Оказывается, быть королевой пиратов совсем не так весело, как Мия себе представляла.

Возможно, она прочла слишком много безвкусных бульварных романов в детстве, сидя в своей комнатке над «Сувенирами Меркурио», но в те тридцать или сорок секунд, что она обдумывала эту роль перед убийством Эйнара Вальдира, Мия полагала, что работа королевы пиратов будет включать в себя немало… ну, пиратства. Авантюры, полногрудые девицы и раскачивание на люстре с ножом в зубах. Но ко второй перемене своего правления королева Мия Корвере пришла к неутешительному выводу.

– Мне скучно до усрачки, – вздохнула она.

– А я тебя предупреждал, – ответил Ульф Сигурссон. – Вальдир чуть с катушек из-за этого не слетел.

– Ульф, Вальдир носил плащ из человеческих лиц, – Мия закинула ноги на стол. – Не думаю, что слово «чуть» уместно в данном случае.

– Кстати об этом, – старший помощник поглядел на нее, – хочешь, я найду тебе что-нибудь более подходящее?

Мия посмотрела на свое отражение в окне. Она смыла кровь Вальдира с кожи и волос, но оставила плащ бывшего монарха, который висел на ее хрупких плечах, как покрывало. Ее бедра облегала черная кожа, на ногах были сапоги из волчьей шкуры, меч из могильной кости постоянно был под рукой. Она искупалась в ванной, расчесала свои длинные черные волосы и подстригла челку в острую, как бритва, линию. Рабское клеймо на правой щеке и суровый шрам, загибающийся на левой, придавали ее бледному лицу выражение мрачной решимости. Взгляд черных, как сурьма, глаз был твердым, как железо. Она не выглядела как королева, которую полюбят поданные.

Но она выглядела как королева, которую поданные будут бояться.

– Нет, мне и так нормально, – ответила она Ульфу. – Люблю действовать людям на нервы.

– Может, хоть на сорочку согласишься? Когда ты двигаешься, то частенько показываешь свои…

– Нет, – отрезала Мия, подкуривая сигариллу. – Мои сиськи тоже действуют людям на нервы.

– Как скажешь, – ее старший помощник шмыгнул. – Признаться, я и сам никогда не видел в них особой привлекательности.

Они сидели на верхнем ярусе высокой башни из известняка возле Зала Мерзавцев. Витражные окна выходили на Море Сожалений, широкий, грязный от золы камин, наполненный бревнами из красного дуба, весело горел и наполнял кабинет ароматным теплом. Пол был укрыт волчьими шкурами, стены – картами морей, длинный дубовый стол – пергаментами, свитками и письмами. Поскольку через несколько перемен Мия отречется от своего нового титула, она не потрудилась с ними ознакомиться, но судя по всему, должность короля Мерзавцев включала себя куда больше бумажной волокиты, чем ожидалось.

Мия посмотрела на своего старшего помощника в черной коже и волчьей шкуре. Его лицо выражало что-то среднее между настороженностью и высокомерием.

– Как там поживают мои верные поданные? – поинтересовалась она, выдыхая дым.

– Ну, «Обелиск» и «Коричная девица» готовят против тебя восстание, – вздохнул Ульф. – Хотя Марчелла и Квинт так ненавидят друг друга, что эта коалиция вряд ли долго продержится. «Голиаф», «Империй» и «Могильщик» тоже высказались против тебя чуть еще в Зале Мерзавцев, но они мелкая рыбешка. Команды покрупнее ждут, пока ты проявишь себя. Вальдир пугал их до усрачки. Так что звание сучки, которая отсекла ему голову, придает тебе определенный… авторитет.

– А вульфгарды? – спросила Мия, затянувшись. – Как дела у моей команды?

– Пока что они следуют моим приказам. А я – следую твоим. Хотя уверен, что ты знаешь это не хуже меня. – Сигурссон почесал свою светлую заплетенную бороду. – Или ты думала, что я не замечу?

Мия вскинула бровь.

– Не заметишь?

– Мою тень, ваше величество, – мужчина опустил взгляд на свои сапоги. – В последнее время она кажется немного темнее. За годы странствий я слышал много мифов о даркинах. Рад видеть, что не все они оказались дерьмом собачьим.

Мия откинулась на спинку кресла и улыбнулась.

– А он смышленый, Эклипс.

– …Да… – раздался ответ из тени Сигурссона. – …Мне в нем это нравится…

– Мне тоже, – она внимательно посмотрела на мужественного ваанианца. – Ты мне нравишься, Ульф.

– Хотел бы я ответить взаимностью, ваше величество, – нахмурился он.

– Ну, потерпи еще несколько перемен, и сможешь избавиться от меня навсегда. – Мия улыбнулась шире и выдохнула дым в воздух между ними. – Но если задумаешь избавиться от меня раньше, я с радостью подтвержу тебе еще пару мифов о даркинах.

Дабы продемонстрировать, она

и посмотрела на волны, облизывающие берег и врезающиеся в скалы под крики чаек, которые кружили в светло-сером небе. Подняв сигариллу к губам, Мия глубоко вдохнула и позволила теням в комнате ожить, и они, извиваясь, потянулись к ней – ласково, как давние возлюбленные.

– Можешь идти, – не глядя, сказала она старшему помощнику. – Я дам Эклипс знать, если ты мне понадобишься. Скажи капитанам «Обелиска» и «Коричной девицы», что планируешь убить меня в море, если считаешь, что это их успокоит. Если нет, я придумаю другой способ заставить их замолчать. Но, боюсь, уже навсегда.

Сигурссон повернулся к ней лицом, его зеленые глаза блеснули в полумраке.

– Да, ваше величество.

– Синь над головой и под ногами.

Ульф сдержанно поклонился и вышел из комнаты. Эклипс бесшумно последовала за ним. Мия осталась стоять у окна, прижавшись лбом к стеклу и глядя на море. Думая о губах Эшлин. О глазах Йоннена. О хмурых бровях Меркурио. Чувствуя, словно кровоточащую рану в груди, дыру в форме кота.

«Интересно, где он? В порядке ли? Богиня, как же я скучаю».

– Мне холодно, – вздохнула она.

– ТЫ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ МОЖЕШЬ ОДЕТЬСЯ, – ответил Трик.

Мия обернулась к бледному двеймерцу, тихо стоявшему у камина, и улыбнулась.

– Но это испортит мой образ Кровожадной Сучки. – Мия скривилась и поправила на себе плащ. – Однако ты прав. Эта старая кожа царапает мои донны, как наждачка.

Губы юноши изогнулись в слабой улыбке, и он посмотрел на дверь, через которую вышел Сигурссон.

– ТЫ ЕМУ ДОВЕРЯЕШЬ?

– Не так, как хотелось бы. Но Эклипс присматривает за ним. И он держит вульфгардов на коротком поводке. Ему просто нужно сохранять порядок несколько перемен, а затем он получит бесплатно корабль и трон. Думаю, мы можем рассчитывать на его жадность. Или хотя бы на страх.

– ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ИНОГДА НЕМНОГО ПУГАЕШЬ, БЛЕДНАЯ ДОЧЬ, – сказал Трик, вспоминая их старую шутку. – НО БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ВРЕМЕНИ ТЫ ПРОСТО ВСЕЛЯЕШЬ УЖАС.

Улыбка сошла с его лица.

– ПРОСТИ. ЗНАЮ, ТЫ НЕ ЛЮБИШЬ, КОГДА Я ТАК ТЕБЯ НАЗЫВАЮ.

Мия повернулась к нему и прислонилась к подоконнику, заведя руки за спину.

– В том то и дело, что люблю, – тихо призналась она. – Поэтому мне так больно это слышать.

Трик молча смотрел на нее. Его новая мрачная красота обрамлялась теплым сиянием огня. Он был все еще бледен, его кожа – гладкой и твердой, но поскольку до истинотьмы оставались считаные недели, он уже не выглядел как статуя, высеченная из алебастра. Мие показалось, что она видела пульс на его шее, под изгибом челюсти, над намеком на мускулы в вырезе рубашки…

Она отвернулась и закусила губу.

– Я тут подумала…

– БЫВАЕТ ЖЕ.

Они улыбнулись друг другу, и Мия заправила прядь за ухо.

– Когда мы доберемся до горы, очевидно, что спасти Меркурио – наша главная цель. Но Клинки, напавшие на нас в башне, не последние ассасины в арсенале Красной Церкви. Они так и будут гнаться за нами, пока мы не отрубим змее голову.

Трик отвернулся от огня, чтобы взглянуть на нее.

– ДРУЗИЛЛА.

Мия кивнула.

– Да. И Духовенство.

– ИЗБАВЬСЯ ОТ ПАСТУХА, И ОВЦЫ САМИ РАЗБЕГУТСЯ.

– Нет. Избавься от пастуха, и овцы последуют за тобой.

Трик прищурился.

– В СМЫСЛЕ?

– В смысле я думала об этом с тех пор, как накинула на свои плечи этот омерзительный гребаный плащ. Люди следуют за лидером, которому хватает решимости их вести. Прямо как сказал мой отец. «Дабы заполучить истинное могущество, нужна только воля пойти на то, на что другие не осмелятся». – Мия щедро затянулась сигариллой и выдохнула, словно пламя, серый дым. – Так что я хочу не просто убить Леди Клинков. Я хочу стать Леди Клинков.

– ТЕБЕ УГОТОВАНА БОЛЕЕ ВЕЛИКАЯ СУДЬБА, МИЯ.

– Ты уже говорил. Но вряд ли я ее исполню, если какой-то урод перережет мне глотку во сне. Если я убью Друзиллу и Духовенство, ни один Клинок не рискнет бороться со мной за титул. Церковь перестанет вести охоту, если я начну диктовать, кто ее следующая жертва. Все как сказала Эшлин. «Никто не сохранит то, за что отказывается бороться». А я буду бороться.

– ЭШЛИН.

Ее имя ножом разрезало воздух и вонзилось, подрагивая, в половицы между ними.

– Тебе придется привыкнуть к ней, Трик.

– НЕ МОГУ НЕ ЗАМЕТИТЬ, ЧТО ТЫ ОТПРАВИЛА ЕЕ С ОСТАЛЬНЫМИ. А Я ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ.

– Не пытайся найти в этом скрытый смысл. Теперь мы с ней вместе.

Он обвел рукой комнату.

– НО ОНА НЕ С ТОБОЙ, НЕ ТАК ЛИ?

– Ты знаешь, что я имела в виду.

– НЕТ, МИЯ, НЕ ЗНАЮ. ТЫ ТАК И НЕ ОТВЕТИЛА МНЕ НА ВОПРОС, ЛЮБИШЬ ЛИ ТЫ ЕЕ.

– Потому что это не твое дело.

Тогда она увидела вспышку ярости в его бездонных глазах. Его челюсти пошли желваками, черные руки, некогда изучавшие ее тело, сжались в кулаки. Сверхъестественная скорость и сила, подаренные Матерью, были отпечатаны в каждой прямой линии и прекрасных изгибах его тела. Но мало-помалу его гнев иссяк и напряженность ослабла. Трик с трудом сглотнул и повернулся к камину, опираясь на него руками. Юноша опустил голову, глядя на пламя, и его дреды упали на лицо.

– …КАК ТЫ МОЖЕШЬ ТАК ГОВОРИТЬ?

Мия наблюдала за ним и прислушивалась к треску дров, песне моря снаружи, к болезненным ударам своего сердца о ребра.

– ТЫ ХОТЬ ИНОГДА ДУМАЕШЬ О НАС, МИЯ?

– Конечно.

– Я ИМЕЮ В ВИДУ О НАС. О ВРЕМЕНИ, ПРОВЕДЕННОМ… ВМЕСТЕ.

– Да, – призналась она, и ее пульс участился.

– ТЫ КОГДА-НИБУДЬ ПРЕДСТАВЛЯЛА, ЧТО МОГЛО БЫ БЫТЬ?

– Разве не ты сказал мне, что я должна позволить прошлому умереть?

– РАЗВЕ НЕ ТЫ СКАЗАЛА МНЕ, ЧТО ПОРОЙ ПРОШЛОЕ НЕ УМИРАЕТ?

– Да. Порой его нужно убить.

– КАК ОНА УБИЛА МЕНЯ.

Мия глубоко вдохнула. Оттолкнулась от подоконника и медленно прошлась по волчьим шкурам, устилавшим пол. Она встала рядом с Триком у камина и, заведя руки за спину, настороженно посмотрела на огонь, который тянулся к ней жадными когтями.

– ОНА УБИЛА МЕНЯ, МИЯ. ЛИШИЛА ВСЕГО, ЧТО У МЕНЯ БЫЛО.

– Я знаю. И мне жаль.

– КАК ТЫ МОГЛА БЫТЬ С НЕЙ ПОСЛЕ ЭТОГО?

Мия всмотрелась в пламя. Ее загривок вздыбился, норов давал о себе знать – ей не нравились допросы о том, с кем и почему она спала. Это ее решения. Эти решения, в отличие от многих других, она приняла по своей воле. Но Трик тоже однажды делил с ней постель – и, по правде говоря, был первым, с кем это имело значение. Учитывая обстоятельства, она понимала, что просьба объясниться – не самое возмутительное требование, которое он мог предъявить. По крайней мере, он подождал, пока они останутся наедине.

– Эш напоминает мне меня, – заявила Мия. – Она берет все, что пожелает. Ни перед кем не отчитывается. Она свирепая, бесстрашная и охренительно красивая. А в нашем мире все это – редкость. – Она провела рукой по волосам и вздохнула. – Я понимаю, что это несколько самовлюбленно. Хотеть переспать с самой собой. Но дело не только в этом. Эш перечит мне. Давит на меня. Она хватает мир за глотку и душит. Но когда мы одни, она также напоминает мне обо всем хорошем. Она нежная, милая и моя полная противоположность.

Мия поднесла к губам сигариллу и затянулась.

– Когда мы впервые… в смысле друг с другом… мы с Эш обе ходили по лезвию ножа. Любая перемена могла стать последней. Я много думала о своей жизни, о том, куда меня занесло, и поняла, что никогда не имела права голоса. Мне хотелось чего-то, что будет только моим. Моим выбором, – Мия пожала плечами. – И я выбрала ее.

– НО ТЫ НЕ ЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ? ДАЖЕ СЕЙЧАС?

– Нет, – она покачала головой. – Думаю, мне нужен кто-то, как Эш. С ней… я увидела, что в жизни есть место чему-то еще, помимо крови. Если я так захочу. Но иногда об этом легко забыть. – Мия глубоко затянулась и почувствовала приятное тепло в груди. – Такое впечатление, будто у меня две стороны. Две половинки единого целого. Одна – сплошная… тьма. Ярость. Она ненавидит весь мир. Все, чего она хочет, это разрушить его и смеяться, пока он горит. Но есть и другая я, которая считает, что в этом мире есть за что бороться. И, возможно, что-то, ради чего стоит жить дальше.

Мия всмотрелась в пламя – в пламя впереди и позади.

– Во мне воюют две половинки. И победит та, которой я помогу.

Мия еще долго смотрела на камин. Как язычки пламени поглощали все вокруг, оставляя только дым и пепел. Гадая, не так ли живет она сама. И не будет ли это единственным, что останется, когда все закончится.

Мия повернулась к Трику и встретилась с ним взглядом.

– Почему ты так смотришь на меня? Скажи что-нибудь!

– ЧТО МНЕ СКАЗАТЬ? ЧТО Я ПОНИМАЮ? ЧТО Я ПРИНИМАЮ ПОРАЖЕНИЕ?

Юноша покачал головой, всматриваясь в ее глаза.

– ТЫ ГОВОРИШЬ, НЕЛЬЗЯ СОХРАНИТЬ ТО, ЗА ЧТО НЕ БОРЕШЬСЯ? РАДИ ТЕБЯ Я ОКУНУЛ РУКИ ВО ТЬМУ МЕЖДУ ЗВЕЗД, МИЯ. Я ОТВЕРНУЛСЯ ОТ СВЕТА И ТЕПЛА И ПРОЛОЖИЛ СЕБЕ ПУТЬ ИЗ БЕЗДНЫ. И СДЕЛАЛ ЭТО НЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЛЮБЕЗНО ОТОЙТИ В СТОРОНУ И НАБЛЮДАТЬ, КАК ДЕВУШКА, КОТОРАЯ УБИЛА МЕНЯ, ЗАБИРАЕТ ДЕВУШКУ, КОТОРУЮ Я ЛЮБЛЮ.

– Ну, у тебя нет выбора.

– НЕУЖЕЛИ?

Он повернулся к ней, и Мия ощутила его желание. Высеченное в линиях его губ. Тлеющее в его взгляде. Медленно, как века, и длительно, как годы, Трик поднял руку к ее лицу. Мия напряглась, но не отпрянула, ее челюсти сжались от прикосновения его пальца к шраму на ее щеке. Трик впитал в себя жар очага, что лишь усилило румянец жизни на его коже, его ласки были теплыми, как камин. В животе Мии вспорхнули бабочки, губы приоткрылись, дыхание ускорилось.

– Не надо… – предупредила она.

– ПОЧЕМУ? – прошептал Трик.

– Потому что я так сказала.

– ОДНАКО ТЫ НЕ ОТВОРАЧИВАЕШЬСЯ.

– Никогда не отводи взгляд, Трик.

– СКАЖИ, ЧТО НЕ ЛЮБИЛА МЕНЯ, МИЯ.

Его ладонь спустилась ближе к губам, и хоть она понимала, что должна немедленно это прекратить, каждый сантиметр ее кожи будто воспламенялся от его касаний.

– СКАЖИ, ЧТО БОЛЬШЕ НЕ ЛЮБИШЬ МЕНЯ.

Трик шагнул ближе и поднял вторую руку к ее лицу. Вблизи Мия ощущала пламя внутри него, этот темный не-огонь, горящий в его сердце. И как бы это ни было странно, как бы ни было неправильно, ее манило к нему. Притягивало словно магнитом. Будто она тонула в нем. В могуществе богини – Темной Матери, которая породила осколок бога внутри нее: безграничной, как небеса, глубокой, как океан, и черной, черной, как сердце, грохочущее в ее груди. Мия думала, что его черные глаза опустели, но в такой близости, в этой опасной, чудесной близости, она увидела, что они полнятся крошечными огоньками света, будто звездами, усеивавшими занавес ночи.

«Как красиво».

– РАДИ ТЕБЯ Я ОТВЕРГ САМУ СМЕРТЬ, – выдохнул Трик, наклоняясь еще ближе. – НО, ЧТОБЫ БЫТЬ С ТОБОЙ, Я БЫ УМЕР СНОВА. УБИВАЛ БЫ. СОРВАЛ БЫ ЗВЕЗДЫ С НЕБЕС И СМАСТЕРИЛ ТЕБЕ КОРОНУ. ТЫ – МОЕ СЕРДЦЕ. МОЯ КОРОЛЕВА. Я СДЕЛАЮ ВСЕ – ВСЕ, ЧТО УГОДНО, – ТОЛЬКО ПОПРОСИ, МИЯ.

Он взял плащ и начал медленно, сантиметр за сантиметром, стягивать его с ее оголенных плеч.

– ПОПРОСИ МЕНЯ ОСТАНОВИТЬСЯ.

Она не могла. Богиня, она не могла позволить этому случиться. На задворках сознания вспыхивали мысли об Эшлин, но в ее груди, между бедер, горел более мрачный огонь. Мия не знала, было ли дело в их темной связи, в его новой неземной красоте или просто в тоске по возлюбленному, который, как она думала, был навеки утерян, а теперь стоял перед ней, словно его изваяла сама Ночь. Но, глядя в глаза Трика, на мягкий изгиб приоткрытых губ, она осознала, что хочет его.

Да поможет ей Богиня, но она хочет его…

Плащ скользнул на пол.

– ПОПРОСИ МЕНЯ ОСТАНОВИТЬСЯ.

Но Мия этого не сделала. Не произнесла ни слова. И Трик поцеловал ее, заключая в свои крепкие объятия, и она забыла, как дышать. Ее ладони задвигались по собственной воле, поглаживая его гладкие и твердые руки, плечи. Трик оторвал ее от пола, и Мия обхватила его ногами за талию, скрестив щиколотки на пояснице. Они были так поглощены поцелуем, что могли в нем утонуть. При соприкосновении их языков по спине Мии прошла волна дрожи, от тепла камина и темного пламени внутри Трика на ее коже выступили мурашки. Его губы были такими же мягкими, как раньше, тело – таким же теплым. На вкус он был как дым, и от него пахло горящими осенними листьями. Трик оторвался от ее губ, чтобы прочертить пламенную дорожку из поцелуев от ее щеки к шее, и Мия вздохнула.

«Я не могу…»

Трик спустился ниже, к ключицам, его губы одновременно источали лед и пламя. Когда он достиг груди и прильнул к ее затвердевшему соску, подразнивая его языком, кожа Мии словно воспламенилась, темный огонь в ее груди и между ног загорелся еще ярче. Мия вздохнула и запрокинула голову, запуская пальцы в темные дреды и напористо прижимая Трика ближе. Затем почувствовала, как он легонько укусил ее, да, да, ее голова закружилась, дыхание участилось, в животе запорхали бабочки.

«О Богиня… Этого нельзя допустить».

Трик опустился на волчьи шкуры и без усилий потянул Мию к себе, по-прежнему обхватывающую его ногами. Камин рядом с ними засиял ярче. Мия, уже полуголая, оказалась сверху, ее язык скользнул ему в рот, его руки схватили ее за талию. Богиня, как же она хотела облизать его. Трахнуть его. Чувствуя под руками пульс Трика, она заерзала на невозможной твердости у него в паху и провела пальцами по ямкам и впадинкам мышц на его груди, спускаясь к животу. Они одновременно застонали, бедра Мии задвигались по собственной воле, сгорая от желая ощутить его, преодолеть эту незначительную преграду между ними. Похоть внутри нее жаждала тьмы внутри него. Истинотемный голод, порожденный беспросветной чернотой – такой бескрайней и пустой, что Мия гадала, сможет ли он когда-нибудь ее по-настоящему заполнить. Но, Богиня…

О, милосердная Богиня, как же ей хотелось, чтобы он хотя бы попробовал.

Мия терялась в нем. В ощущениях, вкусах, знакомых контурах, вырезанных заново Матерью Ночью. Она захлебывалась желанием, изнывала от его касаний, хотела забыться и вспомнить и хоть на крошечную секунду просто насладиться моментом, потеряться внутри него, с ним внутри нее.

Потеряться…

Она услышала эти слова в своей голове.

Вспомнила взгляд в глазах девушки.

Ее девушки.

«Во мне воюют две половинки».

Его руки на ее теле, его губы на ее коже.

«И победит та, которой я помогу».

– Нет, – прошептала Мия.

Трик сел, его пальцы гладили ей спину, губы ласкали грудь, чернильные руки схватили за бедра, помогая ей двигаться…

– Трик, остановись, – прошептала она. – Мы должны это прекратить.

Он взглянул ей в глаза, в его собственных горела похоть. Отстраниться от него было все равно что разорвать себя надвое. Ее желание было настолько реальным, что приносило физическую боль. Пылало огнем в ее венах. В комнате становилось все жарче.

– МИЯ…

Внезапно Мия увидела вспышку ослепительного света в очаге. Почувствовала свирепый, обжигающий жар. Ахнула, когда язычок пламени хлестнул из камина и ударил ее по коже и шкуре, на которой они лежали. Выругавшись, Мия перекатилась, а огонь начал поедать шкуру и быстро распространяться.

Пламя было голодным, яростным, горело со сверхъестественной силой и ползло по мехам прямо к Мие. Трик вскочил на ноги, перевернул шкуру и принялся топтать ее, пытаясь затушить огонь. Мия с криком побежала к столу и схватила графин с водой. Трик наконец пнул шкуру в камин, где та свернулась и обуглилась. Снова выругавшись, Мия вылила воду на тлеющие половицы. И хоть он шипел, плевался и боролся, последние искры утонули в потоке.

Комнату заполнил черный дым и внезапная тишина. С колотящимся сердцем, Мия осмотрела свою обнаженную кожу и волосы в поисках ожогов. Страх стремительно заменил похоть, которая так ярко горела в ней еще пару секунд назад…

– ТЫ В ПОРЯДКЕ? – спросил Трик с беспокойством в глазах, протягивая к ней руку.

– Да, – Мия попятилась. – Просто слегка подпалилась.

– МИЯ, Я…

Ей вдруг стало холодно. Мия осознала, что стоит полуголая. Сквозь вожделение пробилась морозная и кристальная ясность. Наклонившись, она подняла свой плащ и накинула его на плечи. Обернулась им поплотнее, чтобы согреться. Ее пульс громыхал, ноги подкашивались.

– Думаю, тебе лучше уйти.

– МИЯ, СКАЖИ, ЧТО НЕ ЛЮБИШЬ МЕНЯ, – попросил он, подходя ближе.

– Трик, не надо…

– СКАЖИ, ЧТО НЕ ХОЧЕШЬ МЕНЯ.

– Не могу! – рявкнула Мия, отходя дальше. – Потому что это не так! Но в этом мало правильного и слишком много неправильного. – Она покачала головой, с удивлением почувствовав жжение слез в глазах. – Прости. Прости, что все так обернулось. Мне жаль, что мы не всегда получаем желаемое. Ведь я хочу тебя, Трик. Да поможет мне Богиня, но это правда. Но правда еще и в том, что, как бы я тебя ни хотела, ее я хочу больше.

Трик сделал еще один шаг в ее сторону, а она – еще один от него. Он протянул к ней руки, и, взглянув в его глаза, Мия увидела в них агонию. Увидела, как несправедлива и охренительно жестока вся эта история. Ей хотелось кричать. Проклинать всех богов. Проклинать жизнь и судьбу, которая подвела ее к этому моменту, к этому ужасному выбору. Но что бы она ни сделала, что бы ни выбрала, в любом случае один из дорогих ей людей пострадает.

«Я гребаный яд, разве вы не видите? Гребаная опухоль!»

Всегда кто-то страдает.

– Прости, – повторила она. – Но мы не можем этого допустить. Я не могу. Она слишком важна для меня.

– …ЗНАЧИТ, ТЫ ВСЕ-ТАКИ ЕЕ ЛЮБИШЬ, – прошептал Трик.

– Думаю…

Мия встретилась с его взглядом, на ее глаза навернулись слезы.

– Думаю, да.

Его руки опустились. Взгляд уткнулся в пол. Плечи поникли, ноги задрожали. Мия почти видела, как разбивается его сердце. Рассекается надвое. И нож – в ее гребаной руке. Трик зажмурился, сцепил челюсти и покачал головой. Но на его ресницах все равно набухла предательская слеза – черная, как ночь. Она упала на его щеку и покатилась по ямочке к подбородку. Мия тоже заплакала и шагнула вперед, тихо бормоча слова сожаления. Желая все исправить, забрать его боль, каким-то образом исправить все.

– Не плачь, – сказала она, гладя его по щеке. – Пожалуйста, не плачь.

Трик отшатнулся от ее руки, словно та обожгла его. Затем развернулся и молча ушел. Без истерик, топанья ногами и захлопывания двери за собой. И это было хуже, чем если бы он пришел в ярость. Но он ушел спокойно и тихо, как тьма. Вопрос, как это отразится на их отношениях, остался без ответа.

Мия слышала, как пламя в камине смеется над ней.

Она посмотрела на свои пальцы, смахнувшие его слезу.

Черную, как его глаза.

Черную, как ночь.

Черную, как сердце в ее гребаной груди.

Мия осела на пол перед ненавистным огнем. Наблюдала, как его языки поглощают все вокруг, оставляя только дым и пепел.

Гадая, не так ли живет она сама.

И не будет ли это единственным, что останется, когда все закончится.