Одно разбитое и истекающее кровью сердце.

Четыре человека под взором Матери.

Пять букв, вырезанных в черном камне.

Эшлин.

Мия стояла в Зале Надгробных Речей и смотрела на буквы, которые сама же и высекла на могиле. В ней покоилось тело Эшлин, облаченное в прекрасное белое платье из гардероба Аалеи. Все хранили молчание, пока Мия опускала свою возлюбленную на камень и целовала в хладные, как сердце в ее груди, губы. Глядя на это навеки застывшее прекрасное лицо, навеки закрытые глаза, навеки похищенный вдох и пытаясь убедить себя, что ничего не чувствует.

Мия закрыла дверцу склепа. Захлопнула дверь будущего, о котором посмела мечтать. Счастливого конца, на который позволила себе уповать. Прижавшись лбом к непоколебимому камню, выдохнула остатки своей надежды.

Больше ничего не осталось.

Совсем ничего.

Она повернулась к Меркурио, и жалость в его глазах чуть ее не сломила. Быстро отвернула голову и наткнулась на Сида с Мечницей, стоявших вплотную к ней. Печаль в их взглядах, боль, порожденная ее болью, не принесли никакого утешения. И наконец посмотрела на Трика, стоявщего неподвижно, как статуя Матери над ними с тяжелыми весами и мечом в руках.

«КТО ОСТАЕТСЯ В НАШИХ СЕРДЦАХ, ТОТ НИКОГДА НЕ УМИРАЕТ».

Но стоит ли оно того, если в конце ждет только боль?

Мия опустила голову. Закрыла лицо руками. Гадая, что же будет дальше.

А дальше была агония.

В ее налитых кровью глазах вспыхнуло черное пламя. Под мокрой от слез кожей поползли черные личинки. Она ахнула и, схватившись за грудь, упала на колени, тени вокруг корчились, царапались и кусались. Стены задрожали. Пол под ее ногами проваливался, затягивая во тьму. На языке появился привкус гнили. Грудь придавило невыносимой тяжестью. У нее возникло чувство, будто она тонет в жидкости, черной, как истинотьма, в ноздри ударила вонь крови и железа. На мгновение показалось, словно весь мир кричит во всю глотку – так громко, что у нее чуть не лопнули перепонки.

А затем она узнала голос.

– Мия!

Темное пламя в сердце. Темные крылья за спиной. Темное небо над…

– МИЯ! – закричал Меркурио.

Она открыла глаза. Жадно втянула воздух. Все ее тело покрылось потом. Рядом стоял на коленях ее бывший наставник, крепко обхватив Мию руками, чтобы остановить ее агонию. В зале царил хаос, дверь склепа распахнули тенистые руки, церковные свечи погасли, огромная железная цепь на весах Богини лопнула пополам. Все в страхе смотрели на Мию.

– Черная Мать, – прошептала она.

– Все хорошо, вороненок, – ласково сказал Меркурио. – Все хорошо.

– Нет, – выдохнула Мия. – Совсем нет…

Она попыталась перевести дыхание, успокоить свое колотящееся сердце.

– МИЯ? – Трик вышел вперед. – В ЧЕМ ДЕЛО?

Она стояла на четвереньках на надгробиях, ее грудь часто вздымалась, волосы слиплись от пота. Мия прижала кулаки к вискам, ее череп раскалывался, за грудной клеткой буйствовала черная боль. Сердце по-прежнему бешено билось, живот по-прежнему полнился ледяным ужасом, тени вокруг по-прежнему подрагивали от страха.

– Мия, что случилось? – спросила Мечница.

– Он сделал это, – прошептала она.

– Что сделал? – потребовал ответа Меркурио. – О чем ты говоришь?

Мия лишь покачала головой.

– Этот гребаный идиот сделал это…

Они снова собрались в голодном мраке читальни.

Элиус пыхтел, как дымоход, и внимательно наблюдал за Мией. Сидоний и Мечница в потрепанной кожаной одежде нервно переминались с ноги на ногу. Адонай в алой бархатной мантии и Меркурио в темной робе епископа не отводили от нее взгляда. Трик был одет в черное, его кожа теперь источала слабое тепло, которое не согревало.

В центре круга стояла Мия.

В черных кожаных штанах и сапогах из волчьей шкуры. В белой шелковой рубашке и кожаном корсете. За ее спиной висел меч из могильной кости, на поясе – еще один, из ашкахской черностали. В губах тлела сигарилла, чтобы перебить запах девушки на ее коже, в животе плескалось вино, чтобы притупить боль, а в груди полыхали осколки давно убитого бога. Все выслушали ее рассказ о темных волнах дрожи, прошедших по ее телу, о мучительной хватке на сердце и привкусе черной крови во рту.

А затем она поведала им, что это значит.

– Отколь уверенность такая? – спросил Адонай.

– Я чувствую, – ответила Мия ледяным, мертвым голосом. – Так же отчетливо, как пол под своими ногами. Скаева поглотил божью кровь, которая стеклась под Годсгрейвом. Вобрал в себя осколки Анаиса, находившиеся под городом.

– ТОГДА ОН ОБРЕЧЕН, – сказал Трик. – ОСКОЛКИ ПОД ГОРОДОМ МОСТОВ И КОСТЕЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЫЛИ ИСТОЧНИКОМ СИЛЫ. НО ИСПОРЧЕННЫМ. ГНИЛЫМ.

– Тогда пускай себе гниет, – прорычал Сидоний.

Мия посмотрела на Трика пустыми и черными глазами, затягиваясь сигариллой.

– Ты говорил, что пруд под Годсгрейвом создан из кусочков Луны, которые хотели только уничтожать. Что это вся его ярость, вся его ненависть, брошенная разлагаться в темноте. Как думаешь, что теперь произойдет, когда ими обладает самый могущественный человек во всей Итрее?

– ОН ПОСТЕПЕННО СОЙДЕТ С УМА. А ЗАТЕМ, ВМЕСТО ТОГО ЧТОБЫ ВОССТАНОВИТЬ МИР, БУДЕТ СТРЕМИТЬСЯ ЕГО РАЗРУШИТЬ. ЕГО ПРАВЛЕНИЕ ОБРЕЧЕНО НА ХАОС. НА НЕНАВИСТЬ И УБИЙСТВА.

Мия провела рукой по волосам. Пустота в ее груди наполнялась сигарилловым дымом и гулом от красного вина.

– У него мой брат, – сказала она. – Я должна найти Клео.

Меркурио нахмурился.

– Скаеве больше некуда бежать и не за кем прятаться. У нас есть колдун. Пара гладиатов. Два лучших ассасина в республике и, кажется, бессмертный юноша. Мы можем просто отправиться в Годсгрейв и убить его в его же доме.

Сидоний кивнул.

– Как по мне, этот план лучше твоего самоубийства…

– Согласна, – поддакнула Мечница.

Мия посмотрела на собравшихся и медленно покачала головой.

– Теперь Скаева вне вашей досягаемости, – пробормотала она. – Вы не можете мне помочь.

– Ты этого не знаешь, вороненок, – возразил Меркурио. – Мы даже не пытались.

В ответ Мия просто вытянула руку. Чернота вокруг них задрожала, тьма зашевелилась. Девушка опустила подбородок, закрыла покрасневшие глаза, и ее волосы разметались, как от порыва ветра. А затем медленно согнула пальцы.

Сидоний выругался. У Меркурио перехватило дыхание, а Адонай что-то пробормотал на древнеашкахском. Теневые щупальцы обвили вокруг пояса и ног всех, кто был в комнате. Мия пошевелила пальцами, как кукловод, и каждый из ее союзников или выругался или изумленно ахнул, когда их мягко подняли в воздух.

– В ту истинотьму, когда мне было четырнадцать, я превратила Философский Камень в руины. Пересекла Годсгрейв в мгновение ока, разрезала когорты люминатов на кусочки мечами из ожившей тьмы и стерла статую Аа у Гранд Базилики в щебень. И все это с одним фрагментом Анаиса. Одной Богине известно, сколько их было в том пруду с божьей кровью. А истинотьма уже близко.

Тьма вздохнула, и Мия вновь раскрыла ладонь. Медленно, как падающие пушинки, ее друзья благополучно приземлились на пол.

Она посмотрела на бывшего наставника.

– У него Йоннен, Меркурио.

– Мы все еще можем его вернуть, все еще мо…

– Теперь Скаева сильнее меня. Сильнее нас всех. А с наступлением истинотьмы он станет еще сильнее. – Мия покачала головой и глубоко затянулась сига: иллой. – Мне нужно уравнять чаши весов. И есть только одно место, где можно найти подобную мощь.

В читальне воцарилась ледяная тишина, пока Сидоний не прочистил горло;

– Ворона… – он показал на «Хроники Неночи». – Ты читала их?

Мия окинула книги презрительным взглядом.

– Только дрочилы читают собственные биографии, Сид. Особенно, если в них есть сноски.

– На первой странице… Там написано, чем закончится твоя история.

Мия затянулась и выдохнула облачко серого дыма.

– Ладно, валяй, – наконец вздохнула она.

– Ты обратишь республику в прах, – сказал Сид.

– Пустишь Годсгрейв ко дну моря, – добавила Мечница.

– Я слышу «но» в конце, – заметила Мия.

– Ты умрешь, – выпалил Меркурио.

Мия посмотрела на своего наставника. На мужчину, который ее вырастил. Который дал ей крышу над головой, подарил свою любовь, смех и все остальное, что у нее отняли. Заметила, как в его глазах блестят слезы. И услышала голос отца в своей голове.

«Если пойдешь этой дорогой, дочь моя, ты умрешь».

– Ты умрешь, Мия, – повторил Меркурио.

Казалось, она молчала целую вечность. Глядя на книги внизу, на черные ряды полок. Все те жизни. Все те истории. Повести о храбрости и любви, о добре, восторжествовавшем над злом, о радости и счастливой и долгой жизни. Но на самом деле жизнь не такая, верно? Она подумала о голубых глазах, похожих на небеса, опаленные солнцами, о губах, которых больше никогда не вкусит, и…

– Ну, я хоть убью его? – тихо спросила Мия. – Скаеву?

Меркурио посмотрел на книги в руках Сида. И покачал головой.

– Там не сказано.

– Что ж… Значит, у нас еще осталась некая неопределенность, да?

Ее бывший учитель прищурился.

– Что, не терпится подохнуть? Потеряла девушку – и надежду с ней, в этом дело? Ты всю жизнь боролась, Мия Корвере. Богиня тому свидетель, у тебя и прежде были темные времена. И пережила их. Выкладывалась, но не сдавалась. Это не конец.

Мия выдохнула дым и пожала плечами.

– Даже солнечный свет умирает.

Ее друзья переглянулись. Со страхом во взглядах. Их молчание было мрачнее вечной ночи на небосводе и теней, окутавших сердце Мии.

Девушка посмотрела на Элиуса угольно-черными глазами.

– Вы все-таки добились своего, летописец. Полагаю, пришло время прощаться.

Он вздохнул и медленно кивнул.

– Похоже на то.

– Всего наилучшего, старый ублюдок. Спасибо за сигариллы. – Губы Мии изогнулись в сухой улыбке. – Но идите вы в жопу за всю эту хрень с отравленной чашей судьбы.

– Удачи тебе, девочка, – с грустью сказал летописец. – Чем бы все ни закончилось, по крайней мере, у тебя была своя история.

Мия раздавила сигариллу каблуком. Посмотрела своему бывшему наставнику в глаза. Человеку, который взял ее под крыло. Который любил ее как дочь. Который был ей роднее, чем любой из ее отцов.

– Не делай этого, Мия, – взмолился он. – Пожалуйста.

– Я не могу просто оставить Йоннена с ним, Меркурио. Что я тогда за человек такой? Чему я посвятила последние восемь лет, если не семье?

– Но карты больше нет. Ты даже не знаешь, как туда добраться.

Мия закрыла глаза. Подумала об изогнутых губах и длинных золотистых прядях. О мягких изгибах и темных тенях, о веснушчатой коже на мятых, пропитанных потом простынях. Образ так четко вырисовывался перед ней, что казалось, Мия может протянуть руку и прикоснуться к нему.

Образ, который она не забудет до самой смерти.

– Я помню дорогу, – прошептала она.

– Хорошо хоть, что не придется ехать на лошади, – вздохнула Мия.

Она закинула вещи на спину верблюда, ее плечи заныли от их тяжести. Мия знала, что отправляться в пустынную глушь опаснее, чем совать нос в гнездо кровавых ос, так что ехать в фургоне казалось куда более благоразумным решением. Но после взрыва аркимической соли на конюшню обрушилась огненная шрапнель, и большинство скакунов были искалечены или убиты. В стойлах Красной Церкви лишь один чудесным образом остался невредимым.

Вышеупомянутый зверь жалобно зарычал, глядя на Мию своими темно-карими глазами.

– Ой, заткни пасть, Юлий, – проворчала она.

Мечница и Сидоний наблюдали с лестницы, как она загружает свои пожитки.

– Сколько туда ехать? – спросил Сид.

Мия выпрямилась и заправила волосы за ухо.

– По моим расчетам, дорога по Пустыне Шепота займет как минимум две недели.

– Скоро наступит истинотьма, – заметил он, встретившись с ней взглядом.

– От Последней Надежды до Годсгрейва плыть по меньшей мере восемь недель, – сказала Мечница. – И по последним сведениям, Леди Бурь и Леди Океанов по-прежнему жаждут твоей смерти. Если мы все не падем жуткой смертью в пустыне, как ты планируешь вернуть нас назад в Годсгрейв, чтобы успеть разобраться со Скаевой?

– Кого «нас»? – вскинула бровь Мия.

Мечница нахмурилась, собирая свои дреды в хвостик.

– А ты как думаешь?

– Ты не поедешь со мной, Мечница. Как и ты, Сид.

– Хрень собачья! – воскликнул итреец. – Мы с тобой до конца.

– Все мы, – раздался голос.

На лестнице стояли два последних жреца Красной Церкви. Адонай был одет в палевые кожаные штаны и тонкую мантию из белого шелка. Еще на нем были широкая шляпа, азуритовые очки и белые перчатки – очевидно, чтобы уберечь кожу от лучей солнц. Рядом с ним стоял Меркурио, сменвший робу епископа на более практичные тунику и штаны. Его трость громко стучала по камню, пока парочка спускалась в конюшню.

– Куда это вы собрались? – поинтересовалась Мия.

– С тобой, маленький даркин, – ответил вещатель.

Мия часто заморгала.

– Ну уж нет.

– Все улики указывают на обратное, – отчеканил ее бывший учитель, поправляя мешок на плече.

– Меркурио, – Мия опустила руку на его предплечье. – Ты не можешь отправиться в путешествие по магически загрязненной пустыне, которое продлится недели. Тебе восемьдесят лет.

– Мне гребаных шестьдесят два, – процедил старик.

Мия молча смотрела на него.

Меркурио возмущенно упер руки в бока.

– Послушай-ка сюда, вороненок, я резал глотки, еще когда ты была ростом со струпопса…

– И я о том же.

Девушка перевела взгляд с Сида на Мечницу, с Меркурио на Адоная, и покачала головой.

– Я ценю вашу готовность пойти со мной, правда. Но даже если бы я хотела рискнуть вашими жизнями, на всех нас не хватит верблюдов. Что будете делать, пойдете к Короне пешком?

– Если потребуется, – проворчал старик.

Мия посмотрела на епископа и вещателя.

– Вы единственные, кто остался из иерархов Церкви. Если мне все же удастся это провернуть, если равновесие между Светом и Ночью восстановится, нам понадобятся люди, которые знают, что на самом деле должна представлять собой Красная Церковь. – Мия вскинула бровь и покосилась на трость Меркурио. – И без обид, но ты уже давненько не сражался на передовой…

Адонай начал было возражать.

– Вестимо, тебе понадобятся все…

– Я – Леди Клинков, не так ли?

– …Так, – кивнул вещатель.

– Тогда вы остаетесь здесь, – отрезала Мия, глядя на Меркурио. – Если я не вернусь… Если потерплю неудачу, только вы сможете спасти Йоннена и Мариэль.

– Но как мы попадем в Годсгрейв вовремя? – спросила Мечница.

– Да, – поддакнул Меркурио. – Скаева уничтожил местную часовню. И кровавый бассейн в придачу. Мы отрезаны от столицы.

Мия перевела взгляд на Адоная.

– Вряд ли Леди Клинков не предусмотрела для себя запасной выход.

Вещатель медленно кивнул.

– Есть еще один бассейн. В палаццо Друзиллы.

Мия обвела взглядом друзей и наконец остановилась на Сидонии.

– Мне нужно, чтобы ты сделал это ради меня. Если я не вернусь…

Сидоний глубоко вдохнул, его глаза заблестели.

– Пожалуйста, Сид. Обещай мне.

Он выдохнул. Но затем, как она и надеялась, кивнул. Ведь если бы Мия могла выбрать себе старшего брата, она выбрала бы его.

– Обещаю, Ворона.

В груди Мии была пустота. Все тело занемело. Но ей удалось выдавить благодарную улыбку. Она пожала Мечнице руку. Поцеловала Сида в щеку.

– Я не брошу тебя одну, – сказал Меркурио.

– Я не одна, – ответила Мия, поворачиваясь к бывшему наставнику. – И никогда не была. Ты был со мной с тех пор, как грязная, испорченная соплячка ворвалась в твою лавку и потребовала, чтобы ты купил у нее брошь. В ту перемену ты спас мой зад. И с тех пор спасал его постоянно.

Меркурио нахмурился, на светло-голубые глаза старика навернулись слезы.

– Я так и не женился. Не завел семью. Это казалось несправедливым при моих занятиях. Но… будь у меня дочь…

– У тебя есть дочь.

Девушка обвила старика руками и обняла его что есть мочи. И прошептала:

– И она очень тебя любит.

Меркурио закрыл глаза, и слезы скатились по его щекам. Затем поцеловал Мию в макушку и покачал головой.

– Я тоже тебя люблю, вороненок.

– Прости, что все вот так заканчивается, – пробормотала она.

– Это еще не последняя глава.

– Пока нет.

Мия отстранилась, оставив влажное пятно на его тунике. Затем вытерла нос рукавом и заправила мокрые от слез пряди за уши.

– Если…

Она поджала губы и глубоко вдохнула.

– Если я не вернусь… помни меня, ладно? Не только хорошее. Но и отвратительное, эгоистичное, настоящее. Все помни. Помни меня.

Меркурио кивнул и с трудом сглотнул.

– Обещаю.

Мия в последний раз окинула взглядом недра горы. В воздухе по-прежнему не было ни намека на призрачный хор; царила полная тишина. Но сейчас это казалось уместным. Она закрыла глаза на секунду, позволяя тишине, неземной и блаженной, омыть ее. Почувствовала, как та покалывает кожу, проходит волной по спине, словно музыка – песня тьмы между звезд. Увенчивая ее плечи чернейшими крыльями. Желая ей удачи. Целуя на прощание. Сердце Мии заныло при мысли, что вместо нее это мог бы сделать кто-то другой. При мысли обо всем, что могло бы быть…

Она набрала в легкие побольше этого воздуха. Ощутила дыру в форме кота в груди, которая наполнилась страхом, горем и страданием. Но затем отмахнулась от нее. Подавила. Подумала о брате, отце и матери. О словах, которым ее научили, когда она была всего лишь десятилетней девочкой. О словах, которые сформировали ее, управляли ею, уничтожили ее.

Слова, которые определили ее жизнь.

Мия поцеловала Меркурио в щеку, кивнула Сиду с Мечницей, а затем взяла верблюда за поводья и повела его в сторону умирающего света.

Выкладываясь, но не сдаваясь.

– Прощайте, друзья.

Трик ждал ее под горой.

Ветры-шептуны играли с его длинными дредами, ероша их на широких плечах. Взгляд юноши был устремлен на восточный край горизонта. На его спине были скрещены мечи из могильной кости, тело облекала черная кожа. Как обычно, он выглядел произведением искусства, которое необъяснимым образом появилось на выступе скалы посреди ашкахской пустыни. Потом он пошевелился, подняв чернильно-черную руку и заправив упавшие на лицо дреды обратно за уши. Глаза юноши, бездонно-черные с крошечным вкраплением света, щурились от угасающих солнц.

Саан опустился так низко, что почти скрылся за горизонтом. Знаток Саай пока еще слонялся по небесам, окрашивая их в ужасный, одинокий фиолетовый оттенок. Но до истинотьмы оставалось совсем немного. Сейчас Трик был больше всего похож на себя, каким он был когда-то. Подойдя к нему, Мия почувствовала сгущающуюся тьму внутри.

– ЭТО НЕЧЕСТНО, – выпалил он. – ВСЕ, ОТ И ДО.

– Знаю.

– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МИЯ.

Та вздохнула.

– Знаю.

Трик повернулся к ней. Такой высокий, прекрасный и высеченный из горя.

– МОЖНО ПОЦЕЛОВАТЬ ТЕБЯ НА ПРОЩАНИЕ?

Мия часто заморгала. Его слова вонзились ножом в ее сердце.

– Ты… не пойдешь со мной?

Трик покачал головой.

– ТЫ БЫ ВСЕ РАВНО НЕ ПОЗВОЛИЛА, ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ Я ПРЕДЛОЖИЛ. В ГЛУБИНЕ ДУШИ ТЫ ЗНАЕШЬ: ТО, ЧТО ЖДЕТ ТЕБЯ ТАМ В ПУСТЫНЕ, ПРЕДНАЗНАЧЕНО ТОЛЬКО ДЛЯ ТЕБЯ. КАК БЫ МНЕ НИ ХОТЕЛОСЬ, Я НЕ МОГУ ПОМОЧЬ ТЕБЕ С ТЕМ, ЧТО ГРЯДЕТ. НО Я ЗНАЮ, ЧТО В КОНЦЕ КОНЦОВ ТЫ ВЫСТОИШЬ.

– В хрониках довольно четко говорилось, что в конце концов я окажусь в горизонтальном положении, Трик. Не в вертикальном.

Тот лишь пожал плечами.

– В ЭТОЙ ЖИЗНИ НИЧЕГО НЕЛЬЗЯ ЗНАТЬ НАВЕРНЯКА. ОСОБЕННО ТО, ГДЕ И КОГДА ОНА ЗАКОНЧИТСЯ. НИ ОДНА КНИГА, НИ ОДИН ЛЕТОПИСЕЦ, ДАЖЕ САМА БОГИНЯ НЕ МОЖЕТ ПРЕДВИДЕТЬ ВСЕ ФИНАЛЫ. И ЭТОТ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ТВОЙ.

– Иными словами, ты предлагаешь мне жить дальше, да?

– Я ЗНАЮ, КАК СИЛЬНО ТЫ ЕЕ ЛЮБИЛА, МИЯ. МНЕ ЖАЛЬ.

Тогда она посмотрела на него. На прекрасного юношу, который прорвался сквозь стены Бездны ради нее. На юношу, который так ее любил, что одолел саму смерть, лишь бы вернуться к ней. Другой бы возненавидел девушку, которая убила его и похитила то, что ему принадлежало. Другой бы праздновал, а не скорбел из-за ее кончины. Посчитал бы это своим шансом вновь завоевать любовь Мии. Посадить алые розы на могиле ее возлюбленной.

Но не этот юноша.

– Знаю, – ответила Мия с болью в сердце.

– ТОГДА, В АМАЕ, Я ГОВОРИЛ ВСЕРЬЕЗ. ТЫ – МОЕ СЕРДЦЕ, МИЯ. ТЫ – МОЯ КОРОЛЕВА. Я СДЕЛАЮ ВСЕ, О ЧЕМ ТЫ ПОПРОСИШЬ, И ВСЕ, О ЧЕМ НЕ СТАНЕШЬ. ПУСТЬ ЭТО ПРИНЕСЕТ МНЕ БОЛЬ. ГЛАВНОЕ, ЧТОБЫ ЭТО НЕ ПРИНЕСЛО БОЛЬ ТЕБЕ. И Я БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ВЕЧНО.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала она.

– НО НЕ ТАК, КАК ЕЕ.

– Трик…

– ВСЕ НОРМАЛЬНО. – Он протянул руку и ласково, как первые снежинки, коснулся ее лица. – ЭТОГО МАЛО. НО ЭТО ВСЕ РАВНО БУДЕТ ГРЕТЬ МЕНЯ.

– Хотела бы я… – Мия покачала головой, прижимая его руку к щеке. Гадая, сколько еще раз ее сердце может расколоться в груди. – Хотела бы я, чтобы меня было двое.

– ТАК И ЕСТЬ, ПОМНИШЬ? – юноша одарил ее мрачной и красивой улыбкой. – В ТЕБЕ ВОЮЮТ ДВЕ ПОЛОВИНКИ. И ПОБЕДИТ ТА…

– …Которой я помогу.

– НЕ ПОДДАВАЙСЯ ГОРЮ, МИЯ. НЕ ТЕРЯЙ НАДЕЖДУ. ВАЖНЕЕ ВСЕГО – ТВОЕЙ СМЕЛОСТИ, КОВАРСТВА, ЯРОСТИ, – ЧТО ТЫ ДЕВУШКА, КОТОРАЯ ВЕРИЛА. ТАК ЧТО ПОЗВОЛЬ МНЕ ПОЦЕЛОВАТЬ ТЕБЯ НА ПРОЩАНИЕ. А ЗАТЕМ ИДИ ДАЛЬШЕ. И НИКОГДА НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ.

Мия глубоко вдохнула, всматриваясь в его глаза.

– Тогда поцелуй меня.

Он взял ее за руку. Его бездонные колодцы были глубиной в вечность. Затем провел пальцем по коже в ссадинах и шрамах, вызывая у нее дрожь. Не отрывая взгляда от Мии, поднял ее ладонь к своим губам. И поцеловал пальцы. Нежно, как облака.

– ПРОЩАЙ, МИЯ КОРВЕРЕ, – сказал Трик, отпуская ее руку.

– …И это все?

– ЭТО ВСЕ.

Между ними с шепотом пронесся одинокий и тоскливый ветер.

– В жопу все это, – выдохнула Мия.

Она смяла его рубашку в кулаках. И, встав на цыпочки, притянула Трика для поцелуя в его идеальные губы. Он обхватил ее руками, его тело прижалось к ней, губы приоткрылись. Сжал ее так крепко, что чуть не сломал. Головокружительный поцелуй. Бесконечный поцелуй. Поцелуй, полный печали и сожаления обо всем, кем они могли быть; поцелуй любви и тоски по всему, что между ними было; поцелуй радости от того, кем они были друг для друга в этот момент. Навеки связанные кровью и чернилами, часть истории друг друга – древней, как само мироздание.

Она не хотела, чтобы это заканчивалось. Не хотела, чтобы это было реальностью. Вообще ничего не хотела. Но Мия Корвере знала лучше других, что мы не всегда получаем желаемое. И она отстранилась. На секунду прижалась к нему лбом. Ее щеки намокли от слез. Взяв лицо Трика в руки и отведя дред, упавший на его бездонные глаза, всмотрелась в эту тьму между звезд и прошептала:

– Прощай, дон Трик.

– ПРОЩАЙ, БЛЕДНАЯ ДОЧЬ.

– Помни меня.

– ВСЕГДА.

Мия запрыгнула на верблюда, взглянув на восточный край горизонта.

Смахнув слезы, двинулась в путь.

И ни разу не оглянулась.