Книга 5. И облачилась она в ночь

– Корона Луны, – выдохнула Мия.

Он был высотой в десятки метров, шириной в мили, до висков погрузившимся в треснувшую землю. Его лицо было обращено к небу, на широком и безжизненном лбу вырисовывался круг. Разумеется, он был из могильной кости, как и Ребра, как и все основание Годсгрейва, как и меч за спиной Мии. Последняя часть тела Анаиса, единственного сына, скинутого с небес мстительным отцом. Его тело с такой силой ударилось о землю, что итрейский полуостров ушел под воду, и там, на развалинах, Аа приказал своим верующим построить ему новый храм. Но тут, в сердце ашкахской цивилизации, отрезанная голова Анаиса врезалась в землю с такой невероятной мощью, что приговорила к смерти империю, которая поклонялась ему как богу.

Он выглядел так одиноко. Так трагично. Детоубийство, вырезанное в древней кости.

Мия стояла на каменистых отрогах и сокрушенных скалах. В небе кружила ворона, взывая в пространство. Вокруг ног Мии выплясывала и клубилась пыль. Ее тень указывала строго на череп, как стрелка компаса на север. Страх вгрызался ей в желудок. Сдавливал грудь. Мия чувствовала, как ее манило, притягивало. И голод, какого она еще никогда не испытывала.

Ей показалось, будто всю свою жизнь она была незавершенной, но поняла это только сейчас. Все эпизоды ее короткого существования казались незначительными – Йоннен, Трик, Меркурио, Скаева, даже Эшлин, – они были всего лишь призраками в ее тьме. Поскольку спустя годы и реки крови, наконец-то, наконец-то, она вернулась домой.

«Нет».

Мия сцепила зубы и сжала кулаки.

«Это не мой дом».

Она пришла сюда с определенной целью. Чтобы проснуться, а не спать. Чтобы захватить, а не быть захваченной. Могущество павшего бога. Наследие оборванного рода. Сила света в ночи. Мия здесь, чтобы вырвать ее, бьющуюся и истекающую кровью, из разбитой груди и отнять брата у ублюдка, который забрал его себе. Чтобы сразиться и умереть за единственное, что придавало смысл ее жизни. За единственное, что у нее осталось.

«Когда всё – кровь, кровь – это всё».

Мия забралась в открытый рот, перелезая через зубы, размером с соборы. Тени вокруг нее извивались и скручивались, темнота опускалась, глубокая, как сон. Она пролезла в щель в нёбе пещеристого черепа и поднялась по извилистым тропам из бледной могильной кости, наконец выйля в просторный и одинокий зал в полой макушке. Полость черепа была круглой, как амфитеатр, и широкой, как дюжина арен. Почти пустой. Тонкие пики света пронзали сотни трещин в кости наверху, умирающий свет последнего солнца превращал кромешную тьму в унылый мрак. Шепот ветра стал таким громким, что Мия чувствовала его на своей коже, и здесь, в его источнике, наконец-то разобрала слова: историю о любви и потере, о предательстве и резне, о расколотом небе и земле в придачу, о слезах матери, крови сына и дрожащих алых руках отца.

Мия бесшумно пошла дальше, избегая крошечных лучей света, льющегося через трещины, и прячась во тьме, которая всегда была ей другом. Окинув взглядом темную и пустую галерею, ничего не увидела. И все же она знала с жуткой уверенностью, что здесь есть кто-то еще. Мия заглядывала в ниши и борозды, выискивая признаки жизни, источающей ужас и голод, которые пронзали ее сердце. Ивот на выступе из треснувшей могильной кости Мия заметила ее, стоявшую в одиночестве.

Красоту. Кошмар. Женщину.

Наконец-то.

«Клео».

Она была высокой. Стройной, как ива. И юной, о, Богиня… такой юной. Мия понятия не имела, чего ожидать, – древнюю старуху, бессмертную оболочку, – но Клео выглядела едва ли старше ее. Волосы женщины были густыми, черными и блестящими, как масло, они спускались ниже щиколоток и волочились за ней по полу. На ней было черное платье с открытой спиной – тонкое, как паутина, строгое и полностью сшитое из теней. Чернота облекала ее тело от самого подбородка до босых ног. Ее руки тоже были обнажены, а кожа такой бледной, будто не видела солнц уже…

…ну, столетия.

Клео выглядела прекрасно. Ее губы и веки – черные, как чернила. Она стояла абсолютно неподвижно, только подол ее платья загибался и покачивался, как живой. А ее тень… Богиня, она была такой темной, что от одного взгляда у Мии заболели глаза. Заслезились, как если бы она слишком долго смотрела на солнца. Тьма собиралась у ног женщины и растекалась по кости, подобно жидкости. Капая с выступа и испаряясь, не успев долететь до земли.

Медленно Клео подняла руки и впилась ногтями в свою кожу. Мия заметила, что ее предплечья исцарапаны и покрыты струпьями, и теперь ногти наносили новый слой рубцов. Зеленые глаза женщины смотрели в гигантский и треснутый купольный потолок, голова слегка запрокинулась, словно она прислушивалась, – вот только ничего не было слышно, кроме шепота и вздохов бесконечного ветра.

Клео подняла руку с растопыренными пальцами, и Мия почувствовала, как в ее груди что-то шевелится. Снова это притяжение. Гравитация. Словно пыль притягивало к огню. Ее кожа покрылась мурашками, тени в нишах и полостях зала заворочались и задрожали, словно тоже ощутили зов женщины.

Уголком глаза Мия заметила движение, и из тьмы вылетело крошечное черное очертание. Спутник, поняла она, – демон в обличье маленького воробья. Он сел на кончики пальцев Клео, и женщина радостно засмеялась, поворачивая руку с воробьем, будто восхищаясь мрачной красотой демона.

Воробей издал трель, которой Мия прежде не слышала. Его ноты звучали так звонко, как хрустальные колокольчики, пробирая ее до дрожи по всему позвоночнику. Это противоположность музыки. Не-песня, раскатывающаяся эхом по просторной полости черепа мертвого бога. И, не переставая улыбаться, Клео закинула воробья себе в рот.

Мия услышала крик на задворках сознания. Ее голод разбух – такой темный, пугающий и наполняющий до краев. Клео откинула голову, не переставая жевать, и тени по всему помещению содрогнулись, их страх просачивался сквозь фрагменты в груди Мии и стекал, холодный и маслянистый, в желудок.

«Вот как она подпитывала себя все эти столетия, – озарило Мию. – Собирала кусочки Анаиса и…

…пожирала их».

Клео опустила подбородок. Маслянисто-черные локоны обрамляли ее лицо. С трудом сглотнув, она посмотрела на нишу, в которой пряталась Мия. И когда в ее голове прозвучал голос – зябкий и ясный, как небо в истинотьму, – женщина улыбнулась.

Можешь выйти, дорогая, милая, мрачная.

Страх Мии распространился ледяным потоком, затекая в ее пальцы и ноги, заставляя дрожать. Но она закалила себя, заковала свое сердце в сталь. Положила руки на рукоять меча из могильной кости за спиной и из черностали на поясе. И, вдохнув поглубже, вышла на выступ под Клео.

Женщина посмотрела на Мию, ее волосы покачивались вместе с подолом платья. Затем улыбнулась, и по ее подбородку потекло что-то темное и липкое.

– Меня зовут Мия. Мия Корвере.

Клео наклонила голову.

Мы знаем.

Женщина развела руки, и тени в зале ожили. Вырываясь из трещин и разломов, вытекая из бездонной черноты у ее ног. Десятки, сотни очертаний, и каждое соткано из живой, дышащей тьмы. Змеи и волки, крысы и лисы, летучие мыши и совы – легион демонов, рассекающих воздух, ползущих по кости или перебегающих из тени в тень. Между ног Мии проползла тенистая змея, на выступ над ней приземлился ястреб из рябящего мрака, прямо перед ней села мышка и моргнула своими не-глазами. Шепот становился громче, превращаясь в какофонию в ее разуме, а затем слился в один жуткий голос.

Ты прошла такой путь. Пережила столько страданий. Но в этом больше нет необходимости.

Мия прищурилась, глядя на красоту, кошмар, женщину.

– Откуда ты знаешь, какие страдания я пережила?

Мы все о тебе знаем.

Клео улыбнулась. Протянула руку. И на ее ладони возник силуэт из теней. Силуэт, который Мия знала почти так же хорошо, как свой собственный. Силуэт, который нашел ее в ту перемену, когда весь ее мир перевернулся, который прошел с ней все мили и убийства, пережил каждое мгновение, пока…

«Пока я не прогнала его».

– Мистер Добряк, – выдохнула она со слезами на глазах.

– …Здравствуй, Мия…

– …Что ты тут делаешь?

– …Ты сказала мне найти нового хозяина…

Не-кот сощурил свои не-глаза и сердито замахал хвостом.

– …Я так и сделал…

Пройдясь вдоль бледной руки Клео, Мистер Добряк нырнул в темные локоны женщины и свернулся вокруг ее шеи и плеч, как сворачивался раньше вокруг Мии бесчисленное количество раз. Клео вздрогнула и провела рукой по его теневой шерстке, и не-кот выгнул спину, пытаясь замурчать.

В груди Мии проклюнулась черная ревность, но тут в голове вновь прозвучал голос:

– Ты ничего обо мне не знаешь.

Мия посмотрела на не-кота, ее сердце подскочило к горлу.

– Ты рассказал ей?

– …Я знал, что в конечном итоге ты придешь сюда…

Хвост Мистера Добряка обвил шею Клео, не-глаза посмотрели на купол над ними.

– …И что нам лучше подготовиться к твоему прибытию…

Клео воззрилась на Мию своими глубокими, как столетия, глазами.

Мы знали, что ты идешь. Слышали твой зов из пустыни. И тех, кто ответил на него.

– Кракены, – Мия кивнула. – Блювочерви. Почему они слышат нас?

Они все, что осталось от некогда стоявшего тут города. Черви и насекомые, преображенные магикой, которая вытекла из трупа империи.

– И почему они ненавидят наши тени?

В глубине души они помнят. В глубине крови они знают. Его падение стало их крахом. А мы – все, что от него осталось.

– Анаис, – прошептала Мия.

Клео прищурилась при упоминании имени Луны.

Ты пришла забрать то, что принадлежит нам.

– Если только ты не отдашь добровольно.

Женщина вздохнула и покачала головой.

Малышка. Ничтожество. Рабыня и подхалимка силы, которая слишком слаба, чтобы спасти саму себя. Которая велит нам умереть, чтобы ее сын мог жить. Приговаривает нас к смерти, чтобы самой познать свободу. Просит пожертвовать всем и не дает ничего взамен. И никогда не задается вопросом, правильно ли это.

Тьма вокруг них задрожала, когда женщина подняла руки ладонями вверх.

Богиней она зовет себя. И слугами нас. Считая всех крошечными игроками на сцене, возведенной для ее слабого и неоправданного величия.

Клео посмотрела на Мию, и ее губы презрительно изогнулись.

Она ничего не предлагает, кроме того, что заберет обратно. Однако ты все равно перед ней преклоняешься.

– Я ни перед кем не преклоняюсь, – сплюнула Мия.

Смех Клео отразился от стен из могильной кости и прокатился по собравшимся демонам, как волны по черной воде.

– Я серьезно. Мне насрать на богов и богинь. Мне плевать на победу в войне или на восстановление равновесия между Светом и Тьмой, Наей и Аа, на все. Меня никогда это не волновало. Я здесь ради брата.

Клео облизнула губы, впиваясь ногтями в свою кожу. Шепот вокруг нее притих, тьма будто сгустилась, когда она снова провела сломанными ногтями по своим рукам. Женщина вздрогнула от боли, ее глаза расширились и заблестели.

– Я пришла сюда не для того, чтобы решать твои загадки, – прорычала Мия. – И не в поисках смысла жизни. Я пришла за могуществом, чтобы спасти единственного, кто у меня остался.

Мы его не отдадим.

Мия шагнула ближе.

– Тогда я его отберу.

– …Мия, так тебе не победить…

– Заткнись, Мистер Добряк.

– …Оглянись… – настаивал тенистый кот. – …Посмотри, где ты находишься, кому противостоишь. Остановись и задумайся на минуту, хоть раз в своей жизни…

– Иди на хрен, – прошипела она, доставая меч.

Клео подняла руки, и тени в зале взметнулись, как от взрыва. Из ее голых лопаток, подобно крыльям, развернулись ленты ожившей тьмы. Она поднялась в воздух, длинные черные волосы разметались и завились, легион демонов зароился, воспарил, закачался вокруг нее.

Мия потянулась к поясу и кинула в лицо Клео горсть красного чудно-стекла. Тело женщины замерцало, шарики взорвались, мрак на секунду осветили цветки пламени. Но Клео уже исчезла, выходя из очертания летучей мыши и паря в темноте над Мией с мрачной улыбкой. Ее локоны превратились в клинки из теней, колыхаясь, как жидкость, заостряясь, как сталь, и мчась к Мие, как копья. Мия

шагнула

в сторону, снова потянулась к поясу, и на сей раз кинула горсть белого чудно-стекла. Сферы взорвались ядовитым облаком, но Клео опять исчезла, выходя из парящего тенистого ястреба в воздух над головой Мии. Девушка шагнула выше, намного выше, прямо в затененную крышу этого странного храма. Оттолкнувшись от осыпающегося потолка из могильной кости, спикировала и замахнулась мечом, держа его обеими руками. Клео снова скрылась из виду, избегая удара, и обвила Мию щупальцами жидкой тьмы. Девушка рубанула по ним мечом и

шагнула

в сторону, как колибри, снова кидая красное чудно-стекло. Клео попросту вышла из очертания Мистера Добряка, по-прежнему ждущего ее на выступе.

Так они и танцевали в паре. Черный дым, гулкая тьма, эхо взрывов. Мия была тихой, как смерть, ее лицо – мрачная маска, клинок двигался со скоростью молнии. Девушка появлялась и пропадала из поля зрения, как привидение. В окружении теней, таких темных и глубоких, они обе могли шагать, куда захотят. Но Клео попросту была сильнее. Воздух наполняли ее демоны, в которых она могла входить и выходить по желанию. Ее клинки из теней были повсюду одновременно, волосы растягивались до невозможной длины, Мия чудом успевала увиливать от их острых кончиков. Шепот в ее голове стал оглушительным, перебивая пульсацию крови. Ее зубы осклабились, глаза прищурились, лицо покрылось испариной. А тем временем Клео, парящая на черных крыльях, просто улыбалась.

«Она играет со мной…»

Полдюжины тенистых клинков рассекла место, где Мия стояла секунду назад. Она шагнула вперед, ее меч устремился к шее Клео, но женщина опять испарилась. И опять. И опять. С тем же успехом она могла преследовать призрачные огоньки. Убивать дым. Женщина двигалась слишком быстро, чувствуя себя в тенях свободнее, чем Мия когда-либо могла мечтать. Все ее навыки, вся ее воля, вся отчаянная ярость – они были бесполезны перед лицом такого невероятного могущества.

Мия шагнула на выступ рядом с Мистером Добряком, споткнувшись при приземлении, ее меч будто налился свинцом в дрожащих руках. Клео повернулась, ее длинные черные волосы взметнулись за ней. Но она не нападала, просто парила в воздухе. Мия обливалась потом, ее легкие обжигал дым. Клео мысленно обратилась к ней:

На ее плече возник Мистер Добряк, сосредоточив свои не-глаза на Мие.

– …Оглянись, Мия… – взмолился он. – …Так тебе ее не победить…

– …СДАВАЙСЯ… – раздался шепот демонов.

– …Отступи…

– …ОГЛЯНИСЬ!.. – потребовал тенистый кот.

Клео пересекла пространство между ними, источая темное и бездонное величие. Затем приземлилась на кость перед Мией и улыбнулась черными губами.

Тебе не одолеть меня, дорогая. Ты даже дотянуться до меня не можешь.

Мия потерла слезящиеся глаза, пытаясь подобрать слова. Для просьбы, мольбы, хоть чего-нибудь. Она чувствовала себя неуклюжим ребенком перед мощью неисчислимых веков. Крошечным насекомым, стоящим перед божеством. Под кожей женщины бурлила сила падшего бога. Наследие бесчисленных убийств, кусочки разбитой души, вырванные из раненой груди и собранные, элемент за окровавленным элементом, в груди Клео.

Первая избранница Наи.

Кто такая Мия по сравнению с ней?

Ты – ничто.

– Я – Мия Корвере, – прошептала девушка. – Чемпион «Венатус Магни». Королева Мерзавцев и Леди Клинков!

Ты – никто.

– Я – дочь тьмы, что меж звезд. Я мысль, от которой все ублюдки этого мира просыпаются по неночам в холодном поту. Я война, в которой тебе…

Нет, дорогая, милая, мрачная.

Клео улыбнулась, протянув вперед хрупкую руку, словно хотела чем-то ее одарить.

Ты напугана.

Мие потребовалась секунда, чтобы ощутить его тяжесть. Узнать его силуэт. Мистер Добряк существовал в ее тени и поглощал ее страхи с тех пор, как ей было десять. Когда к нему присоединилась Эклипс, Мия стала несгибаемой. Страх превратился в смутное воспоминание, в забытый вкус, в то, что случается только с другими. Но после стольких лет, по распоряжению улыбающейся Клео, он наконец-то по-настоящему нашел ее. Поднимаясь ледяным потоком по желудку и заставляя ноги подкашиваться.

Только разваливаясь на части, ты понимаешь, что в действительности может тебя сломать.

Только потерявшись в темноте, ты начинаешь скучать по своей тени.

Меч Мии выпал из ослабевших пальцев.

И она упала на колени.

Мия и прежде оставалась одна, но это было иначе. Ненадолго расставаясь с демонами, она всегда знала, что они вернутся. А теперь она была один на один с ее небывалым, немыслимым врагом. Врагом, с которым она прежде не сталкивалась. Во рту пересохло, тело налилось свинцом, округлившиеся глаза всматривались во мрак, она хрипло дышала сквозь стучавшие зубы.

Зачем она пришла сюда? Что пыталась сделать? Да кто она такая, чтобы вписать себя в пророчество, занять место на сцене, полной императоров и богов? Одна слабая, хрупкая, бессильная девчонка, которая зашла так далеко лишь потому, что ей помогали существа, жившие в ее тени. Но теперь, без них…

Ты – ничто.

Клео улыбнулась.

Ты – никто.

Ей снова было десять лет. Мия стояла под дождем на стене Форума. Наблюдая за тем, как ее мир рушился перед завывающей толпой. Ее мать стояла позади, придерживая ее одной рукой за грудь и другой – за шею. Мия почти чувствовала, почти видела ее: бледная кожа, длинные черные волосы и тонкие белые руки, лежащие на плечах дочери. Ногти, впивающиеся в легкие. Губы, задевающие ее ухо, когда мать наклонилась так близко, что Мия чувствовала ее зловонное дыхание и гниющую плоть. Мия закрыла глаза и покачала головой, стараясь не слушать, что она шептала в ее голове.

Тебе стоило убежать, когда еще была такая возможность, девочка.

– Нет, – прошипела Мия.

Моли о прощении.

– Иди на хуй!

Моли о пощаде.

– Иди. На хуй.

Этот груз, давящий на ее плечи. Этот молот, разбивающий ее, как стекло. Мия почувствовала, как ее сносит потоком, как ее осколки тонут во мраке. Ее любовь погибла. Ее надежда исчезла. Ее песенка спета. Больше ничего не осталось. Она искала, за что уцепиться, что-нибудь, что спасет ее, что согреет в мире, который внезапно стал таким черным и холодным. Мия потянулась к отмщению, но тщетно. Потянулась к злости, но нащупала пустоту. Потянулась к любви и обнаружила только слезы. Порылась в горьком пепле, в котором росло ее сердце, загоняя черную грязь под ногти и чувствуя жжение в глазах.

Пытаясь найти смысл.

Да хоть что-нибудь.

И там, стоя на коленях, со смыкающейся вокруг чернейшей ночью ее души, Мия наконец увидела. Крошечную искру, мерцающую во мраке. Она вцепилась в нее, как замерзающий, как утопающий. Странное очертание, совершенно незнакомое – не отмщение, руководившее ею, не ярость, которая подпитывала ее, и даже не любовь, служившая ей опорой. А что-то невероятно простое, за что почти невозможно ухватиться. Такое крошечное, едва видимое.

Правда.

«Никогда не отводи взгляд», – сказала ей мать.

«Никогда не бойся».

Но там, в темноте с Клео, Мия наконец осознала невозможность этих слов. Столкнувшись со страхом впервые на своей памяти, Мия наконец поняла, что он такое. Страх – это яд. Страх – это тюрьма. Страх – это приятель сожаления, мясник амбиций, блеклая вечность между «вперед» и «назад».

Страх – это «не могу».

Страх – это «не стану».

Но страх – это ни в коем случае не выбор.

Никогда не бояться значит никогда не надеяться. Никогда не любить. Никогда не жить. Никогда не бояться тьмы – значит никогда не улыбаться рассветным лучам, целующим твое лицо. Никогда не бояться одиночества – значит никогда не знать радости от объятий с возлюбленным.

Обладание – это и страх потерять.

Созидание – это и страх испортить.

Начало – это и страх перед концом.

Страх – это ни в коем случае не выбор.

Никогда.

А вот позволить ли ему управлять тобой – да.

Поэтому она глубоко вдохнула. Втянула его запах в легкие. Захотела распасться на части, свернуться клубком и умереть, лечь и усеять это кладбище своими костями. Чувствуя, как он растекается по ней, впитывая его, позволяя омыть себя полностью, она знала, что все будет хорошо. Поскольку жить – значит всегда чего-нибудь бояться.

Мия взглянула в глаза Клео. На отпечаток тьмы на ее губах, на отпечатки ногтей на ее окровавленных ладонях. Тени свирепствовали и корчились, демоны выли и рычали, темнота дрожала и зияла вокруг нее. Клео подняла руку, и кончики ее пальцев вытянулись в черные когти ожившей тьмы. Вой в ушах. Голод, в котором можно утонуть. Мия будто покачивалась на краю Бездны.

– …ОГЛЯНИСЬ!.. – снова закричал Мистер Добряк.

Взгляд Мии поднялся вверх, к бледному свету, струящемуся сквозь треснутый купол. К единственному солнцу, ожидающему за ним. И наконец услышала его. Поняла, что он пытался сказать. Ее пальцы сомкнулись на мече Маузера из черностали, чье лезвие было достаточно острым, чтобы разрезать могильную кость. И бросила его – блестящий, как кровь и бриллианты, острый, как битое стекло – вверх в потолок над их головами.

Меч попал в трещину и пронзил древнюю кость. Сквозь щель полился бледный голубой свет – остатки заходящего солнца, невероятно яркие в этой тьме. Копье блеска, падающее с умирающего неба, ударило прямо по Клео. Женщина покачнулась от внезапной вспышки и подняла руку, чтобы заслониться от света.

Пальцы Мии нащупали рукоять меча ее отца.

Ворона на рукояти наблюдала за происходящим янтарными глазами.

И, стиснув зубы, сверкая глазами, Мия поднялась с колен. Со свистом замахнулась мечом. Почувствовала, как он пронзает грудь, плоть, кость и сердце Клео. Женщина ахнула, и весь мир замер. Она схватилась за клинок, погруженный в ее грудную клетку, острое лезвие разрезало ее ладони до кости. И посмотрела в глаза своему врагу – изумрудно-зелеными в полночно-черные.

– Страх никогда не был моей судьбой, – прошипела Мия.

И, сделав последний черный вдох, Клео упала.

Мия ощутила сокрушительный удар в спину. По ее коже побежали мурашки. Пульс загрохотал в венах. Плоть запылала пожаром, агонией, экстазом. Мия закачалась на ногах, услышала тысячу криков, тысячу шепотов; тьма обволакивала ее, сотни демонов кружили, вихрились бурей, корчились вокруг нее. Волосы разметались, словно снизу дул ветер, голова откинулась, руки распростерлись, черные глаза закрылись. Тени обнимали землю перед ней и воздух вокруг нее, словно обезумевшие клубки жидкой черноты.

Ее голод утолился. Пустота наполнилась. Пробуждение и отсечение. Благословение, крещение и причастие. Все части ее естества – недостающие и потерянные – наконец были обретены. Каждый вопрос получил ответ. Каждая загадка решилась. Мир вокруг нее рушился, мерцал, содрогался, словно это был конец всего.

И начало.

Подняв голову, Мия увидела то, что видела на арене Годсгрейва – в момент, когда Фуриан пал от ее меча. Ослепительно-черное поле, шириной с вечность. Темная бесконечность, усеянная крошечными звездами, как платье ее Черной Матери.

И там, прямо над ней – бледный сияющий шар. Не красный, не голубой и не золотой, а призрачно-белый. Теперь Мия знала, что это. Знала его загадку, его цель, знала, что он горел внутри нее, и знала его имя. Как круг из снов, нарисованный на лбу мальчика в ее отражении.

Мальчика рядом с ней.

Мальчика внутри нее.

Анаис.

– Многие были одним, – прошептал он.

«Многие фрагменты его души».

– И будут снова.

«Соединившись во мне».

– Один под тремя.

«Луна под тремя солнцами».

– Чтобы поднять четверых.

«Четверых Дочерей».

– Освободи первое.

«Наю, первое божество».

– Ослепи второе и третье.

«Погаси второе и третье солнца».

И что останется тогда?

Одно солнце.

Одна луна.

Одна ночь.

«Равновесие. Как было, как должно быть и как будет».

Мия упала на колени. Ахая. Всхлипывая. С трудом удерживая тяжесть новообретенных знаний. Под силой, пылающей в ее груди. Тени застыли, сотни не-глаз наблюдали за ней из мрака. Осколки его души, которые долго удерживали в плену, чтобы утолить темнейший голод тирана.

Лжемессии.

Падшей избранницы.

«Кем она теперь станет?»

Мия подняла голову, ее лицо обрамляли черные реки.

Тени затаили дыхание.

– Многие были одним, – прошептала она. – И будут снова.

А затем протянула окровавленные руки. Подзывая их. Чернота вокруг нее задрожала. Среди бесстрашных зарябил страх. И тогда из подрагивающей, голодной тьмы выступил силуэт. Силуэт, который Мия знала почти так же хорошо, как свой собственной. Силуэт, который нашел ее в перемену, когда весь ее мир перевернулся, который прошел с ней все те мили и убийства, пережил каждое мгновение, пока…

«Пока я не прогнала его».

– …Ты определенно не торопилась сюда прийти… – сказал Мистер Добряк.

Она улыбнулась, и по ее щекам со шрамом и клеймом потекли слезы.

– Прости меня, – прошептала Мия.

Не-кот наклонил голову.

– …Я уже говорил тебе, Мия. Я – часть тебя. А ты – мое все…

Она провела пальцами по его шерстке. Ныне такой же реальной, как кость под ее ногами. Часть ее в нем, часть его в ней, их части вместе, многие в одном.

– …Тут нечего прощать…

И он вернулся домой. В тень, где жил с той перемены, когда нашел ее ребенком – маленьким, напуганным, но уже не одиноким.

Остальные последовали за ним. Демоны всевозможных форм: летучие мыши и кошки, мыши и волки, змеи, ястребы и совы. Сотни осколков разбитого целого, сотни теней, сливающихся с ее тенью. Теперь у ее ног собралась самая глубокая тьма, которую она когда-либо видела, в груди горело самое яркое пламя, которое она когда-либо чувствовала. И на один миг, на долю секунды, позади нее мелькнуло темное и высокое очертание. Его кожу покрывало черное пламя, за спиной раскрывались черные крылья. На лбу вырисовывался белый круг, глаза сияли изнутри бледным, призрачным светом.

Лунное сияние.

Вдалеке послышались тихие шаги. Биение испуганных сердец в часто вздымающихся грудях. Звон стали и молитвы Всевидящему.

Люди, осознала Мия. Солдаты Семнадцатого, которые погнались за ней в лабиринт. Пять тысяч легионеров. Но теперь в ее жилах текло могущество бога. Темная и бездонная сила, с которой не могло сравниться ни одно дитя, порожденное женщиной. Даже без легиона спутников, слившихся с ее тенью, Мия не боялась смертных. Она разберется с ними, с каждым по отдельности, как черное пламя с мотыльками.

И отправится в Годсгрейв.

И тогда…

Их голоса эхом пронеслись по треснутому черепу, по полой макушке.

Многие и один.

– Отец.

Тени вручили ей окровавленный меч.

– Мы идем за тобой.