Мечница сидела в Небесном алтаре, над ее головой простиралась бесконечная ночь.

Площадка была вырезана глубоко в горе и находилась под открытым небом, в честь чего и получила свое название. Она парила над ужасающей пропастью, которая поджидала прямо за перилами из железного дерева. Внизу раскинулась Пустыня Шепота, но наверху, где небо должно было гореть светом упрямых солнц, Мечница видела лишь темноту. Усеянную миллионом крошечных звезд.

Скамейки и столы, которые некогда занимали ассасины и слуги Черной Матери, ныне пустовали. Тихая гора полностью оправдывала свое имя – даже хор, который Мечница слышала, когда они ворвались в крепость ассасинов, внезапно затих.

Напротив нее сидел Сидоний, пролистывая первый том так называемых «Хроник Неночи». Он позаимствовал книгу у Мечницы, как только она дочитала ее, и, изучая страницы, вгрызался в жареную курицу, которую умыкнул с кухни Красной Церкви. Мечница мельком просмотрела первую часть и сейчас читала вторую. Но остановилась, добравшись до двадцать четвертой главы.

До их битвы с шелкопрядицей.

– Бездна и кровь, – пробормотал Сидоний, переворачивая страницы жирными пальцами.

– На каком ты моменте?

– Эшлин только что пырнула Трика.

– А, – кивнула Мечница. – Жестокая сучка.

– Ага, – Сид перевернул книгу и посмотрел на обложку. – Знаешь, а это неплохое чтиво. Если, конечно, тебе по душе сноски и хренова туча матов.

– Хм, – Мечница презрительно шмыгнула и откинула длинные дреды за плечо. – Сразу ясно, что ее написал мужчина.

– …Почему?

Мечница вскинула бровь и присмотрелась к огромному итрейцу.

– Хочешь сказать, что ты не понял этого по постельным сценам?

– Вообще-то я думал, что они довольно хороши…

– Ой, да ладно! – фыркнула Мечница. – «Ноющие соски»? «Влажные лепестки»?

Сидоний часто заморгал.

– А что не так с «влажными лепестками»?

– У меня не гребаный цветок между ног, Сид.

– Ну, а ты бы как это описала?

Мечница пожала плечами.

– Мужичок в лодке?

– С какого хрена тебе называть женские гениталии «мужичком»?

– Ну, есть определенное внешнее сходство, – она вновь пожала плечами. – Гребля – довольно трудное занятие, знаешь ли. Приятно иногда представлять, что мужчины тоже прикладывают немного усилий для разнообразия.

Сид улыбнулся и покачал головой.

– Ну ты и гребаная стерва, Мечница.

Та рассмеялась.

– Что, только заметил?

Итреец заржал, как конь, и подлил ей вина в чашу. Затем поднял свою.

– За что пьем? – поинтересовалась двеймерка.

– За Мясника! Невоспитанного матерщинника и уродливого ублюдка, которого я с гордостью называл братом. Он жил и умер стоя, несмотря на все попытки этого мира поставить его на колени. Пусть он присоединится к семье у Очага.

Мечница кивнула.

– И пусть мы присоединимся к нему как можно позже.

– Выпьем, – сказал Сид, осушая чашу залпом.

Мечница последовала его примеру и скривилась, поставив свою чашу на стол. Ее правая рука ужасно болела. Предплечье рассекал жуткий шрам, татуировки, украшавшие тело, искривились и сморщились вокруг раны. Сидоний делал вид, что не замечал, но это только больше ее сердило.

– Полагаю, мне стоит тебя поблагодарить, – наконец проворчала она.

– За что? – пробормотал Сид, якобы поглощенный книгой.

– Ты расчистил нам путь из конюшни. На втором лестничном пролете, когда на меня кинулся тот громадный ублюдок с тычковыми ножами. Он бы зарезал меня, если бы не ты.

– Херня. Ты бы ушла из-под удара. Я просто решил не рисковать.

– Нет, Сид, ты просто спас мне жизнь.

Тот пожал плечами и не ответил.

Мечница вздохнула и, потянув руку, вновь скривилась.

– Она так толком и не зажила. После того, как шелкопрядица ранила меня в Уайткипе, я потеряла былую силу. И скорость в придачу. – Женщина помотала головой, и ее дреды закачались. – После посещения суффи в Фэрроу, мать назвала меня Мечницей. Мне было всего несколько перемен отроду, а они уже знали, что я стану воительницей. Но какую песню теперь смогут спеть мои мечи?

Сидоний отмахнулся от ее слов и нахмурил лоб.

– Не бойся, все пройдет.

– Ты знаешь, что это не так, Сид, – огрызнулась она. – Ты знаешь, что лучше уже не будет. Я мечница, которая не может орудовать мечом! Другими словами – обуза.

Сидоний наклонил голову, глядя на нее ярко-голубыми глазами.

– Нет, Мечница, ты лучший боец, которого я знаю. Ты много раз спасала мне жизнь. Ты по-прежнему моя сестра на песках и за их пределами. И когда мы отправимся с Мией в Корону, я рад, что ты будешь с нами, поскольку ни один человек в республике не сможет вместе со мной прикрывать ей спину лучше, чем ты.

– …Значит, ты думаешь, что она поедет.

– Даже не сомневаюсь, – Сидоний всмотрелся во тьму над их головами. – И она тоже это знает. Мия предназначена для большего, чем отмщение. Так было всегда.

– Она кажется напуганной.

– Да, – вздохнул итреец, качая головой. – Но это ненадолго.

– Я не могу пойти с вами. С этой рукой вам от меня меньше проку, чем священнику от яиц, Сид.

– Так сражайся другой рукой, – ответил он, вновь глядя на нее. – В борьбе главное не сталь. А сердце. Ум. Воля. Ты на голову и плечи выше других по всем трем пунктам. И не хочу развеивать твои иллюзии об итрейском духовенстве, но я шесть лет был люминатом, Мечница. Яйца священникам приносят гораздо больше пользы, чем ты полагаешь.

Мечница улыбнулась и покачала головой.

– Ты хороший человек, Сид.

Итреец рассмеялся.

– Что, только заметила?

Мечница окинула его взглядом с головы до пят. Исполосованный боевыми шрамами и надежный, как сталь. С симпатичными голубыми глазами и юношеским очарованием, которое не смогли бы скрыть даже все шрамы в мире.

– Похоже на то, – тихо ответила она.

Двеймерка подлила им вина и задумчиво вытянула губы трубочкой.

– Если Мия прислушается к совету этого сумасшедшего библиотекаря и отправится на поиски проклятой Короны Луны, ты же понимаешь, что мы скорее всего умрем?

– Да, наверное, – Сидоний пожал плечами и поднял чашу. – Но что тут поделаешь?

Мечница залпом осушила свою.

– Ну, раз уж мы все равно скоро умрем… как насчет урока гребли?

– …Гребли?

Женщина вскинула бровь и многозначительно опустила взгляд ниже пояса. И, взяв чашу и кувшин с вином, откинула назад свои дреды и встала.

– Ты идешь?

До Сидония, похоже, наконец дошло. Итреец отложил книгу, отодвинул стул и одарил ее коварной улыбкой.

– Дамы вперед.

– Гм-м. Это мы еще посмотрим, Арбалетчик Сид.

– Я настаиваю, ми донна.

И действительно настоял.

Мия ни о чем не думала.

Она ждала в своей бывшей комнате, уютно устроившись под меховым одеялом и грудой подушек. Спальню освещал мягкий свет аркимической лампы. Тишина, сменившая песню хора, казалась бесконечной. От сигариллы, зажатой между пальцами, поднималась тоненькая струйка дыма. Это была уже пятая за час, остатки предыдущих жертв собирались горкой в пепельнице рядом с кроватью. Мия прижала сигариллу к губам и глубоко затянулась, пытаясь не думать о читальне. О Короне Луны. Об Элиусе. Скаеве. Наив. Мяснике. Эклипс. Бедном малыше Йоннене.

«Нет».

Нет, она не думала о них. Мия просто лежала в кровати, курила и ждала свою девушку. Из-под длинных черных ресниц наблюдая за дверью. Но песок в часах рядом с ней медленно сыпался, а Эшлин все не возвращалась из купальни. Мия уже начинала думать, что она отправилась спать в свою бывшую комнату в крыле аколитов.

Ей не хотелось проводить эту неночь в одиночестве.

А затем дверная ручка повернулась, и вошла ее девушка. И тяжесть с плеч Мии тут же сняло как по магике.

Волосы Эш были влажными после ванны, потемневшие локоны струились по плечам. На ней была черная шелковая сорочка, лоб омрачала морщинка, и, закрыв за собой дверь, она одарила Мию лишь мимолетным взглядом. Ее глаза были затуманенными, встревоженными и того же оттенка, что море во время бури. Но сердце Мии все равно забилось быстрее от ее вида. Она наблюдала, как аркимический свет играет на коже Эшлин, изучала глубокие тени, мягкие изгибы и ноги, длиной до самых небес.

– Ну здравствуй, красавица.

Мия попросту откинула меховое одеяло. Под ним она была почти голой. Длинные пряди струились черными реками по ее плечам и бледной коже. С губ сорвался завиток дыма. Вокруг ее талии была завязана лента из теней – милый бантик, не оставляющий простора воображению.

– Нравится? – улыбнулась Мия, проводя пальцами по бархатной черноте. – Последний писк моды. Его носят только лучшие донны.

Эшлин окинула ее взглядом с головы до пят.

– Выглядит прохладно.

Мия провела руками по своей груди, животу, спускаясь все ниже, и сжала их между ног. Ее спина слегка выгнулась, дыхание стало томным.

– Нет, тут тепло, Эш, – пробормотала она. – Очень тепло.

Мия не хотела думать. Только чувствовать. Только трахаться. От одной мысли об этом ее пульс участился. О том, как она толкнет Эшлин на меха, и они отымеют друг друга, останавливая шестеренки, кружащиеся в ее голове, заглушая все вопросы и просто…

Но Эшлин не двигалась. Не отходила от двери.

– Подойди ко мне, милая, – прошептала Мия, раскрывая свои объятия.

– Нет, – ответила Эш.

– Пожалуйста… Я хочу тебя.

Ваанианка просто покачала головой.

– Ты не меня хочешь.

– Как ты можешь…

– Ты просто хочешь избежать разговора, Мия.

Та посмотрела в глаза своей девушке. В ее груди расцвела крошечная искра злости.

– И о чем мы с тобой должны поговорить, Эшлин?

– О, даже не знаю, о цене на девственниц в Ваане? – Эш возмущенно взмахнула рукой. – А ты, блядь, как думаешь? Я целый час слушала этого старого скрипучего уебка, и несмотря на все бахвальство и бред, похоже, его наилучший вариант – тот, в котором ты окажешься мертвой! Элиус хочет, чтобы ты убила себя!

– Элиус хочет, чтобы я восстановила равновесие между Ночью и Днем.

– Потому что ему самому не хватило силенок!

– С тех пор, как я появилась здесь… Каждый мой шаг, все, что я делала, направляло меня к Короне Луны.

– Это полная хрень, и ты это знаешь.

Мия потерла ноющий лоб и вздохнула.

– Я ничего не знаю.

– Я не пойду с тобой, если ты об этом думала, – заявила Эшлин. – Я не дам тебе карту и не стану помогать тебе убить себя. Я просто не могу.

– …Эш, я достаточно часто видела тебя голой, чтобы запомнить ее.

– Да проклянут тебя Дочери, Мия Корвере! – прошипела Эшлин.

Мия вздохнула и достала сигариллу, вновь прикрывая свою обнаженную кожу одеялом.

– Знаешь, я не помню, чтобы нас здесь этому учили, но у тебя настоящий талант портить настроение.

– Я серьезно, Мия!

– А я, думаешь, нет?! – прокричала она, наконец вспылив. – Думаешь, я не понимаю, что происходит? Что на кону? Я сидела тут целый час, пытаясь не думать о том, что у меня нет ни одной причины соглашаться на это!

– Так не соглашайся! – тоже повысила голос Эш. – В жопу Элиуса. В жопу Луну, в жопу Богиню, в жопу их всех! Мы никогда об этом не просили! Красная Церковь разрушена, Клинки Скаевы убиты, а сам он сбежал отсюда, как побитая шавка!

Эш вихрем пронеслась через комнату и села на кровать. Затем взяла Мию за руку и пристально посмотрела ей в глаза.

– Мы лучшие ассасины, которые остались в республике. Давай отправимся в Годсгрейв, перережем этому ублюдку глотку, похитим твоего брата, и дело с концом! Кому не насрать на Анаиса или равновесие?

– Его частичка внутри меня, Эш, – Мия тяжко вздохнула. – Анаиса. Я чувствую его. В своем сердце.

– А как же я? – Эшлин прижала руку к груди Мии. – Разве моей частички там нет?

– Разумеется, есть, – прошептала Мия, сжимая ее пальцы.

– Я люблю тебя, Мия.

– И я тебя.

– Нет, – Эш покачала головой. – Иначе ты бы не спешила прощаться.

В глазах Мии набухли слезы. В ней был целый океан готовых пролиться слез.

– Я не хочу прощаться.

Эшлин погладила рабское клеймо на ее щеке. Шрам, рассекающий другую.

– Так останься. Останься со мной.

– Я… Я хочу…

Эш резко наклонилась, и их губы слились в отчаянном поцелуе. Мия закрыла глаза, чувствуя привкус слез, и обняла Эшлин за талию, прижимая ее к себе. Они еще никогда так не целовались, цепляясь друг за дружку, как утопающие, – два человека, плывущие по миру из пламени и солнц, из ночи и бурь. И все божества настроены против и хотят их разлучить.

Поцелуй медленно закончился, но Эш по-прежнему обнимала Мию, будто боялась отпустить. Она уткнулась лицом в волосы Мии и стиснула ее в объятьях.

– Останься со мной, – едва слышно взмолилась девушка.

Мия закрыла глаза и вздохнула. Держась из последних сил.

– Я не знаю, что делать. Не знаю, как поступить правильно.

Их губы вновь соприкоснулись – на сей раз ласковей. Долгий, сладкий поцелуй был наполнен болезненным, блаженным желанием. Пальцы Эш гладили ее по щекам и зарывались в волосы, и Мия вздохнула, когда язык девушки задел ее собственный. Поцелуй становился глубже, и руки Эшлин принялись бродить по ее телу. Вниз по шее к ключицам. Ненадолго задержавшись на груди, наконец спустились к ленте на талии Мии.

– Я хочу быть с тобой вечно, – прошептала Мия.

– Всего лишь? – пробормотала Эш, опускаясь ниже.

Мия покачала головой и закрыла глаза.

– На веки вечные.

– Нет, – сказала Мия.

«Нет, хватит с меня».

И Мия остановилась. Отмахнулась от образа ее отца в белоснежной тоге. Она все же находилась в Тихой горе – месте, где грань между реальным миром и Бездной тоньше всего. Если она хочет поговорить, понять, узнать, то это ее шанс. Девочка сжала ручки в кулаки. Изменила сон и захватила над ним власть. Окружавшая ее сцена будто сопротивлялась, камень/стекло/лед покрылся рябью, как поверхность пруда. Но это ее место. Ее разум. В реальном мире она никому не позволяла управлять им, ни разу за всю жизнь.

– Ладно, – сказала Мия. – Нам нужно серьезно поговорить.

– Говори, дитя, – наконец ответила она.

– Слушайте, я понимаю, как вам было сложно все это устроить. Понимаю, что вы хотите выйти из своей тюрьмы и вернуть сына. Но вы тоже должны понять: мне не очень-то хочется умирать ради этого.

– Ты боишься.

– Хуже. Я люблю.

– Ты отрицаешь свою сущность?

– Нет. Вот моя сущность. Я не герой. Я мстительная, эгоистичная сука. И никогда не притворялась никем другим. Если вам нужна была спасительница, возможно, вам стоило выбрать девушку, которая верит, что этот мир заслуживает спасения.

– Что ж, давай тогда поговорим о мести, малышка, – сказала она, поднимая перекошенные весы между ними. – Из ревности и страха мой муж убил сына, пока тот спал. Я всегда повиновалась ему и лишь единожды ослушалась. И даже тогда – из любви к нему. За этот грех он изгнал меня в Бездну. Уничтожил магику на земле. Убил свет в ночи.

– Мой отец пытался убить меня десятки раз, – Мия пожала плечами. – Может, вашему сыну стоило вставать пораньше.

– Ты оставишь мир в руках тирана? – спросила Богиня.

– Нет. Я убью тирана. Но я не смогу это сделать, если я буду мертва.

– Я говорю не о твоем жалком императоре. Я говорю о Все…

– Я знаю, о ком вы говорите. – Мия уперлась руками в бока. – Слушайте, мне жаль. Я понимаю, что Аа ужасно поступил с вами и вашим сыном. Но не могла бы ваша ебнутая семейка сама разобраться со своим дерьмом? У меня и со своей семьей проблем по горло.

– Это важнее твоих ничтожных смертных проблем, дитя.

– Ну, очень жаль, что вам нужны мы, ничтожные смертные, чтобы исправить все за вас.

– Я – богиня. До света, до жизни, была лишь тьма. Я – начало и конец. Я – первое божество. И я не потерплю отказа.

– Не хочу вас оскорбить, но я вас не боюсь. Вам потребовались годы и все ваши силы, чтобы всучить гребаную книгу в мои руки и проникнуть в мои сны. Вам нечем мне угрожать. Придется меня убедить.

– Это твоя судь…

– Избавьте меня от этого, – девушка подняла руку. – Я не рабыня вашего предназначения. Я иду по собственной дороге. Совершаю собственные ошибки. Возможно, эта одна из них. Но она принадлежит мне. Потому что это мой гребаный выбор. Моя жизнь. Моя судьба.

– Тогда ты такая же эгоистичная, как Клео.

– Я думала, что всю жизнь буду одна. Думала, что никогда не обрету счастье. Что ж, теперь оно у меня есть, и я хочу его сохранить. Если это эгоизм, то я буду эгоистичной. По крайней мере, тогда в моей жизни будет любовь. И идите вы на хрен со своими попытками лишить меня ее.

– Ты смеешь так со мной разговаривать?!

– В этом разница между мной и большинством.

– Я сочувствую ему, правда. Мне знакома ненависть к отцу. Но я смогу вернуть брата и без вашей помощи. Вы мне не нужны. Так что назовите мне причину, по которой я должна вам помочь. Не какую-то хрень о судьбе или справедливости. А причину. Или сами разбирайтесь в собственном гребаном замужестве.

– Тем временем я отправляюсь спать.

– У меня есть несколько причин, дитя.