На вкус пепел был как благословение.

Мия стояла на лестнице и прислушивалась к удаляющимся шагам Друзиллы и тревожному звону церковных колоколов. Чувствовала запах подпаленного мяса, крови, кишок и дерьма – весь этот сладкий парфюм. Ее глаза обжигал клубящийся дым, кожа увлажнилась и стала липкой и алой. Скаева уже удрал обратно в гору. Любая нормальная девушка испугалась бы, что он воспользуется моментом и сбежит. Любая нормальная девушка испугалась бы, что все ее труды пойдут насмарку. Но не эта девушка.

В чем разница между смелостью и глупостью?

Кем бы вы были, как бы действовали, дорогие друзья, если бы стали по-настоящему бесстрашными?

Мия посмотрела на Эшлин с Триком, ее темные глаза загорелись.

– Помогите Сиду и Мечнице, – приказала она. – Придерживайтесь плана. Бегите в покои вещателя и перекройте им выход.

Эш покосилась на Солиса.

– Мия…

– На споры нет времени, идите!

Парочка переглянулась – противоположности во всем, кроме своей общей любви к ней. Мия видела страх в их глазах – страх, который она не могла разделить, пока Эклипс была в ее тени. Но в конце концов они послушались – Эш с Триком взлетели по лестнице и кинулись к покоям вещателя за Сидом и Мечницей. Наив тушила пожар, начавшийся после взрыва. Мясник охранял ее брата.

А Мия смотрела только на Достопочтенного Отца.

Ее клинки, побагровевшие от крови, приятно оттягивали руки. Мия спустилась на две ступеньки, и слепой взгляд шахида сосредоточился на потолке. Его мышцы блестели, плечи были широкими, как мосты, бицепсы – размером с ее голову. Губы мужчины скривились от презрения.

– Значит, тебе все же хватит храбрости сразиться со мной. Считай, что я потрясен.

Мия мельком посмотрела на брата и снова на лестницу.

– Я могла бы убить тебя на месте, Солис. Могла бы приказать теням разорвать тебя в клочья. Могла бы провернуть все так, чтобы наши мечи ни разу не соприкоснулись.

Она подошла ближе и подняла клинок, обагренный кровью.

– Но я хочу, чтобы они соприкоснулись. Когда мы сражались впервые, я была новичком. А когда мы столкнулись в Годсгрейве, я была не в лучшем состоянии. Но сейчас? Никаких теней. Никаких трюков. Меч к мечу. Потому что ты помог убить мужчину, которого я любила как отца. И за это я убью тебя, сукин сын.

Что бы шахид ни собирался ответить, Мия перебила его молниеносной атакой. Ее меч быстро, как ртуть, рассекал воздух, все движения были отточены до безупречности. Мужчина отпрянул и сделал ответный выпад, его клинок просвистел у ее горла. Мия увернулась, ее длинные черные волосы метнулись следом за ней, и ударила его в живот. Эклипс бегала вокруг и между ними, рыча и скалясь. И там, на окровавленных ступеньках Красной Церкви, они сошлись в битве.

Большинство смертельных схваток заканчивается в течение пары минут, дорогие друзья. Это малоизвестный факт – особенно для тех из вас, кто предпочитает читать о дуэлях, а не участвовать в них. Но на самом деле требуется лишь одна ошибка, чтобы обречь себя на смерть, когда кто-то замахивается на вас большим и острым куском металла.

Мия знала, что Солис никогда не уважал ее как аколита, Клинка или противника. С Эклипс она была бесстрашна. Гибкая, мускулистая и твердая, как сталь, Мия Корвере честно завоевала титул чемпиона «Венатус Магни». Но Солис был выше. Его руки – длиннее, опыт – богаче, а со своим Поясом Зрения он прекрасно видел ее выпады сквозь вихрь дождя из угольков и дыма. Когда Мия была еще ребенком, он уже убил сотни людей голыми руками, чтобы выйти из Философского Камня. Он годами был лучшим мастером меча в конгрегации Красной Церкви. Во всех возможных смыслах он считал себя лучше ее.

– Никчемная глиста, – процедил Солис, блокируя удар.

Мужчина с силой замахнулся и едва не снес Мие голову с плеч.

– Жалкая мелюзга, – сплюнул он, заставляя ее отступить.

Мия протанцевала назад, чуть не поскользнувшись на окровавленном полу. Затем отбила его удар и нанесла свой.

Прыжок. Удар. Блок. Выпад. Вскоре ее пульс лихорадочно забился, глаза пощипывал пот. Мечи Солиса со свистом выводили в воздухе гипнотические узоры. Безукоризненный выпад шахида чуть не разрезал ее грудную клетку надвое. Второй удар чуть не выбил клинок из ее руки.

– Мия! – крикнул Йоннен снизу, испуганно выходя вперед.

– …Мия, берегись… – прорычала Эклипс.

Та жадно глотала воздух, а губы Солиса изгибались в ухмылке.

– Ты меня разочаровываешь, девочка.

Отразив очередной сокрушительный удар, Мия наконец начала понимать, насколько силен ее враг. И как мало имели значения ее ярость и скорость в подобной схватке. Руки шахида были толщиной с ее бедра. Его ладони – размером с тарелки. Мужчина полностью состоял из мышц, был вдвое выше и тяжелей ее; один удар, одна ошибка – и он ее прикончит.

Следовательно, ей нужно прикончить его первой.

Мия отбила еще один удар Солиса, прыгнула и отскочила от перил лестницы. Взмыв в воздух, замахнулась мечом над головой, вкладывая в удар всю свою силу и свирепость. Впечатляющий маневр. Маневр, от которого зрители изумленно заохали бы. Но еще – это прием новичка. Вульгарный, показной прием, который хорош на гладиатской арене. Прием, который используют в спешке, надеясь поскорее закончить бой с превосходящим противником. И Солис это знал. Поскольку, в сущности, его соперницей была никчемная глиста. Жалкая мелюзга. Девчонка. И он попросту был сильнее ее.

К счастью, этого нельзя было сказать о его мечах.

Видите ли, клинки Солиса были сделаны из лиизианской стали. Металл закаливали сотню раз и заточили так сильно, что он мог рассечь лучи солнц. Но меч Мии когда-то принадлежал Дарию Корвере – мужчине, которого Солис помог убить. Его рукоять была сделана в форме вороны в полете – герба семьи, которую Солис помог уничтожить. И он был изготовлен из могильной кости, дорогие друзья. Которая острее обсидиана. Крепче стали.

И недооценивать клинок и его хозяйку было ошибкой.

Губы шахида изогнулись. Он поднял меч, чтобы блокировать удар Мии, замахнулся вторым, готовясь разрезать ее внутренности. Их оружие сомкнулось с сотрясающим звон-н-н-ном. Край к краю. Заточенная могильная кость против многослойной лиизианской стали. И могильная кость победила.

Меч Мии срезал клинок Солиса, и его лезвие раскололось надвое в буре искр. Ее удар пришелся по цели, вонзаясь в плечо мужчины и проникая в грудь. Брызнула кровь. Солис закричал и оступился, его удар просвистел мимо Мии.

– Никчемная глиста, – процедила она.

С усилием провела мечом вдоль ребер мужчины и рывком вытащила его в фонтане ярко-алых брызг.

– Жалкая мелюзга, – сплюнула она.

Крутанувшись на месте, вспорола ему живот.

И улыбнулась.

– Девчонка.

Внутренности Солиса вывалились наружу. Слепые глаза широко распахнулись.

– Но я все равно тебя победила.

Мия пнула его в грудь, и Достопочтенный Отец полетел назад. Проехавшись по скользкому от крови полу, врезался в стену. Солис попытался встать, придерживая свои рваные кишки. Попытался заговорить. Попытался вдохнуть. Но во всем потерпел неудачу. И, забулькав алым, Достопочтенный Отец сполз на пол.

– Так-то, блядь! – закричал Мясник, подняв руки в воздух. – ВОРОНАААА!

Мия села на корточки, опираясь рукой о залитый кровью пол для равновесия. С трудом сглотнула, пытаясь перевести дыхание и смахнув влажные волосы с глаз. Посмотрев на гладиата, на Наив, выдавила измученную улыбку.

– Она в порядке? – спросила Наив.

– Да. Но это только начало. Берегите его, ладно?

Наив посмотрела на Йоннена и кивнула.

– Ценой наших жизней.

– Не бойся, вороненок, – сказал Мясник.

– Эклипс, я хочу, чтобы ты тоже осталась, – пропыхтела Мия. – Охраняй моего брата.

– …Как угодно… – послышался низкий рык из-под пола.

Демон отделился от ее тени и возник на мокрых и алых ступеньках перед Мией. Та окинула не-волчицу взглядом, по-прежнему пытаясь отдышаться.

– …Ты не будешь меня переубеждать, что понадобишься при встрече с ним?

Тенистая волчица посмотрела на Мию своими не-глазами, ее ушки дрогнули.

– …Не понадоблюсь. У тебя львиное сердце…

– Да, ты уже говорила, – Мия устало улыбнулась. – Но у меня воронье сердце, Эклипс. Черное и сморщенное, помнишь?

Демон подошел ближе и уткнулся носом в щеку хозяйки.

– …Ты поймешь, что это ложь, еще прежде, чем все закончится…

Шерстка тенистой волчицы щекотала ей кожу, как шепот. Мия почти могла ее почувствовать – мягкую, как бархат, и холодную, как ночь. Девушка невольно вздрогнула, но улыбнулась.

– …Найди своего отца, Мия…

Та кивнула. И, скривившись, поднялась на ноги.

– Мия? – позвал ее брат срывающимся голосом.

Но она уже исчезла.

Друзилла бежала.

Аалея быстро семенила рядом, поддерживая Леди рукой. Паукогубица шла чуть помедленнее, явно разрываясь между желанием отомстить Корвере и спасти собственную шкуру. Но Друзилла знала, что союзники Корвере уже пробрались в гору, и вела их эта предательская сука Ярнхайм. Если они первыми доберутся до Адоная, ее единственный путь к отступлению будет перекрыт. И поэтмоу Леди Клинков стремглав бежала по закручивающейся тьме – так быстро, как только позволяли ее старые ноги.

– Куда мы идем? – пыхтя, поинтересовалась Аалея.

– К вещателю.

– Мы сбежим? – возмущенно спросила Паукогубица.

– Мы выживем, – сплюнула Друзилла.

Она слышала впереди шаги императорских стражей и Скаевы, быстро спускающихся по винтовой лестнице. Мимо Леди и шахидов промчались верные Десницы, возвращаясь к конюшне с луками и клинками в руках. За ними следовали юные аколиты – последние новобранцы и вторая линия защиты, – крича Леди Клинков, чтобы она бежала, бежала.

Церковный хор неожиданно зазвучал громче, в его песне слышался слабый намек на тревогу. Друзилла жадно втягивала воздух, давно отвыкнув от бега, во рту было сухо, как в пустыне.

«Как до этого дошло?»

Она упустила Скаеву из виду, но прекрасно знала, что император тоже направится к покоям Адоная. К единственному выходу, который у него остался, чтобы покинуть эту бойню.

«Но все это какая-то бессмыслица».

Друзилла прочла «Хроники Неночи» от корки до корки и ничего не оставила на волю случая. Они должны были застать Корвере и ее союзников врасплох – в книге нигде не упоминалось, что в фургоне девушки будет бочка с аркимической солью, или что она будет готова к ловушке.

С тех пор, как Друзилла узнала об участии близнецов в заговоре, Адонай и Мариэль были не в силах предупредить Мию. У Меркурио и Элиуса вообще не было никакой возможности даже поговорить с ней. Как, ради Матери, Корвере узнала, что Друзилла планирует устроить засаду? Если хроники действительно рассказывали историю ее жизни, если третья книга действительно рассказывала историю ее смерти…

Вдалеке раздавался лязг металла – гладиаты Корвере сомкнулись в смертельном танце с защитой горы. Друзилла слышала крики Ярнхайм. Приказы Сидония. Сердце женщины бешено колотилось о грудную клетку. Дыхание опаляло легкие. Аалея помогала ей идти, ее длинные темные волосы прилипли к потной коже. Паукогубица отставала все сильнее и сильнее. Друзилла полностью потеряла из виду охрану Скаевы. Ее колени ныли. Старые кости скрипели при каждом шаге.

Леди Клинков осознала, что она слишком стара для этого. Слишком устала. Вот к чему привели ее долгие годы службы Матери. Лидер Церкви, которая рассыпалась на куски. Госпожа Духовенства, которое раскромсали на части. Все замыслы, убийства, деньги… И этим все закончится? Ее зарежет чудовище, которое она же и создала?

Они добежали до Зала Надгробных Речей. Над ними возвышалась статуя Наи. Под ними были вырезаны имена мертвых. Повсюду – безымянные могилы. Звон стали и крики боли звучали все ближе. Друзилла поняла, что где-то там во тьме Паукогубица полностью от них отстала. Что теперь они с Аалеей остались одни.

Почти.

– Так и думал, что вы пойдете этой дорогой.

Ахнув, Друзилла рывком заставила Аалею остановиться. Перед ними стоял Меркурио в своей темной мантии, перекрывая выход из зала. Его голубые глаза смягчились от жалости. В правой руке он сжимал лекарскую костепилку, окрашенную алым.

– Ты всегда была человеком привычки, Зилла.

– Ты… – выдохнула Леди Клинков.

– Я, – кивнул старик.

– Но твое сердце…

Меркурио грустно улыбнулся, похлопав по костлявой груди.

– Я хороший лжец. До твоего уровня, конечно, не дотягиваю. Но, с другой стороны, сомневаюсь, что на это вообще кто-то способен.

– Ты это сделал, – осенило Друзиллу.

Но Меркурио медленно покачал головой.

– Я к этому мало причастен. По правде говоря, вся заслуга принадлежит Элиусу. Третья книга была его идеей. Но он рассказал мне о своих намерениях только после того, как написал ее.

Сердце Друзиллы екнуло в сморщенной груди.

Грязными от чернил пальцами…

«В этом месте ничего не найти, что не должно быть найдено».

«О, Богиня…»

Черная Мать, как она могла быть так слепа?

Все прошло, как и было спланировано.

Как он спланировал.

«Старый, предательский сукин сын…»

– Дай нам пройти, Меркурио, – прошипела Леди Клинков.

– Ты же знаешь, что я не могу, Зилла.

Та достала один из отравленных ножей из рукава.

– Тогда ты умрешь на месте.

Епископ Годсгрейва не шелохнулся. Просто смотрел на Друзиллу, держа в руке эту окровавленную костепилку, а затем заглянул ей за плечо, и в его глазах отразилась странная грусть.

– Не обо мне тебе нужно беспокоиться.

Леди Клинков стиснула зубы, ее сердцебиение участилось. Она подумала о своей дочери, сыне, внуках. Голубые глаза округлились от страха.

– Пожалуйста, – прошептала она.

Меркурио лишь покачал головой.

– Прости, милая.

Она услышала, как в зал входят Эшлин Ярнхайм и мертвый двеймерец. Позади них шли гладиаты Корвере – Сидоний с пылающей солнцесталью и запыхавшаяся Мечница. Их квартет был забрызган багряными каплями, с клинков стекала кровь последователей Церкви. Полностью и бесповоротно уничтоженной.

Старик взглянул на Богиню над ними и вздохнул.

– Не знаю, что она с тобой сделает, Зилла. Вряд ли в ней еще осталось милосердие. Но на твоем месте я бы опустил эту отравленную свинорезку и приготовился кидаться к ногам Мии и молить о пощаде.

Друзилла посмотрела на Аалею. На Ярнхайм и остальных окровавленных врагов позади. На старика впереди, на Богиню над ней и на Церковь, рассыпающуюся вокруг. Хор пел свой призрачный гимн за витражной тьмой.

Женщина тяжко вздохнула.

– Отличный ход, милый.

И, низко наклонившись, положила свой нож на пол.

– Не бойся, малец. Дядя Мясник тебя защитит.

Йоннен сидел на лестнице конюшни, упираясь подбородком в колени, его кожу покрывал пепел. Мясник стоял над ним и наблюдал за западным выходом. Наив стояла на восточной лестнице с мечом в руках. Ступеньки были испачканы кровью и усеяны трупами. От обугленных тюков с сеном и сгоревших верблюдов валил дым. Не считая призрачного хора, в задымленной конюшне царила полная тишина.

Мальчик слышал звуки битвы в горе, но они постепенно затихали. Защитники Церкви попались на уловку Мии и были полностью разгромлены. Он знал, что где-то там наверху его сестра, как ищейка, вела охоту во тьме. Рубя все на своем пути в погоне за их отцом.

– Битва затихает, – крикнула Наив с лестницы. – Победа не за горами.

– Наша или их? – поинтересовался Мясник.

Наив задумалась на секунду, наклонив голову. Ее улыбка скрывалась за тканью, но мальчик все равно услышал ее в голосе женщины.

– Наша.

Эклипс вернулась в тень Йоннена, так что мальчик не боялся. Однако его сердце все равно ныло при мысли о том, что могло происходить в недрах горы. По правде говоря, несмотря на все мастерство Мии, Йоннен не верил, что ее план сработаету. Их отец преодолевал все препятствия. Всех врагов. Побеждал в игре, где проиграть – значит умереть, и все его соперники уже гнили в могилах. В глазах Йоннена Юлий Скаева был бессмертным.

Несомненно, он был тяжелым человеком. Не жестоким, ни в коем случае. Но твердым, как сталь. Беспощадным, как море. Никогда не спешил с похвалой и не упускал случая упрекнуть, воспитывая из своего сына мужчину, который однажды сможет править империей. Но отец с самого начала дал четко понять – несмотря на его происхождение, трон Йоннен должен заслужить.

Мальчик усердно учился. Без устали стремился произвести впечатление. Любовь его матери оставалась неизменной, но именно желание услышать похвалу от отца заставляло его двигаться дальше. Единственное, чего он хотел, это чтобы отец им гордился. Поскольку в Юлии Скаеве – народном сенаторе, консуле и императоре, – он видел мужчину, которым сам мечтал однажды стать.

Пока не встретил Мию.

Сестру, которую он никогда не знал. О которой ему даже не рассказывали. Поначалу Йоннен считал ее лгуньей. Змеей и воровкой. Но Юлий Скаева вырастил не глупца, и никакой самообман в мире не мог скрыть правду в словах его сестры. Тьма в них взывала друг к другу. Их теневую связь было невозможно отрицать. Без сомнений, они были родственниками. И она была дочерью своего отца.

В последние перемены он даже начал думать о себе как о Йоннене, а не Люцие. Но мальчик скучал по семье. Чувствовал себя потерянным и одиноким. Эклипс облегчала его ношу, но ему не было легко. Он чувствовал себя крошечным человечком в мире, который внезапно сильно увеличился.

– Как звали твоего сына, Мясник? – спросил Йоннен.

Лиизианец опустил на него взгляд, на его побитом лице появилась маленькая морщинка.

– А?

– Ты сказал Мие, что у тебя был сын. Как его звали?

Бывший гладиат вновь посмотрел на лестницу. Крепче обхватил меч. Стиснул челюсти. Мальчик услышал шепот в своей тени:

– …Йоннен, возможно, Мясник не хочет об этом говорить…

Йоннен поджал губы. Лиизианец был бандитом, невоспитанным мужланом и свиньей. Но у него было золотое сердце, и он всегда был добр к Йоннену. Мальчик не хотел ранить его чувства.

– Прости, Мясник, – тихо сказал он.

– Якомо, – пробормотал мужчина. – Его звали Якомо. Почему ты спрашиваешь?

– Ты… – Йоннен облизнул губы, пытаясь подобрать слова. – Ты когда-нибудь лгал ему?

– Иногда, – вздохнул Мясник.

– Почему?

Мужчина провел рукой по черному ежику волос. Звуки битвы наверху почти стихли. Он ответил не сразу.

– Быть родителем нелегко. Мы должны научить своих детей правде о мире, чтобы они смогли в нем выжить. Но часть этой правды меняет тебя безвозвратно. А ни один родитель не хочет, чтобы его ребенок менялся.

– И поэтому вы врете нам?

– Время от времени, – Мясник пожал плечами. – Нам кажется, будто, если сильно постараться, мы сможем сохранить вас такими, какими вы были от рождения. Непорочными и безупречными. Навсегда.

– Значит, вы и себе врете.

Лиизианец улыбнулся и присел рядом с мальчиком. Протянув мозолистую руку, ласково взъерошил ему волосы.

– Ты напоминаешь мне Якомо. Умный маленький говнюк.

– Будь я умным, то не впутался бы в эту передрягу. Я чувствую себя бесполезным. Беспомощным.

Наив молча смотрела, как Мясник достает кинжал из-за пояса и вручает его мальчику рукоятью вперед. Йоннен взял его, чувствуя тяжесть оружия, и смотрел, как солнечный свет выплясывает на лезвии. Рядом с ним возникла Эклипс, глядя на то, как мальчик крутит кинжал так и эдак.

– Все еще чувствуешь себя беспомощным? – спросил Мясник.

– Уже меньше, – ответил Йоннен. – Но я не такой сильный, как ты.

– Не бойся, малец. С кровью, которая течет в твоих жилах?

Мясник хихикнул и покачал головой.

– Ты достаточно силен для нас обоих.

Мия бежала по темным коридорам, увлекая за собой тени.

Добравшись до Зала Надгробных Речей, обнаружила Меркурио в проходе с окровавленной костепилкой в руке. Друзиллу и Аалею схватили; Леди Клинков стояла с поникшими плечами, темные глаза шахида масок расширились от страха. Мечница и Сидоний пристально следили за ними, готовые прирезать эту парочку в любой момент. Мия на секунду встретилась взглядом со своим бывшим наставником, и он улыбнулся. Но у нее не было времени на разговоры.

Она побежала дальше.

Добралась до лестницы, ведущей вниз в покои Адоная и к убегающему Скаеве. Трик с Эшлин уже спускались – Эш немного впереди. Но, перешагивая через тени, Мия все равно двигалась быстрее. Она уже слышала крики стражей ее отца, топот тяжелых ботинок по каменным ступенькам, панику в их голосах, подгонявших друг друга. Проходя мимо, Мия шлепнула Эш по заднице, обтянутой кожей, и шагнула мимо них с Триком

Мия дотянулась до самого медлительного из них и зарезала его за секунду, тьма схватила ближайшего стража и разорвала его пополам. Посмотрев вперед, она мельком увидела фиолетовую тогу среди них, и ее сердце забилось чаще. Остальные стражи повернулись – оставшиеся десять, – их клинки сверкали, глаза горели.

Мия шагнула между ними, прорезая их насквозь, ее черные тени двигались быстрее ртути. Но даже танцуя и выписывая алые поэмы в воздухе своим клинком из могильной кости, она поняла…

Она поняла…

«Что-то не так».

Мия его не чувствовала. Той знакомой тошноты. Бесконечного голода. Присутствия другого даркина, вызывающего мурашки по коже. Ее сердце ухнуло в пятки, когда она увидела, что фиолетовая тога накинута на плечи одного из стражей – очередной обман от мастера обманов, на который легко купиться в этой темени. Мия на секунду подумала, что Скаева может прятаться в тенях. Но даже если бы он и скрывался под плащом тьмы где-то неподалеку, она бы все равно его почувствовала – так же ясно, как страх, медленно закрадывающийся в ее желудок.

«Богиня, его тут НЕТ».

В ее груди набухало отчаяние, ярость от того, что ее провели. Осклабившись, девушка зарычала и принялась бить, уворачиваться, шагать, рубить его людей на кусочки, окропляя кровью пол и стены. Когда все закончилось, она замерла, ее грудь часто поднималась, пряди чернильно-черных волос прилипли к коже, с меча стекала кровь. Горящие глаза прищуренно изучали тьму.

Она шагнула дальше, исчезая и появляясь в извивающемся коридоре, в пульсирующем тепле, пока наконец не оказалась в покоях Адоная. Ворвавшись туда, Мия увидела, что вещатель сидит на коленях у своего кровавого бассейна, его запястья и щиколотки скованы толстыми цепями из черного железа. На стенах блестели багровые руны, тусклый свет падал на лужицы крови. Глаза Адоная были закрыты, его грудь медленно поднималась и опускалась, но когда Мия вошла, он поднял голову и сосредоточил на ней взгляд своих розоватых глаз.

– Здравствуй, маленький даркин.

– Скаева? – просипела она.

Вещатель недоуменно нахмурился. И медленно покачал головой.

«Дерьмо!»

Мог ли он прятаться во мраке, пока его стражи отвлекали ее этой веселой погоней? Умел ли исполнять трюки со тьмой? Вдруг он уже сбежал?

А вдруг вернулся обратно?

«О, Богиня…»

Мия посмотрела на коридор, из которого пришла.

Ее живот затопило ледяным страхом.

– Йоннен.

Йоннен нахмурился, когда его живот внезапно скрутило.

Он поднял взгляд на лестницу. Сперва на западные двери, где возвышался Мясник. Затем на восточные, где у перил стояла Наив с поднятым мечом в уверенных руках. Сердце Йоннена забилось быстрее. Вдруг он почувствовал этот странный, ненасытный голод. Чувство недостающего элемента внутри себя. Ищущего себе подобных.

– Мия? – с надеждой позвал он.

Наив обернулась на звук его голоса, вскинув бровь.

– Она вернулась?

– Я не…

В женщину врезалось что-то тяжелое, и она удивленно вскрикнула, падая в сторону. Не было видно ни намека на то, что ее ударило, но она рухнула спиной на перила и, ахнув, замахала руками в попытке восстановить равновесие. Что-то вновь ударило ее в грудь, отбрасывая обратно к балюстраде. Наив закряхтела, ее глаза широко распахнулись.

– Наив! – крикнул Йоннен.

Ее ударили третий раз – со всей силы и прямо в лицо. Из носа Наив потекла кровь, и, выгнувшись, царапая пальцами пустой воздух, женщина с воплем упала. Ее руки отчаянно замахали, ткань свалилась с испуганного лица, и она пролетела двенадцать метров вниз к конюшне, приземляясь на каменный пол с тошнотворным хрустом.

– Бездна и гребаная кровь, – выдохнул Мясник.

Эклипс зарычала и вздыбила загривок.

– …Мясник, берегись!..

Гладиат поднял меч и занял оборонительную позицию.

– Какого х…

В тусклом свете ярко сверкнул клинок. На шее Мясника появилась глубокая рана. Мужчина покачнулся, прижимая руку к шее, чтобы остановить кровь, и прищуренно посмотрел на смутный, грязноватый силуэт, стоящий на ступеньках перед ним. Гладиат кинулся вперед, невнятно бранясь, и быстро сделал выпад гладиусом. Йоннен услышал сдавленный крик, увидел, как тени задрожали, и на лестнице возник его отец. На предплечье императора появилась колотая рана, его фиолетовая тога исчезла, белую робу под ней усеяли кроваво-алые брызги.

Свернувшийся вокруг его шеи Уиспер бросился в лицо Мяснику. Мужчина инстинктивно отмахнулся и, отпрянув, рассек змее шею. Но демон был невесомым, как дым, и сталь не могла его ранить. Этот удар лишь отнял у него драгоценное время и силы.

Из горла Мясника послышались булькающие звуки, его руки и грудь промокли от крови. Он упал на колено, оскалив алые зубы. Йоннен увидел, как его отец отошел на пару ступенек и замахнулся окровавленным кинжалом. Живот мальчика скрутило, глаза наполнились слезами. Но гладиат с трудом поднялся на ноги.

– Б-беги, мальчик, – просипел Мясник.

Между Йонненом и его отцом встала Эклипс, низко рыча.

– …Йоннен, беги…

Мальчик попятился вниз по лестнице. Одна ступенька. Вторая. Мясник, пошатываясь, шагнул вперед и неуклюже замахнулся на императора. Но кровь вытекала из тела лиизианца ручьями, собираясь у ног, и вся его сила и навыки покидали его вместе с ней. Император с легкостью уклонился от удара, отступив назад, а Мясник покачнулся и упал.

– Мясник! – вскрикнул Йоннен со слезами на глазах.

– Як-комо… – прохрипел тот. – Б-б…

Эклипс оглянулась, оскалив клыки.

– …Беги!..

Демон перепрыгнул через тело Мясника и широко раззявил пасть. Уиспер зашипел и атаковал, впиваясь черными клыками в волчью шею. Тени спутались клубком и, рыча, шипя, покатились по ступенькам. Эклипс ревела и щелкала челюстями, Уиспер плевался и кусался, стены забрызгали черные капли, напоминавшие кровь. Йоннен отступил еще на шаг, едва не поскальзываясь в крови Мясника. По его щекам стекали слезы. Желудок затопило скользким и холодным страхом.

– Сын мой.

Спутники продолжали бороться, но мальчик замер на месте. Посмотрел на отца на лестнице над ним. Испачканного в крови. С золотым венком на лбу. Император всей республики. Высокий, гордый и сильный. Обладающий волей пойти на то, на что другие не осмелятся. Мясник лежал на камне перед ним, Наив распласталась на полу внизу – просто еще два мертвых тела.

– Отец…

Император Итреи подозвал его алой рукой.

– Подойди ко мне, сынок.

Йоннен посмотрел на их тени на стене. Тень отца тянулась к нему, ласково протягивая руки. Тень Йоннена тоже потянулась к отцу и заключила его в крепкие объятия.

Но мальчик не двигался. В его руке был зажат кинжал, который подарил ему Мясник. Он посмотрел на Эклипс и Уиспера, по-прежнему дерущихся на лестнице. Брызнула черная кровь, сверкнули клыки, раздалось шипение и рычание.

– Уиспер, прекрати! – потребовал мальчик.

– …Йоннен, беги!.. – рыкнула Эклипс.

Глаза императора прищурились. В животе мальчика поднялся ледяной страх и побежал по его венам. Его отец поднял вторую руку и сжал ее в кулак. Тени зашевелились, заостряясь пиками, и пронзили бок волчицы.

– Нет! – закричал мальчик.

Эклипс взвыла от боли, снова полилась теневая кровь. Скаева рассек воздух ладонью, и демон отлетел в стену. Уиспер накинулся на волчицу, вновь впиваясь острыми зубами ей в глотку. Вокруг Эклипс обвились черные щупальца, сдавливая ее, клыки вонзались в нее снова и снова.

– …Ты уже сожалеешь о своих оскорблениях, псина?..

– …Й-йоннен…

– …По-прежнему не боишься меня?..

– Отец, заставь его прекратить! – взмолился мальчик.

Он смотрел, как Экслипс слабеет, и его глаза обжигали слезы. Уиспер сжал ее еще сильнее, его клыки погружались все глубже. Эклипс заскулила от боли, мечась, перекатываясь, кусаясь.

«С кровью, которая течет в твоих жилах? Ты достаточно силен для нас обоих».

Йоннен поднял руки и согнул пальцы, как когти, призывая свой дар, чтобы сжать змея в невидимой хватке. Мальчик прижал Уиспера к стене, и тот начал извиваться и шипеть, его хвост хлестал во все стороны, из пасти мельком выглядывал язык.

– Люций! – рявкнул отец. – Отпусти его!

Йоннен застыл. Окаменел. Этот голос был знаком ему еще до того, как он научился говорить. В нем была властность, которой он повиновался еще до того, как научился ходить. Голос отца, которым он восхищался, которому стремился угодить, которым всю жизнь мечтал стать.

Сестра приняла его к себе. Показала ему мир. Эклипс месяцами жила в его тени. Сдерживала страх. Демон любил мальчика так же сильно, как однажды любил другого мальчика – такого же потерянного и напуганного.

– …Кассий… – проскулила волчица.

Но этот мужчина вырастил Йоннена. Он знал его годами, а не месяцами. Мужчина, которого мальчик боялся, любил и считал образцом для подражания. Солнце, озарявшее его небо.

– Люций, я сказал, отпусти его!

И хоть его сердце и разрывалось, хоть раскаленные слезы и обжигали его щеки, Йоннен посмотрел на Эклипс. На тень, которую знал почти так же хорошо, как свою. На спутника, который был с ним в шторм и бурю. На волчицу, которая любила его.

– Я… – шмыгнул мальчик, опустив взгляд на клинок в своей руке. – Я не…

– Люций Аттикус Скаева, я – твой отец! Не смей мне перечить!

Можете ненавидеть его за это, дорогие друзья. Можете считать слабым, дрянным малолеткой. Но Йоннен Корвере был просто девятилетним мальчишкой. И в его мире отец – это все равно что бог.

– Мне… ж-жаль, – выдохнул Йоннен.

И медленно,

очень медленно,

опустил руку.

Освободившись, Уиспер кинулся в атаку. Эклипс заскулила и упала, когда в ее бок глубоко вонзились черные клыки. Снова. И снова. Глаза Йоннена обожгли слезы, в ушах звучали далекие крики. Его голод начал разбухать. Уиспер вздохнул, обвиваясь вокруг тенистой волчицы, и сжал ее изо всех сил. И под исполненным ужаса взглядом мальчика Эклипс начала блекнуть.

Слабеть.

Бледнеть.

Истончаться.

– …Й-йоннен…

Волчица медленно угасала.

– …К-кассий…

Пока не остался только змей.

Достаточно темный для двоих.

– Люций.

По горлу мальчика поднимались всхлипы. Грудь наполнилась ужасом и скорбью, грозящими удушить его. Весь мир померк и расплылся от слез, когда он взглянул на протянутую руку отца. Испачканную кровью. Забрызганную черным.

– Пора возвращаться домой, сынок.

Его крошечные плечи поникли. Тяжесть произошедшего давила непосильной ношей. Он играл во взрослого, но на самом деле был всего лишь ребенком. Растерянным, уставшим и, без волчицы в своей тени, отчаянно напуганным. Уиспер прополз по полу и скользнул в тьму у его ног. Пожирая страх мальчика, как только что сожрал волчицу. Йоннен беззвучно уронил кинжал, который подарил ему Мясник.

– Император, – раздался голос.

Йоннен посмотрел на восточную лестницу. Сквозь слезы увидел высокую двеймерку, запыхавшуюся и вспотевшую. На ней была изумрудно-зеленая мантия, губы и глаза окрашены черным. На ее шее и запястьях блестело золото, но она сняла украшения и кинула их на пол конюшни.

– Шахид Паукогубица, – сказал его отец. – Вы живы.

– Вы кажетесь удивленным, император, – ответила женщина, снимая очередной браслет. – Если желаете покинуть это место, нам лучше путешествовать вместе.

– Красная Церковь меня подвела. Зачем, во имя вашей Черной Богини, мне брать вас с собой?

– Я подумывала взять вас с собой, – женщина мрачно улыбнулась. – И я ни в чем вас не подводила. Я поклялась отомстить Мие Корвере, и я это сделала. Так что, если вы в безопасности доставите нас к покоям вещателя, я расскажу вам сказку о том, как убила за вас вашу дочь.

Император прищурился. Наклонил голову. Мысленно взвесил все «за» и «против». Его паства ассасинов уничтожена, кровавое возмездие его дочери против Красной Церкви свершилось. И все же, пусть Духовенство и потерпело крах, император Итреи был не из тех, кто выбрасывал хороший молоток лишь потому, что тот погнул один гвоздь. Ему еще может пригодиться убийца из уцелевших последователей Наи.

И он едва заметно кивнул.

Двеймерка спустилась, снимая последнее украшение, и встала рядом с императором. Тени вокруг них помрачнели, но еще мрачнее был голос его отца:

– Подойди, сын мой.

Мальчик посмотрел ему в глаза. Такие же темные и бездонные, как у него.

Солнце, озарявшее его небо.

Олицетворение бога.

– Да, отец, – ответил Йоннен.

И медленно, бесстрашно взял отца за руку.

Адонай терпеливо ждал в тишине.

Стоять на коленях, когда у тебя цепи вокруг талии и щиколоток, было больно, так что вещатель сел у края своего кровавого бассейна. Ожидая, когда маленький даркин вернется и освободит его. Он чувствовал в воздухе запах свежей крови, которая обильно проливалась на верхних этажах – очевидно, атака юной Мии прошла удачно. Адонай закрыл глаза и медленно вдыхал и выдыхал, пытаясь сохранять спокойствие. По правде говоря, с тех пор, как Друзилла узнала о его предательстве, ему это плохо удавалось.

Когда Леди Клинков послала гонцов в его покои и сообщила, что заговор Элиуса с Меркурио раскрыт, он испытал легкую тревогу. Но когда его оповестили, что Мариэль схватили и будут держать в заточении, пока он не поможет убить Мию Корвере, Адонай пришел в ярость.

Гонцы Друзиллы утонули в бассейне. Следующих двоих, принесших на бархатной подушечке отрезанное ухо Мариэль, он разорвал на части кровавыми копьями. Лишь спустя перемену бессильного гнева вещатель осознал, что у него нет выбора, кроме как подчиниться. Друзилла держала в неволе единственного человека во всем мире, кого он по-настоящему любил. Обладала единственным оружием, которое могло его по-настоящему ранить.

Пока Мариэль находилась в их руках, Адонай был у их ног.

Поэтому он позволил сковать себя цепями. Пропустил в гору императора, как было приказано, и Клинков, которых Друзилла призвала на убийство Мии Корвере. Притворялся покорным и испуганным. Надеясь, что Леди Клинков окажется достаточно глупой и сама придет в его логово, чтобы позлорадствовать или спровоцировать его. Но нет.

Так что Адонай ждал. Внешне – идеальный образец спокойствия. Внутри – затягивающийся узел багровой ярости. Руки на коленях, ноги скрещены. И только рубиновая жидкость в бассейне выдавала его волнение. Мия прибежала в его покои, запыхавшаяся и окровавленная, но узнав, что отец обхитрил ее, тут же вернулась в гору. Помчалась в погоню по лабиринту коридоров, с товарищами, следующими по пятам, и увы, не нашла времени, чтобы освободить Адоная от цепей. Что было довольно невежливо, как он считал, но рано или поздно она все равно должна…

– Вещатель.

Адонай открыл глаза. Его живот затопила злоба.

– Император, – прошипел он.

Скаева вышел к нему из теней, его грудь часто вздымалась. Вокруг шеи свернулся тенистый змей, раненая рука была перевязана окровавленным куском ткани. Рядом с ним стоял побледневший от страха мальчик – предположительно, сын императора. И Паукогубица, на которой почему-то отсутствовало золото, обычно сверкавшее на шее и запястьях. Но Адоная куда больше беспокоила женщина, безвольно обмякшая в руках шахида.

«Сестра моя, сестра любимая…»

Мариэль напоили снотворным, ее веки смыкались, руки были связаны. Паукогубица прижимала к ее шее золотой ножик.

Адонай прищурил розоватые глаза. Кровь в бассейне забурлила, с поверхности, подобно змеям, поднялись длинные струйки, заостренные в копья, и поползли ближе к Скаеве, его отпрыску и шахиду истин. Но Паукогубица крепче обхватила Мариэль и прижала ножик сильнее к шее его сестры.

– Я бы не стала, вещатель.

– Твоя дщерь ищет тебя, Юлий, – сказал Адонай, глядя на Скаеву. – Наведывалась сюда не далее как несколько минут назад. Коль будешь ты и дальше дух переводить, уверен, она немедля явится обратно. Иль ты желаешь всю перемену играть с ней в прятки в темноте?

– Перемести нас, – приказал император, игнорируя едкий комментарий. – Обратно в Годсгрейв. Сейчас же.

– Семя твое выросло в цветок. Политый ненавистью, расцвел он пышным, алым. – Бледные губы вещателя изогнулись в улыбке. – Оттого я и не заводил дочерей.

– Довольно! – рявкнула Паукогубица. – Перемести нас в Годсгрейв.

Адонай перевел взгляд на женщину.

– Да ты, поди, за дурака меня считаешь, чтоб я отправил сестру мою, сестру любимую, с вами в Годсгрейв.

– Откажешь нам еще раз, и я сама отправлю Мариэль в могилу.

– Коли так, ты умрешь.

– Только после твоей любимой сестры, вещатель. Прямо на твоих глазах.

Адонай посмотрел на ножик, прижатый к шее Мариэль, и усмехнулся.

– Мнишь, клинок твой вдоволь острый, дабы кровь пролить в присутствии моем, паучок?

– У маленьких пауков самый опасный яд, Адонай, – ответила шахид.

Вещатель прищурился, отмечая, что лезвие, впивающееся в кожу его сестры, слегка обесцвечено. На кончике набухла крошечная, ярко-рубиновая капля крови.

– Мой яд уже ползет к ее сердцу. И только я знаю противоядие. Убьешь нас – убьешь и ее.

Шахид улыбнулась, ее черные губы приоткрылись, обнажая зубы. Она сделала свой ход, шах и мат, и Адонай это знал. Останься они в горе, дочь Скаевы нагнала бы императора с шахидом истин, и не важно, сколько раз они бегали бы туда-сюда, водя ее за нос в темноте. За этим неминуемо последует мучительная смерть. Им было нечего терять, а Паукогубица достаточно безжалостна и мстительна, чтобы убить Мариэль перед смертью просто назло Адонаю.

По правде говоря, ему всегда нравилась эта ее черта.

Поэтому, все еще не отрывая взгляда от сестры, вещатель махнул рукой в сторону бассейна и произнес голосом спокойным, как поверхность пруда:

– Входите и добро пожаловать.

– …Осторожно, Юлий… – прошипел тенистый змей.

Скаева твердо посмотрел на Адоная, предупреждая ледяным тоном:

– Только без фокусов, вещатель. Или, клянусь, твоя сестра умрет.

– Я тебе верю, император. Аль вы б уже были мертвы.

– Заходи в бассейн, Люций.

Мальчик, очевидно напуганный, посмотрел на кровь. Но, похоже, своего отца он боялся больше, и, присев у бассейна, скользнул в алую жидкость. Скаева последовал за ним и привлек сына к себе. Паукогубица отшвырнула отравленный клинок за дверь – ничто, не знавшее прикосновения жизни, не могло путешествовать по Тропе, а ущерб и так был нанесен. Шахид истин ступила в кровь, держа на руках спящую Мариэль.

– Коль доселе у меня не было причин стремиться к вашей гибели, ныне ее я получил, – сказал Адонай, сердито глядя на них обоих. – Истинно и верно.

– Хватит болтать, кретин, – огрызнулся Скаева. – Делай, что говорят!

Адонай с радостью утопил бы его. Захлестнул бы в бурлящем алом потоке. Но рядом с императором стоял его сын, и если Мия еще сможет закрыть глаза на то, что Адонай убил Скаеву, лишив ее возмездия, то она определенно не простит, если заодно он утопит ее брата.

Вещатель перевел взгляд на сестру.

– Мариэль?

Та зашевелилась, но не ответила.

– Я обязательно приду за тобой, – поклялся он.

Паукогубица крепче стиснула ее в руках и исподлобья посмотрела на Адоная.

– Мой яд действует быстро, вещатель.

Наконец глаза Адоная закатились, и он прошептал слова себе под нос. В комнате потеплело, в воздухе смешался запах меди и железа. Мальчик ахнул, когда кровь завихрилась, выплескиваясь за края бассейна, все быстрее и быстрее, и шепот вещателя обратился в ласковую, исполненную мольбы песней, губы расплылись в восторженной улыбке, кончики пальцев закололо от магики.

В последний момент он открыл свои рубиновые глаза. И посмотрел на Скаеву.

– За это я заставлю тебя страдать, Юлий.

И с гулким всплеском они исчезли в потоке.