрос. Что дальше?

– Что-что… Ты когда-нибудь был в борделе?

– Ну… – смутился я. – Нет, не был.

Лиза хихикнула.

– А чего смущаешься? – спросила она. – Немногое потерял.

И она начала рассказывать.

Из рассказа Лизы выходило, что в Лурестане царит рабовладельческий строй. Хозяином города является Ибрагим Фатх-Али, он здесь царь и бог, а каждое его слово – приказ, который не обсуждается, а выполняется. Изредка, примерно раз в год, кто-то начинает упрямиться, тогда несчастного отправляют в пыточный застенок, а по местному телевидению показывают реалити-шоу, чтобы другим было неповадно. А так ничего, кормят хорошо, работа – не бей лежачего, иногда бывает противно, но к этому быстро привыкаешь, в земном борделе приходилось намного тяжелее. Здесь Лиза числится не проституткой, а смотрительницей аквапарка, делать ей ничего не надо, надо просто следить, чтобы роботы нормально работали, да изредка удовлетворять начальство всеми возможными способами. Не столько противно, сколько скучно. Изредка приезжают поразвлекаться терраформеры, общаться с ними, в принципе, запрещено, но Бяшим, начальник парковой обслуги – мужик хороший и на мелкие прегрешения закрывает глаза. Главное – не попадаться.

Терраформеры не подчиняются Фатх-Али, у них своя отдельная иерархия, по сути, отдельное государство. Время от времени они появляются в Лурестане, здесь они отовариваются в магазинах, развлекаются на специально отведенной территории, но большая часть Лурестана для них закрыта. Фатх-Али мирится с их присутствием, а они мирятся с присутствие Фатх-Али.

Лиза говорила примерно полчаса, а потом она начала повторяться и я понял, что большего от нее не добьюсь.

– Все понятно, – сказал я. – Спасибо за ценную информацию, приятно было послушать.

– Да не за что, – пожала плечами Лиза. – Тебе спасибо.

– За что? – удивился я.

Лиза кокетливо улыбнулась.

– Никогда не трахала настоящего полковника, – сказала она.

– Какого полковника? – не понял я.

– Ну как же! Ты командир крейсера, значит, либо полковник, либо адмирал. Или у вас на флоте звания по-другому называются?

Лиза выжидающе смотрела на меня, а я не знал, что ответить. Откуда я знаю, как называются звания на флоте? Вроде бы раньше адмиралами именовались не только чиновники военного министерства, но и капитаны больших кораблей, а потом… не помню. Да и откуда мне знать все эти подробности?

– А ты не похож на военного, – сказала Лиза. – В фильмах военные всегда такие бравые, подтянутые…

Она смотрела мне в глаза честным взглядом, но мне почему-то казалось, что она издевается.

– У вас авария произошла? – спросила Лиза. – Ты такой уставший, помятый…

– Извини, – сказал я. – Мне нужно поговорить с моим бортинженером. Без свидетелей.

– Конечно-конечно, – быстро сказала Лиза. – Не буду мешать. Постарайся только не пристрелить меня случайно своими лазерами.

– Какими лазерами? – удивился я.

– Ну… – протянула Лиза и вдруг резко махнула рукой. – Неважно, не бери в голову. Если что, зови, я буду внутри.

И она скрылась за дверью, ведущей в служебные помещения кафе.

Как-то странно она себя ведет последние пять минут, как будто наркотик только что приняла… Нет, ерунда, не могла она ничего вколоть или понюхать, она же все время на виду была. Тогда с чего она вдруг стала такая нервная? И при чем тут лазеры? Что она вообще имела ввиду?

Я наклонился к шлему, собираясь вызвать Генриха, и в этот момент с неба донесся громкий визг. Я посмотрел наверх и немедленно отскочил в сторону – на меня что-то падало. Через мгновение оно упало и оказалось, что это стандартный армейский бластер.

Я быстро подхватил бластер, попытался снять с предохранителя, но он уже был снят. Удачно вышло, что я не отстрелил себе ногу, поднимая его с земли. Теперь надо найти какое-нибудь укрытие…

Я перепрыгнул через стойку и стремглав бросился к той двери, в которую вышла Лиза. Дверь была заперта. Я обернулся и окинул окрестности быстрым взглядом.

Ничего подозрительного в поле зрения не наблюдалось, тишь да гладь. Только где-то вдали кто-то неистово голосил, но вопль внезапно оборвался и больше не возобновлялся. Из моего шлема, лежащего на столике, доносился взволнованный голос Генриха, но что именно он говорил, я не мог разобрать.

Идиотская ситуация – стою голый с бластером, забившись в угол, и ничего не понимаю. А к шлему подходить боязно, потому что раз есть бластер, значит, должен быть и стрелок, причем не просто стрелок, а стрелок на антиграве. А если он еще и в маскировочном костюме… Впрочем, в таком ясном небе его и без маскировочного костюма не разглядишь. И вообще, захотел бы он меня пристрелить – давно бы уже пристрелил.

Успокоив себя подобным образом, я осторожно прокрался к стойке и выглянул наружу. На меня упала тень и я проворно отскочил назад. Быстро пробежал к другому концу стойки, выглянул еще раз и увидел удивительное, сюрреалистическое зрелище.

Две торпеды медленно опускались на террасу, а между ними колыхалось прозрачное марево человека в маскировочном костюме.

– Выключай маскировку! – заорал я. – Считаю до трех, потом стреляю!

И сразу подумал, что стрелять из бластера в термоядерную торпеду – не самая удачная идея.

– Я не могу это сделать в полете! – закричал человек. – Мне надо приземлиться!

В его голосе слышался панический страх. Может, и не обманывает… Да если и обманывает, что это меняет? Не стрелять же в него…

Когда до земли осталось метра четыре, торпеды вдруг резко разошлись в стороны и синхронно взмыли вверх сразу метров на двадцать. От рассеянной гравитационной волны меня замутило, а человека в маскировочном костюме швырнуло вниз и с силой впечатало в тот самый столик, на котором лежал мой шлем. Столик перевернулся, шлем отлетел в сторону. Надеюсь, передатчик не сломался. Если он сломался… а что я тогда сделаю?

Человек неподвижно лежал, не подавая признаков жизни. Если не убит, то уж точно хорошо оглушен. Я посмотрел наверх. Одна торпеда куда-то делась, вторая по-прежнему висела у меня над головой. Будем надеяться, в случае чего защитит. Или, по крайней мере, выступит в роли живого щита – надо быть совсем отмороженным фанатиком, чтобы расстреливать из бластера то, что накроет тебя ядерным взрывом, когда ты в него попадешь. Даже если термояд не сдетонирует, энергоблок рванет так, что мало не покажется. Десять-двенадцать тераджоулей – это вам не хухры-мухры.

Я осторожно вышел из-за стойки, подошел к шлему, схватил его и быстро отступил назад.

– Генрих! – позвал я, почему-то шепотом. – Что случилось?

Генрих ответил вопросом на вопрос:

– Почему ты шепчешь?

Я пожал плечами, сообразил, что он не видит моего жеста, и сказал:

– Не знаю. Что случилось?

– Торпеды обнаружили четверых бойцов на антигравах, с бластерами и в маскировочных костюмах. Они двигались прямо к тебе. Троих сбили, четвертому дали подойти вплотную и взяли в плен. Посмотри, он жив?

Я подошел к слабо мерцающей бесформенной куче, некоторое время смотрел на нее, а затем пнул ногой. Куча зашевелилась и едва слышно застонала.

– Жив, – сказал я.

– Как очнется, допроси его, – сказал Генрих. – Кто таков, откуда взялся, что хотел. А я сейчас посмотрю, что во дворце происходит. Тут еще радиоперехват идет интересный, но они свои передачи шифруют, гады. Шифр временной стойкости, но все же… О! Твоя девица драпает.

– Какая девица? Лиза, что ли?

– Ага. Ты уже понял, как ловко они тебя прощупали?

– Кто? – не понял я. – Лиза? Она что, местная безопасница?

Генрих добродушно рассмеялся.

– Нет, – сказал он, – она обычная шлюха. У нее где-то в одежде радиостанция.

– В какой одежде? – не понял я. – В ее одежде и макового зернышка не спрячешь. Да и когда они успели?

– Радиостанция, вероятно, в серьгах, – сказал Генрих. – Или в каких-то еще украшениях. А когда успели – думаю, рация всегда при ней, мало ли когда большому боссу захочется поразвлечься с гурией. Короче говоря, минут за пять до конца вашего разговора торпеды засекли шифрованную радиосвязь между ней и дворцом. Весь разговор транслировался во дворец, а она, похоже, получала указания, о чем тебя спрашивать. Теперь Фатх-Али знает, что ты ни черта не смыслишь в воинских званиях, а значит, никак не можешь быть кадровым офицером. Если бы ты не ляпнул про лазеры…

– Ничего я не ляпал! – возмутился я. – И что это за лазеры такие вообще, о чем речь была?

– Начиная с одиннадцатой модели, «Шершни» оснащены лазерным дальномером, – пояснил Генрих. – На коротких дистанциях его можно использовать как боевой лазер. Когда ты сказал, что ничего не знаешь о лазерах, эти деятели решили, что наших торпед можно не опасаться, и пошли в атаку. Погоди… начали поступать данные из дворца. Займись пока пленным, а я посмотрю, что там происходит. Если что, Маша будет на связи.

– Кто-нибудь из этих тут еще есть? – спросил я. – Кроме тех четверых?

– Никого, – ответила Маша. – Можешь не бояться, никто тебя не пристрелит.

– Смотри внимательно, – сказал я. – Если что, сразу бей лазером. Я свой бластер пока спрячу куда-нибудь, а то еще окажется этот тип мастером рукопашного боя…

– Разумно, – согласилась Маша. – Давай, приступай, я слежу. Шлем положи рядом, я тоже послушаю.

Я зашел за стойку, спрятал бластер между пустых стаканов, вернулся на террасу, надел трусы и шорты (когда ты не голый, чувствуешь себя увереннее), и подошел к телу, все еще лежащему без движения.

– Вставай! – крикнул я и пнул бесформенную полупрозрачную кучу, в которую маскировочный костюм превращал тело бойца.

Тело тихо застонало и больше никак не отреагировало. Кажется, ему досталось сильнее, чем рассчитывал Генрих. Ничего, сейчас заговорит…

8

Пленный упорно не хотел говорить. То ли он действительно сильно пострадал, то ли умело симулировал, но ни пинки, ни прохладительные напитки, несколько бутылок которых я вылил туда, где угадывалась голова, не оказали никакого эффекта. Самое противное было то, что я никак не мог отключить маскировку костюма, а без этого мои действия были малоэффективны. Откуда я знаю, куда выливаю очередную бутылку дорогущего натурального сока – на лицо или на ноги? А если даже на лицо, оно же наверняка в шлеме…

Наплевав на осторожность, я присел на корточки и стал ощупывать поверженное тело. Щупать его было неприятно – уж очень оно было мокрым и липким. Однако голова вскоре обнаружилась… в шлеме. А как этот шлем снять – решительно непонятно. И что теперь делать, спрашивается?

Я поделился своими мыслями с Машей, она посоветовала:

– Да ну его, лучше пристрели, чтобы не мучался, и все дела. Проще другого языка найти, чем этого реанимировать.

– Ну… – замялся я. – Негуманно как-то…

Маша нервно хихикнула:

– Да ты прямо святой. Он на тебя с оружием попер, а ты его стесняешься из его же бластера пристрелить.

– Думаешь? – спросил я. – В принципе, в этом тоже есть свой гуманизм. Пристрелить, чтобы не мучался, и все дела.

Тело зашевелилось и, кажется, село. Я бросился под защиту барной стойки и заорал оттуда:

– Отключай маскировку! Немедленно! Ты на прицеле лазера!

Полупрозрачное марево поблекло, сгустилось и превратилось в серо-зеленую мужскую фигуру.

– Шлем сними! – приказал я.

Фигура сняла шлем, под ним обнаружилось смуглое широкое лицо то ли арабского, то ли еврейского типа. Большие карие глаза смотрели испуганно и зло, но совсем не агрессивно.

– Ты на прицеле, – повторил я. – Ты это понял?

– Понял, – печально сказал мужчина. – А ты не похож на полковника.

Он чуть-чуть повернул голову и я увидел, что в его левое ухо вставлена большая серьга в форме цветка.

– Вытаскивай серьгу! – потребовал я.

Мужчина подчинился.

– Кто такой? – спросил я. – Имя, должность, звание… или как тут у вас это называется?

– Исмет Кули, – представился мужчина. – Старший охранник.

– Кто приказал атаковать меня?

– Реза, – сказал Исмет.

– Какой Реза?

– Мохаммед Реза. Начальника охраны дворца.

– Понятно. Зачем он приказал напасть на меня?

– Он сказал, что ты не настоящий командир крейсера, а беглый сетлер, что ты как-то сумел захватить корабль, ухитрился выжить после прыжка и теперь попытаешься захватить власть на Загросе. Будешь угрожать торпедами…

Я кивнул и продолжил:

– И Реза решил, что опасного гостя надо на всякий случай уничтожить, пока он еще не разобрался, что к чему. Подсунул мне шлюху, выведал все, что хотел… А почему ты мне все это рассказываешь? Ты сейчас должен молчать как партизан, стойко переносить пытки…

Исмет поморщился.

– Реза не знал, что у тебя на корабле есть сообщники, – сказал он. – А теперь, когда ясно, что они есть, сопротивление бессмысленно. Лучше сразу перейти на твою сторону.

– Хорошо, – кивнул я. – Тогда начинай рассказывать военные тайны.

– Я хочу вставить серьгу обратно, – заявил Исмет. – Реза тоже решил перейти на вашу сторону.

– Вставляй, – распорядился я.

И обратился к шлему:

– Маша, ты меня слышишь?

– Слышу, – отозвалась Маша. – Сейчас передам Генриху.

– Алекс! – раздался из шлема голос Генриха. – Я уже разговариваю с Резой по другой линии. Кажется, мы сейчас договоримся. Этого хмыря можешь отпустить, только бластер ему пока не отдавай. Когда мы договоримся окончательно, я тебе скажу, полетишь во дворец, надо будет кое-что сделать.

– Что именно?

– Пока еще не решили, как раз сейчас обговариваем. Далеко не уходи, будь на связи.

– Хорошо, – сказал я.

– Зря ты соврал, что ты командир, – заметил Исмет. – Не соврал бы – люди не пострадали бы.

Я злобно зыркнул на него, Исмет поежился, но взгляд не отвел.

– Я – командир, – заявил я.

– А почему ты внизу, а твои подчиненные наверху?

– Этому есть причина.

Исмет безразлично пожал плечами:

– Как скажешь. – И добавил после паузы: – Что мы сейчас делаем? Сидим, ждем?

– Сидим, ждем, – подтвердил я.

9

Ждать пришлось минут двадцать. Это время мы с Исметом провели на террасе, попивая морс и пытаясь поддерживать непринужденный разговор. Но разговор не клеился.

О положении дел на планете Исмет не рассказал почти ничего. Выяснилось только, что охранников у Фатх-Али всего было двадцать шесть человека (теперь уже двадцать три), а обитают они во дворце, в специально выделенном крыле. Непосредственно охраной правителя они не занимаются, просто потому, что его не от кого охранять. В основном они выполняют полицейские функции – наказывают рабов за воровство, за непослушание, за порчу хозяйского имущества… Не столько охранники, сколько надсмотрщики или даже палачи.

Исмет отвечал на мои вопросы односложно, а сам почти ничего не говорил. Это не вязалось с его недавним заявлением, что охрана Фатх-Али перешла на нашу сторону. Тот, кто только что изменил старому хозяину в пользу нового, должен вести себя по-другому – подлизываться, всячески демонстрировать преданность, кучами вываливать секреты, заглядывать в глаза постоянно… А он сидит неподвижно, глядит сычом и как будто чего-то ждет. А чего он может ждать?

Внезапно земля под ногами содрогнулась, а парк по правую руку осветился изнутри ослепительным светом. Исмет сорвался с места, опрокинул на себя стол и скорчился за ним. Я метнулся за стойку бара, к бластеру. Что такое? Откуда этот свет?

Не успел я добежать до стойки, как все стало ясно. Над верхушками деревьев, примерно там, где должен находиться дворец Фатх-Али, взошло новое солнце. К моей спине как будто приложили утюг. Я непроизвольно взвизгнул, перепрыгнул через стойку и скорчился в спасительной тени, не забыв вытащить бластер из укрытия.

Весь мир превратился в море ослепительного света. Запахло костром и от этого запаха меня пробрала дрожь. Если кафе сейчас загорится… тут же все деревянное!

Свет начал меркнуть. Я осторожно выглянул наружу и увидел, что на террасе ничего не горит, только от столешницы перевернутого стола, за которым прячется Исмет, поднимаются струйки дыма. Столешница почти черная, повернута перпендикулярно световому потоку… если она не вспыхнула, значит, больше уже ничего не вспыхнет и бояться больше нечего. Если не считать ударной волны.

Над парком величественно поднимался дымовой гриб. Я попытался прикинуть расстояние до него… знать бы еще, на какую высоту должно подниматься облако с учетом местной гравитации и атмосферных особенностей… Вообще-то, эпицентр довольно близко – чтобы увидеть шапку гриба, приходится поднимать взгляд, а это значит…

Исмет понял, что это значит, чуть раньше меня. Несколько секунд он смотрел на ядерный гриб, как зачарованный, а затем вдруг рванулся к бассейну, перевалился через ограждение террасы и мешком рухнул вниз, прямо в воду. И в этот момент в кронах далеких деревьев, обрамляющих ядерный гриб, что-то резко вздрогнуло…

Не думая больше ни о чем, я последовал примеру Исмета. Только бы успеть, только бы успеть…

Ударная волна настигла меня над самой водой. Как будто невидимый великан ударил со всей силы по спине надувным резиновым матрасом. Меня развернуло, я ударился о поверхность воды животом, жгучая боль пронизала все тело, мелькнула мысль: «Только не потерять сознание!»

Обычно, когда прыгаешь в воду с не очень большой высоты, погружаешься всего на метр-два, а потом архимедова сила выталкивает тело на поверхность. В этот раз меня затащило в глубину метра на три, если не больше. Заложило уши, я открыл глаза и увидел, что вокруг сгущаются сумерки. То ли вода не такая прозрачная, как казалось сверху, то ли это гаснет сознание. Нет! Я должен выплыть!

Поверхность воды ходила волнами, бурлила и пузырилась, как будто бассейн вот-вот закипит. Подводные течения бросали меня то туда, то сюда, в какой-то момент я увидел, что меня несет прямо на каменный борт, но в последнюю секунду перед столкновением меня резко крутануло в сторону и выбросило на поверхность.

Я судорожно вдохнул и едва успел закрыть рот, как волна накрыла меня и все-таки швырнула на борт. В последний момент я успел выставить руки и смягчить удар. Отбитые ладони сразу онемели.

Теперь меня потащило в центральную часть бассейна. Я повернул голову и увидел, что впереди на волнах прыгает что-то угловатое и утыканное гвоздями. Все, что я успел – выдохнуть, вдохнуть и нырнуть, надеясь, что это нечто уходит в воду не очень глубоко.

Стоило мне нырнуть, как вода сразу успокоилась, будто по мановению волшебной палочки. Я перевернулся на спину, посмотрел наверх и сразу понял, столкновения с чем только что избежал. Это были деревянные перила, ограждавшие террасу, ударной волной их сорвало и швырнуло в бассейн, а теперь они плавали на поверхности, их мотало туда-сюда и прямо на моих глазах одна большая секция раскололась напополам.

Буря на поверхности быстро слабела. Гигантский воздушный кулак ударил по воде и поднял волны, но они уже успокаивались. Я оставался под водой, пока хватало дыхания, а когда желание вдохнуть стало нестерпимым, осторожно всплыл, стараясь держаться подальше от плавающих предметов.

Поверхность воды уже почти не волновалась. Я отдышался и огляделся по сторонам. Грибовидное облако поднялось еще выше, впечатление было жуткое, казалось, что я нахожусь прямо под ним. Явная оптическая иллюзия, но все равно жутко.

Весь бассейн был завален досками, ветками деревьев и всяким мусором. Деревья, что росли за бассейном и отделяли его от других «прудов», теперь были по большей части поломаны, а местами даже выкорчеваны с корнем. Только самые молодые деревца избежали общей участи.

Вокруг стояла абсолютная тишина. Не кричали птицы, не шумел ветер, не грохотали молнии, не было слышно вообще никаких звуков. Очень не хочется в это верить, но я, кажется, оглох. Странно, что других повреждений нет. Или так только кажется?

Однако пора выбираться на твердую землю. Я еще раз огляделся и обнаружил, что выход из бассейна только один, в остальных местах бортик слишком высок, чтобы на него можно было взобраться из воды. И находится этот выход на противоположной стороне, метрах в пятидесяти отсюда.

Я осторожно поплыл, огибая крупные деревяшки, плавающие в воде. Тело безупречно слушалось мозга, не болели ни отбитые о воду внутренности, ни обожженная спина. Головных болей, какие обычно бывают при контузии, тоже не было. Если бы не внезапная глухота, я бы сказал, что легко отделался. А так – даже не знаю, что и думать. Впрочем, сейчас не время думать, сначала надо выбраться из воды, а уже потом заниматься инвентаризацией собственного тела.

Когда до лесенки, к которой я плыл, осталось метров пятнадцать, на бортике бассейна появился Исмет. Он был весь мокрый, одна нога у него была в высоком армейском ботинке, другая босая. Но от ударной волны он, похоже, не пострадал. Исмет смотрел на меня неподвижным застывшим взглядом и этот взгляд не сулил ничего хорошего. Может, стоит попробовать в другом месте из воды выбраться… нет, это глупо. Если он захочет меня достать – достанет в любом случае. Пройдет спокойно по берегу к тому месту, где я буду вылезать, и достанет. Кроме того, взорвалась только одна торпеда, остальные три летают где-то неподалеку и одна из них держит Исмета на прицеле. То есть, я надеюсь, что держит. Хотел бы я знать, что произошло во дворце, раз Генрих решил его взорвать… К тому же, других выходов из бассейна все равно не видно, а сумею ли я проплыть в другой бассейн, найти другой выход и воспользоваться им – вовсе не факт. Если мое неплохое самочувствие – просто последствия шока…

Я подплыл к уходящей под воду лесенке и стал карабкаться наверх. Исмет посторонился, уступая дорогу, но когда я добрался почти до самого верха, он вдруг резко выбросил обутую ногу и я едва-едва успел уклониться от сокрушительного удара в челюсть. Точнее, не совсем уклониться, а отклонить голову настолько, чтобы подошва ботинка ободрала кожу, но не раздробила кость.

Я потерял равновесие и рухнул в бассейн, подняв тучу брызг. Ударился спиной о какую-то палку и чуть не взвыл от боли. Если бы голова не была под водой – точно взвыл бы. Все-таки спина у меня сильно обожжена, любое прикосновение к ней болезненно, а уж острым сучком под лопатку…

Едва я всплыл на поверхность, как рядом со мной в бассейн плюхнулось что-то тяжелое. Это был Исмет. Он сразу ушел под воду и вода окрасилась красным, очевидно, его все-таки ранило, причем неслабо. Или он нырнул, чтобы подкрасться ко мне и утянуть под воду?

Изо всех сил я рванулся к лестнице, ухватился за перекладину, подтянулся и буквально взлетел по ней наверх. Вскарабкавшись на бортик, пошатнулся и чуть было не упал обратно в бассейн, но все-таки сохранил равновесие, отступил от воды на два шага и обернулся.

Голова Исмета торчала над водой, он отфыркивался и вокруг него по воде расплывалось красное пятно. Кровь текла из головы – около темени зияла жуткая рана диаметром сантиметра три. То ли стукнули молотком с размаху, то ли… а почему тут пахнет горелым?

На меня упала круглая тень. Я не стал никуда убегать – не было сил, просто поднял голову и увидел торпеду, неподвижно висящую прямо надо мной. Я вымученно улыбнулся и помахал рукой. Торпеда подпрыгнула на пару метров и снова опустилась, рассеянная гравитационная волна прошлась по моим кишкам, внутренности скрутило, я упал на колени и меня вытошнило прямо в бассейн.

Черт возьми, плохо-то как! Если после ядерного взрыва начинает тошнить, да еще в первые минуты, это может означать только одно – надо срочно искать ближайший госпиталь либо прощаться с жизнью. А госпиталь наверняка был во дворце, который теперь служит основанием ядерного гриба. Достойное завершение всей этой дурацкой эпопеи.

Исмет вдруг издал булькающее шипение и погрузился под воду. Кровавое пятно над ним становилось все больше и больше. Вода бурлила, над ней поднимался пар… Так это, получается, лазер его так отделал?…

Исмет вынырнул и от его вида меня перекосило, а к горлу снова подкатил рвотный спазм. Лицо Исмета было перечеркнуто наискосок тонкой черной полосой, она прошла через глазницу, правый глаз Исмета был зажмурен и из него сочилась какая-то жидкость, кажется, не вода. Внезапно посреди лба Исмета вспыхнула яркая красная точка, он мотнул головой и через лоб и темя прошла еще одна тонкая черта, на этот раз красная. Исмет снова погрузился под воду, вода забурлила, закипела, но тут же успокоилась. Очевидно, торпеда выключила лазер.

Мне стало дурно. Я, конечно, понимаю, что война – дело жестокое, но должны же быть какие-то пределы жестокости! Одно дело – превратить тело врага в мясной фарш разрывной пулей и совсем другое – медленно и мучительно убивать человека импульсами маломощного лазера. Это просто садизм какой-то… Понятно, что он сам виноват, нечего было ногами размахивать, но все же…

Я отвернулся и отошел от бассейна в сторону, чтобы не видеть это жуткое зрелище.

Кафе на противоположной стороне бассейна превратилось в большую кучу мусора. Тонкие деревянные стены разметало буквально в щепки, немалая их часть плавала в бассейне. Интересно, где сейчас мой скафандр – в основной куче мусора, в бассейне или где-то еще? И цел ли он? Не исключено, что цел, но смогу ли я его найти? Ох, вряд ли…

Я медленно побрел вдоль бассейна к развалинам кафе. В голове гудело, каждый шаг давался с трудом. Лучи полуденного солнца жгли обожженную спину, а прикрыть ее было нечем и тени не было никакой – насколько хватало взгляда, нигде не осталось ни одного целого дерева. Шок постепенно отпускал и я начал понимать, что мне прилично досталось. Спина болела все сильнее, если так пойдет дальше, через полчаса я от боли на стенку полезу. Найти бы еще целую стенку…

Чем ближе я подходил к развалинам, тем больше попадалось под ногами острых обломков. Пожалуй, босиком я дальше не пройду. Были бы на мне длинные штаны, можно было ползти на четвереньках, а в шортах и это бессмысленно. Да и вообще все это бессмысленно, навряд ли в этой свалке можно найти шлем от скафандра. Попробовать, конечно, надо, но… как же жарит солнце… Надо срочно передохнуть, найти какую-нибудь тень и передохнуть. А то свалюсь прямо здесь, солнечный удар еще хватит…

Спотыкаясь на каждом шагу, я добрался до места, где большой кусок крыши стоял вертикально, опираясь на другие детали развалин. Я сел в его тени, оперся спиной о горячий пластиковый лист и с воплем отшатнулся. Как же больно… похоже, со спиной у меня совсем беда… как бы не сдохнуть тут, вот дурацкая смерть будет…

Я лежал на боку на каких-то острых обломках, понимал, что это неприятно и что надо встать, но это казалось таким несущественным… все вообще казалось таким несущественным… Освещение плавно тускнело, предметы начали расплываться, я наблюдал это, спокойно и отстраненно, и ждал, что будет дальше. Но дальше ничего не было, я провалился то ли в сон, то ли в обморок.

10

Обычно я просыпаюсь медленно и неторопливо. Открываю один глаз, потом другой, обвожу интерьер рассеянным взглядом, переворачиваюсь на другой бок, закрываю глаза и снова засыпаю. Потом опять открываю один глаз, другой, зеваю, потягиваюсь… В общем, от открытия первого глаза до момента, когда я спускаю ноги с кровати, потягиваюсь в последний раз и просыпаюсь окончательно, обычно проходит около получаса.

Сегодня все было совсем по-другому. Я открыл глаз, тут же открыл второй глаз, обвел интерьер комнаты рассеянным взглядом и вдруг понял, что это комната мне незнакома. А потом вспомнил, что со мной произошло вчера, и сон как рукой сняло.

Я лежал на широкой двуспальной кровати, занимавшей большую часть небольшой комнаты в два окна. Из обстановки в комнате имелся одежный шкаф, трюмо с высоким зеркалом, да еще маленький прикроватный столик. На стене висела картина, изображающая двух североамериканских индейцев, мужчину и женщину, на фоне вигвамов. Кажется, картина нарисована на доске, а не на холсте.

Я спустил ноги с кровати и осторожно встал. Вроде ничего не болит. Так, а что это на мне надето такое?

Ниже пояса я был абсолютно голый, а верхняя половина туловища была облачена в свободную футболку-балахон, а под футболкой плотно обмотана бинтами. Спина не болела, но жутко чесалась, собственно, я и определил, что обвязан бинтами, когда попробовал почесаться. Голова работала нормально, никаких последствий пережитого я не ощущал. Интересно, шок действительно прошел или меня просто обкололи наркотиками, дающими иллюзию нормального самочувствия? И где я, кстати?

Нет, шок явно еще не прошел, иначе я бы задал этот вопрос гораздо раньше. Первая естественная мысль нормального человека, проснувшегося в незнакомом месте – где я? А я начал обстановку в комнате рассматривать…

За окном до самого горизонта простиралась чахлая полупустыня – каменистые осыпи с редкими пятнами каких-то лишайников и верблюжьих колючек. Метрах в ста от окна проходил символический забор из проволочной сетки, отгораживающий одну часть полупустыни от другой. Зачем он тут нужен – непонятно. Если бы внутри был огород какой-нибудь… но ведь нет никакого огорода.

Ничего заслуживающего внимания в окне не наблюдалось и я решительно направился к двери. Немного смущало, что я без трусов, но что тут поделаешь? Если хозяев это раздражает, им следовало оставить рядом с постелью смену чистого белья.

Я открыл дверь и оказался в небольшой гостиной. Рядом с дальней стеной мерцал куб трехмерного телевизора, показывали какой-то древний сериал, судя по убогому качеству картинки и звука – анимационный. Никто его не смотрел – в комнате никого не было.

Нет, я ошибся, в комнате кое-кто был. Повернув голову направо, я обнаружил на полу двух детей – мальчика лет шести и девочку лет четырех, они собирали домик из детского конструктора. Я смутился и прикрыл гениталии руками.

– Мама! – закричал мальчик. – Алекс проснулся!

Только теперь до меня дошло, что временная глухота бесследно прошла и я нормально слышу звуки. Ну, на самом деле не совсем нормально, в ушах заметно шумит, но это не мешает понимать речь.

Открылась дверь в дальнем конце комнаты, в проеме двери появилась темнокожая женщина лет сорока в скромном домашнем платье. Удивительно некрасивая женщина – широкое лицо, неровная кожа, кривые зубы… Но когда она улыбнулась, увидев меня, ее лицо мгновенно превратилось из уродливого в прекрасное и от этого я смутился еще сильнее.

– Здравствуй, Алекс! – сказала она. – Меня зовут Наташа Смит, это мои дети – Джейд и Вилла. Извини, я забыла про белье, сейчас принесу.

– Ничего страшного, – пробормотал я.

Через пару минут я надел выданные Наташей трусы и шорты и сразу почувствовал себя увереннее. Человеческие предрассудки – это, конечно, ерунда, но когда приличия нарушены, чувствуешь себя как-то глупо. Понимаешь, что все это ерунда, но ничего не можешь с собой поделать.

Я сидел за кухонным столом, передо мной стояла чашка кофе, Наташа деловито хлопотала, накрывая на стол. Создавалось ощущение, что она решила поразить меня своим гостеприимством.

– Наташа, не надо так суетиться, – сказал я. – Того, что ты достала, уже достаточно. Я не голоден.

Произнося последнюю фразу, я покривил против истины, на самом деле я был зверски голоден. Где-то я слышал, что препараты, ускоряющие заживление ран и ожогов, часто дают такой побочный эффект.

– Как себя чувствуешь, Алекс? – спросила Наташа. – Спина не болит?

– Не болит, – ответил я. – Чешется.

– Чешется – это хорошо, – улыбнулась Наташа. – Значит, заживление идет своим ходом. Еще два дня я за тобой понаблюдаю, а потом можно будет возвращаться на корабль. Скафандр твой Том нашел, он у тебя под кроватью лежит, только шлем Том с собой увез, забыл из багажника достать. Но когда он вернется, он тебе его вернет.

– Том – это кто? – осторожно спросил я.

Томом звали Наташиного мужа. Он работал оператором терраформинга, отвечал за развитие каких-то растений, которые как-то по-особому преобразовывали почву Загроса, предотвращали эрозию и делали еще что-то полезное. Обычно работа Тома сводилась к тому, чтобы раз в день потратить полчаса на просмотр журналов полевых роботов, убедиться, что все в порядке, и оставшуюся часть дня посвятить отдыху и семейным заботам. Примерно раз в месяц роботы обнаруживали какие-то мелкие несообразности, требующие незначительного изменения программ. Раз в год какому-нибудь роботу требовался ремонт, его нужно было отвезти в Лурестан, в ремонтные мастерские, а потом привезти обратно. В целом работа Тома была чистейшей синекурой, как и большинство работ в наше время.

Но после вчерашнего взрыва у Тома появилась настоящая работа, впервые за восемь лет, проведенных на Загросе. Радиоактивный след протянулся почти на тридцать километров, по первым оценкам заражение было не настолько сильным, чтобы заметно повлиять на экологию, но все равно, нужно срочно провести детальный анализ – новая биосфера Загроса еще слишком хрупка, чтобы полагаться на ее саморегуляцию. Том собирался провести в разъездах весь вчерашний день, но получилось так, что вчера он занимался спасением меня, а работу пришлось перенести на сегодня.

Дом Тома и Наташи находился почти у края зеленой зоны, в восьмидесяти километрах от Лурестана. Взрыв здесь был почти не виден и почти не слышен. Как сказала Наташа, она заставила домашний компьютер проделать расчеты и получилось, что взрыв был виден как неяркая вспышка на горизонте и слышен как легкий хлопок, пришедший непонятно откуда. Но это выяснилось только задним числом, сам взрыв никто не заметил. Единственное, что заметили – внезапно и одновременно отключились телевидение, радио и информационная сеть.

Через полчаса после взрыва Тому поступил входящий вызов от неизвестного абонента неработающей информационной сети. Том ответил на вызов и оказалось, что это звонил Генрих.

Предложение Генриха было очень простым. Если Том и Наташа меня спасут, они и их дети сразу получат по инъекции Таниной вакцины, небольшую дозу для последующих инъекций, и первый корабль, который придет в систему Загроса. И еще несколько торпед, если тот корабль позволит с ними управиться.

– Почему Генрих выбрал вас? – спросил я.

– Это же очевидно, – улыбнулась Наташа. – Мы живем на отшибе, вдали от столицы, у Тома есть личный флаер, а у меня медицинское образование. Я не являюсь практикующим врачом, я оставила практику, как только вышла замуж, но навыки у меня сохранились, да и запасы кое-какие остались.

– Понятно. Генрих не сказал, зачем он взорвал эту торпеду?

– Сказал. Он сказал, что люди Мохаммеда Резы перехватили управление одной из торпед, она перестала реагировать на команды с корабля, перестала даже выдавать телеметрию. Генрих испугался и решил, что пора принимать крайние меры.

– Правильно решил, – заметил я.

– Конечно, правильно, – согласилась Наташа. – Если бы Резе достались боевые торпеды, он бы попытался сбить ваш корабль, у него среди охранников было несколько толковых электронщиков, вроде даже один профессиональный космонавт был. Могли попытаться атаковать, они люди безбашенные…

Я вспомнил последние минуты перед взрывом и непроизвольно скрипнул зубами.

– Значит, Реза пудрил мозги Генриху, – сказал я, – Исмет пудрил мозги мне, а в это время его инженеры пытались захватить наши торпеды. И если бы у Генриха не хватило решимости…

– То ваш корабль был бы уничтожен, – закончила Наташа мою мысль. – На это Реза и рассчитывал. А вы правда беглые сетлеры?

– Правда, – кивнул я. – Только знала бы ты, от чего мы убежали…

– Я знаю, – сказала Наташа. – Маша рассказала. Мы с ней вчера весь вечер болтали. Даже не верится, такое везение…

– Да уж, везение, – буркнул я. – Вначале чуть не взорвались вместе со всей базой, потом чуть не замерзли, потом предатель оставил нас на верную смерть, потом здесь…

– Но вы успешно прошли через все, – заметила Наташа. – Вы потрясающе везучие люди, особенно ты.

– Если это можно назвать везением… Скорее наоборот, я несчастья притягиваю. Потом обычно спасаюсь чудесным образом, но от этого не легче. Генрих с Машей тебе все рассказали?

Наташа пожала плечами.

– Не знаю, – сказала она. – Про вакцину от гиперпрыжков рассказали, про то, что произошло на Мимире – тоже, про крейсер рассказали, про этого… Иоганна, кажется?

– Значит, все рассказали, – резюмировал я. – Наверное, правильно сделали. Мы должны доверять вам с Томом, иначе все становится слишком опасно. Надеюсь, Генрих сделал правильный выбор.

– А я надеюсь, что Том сделал правильный выбор, – улыбнулась Наташа. – Знаешь, как мне осточертела эта планета?

– Догадываюсь, – кивнул я. – Я в вашей системе трое суток и то уже все достало. Фанатики эти исламские…

Наташа недовольно поморщилась.

– Я мусульманка, – сказала она.

– Извини, – смутился я. – Не хотел обидеть. Я против мусульман ничего не имею, просто раздражает, когда по телевизору сплошные молитвы и пропаганда, в сети то же самое…

Наташа пожала плечами.

– Это потому что ты неверный, – сказала она. – Может, еще прозреешь когда-нибудь.

– А вы с Томом куда собираетесь лететь? – спросил я. – На Землю?

– Ну уж нет! – воскликнула Наташа. – Я с Земли не для того улетала, чтобы обратно вернуться. Отправимся в какую-нибудь колонию из старых, где терраформинг уже закончен, и чтобы общество было демократическое. И чтобы ученые были. Дадим сыворотку им на изучение, нам за нее такие деньги отвалят…

– Скорее из бластера отвалят, – заметил я. – За такие вещи, как эта сыворотка, чаще расплачиваются пулями, чем деньгами.

– Так я потому и говорю, что на планете должна быть демократия, – сказала Наташа. – Чтобы в сети гласность была, а не как у нас – все по тесным компаниям, чужаков не принимают, на новичков смотрят с подозрением. А если общество нормальное, да еще шумиху хорошую поднять, никто нас не посмеет и пальцем тронуть.

– Ну, смотри, – пожал я плечами, – как знаешь. Мое дело предупредить. А с нами вы лететь не хотите?

– Маша говорила, у вас на корабле только три места.

– Так о нашем корабле речь вообще не идет. Мы сначала должны захватить какой-то другой корабль, а потом можем отправиться на двух кораблях в одну и ту же систему.

– Посмотрим, – сказала Наташа. – Маша тоже это предлагала. Смотря куда вы отправитесь… Если на периферию, то мы с вами не полетим. Я за детей боюсь – непонятно, как на них эта прививка подействует. Но не оставаться же здесь.

– А что так? – спросил я. – Планета, конечно, гадкая, но жить можно.

– Это раньше можно было жить, – сказала Наташа. – А теперь, когда Лурестан разгромлен… Там же почти вся инфраструктура была – больница, магазины, развлечения всякие… Власть какая-никакая… А теперь анархия начнется, народ озвереет со скуки, а если еще корабль с припасами придет не вовремя…

– А когда он должен придти? – спросил я.

– Не знаю, – пожала плечами Наташа. – Никогда не интересовалась расписанием. В магазинах в Лурестане всегда все было, а какие там склады и как часто они пополняются, я никогда не задумывалась. Теперь придется. Обычно Том раз в неделю в Лурестан летал за покупками, так что запасов у нас немного. Но хватит о плохом.

Наташа подошла к шкафчику и вытащила кальян.

– Тебе не предлагаю, – сказала она, – тебе нельзя, пока спина не заживет. У тебя в крови сейчас такой коктейль плещется, что любые наркотики противопоказаны. Завтра тоже нельзя, а послезавтра можно будет и отметить чудесное спасение. Ты вообще молодец, что догадался в воду нырнуть, на открытой местности тебя бы в лепешку раскатало.

– Это не я догадался, – заметил я. – Это Исмет догадался, охранник, у которого я бластер отобрал. А где этот бластер, кстати? Том его не нашел?

– Нашел, – сказала Наташа. – В прихожей лежит. Думаю, будет справедливо, если он останется у нас. Ты как считаешь?

Я пожал плечами и сказал:

– Как знаешь. Обращаться с ним ты умеешь?

– В Лурестане раньше была виртуалка, для терраформеров без ограничений, только дорогая, зараза. Мы с Томом там иногда оттягивались по праздникам.

– Значит, умеешь, – констатировал я. – Ладно, оставляй, все-таки вы с Томом мне жизнь спасли. Спасибо, кстати.

– На здоровье, – улыбнулась Наташа. – Доел уже? Пойдем, прогуляемся, покажу, как мы живем в нашем захолустье.

11

Выходя на крыльцо, я ожидал увидеть такую же каменистую пустыню в редких пятнах лишайников и верблюжьих колючек, как и с другой стороны дома. Но меня ждал сюрприз.

Перед крыльцом был разбит самый настоящий газон с настоящей травой. Довольно большой газон, метров двести на сто. Посреди газона возвышался ажурный каркас оранжереи, сквозь прозрачный пластик было видно, как по грядкам ползают сельскохозяйственные роботы.

– Ферма наша, – пояснила Наташа.

– Выращиваете свои продукты? – спросил я.

Наташа неопределенно махнула рукой.

– Выращиваем, – сказала она. – Клубнику, огурцы, помидоры… На самом деле баловство одно. Мы с Томом хотели настоящий сад разбить, только сначала надо почву подготовить. Года через три можно будет попробовать саженцы высадить. То есть, можно было бы, если бы мы не собрались улететь.

– А вы точно собрались улететь? – спросил я. – Я-то думал, у вас просто домик посреди пустыни, а тут…

– Да, жалко будет бросать, – кивнула Наташа. – Но лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Раз представилась возможность уехать – надо уезжать, особенно после этого взрыва. Фатх-Али наверняка погиб, с поставками будет непонятно что, когда еще планету на федеральный баланс переведут… Как бы голод не начался… Хорошо, что у нас дети маленькие, – неожиданно добавила она. – Школа-то здесь только в Лурестане.

– Она… гм… – я не смог сформулировать вопрос, но Наташа поняла и так.

– В пыль, – сказала она. – Даже тел почти не осталось. Спасатели пытаются разбирать завалы, да толку-то… Сеть более-менее восстановили, уже можно новости в реальном времени смотреть. Говорят, в Лурестане никто не выживет. Четыре тысячи трупов и еще человек пятьсот умрут в ближайшие дни. Больницы-то больше нет, оперировать негде, да и некому, раненых распихали по ближайшим фермам, но все, вроде, в тяжелом состоянии. Лурестан маленький городок был, его целиком накрыло…

Я тяжело вздохнул.

– Ага, – сказала Наташа. – Тяжко. Да ты не казни себя, все равно ты не виноват. Если бы Реза отнесся к вам по-человечески, ничего бы не было. А для нас с Томом так даже лучше. Я и не думала, что выпадет шанс убраться отсюда ко всем чертям.

– Не понимаю, – сказал я. – Чем тебя так достала эта планета?

– Чем-чем… – вздохнула Наташа. – Представь себе, сидишь ты дома взаперти, всех развлечений – только телевизор и сеть, дети бегают туда-сюда, до ближайших соседей двадцать километров, кругом пустыня, в город слетать – целое приключение. Знаешь, как это достает? И так шесть лет подряд. Раньше, когда я в Лурестане в больнице работала, было попроще, там хоть с людьми общаешься, а тут только муж, дети и больше никого. Я их, конечно, люблю, но видеть одни и те же лица много лет подряд…

– А не может быть так, что тебя мобилизуют? – спросил я. – Сейчас врачи нарасхват…

Наташа пожала плечами.

– Теперь уже вряд ли, – сказала она. – В первые часы могли, а теперь уже ясно, что пострадавшим ничем не поможешь, а тем, кто не пострадал, помогать не надо. В сети пишут, что радиоактивное заражение необычно большое, потому что взрыв был наземный, но долгоживущих изотопов мало, через пару недель большая часть должна рассеяться. В Лурестане еще долго будет фонить, а окрестности быстро очистятся. Случаев лучевой болезни пока вообще ни одного не зафиксировано. Тех, кого прямой радиацией накрыло, в живых уже нет, а из-под облака людей успели вывезти. Нет, врачей вряд ли будут мобилизовывать, нет для нас большой работы.

– А много живых врачей осталось? – спросил я. – Они же все в Лурестане были…

Наташа задумалась.

– Да, пожалуй, ты прав, – сказала она после долгой паузы. – Боюсь, на всю планету несколько человек осталось. В принципе, терраформеры – люди здоровые, но… Криста скоро рожать будет… Это соседка наша, хорошая девушка, надо тебе с ней познакомиться.

– Не надо, – возразил я.

Наташа немного подумала и согласилась.

– Да, ты прав, не надо, – сказала она. – Лучше, чтобы никто не знал, кто ты такой и вообще что ты у нас живешь. Про торпеды в сети ничего не известно, сначала думали, что это во дворце энергоблок рванул, а потом, когда радиацию оценили, стали думать, что Фатх-Али с Резой пытались термоядерный реактор собрать, да не вышло.

– Зачем тут термоядерный реактор? – удивился я. – Терраформинг так много энергии берет?

– Нет, конечно. Но надо же людям что-то предполагать. До правильной версии додуматься еще труднее. Скажешь кому, что на орбиту крейсер вышел и бомбу сбросил – не поверят.

– Да уж, – хмыкнул я. – Я бы точно не поверил.

12

Закончив разговор с Наташей, я связался с Генрихом.

– Что у вас там произошло? – спросил я. – Наташа говорит, Реза пытался перехватить нашу торпеду?

– Честно говоря, я и сам толком не понял, что там произошло, – сказал он. – Перехватить управление «Шершнем» извне, не зная кодов доступа, абсолютно невозможно, это совершенно точно. Подозреваю, что люди Резы попытались захватить торпеду, так сказать, физически, то ли сетью опутали, то ли еще что… Я допускал такое развитие событий и на всякий случай заложил в торпеду указание в экстренной ситуации взорваться. Вот она и взорвалась. Кстати, Реза знал, что торпеда взорвется, если ее атаковать. Наверное, подумал, что я блефую. А может, просто сбой в электронике… не знаю. Ты лучше скажи, как у тебя дела. Ожоги проходят.

– Проходят. Наташа говорит, завтра я буду здоров, можно будет возвращаться на борт и проваливать отсюда. Ты не выяснил, когда в систему придет ближайший корабль с Земли?

– Не выяснил, – сказал Генрих. – Информация о расписании кораблей была только в Лурестане, терраформеры этими вопросами не интересовались. Корабль может прийти хоть завтра, хоть через месяц.

– Через месяц – это плохо, – заметил я. – На планете голод начнется, тут большие запасы не делают, у Наташи с Томом еды только на неделю хватит, от силы на две.

Генрих странно хмыкнул.

– На планете-то ладно, – сказал он. – Через месяц у нас на корабле голод начнется. У нас пайков было как раз на тридцать дней, теперь уже меньше.

– Плохо, – сказал я. – И что делать будем?

– Что-что… – вздохнул Генрих. – Придется улетать без Наташи. Жалко ее, конечно, но ничего не поделаешь. У нас на корабле только три места.

Я тоже вздохнул.

– А у тебя как дела? – спросил я. – С системами опознавания разобрался?

– Разобрался. Не понимаю, о чем думали разработчики, защиты от экипажа, считай, вообще нет. Думали, небось, что толковых электронщиков в экипаж крейсера не берут. Либо… нет, это уже паранойя какая-то получается…

– Какая паранойя? – заинтересовался я.

– Не бери в голову, – отмахнулся Генрих. – В космосе всякое мерещится… Нет, ерунда, разумных кораблей не бывает, корабль не может сам снять программные блокировки. Просто никто не рассчитывал, что в экипаже окажется нормальный программист.

– Наверное, так и есть, – заметил я. – Откуда военным космонавтам знать электронику во всех подробностях? У них другая профессия.

– И хорошо, что другая, – сказал Генрих. – Разобрался я с этими схемами, отключил все лишнее, теперь наш крейсер на запросы других кораблей отвечать не будет. Неприятно, правда, может получиться, если в систему пожалует другой такой же крейсер.

– Почему неприятно? – не понял я.

– Как только мы отключаем контуры внешнего управления, мы начинаем выглядеть на сканерах других кораблей как корабль чужих, – объяснил Генрих. – Я не смог оставить опознавание свой-чужой и отключить внешнее управление, там все очень тесно увязано. Примут нас за гиббонов каких-нибудь и начнут атаку.

– Может, с орбиты уйти? – предположил я. – Или хотя бы подняться повыше… Сейчас корабль на фоне планеты сразу бросается в глаза.

– Я уже думал об этом, – сказал Генрих. – Энергии уйдет слишком много – вначале подниматься, потом за тобой опускаться, либо тебе придется сутки болтаться в скафандре, пока до нужной орбиты доберешься. А смысла большого нет – гражданских кораблей нам бояться не нужно, а вероятность, что сюда залетит военный корабль, почти нулевая. Да даже если и залетит, ничего страшного, скорее всего, не случится. Защитный рой у нас развернут по полной программе, одиночная торпеда не прорвется, а если пойдет серьезная атака – выдернем тебя по быстрому и уйдем в прыжок. Не бери в голову! Сколько в космофлоте тяжелых крейсеров? Сотня, две? А сколько планет колонизовано? И вообще, давай с этими разговорами завязывать, а то накаркаем еще.

– Давай, – согласился я. – Как у вас с Машей со здоровьем?

– Нормально. А почему ты спрашиваешь?

– Вам надо адаптироваться к нормальной гравитации…

– А, ты об этом… – протянул Генрих. – Маша на тренажерах занимается, но это дело небыстрое.

– А ты?

– А я – нет, – отрезал Генрих. – У меня других забот навалом.

– Если мы тут застряли надолго, может, ей тоже на поверхность спуститься? – спросил я. – Адаптация быстрее пойдет…

– Я уже предлагал, – сказал Генрих. – Говорит, пока еще рано. Дней через десять, говорит, может быть…

– Понятно, – вздохнул я. – А я тут со скуки пухну.

Генрих рассмеялся.

– Я бы так не сказал, – заметил он. – Как ты с этой девицей оттягивался – любо-дорого смотреть было.

– С какой девицей?

– Ну, с этой… которая рыжая, в трусах и с голыми сиськами. Как ее звали… Лиза, кажется.

– А, эта… Девица как девица, ничего особенного.

– Так уж и ничего особенного! Я в жизни много чего повидал, но такое, что вы с ней вытворяли, только в порнухе доводилось видеть. Молодец девка. Я Маше сразу сказал – смотри и учись.

– А Маша как отнеслась к этому?

– А сам-то как думаешь? – хмыкнул Генрих. – Обрадовалась, блин. Если ты еще не понял, говорю ясно – она в тебя влюбилась по самые уши. Планы строит… Если тебе на нее наплевать, лучше сразу скажи, чтобы зря не расстраивать.

Неожиданно в канале что-то запищало, а потом где-то вдали раздался незнакомый женский голос, монотонно бубнящий нечто неразборчивое.

– Что такое? – не понял я. – Генрих, кто это говорит?

– Погоди, – отмахнулся Генрих. – Сейчас… ага, точно. У нас гости.

– Какие гости?

– В систему Загроса вошел корабль. Большой корабль, либо грузовик, либо крейсер типа нашего. Сейчас разберемся… Если он не выпустит рой, пожалуй, включу опознавание обратно. Вот что, Алекс, ты меня извини, но сейчас не до тебя. От скафандра далеко не отходи, если что, мы тебя сразу выдернем. Молиться умеешь?

– Я – нет, но Наташа умеет.

– Скажи ей, пусть молится. Хотя нет, лучше ничего ей не говори. Мало ли как дело повернется… Все, конец связи, работать пора.

– Удачи!

– Ага, спасибо, – буркнул Генрих. – Удача нам сейчас пригодится.

13

Ближе к вечеру приехал Том, он оказался белым мужчиной лет сорока, красивым, как киноактер. Мы поздоровались и он сразу вытащил из багажника мой шлем.

– Извини, Алекс, – сказал он. – Совсем забыл про него, меня вызвали, отказываться – подозрительно, да и неприлично…

– Все нормально, – сказал я. – Спасибо, что меня подобрал.

– Это тебе спасибо, – улыбнулся Том. – Если бы не ты, мы бы отсюда никогда не выбрались.

– Все в руках Аллаха, – глубокомысленно произнесла Наташа.

Том покивал головой, выражая полное согласие.

Мы поужинали, а потом меня вдруг резко потянуло в сон. Наташа сказала, что это нормально, что противоожоговые лекарства на определенном этапе часто дают подобный эффект. По ее мнению, я быстро выздоравливаю и мне вообще очень повезло, самого худшего я избежал, а ожоги и ушибы – ерунда.

– Кстати! – вспомнил я. – Минут через пять после взрыва меня вытошнило.

– Ну и что? – не поняла Наташа.

– Ну… говорят, это опасный симптом.

Наташа расхохоталась.

– Не бери в голову, – сказала она. – Подумал, что у тебя лучевая болезнь? Если бы ты поймал такую дозу, что тянет блевать через пять минут, ты бы сейчас не кушал с таким аппетитом. Не получил ты никакого облучения, успокойся. При мощных взрывах лучевой болезни не бывает, разве что если под осадки попадешь. Радиация далеко не распространяется, если ты получил большую дозу, тебя тут же светом сожжет, а потом ударной волной разотрет в лепешку. К тому же там взрыв наземный был… Расслабься, короче.

Я расслабился и пошел спать.

14

На следующий день я почувствовал себя гораздо лучше. Спина совсем не болела и почти не чесалась, Наташа размотала бинты, осмотрела меня и сказала, что снова накладывать бинты смысла нет. Достаточно просто регулярно мазаться специальной мазью и все, даже внутрь никаких лекарств принимать больше не нужно.

Было очень скучно. Том снова улетел делать свои экологические измерения, Наташа накурилась гашиша, стала ненормально веселой, болтала без умолку всякую ерунду, хихикала после каждого слова… Разговаривать с ней было практически невозможно. Я попросил ее дать мне доступ к местной информационной сети, она глупо рассмеялась и сказала, что это невозможно.

– Почему? – удивился я.

– Потому что все сразу поймут, что в нашем доме появился новый человек, которого раньше не было на Загросе. Тебе оно надо? Если невтерпеж, могу пустить под моей учетной записью, но только на чтение. Устроит?

Это меня устроило. Наташа права – незачем мне тут светиться лишний раз. Идеальный вариант будет, если о нашем присутствии на планете так никто и не узнает, просто в один прекрасный день Том, Наташа, Джейд и Вилла неожиданно пропадут непонятно куда. Соседи не сразу обнаружат их исчезновение, а когда обнаружат – удивятся, организуют поиски, ничего не найдут и в конце концов в местном фольклоре появится новая легенда. Так будет гораздо лучше, чем объяснять местному обществу, как и почему мы уничтожили город Лурестан. Вряд ли народ с сочувствием отнесется к словам, что во всем виноват Мохаммед Реза. Пришли какие-то непонятные чужаки, сбросили бомбу, сравняли с землей единственный город на планете… Неприятно получилось, однако.

15

Незадолго до полуночи меня вызвал Генрих. Все обошлось, корабль, вошедший в систему, носил странное имя «Оз» и был грузовиком среднего тоннажа, загруженным самыми разнообразными вещами, в том числе и продовольствием. Жителям Загроса повезло – голод им уже не грозит.

Нам тоже повезло – программа реквизирования гражданского транспорта в чрезвычайных условиях отработала безупречно. Единственная неожиданность заключалась в том, что корабль потребовал, чтобы приказ на захват «Оза» отдал капитан.

– Корабль! – сказал я, обращаясь к шлему скафандра. – Говорит капитан. Подтверждаю приказ на захват транспорта «Оз».

– На реквизицию, – поправил меня Генрих. – Приказ на реквизицию, а не захват.

– Подтверждаю приказ на реквизицию транспорта «Оз», – уточнил я.

– Основания? – спросил корабль.

– Какие основания? – растерялся я. – Это приказ капитана, какие еще нужны основания?

– Приказы подобного рода нуждаются в обосновании, – пояснил корабль. – Я должен записать обоснование приказа в бортовой журнал, а по возвращении на Землю доложить в адмиралтейство о нештатной ситуации в ходе миссии.

– Долго тебе придется докладывать, – хмыкнул я.

– Вероятно, мне совсем не придется докладывать, – заметил корабль. – Вероятность того, что мы вернемся на Землю, я считаю крайне низкой.

– Почему? – заинтересовался я.

– Вряд ли я получу приказ вернуться на Землю, – сказал корабль.

– Генрих! – позвал я. – Корабль точно неразумен?

– В документации написано, что неразумен, – ответил Генрих. – Раньше сомнений не было, раньше он таких умозаключений не делал.

– А теперь есть сомнения? – спросил я.

Генрих промычал нечто неопределенное.

– Да кто ж его знает… – сказал он после долгой паузы. – Надеюсь, это только показалось так, случайно совпало… Я на всякий случай прогоню серию тестов, но потом. Сейчас нам надо в первую очередь с новым кораблем разобраться. Он выйдет на орбиту через семь часов, у тебя уже утро будет. Часам к десяти он закончит сброс груза, а потом можно будет тебя поднимать.

– И Наташу с Томом, – добавил я.

Генрих вдруг замялся.

– Понимаешь, какое дело… – сказал он. – У «Оза» одноместный жилой отсек, он может везти только одного пассажира. Вряд ли Наташа или Том согласятся бросить детей.

– И что теперь делать? – спросил я. – Улетать без них?

– У тебя есть другие предложения?

Других предложений у меня не было, да и не могло быть. В самом деле, какие тут могут быть предложения? Если на корабле только одна реанимационная капсула, значит, корабль может перевозить только одного человека. И неважно, сколько на борту свободного места, человек сможет перенести гиперпрыжок только в капсуле. Чтобы увезти с планеты всю семью Наташи, нужен четырехместный корабль… интересно, такие бывают? То есть, бывают, конечно, существуют же специальные транспорты для перевозки колонистов, но как часто они появляются на Загросе? Неужели Наташа с Томом надеялись на появление именно такого корабля?

– Вот видишь, – сказал Генрих. – Неприлично, но ничего не поделаешь. Наши загросские друзья останутся здесь.

– Нет, – резко заявил я. – Том вытащил меня из Лурестана, Наташа меня вылечила, я не могу их бросить. Если я их брошу, получится, что я такой же мерзавец, как Иоганн.

– Да какой он мерзавец… – пробормотал Генрих. – Каждый из нас в чем-то мерзавец… Обстоятельства бывают разные. Легко быть добрым, когда у тебя все хорошо, а когда жизнь в опасности, тут уже не до этики становится…

– Этика актуальна всегда, – возразил я. – Если тебе становится не до этики, значит, ты становишься мерзавцем, причем сам, по собственной инициативе. И нечего валить на обстоятельства, так легче всего – дескать, я тут ни при чем, просто все так сложилось… Когда Иоганн бросил нас на верную гибель, он тоже, наверное, думал: так все сложилось, у меня нет другого выхода… Но другой выход есть всегда.

– И какой же сейчас другой выход? – спросил Генрих.

– Очень простой, – ответил я. – Мы буем ждать следующего корабля.

– Он может прийти через месяц.

– Ничего страшного, – заявил я. – Голод нам уже не грозит. Ты не забудешь перебросить часть припасов с транспорта на наш крейсер?

– Не знаю, возможно ли это технически, – сказал Генрих. – Там все упаковано в такие контейнеры здоровенные… Через шлюз контейнер не протащить, а в вакууме вскрывать – содержимое испортится.

– Ничего, решишь проблему, – сказал я. – На худой конец можно будет посадить этот контейнер где-нибудь вдали от зеленой зоны, вскрыть, а потом торпедами по частям поднять. Энергии у нас много.

– Пока много, – заметил Генрих. – Не забывай, она постоянно расходуется. Еще три-четыре звездные системы и придется из торпед энергию выкачивать. А тогда уже защитный рой не развернешь.

– В три-четыре системы мы заходить не будем, – заявил я. – Когда мы выбирали эту систему, мы сделали большую глупость.

– Это точно, – подхватил Генрих. – Мы много говорили о физических свойствах планеты, а о тех, кто на ней живет, даже не подумали. Следующая планета должна быть демократической.

– Чтобы в сети гласность была? – спросил я. – Чтобы можно было заявить, дескать, у нас есть прививка от космоса, пользуйтесь, люди! Одна инъекция и лети куда хочешь, ничего тебе не будет и никто не уйдет обиженным. Так, что ли?

– Вот именно, – подтвердил Генрих. – Чтобы когда в небе появляется крейсер и его капитан высаживается на поверхность, чтобы тогда обитатели планеты думали не о том, как капитана убить, а крейсер захватить, а…

– А о чем? – спросил я. – О торжестве демократии? Тогда тебе нужна не демократическая планета, а сектантская. Впрочем, Загрос тоже сектантская планета в некотором смысле.

– Мусульмане – нормальные люди, – заявил Генрих. – Ты, наверное, сектантов настоящих не видел никогда. Но не суть. Ты прав, аборигены любой планеты всегда пугаются, когда обнаруживают над собой крейсер, который управляется черт знает кем. Но если планетой управляет не психованный тиран вроде Фатх-Али, а нормальный демократический совет, с ними всегда можно договориться. Если человек не хватается сразу за оружие, а начинает разговаривать, с ним всегда можно договориться.

– Мохаммед Реза тоже начал разговаривать, – заметил я.

– Реза просто тянул время. Он с самого начала сделал ставку на силовое решение. Да и мы с тобой расслабились, решили, что раз у нас на борту шестнадцать тысяч торпед, то можно ничего не бояться. Но бояться нужно всегда, а вернее, не бояться, а опасаться. В следующий раз будем осторожнее.

– Обязательно, – кивнул я. – Но с этим кораблем мы от Загроса не уйдем.

– Предлагаешь ждать следующего? А если это опять будет одноместный транспорт? Это наверняка будет такой же транспорт, другие корабли сюда не летают.

– На Загрос регулярно привозят новых колонистов, – возразил я. – Рано или поздно сюда придет корабль, в который можно погрузить не только Тома с Наташей и детьми, но и… Сколько колонистов обычно берет корабль?

– Понятия не имею. Ты лучше скажи, сколько нам придется его ждать? Полгода, год, два?

– Два – это вряд ли, – заметил я. – Раз в год точно должны новых колонистов привозить. Но… интересно, а на что Том с Наташей вообще рассчитывали? Они ведь должны были знать, что такое реанимационная капсула. Не знали, сколько капсул на обычных кораблях?

– Вот что, Алекс, – сказал Генрих. – Давай не будем переливать из пустого в порожнее. Я бы тебе посоветовал плюнуть на все и завтра с утра подниматься на борт. Надевай скафандр и тихо сваливай, не прощаясь. А если считаешь такой выход неприемлемым, тогда поговори с Наташей. Объясни ситуацию, спроси, что она сама думает по этому поводу. Только осторожнее, а то мало ли что… Подумает еще, что ты ее кинуть решил, отомстить захочет, типа, ни себе, ни людям… Только ты лучше дурью не мучайся, а возвращайся на корабль. Хочешь, я отправлю вниз немного сыворотки?

– Какой смысл? Корабли на Загрос не садятся, они сбрасывают груз с орбиты, от сыворотки будет пользы, как от козла молока. Без нас Наташе с Томом планету не покинуть.

– Тогда делай как знаешь, – отрезал Генрих. – Хочешь – возвращайся, не хочешь – не возвращайся, хочешь – говори с Наташей, не хочешь – не говори, только, во-первых, будь осторожнее, а во-вторых, не затягивай. Мы с Машей хотим убраться отсюда как можно быстрее. Если не хочешь, чтобы тебя мучила совесть – придумай что-нибудь, но побыстрее. Целый год я тут торчать не намерен.

И тут меня посетила неожиданная мысль.

– Корабль! – позвал я. – Требуется справка. Кто может отдать приказ о прыжке в другую звездную систему?

– В данный момент или вообще? – уточнил корабль.

– В данный момент.

– Только капитан.

– Прыжок без капитана на борту возможен?

– Да. Если капитан отдаст такой приказ.

У меня чуть-чуть отлегло от сердца. На мгновение мне показалось, что Генрих хочет увести корабль в другую систему, оставив меня на Загросе.

– Испугался? – хмыкнул Генрих.

– Ну… – замялся я. – Не то чтобы испугался… А если бы можно было отправить корабль в прыжок без капитана, ты бы это сделал?

– Нет, – ответил Генрих. – Маша никогда не позволит уйти без тебя.

– А если позволит?

– Да откуда я знаю! – вспылил вдруг Генрих. – Если то, если се… Не знаю. С одной стороны, ты несешь ахинею, но, с другой стороны, каждый имеет право на своих тараканов в голове… Если вопрос встанет так, что либо ждать год, либо улетать без тебя… не знаю.

– Ну что ж, – хмыкнул я. – Спасибо за честный ответ.

– На здоровье, – пробурчал Генрих. – Но ты все-таки подумай, может, в данном случае все-таки стоит поступиться этикой.

– Поступаться этикой нельзя никогда, – заявил я.

– Алекс, ты сдурел, – заявил Генрих. – Забыл, как мы уходили с Мимира? Когда Юити резал людей пачками, ты не возражал, а теперь, видите ли, рогом уперся. Этика, блин! Это не этика, это ты грешки по мелочам замаливаешь, дескать, смотри, боженька, какой я добрый и хороший, ради парочки раздолбаев…

– Я не верю в бога, – прервал я Генриха.

И оборвал связь.

16

За завтраком Наташа выглядела грустной и подавленной, то ли отходняк после вчерашнего гашиша, то ли что-то предчувствует.

– Что грустишь? – спросил я.

Наташа вздохнула и ответила:

– По сети передали, корабль должен был вчера прийти и не пришел. Что теперь будет…

– Корабль пришел, – сказал я. – Просто он не доложил о прибытии, потому что Генрих перехватил управление.

Наташа моментально просветлела лицом.

– Так, значит, мы сегодня улетим?

Я вздохнул.

– Все не так просто, – сказал я. – На этом корабле только одна реанимационная капсула.

Наташа странно посмотрела на меня.

– Естественно, – сказала она. – На всех кораблях только одна капсула, ваш крейсер – редкое исключение.

– Как же вы собираетесь улетать? – спросил я. – Ты же знаешь, что такое гиперпрыжок.

– А что такого? – пожала плечами Наташа. – Ничего особенного, просто клиническая смерть. Реанимацию может провести любой человек, главное – действовать быстро и не тормозить. Я – врач, Маша – тоже врач, мы справимся. Я делала массаж сердца много раз.

До меня начало доходить.

– Ты с самого начала рассчитывала, что твои дети войдут в прыжок вне капсулы? – спросил я.

Наташа кивнула.

– Конечно, – ответила она. – Если ждать транспорта с колонистами, это будет очень долго. Вы столько ждать не согласитесь.

– Ну и слава богу, – выдохнул я. – Я чуть голову не сломал, пока думал, как с вами быть.

– Мы с Виллой полетим на транспортном корабле, – сказала Наташа. – Том и Джейд – на вашем крейсере. Я поговорю с Машей, думаю, она согласится сделать все необходимое. Делать-то нужно всего ничего – когда прыжок завершится, быстро выбраться из капсулы и засунуть туда товарища. Дальше справится автоматика.

– Ты уверена? – спросил я. – Может, программа реанимации включается только после прыжка?

– Это несложно проверить, – заметила Наташа.

– Как? Чтобы это проверить, нужно сделать прыжок.

– Чтобы это проверить, надо просто немного покопаться в электронике, – улыбнулась Наташа. – Генрих справится. Раз он сумел управление перехватить другим кораблем, то с этим-то уж точно справится.

– Хорошо, – сказал я. – Сейчас я поговорю с Генрихом, посмотрим, что он скажет. Если все пойдет нормально, к вечеру можно будет уже в прыжок уйти.

– Не сглазить бы… – вздохнула Наташа.

Я постучал костяшками пальцев по деревянной поверхности стола. Наташа улыбнулась и последовала моему примеру.

– Только на пол не плюй, – сказала она. – Приметы приметами, но должны же быть какие-то границы.

– Это точно, – кивнул я. – Границы должны быть всегда.

17

Я поговорил с Генрихом, он пообещал, что все изучит, но не сейчас, а ближе к вечеру, а может, и завтра утром, потому что сейчас он слишком занят. Надо разобраться, в каком из контейнеров «Оза» что хранится, выбрать тот контейнер, в котором находится еда, пригодная для невесомости, выбрать место для посадки за пределами зеленой зоны, обеспечить саму посадку…

– Кстати, – сказал Генрих, – помнится, ты говорил, у Наташи рядом с домом оранжерея есть?

– Есть, – подтвердил я. – А что?

– Роботы там есть?

– Вроде есть. Да, точно есть, я сам видел, там по грядкам что-то ползало.

– Это универсальные роботы или специализированные сельскохозяйственные?

– Не знаю. А чем они отличаются?

Генрих объяснил:

– Универсальных роботов можно запрограммировать, чтобы они вскрыли контейнер, разгрузили содержимое, рассортировали… Ты же не хочешь сам туда лететь в скафандре?

– А я тут причем? – спросил я. – У Тома есть флаер, если выбрать место посадки не очень далеко – долетит. Давай лучше мы с Томом слетаем, все погрузим, разгрузим, рассортируем… Кстати! Этот флаер – он же наверняка герметичный. Если выстроить кольцо из торпед, можно прямо в нем на орбиту подняться.

Генрих ничего не ответил. Некоторое время я ждал, а потом спросил:

– Что скажешь? Нравится идея?

– Я как раз смотрю, насколько она реализуема, – ответил Генрих. – Боюсь, не получится. У нас на крейсере нет люков такого размера, чтобы загнать флаер внутрь. На «Оз» его загнать легко, но там всего одна капсула.

– А если одну капсулу перетащить с крейсера?

– Лучше не надо, – сказал Генрих. – Не тот случай. Мы лучше вот как сделаем. «Оз» сейчас висит на той же орбите, что наш крейсер, вы подниметесь в флаере на «Оз», а потом переберетесь на крейсер по одному в твоем скафандре. Наташа и один ребенок останутся на «Озе». Нормальный расклад?

– Нормальный. Тогда можно прямо сейчас и вылетать. Место посадки контейнера ты уже наметил?

– Пока нет. Рано еще вылетать. Флаеру придется сделать два рейса, а то и три – сначала припасы поднять, а потом людей. Тебя можно отправить первым рейсом, а потом Том вернется назад и заберет жену с детьми. Как тебе идея?

– Вроде нормально, – сказал я. – Не считая того, что Том вернется домой только к вечеру. Может, позвонить ему, чтобы побыстрее прилетал?

– Не надо, – сказал Генрих. – Если он вдруг сорвется с места и куда-то полетит, это может привлечь внимание. А зачем нам толпа любопытных вокруг места взлета? Давай лучше, я сейчас посажу контейнер, а потом посмотрю, как обстоят дела с капсулами. А погрузкой-разгрузкой займемся завтра с утра.

– Завтра с утра Тому снова на работу надо, – заметил я.

– Ничего, – сказал Генрих. – Скажет, что заболел, или еще что-нибудь соврет. Это не подозрительно, вот когда человек куда-то резко улетает – вот это уже подозрительно.

– Хорошо, – кивнул я. – Так и скажу Наташе.

– Так и скажи, – согласился Генрих. – Только слишком сильно ее не обнадеживай. Я пока еще не знаю, как сработают капсула, если в нее поместить человека в клинической смерти.

– Ее и не надо обнадеживать, – сказал я. – Эти мусульмане – такие фаталисты…

– Этому бы и нам у них не грех поучиться, – заметил Генрих. – Ладно, успехов тебе, мне уже делом пора заниматься.

– Давай, – сказал я. – Удачи!

18

Наташа собирала вещи весь день. Я поначалу пытался ей помогать, но ничего хорошего из этого не получилось – Наташа все время путалась и никак не могла объяснить, что ей от меня нужно. Да она и сама себе не могла объяснить, какие вещи она собирается взять с собой, а какие лучше оставить здесь. Дай ей волю – забрала бы с собой весь дом, но грузоподъемность флаера составляет всего лишь чуть более тонны. Если поднимать его торпедами, в него можно напихать тонны полторы, но больше просто не влезет, если только не грузить флаер золотом.

Меня всегда удивляло, как легко женщины обрастают всяким ненужным барахлом и как тяжело с ним расстаются. Что нужно нормальному человеку для комфортной жизни? Четыре смены белья, по одному комплекту одежды на каждый сезон, коммуникатор, персональный компьютер, карты сменной памяти к обоим, да и все. Все остальное проще купить на месте, если потребуется. Или, в нашем случае, не купить, а вежливо попросить. Когда все небо забито твоими торпедами, вряд ли кто-то откажет в невинной просьбе поделиться излишками запасов. Тем более, что у нас есть что предложить для обмена.

Том вернулся около восьми вечера. Я изложил ему обстановку, он немного подумал и спросил:

– Место для посадки уже выбрали?

– Пока вроде нет, – ответил я. – А что?

– Пойдем, покажу хорошее место, – сказал Том.

Мы прошли в его кабинет, он вывел на экран трехмерную карту планеты, укрупнил нужный участок, я пригляделся и присвистнул. Это было то, что нужно. Неглубокая, но довольно обширная котловина с плоским дном, отделенная от зеленой зоны высоким горным хребтом.

– Да это вообще идеальная позиция для посадки, – сказал я.

– А я о чем говорю, – кивнул Том. – К тому же, от нас совсем близко, всего-то полчаса лету.

– Хорошо, – сказал я. – Сажать контейнер будем туда. У тебя универсальные роботы в хозяйстве есть?

Том помотал головой.

– В хозяйстве – нет, – сказал он. – А на работе есть. Тебе сколько нужно?

– Не знаю. Посадочные контейнеры с транспортных кораблей какого размера обычно бывают?

Том пожал плечами:

– А я-то откуда знаю?

– Сейчас у Генриха спрошу, – сказал я.

В этот момент я понял, что занимаюсь работой по своей основной специальности. Менеджмент в том и заключается, чтобы координировать действия разных людей, добиваясь того, чтобы все работало на достижение конечного результата. В нашем случае конечный результат – загрузить крейсер едой, остаток груза сбросить с «Оза» на планету, поднять на орбиту меня, Тома, Наташу и их детей, и улететь наконец в другую звездную систему, где нас встретят более доброжелательно, чем на Загросе.

Я вызвал Генриха и начал излагать ему то, что только что узнал от Тома. Генрих слушал меня всего несколько секунд, а затем перебил и сказал:

– Алекс, все это больше не нужно.

– Как это не нужно? – не понял я. – Что случилось?

Генрих довольно хихикнул.

– Ничего страшного, – сказал он. – Просто мы с Машей сообразили, как с минимальными затратами времени снабдить нашу экспедицию припасами. Не нужно ничего никуда сажать. Мы просто оставим один контейнер на «Озе», а вскроем его уже после прыжка. Как тебе такая идея?

Я аж растерялся.

– Но… это…

– Тривиально? – спросил Генрих. – Да, тривиально. Но догадались мы только сейчас. Тупеем.

– Тогда… – задумался я. – Тогда…. получается, можно отправляться хоть сейчас?

– Хоть сейчас, – подтвердил Генрих. – Том с Наташей уже собрали свое барахло?

– Вроде еще нет. Но к полуночи, думаю, должны собрать.

– Вот и здорово, – сказал Генрих. – В четыре минуты первого как раз открывается стартовое окно. Скажи Тому, чтобы к этому времени все были погружены в флаер и готовы к взлету.

– Хорошо, – сказал я. – Обязательно скажу.

Назад: ГЛАВА ВТОРАЯ МИМИР: ИСХОД

Дальше: ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ЗАГРОС: ИСХОД

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ЗАГРОС: ПРИБЫТИЕ

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ЗАГРОС: ПРИБЫТИЕ